|
| |
Пост N: 154
Зарегистрирован: 29.01.08
Рейтинг:
7
Замечания:
|
|
Отправлено: 25.06.08 20:33. Заголовок: Письмо 1. Ты не про..
Письмо 1. Ты не прочтешь эти письма. И именно поэтому я могу быть откровенным. Впервые – не стараться быть кем-то: защитником, другом, ангелом-хранителем или возлюбленным. Мне хочется, чтобы ты видел меня. Но показать тебе то, чем являюсь на самом деле, я вряд ли когда-либо осмелюсь. Можешь посчитать это малодушием, но… для тебя, Хани, мне всегда хотелось быть единственным… самым лучшим, что ли? Однако, такая цель недостижима. И мы оба это знаем. Я, по сути, даже не смог заставить тебя отвести взгляд от этих чертовых волшебных картинок, составляющих твой зачарованный мир и посмотреть на меня. Я расскажу то, что никогда не сказал бы, глядя в глаза. Буду писать тебе письма, которые ты никогда не получишь. -- В конечном итоге, проболтавшись месяц в блажном ничегонеделании и задолбавшись выслушивать по телефону нотации отца и всхлипывания матери, в начале июля я отправился записываться на бизнес-курсы. Это было, наверное, самое простое и очевидное решение вопроса. И весомое оправдание для семьи – зачем я вообще притащился в Лондон. Да еще и с возможностью торчать в общежитии. Смутное удовольствие проживания в семье я сразу же отмел. Там, когда я задумчиво тыкал ручкой в список курсов, я и познакомился с Сирилом. На фоне совсем серьезных молодых иностранных «белых воротничков» целенаправленно притащившихся учиться – ему как-то откровенно, напоказ было все равно. И когда на милую улыбку служащей, принимающей анкеты и предложение записаться «на искусство» я коротко и бескомпромиссно отрезал: «нет», этот рыжий парень подмигнул мне и сказал: «А что, это один из самых простых вариантов для того, чтобы проболтаться здесь». Еще одно мое: «нет» слишком яростное и уже спокойнее: «Какое твое дело, хочешь иди туда сам». Но Сирил не обиделся, пожал плечами и улыбнулся: «Их я уже закончил, выбираю что-нибудь новенькое». - Какого хрена? Делать нечего? - Пусть папа думает, что я очень любознательный мальчик, - фыркнул мой новый знакомый и вписал в графу анкеты: «история». Да, кажется, мы нашли друг друга. - Интересный выбор, - и написал то же самое. Как-то получилось, что и на обед в ближайшее кафе мы потащились вместе. И совсем уже естественным было отправиться вечером в клуб. Под утро, когда мы потные и пьяные вывалились на полупустые лондонские улицы, я понял, что рядом со мной, наконец-то, родной человек, который поймет с полуслова. На автобусной остановке, прежде чем расстаться, Сирил расхохотался и, пьяно прищурившись, сказал: - И занятия на этот раз я пропускать не собираюсь… ни-ни… - Тяга к знаниям проснулась? - с сомнением спросил я. Но парень только хитро хмыкнул и заговорщицки прошептал: - Увидишь. В общежитии мы взяли одну комнату на двоих. И в первое наше совместное утро стали любовниками. Как-то тоже не слишком заморачиваясь, легко, без занудного и длительного анализа причин и следствий. Но ты ведь все равно не поймешь, как так можно, да, Хани? Я стоял в душе и, прижавшись спиной к кафельной стене, неторопливо скользил пальцами по члену, когда Сирил влетел внутрь с полотенцем, перекинутым через плечо и зажатой в кулаке зубной щеткой, глянул на меня блестящими карими глазами и подчеркнуто серьезно поинтересовался: «Помочь?» Ну а мне оставалось только повернуться к нему и, приглашая, улыбнуться. А когда уже потом задыхался в его руках, упершись ладонями в скользкую кафельную стену, понимая, что простым «помочь» это не ограничится, не нашел смысла сопротивляться. В конце концов, с ним, и правда, было неплохо. Простой, неизысканный, быстрых трах – по правилам и я бы сказал, по расписанию. Но я думаю, ради друг друга ни один из нас не хотел что-либо выдумывать и стараться. Вполне сносно. И ладно. А потом, когда начались занятия, я даже был рад Сирилу и тому, что можно закрыть глаза, откинуться на кровати и спокойно пофантазировать, пока рыжий вбивается в мое тело, о моей персональной порно мечте. Думаю, что и Сирил делал в эти моменты нечто подобное. И даже представляли мы, абсолютно точно, одного и того же