Отправлено: 20.08.08 21:45. Заголовок: ГП. "Жизнь в зеленом цвете" часть вторая ГП/ФУ/ДУ, ГП/БЗ, ГП и другие NC-17, ангст/AU (продолжение)

Название: Жизнь в зеленом цвете, часть вторая
Автор: MarInk
Бета: нет
Пеиринг: Гарри Поттер/Фред Уизли/Джордж Уизли,
Гарри Поттер/Блейз Забини, Гарри Поттер и др.
Рейтинг: NC-17, слеш
Специальное придупреждение: пренуждение, экзекуция, жестокость, изнасилование, смерть персонажей, ООС.
Жанр: ангст/AU
Содержание: У всякой монеты есть две стороны, не говоря уж о ребре. Такие близкие и не способные когда-нибудь встретиться, не могущие существовать друг без друга, орёл и решка [особо проницательным: да-да, читай не орёл и решка, а Гриффиндор и Слизерин] ВСЕГДА видят мир с разных сторон, но однобокий мир мёртв. Гарри предстоит убедиться в этом на собственной шкуре, посмотрев на мир с той стороны, с какой он не хотел, но на самом деле смотрел всегда...
Разрешение получено.

 Отправлено: 23.08.08 15:33. Заголовок: Глава 8 Когда дела ..

Глава 8
Когда дела идут хуже некуда, в самом
ближайшем будущем они пойдут ещё хуже.
Первое следствие второго закона Чизхолма.


Ноябрь и декабрь укутали Хогвартс снегом и холодом; такого холода на памяти Гарри ещё не было. В подземельях больно было дышать – ледяной воздух обжигал лёгкие. Гарри спал в перчатках и шарфе – так же, впрочем, как и все остальные – и просыпался по ночам, случайно сбросив с себя одеяло, от того, что кожа покрывалась пупырышками. Ему снова снились кошмары, привычные кошмары со смехом Вольдеморта, вспышками Авады и криками родителей. Он подозревал, что холод как-то влияет на это.
Ситуация усугублялась тем, что экспериментальное зелье, сиречь испорченный «Praefocabilis», разъело каменный пол и стены. И кровать Гарри: тем памятным утром он нашёл на её месте кучку трухи, липшей на мантию и выскальзывавшей из пальцев. Глубокие выщербины – как черви проели – были на пороге, стенах, неровной кривой змеились по ковру, превратившемуся в несколько сморщенных отдельных кусочков. От окна вниз тянулись вытравленные зельем дорожки, складывавшиеся в латинское слово, очень криво «написанное», но разборчивое: «Mors». «Смерть». Какой пафосный, напыщенный, тошнотный жест... Гарри рассеянно пересыпал тихо шуршавшую труху, ронял гладкие, как шёлковые, мелкие останки своей кровати с ладони на ладонь, ворошил прямоугольную кучу того, что ещё вчера было деревом и тканью.
- Что, Потти, горюешь? – Малфой был сбит с толку. Никакие нотки надменности и холодности не могли скрыть недоумения и растерянности – главным образом, потому, что Гарри знал, что не быть их там не могло.
Он отряхнул руки, подхватил сумку с учебниками и встал с корточек – продолжать сидеть спиной к Малфою было небезопасно.
Забини молча стоял за спиной Малфоя и, скрестив руки на груди, наблюдал за блондином, сверлившим Гарри глазами, и самим Гарри, позволившим себе ухмылку при воспоминании о вчерашнем вечере.
- Всегда знал, что вы оба никудышные зельевары, - сказал Гарри спокойно. – Обычный «Praefocabilis» в Мерлин знает что превратили, недоучки.
Гарри позволил себе насладиться расширенными глазами и отпавшими челюстями обоих и вышел из спальни, не оглядываясь. Спину ломило из-за ночи, проведённой одетым и в кресле, но она того стоила: эту схватку он выиграл. Эту, одну, небольшую – выиграл безоговорочно.

Тишина в Слизерине никогда не нравилась Гарри. Это была нехорошая тишина, значившая затишье перед бурей, спокойствие прижавшейся к земле кошки, готовой прыгнуть на бестолкового мышонка. Каждый день спокойной – ну, относительно спокойной – жизни в Слизерине означал увеличение количества баллов предстоящей бури. Гарри казалось, весь Хогвартс впадает в подобие зимней спячки: разговоры были тихими, лица – серьёзными. Никто нигде не ходил в одиночку по горячей просьбе деканов факультетов – исключением был только сам Гарри, но отсутствие компании под боком не беспокоило как его самого, так и декана Слизерина. И одна вещь была плюсом – разговоры о том, что Гарри – Наследник Слизерина, поутихли; сколько, в самом деле, можно было жевать одну и ту же тему? Тем более, что нападений больше не было; честно говоря, Гарри откровенно радовался отсутствию Колина Криви с его извечным фотоаппаратом, а вид до сих пор безутешного Филча, бродившего рядом с местом нападения, пытавшегося снять со школьников баллы за «слишком громкое дыхание» или «гнусную ухмылку на лице» и безуспешно оттиравшего со стены надпись о Тайной Комнате, не вызывал у Гарри особой жалости. Вызывал бы, впрочем, если бы Филч при виде Гарри не начинал кричать: «Мерзкий маленький тёмный маг, верни мне мою миссис Норрис!!», и всё в таком духе. Все проходившие мимо начинали с интересом прислушиваться, и распалённый поддержкой аудитории Филч продолжал орать, источая чистую, неподдельную, искрящуюся ненависть, от которой у Гарри начиналась дикая мигрень.
Где-то в начале декабря Гарри в компании Рона и Гермионы – единственных, не утративших в атмосфере всеобщей апатии живости и бодрости (в основном их живость была направлена на Многосущное зелье, рядом с которым они проводили почти всё свободное время; коль скоро с философским камнем Гарри разбирался в одиночку, гриффиндорцы жаждали взять в этом году реванш и по возможности найти себе приключений на все доступные места) – брёл по вестибюлю; они собирались навестить Хагрида. Гарри, погруженный в свои мысли, успел пройти в одиночку несколько метров, прежде чем сообразил, что Рон и Гермиона улетучились куда-то в сторону доски объявлений.
- Гарри, смотри! – Гермиона помахала ему рукой. – Открывается Дуэльный Клуб! Сегодня вечером первая встреча!
- Кто как, а я запишусь, - задумчиво добавил Рон. – Вдруг пригодится...
- Ты считаешь, слизеринский монстр будет драться на дуэли? – скептически пробормотал Гарри. Ему, в принципе, хватало теории в книгах по ЗОТС, но практики было мало – многие заклинания к самому себе никак не применишь... так что идея Дуэльного Клуба ему понравилась. Может быть, это даже отвлечёт его от навязчивых мыслей о Наследнике, тем более усугубленных, что поговорить с горгульями на эту тему не удавалось, будто само это намерение было заранее кем-то проклято – вечно кто-то шёл мимо, патрулировал коридор, спешил к директору, выходил от директора, а то и сам Альбус Дамблдор ходил поблизости, заставляя Гарри ретироваться в большой спешке – его совсем не грела перспектива быть засеченным в неурочный час в момент разговора с каменными статуями обо всяких подозрительных вещах. К тому же ему нужно было когда-нибудь и спать.

В восемь вечера, насидевшись у Хагрида до ломоты в зубах (от чрезмерно пропечённых кексов, которыми впору было пользоваться вместо молотков), они явились в Большой зал. Столы были убраны, потолок – завешен чёрным бархатом, а там, где раньше стоял преподавательский стол, была золотая сцена, освещённая тысячами плававших в воздухе дынно-жёлтых свечей.
- Интересно, кто будет преподавать нам дуэльные навыки? – воодушевлённая Гермиона острыми локтями пробивала себе дорогу в толпе таких же любопытных.
- Неважно, кто, - подал голос Гарри, - лишь бы не Лок...
Слова застряли у Гарри в горле: на сцену выбежал сияющий улыбкой Локхарт в тёмно-фиолетовой мантии и замахал всем рукой. Следом за ним на сцену выскользнул бесшумно, как змея, профессор Снейп с экстра-мрачным выражением лица. Гарри заподозрил, что тот здесь не по собственной воле, а, скорее, по директорской.
Локхарт помахал рукой, прося тишины, и прокричал:
- Подходите ближе, подходите! Всем меня видно? Всем меня слышно? Превосходно! Начнем, пожалуй! Профессор Дамблдор дал мне разрешение основать этот маленький клуб дуэлянтов, чтобы научить вас защищать себя, если понадобиться, так, как это делал я сотни и тысячи раз – за подробностями обращайтесь к моим опубликованным работам. И позвольте мне представить моего ассистента, профессора Снейпа, - продолжал Локхарт, расплываясь в такой радушной и доброй улыбке, что Гарри начал ожидать мёда, который просто должен был начать капать с губ преподавателя ЗОТС. – Он признался, что сам немножечко знаком с дуэльным делом и согласился по-товарищески помочь мне кое-что продемонстрировать вам прежде, чем мы начнем заниматься. Да, и еще одна вещь – хочу вас, молодежь, успокоить – по окончании представления вы получите своего учителя Зельеварения назад целым и невредимым, не надо бояться!
По мнению Гарри, если кому и следовало бояться, так это самому Локхарту – такие взгляды от Снейпа доставались только Невиллу Лонгботтому, взорвавшему на уроке Зельеварения вместо одного целых три котла подряд. Но то ли Локхарт был бесстрашен, то ли попросту ничего не замечал; Гарри склонился ко второму варианту, когда Локхарт и Снейп повернулись друг к другу лицами, изобразили поклоны и выставили палочки на манер мечей – Локхарт даже не наблюдал за своим оппонентом, вывернув голову к толпе восхищённых поклонниц.
- Как видите, мы держим палочки в общепринятом воинственном положении, - объяс-нял Локхарт любопытно притихшей аудитории. - На счет «три» мы должны выкрикнуть первое заклинание. Никто из нас, разумеется, не собирается никого убивать.
«Я бы не был в этом так уверен», - подумал Гарри; ухмылка Снейпа не внушала ему никаких иллюзий насчёт участи Локхарта.
- Раз – два – три!
Взмахи палочками – плавное движение Снейпа и довольно неуклюжее Локхарта – Снейп выкрикнул:
- Expelliarmus!
Ударенный малиновым лучом Локхарт отлетел к стене, ударился о неё и скромно сполз на пол. Его палочка полетела в другую сторону. Несколько студентов зааплодировало и ободряюще засвистело.
- Ой, - прошептала Гермиона, прижав крепко стиснутые кулаки к щекам, - он же не пострадал, верно?
- А если б и пострадал, какая разница? – легкомысленно сказал Рон, которого вполне устраивал подобный исход.
- Как ты можешь! – Гермиона негодующе пихнула Рона в бок.
Гарри промолчал. «Надо запомнить это заклинание».
- Что ж, вот пожалуйста! – при падении Локхарт потерял палочку и шляпу, но не апломб. – Это было Разоружающеее заклятие, как вы видели, я потерял палочку – ага, спасибо, мисс Браун – да, это была прекрасная мысль: показать им это заклятие, дорогой Северус, но, если мне позволено будет заметить, было совершенно очевидно, что именно Вы собираетесь сделать. Пожелай я воспрепятствовать Вам, это было бы более чем элементарно – однако, я счел необходимым показать ребятам этот прием...
На сей раз даже недогадливого Локхарта передёрнуло при виде выражения лица Снейпа, и он быстро свернул оправдательную речь:
- Достаточно демонстраций! Теперь я разобью вас всех на пары. Профессор Снейп, если хотите, можете мне помочь...
Не успели школьники опомниться от демонстрации, как были поделены на пары. Гарри, доверившись судьбе в лице Снейпа, мысленно поклялся больше никогда так не делать: парой брюнета стал Малфой. Совершенно некстати вспомнилось, что блондин обучен всем Непростительным. Конечно, применять их запрещено, но то же Империо можно наложить исподтишка, применив для начала что-нибудь наподобие того же «Экспеллиармуса».
Локхарт скомандовал поклониться противнику – Гарри и Малфой слегка склонили головы, не отрывая взглядов друг от друга: каждый ждал подвоха.
- Раз – два – три – начали!
Малфой ударил на счёт «два», но Гарри и не рассчитывал на честную игру; Ступефай Малфоя прошёл над головой бросившегося на землю Гарри. Пока Малфой, скрипнув зубами, наводил палочку на Гарри снова, тот успел наставить на блондина свою и выкрикнуть выученное во время редких бдений в запретной секции библиотеки:
- Semivir!
На лице Малфоя, ощутившего на себе действие этого заклинания, отразился настоящий ужас, и он сам, без посторонней помощи, выронил палочку, торопливо ощупывая пострадавшее место. Гарри, собравшийся уже было разоружить Малфоя заклинанием, разочарованно вздохнул и подобрал чужую палочку. Ну подумаешь, кастрировали его заклинанием... не навсегда же, а на сутки, если специально не отменять заклятие. Навсегда – это если бы было «Semivir semper»...
- Стоп! Стоп! – кричал Локхарт.
- Finite Inkantatem! – голос Снейпа с лёгкостью перекрыл локхартовский и студенческие вместе взятые.
Лицо Малфоя осветилось небывалым облегчением и счастьем, сразу же сменившимися на яростный оскал. Ярая ненависть в серебристых глазах не обещала Гарри ничего хорошего... а когда было по-другому, если вдуматься? Гарри отряхнул пыль с мантии и дружески помахал Малфою его же палочкой. К сожалению, палочку пришлось отдать обратно под строгим надзором Снейпа.
- Пожалуй, я лучше поучу вас блокировать враждебные заклятия, - остолбенело пролепетал Локхарт, стоя посреди разгромленного зала. Он взглянул на Снейпа, нервно сглотнул и быстро отвел взгляд. - Нам нужна пара добровольцев – Лонгботтом и Финч-Флетчи, не желаете?...
- Это не очень удачная идея, профессор Локхарт, - проговорил Снейп, приблизившись к Локхарту плавно и неожиданно, как огромная зловещая летучая мышь, и напугав тем самым преподавателя ЗОТС чуть ли не до икоты. – Лонгботтом способен разрушить всё кругом с помощью элементарнейших заклинаний. Нам придется отправлять в больницу то, что останется от Финч-Флетчи, в спичечном коробке... как насчет Малфоя и Поттера?
- Прекрасная мысль! – обрадовался Локхарт, жестом приглашая Гарри и Малфоя в середину зала. Гарри вовсе не считал это такой уж прекрасной идеей, но возражать было бессмысленно.
- Смотри, Гарри, - сказал Локхарт. – Когда Драко нацелит на тебя палочку, сделай вот так.
Он вознес в воздух свою собственную палочку, произвел ею некие витиеватые манипуляции и тут же уронил. Снейп презрительно скривился, а Локхарт поспешно подобрал палочку со словами:
- Упс – она сегодня перенапряглась...
Снейп придвинулся поближе к Малфою и прошептал ему что-то на ухо. Малфой победно заухмылялся. Гарри поднял глаза на Локхарта и невинно попросил:
- Профессор, покажите мне, пожалуйста, еще раз эту блокировку.
- Струсил? – вполголоса пробормотал Малфой, так, чтобы услышал только Гарри.
- Мечтай, Малфи, - фыркнул Гарри тихо.
Локхарт ободряюще похлопал Гарри по плечу:
- Делай, как я тебе показал, и всё будет в порядке!
- Что сделать? Уронить палочку? – язвительно уточнил Гарри, надеясь, что Локхарт, раз уж не может помочь, хотя бы не помешает.
Локхарт очень удачно не услышал именно этих слов Гарри.
- Три – два – один – начали! – выкрикнул он.
- Serpensortia! – выкрикнул Малфой.
Длинная, массивная чёрная змея вылетела из палочки Малфоя, приземлилась между дуэлянтами и подняла гладкую маленькую голову, готовая напасть. Гарри опустил палочку, насторожённо следя за змеёй – он не знал ни такого заклинания, ни как справляться с наколдованными змеями. Змея, следя, в свою очередь, за Гарри, скользнула вперёд; Гарри отступил на шаг под аккомпанемент вздохов, ахов и визгов со стороны наблюдателей.
Что-то сказал Снейп, что-то прокричал Локхарт и попытался убрать змею – вместо этого она взлетела в воздух футов на двадцать и шмякнулась обратно, что, вне всякого сомнения, не прибавило ей хорошего настроения. Но, очевидно, после падения что-то сдвинулось у неё в голове, и она, развернувшись, заскользила к Джастину Финч-Флетчли.
Ну уж нет. Это разборка между ним и Малфоем – и ни в чём не повинный хаффлпаффец не должен пострадать. Не задумываясь, Гарри шагнул к змее и крикнул ей, не обращая внимания на то, что его голос звучит как-то странно:
- Не трогай его! И никого больше не трогай!
Змея резко остановилась, будто наткнулась на преграду и опустилась на пол, похожая теперь на безобидный садовый шланг.
- Сслушаюсь, хозяин, - сказала она.
«Что?!?!?!»
- Что ты затеял?!! – прежде, чем поднял голову, Гарри почувствовал страх, злобу и шок Джастина.
Финч-Флетчли развернулся и выбежал из Большого зала.
Снейп взмахом палочки превратил змею в облако быстро распавшегося чёрного пара. Декан Слизерина смотрел на Гарри со странным выражением: настороженным, обречённо-мрачным, пронизывающим, что-то про себя вычисляя. Гарри огляделся: все смотрели на него. Знакомое предчувствие близких неприятностей буквально вздыбило редкие тонкие волоски на позвоночнике. Шёпот вокруг, шёпот, испуганный, зловещий, потрясённый, взгляды, полные опаски и... неподдельной трусости?
- Гарри, - кто-то потянул его за рукав; у Рона и Гермионы, оказавшихся позади него, тоже были странные лица. – Идём отсюда, пожалуйста.
Гарри сунул палочку в карман и вышел из Зала быстрым шагом, так, что гриффиндорцы за ним не успевали – все прочие расступались, буквально шарахались, давая ему дорогу, словно боялись подцепить неизлечимую болезнь.

