Форум сайта "Мир Эсси Эрганы"

Письмо 2.

Сирил сопит, отвернувшись к стене, только рыжие вихры темнеют на подушке. К счастью, на своей постели. Я терпеть не могу спать с кем-то. Но тебе лучше, чем кому-либо, это известно. Необходимость лежать рядом, ограничивать пространство своего передвижения, контролировать даже во сне, чтобы не задеть, не залезть на чужую территорию – это ведь очень обременительно, да, родной? Ты как-то говорил то же самое.

Сирил, на мою удачу, даже не претендует на теплое место под моим боком. Да и кровати тут с английской точностью выверены - на одного. Двухъярусные.

Я счастливчик. Живу на втором этаже. Это удобно. Во-первых, вся наша вечерняя возня происходит в постели этого рыжего чудовища. А во-вторых… Во-вторых, прямо сюда падает из окна иллюзорный, нереальный лунный свет. Он похож на длинные нити. Словно, если бы там, на луне, на самом краю сидела принцесса, мурлыкала себе под нос какую-то песню, пряла бесконечное серебряное полотно и ждала… кого? Ну, того, кто обязательно вернется, наверное. Ждать сложно. Но знаешь, родной, какое непередаваемо сладкое чувство, когда ты возвращаешься. «Привет. Я дома».

Бред-бред-бред.

Луна. Ночь. Бессонница. Мерзкий фонарь под окном. И вот я уже несу какую-то смешную бессмыслицу.

Но тебе - можно. Будь ты со мной – сидел бы рядом, уткнувшись носом в острые, торчащие коленки и улыбался – совсем-совсем слабо, кивал, а пальцы бы уже чертили по белоснежному полю простыни невиданные лунные цветы и принцессу с прялкой.

Родной мой, я

Сегодня воскресенье (уже понедельник, на самом деле!), и выходной мы провели за городом.

В пятницу мы все-таки дождались лекции сэра Беккета. К ее началу я вполне пришел в себя. Не знаю, как выглядел, но чувствовал себя «fresh and handsome». Эмбер (мне нравится чувствовать языком его янтарно-солнечное имя, как если бы я слизывал карамельную сладость с ямки между его ключицами) присел на край стола, склонив к плечу голову, и внимательно оглядел аудиторию. Мне бы очень хотелось верить, что на мне его равнодушный, бесстрастный взгляд на секунду задержался. Потом последовал легкий, едва ощутимый вздох, усталое, утомленное движение длинных ресниц и слова: «Посмотрим, что вам запомнилось». Не утруждая себя изучением фамилий в списке, просто кивнул в мою сторону.

Черт, я не думал, что придется вновь пережить давно забытое, еще, наверное, со времен обучения «писать-читать» ощущение какой-то разверзшейся пропасти, ночного кошмара от того, что не знаешь, что нужно сказать. Рот онемел. Слова где-то в горле застряли и царапаются, как шкурка фрукта, которую ты случайно проглотил. Но с другой стороны. Если подумать. Может, ну ее, эту черную форму. Вот так, когда он стоит передо мной, ждет, внимательно смотрит своими непостижимыми янтарными глазами (клянусь! И это не игра света! Ни-ни) скептически поджав тонкие губы, меня начинает трясти от возбуждения. И я, который никогда не испытывал сложностей с околопредметными рассуждениями, просто стою, стиснув зубы – иначе они вот-вот начнут стучать, как в лихорадке, и прямо, в упор смотрю на сэра Беккета.

Наконец, он заканчивает эту садомазохистскую, сладкую пытку, кивнув и вроде как даже скривив губы в чем-то среднем между ухмылкой и неодобрительной гримасой. Поворачивается к какому-то прилежному юноше с зализанными волосами и, наверное (черт знает! У меня в ушах кровь шумит, как будто я просмотрел часовое жесткое порно), повторяет свой вопрос.

А мне остается опуститься на стул и облизывать пересохшие губы.

Сирил давится от хохота и спустя минуту на экране высвечивается:

«А теперь он оставит тебя после занятий и накажет!»