человека. Имя нашей – одной на двоих - мечты было медово-сладкое, золотистое – Эмбер. Я увидел его в наш первый день на этих долбанных курсах. Мы проспали первые два занятия, но потом Сирил вдруг вскочил с кровати, взвился как ужаленный, глянул в расписание и судорожно засобирался, к тому же беспрестанно подгоняя меня. - Какого черта, Сирил? - Не пожалеешь, давай-давай. В конце концов, мне даже стало интересно, что это так боится пропустить мой новоиспеченный друг. В итоге мы опоздали и на третье - после обеденного перерыва занятие. Влетели в аудиторию и… Да. Не скажу, что у меня екнуло сердце, когда я его увидел. Екнуло у меня и отозвалось тянущей тяжестью где-то гора-а-аздо ниже. Но… Он и на англичанина-то не особо был похож. Нет, ну если говорить о британской холодности и высокомерии – то этого в нем было предостаточно, но… будь он другим, ни за что не производил бы такого впечатления. Аристократически тонкий, хрупкий и изящный с узкими ладонями, длинными пальцами и той бледной, просвечивающей голубоватые дорожки вен кожей, свойственной древним родам, отравленным близкородственными браками. Сладкое видение откинуло со лба длинные, идеально гладкие, черные волосы, доходящие до лопаток, и повернулось к нам. И я очень и очень пожалел, что опоздал и стал объектом пристального внимания этих спокойных золотисто-янтарных глаз. Все занятие я пялился на него из-за крышки ноутбука, даже не пытаясь делать вид, что вникаю в слова. Слушать-то слушал – у него и голос завораживающе ровный, как шум реки, но смысл… Что-то о второй мировой и третьем Рейхе, кажется… Где-то в середине лекции я все же не удержался и набрал в окошке быстрых сообщений: «Я бы не отказался увидеть его в форме СС», - и нажал «отправить». Услышал, как коротко хмыкнул Сирил, и почти тут же на экране отобразилось ответное сообщение: «Тем приятнее будет содрать с него штаны и разложить прямо на столе». Нет, Сирил не понимал всей прелести полного подчинения, сладости быть взятым, побежденным. Он никогда не чувствовал оттенки вкуса – только сладко, либо горько, никогда - смеси. А вот ты, мой мальчик, наверняка бы меня понял. Но в том и было наша самая большая похожесть, ставшая для меня непреодолимой преградой. Подчиняться может только один. Другой должен властвовать. Я видел несколько иную картину – моя фантазия была изысканнее и порочнее. Мельком взглянув на продолжающего говорить мужчину, я вновь склонился над клавиатурой и решил поддержать историю Сирила, только чуть добавив в нее цвета. Помню, мой сладкий, ты говорил мне, что краски способны оживить мертвый набросок. «Заставить его раздеться. Пусть сам расстегивает китель – тонкие белые пальцы, скользящие по черному жесткому сукну. Пусть оставит на себе, только чуть спустит с плеч. Рубашку – рвануть к чертям, возиться уже некогда, дернуть из брюк, оголить чуть вздрагивающий, плоский живот. Его кожа… наверняка, почти прозрачная, прохладная. Какой у нее вкус, а? Как думаешь?» - облизываюсь, на миг прикрыв глаза, и жму «отправить». Я бы предпочел, чтобы этот Эмбер сел в кресло – нога на ногу, и вот таким же бесцветным, ровным голосом, как он сейчас рассказывает о политической системе Третьего Рейха, приказал… «Кофейные зерна? Кэй, ты похотливая сучка! Раздразнил и что дальше?» И я уверен, он не ошибся в своей формулировке, не лажанул со своим неродным английским – подчеркнув это женское обращение. Скучно. Ему не нравится играть. И я, пожав плечами и фыркнув, отправил: «Сгоняешь в туалет на перерыве». Поднял голову и вздрогнул. По позвоночнику пропустили ток – точно-точно – даже вкус его языком почувствовал, слизал с пересохших губ, когда поймал на себе прямой, в упор взгляд этих непостижимо-золотистых глаз. Кажется, этого достаточно, чтобы я, сломя голову, бросился вслед за Сирилом, как только закончится лекция. Секунду–другую этот взгляд держал меня, словно пальцы, вцепившиеся в горло, не вздохнуть, не сглотнуть переполнившую рот слюну, а потом отпустил, когда мистер Бекетт (не удивлюсь, если и сэр Бекетт) отвернулся, и вновь бесцельно заскользил по аудитории. Не думаю, что он намного старше меня. Что-то около двадцати