Рон и Гермиона втолкнули Гарри в туалет Плаксы Миртл, и Рон без обиняков начал:
- Оказывается, ты змееуст! Почему ты ничего нам не говорил?
- Кто я? – переспросил Гарри.
- Змееуст! – крикнул Рон. – Ты можешь разговаривать по-змеиному!
- А, понятно, - сказал Гарри. – То есть, я хочу сказать, я только второй раз в жизни это делаю. Однажды в зоопарке я случайно натравил боа-констриктора на моего двоюродного братца Дадли – ну, это длинная история – но этот самый боа-констриктор рассказал мне, что никогда не был в Бразилии, и я его вроде как освободил, только я не хотел – это было еще до того, как я узнал, что я маг...
- Боа-констриктор сказал тебе, что никогда не был в Бразилии? – слабым голосом выговорил Рон.
- Ну и что с того? – всё ещё не понимал Гарри.
- Это отнюдь не часто встречающаяся способность. Гарри, это очень плохо.
- Что плохо? – плохие предчувствия грызли его наравне с тревогой, разрывавшей Рона и Гермиону. – Что это с вами со всеми? Послушайте, если бы я не сказал этой змее отстать от Джастина...
- Ах, вот что ты ей сказал?
- В каком смысле? Ты там был... ты слышал...
- Я слышал, как ты говоришь на серпентарго, - сказал Рон. – То есть, на змеином языке. Ты мог сказать что угодно... ничего удивительного, что Джастин перепугался, впечатление было такое, будто вы с ней сговариваетесь его убить или что-то в этом роде - это было страшно, понимаешь?
Гарри уставился на Рона.
- Я разговаривал на другом языке? Н-но... я не понимаю... как я могу говорить на каком-то языке и не знать, что я на нем говорю?
Рон покачал головой. Они с Гермионой оба выглядели так, будто кто-то умер.
- Может, вы мне объясните наконец, что ужасного в том, что я не дал той змее откусить Джастину голову? – губы Гарри пересохли. – Какая разница, как я это сделал?
- Есть разница, - наконец-то вступила в разговор Гермиона. Она говорила приглушенно и горестно, словно ей час назад сообщили, что она сдала зачёт по Зельеварению хуже Невилла Лонгботтома. – Потому что умение говорить на серпентарго - это одна из исключительных способностей самого Салазара Слизерина. Именно поэтому символом твоего факультета является змея.
Гарри открыл рот, подумал немного и захлопнул его. У него не было слов.
- Вот-вот, - сказал Рон. Его веснушки изрядно поблекли. – А теперь вся школа будет говорить, что ты его пра-пра-пра-пра-правнук...
- Но это ведь не так, - «кто тебе сказал?», пропел ехидный внутренний голосок Гарри.
- Это будет трудно доказать, - возразила Гермиона. – Он жил лет эдак тысячу назад; и, по некоторым признакам, ты вполне можешь им быть.
Гарри закрыл глаза и сжал кулаки.
«******».

* * *

На следующий день Гарри в одиночестве сидел в библиотеке и делал вид, что занят домашним заданием по Чарам. На самом же деле голова у него была забита только историей с Наследником, змеиным языком и идиотом Джастином, решившим, что его зачем-то хотят убить. Мысли не шли, и Гарри просто сидел, уперевшись лбом в ладони – лоб был горячий, а ладони ледяные – и дышал. Размеренно, глубоко, пытаясь отстраниться от размышлений. Даже шаги группы хаффлпаффцев, прошедших по библиотеке и севших за стол по другую сторону стеллажа, у которого приютился Гарри, не нарушили его старательно добываемого спокойствия. В отличие от их слов.
- В любом случае, я велел Джастину спрятаться в спальне. Я имею в виду, если Поттер выбрал его очередной жертвой, то ему лучше всего пока не высовываться. Все знают, что Джастин магглорожденный, он рассказывал об этом направо и налево, а это не такая вещь, про которую стоит распространяться, когда где-то рядом рыщет Наследник Слизерина, не так ли?
- Значит, ты точно уверен, что это Поттер, да, Эрни?
- Ханна, он змееуст. Всем известно, что это признак черного мага. Ты слышала когда-нибудь о приличных людях, которые разговаривали бы со змеями?
После смутного бормотания сразу нескольких человек уверенный голос некоего Эрни продолжил:
- Помните, что было написано на стене? «Враги Наследника, берегитесь». С Филчем Поттер на ножах – послушать только, как Филч при его виде орать начинает. Как результат – завхозова кошка окаменела. Потом: этот первоклашка, Криви, все время доставал Поттера, тот только ходил и зубами скрипел. Что нам известно дальше? На Криви тоже напали.
- Но ведь это из-за Поттера исчез Тот-Кого-Нельзя-Называть, - робко возразила неизвестная Ханна. – Он же не может быть таким уж плохим, верно?
Эрни понизил голос, тон его стал окончательно заговорщическим:
- Я вам вот что скажу: никому неизвестно, каким образом он пережил атаку Сами-Знаете-Кого. Я хочу сказать, он тогда был младенцем. По идее, он должен был разлететься на кусочки. Я так скажу – только очень сильный черный маг мог пережить действие таких страшных проклятий. - Эрни практически зашептал. - Может быть, именно поэтому Сами-Знаете-Кто хотел убить его. Не хотел конкуренции, второго Тёмного Лорда, понимаете? Хотел бы я знать, какие еще тайные умения скрывает Поттер...
«Умение не болтать о важных вещах в библиотеке, когда предмет разговора может всё услышать», - зло подумал Гарри, захлопнул учебник с такой силой, что переплёт жалобно треснул и все сидевшие по ту сторону стеллажа подскочили, встал и сказал – негромко и стараясь сдерживать злобу в голосе:
- Не знаю, как насчёт Тёмного Лорда, а конкуренцию любому на состязании болванов вы все точно составили бы. Можете передать Джастину, что мне даром не нужен ни он, ни другие магглорожденные.
После потрясённого молчания последовала просто гениальная реплика, напоенная неизбывным ужасом:
- П-поттер??!!
- Он самый, - раздражённо сказал Гарри, выходя из-за стеллажа. – Так уж сложилось, что библиотека вам не принадлежит. Весьма извиняюсь за то, что не заткнул уши, когда вы начали в приватном разговоре сплетничать обо мне, но откуда же я знал, что являюсь вашей самой актуальной темой.
- Н-но... ты... – заикался Эрни, а потом быстро добавил:
- Между прочим, у меня в семье девять поколений только магов, и у меня очень чистая кровь...
- Плевать мне, какая у тебя кровь! – Гарри прикусил губу, чтобы не сорваться. – С чего вы вообще взяли, что я должен ненавидеть магглорожденных?
- Говорят, ты ненавидишь магглов, с которыми живёшь. – быстро указал Эрни.
Гарри запрокинул голову и расхохотался. Мерлин, да, он ненавидит Дурслей за кровь – только не их, а за свою собственную, которую они проливали в больших количествах из-за одного своего плохого настроения!
- Посмотрел бы я на тебя, если бы ты жил с ними, - сказал Гарри, отсмеявшись. На него смотрели в суеверном ужасе, уверившись в том, что если он даже и не Наследник Слизерина, то уж умалишённый так точно. – Их невозможно не ненавидеть... мне не повезло.
Гарри поднял с пола сумку, оброненную с плеча во время смеха.
- Болваны, - горько повторил он ещё раз, развернулся и зашагал, спиной чувствуя испуганные взгляды. «Они так ничего и не поняли».
Он шёл по коридорам, не разбирая, куда несётся, налетел на Хагрида, сказал: «Извини», и пошагал дальше, опустив голову. Мало ему было того, что четверть школы ненавидит его – так теперь остальные три четверти будут бояться.
Гарри всё убыстрял шаг и убыстрял, и, когда он внезапно споткнулся обо что-то и полетел на пол, разбив колено о камень. Он охнул, в голове мелькнула мысль: «В прошлый раз я разбил это же колено, когда нашёл миссис Норрис...». Нет. Только не это. Гарри с серьёзным моральным усилием поднял глаза и увидел на полу окоченевшего Джастина Финч-Флетчли с выражением животной паники на круглощёком лице и гриффиндорское привидение – Почти Безголового Ника, о котором ему рассказывал Рон, висевшего в нескольких дюймах над полом. Ник был не жемчужно-прозрачным, как полагается призраку, а чёрным, словно обугленным, и с тем же выражением лица, словно он передразнивал Джастина. Очень удачно передразнивал.
Надо было вставать и уходить, пока его не застали здесь. Гарри попытался встать, но колено – похоже, серьёзно раздробленное на это раз – было категорически против. Гарри прерывисто всхлипнул, вздохнул, загоняя поглубже непрошеные слёзы, и вцепился руками в стену, обламывая ногти. Встать. Нужно встать и уйти подальше. Их всё равно найдут, как только урок кончится.
Пивз появился над головой Гарри так внезапно, что руки Гарри вздрогнули и соскользнули с холодного камня, а сам он упал обратно на пол, с которого уже почти поднялся, когда полтергейст заголосил:
- НАПАДЕНИЕ! НАПАДЕНИЕ! ЕЩЕ ОДНО НАПАДЕНИЕ! НЕ СПАСУТСЯ НИ ЖИВЫЕ, НИ МЕРТВЫЕ! СПАСАЙСЯ КТО МОЖЕТ! НАПАААДЕНИЕЕЕЕ!!!
Гарри прижался спиной к стене, закрыл глаза, подтянул поближе здоровую ногу – повреждённая наотрез отказывалась сгибаться – и заткнул уши ладонями так плотно как мог. Теперь вопли Пивза доносились, как сквозь хороший слой ваты, а уж шагов и криков людей и стук открываемых дверей он не слышал вовсе.
- Пойдёмте, мистер Поттер, - профессор МакГонагалл тряхнула его за плечо, заставляя опустить руки.
- Я не могу, профессор. Я разбил колено, - безучастно сказал Гарри.
Профессор МакГонагалл не успела предложить свой вариант решения проблемы, когда на свободный от людей пятачок коридора, где находились Гарри, МакГонагалл и очередные жертвы, ворвался Хагрид с истошным, не хуже Пивзового, воплем:
- Это не Гарри, профессор МакГонагалл! Мы с ним только-только встретились - секундочки не прошло, как на того паренька напали! Откуда ему успеть, Гарри-то? Ну не он это, ежели надо, я в Министерстве чем хошь поклянусь, не того Вы взяли, профессор, я уж знаю, Гарри ни в жисть...
- Хагрид! – оборвала его профессор МакГонагалл. – Это уже не в моей компетенции. Всё будет решать профессор Дамблдор.
Хагрид отнёс Гарри на руках к кабинету директора под песенку развеселившегося Пивза:
- Ах, Поттер-грязноттер, чего ж ты творишь,
Ты школьников гробишь, ты гадко шалишь!
Гарри чувствовал, как с ужасом, но в то же время с нехорошей радостью смотрит им вслед примчавшийся из библиотеки хаффлпаффец Эрни.
Директора не оказалось на месте, и профессор МакГонагалл почти что силой вытолкала Хагрида из кабинета, оставив Гарри ждать отлучившегося Дамблдора в одиночку. Гарри сидел в кресле у стола Дамблдора и от нечего делать разговаривал с Фоуксом, который сегодня отчего-то походил на недощипанную курицу, больную чумкой. Глаза у него были скучные, и он, нахохлившись, то и дело издавал резкие горловые звуки. Перья то и дело продолжали опадать.
- Привет, Фоукс. Тебе тоже фигово, да? – уныло спросил Гарри. – Ну, на тебя хотя бы не вешают ничьё окаменение и не пытаются убить... хотя ты выглядишь так, что краше в гроб кладут, честно – может, тебя накормили чем-нибудь не тем? Нет, правда, ты сегодня какой-то серый...
Фоукс понимающе склонил голову, издал ещё один горловой звук и вспыхнул. Почти мгновенно он превратился в огненный шар; жар пламени долетал до Гарри и размётывал упавшие на лоб волосы, согревая лицо. С громким криком феникс превратился в кучку пепла, и всё стихло.
- Определённо, тебе хуже, чем мне, - констатировал Гарри. – Я всё-таки ещё жив...
- Отчего ты так пессимистичен сегодня, Гарри? – весёлый голос Дамблдора заставил Гарри вздрогнуть от неожиданности.
- А у меня много поводов для радости, сэр? Это сегодняшнее нападение, в котором опять все обвинят меня, хотя я ни при чём... и Фоукс сгорел...
- И самое время, надо сказать. Он давным-давно плохо выглядел; я уж намекал ему, чтобы он поторапливался. Фениксы, когда им приходит пора умереть, загораются, а потом возрождаются из пепла. Смотри...
Гарри посмотрел как раз вовремя, чтобы увидеть, как крошечный, сморщенный, новорожденный птенец высовывает головку из кучки пепла. Птенец был далеко не так красив, как Фоукс в начале лета или в прошлом году, но радостно закурлыкал и помахал Гарри беспёрым крылышком. Гарри невольно улыбнулся.
- Удивительные создания фениксы, неправда ли? – директор улыбался. – Что же касается нападений... Я не сомневаюсь, Гарри, что ты к ним не причастен. Но я должен спросить тебя, Гарри... есть ли что-то такое, о чем ты бы хотел рассказать мне?
Гарри задумался, прикусив губу. Рассказать о Многосущном зелье? О голосе в стенах? О «Praefocabilis»? О ещё чём-нибудь? Мысли мелькали быстро, каждая одним словом, практически не тревожа всего связанного с этими словами – воспоминаний, ассоциаций, размышлений, надёжно лежавших в глубинах памяти. Директор склонил голову набок и пристальнее вгляделся в Гарри.
- Нет, сэр, ничего, - покачал Гарри. – Вы не могли бы вылечить моё колено или как-нибудь отправить меня к мадам Помфри? Я сильно разбил его и не могу ходить.

 Отправлено: 23.08.08 15:34. Заголовок: Глава 9 If you k..

Глава 9
If you knew what I knew,
You wouldn’t say what you said…
(Если бы ты знал то, что знал я,
Ты бы не сказал того, что сказал…)
«Backstreet boys», «If you knew what I knew».