Я фыркнул и набрал:

«Завидуешь?»

Но Сирил только пожал плечами и отвернулся к окну.

Мистер Беккет, как обычно, закончил лекцию минута в минуту и, спокойно собрав книги, вышел из аудитории.

Никто не оставил меня после занятий. Жаль.

А в нашей школе такое частенько происходило.

И было забавно оставаться вдвоем в пустой аудитории, сидеть, задрав ноги на парту, болтать и смеяться. Хотя чаще ты раскрывал на коленях свой альбом и доставал карандаши. Склонялся над листом низко-низко, так, что челка падала на лицо, и приходилось убирать ее за ухо вечно перепачканными, разноцветными пальцами.

Время от времени ты поднимал голову, смотрел в окно и снова наклонялся. А я все норовил заглянуть тебе через плечо. Мне плевать было, что ты там выводишь, но мне жутко нравилось смотреть на твои тонкие-тонкие запястья, перевитые плетеными шнурками – фенечками, на золотистую кожу и выступающие косточки. А ты думал, что я подглядываю, отчаянно краснел и накрывал лист ладонями. Никогда я не воспринимал эти часы, как заключение. И готов был снова и снова…

Мне не слишком-то нравится вспоминать. Не из-за того, что я жалею. Или еще что-то там. Просто последнее время от прошлого меня тошнит. Вот и сейчас. Стоило мне написать это, как желудок скрутило спазмом.

Поэтому стоит вернуться к насущному - реальному.

В коридоре, вывалившись из аудитории, все же еще раз столкнулись с нашим наваждением. Он негромко с кем-то разговаривал по телефону. Мы прошли совсем рядом. Так, что я поймал край прозрачного летучего шлейфа-аромата чего-то, и правда, сладкого (серьезно, что ли, мед?), кружащего голову, с прячущейся в самой сердцевине терпкой миндальной горечью (которую чувствуешь языком – вдруг! когда совсем уже расслабился и поплыл, как призыв: «эй, не расслабляйся, опасность»). Мне кажется, я даже замедлил шаг (или время вдруг стало как расплавленная карамель?) и уловил обрывок фразы: «…нет, уже еду домой».

Вечером я, забравшись на свой второй этаж, увлеченно тыкал по клавишам перепачканными кетчупом пальцами (неистребимая привычка есть, не отходя от рабочего места – весь тачпад заляпан пятнами неизвестного происхождения) и параллельно невпопад отвечал на комментарии Сирила, листающего какую-то книжицу, наверняка какое-то вампирское, мягкообложечное чтиво.

- Какие планы на вечер? – это, пожалуй, единственное, на что я отреагировал и даже заставил себя оторвался от экрана и задуматься. И понял, что больше всего хочу спать. Просто тупо забраться под одеяло, еще часик побродить по сайтам без какой-либо цели, а потом закрыть глаза и спокойно уснуть.

Так бывает. Дни, когда я никого не хочу видеть. Когда меня трясет от толпы. Когда я хочу сидеть на крыше, укутавшись вместе с тобой одним на двоих одеялом и молча пялиться в фиолетово-грозовое небо, к которому, как к рождественской елке, подвешены стекляшки звездочек.

Откладываю ноутбук и соскальзываю вниз, к Сирилу, бесцеремонно тяну к себе книгу, чтобы увидеть обложку. Надо же! Ошибся. J.D. Salinger. "The Catcher in the Rye" (1).

Книга, убившая меня, когда мне было лет пятнадцать. Откровение. Кто-то, написавший, казалось, обо мне. Разложивший с хирургической точностью и аккуратностью на составляющие мои подростковые страхи и порывы, эмоции и чувства. Мне казалось тогда, родной, что ты - моя Фиби(2). Существо, которое всегда будет целью моего пути, куда бы я ни шел и откуда бы не бежал. Смог ли я эволюционировать и отойти от этого мальчишки с синдромом побега?

- Кэй, это просто… Это просто… обо мне!

