Отправлено: 23.01.07 12:53. Заголовок: ЗВ: "Мертвецы". Палпатин/Оби-Ван, NC-17, ангст/ромэнс, AU, мпрег. Закончен - 26.02.

Автор: Сехмет (cexmet@inbox.ru)
Название: Мертвецы
Фэндом: Звездные войны
Пейринг: Палпатин/Оби-Ван при участии прочих
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст/ромэнс
Предупреждения: наглые AU и ООС на уровне канононаплевательства; мпрег, смерть персонажей, что-то вроде групповушки и некрофилии, а также мистика и психозы. Фэнонщина через два слова на третье, постмодернизм, влияние джиало, вялая попытка стилизации, предсказуемый сюжет. Хэппи-энд. Да, и курящий Оби-Ван, кстати. Вы еще здесь?
Дисклеймер: все принадлежит Лукасу, Стоверу, Павичу, Шьямалану, Томасу и многим-многим другим. Я просто бедный кролик.

 Отправлено: 03.02.07 10:01. Заголовок: Re:

Сехмет пишет:

цитата:

Во-первых, фэндом. Во-вторых, пейринг. В-третьих, мпрег.

1.Хорошему фику фэндом не помеха.
2.См п.1.
3.Насчет этого я уже высказывалась...

 Отправлено: 03.02.07 12:07. Заголовок: Re:

Ну, тут еще дело в том, что я не то, чтобы очень расчитывала на поклонниц "Звездных войн" и Оби-Вана, но...
Я, конечно, бесконечно рада, у меня на этом форуме читателей больше, чем на каком-либо другом (там по одному, тут два), но, на самом деле, почти без отзывов сидеть грустно.

 Отправлено: 04.02.07 23:18. Заголовок: Re:

Сехмет пишет:

цитата:

(там по одному, тут два

И меня посчитай!Пятый нефлаффный мпрег в жизни (пардон,в сети) вижу!Не тормози,выкладывай!

 Отправлено: 04.02.07 23:22. Заголовок: Re:

jully, о, тогда я просто сверхпопулярна.
Как оклемаюсь после аврала, тут же выложу продолжение.

А флаффный мпрег сама недолюбливаю. Серьезное и опасное ж дело, чему тут умиляться?

 Отправлено: 05.02.07 11:24. Заголовок: Re:

флафф - скучно до зевоты...
ЗВ - любовь половины жизни ...
Кеноби в исполнении Эвана - болезненная любовь...
Канцлер - гениальный злодей...
Обновить уже пора!!!!

 Отправлено: 05.02.07 18:58. Заголовок: Re:

Реальность – как удар в челюсть, как оскорбление, выкрикнутое в лицо: театральна и ожидаема одновременно. Это почти до слез обидно.
Палпатин быстро – и почти целомудренно – целует Оби-Вана чуть выше мошонки, и встает с кровати, облизывая губы: его язык темный, и липкий – даже на вид.
– Ты многовато куришь. Мне бы не хотелось, чтобы с нашим ребенком что-нибудь было не так из-за этого.
– Я ведь джедай, – рассеяно отвечает Кеноби, – я в состоянии защитить своего будущего сына от последствий дурных привычек.
Только случившимся он не испуган, а пристыжен, но не видит ничего неестественного в этой галлюцинации: она – часть прошлого, или возможного прошлого, которая явилась ему, как прежде будущее. И с этим своим прошлым он повел себя грубо и непристойно.
Не то, чтобы это что-то меняло – всего лишь еще один повод себя не любить.

– Все-таки не останешься? – это почти не вопрос. Канцлер садится на подушку, возле головы любовника. – Мне не нравится, что ты все время уходишь в свой храм. Ты ведь можешь…
– Кос, – он точно давится этим именем, как и всякий раз, когда его произносит, – я магистр. У меня есть определенные обязанности – сейчас ведь война.
– Ты все равно не покидаешь Корусканта. Какая совету разница, где ты будешь спать?
– Для них это дело принципа, – джедай резко обрывает фразу, и замолкает, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. – Но сегодня я могу сделать исключение. Если ты, конечно, дашь мне спокойно полежать – я, кажется, немного устал.
Палпатин кивает, и одаривает Оби-Вана грубоватой, почти уничижительной лаской – треплет за щеку, довольно болезненно защемив указательным и средним пальцами кожу чуть ниже родинки. Это оскорбительно, неуместно, фамильярно, но Кеноби, преступив собственные убеждения, льнет к руке канцлера, трется головой о его бедро, хватает зубами жесткий шнур, стягивающий перчатку на запястье.
Он играет в жажду любви – убедительно, не без искренности.

– А говорил, что устал.
– Ошибся, – джедай отпускает повлажневший от слюны шнур. – Сними ее, пожалуйста.
Зеленый комок ткани, чуть поблескивающий серебристыми нитями смятого рисунка, падает на пол, и голые пальцы скользят по бороде, перебирая седые и золотисто-рыжие волоски.
– Мне кажется, или ты сегодня, – твердая подушечка разглаживает ус, – не полностью причесался?
– Я потерял свой гребешок, дня три назад, – это почти не ложь.
В ответ – невнятное бормотание. По-видимому, разговор окончен.
Ногти Палпатина трутся о передние зубы Оби-Вана, точно проверяя их остроту; эмаль поблескивает почти что соблазнительно, она лишь чуть-чуть желтовата, как будто и нет пачки – плюс-минус три сигареты – в день. А глубже – твердое ребристое небо, на ощупь – почти восковое. Язык – чересчур мягкий, но шершавый, не интересный, и канцлер переключает внимание на нижнюю челюсть: гладит десны – сейчас, конечно, не видно, но они прекрасного цвета – тискает кость, сжимая ее прямо под зубами.
Пальцы возвращаются на верхнюю челюсть и поглаживают клыки. Палпатин любит изучать рты своих партнеров, и ему нравится, когда там все гармонично, все правильно – а у Кеноби именно так, и в этом приятно убеждаться опять и опять: каждый зуб крепкий и острый, щеки изнутри гладкие и ровные, а губы чуть бугристые. Неожиданно джедай начинает сопротивляться: трясет головой, языком выпихивает пальцы наружу.
– Что-то не так? – рука выскальзывает наружу, и мокрыми пальцами снова гладит усы.
– Мне, кажется, плохо. Придется наведаться в ванную, – Кеноби проглатывает привкус кожи.
– Тогда вставай, – канцлер послушно отодвигается.

Снаружи начинается вечер: голубое небо наполняется золотистым свечением, облака окрашиваются в желтые тона.
Уже выходя из комнаты, Кеноби оборачивается:
– Сегодня я у тебя заночую, – говорит он. – А потом – посмотрим.