семи. Хотя… у меня явные проблемы с определением возраста по внешним признакам. Тебе вот, милый мой, до последнего времени, куда бы мы не шли, не давали больше восемнадцати, а ведь ты у меня совсем-совсем уже взрослый мальчик. И кажешься таким хрупким и беспомощным. Но это только лишь умелая иллюзия, которой ты обманешь кого угодно, не меня. Глянув на часы, наш преподаватель закончил лекцию – минута в минуту. Такой точный, что начинаешь верить в клише из учебника английского про пунктуальность англичан. Потом быстро надиктовал номера страниц и параграфы, которые мы должны осилить к следующему занятию - завтра, после обеденного перерыва, как обычно, и добавил, равнодушно скользнув по нам взглядом, что опоздавшие допускаться не будут. Этой ночью в клубе мы с Сирилом задумчиво тянули пиво из бокалов, разглядывая танцпол, а потом оба синхронно повернулись, ткнули пальцами в гибкую юношескую фигурку с развевающимися длинными волосами и воскликнули: «Этот!» Что-то неприятно толкнулось в животе, когда я понял, что есть вещи, в которых мы с Сирилом совсем, ох, совсем не друзья. Думаю, что и мой рыжий друг подумал об этом же, потому что он хмыкнул, хитро глянул на меня и поднялся с места. Я последовал за ним. С мальчиком мы познакомились. Легко. Но вот только взглянув в его темные, пустые глаза я испытал дикое, тошнотворное разочарование. Суррогат. В данном случае я на него не согласен. Либо – оригинал, либо… О второй возможности я даже не желал задумываться. Но уж точно - не подделка. Это так тупо развешивать по стенам репродукции Дали на выцветшей журнальной бумаге, да, мой хороший? И любоваться ими – будто подлинниками. Поэтому я оставил жалкую пустышку-пародию Сирилу и вернулся к своему Гиннессу. Настоящему… Хотя бы. Паршиво. Как будто скребется что-то внутри – маленький хищный зверек, вгрызается в плоть, присасывается. Эта кружка будет последней сегодня. Потому что в противном случае я не смогу его удержать. И неуемное животное начнет выводить своими загнутыми бритвами-коготками изнутри бесконечно. имя. Что совсем нам не нужно, да, мой хороший? Рука потянется к телефону. А я это ненавижу. Звонить. И молчать. Страшно. Терпеть не могу тишину. Возможно, стоило на этот раз повестись на ярмарочно-яркую грубую прелесть подделки? Потому что… подлинник может быть только один. И обладание им несет в себе страшную головную боль. Забота. Страховка. Защита. Охрана. Еще один глоток. А Сирил-то с мальчиком уже слиняли с танцпола. Может тоже подумать о перспективах на ночь? Мой друг, наверное, не вернется. Выжмет все возможное из эрзац-порномечты. Взгляд цепляется за тонкую фигурку, гибкую и изящную - в ореоле золотого света. Поразительно хорош – в узких брючках и белой рубашке с закатанными рукавами. Заколотые сзади светлые волосы и точеное личико с самозабвенно прикрытыми глазами. И я уже почти… Когда вдруг беспокойный зверек начинает ворочаться и неожиданно, со всей дури вгоняет в сердце острый коготь. Пальцы стискивают столешницу, тяжелый стакан, подпрыгнув, гулко, пусто стукается о дерево. Ты… Что ты сейчас делаешь, а? Остаюсь за столиком, только пересаживаюсь спиной к залу. Меня тошнит от этой слишком совершенной, нарочито хрупкой фигуры. Лжецы. «Защити меня. Помоги мне. Я нуждаюсь в тебе». Да кому вы нужны? Каждый сам за себя. Заказываю еще пинту. Но не успеваю насладиться вкусом, когда возвращается Сирил, выхватывает тяжелый стакан и жадно пьет мой Гиннесс. Я чертыхаюсь, выдираю бокал из его лап, расплескивая на нас пиво. - Не облизывай. Не знаю, где твой язык только что побывал! Рыжий смотрит на меня подозрительно, потом надменно хмыкает и садится напротив. - Надрался – мозги отказали? Кто будет тащить в рот всякий мусор с улиц? - Если этот мусор с кухни сэра Бекетта, с тебя станется. Может ты так обалдел от радости? По разочарованному, голодному взгляду Сирила я понял, что мой друг тоже оказался весьма разборчивым и привередливым в вопросах… подлинности. И черноволосое создание, распаленное и брошенное, сейчас недоумевает где-нибудь в темном уголке, которых полно в этом клубе. - Домой? – помедлив, скучающе спросил рыжий. - Пожалуй. Уже когда я