Усмехнувшись, киваю.

- Знаю.

- Читал?

Побормотал что-то вроде «угу» и устроился, свернувшись под боком у друга, положив голову ему на живот. И тут же почувствовал, как под моей щекой напряглись мышцы.

- Ты чего? – подозрительно пробормотал Сирил, даже откладывая книгу.

Да знал бы я?! Слишком много поднято мути со дна реки за один день. Неспокойно. Неугомонный зверек царапается.

- Все это было. Частная школа для мальчиков. Десятки попыток – взять билет и уехать, куда глаза глядят.

- И что? – глянув на меня сверху вниз, поинтересовался Сирил.

Я неопределенно пожал плечами, повернул голову и куснул соблазнительно открывшийся под задравшейся футболкой живот.

- Возвращался. Меня ждали. Назад.

Рыжий, видимо, совсем обалдев от такого игривого настроения, задумчиво пробежал пальцами по моим спутанным взъерошенным волосам и вдруг предложил:

- Давай спать ляжем. А завтра с утра поедем за город. Что-то эта суматоха меня достала.

В который раз наши желания поразительно совпали. Я потянулся, зевнул и со спокойной душой отправился в душ.

Нам даже удалось выехать «с утра». Хотя, тут все зависит от того, что брать за условное определение понятия «утро».

Понесло нас в Саффолк(3). С остановкой в Ипсвиче – полюбоваться на уютную Англию, пройтись по центру и там сесть на даблдекер(4) (два автобуса пропустили, пока ждали, чтобы приехал именно этот, да еще и с открытым верхом). Устроившись на втором этаже, задрав ноги на решетку низкого борта, наконец, продолжили свой путь в Филикстоу, к Северному морю.

Ожидание того стоило. Ни с чем не сравнимое ощущение – уклоняться от веток, которые вот-вот, кажется, хлестнут тебя по лицу, чувствовать, как крыльями трепещет ветер, дышащий в лицо уже совсем явственно, пьяняще - солью и туманами. Задыхаясь, стараясь перекричать свист взвихренного воздуха, мы говорили что-то взахлеб, перебивали друг друга, сумасшедшие от переполнявших чувств, смеялись, перегибаясь через тонкие, ярко-красные ограждения в попытке поймать ладонью пыльную, усталую, июльскую листву.

Знаешь, родной, наверное, это те самые моменты, которые наполняют смыслом мое существование. Минуты, когда я остро, болезненно чувствую жизнь, пропускаю ее через себя, позволяю течь по кровеносной сетке, к сердцу. Чтобы оно, питаясь клетками и соками этого мира, продолжало биться. Не знаю, смог ли бы ты понять меня, если бы я попытался объяснить. И было ли тебе вообще интересно – знать что-то обо мне?

Северное море. Оно…как ты. Текучее. Ускользающее. Зыбко-туманное. Вопреки всему - теплое.

Я сидел на камне, закатав мокрые после купания штаны до колен, и смотрел на воду, идущую мелкой рябью, на мучительные потуги виндсерферов – сегодня явно был не их день (что они вообще тут забыли?) – и ни о чем не думал. Просто зачаровано следил за набегающими на песок опалово-матовыми волнами, проваливаясь в уютный туман под шепот ветра и моря, балансируя по краю яви-сна. Ты мог тоже. Быть здесь. Наверное.

Тебе бы понравилось. Это я знаю точно. Схватил бы свой чертов альбом, забыв обо всем на свете. Чем оно лучше? Чем, родной мой? То, что ты нарисуешь – этого, живого, дышащего? От которого дух захватывает? И что-то внутри сжимается, болит, пульсирует горячо. Глупый мой мальчик.

Волосы Сирила вспыхивают алыми бликами на солнце, на носу вдруг ярко проступает россыпь веснушек. Ухватив пальцами его подбородок и повернув голову к себе, я смеюсь, глядя в блестящие глаза, и, резко наклонившись, целую в уголок рта, морщась от соленого вкуса кожи. Баловство. С ним это позволительно. С ним не нужно осторожно, на ощупь передвигаться вперед, учитывая все «но», «если» и «нельзя» - как по минному полю. Легко.