* * *

…Зеркало свидетельствует: седина совсем исчезла – на Набу делают замечательную краску для волос.
– Ты еще не готов, милый? – канцлер подходит сзади, его рука ложится на плечо. – Я сам не в восторге от этого, но… ты же понимаешь – этикет.
Он зачерпывает из низкой глиняной плошки белый грим, и размазывает его по скуле Оби-Вана.
– Ну и щеки же ты себе отъел. И, между прочим, – он отпускает плечо, и похлопывает джедая по животу, жир неприятно пружинит под ладонью, – не только щеки.
Аккуратными круговыми движениями Палпатин размазывает краску вниз, до уса – а затем покрывает ей и верхние волоски, размывая границу между рыжим и белым.
– Молчи. Я не против, если это тебя волнует. – Короткая пауза. – И, знаешь, я до сих пор схожу по тебе с ума.
Закончив с «грунтовкой», он берет с подзеркальника кисточку, и рисует на лице Оби-Вана ровную, темно-синюю, вертикальную линию, от края брови до бороды.
– Таши посидит сегодня с Анакином, – вторая такая же линия соединяет с бородой и правую бровь,– не хочу оставлять его с дроидами, знаю, ты этого не любишь.
К линии подрисовывается еще одна: бледно-голубая, широкая – канцлер растушевывает ее край осторожными движениями большого пальца.
– Будь на то моя воля, я избавил бы тебя от этого унижения. Но правителю галактики нельзя размениваться на исправления обычаев родной планеты – довольно и того, что наше сожительство почти не считается предосудительным…

Сон обрывается.
Один из возможных вариантов будущего – как то, что видел Скайуокер.

На кровати канцлера – такой удобной для любовных утех – оказывается, довольно неудобно спать: она слишком мягкая, но внутри таятся пружины, приходящие в движение от каждого прикосновения.
Лицо как будто до сих пор в краске, и Оби-Ван рассеяно проводит по щеке тыльной стороной ладони, втайне побаиваясь, что на костяшках останется белый след. Удостоверившись в нереальности сновидения, Кеноби поворачивает голову вправо, и смотрит на Палпатина. Тот спит, приоткрыв рот – откуда-то из глубин тела льется мерный звук, больше похожий на урчание небольшого хищного зверя, чем на храп старика – и запрокинув голову, выставив напоказ беззащитное горло. На прорезанных морщинами продольных складках кожи играет красный свет уличной рекламы – почти кровавый. Это как кадры дешевых фильмов, которые некоторые каналы крутят по ночам.
Кеноби думает, что если бы он хотел убить канцлера, то сейчас был бы идеальный момент. Он отмахивается от этой мысли, закрывает глаза, и почти мгновенно засыпает.
Ему снятся боевые вылеты, чуть слышное жужжание меча, и Винду, грубо хватающий за руки, за плечи и ягодицы, но так ничего и не говорящий, так и не идущий на большее, а потом – учитель, шепчущий на ухо всякую сентиментальную ободряющую ерунду, и угощающий сигаретами.

Оби-Ван не сентиментален, но ему не хочется просыпаться.


V.

– Доброе утро, красавица.
Падме хочет открыть глаза, и не может – веки будто срослись, хочет закричать, но из открытого рта вылетает лишь слабый писк, как у детеныша туки.
Она пытается встать с кровати, но ее точно держат чьи-то неосязаемые руки. Ноги беспомощно колотят по матрасу, плечи дергаются, как от истеричного хохота.
– Тише.
Волосы медленно поднимаются с подушки – Падме чувствует, как они обматывают ее лицо, заползают в приоткрытый рот и щекочут нёбо, устремляются в глотку. Это все разом напоминает кошмарный сон, и – где-то в глубине мелькает, сливаясь в одно слово, озадачено-отчаянное: «какжедавноэтобыло» – их игры с Анакином: когда она садилась сверху, он любил возиться с ее волосами, дергая и поднимая в воздух прядки, а, перед самым оргазмом, он резко тянул на себя – с помощью Силы, комкая при этом руками простыни.
Попытки вырваться уже превращаются в агонию, перед глазами, точно отпечаток на изнанке век, все еще лицо Анакина – губы закушены, глаза широко распахнуты – но уши полны стука крови, и по дергающемуся телу крадется холод.
– Шшш… – утихомиривает голос.
А потом мир рассыпается, и наступает темнота, будто кто-то милосердно нажал на выключатель, и вытащил батарейки из сломанной игрушки.

* * *

Кеноби тянется к кнопкам управления комлинка, чтобы снова повторить записанное послание, но Винду, почти привычно, хватает его за руку:
– Довольно. Ничего не изменится от того, что ты увидишь это еще раз.
– Он убил его совсем как Анакина, – почему-то Оби-Ван говорит шепотом. Его сигарета догорает в пепельнице. – Разорвал на части.
Сплюснутая полусфера аппарата все еще пахнет кровью Фисто, и вокруг нее в Силе видна размытая тень. Кеноби отодвигается подальше, чтобы избежать соблазна увидеть гибель Тремейна еще раз: он ведь не видел, как умер Скайуокер, и может только догадываться – а здесь все куда яснее, хоть «казнь» записана и не целиком, только самое начало. Но этого довольно.

– Мы должны что-то делать. Они побеждают, а мы лишаемся лучших воинов.
– Я рад бы помочь, но, боюсь, это уже не в моих силах, – Оби-Ван демонстративно одергивает тунику. Нельзя сказать, что его беременность уже стала очевидной, но ей еще недолго быть незамеченной. – Меня, по всей видимости, ждет долгая и счастливая жизнь набуянской домохозяйки: буду закрашивать седину раз в неделю неделю, смотреть мыльные оперы по голосети и каждый день по часу крутиться перед зеркалом. Чудесное завершение пути джедая.
– Мыльные оперы? Не верю, что ты до такого опустишься.
– Канцлеру, по-моему, нравится, когда я веду себя как женщина. И однажды он из меня ее сделает.
– Если ты станешь женщиной, я в тебя влюблюсь, – голос Винду совершенно спокоен, почти безразличен, и ирония – если она и есть в этих словах – абсолютно неразличима.
– Это было бы чудесно, – Оби-Ван понимает, что говорит это зря, но удержаться невозможно.

– Что с Палпатином? По-прежнему никаких изменений? – Мэйс вовремя меняет тему, избегая скользкого разговора.
– Все то же – требования и обещания. Он хочет, чтобы я бросил храм, и переехал к нему жить. Сомневаюсь, что и в этом случае что-нибудь изменится – он рад, что заполучил хорошенькую игрушку, да в придачу к ней возможность обзавестись наследником. Наверное, его в свое время здорово отчитала, а то и отругала, за сексуальные предпочтения мамочка, и «у тебя никогда не будет детей» был самый главный аргумент.
Зубами Кеноби вытаскивает последнюю сигарету, и мнет в руке опустевшую пачку. Он выглядит усталым и потрепанным, будто вернулся с долгой миссии, откуда-нибудь с внешнего кольца – морщины, кажется, стали еще глубже, а кожа обрела нездоровую бледность.
Он молчит об Анакине, о своих ведениях – заранее знает, каким будет ответ: ты сам виноват, нельзя было так привязываться. А как не привязаться, если вот он – молодой, красивый, выросший буквально на глазах, просто протяни руку, чтобы дотронуться. Вот только больше – не получишь, не проси и не надейся.
– Может быть, нам пойти у него на поводу?
– Что?
– Если мы официально заявим о твоем изгнании, и ты поселишься у него… Может быть, это что-нибудь изменит. Ты ему будешь вроде как муж, а это ведь совсем не то же, что и приходящий любовник, так?
– Да, но…
– Как только в этом исчезнет нужда, ты сможешь вернуться. И, разумеется, будешь восстановлен в звании магистра.
Кеноби качает головой:
– Боюсь, после такого мне уже не стать джедаем. Ты ведь знаешь о моих недостатках, так ведь?
Мэйс кивает – да, недостатки действительно скверные, почти непростительные: Оби-Ван если привыкнет, то не отвяжется, не сумеет; не вернется из мира, даже если и захочет. Вот только разве поддержание связи с канцлером того не стоит? Все равно решающий шаг сделан: после беременности – даже если и сделать аборт, избавиться от зародыша прямо сейчас – Кеноби не станет прежним, не вернется одним из лучших воинов – он ведь, не смотря на все опасения и кокетливые шутки, все-таки не женщина, а мужчины всегда тяжелее расплачиваются за деторождение – это и больной позвоночник, и слабое сердце и еще десятки последствий. Не случайно, в конце концов, эта способность давно перестала быть естественной.
Конечно, останутся дипломатические способности – но сейчас это вовсе не выглядит важным.
– Я заявлю о… твоей отставке.
«Ты ведь знаешь, как все это важно» – остается непроизнесенным, но в этих словах нет нужды: Оби-Ван понимает все и так.