выползал из-за стола, подумалось, что все же осталась у этого вечера какая-то незавершенность. Даже допуская мысль, что у себя мы, конечно, по-своему его окончим. Все же. Оставленные коготками царапины саднили. Неприятно. И весьма ощутимо. Но, в итоге, вечер завершился не так быстро и просто - не так. На улице, когда мы вывалились из клуба, вдруг навалилось совершенное тупое оцепенение – нежелание двигаться с места. Просто стоять. Задрав голову вверх, в низкое, черное, в розоватых разводах, словно бы чуть-чуть припыленное серебром отраженных огней ночного мегаполиса, небо. В просвете между крышами притиснутых друг к другу домов. Родной мой, оно другое. - Такси или пешком? – застегивая куртку, поинтересовался Сирил. - Пешком. - Долго будем тащиться. - Пофиг. Хочу пройтись. Так и есть. Думается, если я еще немного подышу густым, не успевшим до конца остыть воздухом, пахнущим плавленым асфальтом и далеким – будто бы с моря – ветром, то меня перестанет мутить. Пошатываясь, идем, засунув руки в карманы по переулку, от одного растекшегося лужей пятна света к другому. - Что ты тут делаешь, Кэй? - М-м-м?.. - вопрос могущий иметь тысячи вариантов ответа. - Зачем ты сюда приехал? - Хотел посмотреть на лондонское небо, - зябко ежусь. Еще рановато для того, чтобы алкоголь отпустил, а ночь очень и очень душная – ни намека на ветер, почему тогда так не по себе? Сирила как будто бы даже этот ответ и не удивляет. - Ну и?.. Не насмотрелся? - Увяз. В ловушке. Жду попутного ветра, - пожав плечами, поясняю я. – А ты? – как будто для поддержания разговора. - Кто знает? Дома у нас точно делать нечего. Скучно. А это… вроде бы Мекка, да? Смеется заразительно, в голос, поблескивая в темноте зубами, и я ловлю себя на мысли, что улыбаюсь в ответ. Не помню, чтобы у меня был кто-то кроме тебя. В смысле друга, что ли? Того, с кем треплешься обо всем подряд, не пытаясь показаться лучше, чем ты есть. Слишком много приятелей. Но никого ближе тебя. А это не то. С тобой я всегда хотел быть… другим? Лучше и чище, вроде как. Долбаным героем. Поэтому идти по узким лондонским переулкам – вперед, рядом с Сирилом совершенно новое, незнакомое мне ощущение. Свободы?.. Возведенной в абсолют. Выпущенной птицы, почувствовавшей под крыльями струи свежего ветра. Дикое, рвущее тело на клочки чувство, требующее выхода. Это оно неуютным зябким холодком прошло по позвоночнику и впилось в его основание. И я клянусь, еще немного, и я бы побежал – сломя голову, без направлений и целей – вперед. Сирил удивленно, понимающе поглядывал на меня и улыбался. И, наверное, нам дико повезло, что не пришлось гонять по улицам, бузить или еще что-то. Просто повстречались двое таких же дурных и пьяных, чья сила или наслаждение жизнью требовали немедленного выхода. И начавшееся со стандартного, напряженно-вызывающего обмена дежурными в таких случаях фразами на английском, обильно пересыпанным родными словечками с нашей стороны, и с диким ирландским акцентом – с их, все закончилось к взаимному удовлетворению – яростной, сумасшедшей дракой. И нашим бесславным бегством с поля боя, когда спустя несколько минут стало ясно, что с накаченными ирландскими мальчиками в тяжелых ботинках и бомберах нам не справиться. Мы бежали квартала два, пока не оказались в очередном глухом переулке между серыми влажными стенами домов. Стояли, задыхаясь от бега и сдерживаемого смеха – то ли облегченного, то ли истеричного. И в конце концов, не выдержав хохотали, как ненормальные. Но и этого нам было мало. Поэтому, когда Сирил вдруг замер, поднял на меня блестящие, совершенно безумные глаза, я молча, едва сдерживая рвущееся дыхание, попятился к стене и негнущимися пальцами начал проталкивать в петли пуговицы куртки. - Давай. Быстрее. Он судорожно ловил воздух раскрытым ртом, прижавшись к моей скуле мокрой, потной щекой. Я сплюнул на пыльный асфальт кровь из разбитого рта и жадно поцеловал его, но тут же поморщился от ноющей боли и отстранился. - Так. Обойдемся без нежностей. Сирил быстро кивнул и задрал мою футболку, обнажая сведенный судорогой предвкушения живот. Я не думаю, что в этом странном, полупьяном, до крайности