Новое нападение обеспечило школе новую волну истерии, более мощную, чем когда-либо прежде. Ученики расхватывали места в «Хогвартс-экспрессе», как горячие пирожки: если уж этот кошмарный монстр может повредить даже тому, кто уже мёртв, что ему взбредёт в его зубастую-мохнатую-когтистую-злобную-шипастую-бла-бла-бла голову, когда он встретит неосторожного живого? Дело шло к тому, что на Рождество в школе останутся только Уизли в полном составе, Гарри, Гермиона и соседи Гарри по спальне. Как ни странно, они тоже решили остаться. Гарри подозревал, что Малфой и Забини задумали ещё что-то убийственное на Рождество, а Кребба и Гойла оставили подручными. На всякий случай он договорился с близнецами, что будет спать в их спальне – всё равно там будет три лишние кровати, так что никто не будет в претензии (конечно, если Снейп не решит проверить, на месте ли его первокурснички, самые беспокойные из всех; но эта проблема была из числа тех, что Гарри предпочитал решать по мере поступления). Правда, на что-то большее, чем поцелуи, Гарри вряд ли мог рассчитывать: Рон тоже напросился в спальню близнецов, сказав, что ему будет скучно одному. Впрочем, просто спать в одной комнате сразу с тремя людьми, не желающими ему смерти, тоже было для Гарри новым опытом, так что он не возражал. Надо принимать, что есть, а то и того не будет.
Честно говоря, Гарри был только рад, что вся школа разъезжается. Ему изрядно надоело всё: и то, что от него сторонятся, будто он в любой момент может начать плеваться ядом или выпускать откуда-нибудь из рукава своего кошмарного монстра, и то, что показывают пальцами, перешёптываются за спиной, испуганно отводят взгляды, если он оборачивается, поспешно расступаются, когда он идёт, словно пропуская прокажённого, которого боязно коснуться. Единственными, кого откровенно забавляла мысль, что его считают Наследником Слизерина, были Фред и Джордж. В эти дни после второго нападения близнецы частенько оказывались рядом с Гарри – куда чаще, чем это было возможно при случайном совпадении расписания. Они просто обожали маршировать по коридорам впереди Гарри с криками: «Пропустите! Идет Наследник Слизерина, он вооружен и очень опасен!...»
Перси отнесся к их поведению в высшей степени неодобрительно.
- В этом нет ничего смешного, - процедил он сквозь зубы.
- Эй, прочь с дороги, Перси, - с притворным высокомерием бросил Фред. – Гарри торопится.
- Ага, спешит в Тайную Комнату, выпить чашку чаю со своим верным зубастым слугой, - подавился от смеха Джордж.
Джордж также притворялся, что отпугивает Гарри большой головкой чеснока (Гарри снисходительно осматривал чеснок и советовал взять что-нибудь посвежее – ни один уважающий себя монстр таким сохлым овощем не отпугнётся), а Фред, поигрывая серебряным крестиком, спрашивал у Гарри через весь коридор, на кого он собирается напасть в следующий раз. Гарри был им глубоко благодарен: без этой разрядки обстановки он, пожалуй, действительно напал бы на какого-нибудь трясущегося от страха идиота без помощи всяких зубастых слуг. По вечерам они втроём часто уединялись в какой-нибудь заброшенной комнате в дальнем закоулке замка (Фред и Джордж знали Хогвартс практически досконально), и горячие губы и руки близнецов приносили Гарри покой и умиротворение, плавили его, как мороженое, сжигали и возрождали, как феникса. Именно Фред и Джордж были ответственны за каждую улыбку, появившуюся на губах Гарри с того дня в начале декабря.
После каждой выходки близнецов Драко Малфой мрачнел всё больше; Рон предполагал, что он беснуется от того, что вся работа по окамениванию магглорожденных достается ему, а вся слава – Гарри. Гермиона удовлетворённо заявляла, что Многосущное зелье уже почти готово, и скоро они вырвут у Малфоя признание во всех злодеяниях. Гарри сомневался, что всё обстоит именно таким образом, но не возражал.

Ясным рождественским утром Гарри проснулся почти счастливым; солнце светило в окна Гриффиндорской башни, Фред сонно дышал ему в шею, пристроив подбородок на его плече, а Джордж собственнически обнимал за талию, прижимая ближе к себе – вчера вечером близнецы трансфигурировали две кровати в одну двуспальную, где и расположились втроём вместе с Гарри; Рон был слегка шокирован и, кажется, даже завидовал немного (непонятно только, кому, близнецам или Гарри), но ничего не сказал, кроме «Спокойной ночи, Гарри, Фред, Джордж». Тишина царила в замке, из которого вчера уехали почти все ученики, тоже мирная и сонная. Гарри хотелось, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось, и минут десять реальность милостиво претворяла его мечты в жизнь. А потом в спальню бесцеремонно заявилась очень бодрая и готовая к свершению трудовых подвигов Гермиона; вид Гарри, Фреда и Джорджа заставил её помидорно покраснеть (хотя все трое были одеты в пижамы и не делали ничего, кроме как спали, обнявшись), но не потерять дар речи. Гарри отметил про себя, что краснеют Рон и Гермиона разными оттенками: он как свёкла, она как помидор. Интересно, это от пола зависит или от темперамента и ещё чего-нибудь? Вон близнецы, похоже, вообще никогда не краснеют...
- Доброе утро! – вполне естественным тоном поздоровалась она, садясь в ногах кровати Рона.
- Добрутрмиона, - пробормотал Рон, закрываясь подушкой, но уже через секунду резко сбросил подушку с головы и уставился на Гермиону. – Эй, тебе же сюда нельзя! И вообще, рано ещё...
Последняя реплика Рона плавным образом перешла в душераздирающий зевок.
- И тебе счастливого Рождества, - обиженная прохладным приёмом Гермиона швырнула в Рона подарком, удачно попав по лбу.
Гарри хихикнул. Близнецы зашевелились, разбуженные голосами. Фред зевнул и поцеловал Гарри в шею, оставляя засос – убийственно медленно и нежно. Гарри запрокинул голову, прижимаясь к Фреду плотнее и смеясь.
- И тебе доброе утро, Фред.
Джордж запустил руки под пижамную куртку Гарри и провёл кончиками пальцев по его позвоночнику, вызвав у Гарри невольную дрожь и некоторое неудобство в пижамных штанах – слава Мерлину, те были просторны достаточно, чтобы скрыть всё, что могло смутить Рона и Гермиону.
- Джо-ордж... – Гарри проворно поцеловал Джорджа в ямку между ключицами и сделал вид, что ничего не было. Рон и Гермиона сделали вид, что они ничего не заметили.
- Доброе утро, Гарри, Фред, Джордж, - неестественно бодро поздоровался Рон. – Вставайте уже... Рождество, завтрак...
- Если дело пойдёт так дальше, Ронникин, к концу года ты станешь таким же скучным, как Перси. Доброе утро, Гермиона, - Фред и Джордж с явной неохотой оставили Гарри в покое и сели на кровати. Гарри потянулся и спрыгнул на пол, вроде бы поправив волосы, а на самом деле – скрывая ими свежий засос сзади и чуть сбоку.
В ванной он управился с умыванием раньше всех – собственно, ванная ничем не отличалась от слизеринской. За ним следом в комнату вернулся Рон, и Гермиона, воспользовавшись отсутствием близнецов, сообщила, воодушевлённо сверкая глазами:
- Многосущное зелье готово! Я уже с час как встала, добавляла немного шелкокрылок для крепости. И если мы вообще собираемся им пользоваться, надо делать это сегодня.
Рон воодушевлённо пихнул Гарри в бок.
- Ты достал их волосы?
Гарри кивнул. Не далее как вчера вечером он, опередив жаждущих навести чистоту в спальне домашних эльфов, собрал с подушек по паре волосков Кребба, Гойла и Забини, надёжно завернув каждую часть добычи в отдельный надписанный листок пергамента.
- Тогда сегодня! – смотреть было больно, как беззаветно радуется Рон возможности добровольно сунуться в змеиную пасть. Но Гарри промолчал.
Вернулись Фред и Джордж, и все пятеро принялись разбирать подарки. Гарри досталось от Гермионы роскошное орлиное перо, а от Рона – книга «Полёты с Пушками», содержавшая в себе истории о «Пушках Педдл», обожаемых рыжим. От миссис Уизли – традиционный уже свитер в цветах Слизерина <«Ну хорошо хоть на нём не вышито: «Кто не за Наследника (меня), тот против меня (Наследника)», хм...», - потянуло Гарри на несмешной чёрный юмор при виде сочетания серебряного и зелёного> и большой сливовый пирог. Хагрид прислал банку каменно-твёрдых ирисок из патоки; Гарри даже всерьёз рассмотрел возможность взять с собой парочку на проникновение в гостиную Слизерина под Многосущным зельем, чтобы в случае чего без затей вырубить Малфоя ими по голове и сбежать, пока блондин будет приходить в себя от сотрясения мозга. Дурсли прислали с Хедвиг зубочистку и коротенькую записку с требованием выяснить, не может ли он остаться в школе и на летние каникулы. «Я бы рад», - Гарри вздохнул и скомкал посланьице. Близнецы в качестве подарка взорвали над озером, метко швырнув из окна гриффиндорской башни, фейерверк, складывавшийся в великанские огненные буквы: «Счастливого Рождества, Гарри!». Буквы эти, по признанию близнецов, будут висеть ещё два дня как минимум, и даже Дамблдор с ними ничего поделать не сможет, если вдруг и захочет пощадить нервы гигантского кальмара. А ещё Фред и Джордж повалили Гарри на кровать и щекотали минут двадцать; Рон и Гермиона в этот момент старательно отводили глаза, хотя что тут, собственно, было такого? Гарри, заливисто хохоча, в шутку отбивался и чувствовал себя по-настоящему счастливым – даже голова кружилась.
С завтрака Гарри, Рон и Гермиона ускользнули раньше прочих; Гарри отправил Рона и Гермиону присматривать за зельем, а сам остался в уже знакомой нише за рыцарскими доспехами – нейтрализовать Кребба, Гойла и Забини. Забини и Малфой вышли из Зала вместе, и Гарри ругнулся себе под нос, направляя палочку на ботинки Забини и шепча про себя заклинание, узнанное летом от Фреда и Джорджа. Шнурки Блейза мгновенно разлетелись в разные стороны, и тот споткнулся.
- Не жди меня, Драко, сейчас завяжу и догоню, - досадливо бросил Забини, принимаясь шнуровать ботинки заново.
Малфой пожал плечами и пошёл вперёд, не оборачиваясь. Гарри облегчённо выдохнул (хотя, если вдуматься, вряд ли Малфой стал бы ждать или – хе – помогать Забини завязывать шнурки) и снова направил на Забини палочку, одними губами произнося почти без перерыва:
- Petrificus Totalus! Wingardium Leviosa!
Предотвратив таким образом падение парализованного заклинанием Забини на пол с глухим стуком, немедля насторожившим бы Малфоя, Гарри торопливо выскользнул из-за доспехов и, ухватив Забини за руку, сжал янтарного феникса, пока ещё кто-нибудь не вышел из Зала. Астрономическая башня, уф-ф...
- Stupefy, - здесь Гарри мог говорить уже в полный голос – никого, кроме них с Забини, не наблюдалось.
Забини отшвырнуло к стенке, и он потерял сознание. Гарри вздохнул и оправдался сам перед собой: «Так надо было».
- Неужели ты не красишь волосы? – недоверчиво пробормотал Гарри, стаскивая с Забини предусмотрительно его мантию, галстук и ботинки и накрывая Забини в компании со своими ботинками и школьной мантией отцовской мантией-невидимкой. – Такого странного цвета в природе не бывает... малфоевского, впрочем, тоже...
Парализованный и бессознательный Забини ответить, разумеется, не соизволил.
- Теперь тебя никто не найдёт, - довольно сказал Гарри, переоделся в одежду Забини и снова сжал портключ.
От библиотеки было совсем недалеко до туалета Плаксы Миртл – тем более бегом. В непривычно узких модельных ботинках было чертовски неудобно.
- Ну как? – жадно спросили Рон и Гермиона, нервничавшие над выставленными в ряд на крышке унитаза тремя стаканами с, судя по виду, густой грязью.
- Всё готово, - доложил Гарри. – Только одна мелочь...
Гарри поднял палочку и нацелил на Рона и Гермиону.
- Petrificus Totalus Longus! Petrificus Totalus Longus! Извините, Рон, Гермиона, но я никак не могу позволить вам так рисковать... Малфой действительно опасен.
Рон и Гермиона свирепо вращали глазами, пытаясь высказать ему таким способом всё, что о нём думают. Гарри закусил губу.
- Ну не могу я иначе! Не могу вами рисковать!.. Ладно, поговорим, когда я вернусь, - решил Гарри, потому что «Longus» «Longus’ом», а всё же действие заклинания может и не продлиться достаточно долго.
Он опустил в средний стаканчик волос Забини, припасённый в кармане, и полюбовался, как тёмно-коричневая пузырящаяся грязь шипит, испуская пар, становится плотно-белой, как «Praefocabilis», но с перламутровыми искорками, и перестаёт пузыриться.
Гарри сделал глубокий вдох и в три глотка выпил – вкус был, как концентрированный запах сирени; странно, вкус – как запах – сладковатый, почти ядовитый, дурманящий... сиреневый вкус... «Если Гермиона сварила его неправильно, может ли оно вызывть галлюцинации?». Гарри опёрся руками о стол, пока его тело перестраивалось: сначала в животе словно заворочался клубок змей, потом всё тело разом охватило жжение, как будто он был воском над огнём, оно горело, пощипывало, кости мучительно вытягивались – Забини был выше почти на голову, кожа меняла оттенок смуглости, светлели ногти.
- Ч-чёрт, - выдохнул Гарри, когда всё закончилось, снял мешающие теперь очки и спрятал в карман. – А это больно...
Рон и Гермиона в углу туалета сердито замычали, имея в виду явно что-то вроде «Так тебе и надо, подлый слизеринский гад!».
Гарри вылил на всякий случай остатки зелья в унитаз. Пока он этим занимался, над ним зависла Миртл и заметила:
- Ты их заморозил. Но они же тебе друзья, разве не так?
- Потому и заморозил, - отозвался Гарри, выливая второй стакан.
- А почему ты превратился в одного из тех мальчиков, которые варили здесь своё зелье?
- Это и есть сюрприз, который мы хотели им сделать, - Гарри заклинанием, многократно слышанным от Снейпа, очистил котёл от малейших остатков Многосущного зелья. – И, Миртл... это очень секретный сюрприз, поэтому, пожалуйста, никому-никому не говори о нём никогда, ладно?
Гарри поднял на Миртл чёрные глаза Блейза Забини. Миртл несколько секунд смотрела в них, а потом сдавленно всхлипнула, зарыдала в голос и снова ринулась в унитаз – Гарри еле успел отшатнуться, пока не забрызгали. Он пожал плечами и обернулся к Рону с Гермионой:
- Я скоро вернусь.
Выйдя из комнаты, Гарри стукнул палочкой по двери:
- Meus locus arcanus!
Этим заклятием он теперь запирал свою кровать и тумбочку вместо «Protectio...». На эльфов оно не действовало – Гарри специально нашёл упоминание об этом в сноске к заклятию мелким-мелким шрифтом – зато отлично действовало на людей, отвлекая их от самого зачарованного места и не давая вскрыть, если они всё же ухитрялись его найти. Отменить его не мог никто, кроме того, кто его же и наложил, поэтому Гарри мог быть спокоен: Гермиона и Рон не выйдут из туалета раньше срока и не отправятся убивать его в слизеринские подземелья.
Самым сложным оказалось подражать походке Забини и выражению лица – у самого Гарри мимика была развитая, поскольку всю сознательную жизнь он не позволял тому, что думал, прорваться на язык, и мог только строить гримасы, а Забини всегда был непроницаем, как камень. «Эх, и почему у меня актёрских способностей ни на грош...». Гарри назвал пароль перед стеной и вошёл в гостиную. Малфой сидел на огромном диване перед камином один, раскинув тонкие руки, подобрав под себя одну ногу и откинув голову – платиновые волосы прихотливо рассыпались контрастной волной по чёрной коже. Мантия лежала рядом, и сам Малфой остался в чёрных брюках, сливавшихся с диваном по цвету, и светло-голубой шёлковой рубашке. В серебристых глазах плясали отражения языков пламени камина.
- Наконец-то, Блейз. Что ты там делал так долго?
- Завязывал шнурки, - Гарри, вовсю пытаясь быть грациозным, сел рядом с Малфоем; рука блондина немедленно скользнула вниз, обнимая плечи Забини... или Гарри... или в подобной ситуации части тела следовало посчитать общими?
Малфой хмыкнул, но комментировать не стал.
- Как ты думаешь, Поттер действительно ночевал сегодня в гриффиндорской башне? – вот чего Гарри не ожидал, так это разговора о себе самом.
- Думаю, да, - пожал плечами Гарри, не зная, что и сказать. – Хотя какая разница, где?
- Ты что, Блейз?.. Хотя, ты прав: после прошлого года шрамоголовый наверняка попросту в ужасе от одной мысли о том, чтобы остаться в подземельях на Рождество, так что какая разница, - Малфой беззаботно рассмеялся. Гарри с трудом сдержал гневную дрожь.
«Надо вести себя, как Забини. Нельзя себя выдавать, иначе всё пойдёт насмарку! Если даже Рон и Гермиона простят тебе то, что ты оставил их с Плаксой Миртл, они тебе не простят точно, если окажется, что ты зря так сделал».
- Кстати, о шрамоголовом: что ты думаешь обо всех этих слухах, что он – Наследник Слизерина? – Гарри не пришло в голову ничего более коварного и завуалированного, чтобы вывести разговор на нужную тему.
Малфой поморщился.
- Не знаю даже, что и думать... С одной стороны, это ведь святой гриффиндоролюбивый Потти, который вечно таскается с Уизли и Грейнджер – насколько же это должно не быть колдовской гордости, чтобы связаться с грязнокровкой? С другой, его распределили в Слизерин, он говорит на серпентарго, как сам Салазар, и раз за разом этого придурка не удаётся убить – он буквально выскальзывает отовсюду, из любой западни! Словом, я хотел бы знать, кто Наследник Слизерина, чтобы помочь ему, если это не Поттер.
- А если Поттер – заложить всему магическому миру, кто виноват в нападениях, - с усмешкой договорил Гарри.
Малфой ухмыльнулся:
- Конечно, Блейз, как же иначе?
- Когда Тайную Комнату открывали в прошлый раз, кажется, выяснили, кто это был?
- Выяснили... да я же тебе говорил, ты что, не помнишь?
- Говорил, но у меня голова что-то болит, - Гарри потёр виски для вящей убедительности. – Напомни мне.
- Да и напоминать-то не о чем, сам знаешь, - вздохнул Малфой. – Это было пятьдесят лет назад, так что свидетелей, которых можно было бы разговорить, и не найти. Выяснили, кто это был, и исключили его. Всё держалось в большом секрете, дело замяли. Отец поэтому ничего не говорит, хотя всё знает – я понимаю, подозрительно будет, если я слишком много буду знать об этом... Знаю только, что в тот раз умер кто-то из грязнокровок. И в этот раз тоже умрёт – это только вопрос времени. Надеюсь, это будет Грейнджер.
- Лучше, если сам Поттер – он же не чистокровный, в конце концов, - усмехнулся Гарри. – И Наследник сделает за нас всю работу.
Малфой запрокинул голову и расхохотался; влажно блеснули белые острые зубы.
- Хорошо бы так! Но лучше всё-таки положиться на собственные силы... есть какие-нибудь идеи по угроблению Поттера?
Гарри мысленно подавился смешком.
- Пока нет, - честно ответил Гарри, глядя в камин, а не на Малфоя. – У нас ещё полно времени, чтобы изобрести надёжный способ.
- Ну да... и ведь знал откуда-то про «Praefocabilis», козёл со шрамом, - Малфой нахмурился. – Ну кто, кто мог ему донести?
- Никто ведь не знал, - Гарри пожал плечами. – Может, он ясновидец?
- Ясновидец ****, - прошипел Малфой; черты его лица почти конвульсивно исказились, от него расплёскивалась вокруг ненависть – рекой, грозившей затопить Гарри. У него и в самом деле начала болеть голова – несмотря на то, что она вроде как была чужая. – Ничего, он ещё попляшет...
- Непременно, - спокойно согласился Гарри. Голова раскалывалась всё сильнее и сильнее. – Чёрт, такое чувство, что у меня сейчас голова треснет пополам. Пойду добуду что-нибудь от головной боли и вернусь.
Судя по часам над камином – самым обычным часам – ему оставалось не больше десяти минут. Надо же, как время летит...
- Ага, сейчас... – Малфой хищно улыбнулся и притянул Гарри-Блейза к себе за галстук. – Просто так я тебя не отпущу...
Поцелуй Малфоя был как атака; ещё неловкий мальчишеский поцелуй, мягкие губы, пахшие отчего-то черникой, агрессивность, сквозившая в каждой пульсации его крови, ярая, неостановимая, как лавина, невероятный жар уверенного, наглого острого язычка. Гарри оставалось раскрыть губы навстречу и подчиняться – ведь вряд ли Забини в ответ на подобное действие со стороны Малфоя делал то, что хотелось сделать Гарри (то есть заорать «Пошёл на ***, придурок!!» и отпрянуть, вытирая губы рукавом).
- А теперь иди, - шепнул Малфой и слегка прикусил мочку уха Гарри... то есть Блейза... тьфу. – Снейп должен быть уже у себя...
- Скоро приду, - сказал Гарри, одаривая Малфоя ухмылкой из класса «да-да, приду, и мы оба знаем, что будет дальше», и выскользнул за дверь гостиной.
Прислонившись к холодной каменной стене, Гарри чувствовал, как тело легонько покалывает, как будто оно затекло всё разом, и теперь обретает кровообращение заново. Он дождался, пока снова станет самим собой, и собрался уже было сжать феникса, чтобы освободить Забини, как вдруг задумался. «Снейп? А при чём тут Снейп? Раз Забини пошёл искать средство от головной боли, то было бы логичнее сказать что-нибудь про мадам Помфри... наверное, все слизеринцы отовариваются лекарствами у Снейпа... кроме меня, светел Мерлин. Мне Снейп в лучшем случае дал бы слабительного, так что мы не гордые, мы и до больничного крыла сгуляем, если что...». Мягкий толчок янтарных крыльев в ладонь, и Гарри снова оказался на Астрономической башне. Сдёрнул с мирно пребывавшего в отключке до сих пор Забини мантию-невидимку, совершил операцию по обратному переодеванию, отменил Петрификус и поднял Забини на ноги. Впрочем, тот всё ещё оставался без сознания, что было Гарри только на руку.
Стараясь не уронить Забини на пол, Гарри намотал вокруг себя и него мантию-невидимку и переместился с помощью портключа к библиотеке, порадовавшись, что попал, куда надо – вылезать из-за доспехов вместе с бессознательным и всё время заваливающимся куда не просят Забини значило непременно их уронить. Дотащить Забини до подземелья с третьего этажа было одной из самых сложных задач на памяти Гарри, тем более что требовалось торопиться – Забини ожидал распалённый Малфой, который запросто мог заподозрить что-нибудь не то (а как наихудший вариант – заподозрить самое то).
Прислонив Забини к стенке у дверей Снейпа, Гарри задумался. Заклинания, чтобы приводить в чувство, он не знал, в отличие от заклинаний, успешно приводящих в противоположное состояние. А сочинять их на ходу не стоило и пытаться – так можно Забини овощем оставить, например, или что-нибудь в этом роде. Конечно, Забини сволочь и заклятый враг, но... так нельзя. Гарри не смог бы убедительно объяснить самому себе, почему нельзя, но знал, что сейчас, когда Забини беззащитен и полностью в его власти, его никто не тронет. Сам Гарри так точно.
Он же не хотел быть слизеринцем, в конце-то концов.
Так что не стоит поступать, как они, и добивать лежачего.
Пусть даже этот лежачий скоро встанет и снова попробует его убить.
Гарри подпёр Блейзом дверь Снейпа и постучал около дверной ручки. Послышались шаги, и Гарри, всё ещё укутанный в мантию-невидимку, благоразумно отскочил от двери.
Дверь отворилась, и Забини эффектно упал прямо на руки Снейпу.
- Ennervate! – быстро сориентировался слизеринский декан, вытащив палочку левой рукой, а правой удерживая Забини от близкого знакомства с каменным полом.
Забини открыл глаза и часто-часто заморгал, щурясь на свет.
- Мистер Забини, что с Вами? – вопрос был задан с искренней тревогой.
- Н-не знаю... голова очень болит, - с запинкой прошептал тот.
Гарри захотелось торжествующе ударить кулаком по раскрытой ладони, но он удержался от таких резких звуков.