 Отправлено: 05.02.07 18:58. Заголовок: Re:

Это я так просто, в ожидании. ))
Ну, мне вот лично ни фандом (поскольку ЗВ очень люблю), ни пейринг не мешают. Пейриг заставляет подозревать что-то ангстовое и трагическое, да и Палпатин - интересный, харизматичный злодей.

Ну и собственно, я уже с мпрегом примирилась. Действительно, то что я раньше читала (2 шт) было очень флаффно и как-то... ужоснах.
А здесь я уже придумала несколько вариантов развития сюжета - в какие жестокие моральные клещи можно взять бедного Оби-Вана в результате этого события. )) И вообще очень нравится текст, интересно, что дальше будет.

У меня вопрос, можно? А Оби-Ван не чувствовал, что у Палпатина совсем крыша съехала? Мне кажется, если часто встречаться с человеком, который держит человеческие чучела в комнатке, это не может быть совсем незаметно. В разговорах, моральных оценках, шутках безумие такого уровня должно проскальзывать. Тем более Палпатин легкие провокации устраивал, правда, только ему самому понятные.
Или вы тоже, как я, придерживаетесь мнения, что джедаи довольно слепы к человеческим чувствам и плохо умеют наблюдать и анализировать характеры?

Upd. *пока пост писала, продолжение выложили* ))) Пошла читать. ))

 Отправлено: 05.02.07 19:14. Заголовок: Re:

Так. обеспечив читателей свежей порцией фика, перехожу к беседам.

gjkbyf, ну, честно говоря, я не в восторге от Оби-Вана в исполнении Макгрегора, но - да, чту каноническйи выбор, каким бы он ни был.

Nelly, во-первых, джедаи действительно не сильны в познании душ человечских. Бывают и исключения, например тот же Йода - но как правило как раз они живут в почти полной изоляции от мира.
Во-вторых - здравствуй, фэнон! - я сторонница того мнения, что Палпатин страдал специфической формой контроллируемого раздвоения личности. Ибо очевидно, что сразу полность овладеть разумом младенца Сидиус не мог - это, скорее всего, попросту убило бы ребенка. Проявлять свое наличие он начал, вероятнее всего, не раньше конца полового созревания, а в тот периуд Палпатин уже обладал худо-бедно сформированной собственной личностью. То есть Сидиус фактически полностью обладал сознанием Палпатина, но, в моменты маскировки, фильтровал свои действия и слова через его личность.

 Отправлено: 06.02.07 16:04. Заголовок: Re:

Сехмет теперь пожалуй просить перерыва буду я, так тяжело... текст безупречный... но так паршиво стало... я так понимаю Кеноби пуля с дальним прицелом? По крайней мере используют его не в темную... и кажется он сам себя наказывает... так жестоко... (ни одной связной мысли... одни мыслеобразы, извеняюсь и спасибо)

 Отправлено: 06.02.07 17:51. Заголовок: Re:

*это* еще был не перерыв)

цитата:

я так понимаю Кеноби пуля с дальним прицелом?

Ну, вобщем, да.

цитата:

и кажется он сам себя наказывает

Естественно, на то он и Оби-Ван)

 Отправлено: 09.02.07 09:43. Заголовок: Re:

пожалуй я уже готова к продолжению.. можно?

 Отправлено: 09.02.07 11:11. Заголовок: Re:

я тоже готова и жажду продолжение...когда нас порадуешь?

 Отправлено: 09.02.07 12:01. Заголовок: Re:

В принципе, текста уже достаточно для выкладки, но я хочу закончить хотя бы основную часть шестой части, чтоб все было "складно".

 Отправлено: 09.02.07 16:50. Заголовок: Re:

Внимание!
Я очень прошу, перед прочтением шестой части, перечитайте еще раз предупреждения, и подумайте. Ибо оно все там есть.



– Пожалуйста, обними меня, – голос Кеноби звучит неожиданно нерешительно.
– Послушай, я…
– Обними меня, Мэйс. – На всякий случай, уточнение: – как друг. Мне сейчас это очень нужно.
Винду кивает, встает и подходит к нему – медленно, кажется, даже нерешительно. На секунду замявшись, он опускается на колени, и кладет руки Оби-Вану на плечи, а потом дергает его на себя – бесцеремонно, если не сказать «грубо» – и обнимает. Левый рукав задрался и обнажил темную руку до самого локтя, Мэйс сдавливает друга почти неистово, почти жестоко, чуть царапая ткань там, где под ней можно нащупать шрамы – а тот, в ответ, неторопливо, и чуть ли не нежно похлопывает харуун-кэльца по лопаткам.
Объятья длятся долго. Кеноби прижимается щекой к виску Винду, и вдыхает запах – одновременно бархатистый и острый. И немного, совсем немного, похожий на запах Анакина – ровно настолько, чтобы чувства вины и нелюбви – еще не ненависти, нет – к себе: притупились, если и не исчезли.
– Все… хорошо? – спрашивает Мэйс, убирая руки со спины Оби-Вана.
– Ты спас мне жизнь, – он почти не шутит.

Его лучший друг мог бы стать его лучшим мужчиной – но не стал, и никогда уже не станет, не суждено. В этом можно быть уверенным, не смотря на туманность будущего.
И это вовсе неплохо: во всяком случае, это убеждает Оби-Вана в том, что Мэйсом ничего не случится.


VI.

Палпатин одет в черное – траур по Амидале. Он жалеет «бедную девочку», хоть она и пыталась дважды запустить процедуру импичмента верховного канцлера. Он говорит: «она не была на моей стороне, но она не сделала мне ничего дурного».
Ряды «заговорщиков в сенате» становятся все реже – больше месяца назад погибла Мон Мотма, затем – Наберрие, а вчера произошел этот ужасный случай с Бэйлом Органой: кто-то задушил его, в туалете, сразу после заседания. Записи охранных систем пугают: ведь убийца – он, наверное, ситх, но, быть может, и джедай – картинно воздевающий руки, заставляя жертву, почти комично, биться в конвульсиях, приходит точно из ниоткуда, и исчезает бесследно. Его дюрастиловая рука крушит стены, а под капюшоном не разглядеть никаких примет, кроме одной – но ее хватило бы для опознания – у убийцы только половина лица.
Воздух на Корусканте, кажется, насыщен паникой сильнее обычного.
Обо всем этом канцлер не говорит с Оби-Ваном – тот и так в последнее время даже не может, или просто не пытается, скрыть свой утомительный испуг.