- Жизнь удалась, - улыбается он и, закинув руки за голову, устраивается на песке.

- Завтра снова из солнечного теплого лета в глухой ледяной языческий Третий Рейх.

- С таким проводником - куда угодно, - насмешливо щурится Сирил, повернувшись ко мне.

- Возьмет он тебя, как же! – пожав плечами, фыркаю и обхватываю согнутые колени руками, зарываю замерзшие ступни в теплый, рассыпающийся под прикосновениями песок.

- Просто у нас нет стратегии!

- У нас?!

Но неугомонный рыжий игнорирует мой возглас, рывком переворачивается на живот. Веснушки воинственно ярко темнеют на светлой, влажной коже, а в глазах решимость, которая может перевернуть мир, не меньше. Эту бы энергию, да в другое русло.

- Серьезно. Ну, он же, в любом случае, такой же человек и…

- Благополучно себе трахает какую-нибудь причесанную, прилизанную замороженную рыбу – вроде как совершенную леди.

А что? Я просто не из тех, кто будет строить бессмысленные иллюзии.

- Ну, значит, ему определенно сорвет крышу от такого горячего любовника…

- Как ты? – скептически заканчиваю я.

- Угу.

- Не представляю в отношении этого создания это вот «сорвет крышу». Да и ты в качестве «горячего любовника» эммм… - не выдержав, начинаю хохотать.

Сирил фыркает обиженно и, швырнув в меня горсть песка, демонстративно отворачивается.

- На неделе пойдем в Национальную галерею.

Все веселье слетает.

- Нет.

Чересчур бескомпромиссно вышло. Да мне плевать.

Неугомонный друг разворачивается и удивленно, с какой-то даже долей тревоги всматривается в мое лицо.

- Чего так?

- Терпеть не могу, - ограничусь этим. Пусть интерпретирует, как хочет.

- А вот сэр Бекетт любит.

Я аж застонал. Еще один. Да что ж с моей поганой кармой-то? Может, я убил какого-нибудь художника в прошлой жизни?

- И как ты выяснил столь интимную деталь?

- Я у него на искусстве занимался. Он нам читал курс истории западноевропейской живописи. Ты бы видел его, когда он рассказывал о сюрреализме.

- Думал его интересы более… ммм… классические?

Сирил рассмеялся и довольно облизнулся.

- А вот. Может, у нашего ледяного аристократа еще и игрушки какие под кроватью припрятаны? Но это я узнаю потом. А пока… Завтра мы подползем к нему после занятия и с видом любознательных учеников попросим консультацию, чего бы такого сногсшибательно сюрреалистического можно посмотреть в Лондоне, а?

Я скептически хмыкнул:

- Дурацкая стратегия, годная детям в песочнице. Может, ты еще надеешься, что он нас будет сопровождать по галереям?

Сирил хитро сощурился:

- Может и рассчитываю.

- Идиот.

- Придумай, что получше.

- Хорошо. Спросить ведь это не подразумевает, что нам придется таскаться по музеям?

- А что? Интересно.

-Черт. Познакомил бы я тебя с одним… - устало начал я, но тут же коротко оборвал фразу. - Хотя нет. Не познакомил бы.

Но Сирил уже заинтересовался, подобрался, прикусил нижнюю губу:

- С кем - с кем?

Стало как-то совсем холодно, и ветер уже вовсе не был таким ласковым, каким казался днем. Я сел, надел ботинки и принялся торопливо их шнуровать.

- Поехали домой, а? Еще добираться черт знает сколько.

Не думаю, что я хочу с кем-то говорить о тебе.

Но вдруг Сирил потянулся, обхватил мою шею руками, потащил к себе. Я совсем не был готов и практически упал на него, прижав к песку своим телом. В ответ на удивленный взгляд он только покачал головой и, не выпуская, прикоснулся губами к моему подбородку, произнося на выдохе: «Еще совсем чуть-чуть. Подожди…» Его шепот побежал огненными змейками по телу, вмиг покрывшемуся мурашками.