Стоило Гарри войти в расколдованный им туалет Плаксы Миртл, как его без затей подсекли ногой под щиколотку; он предсказуемо полетел вперёд и врезался скулой в ржавую раковину. «Интересно, можно одновременно и ушибить, и порезать одну и ту же скулу одновременно?». Конечно же, за это время Гермиона ухитрилась скинуть Петрификус с себя и Рона. И, конечно же, гриффиндорцы жаждали реванша.
Гарри сел на полу, пытаясь пальцами стереть кровь со скулы, но кровь продолжала литься. «Этак я никогда не буду годен в доноры – у меня и на себя-то крови не останется, чуть ли не каждый день проливаю... не то чтобы я горел желанием пойти её сдать, но сам факт!»
- Мы внимательно тебя слушаем, Гарри Джеймс Поттер, - голос разъярённой Гермионы очень напоминал Гарри шипение достопамятного боа-констриктора.
- А что бы вас устроило услышать? – устало спросил Гарри. Кровь из скулы текла по потрескавшимся губам и прокладывала себе дорожку по подбородку. – Я уже сказал, что не мог вам позволить так рисковать.
- С какой стати ты решаешь за нас, рисковать нам или нет!! – Рон сжимал кулаки и орал так, что эхо гуляло по туалету. Миртл зависла над сценой разворачивающихся событий, с любопытством наблюдая за моральным изничтожением Гарри. – ДА КАКОЙ ТЫ ПОСЛЕ ЭТОГО ДРУГ!!!
- Такой, который не хочет, чтобы в вас влетело Непростительное, или вас засёк Снейп в подземельях, или что-нибудь в этом роде, - тихо сказал Гарри. Кровь всё текла и текла. Наверное, будет заражение от этой идиотской ржавой раковины.
- В тебя же ничего не влетело! – Гермиона, напоминая в этот момент мифологическую фурию, скрестила руки на груди. – И никто тебя не засёк!
- Даже если бы меня засекли – у меня-то есть полное право ходить по подземельям, - напомнил Гарри. – И да, в меня ничего не влетело, хотя пришлось врать Малфою, что у меня, то есть у Забини, болит голова, и из памяти вылетело всё, о чём они уже разговаривали. Чуть не попался. А если бы идиотские вопросы ему стали задавать все трое?
- А, кстати, так что ты выяснил? – не удержался Рон.
- Это не Малфой, - вздохнул Гарри. – Он сказал, что понятия не имеет, и что с удовольствием помог бы Наследнику Слизерина, если б знал, кто это.
- А-а... – разочарованно протянул Рон.
- Тем не менее, - вернула всех Гермиона к другой насущной теме, - как ты мог так поступить с нами?!
Гарри пожал плечами.
- Я хотел, чтобы вам ничего не угрожало, - он раздражённо стёр с лица кровь ладонью, алые струйки устремились под рукав по запястью, а на лице мгновенно появилась новая порция. – Можно, я умоюсь? Больше не будете сбивать меня с ног?
- Только если ты не будешь больше нас парализовать перед важными делами, - фыркнула Гермиона.
- Вот-вот, - добавил Рон.
Гарри кивнул и, поднявшись на ноги, включил ледяную воду, от которой кровь приостановилась, а кожа потеряла большую часть чувствительности.
- Тебе больно? – спохватилась Гермиона. В её голосе слышалось раскаяние.
- Уже почти нет. Надо только сходить к мадам Помфри, - отозвался Гарри, оттирая с ладоней красное. Жаль, что тут нет мыла.
Разумеется, он не будет нарушать обещание и парализовать их перед опасными делами. Если что, существует множество других заклятий помимо Петрификуса.

 Отправлено: 28.08.08 23:19. Заголовок: Глава 10 Я рос. Мен..

Глава 10
Я рос. Меня, как Ганимеда,
Несли ненастья, сны несли.
Как крылья, отрастали беды
И отделяли от земли.
Борис Пастернак.


До конца каникул Гарри ночевал в гриффиндорской башне, и пробуждения в объятиях Фреда и Джорджа сделали это Рождество самым счастливым на памяти Гарри. Он даже почувствовал себя обычным нормальным человеком, на время выкинув из головы Тайную комнату, Наследника, Слизерин и прочее. Он старался держаться как можно дальше от Малфоя, Забини, Кребба и Гойла – даже если никто из них действительно ничего не понял, то всё же ничего хорошего ждать от них не стоило. Гермиона и Рон больше не поминали Гарри происшествие с Многосущным зельем, поверив, видимо, что в разговоре с Малфоем не случилось ровным счётом ничего интересного, а зелье это пить больно и на вкус оно гадкое. Гарри даже думать не хотел, что за подозрения бы зашевелились в голове гриффиндорцев, если бы Малфой поцеловал его в образе Забини у них на глазах.
А потом каникулы закончились – закончилась и лафа, как Гарри называл про себя этот кусочек счастья в собственной жизни. Пришлось возвратиться в подземелья; он сделал это под прикрытием мантии-невидимки, так что никто даже не заметил, когда он появился, его просто обнаружили в привычном углу гостиной с книгой в руках – словно он просидел так все каникулы: в том же свитере, в каком он сидел там в день отъезда слизеринцев, с той же самой, кстати говоря, книгой, и точно так же поджав ноги. Совершившая это открытие Миллисент Булстроуд даже отшатнулась и всерьёз задумалась: вдруг действительно просидел?
Как ни странно, никто из соседей Гарри по комнате не донёс Снейпу, что тот все каникула ночевал не в своей спальне, что, вообще говоря, было запрещено школьными правилами. Может быть, они тоже считали, что в собственные разборки не следует вмешивать никого постороннего. А может, думали, что Гарри всё равно за это ничего не будет.

Однажды вечером Гарри засиделся в библиотеке; мадам Пинс, питавшая к нему своего рода жалость – слишком уж неприкаянным он был, не стала его выгонять ещё полчаса после того, как библиотека закрылась. Так что возвращался он по почти пустым коридорам – в это время года было так холодно, что никто просто так не шатался по школе, за исключением, разве что, Фреда и Джорджа, которым любой мороз был нипочём, если они задумывали очередную шалость. Было так безлюдно, что Гарри невольно ступал как можно беззвучнее, чтобы не нарушать сложившуюся тишину, и вопли, раздававшиеся этажом ниже, весьма его заинтриговали. Орал Филч, и Гарри словно током ударило: неужели опять нападение?! И опять он ошивается поблизости...
Подкравшись ближе к лестнице, Гарри сумел разобрать смысл филчевского возмущения:
- ... опять убирать! Да здесь же работы на всю ночь, как будто у меня и без того забот не хватает! Нет, это последняя капля, я пойду к Дамблдору...
Филч быстро зашагал куда-то по коридору, удаляясь от Гарри. Брюнет спустился по лестнице, готовый в любой момент отпрянуть и смыться.
Он быстро понял, что Филч опять сидел у того места, где нашли миссис Норрис – это был его добровольный пост, где он сидел никем не назначаемым часовым, ожидая, наверно, что преступника потянет на место преступления. Половину этого коридора затопила вода, сочившаяся из-под двери туалета Плаксы Миртл, и, кажется, оттуда ещё и продолжало литься. Вопли Филча заменяли всхлипывания Миртл, значительно приглушенные дверью. Гарри помялся немного и проскользнул в неработающий женский туалет – любопытство тащило его туда едва ли не за шкирку.
В помещении стояла темень – от потоков воды все свечи погасли; всё было мокрым, и Гарри, стараясь ничего не касаться, зажёг на ладони огонёк. Пол и стены буквально пропитались влагой и как-то даже набухли. Миртл рыдала истошно и горько, её завывания отдавались у Гарри в висках.
- В чём дело, Миртл?
- Кто здесь? – гнусаво булькнул голос разнесчастной Миртл. – Пришли еще чем-нибудь в меня бросаться?
По воде, брезгливо поддёргивая штанины, Гарри добрел до ее кабинки и спросил:
- С какой стати я должен в тебя бросаться?
- Откуда я знаю? - завопила Миртл и вынырнула, выплеснув новую волну на пол, которому и без того уже было достаточно. - Я тут сижу, никого не трогаю, а кто-то приходит и швыряет в меня блокнотом! Хороши шуточки!
- Но ведь тебе же не больно, - резонно заметил Гарри, - я хочу сказать, он ведь прошел сквозь тебя, правильно?
Этого не следовало говорить. Миртл набрала побольше воздуху и заголосила:
- Ну, давайте кидаться в Миртл блокнотами – ей ведь не больно! Она ничего не чувствует! Десять очков тому, кто попадет в живот! Пятьдесят – если в голову! Что ж, ха-ха-ха! Какая веселая игра! Как мы раньше до этого не додумались?
- А кто кинул в тебя блокнот? – поинтересовался Гарри.
- Откуда я знаю... Я сидела в изгибе, размышляла о смерти, а он упал мне прямо сквозь макушку, - напряжённо сказала Миртл, сверля его гневным взором. – Да вон он, его вынесло обратно...
Гарри заглянул под раковину, на которую показывала Миртл, и обнаружил тонкий маленький блокнот с обложкой из потёртой чёрной кожи. Ему невольно подумалось, что кожа практически такая же, как на креслах и диванах в слизеринской гостиной. Он поднял блокнотик и раскрыл, продолжая подсвечивать себе. На первой странице было выведено уверенной рукой – это было видно, хоть чернила и подрасплылись от воды: «Т. М. Риддл». Больше ничего внутри написано не было, сколько Гарри ни листал страницы – на них были только отпечатанные в типографии дни и месяцы; это был ежедневник. Он захлопнул блокнот и увидел на его обложке дату – блокноту оказалось более пятидесяти лет. «Ого», - подумал Гарри и с толикой пиетета к возрасту невзрачной книжицы сунул находку в карман.
Пора было делать ноги во избежание встречи с Филчем, тем более что вернуться в спальню до отбоя Гарри уже опоздал.