Черные перчатки расшиты черным жемчугом. Канцлер, с привычной нежностью, гладит живот любовника:
– Как там наш мальчик?
– Кажется… хорошо, – он уже ни в чем не уверен, его губы искусаны, а под глазами темнеют синяки, но Палпатин предпочитает не обращать на это никакого внимания: ему известно, что ничто так не раздражает – в последнее время раздражение все чаще сменяется огорчением – Оби-Вана, как слова, которые можно принять за сочувствие или подозрение в слабости.
– Это ведь мальчик? Ты ведь не будешь мне рожать девочку?
– Не буду, – улыбка, неожиданно ясная, яркая – настолько, что кажется неуместной и фальшивой. Исчезает она, впрочем, так же быстро, как появилась. – Ты сегодня не слишком устал? Мне хотелось бы…
– А тебе точно не будет вредно?..
– Точно.
Объятия канцлера кажутся ненадежными, зыбкими – как и все вокруг. Оби-Ван давно перестал убеждать себя в том, что причина этой мнимой иллюзорности всего мира – постоянные головокружения. Как и в том, что не ошибся. Дело не в страхе, не в гневе или боли – всего лишь в усталости: она, кажется, наполняет тело Кеноби полностью, стягиваясь крупным узлом где-то возле плода, который уже начал беспокойно ворочаться внутри.

– Хочешь быть сверху?
– Нет.
Кеноби не лжет, и дело тут не самих предпочтениях как таковых – хоть он и предпочитает отдаваться, порой и ему хочется вести, брать, быть внутри чьего-то тела. Но канцлер не из тех, к кому приятно пристроиться: стоит в него войти, он начинает неритмично дергаться, сжимает тело Оби-Вана руками и ногами, так сильно, что тому становится больно, и он едва может двигаться. Палпатин имеет его, даже будучи снизу.
Они пробовали так – раза два или три, в самом начале. Кажется, неудовольствие от секса было обоюдным.
– За мной небольшой должок. Я невероятно давно не работал ртом, тебе не кажется?
Канцлер, торопливо, но нежно, целует его: в шею, а затем – в щеку.
– Надеюсь, мое тело меня не подведет.
Палпатин делает шаг назад, и, с игривой улыбкой, извлекает откуда-то из складок одежды небольшой сверток:
– У меня есть для тебя подарок – встретился в одной антикварной лавке. Ты как-то говорил мне, что потерял свой гребешок, которым расчесывал бороду… Надеюсь, этот тебе понравится.
Оби-Ван, коротко кивнув, разворачивает бумагу. Происхождение вещицы сомнений не вызывает – набуянская вычурность сразу бросается в глаза: всюду наползающие друг на друга листья, животные, просто узоры, местами рисунок инкрустирован костью и полудрагоценными камнями – кое-где металл «отторг» инородный материал, и теперь там щерятся отогнувшимися фиксаторами пустые гнезда – даже удивительно, сколько всего удалось уместить на такой небольшой площади. Зубцы частые, тонкие и острые, как иглы.
Это действительно гребешок для бороды, но, на взгляд Оби-Вана, им удобнее вырывать глаза, чем расчесываться.
– Спасибо. Мне очень нравится.
– Я рад.

Кеноби устал от жизни на грани кошмара, и считает дни до истечения минимального срока, когда, наконец, можно будет извлечь плод. Контакт с Силой ослаб, но не настолько, чтобы исчезли то и дело появляющиеся воспоминания о возможном прошлом: запах Анакина, кажется, уже стал чем-то обыденным, он является почти каждый день. Вот только обыденность не делает страшное менее страшным – всякий раз это чуть ли не больно, потому, что в голову тут же приходят неуместные мысли, а память запаздывает ровно настолько, чтобы в сердце успела зародиться глупая и наивная надежда – но память никогда не даст поблажки, неизбежно напоминая, что все чаянья ложны. Головокружения и боль у виска выматывают едва ли меньше. А еще – болит спина, и чуть ли не постоянно хочется есть, и в любой момент может затошнить.
Джедай – он все еще не чувствует себя «бывшим», и думает, что никогда не почувствует, а «официальное заявление» Винду сгинуло где-то в глубинах памяти, будто нарочно мешая осознанию того, что храм, и совет, и исчерченная светлыми полосами комната «для тайных свиданий»: все в прошлом – коротает дни, пытаясь понять, какая именно боль: психическая или физическая – сильнее? Самая слабая – моральная; признание ошибок привычно, и Оби-Ван уже почти два года, как не сравнивает себя с проституткой.
«Вот она, любовь», – мысленно шутит он, думая о том, что секс с канцлером, кажется, последняя вещь, так или иначе приносящая облегчение. Это единственная – но воистину веская – причина, по которой он готов трахаться со своим любовником чуть ли не каждый день – жаль, что нет такой возможности.

Уже стоя у стены, в своем любимом месте, Палпатин спускает штаны Оби-Вана – почти до колен – и, коротко скользнув кончиками пальцев по бледным бедрам, одной рукой, привычно грубо, берет его за яйца, и жесткие волосы, вклиниваясь между мелким жемчугом, проникнув сквозь ткань, касаются скрытой под перчатками плоти. Вторая рука шарит между ягодиц – канцлер, как и всякий раз, точно впервые дотрагивается до этих «потайных мест», и хочет изучить их как следует. Средний палец опять и опять скользит по анусу – не проникая внутрь, а лишь запоминая наощупь.
– Я – позже, – говорит Оби-Ван, скидывая с себя чужие руки. – Сначала ты.
Не дожидаясь ответа – канцлер, с его привычкой прятать суть фразы в эвфемизмах, может затянуть и без того не короткую прелюдию до предела – Кеноби становится на колени. Его пальцы путаются в застежках и завязках – он не привык возиться с ними, ведь Палпатин почти всегда сам занимается своей одеждой.
– Тебе помочь?
– Я уже почти справился.
Расстегнув узкие черные брюки, он сдергивает их, опуская до щиколоток. Ноги канцлера – едва ли менее худые, чем у Оби-Вана – покрыты редкой и жесткой щетиной, местами сохранившей «молодой» цвет: рыжий, темный – совсем не похожий на тот, что был на голове.
Распустив шнуровку на трусах – тоже черных, и в этом мерещится циничная насмешка – Кеноби ощупывает член Палпатина: недлинный, но довольно толстый; и, облизав губы, берет его в рот.
– Не торопись, хорошо?
В знак согласия, Оби-Ван дважды стискивает левой рукой бедро канцлера. Тот, удовлетворенно хмыкнув, запускает обе руки в волосы своего джедая. Крупные жемчужины, пришитые на внутренние стороны перчаток, рядом с застежками, больно вдавливаются в виски.