Может быть. Может быть, он не так уж и слукавил, назвав себя горячим любовником. По крайней мере, что-то на этот раз было по-другому.

Он слизывал белые дорожки подсохшей соли с моей кожи, бесконечно, пока в легких не заканчивался воздух, целовал, и, глотнув влажного северного ветра, вновь принимался скользить горячим языком по моему прохладному, дрожащему телу. Меня трясло от этой непрекращающейся муки. Я бессильно цеплялся за острый песок, но только снова и снова скользил по нему горящими ладонями. Торопливо стаскивал уже наполовину зашнурованные ботинки, расстегивал брюки, обжигаясь о металл клепок на ремне.

Мне, по большому счету, было все равно, что мы, в общем-то, устроились на открытом месте. И незадачливые серферы, не поймавшие волну, могут насладиться другим, впрыскивающим не меньшую дозу адреналина в кровь, зрелищем. Значит, нужно просто сделать все по-быстрому.

Сирил, навалившись всем телом, удерживал меня притиснутым к земле, и от вида растрепанной рыжеволосой головы, склоненной к моему паху, тело нетерпеливо выгибалось дугой больше, чем непосредственно от движений его языка.

Чертов песок. Всюду. В волосах. Во рту. Стеклянный привкус. Прикосновения миллионов мелких крупинок, раздразнивающих кожу до боли, до желания кататься по земле, шипеть, делать хоть что-нибудь. Хоть что-нибудь.

В итоге, кажется, я опрокинул Сирила и устроился сверху.

Стиснул бедра коленями и для верности обеими ладонями прижал угловатое тело к земле. Смотрел, ни на секунду не отводя взгляда, на лицо с закушенными губами и закрытыми глазами. И от вида его светло-коричневых веснушек на побледневшей коже меня охватывало какое-то совершенно животное, дикое неистовство. Иллюзия беззащитности.

Я морщился от острого наслаждения, замешанного на тянущей, разрывающей боли. Хотел крепче сжать пальцы Сирила на своей плоти, подстегнуть, поторопить. Но ничего не делал, а только продолжал двигаться. И под рукой - в такт моим судорожным, неритмичным движениям оглушительно громко билось чужое сердце. Казалось, пульсирующее прямо на ладони, обнаженное, сокращающееся.

Процарапал бледную кожу, стискивая пальцы в кулак. И, наконец, обессилено упал на мокрую вздымающуюся грудь Сирила.

Под виском бьется – как часы, заведенные до предела – вот-вот и пружина лопнет, разнося механизм в клочья. Секунда-другая, и дикий темп спадает, дыхание выравнивается.

- Сползай давай, - все еще прерывисто, жадно глотая воздух.

Мерзость. Тело липкое, растерзанное и отвратительно пресыщенное, ленивое. Криво усмехнувшись пересохшими губами, сажусь, натягиваю штаны, трясущимися руками застегиваю ремень.

- Сильно. По-другому мы закончить поездочку и не могли, - поморщившись, резюмировал я.

Отвратительное чувство. Беспричинное. Почему - каждый раз оно?

Всю дорогу назад я, прикрыв глаза, дремал на плече у Сирила. Какие-то дикие яркие пятна взрывались, словно банки с красками опрокинули и все возможные цвета перемешались. Хорошо помню, что однажды так было. Ты весь вывозился. И я, когда пытался тебя вытащить.

Ты здорово смеешься.

Голова болит. Устал. Тело тяжелое, непослушное. В конце концов, я сполз на сидение, задрал ноги на впереди стоящее кресло и устроил голову на коленях Сирила. Он совершенно инстинктивно положил ладонь на мой затылок, пропустил слипшиеся от песка и соли волосы сквозь пальцы.

- Ты когда-нибудь хотел быть другим? – и сам не понял, зачем произнес это вслух.