возбужденном состоянии мы могли бы долго ласкаться и обниматься. Я шипел, казалось, у меня даже зубы свело от какой-то почти физической боли и горячей пульсирующей тяжести в паху. Путаясь в цепочках, позвякивающих на моем широком ремне, матерясь сквозь зубы, Сирил сдирал с меня джинсы, а потом видно решил, что ничего хорошего у нас здесь, в этой грязной подворотне не выйдет, уткнувшись в мою оголенную шею, шепнул: - До дома. А холодные руки уже гладили мою кожу, спускаясь все ниже и ниже. Я кивнул и торопливо дернул ремень на брюках Сирила. Пусть так. Пока. Добраться до дома. Я и так достаточно получил в драке, чтобы еще добавить идиотской невыдержанностью. Нужно иногда и головой думать, да, родной? Поэтому придется пока ограничиться… как это называется в умных книжицах?.. О-о-о… Запрокидываю голову, откинувшись на скользкую, мокрую стену. Горячее сбившееся дыхание Сирила обжигает мою шею и ключицу, чувствую, как он прикусывает кожу слегка, бормочет что-то на своем певучем родном языке. И этот непонятный мне бред страшно распаляет. Задрав голову, смотрю широко раскрытыми глазами на светлеющее, текущее розовыми ручейками предрассветное небо. Изо всех сил стараясь сдержаться и не начать кусать запекшиеся кровью губы. Упираясь горящей ладонью в плечо Сирила, а другой лихорадочно лаская его. Все плывет, расползаясь: серые стены, безумное, апокалипсическое небо вот-вот норовящее обвалиться, как кусок потолка. Стискиваю пальцы на воротнике куртке Сирила и, болезненно поморщившись, громко выдохнув, кончаю. И почти сразу же чувствую горячую вязкую влагу на своей ладони. Теперь можно расцепиться. Закрыть глаза и отодвинуться, позволить ветру хлестать взмокшее тело и путать волосы. Хоть какое-то облегчение. И кажется, я даже трезвею. Начинаю чувствовать подступающую тошноту и отвращение. - Черт! Как долбаные кролики. Знаешь, родной мой… Никогда, ни за что я не хотел бы, чтобы ты видел меня таким… Осторожно, стараясь не касаться перепачканными пальцами куртки, лезу в карман и вытягиваю клетчатый фиолетово-синий платок. Твой, кстати. Тот, что ты протянул мне – месяц назад – когда я порезался о край разбившегося стакана. Из-за чего-то мы, помнится, поссорились. И я свалил на кухню, а ты шел за мной и все продолжал обвинять и выговаривать. Тогда я и грохнул к чертовой матери бокал, чтобы только выпустить сдерживаемое – до дрожи – бешенство. Не на тебя. Присел собирать с пола осколки, цыкнул, порезавшись, и увидел этот платок, который ты молча сунул мне прямо под нос. Потом, когда я уходил, наверное, автоматически убрал его в карман. И вот теперь… пригодился. Тщательно вытираю пальцы, застегиваюсь, одергиваю задранную смятую футболку и, почти уже совсем собравшись выбросить платок в рифленый бак у стены, в последний момент останавливаюсь и засовываю его обратно в куртку. - Давай возьмем такси, что ли? – поморщившись, поворачиваю голову к Сирилу. - Нагулялся? – сыто жмурясь, хмыкнул он. - Терпеть не могу рассветы. Когда вся эта блядская, уродская плоть предстает во всей своей красе. Чувствую себя смертельно усталым. Плотно запахиваю полы куртки, поднимаю воротник и, не оглядываясь, иду к выходу из этого провонявшего тухлым мусором переулка. В общем и целом, если не считать того, что меня все-таки вывернуло в такси – хорошенькое начало рабочего дня я обеспечил водителю! – мы добрались благополучно. И все было бы совсем сказочно, если бы эта неуемная скотина не разбудила меня в одиннадцать с воплями, что нам никак нельзя опоздать к сэру Беккету (прилипло прозвище, да? Почему со мной всегда так бывает?) В итоге, на лекциях мы оказались ранее назначенного нам свидания и вынуждены сидеть и слушать стервочку в твидовом костюме и очках, которая старательно выговаривая каждое слово – как для идиотов, право! – медленно-медленно вещает нам о норманнах. А я сижу (лежу?) на столе, вцепившись одной рукой в бутылку минералки, негнущимися пальцами второй выстукиваю тебе письмо. Прочь дамочку. Верните мою ледяную английскую порно мечту. Родной мой, я никогда не говорил тебе, ты так забавно смотришься, когда надеваешь очки? Эта стервочка бы удавилась от зависти.
|