Запах Анакина является почти сразу – как обычно, но Кеноби все равно замирает, точно ожидая чуда. Чтобы хоть как-то оправдать эту паузу, он поправляет тунику – не смотря на почти навязчивые уговоры, он не может носить одежду канцлера, хотя бы и «дома» – неудобно прижатую к полу коленом. Выдернув полу из-под ноги, он возвращается к прерванному занятию: головка провозится по розовой мякоти неба – вглубь.
Запах становится сильнее, как если бы Скайуокер опустился на колени, рядом с учителем – отогнать эту мысль не удается – а затем холодная левая рука опускается на голень Оби-Вана.
Канцлер стискивает череп сильнее, и жемчужины врезаются еще больней.
Кеноби становится по-настоящему страшно – так, как не было уже давно – но вырываться он не решается. Проклиная свою провидческую способность, которая совершила такое подлое и унизительное предательство, он зажмуривается, и продолжает ритмичные движения головой. Здесь нет Анакина.
Рука ползет дальше – не согреваясь от прикосновений к теплому телу, а, напротив, оставляя за собой свой холод, как оставляют слизь сухопутные моллюски.
– Чуть-чуть быстрее.
Ледяной палец ложится над разделяющей ягодицы складкой – кожа там очень чувствительная, и, кажется, Оби-Ван даже ощущает рисунок на подушечке – а потом скользит вниз, и это совсем не похоже на, казалось бы, почти такие же, прикосновения Палпатина. Палец проникает в кишку – резко, не больно, но… оскорбительно; и начинает шарить там. Ноготь кажется острым, как бритва.
– Еще немного…
Конец фразы Кеноби – испуганно стиснувший обеими руками колени канцлера, и мечтающий потерять сознание: так ведь бывает с беременными, он слышал – упускает, должно быть потому, что находящийся внутри палец, по-прежнему холодный, нащупывает простату, и начинает торопливо елозить по ней.
До щеки дотрагиваются мокрые волосы, и Анакин – «его здесь нет, это не он, успокойся, это все из-за токсикоза, ты же знаешь, это не твой ученик, он ведь умер» – начинает невнятно шептать что-то Оби-Вану на ухо. Справа, потому, что сам не может повернуться правой стороной – у него ведь у него есть только левая половина лица, вторую сорвал Гривус, первым же ударом. Как маску, полоснув острым пальцем по глазу.

Он ведь холодный, потому, что мертвый.

Кошмар внезапно останавливается. Канцлер резко, разжав руки, вытаскивает член, и кончает Оби-Вану в лицо – сперма пачкает бороду и левый ус.
Разжав руки, Кеноби падает на четвереньки – дурнота накатила внезапно, и ему кажется, что тошнит, от страха и унижения – на дорогой светлый паркет. Рвотные позывы такие сильные, что тело выгибается, как у животного. Уловить момент исчезновения Анакина не удается: просто неожиданно все заканчивается, и по носу – странно, почти приятно – скользит слеза. Должно быть, от облегчения.
– Что с тобой, милый?.. так плохо? – вопрос неожиданно кажется наивным.
Палпатин гладит Оби-Вана по спине, а тот почти готов себя возненавидеть, потому, что понимает всю свою безоружность перед этим – нельзя сказать, что внезапным – проявлением нежности.

 Отправлено: 12.02.07 10:59. Заголовок: Re:

приторно сладкий запах безумия становится все острее... браво...

 Отправлено: 12.02.07 22:50. Заголовок: Re:

* * *

Улетать не попрощавшись – странно. Непривычно – но никогда не поздно привыкнуть к чему-то другому.
Или к кому-то.


VII.

– Мои поздравления, – говорит Гривус, парируя очередной удар. – Вы нашли нас удивительно быстро – даже быстрее, чем покойный Фисто.
Джедай молча отступает на шаг назад, и, прежде, чем генерал успевает податься вперед, совершает обманное движение, а затем, точно начертив мечом в воздухе полукруг, рассекает пополам обе половины правой руки Гривуса, и блокирует снизу атакующий выпад.
Мечи со звоном выкатываются из разжавшихся механических пальцев.
Уходя от следующего удара, биодроид отпрыгивает назад.
– Да, – раздается голос где-то позади: молодой, наглый, знакомый, – у него ушло почти вдвое меньше времени, чем у меня. Возможно, из-за скорости меня так и…
Магистр оборачивается – быстро, но, все же, опаздывает. Алый клинок вонзается в плоть, наполняя воздух отвратительной вонью паленого мяса.
– А в этот раз я обогнал Вас, – констатирует ситх.

Гривус переводит полный отвращения взгляд с полуразрубленного трупа – в длинной ране можно разглядеть розовые легкие, покрывшиеся буроватой коркой от соприкосновения с мечом – на обрубок собственной левой руки.
– Джедайский ублюдок. Ремонт будет ситхски дорогим.
– О, вовсе нет, – юноша улыбается, и – быть может, из-за отсутствия половины лица – улыбка его выглядит зловеще. – Вам не придется платить за… устранение последствий сегодняшней битвы.
Прежде, чем Гривус успевает переспросить – чтобы получить и без того очевидный ответ – или вновь активировать мечи в правой руке, ситх воздевает свой протез, одетый в черную кожаную перчатку. Тяжелое тело биодроида поднимается в воздух – внезапно замершее, оно отчего-то выглядит нелепым, почти смешным.
– Мы больше не нуждаемся в Ваших услугах, генерал, – и с пальцев левой руки срывается сноп синих молний.

* * *

На белых перчатках канцлера – ассиметричный красный рисунок, и кажется, что руки перепачканы кровью.
– Мой бедный Оби-Ван, – Палпатин поглаживает губу любовника, под правым усом, – как же ты умудрился так пораниться?
Среди рыжих и седых волосков – а седых уже чуть больше, и это огорчает Кеноби: в последнее время он очень легко огорчается, и не уверен, что причиной тому гормональная нестабильность или расшатанная психика – темнеют подсохшие кровавые капельки.
– Твоим гребешком.
Это чистейшая правда: он вонзил острые зубцы в себя, чуть не проколов верхнюю губу насквозь, от испуга, когда неожиданно почувствовал, как чья-то – ему все еще не хочется признаваться в том, что он знает чья – холодная рука больно, и фамильярно, и унизительно, ущипнула его за задницу.

Во сне ему является мертвый Фисто с пробитой грудью, мертвый Тремейн, разорванный на части – вся одежда залита кровью из обломка руки, и мертвая Наберрие, плюющаяся собственными волосами – а рядом с ней – ее мертворожденные близнецы.
Веди Оби-Ван дневник, поводы для нелюбви к себе он записал бы на первой странице, в аккуратный столбик. Два последних – новых – повода пугают. Он представляет себе эти слова написанными от руки – у него красивый, хоть и не очень разборчивый почерк – «мне нравится, когда канцлер утешает меня» и «я боюсь потерять ребенка».
Он проклинает свой дурной, слабый характер: боится, что недавняя ложь станет правдой, и неспособность противостоять обезоруживающей нежности – и любви? – канцлера, рано или поздно, выльется в привязанность. К нерожденному ребенку он уже привязан – и не знает, как от этого чувства избавиться, и даже сомневается в том, что хочет этого.
– Будь осторожнее.
– Конечно.
Оби-Ван не сомневается: все дело в том, что он покинул храм, причем именно сейчас, будучи таким – ему не нравится даже мысленно употреблять в свой адрес это слово – уязвимым. Он не стыдится признаться себе в том, что начал сходить с ума – от всего этого: от штучек своей «особой способности», и воспоминаний, и боли в спине и виске; а еще – от невозможности кому-нибудь довериться. Все рассказать.
А на самом деле, если задуматься – все просто и банально: он истосковался по другу, отчасти заранее. Зная, что – даже если, вдруг, все будет хорошо, и возвращения в храм не избежать – то, что происходит сейчас, разлучит, не менее неизбежно, чем смерть.
Винду был – это «был» появляется в мыслях само собой, и от него не получается избавиться – последним человеком, в обществе которого еще доводилось, пусть и грустно, смеяться.