Вечером за задернутым и зачарованным запирающим заклятием пологом Гарри изучал подсохший дневник Риддла. Ему не верилось, что сначала владелец ничего там не писал, потом кто-то хранил пустой блокнот полвека, а затем выкинул вещичку в унитаз просто так, в ходе генеральной уборки. Что-то было не так с этим дневником... К тому же имя «Риддл» казалось ему странно знакомым, будто так звали приятеля его младенческих лет. Но у него никогда не было никаких приятелей, с самого рождения, и это ощущение знакомости тревожило Гарри. Он вытянул сумку из-под кровати, достал перо и чернила и уронил с кончика пера большую фиолетовую каплю прямо на страницу. Капля впиталась, не оставив никаких следов. Бесполезные веши – купленные, кстати, вообще в маггловском магазине, судя по наклейке на задней стороне обложки – так себя не ведут. Гарри почесал нос кончиком пера и неуверенно написал: «Меня зовут Гарри Поттер». Эта надпись тоже впиталась начисто. Но на этот раз Гарри был вознаграждён за свои эксперименты: на странице стали проступать слова, которых Гарри не писал – более того, они были написаны тем же самым почерком, что подписал первую страницу ежедневника: «Привет, Гарри Поттер. Меня зовут Том Риддл. Как ты нашел мой дневник?». Гарри начал писать ответ, и эти слова исчезли. «Кто-то хотел спустить его в унитаз». «Как удачно, что я делал записи в более долговечной форме, чем чернила. Я всегда знал, что найдутся те, кому не захочется, чтобы содержание этого дневника увидело свет».
«Что ты имеешь в виду?»
«Я имею в виду, что этот дневник содержит воспоминания об ужасных событиях. Об этих событиях не принято говорить. Их замалчивают. Они произошли в Хогвартсе, школе чародейства и волшебства»
Переписка с этого момента развивалась очень стремительно, словно они, всё убыстряя темп, перекидывались теннисным мячиком.
«Как раз там я и нахожусь, я в Хогвартсе, и тут опять происходят ужасные вещи. Ты знаешь что-нибудь о Тайной Комнате?»
«Разумеется, я знаю о Тайной Комнате. В мое время было принято утверждать, что это легенда, что Комнаты не существует. Но это ложь. Когда я был в пятом классе, Комната была открыта, и монстр напал на нескольких учеников, а в конце концов убил одного человека. Я поймал того, кто открыл Комнату, и его исключили. Однако директор, профессор Диппет, очень стыдился того, что подобная вещь могла случиться в Хогвартсе, и запретил мне говорить правду. Версия была такова, будто бы та девочка погибла в результате непонятного несчастного случая. За заслуги мне дали красивый блестящий Приз с гравировкой и велели держать рот на замке. Но я всегда знал, что история может повториться. Монстр остался жив, а тот, кто мог выпустить его на свободу, не был отправлен в тюрьму»
«То же самое происходит и сейчас. Было три нападения, и никто не знает, кто за этим стоит. Кто это был в прошлый раз?»
«Если хочешь, могу показать. Тебе не придется верить мне на слово. Я могу провести тебя по своим воспоминаниям о той ночи, когда я схватил преступника»
Гарри заколебался и задержал перо в воздухе. Что хочет сказать Риддл? Как можно провести кого-то по чужим воспоминаниям? Пока он думал, Риддл успел написать:
«Позволь мне показать»
Не раздумывая ни секунды, Гарри размашисто начертал:
«О.К»
Блокнот освободился от рук Гарри, сердито дёрнувшись, и страницы зашелестели сами собой, открываясь на странице с датой «13 июня». С разворота вдруг подул ветер, страницы заиграли красками, словно стали миниатюрным телевизионным экраном, и Гарри втянуло в водоворот невнятных света и звука, как пылесосом.

В два часа ночи Гарри всё ещё сидел на кровати с закрытым дневником Риддла в руках и думал, уставившись в темноту перед собой. Он не мог поверить, что Хагрид открыл Тайную Комнату пятьдесят лет назад.
Конечно, Хагрида исключили из школы, он сам об этом говорил.
Да, у Хагрида была склонность к разнообразным монстрам, и чем опаснее, тем лучше.
Разумеется, в тринадцать лет Хагрид питал не меньшую, чем сейчас привязанность к таким зверюгам, которых мать-природа создавала только с тяжкого похмелья, и непременно воспользовался бы любой открывшейся возможностью пообщаться с домашним любимцем самого Салазара Слизерина.
Вне всякого сомнения, ни тогда, ни теперь Хагрид не был способен кого-нибудь убить.
Гарри не знал, реально ли обмануть человека, показав ему ложные воспоминания; он вообще не представлял себе, какого рода магия хранит в дневнике личность Тома Риддла и его память. Но он знал твёрдо, что Риддл оболгал Хагрида – нарочно или в искренней уверенности, что указывает на преступника.
«Хагрид – наследник Слизерина? Не смешите мои тапочки. Невилл Лонгботтом, и тот на эту роль больше подходит».
Но Хагрид может знать что-нибудь о нападениях, он был там в те дни; Гарри убрал дневник под подушку и лёг, напомнив себе, что на Зельеварение лучше не опаздывать. Но ему всё не спалось – слишком живыми были чужие воспоминания о сумрачном Хогвартсе пятидесятилетней давности, молодом Дамблдоре, юном Хагриде и Риддле со значком старосты на мантии со слизеринской вышивкой. Зная не понаслышке о нравах Слизерина, Гарри не сомневался, что со старосты сталось бы оболгать другого, тем более что разболтанный Хагрид вряд ли был на хорошем счету у преподавателей. Но зачем? Чем ему мог помешать Хагрид?
Гарри перевернулся на живот и подтянул одеяло повыше, закрывая шею – гриффиндорская башня заметно разбаловала его, и привыкать заново к холоду подземелий было тяжело. Монстр, которого Хагрид держал в коробке, определённо был пауком, только очень и очень большим. Где это видано, чтобы пауки обращали своих жертв в камень? Гарри решил покопаться в энциклопедиях магических животных и не тревожить пока Хагрида расспросами. Может быть, всё ещё устаканится само. В последнюю вероятность Гарри верилось слабо, но всё же, всё же... Он заснул, и во сне видел Тома Риддла, сидевшего на бачке унитаза в туалете Плаксы Миртл, качавшего ногой и раз за разом повторявшего: «Монстр остался жив, а тот, кто мог выпустить его на свободу, не был отправлен в тюрьму!».

* * *

Слабо, неохотно солнечные лучи скользили по стенам Хогвартса. Гарри казалось, что в этом году самая томительная и медлительная весна на его памяти, хотя и был всего-то ещё февраль. Также медленно тянулось время на уроках и между ними, тянулись вечера и ночи, и каждый день был наполнен для Гарри чужим страхом – липким, удушающим, бесконечным. От него хотелось отмыться, но никак не получалось. Страхом несло от всех учеников, кроме близнецов, Рона и Гермионы – даже слизеринцы шарахались от Гарри и не решались его трогать; насторожённость долетала до Гарри от преподавателей – они, очевидно, ещё сомневались: он, не он? Дышать было тяжело.
Гарри не общался больше с дневником Риддла: пока он не мог отличить правду от лжи в показанном воспоминании, ему не хотелось забивать голову какой-нибудь новой непроверенной информацией. Он решил, что если нападений больше не будет, он не будет спрашивать у Хагрида, что тот знает о случившемся пятьдесят лет назад – что бы там ни было, вряд ли Хагриду будет приятно об этом вспоминать. Но дневник Гарри продолжал носить с собой, не решаясь оставить его в спальне. Если кто-то из слизеринцев найдёт блокнот и сумеет поладить с Риддлом, то всем придётся худо.
Нападений и вправду всё не было, и активные шепотки за спиной Гарри поутихли, страх перестал быть паническим, но никуда не делся. К тому же Пивз продолжал исполнять на каждом углу свою идиотскую песенку; к сожалению, число идиотов в Хогвартсе, веривших предназначенным для них песенкам Пивза, было очень велико.
Единственный, кто был доволен – так это Локхарт. Он расхаживал по школе задрав нос, и сообщал всем желающим и не желающим слушать, что преступник, вне всякого сомнения, испугался разоблачения с его, Локхарта, стороны, и затаился в надежде сохранить свои жалкие жизнь и свободу, пока он – величайший и неповторимый Гилдерой Локхарт, кавалер Ордена Мерлина третьей степени, почетный член Лиги защиты от сил зла, а также пятикратный лауреат премии журнала «Ведьмополитен» за самую обаятельную улыбку – не рассердился как следует. А ещё у Локхарта появились какие-то странные идеи о том, что школе требуется моральный стимул, дабы оправиться от прошлого семестра, которые он излагал профессору МакГонагалл перед Трансфигурацией в один из дней.

Только утром четырнадцатого февраля Гарри понял, почему у декана Гриффиндора было в тот день такое кислое выражение лица.
Стены Большого зала были украшены омерзительными бледно-розовыми цветами, похожими по форме на увеличенные в тысячу раз свиные уши. Бледно-голубой неестественный потолок, с которого сыпались конфетти в форме сердечек, заставил Гарри брезгливо зажать рот рукой: как бы не стошнило. За преподавательским столом Локхарт в неизмеримо слащавом розовом развевающемся одеянии жизнерадостно махал всем рукой. Гарри сел, старательно смахнув со скамьи конфетти, вытряс бумажные сердечки из кубка и налил себе сока, следя, чтобы вездесущие бумажки не попали в питьё.
- Поздравляю с днем святого Валентина! – жизнерадостно прокричал Локхарт. – Хочу поблагодарить тех, кто прислал мне открытки! Сорок шесть штук на данный момент! Я взял на себя смелость устроить вам этот маленький сюрприз... но это ещё не всё.
Локхарт хлопнул в ладоши, и в дверь со стороны вестибюля, с остервенением чеканя шаг, вошли двенадцать мрачных гномов весьма суровой наружности. Причем не обычных гномов. Локхарт заставил их прицепить золотые крылышки, подмышкой у каждого торчала арфа.
- Наши милые купидоны! Они будут разносить валентинки! И это ещё не всё! Я уверен, что мои дорогие коллеги захотят внести свой вклад в атмосферу всеобщего праздника! Почему бы нам не попросить профессора Снейпа показать, как готовят Любовное Зелье! А пока он будет этим заниматься, мы поговорим с профессором Флитвиком! Кто знает об Упоительных Чарах больше, чем он, хитрый старый лис!
Гарри посмотрел на Флитвика, закрывшего от унижения лицо руками, на Снейпа, который, судя по виду, готов был вытащить палочку и наслать на незадачливого преподавателя ЗОТС третье Непростительное, и пожалел Локхарта. Так он нарвётся, не добравшись хотя бы до конца этого учебного года.

- Эй, ты! ‘Арри Поттер! – крикнул гном, распихивая локтями тех, кто мешал ему подобраться к адресату. У именно этого гнома был особенно свирепый вид.
Гарри заледенел изнутри при мысли о том, что сейчас получит какую-нибудь кретинскую валентинку наподобие тех, которыми сегодня весь день прерывали уроки, перед половиной школы, и попытался сбежать, но в толпе он не хотел браться за портключ, а тривиально смыться на своих двоих, увы, не вышло: гном бросился наперерез прямо сквозь толпу, сокращая себе путь посредством пинков по запрещенным местам, и достиг Гарри раньше, чем тот успел сделать больше, чем два шага.
- Я должен доставить музыкальную открытку ‘Арри Поттеру лично в руки, - заявил гном, угрожающе потрясая арфой.
- Только не здесь, - прошипел Гарри и попытался убежать.
- Стой смирно! – рявкнул гном и, ухватившись за лямку сумки, потащил Гарри назад.
- Пусти! – затравленно огрызнулся Гарри и попробовал вырваться.
С надрываюшим душу треском сумка разорвалась пополам. Книги, пергамент, перо попадали на пол, разлетевшись по коридору. Последней выпала чернильница и щедро оросила чернилами всё вокруг в качестве завершающего штриха.
Гарри судорожно зашарил по полу, стараясь подобрать всё сразу раньше, чем гном начнет петь. В коридоре образовался затор. Где-то в заторе раздавались недовольные голоса Малфоя и Перси Уизли. Первоклашки сразу нескольких факультетов – Гриффиндора так точно, потому что там маячила рыжая голова Джинни – остановились специально, чтобы послушать валентинку Гарри Поттера, рискуя при этом опоздать на занятие. Гарри от всей души пожелал им опоздать к Снейпу.
Совершенно потеряв голову, Гарри предпринял последнюю попытку убежать, но гном обхватил его за ноги и ловко завалил на пол – так умело, будто проделал эту операцию уже не один десяток раз, усмиряя неблагодарных получателей валентинок.
- Так, - деловито буркнул он, усаживаясь на Гарриных щиколотках. – Получите валентинку:
Глаза зелены, как лягушковый торт,
А чёлка черна, как пиратский ботфорт.
Пусть он будет моим, он непобедим,
Герой, с кем не сладил Злой Лорд.
Гарри, изогнувшись, сбросил гнома с ног – так сильно, что того впечатало в стену. Без ощутимого вреда, впрочем – гномы вообще были по природе приспособлены к нагрузкам такого рода. Все смеялись; Гарри чувствовал, что этот смех нервен и истеричен, что он окрашен всё тем же страхом и мелким, гаденьким чувством минутного превосходства: Мальчик-Который-Выжил, змееуст, Наследник Слизерина (предположительно) – а тоже попал в смешное положение, он ничем их всех не лучше... голова заныла от чужих эмоций, и Гарри сумел выдавить из себя только презрительную усмешку; те, кто стоял достаточно близко, чтобы разглядеть его лицо, икнули и прекратили смеяться.
Он вскочил, побросал в сумку до сих пор валявшиеся просто так вещи и, расталкивая толпу, быстрым шагом отправился на Чары.
Вечером он обнаружил, что дневника Риддла уже нет в сумке и, долбанув кулаком по кровати, долго шёпотом поминал Риддла, Салазара, Слизерина, монстра Тайной Комнаты и чьи-то неуёмные любопытство и вороватость во многих двусмысленных ситуациях, используя услышанные от дяди Вернона выражения. Дневник Риддла украли в неразберихе, пока он пытался избавиться от гнома с его жуткой валентинкой. Гарри оставалось только надеяться, что от этого не будет бед больше, чем уже есть.