Рука замерла, несильно потянула за пряди, отстраняясь. Не думал, что Сирил захочет отвечать. Наши отношения не подразумевают такую откровенность. Но все же, спустя несколько минут, я услышал его негромкий удивленный голос:

- Для чего?

Чтобы. Что? Чтобы не слышать больше вздохов матери: «Почему ты такой, Кэй?» Нет, дело не в этом. Им с отцом, по сути, все равно, какой я. В любом случае, я всегда буду не таким. Не таким, как. Я это хорошо понимаю. Тогда?

- Потому что ты идешь и идешь, и никак не можешь остановиться?

Не могу. Но.

- Или для кого-то – другим?

Для кого-то. Такое безличное слово.

По сути, всегда был - другим. И вопрос надо было бы задать не так. Хотел ли ты когда-нибудь быть, наконец-то, собой? Или вовсе не задавать.

- Забудь, - вздохнув, отмахнулся я. Не открывая глаз, взял руку Сирила и вновь положил на свою голову, еще и потершись о раскрытую ладонь затылком. Услышал короткий смешок, и пальцы покорно принялись перебирать прядки. И когда я совсем уже проваливался в мою сюрреалистичную, дикую, разноцветную картинку, поплывшую рябью и приглашающе расступившуюся под моими ногами, я услышал:

- Не хотел. Не думаю, что и этот кто-то, не дающий тебе покоя, хотел бы, чтобы ты был другим.

- Идиотские прописные истины. Философ чертов.

Кутаюсь в куртку, накидываю на голову капюшон, прячу пальцы в рукава. Скорее бы уже добраться до душа.

- И ты…

- Я сплю.

Разговор окончен.

Остаток пути мы молчим. И я, кажется, правда, засыпаю под мерный шум мотора и спокойные, механические ласки пальцев Сирила.

А в нашей комнате, выйдя из душа и смыв, наконец, всю грязь и усталость сегодняшнего дня, я, улегшись в кровать и пристроив на коленях ноутбук, взялся за письмо.

Если бы я спросил тебя, хотел ли бы ты быть другим?

Хотел бы я, чтобы ты был другим?

Знаешь, все же сегодня был хороший день.

Спокойной ночи, родной мой.

Не такая уж большая разница во времени.

Каких-то два часа.

Чуть меньше полутора тысяч километров.

Чуть больше полутора часов.

Хотя, знаю тебя. Ты все равно не спишь. Никак не успокоишься. Ляжешь на рассвете. Рисуешь, склонившись над альбомными листами? Читаешь, устроив книгу на коленках и подперев рукой щеку?

Ты… дома? надеюсь.

---
Примечания:
1. J.D. Salinger. "The Catcher in the Rye".
Д. Сэлинджер. В русском переводе названа «Над пропастью во ржи» (1951). Главного героя - семнадцатилетнего Холдена Колфилда отчисляют из закрытой школы. История - рассказ о его возвращении домой или попытке побега (кому чем покажется его путешествие).Роман в Америке имел оглушительный успех. Поразительно точно передана эмоциональная сфера подростка. Если честно,на русском языке роман на меня не произвел абсолютно никакого впечатления. Но, к счастью, потом я взялась за оригинал. И поэтому, если знание английского позволяет - рекомендую читать только на языке оригинала.

2.Фиби - сестра главного героя. Единственный светлый и чистый, важный для него человек в этом лживом мире.

3.Са́ффолк (англ. Suffolk) — церемониальное неметропольное графство на востоке Англии. Входит в состав региона Восточная Англия. Столица и крупнейший город — Ипсвич. Другие крупные города — Лоустофт и Бери-Сент-Эдмундс. На побережье Северного моря — рыболовный порт Лоустофт и торговые порты Филикстоу, Харидж.(инфо отсюда: http://ru.wikipedia.org/wiki/Саффолк)

4.Даблдекер - Автобус, который имеет два уровня. Часто используются в междугородних перевозках, в городах же - всё реже и реже. Но между Ипсвичем и Филикстоу курсировал. Правда-правда.