– Тебе надо побольше есть.
– Я и так только и делаю, что ем.
– Если щеки округлятся, ты будешь выглядеть симпатичнее.
Палпатин, с едва заметной улыбкой, кладет руку любовнику на грудь; подушечка указательного пальца оказывается на правой ключице.
– Тебе идет моя одежда.
Тонкое темно-синее полотно – без рисунка, без вышивок – свободный и простой покрой. Эта вещь действительно удивительно хорошо выглядит на Кеноби, будто покупалась специально для него: совсем не видно, что плечи худоваты, а грудь кажется шире, и спина мощнее – все это уравновешивает выпуклость живота.
На боках ткань едва заметно темнее – «запасы» пришлось выпустить.
– Ты в ней такой… молодой.
Кажется, он хочет добавить что-то еще, но, раздумав, замолкает, и, улыбнувшись чуть яснее, дергает Оби-Вана за одну из немногих чисто-рыжих прядок. Короткая стрижка оставлена в прошлом – он отпустил волосы подлиннее, и сейчас носит ту же прическу, что до войны.
Будто хочет стать прежним.
– Молодой, но недостаточно симпатичный, так? – щурится: лукаво, игриво.
– Для меня, пожалуй, даже слишком.
– О. Вот как, – Кеноби тоже улыбается. Его зубы, за последнее время, стали чуть более желтоватыми – канцлер качает головой: нельзя столько курить, ожидая ребенка.
– Свел старика с ума своей красотой, и смеешься. Это недостойно джедая.

Оби-Ван фыркает. Он знает, что его собственные слова насквозь пропитаны фальшью, и, наверняка, Палпатин это замечает. Но ничего не говорит и не делает – хотя, наверное, разумно было бы прогнать из своего дома любовника, который не умеет даже лгать так, чтобы ложь смотрелась искренне.
«А что, если он действительно любит?..» – раньше эта мысль пугала, а теперь кажется странно-приятной, должно быть из-за необходимости чувствовать себя нужным.

– Я больше не джедай.
– Неправда, – неожиданно – не просто серьезно, нет – холодно и резко. – Ты никогда не перестанешь им быть.
– Послушай…
– Нет, послушай ты: единственное, что мне от тебя нужно – честность. Лицемерия я достаточно много вижу и в сенате. Некоторые отваживаются притащить его и в мой кабинет.
«Только честность, как же, – хочет сказать Оби-Ван. – Ты точно ничего не забыл?». Но он не говорит, потому, что эти слова кажутся ему чересчур женскими – что-то вроде «я отдала тебе все, что у меня было, исполнила все желания – а что в ответ? Опять сплошные претензии» – или что обычно говорят в таких случаях женщины?
Кеноби не очень хорошо разбирается в женщинах.
Он просто молча перебирает в памяти все эти «я хочу, чтобы Вы правильно поняли – мне ясна Ваша роль в жизни Анакина», «я хочу заняться с Вами любовью», «я хочу, чтобы ты пришел завтра ко мне домой», «я хочу, чтобы ты родил мне ребенка», «я хочу, чтобы ты меньше курил», «я хочу, чтобы ты оставил храм»…

– Я хочу тебя.

 Отправлено: 15.02.07 13:13. Заголовок: Re:

Кеноби не очень хорошо разбирается в женщинах. - но поступает все больше и больше как женщина...
«А что, если он действительно любит?..» – раньше эта мысль пугала, а теперь кажется странно-приятной, должно быть из-за необходимости чувствовать себя нужным. - зацепило... как же часто так бывает в жизни...
Ах, Эни, Эни...что же ты делаешь?

 Отправлено: 15.02.07 13:17. Заголовок: Re:

и, да, мозг уже требует продолжения...

 Отправлено: 15.02.07 23:23. Заголовок: Re:

gjkbyf, требует - выкладываем.

 Отправлено: 15.02.07 23:24. Заголовок: Re:

Оби-Ван понимает, что сказал это вслух – понимает, как всегда, поздно.
– А у тебя все получится? – с сомнением спрашивает канцлер, стискивая средним и указательным пальцами гладкий темный шнур, удерживающий вместе полы одежды джедая.
– Полагаешь, и это будет вредно?
– Ты же жаловался на боли в спине. И не только, – второй рукой Палпатин, чуть нагнувшись, дотрагивается до голени Кеноби: в последнее время отеки усилились. – Боюсь, тебе лучше пожить в воздержании, пока твое тело не придет в норму.
Он говорит о беременности, как о болезни – и это тоже неприятно. Обидно.
– Если тебе очень нужно, я могу опять взять у тебя… или сделать все рукой, хочешь?
Поймав тянувшуюся к ширинке руку, Оби-Ван улыбается – джедайская реакция все еще не подводит.
– Не стоит. Думаю, я сделаю все сам. – А потом он точно просит прощения: – поцелуй меня.
– С радостью.

Это предсказуемо-страшно: как только губы соприкасаются, появляется запах Анакина.
«Если он опять до меня дотронется, я…» – что именно он собирается сделать, Кеноби не говорит даже сам себе. Знает только – не закричит, не заплачет, не упадет в обморок, не сможет все бросить, и вернуться в храм.
Самое отвратительное в этом запахе – то, что он поглощает все прочие, добавляя сомнительности окружающему миру: даже канцлер больше не пахнет ни самим собой, ни своим одеколоном, ни чужими людьми, с которыми виделся сегодня – не пахнут собой и небольшой диван, с шершавой обивкой, по которой судорожно шарят пальцы, и самец отта, чучело которого сидит возле левого подлокотника.
Ничем не пахнут – или пахнут Скайуокером.
Прервав поцелуй, Палпатин говорит:
– Мне кажется, будет правильно, если мы назовем его в честь Анакина. Мы ведь оба любили его…
Эта фраза тоже была ожидаема, но сейчас она звучит как оскорбление.

Напрягшись, как в ожидании удара, Оби-Ван открывает глаза – и видит своего ученика, стоящего у стены, возле чучела – шикарные белые усы едва не касаются левой руки. Правая рука оторвана – чуть выше, чем начинался протез; нет и правой половины лица: вместо нее – голое мясо, местами покрытое подсохшей бурой коркой, а местами сочащееся кровью. Глазница пуста, а там, где раньше была верхняя губа, чуть поблескивают зубы.
Анакин щурится – свет бьет ему прямо в лицо, но тени мертвец не отбрасывает.
– Что-то случилось, учитель? – спрашивает он. – Вы выглядите таким испуганным…
Не знай Оби-Ван наверняка, что это не поможет – он закрыл бы глаза. Он ни в чем себя не убеждает – все привычные «это все не на самом деле, это все из-за того, что ты беременный», застревают где-то на полпути, так и не став словами внутреннего голоса. В брюшной полости все сжимается в легком – пока легком – спазме.

Палпатин что-то взволнованно говорит, но толком разобрать слова отчего-то не удается – его «тебе плохо» теряют интонацию, и Кеноби не может уже с уверенностью сказать, что это вопрос, а не утверждение.
В Силе он видит, как на бело-красных перчатках появляется тьма, будто канцлер зачерпнул ее из воздуха. Полные клубящегося черного тумана ладони прижимаются к вискам Оби-Вана, и тот, едва успев ощутить до унизительного сильное облегчение, проваливается в обморок.


VIII.