* * *

Февраль закончился, и мартовское солнце растопило часть снега, превратив окрестности замка в море разливанное – каждый поход на Гербологию превращался теперь в полное опасностей плавание по широкому двору: если не попадёшь в лужу по колено, то попадёшь в ноздреватый сугроб до пояса. Количество чихающих на квадратный метр превышало все разумные пределы, зато замок начал постепенно выходить из спячки.
Гарри не любил мокнуть, но приходилось: иначе было не попасть на урок. Профессор Спраут придумала на сегодня особо приятное занятие: пересаживать растение с длинным латинским названием, которое (растение, а не название) норовило пооткусывать от учеников те части тела, что не удовлетворяли его растениевскому чувству прекрасного. Из этой пакости, выворачивавшей свою челюсть на полметра вперёд, чтобы застать врасплох беспечную жертву, готовили зелье, способное помочь при расстройствах нервов, стрессах и сезонном ослаблении иммунитета. На взгляд Гарри, само растение не проявляло ни малейших признаков ослабления иммунитета или какого-нибудь стресса – те, у кого расстроены нервы, не откусывают рукава чужих мантий так проворно, это, можно сказать, аксиома. Возможно, именно поэтому из него готовят такие зелья...
Погруженный в мысли о зельях, растениях и пакостно-мокрой весне, Гарри брёл через двор, старательно выбирая местечки посуше для шага, и совершенно не обращал внимания на то, что творится вокруг. А стоило бы.
Петрификус Тоталус застиг Гарри врасплох, и первом, о чём он подумал, упав на землю с замороженными мышцами, было: «Чёрт, теперь я буду сохнуть всю следующую неделю!». А потом пришло понимание того, что он не просто так свалился в снег и лужи, а с помощью дражайших однокурсничков; доказательством этому пониманию послужили лица Малфоя и Забини, склонившиеся над ним.
- Ну что, Поттер, не так-то ты крут в одиночку? – Малфой говорил глумливо, но от него всё ещё пахло страхом. Он опасался, наверно, как бы Гарри не сбросил заклятие, не вскочил и не подозвал свистом монстра из Тайной Комнаты. Гарри был бы не прочь так сделать, но он не был Наследником Слизерина, что бы там себе все прочие ни думали. Во всяком случае, если даже и был, ему ничего не было об этом известно.
- Ты попался, Поттер, а ведь тебя предупреждали, - добавил Забини.
- Драко, Блейз, прекратите – потом позабавитесь, в безопасном месте, - раздражённый голос старшекурсника показался Гарри смутно знакомым: это был кто-то из квиддичной команды Слизерина. Уоррингтон, Монтегю, Тейл? Точно не Флинт – его голос Гарри узнал бы сразу. Но кто бы это ни был – ничто не меняло того факта, что безопасное место, в которое кто-то транспортировал его незнакомым Гарри заклятием «Mobilicorpus», было безопасным для кого угодно, но только не для самого Гарри.
Это было подземелье – какая-то незнакомая Гарри часть. Он никогда здесь не бывал – в сущности, он и не стремился изучить подземелья как следует, и только теперь понял, каким серьёзным упущением это было.
Чтобы выиграть, нужно ориентироваться на поле, где играешь. Чтобы выжить, нужно знать лазейки, в которые можно ускользнуть.
Это была какая-то другая комната; её очертания терялись с полутьме и мешались в глазах, рябили – Гарри подозревал, что размеры комнаты увеличены магией, чтобы все слизеринцы уместились в ней. На них всех были маски – Гарри не мог никого узнать толком; Малфоя ещё можно было опознать по платиновым волосам, сияющим даже в сумраке, но того же Забини, чья шевелюра в таком освещении стала полностью чёрной, Гарри уже не мог найти взглядом. Оба надели зачем-то маски, когда оказались в этой комнате – зачем, собственно, неясно, потому что Гарри их уже видел, а закрывать лицо, в представлении Гарри, надо было для сохранения инкогнито.
- Сначала дело, - строго напомнил всё тот же старшекурсник.
«Какое ещё дело?»
Гарри довольно грубо толкнули к каменной стенке:
- Incarcero!
Верёвки опутали запястья, щиколотки и талию Гарри, врастая в стену и плотно прижимая его к камню.
- Finite Inсantatem! – Петрификус был снят, и Гарри очень захотелось обвиснуть на верёвках, пережидая дурноту и слабость – его перемещали сюда вниз головой; с заклинанием это было просто. Но он постарался устоять на ногах ровно и вздёрнул голову.
- Как мило. Целый факультет Слизерин скопом справляется с одним второкурсником. Полагаю, вы будете вспоминать свой подвиг даже спустя пару десятков лет – если доживёте, конечно.
Говоря гадости, Гарри пытался вызвать стихийную магию, но он не был ни зол, ни испуган достаточно, чтобы сделать хоть что-нибудь. Он мог вызвать крошечный огонёк на ладони, но вряд ли эти верёвки зажглись бы или он смог бы бросить пламенем в кого-нибудь, учитывая, как крепко его руки были примотаны к стене.
Хлёсткий удар по губам заставил его затылок с силой удариться о стену; перед глазами заплясали разноцветные искры, и Гарри показалось, что он слышал хруст. «Череп проломлен или нет?».
- Придержи язык за зубами, - посоветовали ему буднично. – Хуже будет только тебе, если начнёшь его распускать.
Гарри мог бы сказать что-нибудь о том, как просто бить того, кто не может ответить, но что было бы в этом толку? Разбитая губа кровоточила, затылок жгло болью, и дальше было бы только хуже. Да и что они, сами не знают? Смешно было бы рассчитывать, что можно уговорить их отпустить его, пользуясь увещеваниями на тему «Так делать нехорошо». Возможно, этот номер прошёл бы где-нибудь в Гриффиндоре. Но не здесь. Не там, где мертвящий холод, медный привкус собственной крови и расходящаяся волнами от каждого биения сердца боль – единственное, что даёт понять, что ты ещё жив. Просто потому, что больше ничего нет. Больше ничего у тебя не осталось.
Он следил глазами, насколько мог, как высокий неопознанный старшекурсник распарывает ножом уже надкусанную тем растением мантию и разрезает кожу по синеющим под ней венам, собирая кровь в небольшую серебряную, потемневшую от времени чашу. По краям чаши были рельефно выгравирована переплетающиеся змеи, и Гарри подумалось, что отсюда наверняка неудобно пить. С другой стороны, не все чаши предназначены для питья. Эта конкретная, например – вряд ли.
Чашу с кровью установили на невысоком каменном возвышении посередине комнаты – такое впечатление было, что этот столбик камня вырос из пола сам по себе, как цветок. Шесть старшекурсников встали вокруг возвышения с чашей. Гарри заткнули рот чьим-то носовым платком, и пять человек с палочками наготове встали рядом с ним, следя, чтобы он не сколдовал что-нибудь, что повредит им и их... делу, за неимением лучшего слова.
Шестеро взмахнули палочками и, как показалось Гарри, запели; он не мог разобрать ни слова и решил, что это мало того, что не английский, но и не латынь, а какой-нибудь другой язык вроде того, из которого были взяты слова «Авада Кедавра». Зеленоватый рассеянный свет лился из их палочек, падая на кровь в чаше и заставляя её переливаться, искриться – Гарри видел всё, хотя даже не всматривался.
Стоило им замолчать, как у Гарри появилось странное ощущение, что его щекочут изнутри, везде, как будто вся кровь стала одним большим чувством щекотки; от этого не хотелось смеяться, но не извиваться было невозможно, потому что избавиться как-то от этого было тоже невозможно. Но на пытку это совсем не походило.
Кровь в чаше неожиданно вспыхнула ослепительным светом: холодным радужным светом, в котором, впрочем, доминировал зелёный – того же оттенка, что глаза Гарри. «Каждый охотник желает знать... ключевое слово – «знать», стало быть...». И этого света не было; не было в реальности, так что, окажись тут маггл, вряд ли он увидел бы что-нибудь. Но это походило на то, как если бы там, в том самом измерении, где живёт магическая сила – дремлет, свернувшись клубочком, у магглов и сквибов, и движется, пульсирует у магов – взошло, вырвавшись откуда-то из-под земли, солнце. Зелёное солнце, разбрасывающее вокруг себя лучи всех цветов радуги.
Слизеринцы обнаружились по углам – Гарри с трудом рассмотрел это в еле разгоняемом факелами полумраке, подняв голову; он всё же повис на верёвках, потому что чувство облегчения, когда все его жилы перестали зудеть изнутри, оказалось невыносимее любой боли. Их не разметало – они сами туда шарахнулись.
Гарри кое-как вытолкал изо рта чужой платок языком, чуть не вывихнув себе при этом челюсть, и поинтересовался в пространство перед собой:
- Что ещё за иллюминация? Это и было ваше чёртово дело, ради которого меня сюда притащили, как мешок с картошкой? Тогда отпустите меня уже, придурки!
Он и сам был изрядно напуган, не будучи уверенным, что многоцветные галлюцинации – это тот эффект, который должна оказывать на людей нормальная кровь. «Впрочем, в последний раз я был нормальным ещё где-то до рождения... месяцев этак за девять!».
Зато его слова оказали на слизеринцев вполне предсказуемое действие.
- Silencio! И, кстати, за прошлый раз, Поттер – Crucio!
Гарри понял, что до сих пор он ничего не знал о боли. Всё, что он когда-либо чувствовал, не могло сравниться с Круциатусом. Каждая клетка горела собственным видом огня, прямиком из ада, вытекали глаза, лопались кости, его рвало от боли... слова «боль» было недостаточно, чтобы хоть что-то сказать об этом... все нервы, как паутиной опутавшие его тело, взрывались, взрывались, и никак не могли взорваться до конца, и Гарри проваливался в бездонную пропасть, полную бело-голубоватых всполохов боли, исходивших от него же...
И снова он обнаружил себя висящим на верёвках так, что те врезались в тело – после Круциатуса, оказывается, здорово повышается чувствительность... что там было в той книге? «Мигрени, слабость и тремор рук», как-то так... по крайней мере, теперь он знает, что сделал в прошлом году.
Глаза остались на месте, оказывается, равно как и кости были целы. И то хлеб... Гарри висел, мечтая втихомолку, чтобы его уже убили поскорее. Что-то, впрочем, подсказывало ему, что так просто всё не закончится... то есть, когда-нибудь именно так оно и закончится, но определённо не сейчас. Не прямо сейчас.
Каким-то незнакомым заклинанием с него сняли одежду; Гарри было слишком плохо, чтобы стало стыдно или что-нибудь в этом роде... к тому же чем бы ему помогло стеснение? Только ещё хуже сделало бы, дав им лишний повод поиздеваться.
- Эй, а он вообще жив? – безграничное разочарование звучало в голосе Блейза Забини. – Ублюдок уже сдох и так легко отделался?
- Нет, жив, - отозвался всё тот же неизвестный старшекурсник. – От одного Круциатуса ещё никто не умирал. Пульс есть, внутренности целы... и он, кстати, в сознании.
Гарри услышал уверенные шаги и через несколько секунд почувствовал на подбородке жёсткие пальцы, затянутые в тонкую кожу – Забини приподнимал его лицо, чтобы заглянуть в глаза. Учитывая, что он был выше Гарри примерно на голову, это смотрелось, скорее всего, эффектно. «Позер».
- Видишь, Поттер – я исполнил своё обещание, - улыбнулся Забини – мягко и вежливо. – Сейчас тебя пустят по кругу, а потом убьют.
«Молодец, - подумал Гарри – Силенцио всё ещё действовало, а то бы он высказался вслух. - Возьми с полки конфетку и отравись ею».
- Кстати, расскажи-ка напоследок: откуда ты узнал о «Praefocabilis»?
«Идиот, - подумал Гарри. – Если б даже я захотел тебе что-нибудь сказать, всё равно не смог бы».
- Ах да, на тебе же Силенцио... – вспомнил Забини и вытащил палочку.
- Блейз, лучше не надо, - спокойно предупредили сзади. – Забыл, что он беспалочник?
Забини фыркнул.
- Будь это ничтожество, на которое даже собственная кровь никакого влияния не имеет, способно колдовать без палочки – вряд ли мы с Драко были бы до сих пор живы. Он безнадёжно туп, а в тот раз просто был в панике.
- И даже в панике у него получилось успешно расправиться с Девоном, - напомнили из толпы. – Плюнь на него, Блейз – пусть унесёт в могилу имена своих информаторов.
- А это хорошая идея, Флаккус, - ухмыльнулся Забини и плюнул Гарри в лицо.
Закрыв глаза, Гарри чувствовал, как слюна Забини стекает по щеке, мешаясь на подбородке с кровью из разбитых губ. Трудно было бы придумать что-нибудь более унизительное, на самом деле. Если бы он мог, он бы не задумываясь о последствиях испробовал на Забини Аваду, но... палочка, если уж на то пошло, осталась где-то в одежде, валяющейся поблизости.
- Вот теперь у меня всё, - удовлетворённый Забини отступил в толпу.
Гарри решительно не понимал, как ему вылезти из всего этого дерьма. «А сейчас в Большом зале ужин... и мы с Фредом и Джорджем хотели после ужина побыть вместе...», - мелькнула тоскливая мысль.
- Вы уверены, что стоит это делать? Вы же видели, чья в нём кровь... – да, действительно, этот голос Гарри узнал сразу же. Маркус Флинт.
- Маркус, ты предлагаешь его отпустить? – искренне удивился кто-то. – Может, ещё извиниться перед ним, погладить по голове и угостить шоколадной лягушкой?
Флинт хмыкнул. Гарри был немного удивлён его предыдущей репликой – «немного» потому, что голова его была занята вовсе не тем.
- Вовсе нет, Флаккус, зря ты думаешь обо мне так плохо. Я всего лишь не буду в этом участвовать.
- Тебе его жалко, Маркус? – глумливо предположил Забини. – Или ты боишься?
- Я его не хочу, только и всего, - фыркнул Флинт. – Кого-то возбуждают обтянутые кожей скелеты, но не меня.
«Знаю я, кто тебя возбуждает... капитаны квиддичных команд Гриффиндора...»
Пока они переговаривались, Гарри осматривал комнату, пытаясь угадать, где здесь дверь – не то чтобы у него была возможность в неё выйти, но всё-таки... Дверь была в стене слева, насколько Гарри мог судить. Вот если бы выпутаться из верёвок... ага, и голым искать дорогу в спальню Мерлин знает откуда... но всё лучше, чем групповое изнасилование... Как ни странно, он всё ещё не мог ни разозлиться, ни испугаться достаточно, чтобы сделать хоть что-нибудь, а не висеть в этих проклятых верёвках, которые уже натёрли запястья.
Дверь тихонько приоткрылась, всего на пару сантиметров – это заметил только Гарри, всё ещё пялившийся на неё с тоской. Что-то стремительно влетело в комнату и взорвалось... Фу-у-у-у-у-у... модернизированные навозные бомбы из разряда «совсем ничего не отмоешь», не меньше пяти – тогда как на помещение вроде Большого зала хватило бы одной, чтобы Филч отчищал его до конца учебного года... Гарри не вывернуло по двум причинам: во-первых, за месяц у Уизли он успел познакомиться с этим запахом, во-вторых, его уже вырвало всем, чем только можно было, во время Круциатуса. У слизеринцев же не было в запасе ни одной из этих двух причин, и их скорчило капитально.
Две фигуры со странными прозрачными сферами вокруг головы прошли в помещение; Гарри щурился, пока не узнал в них Фреда и Джорджа. Оба указали на него палочками и сказали что-то, чего Гарри не расслышал из-за этих странных штук вокруг их голов. Судя по эффекту, это было Фините Инкантатем.
Фред вытащил Гарри из комнаты, а Джордж вынес следом одежду. Всё это было так нереально, нелепо и абсурдно, как в плохом боевике, что Гарри только хлопал глазами и жадно глотал свежий воздух до тех самых пор, пока они не избавились от сфер. А дальше по закону жанра его должны спросить: «Are you o’k?»
- Гарри, ты в порядке? – обеспокоенно уточнил Джордж.
Гарри сел, опираясь на дрожавшие руки, и захохотал от всей души.
Кажется, Фред и Джордж подумали, что слизеринцы всерьёз повредили ему мозги.
И, кажется, близнецы были правы...

 Отправлено: 28.08.08 23:20. Заголовок: Глава 11 Свечу, кри..

Глава 11
Свечу, кричу на бездорожье,
А вкруг немеет, зов глуша,
Не по-людски и не по-божьи
Уединенная душа.
Вячеслав Иванов, «Ропот».


Гарри долго пытал близнецов (фигурально выражаясь, конечно), добиваясь ответа на вопрос: как, ну как, ну как же, Мерлин побери, они его нашли? Они в ответ таинственно улыбались и утверждали, что у них есть свои секреты. Конечно, им ничего не стоило сказать, но, как они признались Гарри: «Тебе дико идёт, когда ты злишься, Гарри! Губы припухают, глаза блестят... так бы и съел!». Гарри в ответ пробурчал, что если они хотят есть, то пусть топают на кухню, и обиженно отвернулся, скрестив руки на груди. В ответ его зацеловали так, что он и думать забыл обо всяких дурацких вопросах и секретах... Они только рассказали ему, что это были за сферы вокруг голов – это называлось заклинанием головного пузыря, сохранявшим вокруг головы чистый воздух. Гарри, впрочем, эти сведения мало что дали; да много ему и не было нужно.
Слизеринцы же ничем не выказывали в отношении к Гарри своего мнения о произошедшем; разве что запахом, который невозможно было истребить ещё неделю (Гарри только ухмылялся: его самого близнецы чистили заклинанием, которое они летом вывели втроём специально для этих бомб; делиться со слизеринцами этим заклинанием никто не собирался). Вполне возможно было, что они даже не поняли, кто пришёл к нему на помощь, и откуда взялись бомбы – слишком были заняты перепалкой с Флинтом. Гарри даже думал, не сказать ли ему «спасибо», но передумал. Не понял бы. Или, наоборот, понял – ещё хуже было бы...
А вообще же Гарри подозревал, что Слизерин заслужил наконец ответного удара. Война не должна быть односторонней; он им не полигон для испытания Круциатуса и не дырка для членов. Видит Мерлин, не он начал всё это.
Он никак не реагировал на многочисленные попытки уложить его в гроб, да так там и оставить; он ничего не сделал с Забини, оглушив его, когда принимал Многосущное зелье – хотя мог бы придумать очень даже много чего. Хватит быть миролюбивым, как хаффлпаффец – Шляпа, чёрт побери, выбирала между Слизерином и Гриффиндором. Хватит.