– Ну что, канцлерша, очнулся?
Оби-Ван приоткрывает веки, но, тут же, зажмуривается – розоватый, уже чуть фиолетовый – свет, льющийся из окна, причиняет боль.
– Да. – Он не сразу понимает, в чем дело, но потом, все же, открыв глаза, задает бессмысленный вопрос: – Мэйс, это ты?
– Я.
Его присутствие успокаивает, и почти наполняет желанием жить.
Кеноби приподнимается и оглядывается – он уже не на диванчике в комнате с чучелами, а в спальне. Наверное, канцлер отнес его сюда после потери сознания – отнес, положил на кровать, и раздел. Пронести через всю, быть может не шикарную, но большую, квартиру – довольно крупного мужчину, к тому же находящегося в положении: худощавому старику такое не под силу.
Если, конечно, он не…
– Он ситх. Это ведь все объясняет верно? и как удалось его похитить, и почему Дуку не причинил ему вреда, и…
– Успокойся, Кеноби. Совету все уже известно – мы поймали Гривуса, и обо всем рассказал.
Винду стоит спиной к окну, и кажется полностью черным.
– Одень что-нибудь, и пойдем. Самое время тебе вернутся в храм – целители позаботятся о тебе.
– А… – Оби-Ван вопросительно смотрит на свой живот, мысленно, в очередной раз, рассказывая сам себе, как все это недостойно джедая: мало того, что позволил сделать себе ребенка, так еще и умудрился привязаться.
– Я не знаю, – что ж, это звучит честно. – Может быть, мы оставим его в храме, пусть учится. Если, конечно, Йода не обнаружит в нем отпечатка тьмы.

Тихо вздохнув, Кеноби снова привстает с кровати – поясницу тут же охватывает тянущая боль, легким жжением перекидывающаяся на весь позвоночник, и привычно отдающаяся в шрамах – и осматривается в поисках одежды. Разумеется, ее здесь нет: Палпатин не случайно шутит, что его дроиды-слуги вот-вот останутся без работы – слишком уж педантично он сам следит за порядком.
– Помоги мне встать.
– Капризничаешь?
– Именно. Дай мне руку, будь добр.
Мэйс делает пару шагов вперед: вместе с ним приближается и его запах – такой соблазнительный и почти чудесный: к нему примешивается что-то еще, точно незнакомое – но Оби-Ван уговаривает себя не обращать внимания на эту примесь.
Магистр протягивает руку, и хватает друга за запястье, так же, как делал это прежде – грубовато, чуть ли не жестоко: в этом и мужественность, и надежность этого прикосновения.

Ладонь Винду холодна, как лед, как ладонь мертвого Анакина. И она отчего-то скользкая – освободившись, Кеноби подставляет свою кисть свету: так и есть – кровь.
– Значит, и ты…
– Извини, – Мэйс с усмешкой разводит руками. – Так уж вышло. Гривус опять был проворнее, вот и все.
Чуть помолчав – ровно столько, чтобы Оби-Ван не успел ничего сказать – он добавляет:
– Ты должен обо всем сообщить Йоде. Если можешь – немедленно.
Произнося эти слова, он поворачивается боком, и становится заметно, что туника почти рассечена надвое: должно быть, и тело тоже.
– Ты должен. Иначе выйдет, что все зря.
В отличие от Анакина, он совсем не пугает: с ним-мертвецом так же хорошо и спокойно, как и с живым.

Оби-Ван напоминает себе, что нельзя принести жертву не до конца – только все сполна. Он больше не чувствует себя безумцем.
Не то, чтобы от этого стало легче – напротив, раз больше нет сомнений, значит появился лишний шанс себя упрекнуть: «знай и стыдись, Кеноби: тебе было почти хорошо с ситхом».

* * *

Комната учеников Сидиуса, как всегда, тиха и спокойна – ради этого стоило тратиться на звукоизоляционные маты, толщиной чуть ли не с рог банты.

Гигиенические процедуры уже окончены, и миска с остатками химиката накрыта снятыми перчатками. Одежда Дуку свалена в кучу на полу, а сам граф сидит в своем кресле – все также настороженно и вальяжно – абсолютно обнаженный, точно подставляя ровному электрическому свету каждый шов на своем теле.

 Отправлено: 17.02.07 10:16. Заголовок: Re:

как же очаровательно описаны все "прелести" беременности... обостренное обоняние - это действительно тааак неприятно...
Палпатин до тошноты притягателен в своем безумии, начинаю опасаться за свой разум
интересно, кого же Оби-Вану не хватает для полной "коллекции"? Любимый ученик есть, лучший друг есть... Может учитель? Тогда и с Сидиусом можно "померяться" галереями...

 Отправлено: 17.02.07 17:23. Заголовок: Re:

цитата:

как же очаровательно описаны все "прелести" беременности... обостренное обоняние - это действительно тааак неприятно...

Как человек почти абсолютно лишенный обоняния, не могу судить об этом справедливо, но надеюсь на убедительность своих слов)

цитата:

Тогда и с Сидиусом можно "померяться" галереями...

Тогда это будет нечестно - у Сидиуса только два "экспоната"))

 Отправлено: 18.02.07 23:46. Заголовок: Re:

Шея аристократа залатана с помощью куска искусственной кожи – неестественно гладкой и розовой, но она ничуть не хуже, чем любая другая. В сущности, Палпатину ничего не стоило использовать кусок настоящей человеческой кожи: при определенном желании, можно было даже срезать его с шеи Скайуокера, но в этом нет смысла – инородное тело останется инородным.

– Я думаю, все можно приписать моему везению, – канцлер любит говорить с Дуку, памятуя о том, каким прекрасным собеседником тот был при жизни. – И я должен извиниться перед Вами, мой дорогой граф: Кеноби действительно очень хорош. Не уверен, что из него вышел бы ситх, но не в этом его прелесть.
По ноге вниз, до самой стопы, тянется плотная, чуть чересчур розоватая полоска шва – сейчас она чуть заметно блестит от укрепляющего состава. Большим пальцем, дотрагиваясь до кожи так легко, как только возможно, ситх проводит по этой чуть выпуклой дорожке – от колена до середины голени.
– Кто бы мог представить, что он такой чувствительный, верно?

Чувствительность – и, конечно, привязчивость, и эта ужасная, типично джедайская, привычка каждый день, снова и снова, обвинять себя во всем происходящем вокруг зле – Оби-Вана сыграла Сидиусу на руку: почти не пришлось мешать естественному ходу событий. Необходимо было только «добавить красок» видениям прошлого и будущего, которые пришли сами собой, да, скорее с помощью слов, нежели Силы, укрепить такую, в сущности понятную, боязнь утратить свою мужественность.
И теперь – слишком нервный, издерганный, напуганный – Кеноби послушен и верен, потому, что боится остаться наедине со своим безумием.
В романе написали бы «он сломал его» – но канцлер бы так не сказал, ему ведь известно, что это не вполне верно: сломленные выглядят совсем иначе, и до этой ступени Оби-Ван еще не спустился – в этом, впрочем, и нет нужды. Кроме того, Палпатин не терпит потрепанных временем, штампованных терминов.

Дуку красив, и красота его подлинно аристократична – не сравнить со слащавой смазливостью, которая до сих пор присуща Кеноби, и вряд ли с годами облагородится – даже несколько жаль, что теплые, пусть настороженные, отношения учителя и ученика не стали чем-то большим. Хотя, разумеется, в связи двух стариков, даже когда они оба полны сил, слишком много обоюдного сочувствия – милосердия – а оно способно сделать игрой в поддавки и безумную страсть, что уж говорить о мирной и степенной – любви? – благородных ситхов.
Невыносимо велик был соблазн сделать Тирануса не просто чучелом, а сексуальной игрушкой – но Сидиус не позволил своей похоти победить уважение: пусть его и раздражает необходимость довольствоваться редкими – насколько обязывает необходимость казаться преждевременно постаревшим – соитиями с джедаем, мертвые требуют большей обходительности, нежели живые. Они достойны почтительного обращения.
А тело, пусть и не приспособленное для совокуплений, все равно остается в полном распоряжении.
Палпатин щупает брюшной шов – он не слишком удачен: пришлось делать его шире, чем обычно – старая кожа расползалась под иглой. По груди раздвоившиеся швы проходят возле самых сосков – часть длинных, жестких и редких, волос пришлось сбрить, ради усиления соединения клеем.
Ребра графа – ровные и мощные, их приятно стискивать ладонями; приятно и гладить кончиками пальцев позвоночник: изящный, но не хрупкий, идеальный – как и у всех джедаев.
Именно прикосновения к спине умершего ученика всегда вызывают сильнейшее сексуальное возбуждение: оно давно стало частью вежливого отношения – ведь есть огромная разница между проникновением в тело и получением удовольствия от его созерцания и невиннейших прикосновений.

Но сегодня канцлер не собирается тратить время на утоление похоти – оргазм мешает поддержанию «силовой» связи – и потому, с некоторым сожалением, притягивает небольшой серебристый гребешок, лежащий на тумбочке, в дальнем углу комнаты. Прежде был другой – массивный и богато украшенный – но менее удобный.
Жаль, пока не удалось увидеть, как с ним управляется Кеноби – чуть ли не каждый день появляющиеся – то легкие, то глубокие – царапины под бородой и усами, указывают на то, что пока гребешок побеждает.

Оби-Ван из тех мужчин, в которых легко и приятно влюбляться: достаточно миловидный – пожалуй, даже чересчур – и ласковый, и такой послушный, если уметь с ним обращаться.
Он точно предназначен для опытов – хоть Палпатину и не нравится, когда тот изображает из себя женщину: к чему? – пусть это и помогает контролю, но выглядит это отвратительно, и довольно грубо; но, все же, порой, хочется купить ему косметику. Было бы интересно посмотреть, как Кеноби будет краситься.
Конечно, настолько его унижать не стоит – будет жаль, если наигранная женственность вдруг выйдет из-под контроля, и повредит мужскую сущность.

Довольно и того, что Оби-Ван уже пережил. Пожалуй, ему самое время познать милость ситха.


IX.

Палпатин выходит из-за драпировки, приподняв ее край с помощью Силы – Оби-Ван успевает разглядеть дверной проем в стене, возле того места, которое часто избиралось канцлером для любовных игр. В полумраке потайной комнаты едва угадываются два смутно знакомых силуэта, но быстрого взгляда не хватает для того, чтобы их опознать.

– Ты уже пришел в себя? Хорошо. Я не был уверен, что тебе не повредит, но… Ты меня напугал.
Кеноби не знает, что можно сказать в ответ. Он уверен, что выглядит и ведет себя неестественно, не так, как хотелось бы ситху. Он не знает, нужно ли выглядеть испуганным, нужно ли биться в истерике и плакать, или просто укрыться одеялом, пряча наготу.
Оказывается, довести свою жертву до конца – непросто. Трудно сказать, сколько пройдет времени, прежде чем Йода, просмотрев запись сообщения, пребудет сюда. И все это время, до последней секунды, нужно продержаться, импровизируя, играя непривычную, ненормальную роль.

– Я…
– Прости, – Палпатин, улыбаясь – мягко и нежно, как всегда – опускается на кровать у ног любовника, и тот подается чуть назад, почувствовав отвратительный химический запах средств по уходу за чучелами, – я хотел бы рассказать тебе обо всем раньше, но, – он разводит руками, – ты ведь слишком джедай. Стоило бы дождаться рождения нашего мальчика, но этот припадок…
– Это был не припадок.
Кеноби хочет добавить что-то еще, но обрывает фразу, почувствовав новый спазм.

Способность к вынашиванию детей, прежде присущая мужчинам с малоприспособленных для жизни планет, давно перестала быть естественной. С помощью Силы можно зачать, можно выносить – но рождение невозможно – только с врачебной помощью.
Иногда еще случается то, что принято называть «преждевременными родами» – стенки кишечной капсулы сокращаются, преждевременно запуская механизмы некогда естественного процесса. Подталкиваемый толчками стенок серовато-розового вместилища, плод точно ищет слабое место своей «тюрьмы», чтобы выбраться. Процесс может длиться сутками, но, иногда, оканчивается очень быстро – при неоказании медицинской помощи наиболее вероятен следующий исход: зародышевая капсула рвется, и ребенок выпадает в брюшную полость.
Особенно часто так бывает на поздних сроках. С мужчинами «в возрасте». Из-за шока.

Оби-Вану кажется, что он почти видит это: две маленькие ручки выскальзывают из кишки, царапают его органы, дергают жилы, с любопытством закапываются в брюшину.
Ему страшно, и он заранее чувствует, как из ануса течет кровь.

– Тебе опять нехорошо?
Кеноби, зажмурившись, трясет головой – так сильно, что волосы хлещут по лицу.
– Я могу помочь.
Следующий спазм заставляет стонать – все мысли, громоздкие и длинные «Сила великая, как же мне больно!», умещаются в одном звуке, до неприличия слабо отличающемся от тех, что срываются с губ перед оргазмом.
– …Но можешь ли ты позволить себе принять помощь от ситха?
Стон уступает место крику, и дело не только в боли. Оби-Ван не просто не хочет умирать – он боится потерять ребенка.

Кодекс ордена гласит: страх ведет на Темную сторону.

 Отправлено: 19.02.07 14:07. Заголовок: Re:

как же все это мрачно... надо разместить на сайте Джуксиан Танг... и не смотря на то, что мне безумно нравится, я все таки надеюсь, что "детки" это не читают... Такую вещь хочется прочитать разом... может можно обновления делать более объемными?

 Отправлено: 19.02.07 15:54. Заголовок: Re:

цитата:

как же все это мрачно... надо разместить на сайте Джуксиан Танг...

Спасибо, это, конечно, весьма лестно, но не думаю, что этому фику там место - другой формат, не та тематика.

цитата:

не смотря на то, что мне безумно нравится, я все таки надеюсь, что "детки" это не читают...

Полагаю, читают. Хотя должны бы и не, учитывая предупреждения)

цитата:

Такую вещь хочется прочитать разом... может можно обновления делать более объемными?

Мне удобнее мелкими кусками. Но, в принципе, дело уже к концу идет, так что до цельного прочтения осталось ждать недолго.

 Отправлено: 19.02.07 16:04. Заголовок: Re:

Мне удобнее мелкими кусками. Но, в принципе, дело уже к концу идет, так что до цельного прочтения осталось ждать недолго. Сехмет , то есть фик закончен и страдать моя буйная фантазия не будет? это радует...

 Отправлено: 19.02.07 16:41. Заголовок: Re:

Нет, он еще не закончен, но определенно будет скоро - готовы 9,5 частей, запланировано - 12,5.