Гарри продолжал ходить один с Гербологии, но на этот семестр, похоже, со слизеринцев было достаточно, и из кустов не летело ни одного Петрификуса. Кровавый барон заводил светские беседы за завтраками, старательно портя Гарри аппетит, но не упоминал ни о каких планах убить его; Гарри предполагал, что Барону может быть попросту ничего об этом неизвестно.
Война со Слизерином требовала тщательно продуманной тактики и стратегии. Гарри набрасывал планы, сидя на Истории магии, и злился; даже не столько на боль, которую они ему причинили, а на то, что он мучился от любопытства – чья в нём кровь? Почему это их так впечатлило? Он спрашивал Фреда и Джорджа, но те ничего не знали о магии крови; мистер Уизли был, конечно, чистокровным, но куда больше интересовался миром магглов, чем хранением традиций чистокровных семей, а заклятия распознавания крови относились именно к таким. И в библиотеке об этом ничего не было; даже в Запретной секции. Мадам Пинс, недовольно поджав губы, объяснила ему, что такая информация хранится в частных библиотеках таких семей, как Малфои, Забини, Паркинсоны, Снейпы, Нотты, Креббы, Гойлы, Уоррингтоны... Гарри саркастически хмыкнул, представив, как подходит к Малфою и светским тоном заявляет: «Привет, слизняк, то есть, Драко, мне тут срочно надо узнать, до чего вы докопались тогда, когда пытались опять пустить меня по кругу после Гербологии – не пустишь в домашней библиотеке покопаться? Обещаю, не уроню котлету ни на одну книжку!».
Сценарий никуда не годился. Поэтому Историю магии Гарри посвятил придумыванию других... разумеется, не по добыче книг, а вообще. Начать он решил с мелких пакостей, и полторы недели коротал ночи в библиотеке, листая книги Запретной секции и вглядываясь в мелкий шрифт или убористые рукописные строчки до рези в глазах; мантия-невидимка нещадно грела его поверх обычной, потому что он даже не раздевался перед тем, как лечь – просто выжидал, сидя на кровати, пока остальные заснут, и мчался в библиотеку.
Он не знал, как собирались слизеринцы заметать следы и скрывать от Дамблдора, кто именно и каким образом укокошил Мальчика-Который-Снова-Выжил, но не был уверен, что сам способен будет на что-нибудь подобное. Поэтому Гарри отложил крупные неприятности для слизеринцев на будущее – он, в конце концов, намеревался доучиться в Хогвартсе до победного, то есть до конца седьмого курса. Месть – блюдо, которое подают холодным.

Утро солнечного мартовского дня ознаменовалось для всех слизеринцев, за исключением Гарри, досадной неприятностью: стоило им сесть на скамью, как их мантии загорелись. Гарри благоразумно опоздал на завтрак минут на десять, чтобы не вызывать своей неуязвимостью подозрений, и, вгрызаясь в бутерброд с копчёной рыбой, удовлетворённо наблюдал за чуть ли не бьющимся в истерике Малфоем, которому затушившее огонь заклятие одного из учителей испортило причёску, за яростно пытающимся зачаровать дырку на пятой точке Забини, за Ноттом, выхватившим палочку и всё порывающимся заклясть кого-нибудь – просто чтобы душу отвести, за негодующими Панси Паркинсон, Миллисент Булстроуд и Дафной Гринграсс, за старшекурсниками, готовыми придушить виновника голыми руками.
Разумеется, Гарри – хотя бы как единственный не пострадавший – был на подозрении; пожав плечами, он позволил Снейпу проверить его палочку с помощью в первый раз слышанного им заклинания Priori Incantatem. Всё равно для заклятия Фламель он использовал палочку Забини, тем более что тот беспечно держал её на тумбочке. Хотя как раз Забини не проверяли, равно как и прочих пострадавших – это было бы попросту нелогично. «Мантия-невидимка – великая вещь...», - умилённо подумал Гарри, делая большой глоток тыквенного сока.
В течение дня их сумки то и дело рвались в коридорах, вываливая все вещи, а сами слизеринцы то и дело поскальзывались на ровном месте, расшибая стратегически важные места. «Glacius – одна из моих лучших находок! Конечно, кто-то убирает им полыньи зимой и скрепляет растрескавшийся лёд, по которому надо пройти, но у меня несколько другие цели...».
Следующий день, для разнообразия, прошёл спокойно – Гарри с интересом естествоиспытателя наблюдал, как слизеринцы проверяют скамьи, прежде чем садиться, придерживают сумки и неестественно твёрдо шагают.
На третий же день снова была Гербология, к которой Гарри с некоторых пор питал неприязнь из-за связанных с возвращением с неё неприятных воспоминаний. Поэтому второй курс Слизерина поголовно оказался в драконьем навозе («Старо, конечно, зато безотказно!», - посчитал Гарри), которым должен был удобрить те самые кусачие растения. Лишившись своего ужина, растения ничуть не утеряли обычной активности, зато слизеринцы, напротив, приобрели её в просто-таки гигантских количествах, если только, конечно, такая абстрактная вещь, как активность, измеряется хоть в каких-нибудь. Гарри, на которого попало меньше всех, улыбаясь, протёр очки листом растения, которое даже не попыталось его укусить, когда он оторвал от него лист – наверное, просто не ждало такой наглости. На него никто не смотрел, и, на взгляд Гарри, это было недальновидно с их стороны.
На четвёртый день слизеринцы, прикасаясь к еде, видели вместо неё всё тот же набивший оскомину навоз и в ужасе с отвращением роняли взятое обратно на тарелку, а кто не ронял – осторожно клал обратно, потому что есть это никто не был способен. Гарри честно проспал этот завтрак, полночи протрудившись над сложнейшим заклинанием иллюзии, и даже пропустил Чары, так что узнавал о слизеринском завтраке только по рассказам гриффиндорцев – не пожалевших, впрочем, красочных слов, чтобы расписать выражения аристократических и не очень лиц. Чары иллюзии прошли окончательно только к ужину, так что обедал Гарри за гриффиндорским столом, и множество голодных слизеринских взглядов завистливо провожало его.
На пятый Гарри растянул перед выходом из слизеринской гостиной невидимую верёвку на уровне колен, использовав то самое Incarcero плюс ещё кое-что, чтобы обеспечить незаметность и появление чуть выше или чуть ниже каждый раз, когда её пытались убрать магией. Он убрал её только после отбоя.
Шестой день не баловал слизеринцев разнообразием – Гарри начинал уставать. Рвущиеся сумки и иллюзия настойки из флобберчервей в ёмкостях с тыквенным соком, только и всего.
Воскресенье Гарри великодушно решил сделать выходным. «Может, хватит уже?», - осторожно предлагали ему Фред и Джордж, видя, каким маниакальным блеском горят его глаза. «Неа!», - мотал Гарри головой.
Мелкие пакости делали его счастливым; но не потому, что слизеринцам было плохо, а потому, что их злоключения отвлекли школу от темы Тайной комнаты. Куда интереснее было наблюдать за тем, как напасть за напастью преследует змеиный факультет в полном составе, чем размышлять о монстрах – которые, кстати говоря, не спешили нападать ещё на кого-то. Гарри, сам о том не думая, достиг куда больших успехов, чем Локхарт, давая Хогвартсу моральный стимул – ну что поделать, если людям интереснее наблюдать, как хреново ближнему, а не любить оного ближнего.
Своим шедевром Гарри считал первое апреля, когда все без исключения слизеринцы, злые, как осы, явились на завтрак с перекрашенными в разные цвета волосами. Малфою, например, достался ярко-рыжий, как у Рона, а Забини – голубой. Гарри отчего-то вспомнились забавы этих двоих в пустой (ну, они-то думали, что пустой) гостиной одним зимним вечером... Многих он просто перекрасил в противоположные цвета; например, блондинка Панси Паркинсон смотрелась даже хуже Малфоя. Себя Гарри покрасил в каштановый, как у Гермионы; и выглядит вполне себе ничего, и близко к естественному. Палочку он опять заимствовал у Забини, хотя тот с некоторых пор приобрёл привычку класть её под подушку. Гарри даже не подозревал в себе подобных талантов карманника... или подподушечника? Правда, он зевал весь день, и даже на Зельях чуть не клюнул носом в котёл, но дело того стоило.
Но перед самыми пасхальными каникулами произошло кое-что, к великому сожалению Гарри перечеркнувшее все его надежды и цели и снова взбудоражившее школу на предмет Наследника Слизерина.
Гарри готов был сам убить эту сволочь, выгуливающую свою зверюгу по школьным коридорам, если бы только знал, кто это.
В тот тёплый с самого утра субботний день они с Роном и Гермионой шли после завтрака на квиддичное поле – Слизерину предстоял матч с Хаффлпаффом. Гарри как раз начинал спускаться по лестнице, когда услышал снова этот голос, шелестящий, холодный, жуткий:
- ...дай вонзиться... разорвать... на этот раз убить...
Гарри оступился и, сжавшись в комочек, кубарем полетел с лестницы, пересчитывая ступеньки собственным позвоночником. Удар о пол сопровождался тошнотворным хрустом правого локтя. Гарри задохнулся от боли и остался лежать, мечтая так тут и сдохнуть.
- Гарри! Гарри, ты жив?! – Гармиона во мгновение ока оказалась около него на коленях и, вцепившись ему в плечи, трясла его что было силы. Гарри издал протестующий стон после того, как раздробленный локоть в пятый раз ударился о пол снова, но это не сказать чтобы помогло – Гермиона, воодушевившись этим признаком жизни, решила привести его в чувство окончательно и затрясла ещё интенсивнее. Рон неуклюже топтался рядом, не зная, что делать.
- Жив, Миона, не добивай меня, будь добра... – выдавил наконец из себя Гарри и сел, держа локоть на весу. Голова кружилась, спина ныла после близкого знакомства со ступеньками.
Гермиона истерически хихикнула. Рон оживился.
- Тебе надо в больничное крыло! – резонно заявил он. – Давай я тебе помогу!
- Я сам... – Гарри встал, шатаясь, и заметил, как обеспокоенно гриффиндорцы смотрят на него. – Я в порядке. Больше не упаду. А дорогу к мадам Помфри выучил давным-давно, - кривоватая попытка улыбнуться привела только к тому, что Рон и Гермиона крепко вцепились в него с двух сторон, причём Рон сдавил как раз превратившийся в кашу локоть. Гарри, прикусив губу, на которой и так было уже две беловатых ниточки шрамов от его же собственных зубов, вырвался.
- Больно, - объяснил он гриффиндорцам, обиженно смотревшим на него – как же так, они ведь помочь хотят... – Не трогайте меня, пожалуйста... я сам дойду, честно...
Они сошлись на компромиссе: Гарри идёт сам, а они идут вместе с ним, не трогая его и следя, чтобы он не покалечился снова.
- Гарри, а почему ты упал? – поинтересовался Рон.
«Хороший вопрос».
- А вы что-нибудь слышали? – уклончиво поинтересовался Гарри.
- Нет, ничего особенного... а что?
- Мне что-то померещилось... наверно, я просто слишком мало сплю.
- Ну да, - охотно согласился Рон, - с этими слизняками в одной спальне разве выспишься?
Гарри охнул и остановился. Упоминание о слизняках заставило его вспомнить кое о чём.
- Чёрт! Матч! Гермиона, Рон, сбегайте, пожалуйста, к слизеринской раздевалке и подождите у дверей команду, скажите, что я скоро буду – мадам Помфри только наложит мне на локоть какое-нибудь фиксирующее заклятие... только обращайтесь к капитану, Маркусу Флинту, помните его? – он там самый вменяемый, если вообще кто-то из них вменяем...
Гриффиндорцы посомневались ещё немного, стоит ли оставлять Гарри без присмотра, и отправились в путь только тогда, когда он уже начал подумывать о том, чтобы наложить на них Империус.
- Рон, Миона... – окликнул их Гарри, когда они уже прошли метра три. Гриффиндорцы обернулись. – Будьте осторожней, пока идёте по коридорам. Хорошо?
- Да что с нами может случиться? – искренне удивился Рон.
- Пожалуйста, будьте осторожней, - настойчиво повторил Гарри. – Проверяйте, что за поворотом. Ради меня. Пожалуйста.
Гарри переступал через свой принцип никогда ни у кого ничего не просить (всё равно ведь ничего и не получишь, как научила его жизнь у Дурслей, разве что оплеуху – при самом удачном стечении обстоятельств). Кажется, Рон и Гермиона даже не подозревали, чего ему это стоило.
- Хорошо, - Гермиона явно решила, что он при падении повредил и голову тоже. – Видишь, у меня зеркало с собой? – она выудила из кармана мантии карманное зеркальце в оправе из бересты. – Будем смотреть за поворот, прежде чем делать шаг.
Гарри тревожно смотрел на Рона и Гермиону, которые отнеслись к его просьбе, как к придури. Предчувствие чего-то нехорошего снова холодком угнездилось где-то в позвоночнике; когда же он от этого избавится, чёрт подери? Хоть бы и в самом деле это было придурью...
- Обещаем, - добавил Рон, вздохнув, и потащил Гермиону за собой.
Гарри следил за ними до самого поворота, где они остановились и скрупулёзно посмотрели в зеркало. Ничего интересного они там не обнаружили и, обернувшись, помахали Гарри руками, улыбаясь до ушей. Гарри вздохнул и потащился к мадам Помфри. «Наш девиз: ни дня без травмы...».
Когда он добрался до квиддичной раздевалки, кое-как вырвавшись из больничного крыла – мадам Помфри утверждала, что надо совсем ума лишиться, чтобы отправиться играть в квиддич в таком состоянии – профессор МакГонагалл посреди поля с огромным малиновым мегафоном в руках объявляла:
- Матч отменяется! Все учащиеся должны немедленно вернуться в общие гостиные своих колледжей! Там они получат дополнительную информацию от деканов! Как можно скорее, поторопитесь! – Гарри видел, как у неё дрожат губы.
Она опустила мегафон и, заметив Гарри, поманила его к себе.
- Поттер, тебе, я думаю, лучше пойти со мной...
Гарри, провожаемый подозрительными взглядами слизеринской команды по квиддичу (всё же большая часть змеиного факультета склонялась к той мысли, что именно психанутый Поттер подстраивает им пакости день за днём, хотя у них имелись подозрения и в адрес Гриффиндора), потащился следом, размышляя, не узнал ли кто-нибудь о том, чем он занимается по ночам. Даже если исключить все эти шалости в адрес слизеринцев – хотя за них запросто могли исключить его самого – одни сидения в Запретной секции могли потянуть на солидный выговор, снятие баллов и взыскание на пару следующих лет в компании Филча. Хотя они никак не могли поймать его, глотнувшие крови Гарри книги вели себя, как шёлковые, и ему порой стоило только подумать о том, что он хочет найти, как книга сама открывалась там, где нужно.
В любом случае из-за этого явно не стоило бы отменять матч. А из-за чего его отменили бы? Гарри снова споткнулся, но удержался на ногах. «Новое нападение? И опять меня подозревают?»
Именно в этот момент Гарри возжелал убить эту скотину, Наследника Слизерина, а монстра его расчленить, а потом сшить обратно и сделать чучело.
А когда он увидел на соседних кроватях в больничном крыле окаменевших Рона и Гермиону – последняя сжимала в руке зеркальце – ему захотелось сделать чучело и из самого Наследника и повесить его перед входом в Большой зал. В назидание всем тем несчастным, кто посмеет причинить вред тому, кого он любит.
- Их обнаружили поблизости от места других нападений, - сказала профессор МакГонагалл. – Видимо, у Вас нет никаких объяснений?
Гарри молча смотрел на превратившихся в камень гриффиндорцев и сжимал кулаки так сильно, что ногти прорвали кожу ладоней и кровь недовольно закапала на пол лазарета.
- Я провожу Вас до Вашей гостиной, - сказала декан Гриффиндора со вздохом.

Сидя на подлокотнике того самого дивана, на котором беседовал с Малфоем, будучи в обличии Забини, Гарри слушал Снейпа, зачитывавшего объявление со свитка пергамента:
- Все учащиеся должны возвращаться в общие гостиные своих колледжей к шести часам вечера. После этого никто не должен выходить. В классы, а также в туалет вас будут сопровождать учителя. Квиддичные тренировки и матчи временно отменяются. Также запрещается проведение любых мероприятий в вечернее время.
Снейп скатал свиток и добавил:
- Весьма вероятно, что школу закроют вплоть до поимки преступника, ответственного за все эти нападения. Я убедительно прошу тех из вас, кто может дать хоть какую-то информацию по этому поводу, сделать шаг вперед.
Почему-то все покосились при этом на Гарри, а сам Снейп вообще уставился, не мигая. Гарри ссутулился на своём подлокотнике, настолько широком, что он мог сидеть там с не меньшими удобствами, чем в кресле, и уставился в пол. Ему хотелось взять и убить их всех, чтобы они перестали на него пялиться.
- Мистер Поттер, Вам есть что сказать? – промурлыкал Снейп. За бархатом в голосе пряталась отравленная сталь; Гарри поёжился.
- Конечно, есть, - сказал он. – Отвалите, пожалуйста... профессор.
Гарри встал и скрылся в спальне. Meus locus arcanus обеспечил ему относительное уединение. И Снейп даже не назначил ему взыскания – всё равно после шести нельзя было выходить из гостиных, так что какой толк, где ему это взыскание отрабатывать? Снимать баллы с собственного факультета для Снейпа, в отличие от МакГонагалл, всегда было проблемой – да Гарри и не беспокоился особо о баллах Слизерина, ещё не хватало! А личное отношение Снейпа к Гарри вряд ли изменилось – преподаватель Зельеварения и так словесно опускал его на каждом уроке, несмотря на то, что Гарри ещё ни разу не варил зелье неправильно – в основном благодаря необходимости хоть как-то, пусть и сосредоточившись на содержимом своего котла, отключиться от звукового сопровождения в виде уничижительных комментариев Снейпа. Так что это маленькое хамство вряд ли сделает его жизнь в Хогвартсе хуже... а на сердце даже полегчало как-то, когда у факультета Слизерин в полном составе округлились глаза. Никто из них, на памяти Гарри, не хамил декану; впрочем, со всеми, кроме Гарри, Снейп вёл себя по принципу «мы с тобой одной крови», так что внутренней потребности сказать хоть раз ответную гадость у них и не должно было быть.

Уныние царило в Хогвартсе. Даже слизеринцы были погружены в тягостные раздумья: как-никак, Рон Уизли был чистокровным, пусть его семья не соблюдала никаких традиций и чрезмерно увлекалась маггловской культурой – в его жилах не текло ни единой капли «грязной» крови. И этот факт подталкивал многих слизеринцев к грустному выводу: а вдруг монстр проверяет степень чистокровности – если вообще проверяет – только после того, как угробит? Доказывай, лёжа в гробу, что ты не верблюд, то есть не грязнокровка...
Гарри не развлекла даже необходимость выбирать предметы для дальнейшего изучения – он всё равно не имел ни малейшего понятия о том, какие профессии существуют в магическом мире, какую предпочёл бы он сам и какие предметы помогли бы ему. В конце концов он выбрал те, что понравились ему по звучанию: Прорицания, Древние Руны, Уход за магическими животными... тем актуальнее было последнее для Гарри, чем дальше он изучал по ночам, укутавшись в мантию-невидимку и с трудом ускользая от патрулей учителей, старост и привидений, всевозможные энциклопедии животных, имевшиеся в библиотеке, не находя упоминания ни об одном, чьё нападение сопровождалось бы избирательными слуховыми галлюцинациями и которое обращало бы жертв в камень. Какой смысл вообще обращать их в него? Камень не съешь, не отложишь в него свои личинки, не приманишь на него того, кем будешь питаться сам... практического толка в превращении людей в камень с точки зрения животного мира не было никакого. Возможно, это какой-то специальный монстр, выведенный Салазаром Слизерином, чтобы превращать неугодных в стройматериал. Но Гарри продолжал искать, выбирая книги подревнее.
Он был бы рад провести эти каникулы под крылышком Фреда и Джорджа – намного легче пережить почти что потерю лучших друзей, когда тебя просто обнимают те, кто чувствует то же самое; близнецы, наверное, тоже не отказались бы от его поддержки: не неловких соболезнований, не неуклюжих и неуместных попыток развеселить, а поддержки – живого тепла, присутствия, бессловесного понимания. Но он не мог встретиться с ними, потому что о его отсутствии было бы немедленно доложено Снейпу, и в одиночестве думал о вызревающих в теплицах профессора Спраут мандрагорах, которые должны будут возвратить Рона и Гермиону к жизни. На коленях у него, как обычно, всегда лежала книга, но по большей части Гарри не смотрел в неё.
В гостиной он проводил мало времени; там всегда устанавливалась мёртвая тишина, как будто его присутствие действовало на всех, как Силенцио Максима. Они боялись его, все поголовно, и никому не приходило в голову, что он никогда бы не причинил вреда ни Рону, ни Гермионе, и не позволил бы никому, если б мог, напасть на них. Может быть, они думали, что в тот день Рон и Гермиона поссорились с ним, и оттого у него заметно болел локоть – Гарри не знал. Хогвартс провонял страхом сверху донизу, и ноющая головная боль не оставляла Гарри ни на секунду. Никто, кроме представителей семьи Уизли, не верил в его невиновность... да и то Гарри казалось, что Перси пребывает в сомнениях на этот счёт.
Он снова был один, чертовски один, почти как у Дурслей. Разница была в том, что здесь его ненавидели, презирали и боялись, а на Тисовой улице только ненавидели и презирали. Трудно бояться того, кого гнобишь день за днём десять лет подряд, и никакие волшебные школы не изменят таких глубоко укоренившихся привычек.
В середине мая, когда грязь во дворе окончательно затвердела и яркое-яркое небо казались неприятным, как маринованный слизняк, изощрённым издевательством, Гарри не выдержал и вместо библиотеки отправился с помощью портключа к Большому залу. Оттуда было куда ближе до выхода из замка.
Чёртова туча народу ошивалась по коридорам в надежде заловить монстра вместе с Наследником, если те надумают ещё раз прогуляться по замку. Гарри лавировал по коридорам, ступая мягко, как мог, и сдерживая дыхание. Он не мог позволить себе быть пойманным.
Ясная звёздная ночь помогла ему не заблудиться на территории Хогвартса; и окна хажины Хагрида светились, несмотря на то, что было уже очень и очень поздно. Гарри постучал и стянул капюшон мантии с головы, когда Хагрид, вооружённый арбалетом, распахнул дверь. Клык надрывался за спиной Хагрида, лая что есть мочи.
- Ой, - сказал Хагрид, опуская оружие и недоумённо глядя на плавающую в воздухе голову Гарри. – Чего ты тут забыл?
- А это зачем? – в свою очередь спросил Гарри и показал на арбалет.
- Так, ерунда... низачем, - проворчал Хагрид. – Жду кой-кого... неважно... садись... чайку сготовлю...
Гарри сел и дождался огромной кружки с кипятком. Хагрид нервничал, был рассеянным и явно не был расположен к разговору, но такие мелочи не волновали Гарри.
- Жизнь-жестянка, - бормотал Хагрид рассеянно, смотря в кипяток в своей кружке, куда забыл положить пакетик с чаем. – Петухов гад какой-то убивает, лиса, что ли... беды все эти...
- Хагрид, - перебил Гарри. – Мне нужно с тобой поговорить...
- О чём?
- О том, что случилось пятьдесят лет назад.
Хагрид вздрогнул и опрокинул свою кружку. Кипяток потёк по столу и полу. Пока привратник, чертыхаясь, вытирал пролитое, Гарри говорил.
- Я знаю, что Тайная Комната открывалась тогда. Знаю, что староста Слизерина Том Риддл представил тебя преступником, и знаю, что он тебя оболгал, нарочно или случайно. Но я хочу спросить: ты знаешь что-нибудь о том, кто мог её тогда открыть? Что-нибудь о том, где она и что за монстр в ней прячется?
Хагрид, старательно сопя, вытирал кипяток. Гарри терпеливо ждал. Он не собирался уйти, не получив ответа. В конце концов Хагрид сдался, вздохнул и снова сел за стол. Гарри сомкнул ладони вокруг кружки, греясь и настраивая себя на рассказ.
- Я так думаю, Гарри, он сам её открывал. Том Риддл – он же потом Тем-Кого-Нельзя-Называть стал.
Гарри широко распахнул глаза – Хагрид был совершенно серьёзен.
- Не знаю, где комната эта, а кто там жил... я тогда в шкафу паука разумного выхаживал... Арагогом звать, он сейчас в Запретном лесу живёт... – Хагрид слабо улыбнулся. – Арагог мне, значитца, говорил, что того чудища они больше всех на свете боятся. Такое это чудище древнее и кошмарное, что они даже имени его не называют – так страшно.
«Вольдеморт животного мира, ну-ну...»
- Чёрные дни тогда были, прям как сейчас, - Хагрид вздохнул и сгорбился, глядя в стол. – Нападения эти... одну девочку-то убили, в школьном туалете почему-то... так и осталась призраком...
Гарри подался вперёд.
- Это была Миртл?
Хагрид кивнул.
Гарри открыл рот, чтобы попросить Хагрида пересказать любые подробности, какие тот сможет вспомнить, но в этот момент в дверь постучали. Гарри вскочил и натянул мантию-невидимку.
- Добрый вечер, Хагрид.
«У Хагрида сегодня аншлаг». В хижину явились Дамблдор и незнакомый Гарри седой мужчина в странной одежде: маггловский костюм в полоску, чёрная мантия, остроносые пурпурные сапоги и малиновый, как мегафон профессора МакГонагалл, галстук. Под мышкой незнакомец держал шляпу-котелок цвета липы. Гарри зажал себе рот рукой, чтобы не фыркнуть: он что, дальтоник?
- Плохи дела, Хагрид, - проговорил незнакомец отрывисто – создавалось впечатление, что он хочет выглядеть деловитее и внушительнее, чем есть. – Очень плохи. Пришлось приехать. Четыре нападения! Дело зашло слишком далеко. Министерство вынуждено принимать меры.
- Я ни в жисть, - пролепетал Хагрид, умоляюще глядя на Дамблдора, - Вы ж знаете, я ни в жисть, профессор Дамблдор, сэр...
- Я хотел бы довести до вашего сведения, Корнелиус, что я целиком и полностью доверяю Хагриду, - нахмурился Дамблдор, глядя на незнакомца.
- Послушайте, Альбус, - неловко проговорил Корнелиус Как-то-там, - прошлое Хагрида работает против него. Министерство вынуждено действовать, к нам поступили сигналы от членов правления школы...
- Я ещё раз повторяю, Корнелиус, что отстранение Хагрида не даст ни малейшего результата, - настойчиво сказал Дамблдор. В его голубых глазах горел непривычный Гарри огонь.
- Посмотрите на дело с моей стороны, - пробормотал Корнелиус, вертя в руках свой безвкусный котелок. – Я нахожусь под большим давлением. Нужно, чтобы люди видели, что я принимаю меры. Если выяснится, что это не Хагрид, то он просто вернется в школу, и никаких вопросов к нему больше не возникнет. Но я обязан забрать его. Обязан. Если бы я не должен был выполнять свои обязанности, Альбус...
- Забрать меня? – Хагрид дрожал с головы до ног. – Куда забрать?
- Совсем ненадолго, - ответил Корнелиус, избегая взгляда Хагрида. – Это не наказание, Хагрид, скорее мера предосторожности. Если поймают кого-то другого, то тебя сразу же отпустят с надлежащими извинениями...
- Не в Азкабан? – Гарри ещё не приходилось видеть на лице Хагрида такого всепоглощающего ужаса.
Раньше, чем Корнелиус успел ответить, снова раздался громкий стук в дверь.
«Сегодня ночью вся тусовка – в хижине Хагрида... не пропустите, один вечер на арене!», - иронизировал вжавшийся в угол Гарри.
Дамблдор открыл.
Люциус Малфой уверенно – «как в собственный сортир явился, право слово» - вошёл в хижину. На лице его играла холодная, удовлетворенная улыбка. Клык завыл, и Гарри поддержал бы его, если б не боялся быть обнаруженным – вой явно действовал Малфою-старшему на нервы.
- Уже здесь, Фадж, - одобрительно кивнул головой он. – Молодец, молодец...
«Сейчас ещё косточку даст, за хорошее поведение!». Гарри вспомнил, что видел как-то в газете фамилию Фадж. Министр магии. Здесь, в хижине Хагрида? И ест с рук у Малфоя... прогнило что-то в британском министерстве...
- Тебе чего тут? – яростно вскинулся Хагрид. – Вон из моего дому!
- Дорогой вы мой, прошу, поверьте, я не испытываю ни малейшего удовольствия от пребывания в вашем – ммм – вы называете это домом? – проговорил Люциус Малфой, окидывая презрительным взором неказистую хижину. – Просто я прибыл в школу, и мне сообщили, что я могу найти директора здесь.
- И чего же вы от меня хотите, Люциус? – спросил Дамблдор. Он говорил вежливо, но в его глазах по-прежнему полыхал огонь, и Гарри на месте Малфоя поостерёгся бы раскрывать рот.
- Ужасное известие, Дамблдор, - лениво растягивая слова, сказал Малфой и достал длинный пергаментный свиток, - но правление школы считает, что настало время, когда Вы должны отступить в сторону. Вот приказ об отстранении – с двенадцатью подписями. Боюсь, нам всем кажется, что Вы потеряли чутье. Такими темпами в Хогвартсе совсем не останется учеников.
- Послушайте, Люциус, - забеспокоился Фадж. – Отстранить Дамблдора – нет, нет – это последняя вещь, которой бы нам хотелось в настоящий момент...
- Назначение или отстранение директора всегда являлось прерогативой правления, Фадж, - ровным голосом сказал Малфой. «Место, Фадж!», - прокомментировал Гарри мысленно. – И, поскольку Дамблдору не удается остановить маньяка...
- Послушайте, Малфой, если Дамблдору не удалось, - настойчиво произнес Фадж, над верхней губой у него выступил пот, - то, я хочу сказать, кому тогда удастся?
- Об этом мы позаботимся. Но двенадцать членов правления проголосовало за...
Хагрид вскочил на ноги и смёл своей косматой головой паутину с потолка.
- А скольким ты угрожал, шантажировал, чтоб они согласились, а, Малфой? – проревел он.
- Дорогой Хагрид, этот ваш неуемный темперамент, знаете ли, однажды доведет вас до беды, - невозмутимо проговорил Малфой. – И уж во всяком случае я бы не советовал вам кричать подобным образом на охранников Азкабана. Им это совсем не понравится.
- Нельзя трогать Дамблдора! – завопил Хагрид. Клык сжался и заскулил в своей корзине, в первый раз слыша хозяина на такой громкости. – Заберете его, так никто не выживет! Будут ещё убивства!
- Успокойся, Хагрид, - строго приказал Дамблдор и посмотрел на Люциуса Малфоя.
- Если правление настаивает на моем отстранении, Люциус, я, разумеется, отойду в сторону...
- Но... - заикнулся Фадж.
- Нет! – взвыл Хагрид.
Гарри нахмурился.
Дамблдор не отводил своих голубых глаз от холодных стальных глаз Люциуса Малфоя.
- Однако, - продолжал Дамблдор, произнося слова медленно и раздельно, чтобы никто ничего не пропустил, - я действительно покину эту школу только тогда, когда здесь не останется ни одного преданного мне человека. Кроме того, в стенах Хогвартса те, кому нужна помощь, всегда смогут найти её.
Какую-то долю секунды Гарри был почти уверен, что Дамблдор бросил молниенос-ный взгляд в угол, где прятался сам брюнет, хотя он не мог понять, что тот имеет в виду. Последнее утверждение Дамблдора представлялось ему весьма сомнительным.
- Как трогательно, - бросил Малфой, кланяясь. - Нам всем будет не хватать Вашего – ммм – в высшей степени своеобразного метода ведения дел, Альбус. Мне остается лишь выразить надежду, что Ваш последователь сумеет предотвратить любые – как там? – убивства.
Малфой и Дамблдор вышли из хижины. Фадж, теребя свой несчастный котелок – «лучше б сразу выкинул» - ждал, пока выйдет Хагрид. Привратник, однако, не торопился. Он набросил на плечи свою кротовую шубу и сказал в пространство:
- И ведь кому-то придётся кормить Клыка, пока меня нет. Всё, иду, - раздражённо рявкнул он на мнущегося Фаджа, и дверь громко хлопнула.
Клык завыл и заскрёбся в дверь. Гарри стянул мантию и опустился на колени рядом с псом, обнимая его.
- Мне тоже плохо, Клык, - шепнул Гарри, почёсывая собаку за ушами. – Но мы выдержим. Мы будем сильными, обязательно, потому что некому быть за нас, правда?
Клык заскулил, словно расплакался. Гарри обнимал расклеившуюся собаку, и его глаза были сухи.

 Отправлено: 28.08.08 23:21. Заголовок: Глава 12 И вот, н..

Глава 12
И вот, навьючив на верблюжий горб
На добрый – стопудовую заботу,
Отправимся – верблюд смирён и горд –
Справлять неисправимую работу.
Марина Цветаева.


Школа была погружена в неизбывный ужас. До сих пор это был просто страх, обычный страх, как дети порой боятся огня или темноты... а теперь это было парализующе, всепоглощающе, как у человека, зажатого в лесу стаей голодных волков, и нет шансов ни выжить, ни хотя бы быть похороненным и оплаканным. Три четверти школы не представляли, что они будут делать без Дамблдора, и были убеждены в своей скорой и неминучей гибели, а слизеринцы, может, и радовались бы, если бы их не грызла мысль о том, что чистокровных монстр тоже не щадит. Бледно-серое лицо Рона Уизли на фоне белой наволочки в лазарете служило тому лучшим доказательством. Малфой пытался как-то хорохориться, но при виде Гарри тоже сникал, как и прочие. Гарри чувствовал себя вожаком стаи, собирающейся сожрать кого-то заживо; если бы они решились, они травили бы его, но слепой ужас перед взъерошенным тощим второкурсником был сильнее ненависти. В эти дни никто, кроме, может быть, нескольких преподавателей, близнецов Уизли и Джинни, не сомневался, что Гарри был Наследником Слизерина.
Гарри оставил мелкие пакости; он опять проводил ночи в библиотеке, ища по книгам монстра, которого боялись бы пауки. Он ускользал от патрулей играючи; иногда, возаращаясь, он видел, что Малфой или Забини не спят, а следят за его постелью, словно выжидают, что он проснётся, встанет и пойдёт убивать направо и налево. Тогда Гарри, оставаясь в мантии-невидимке, садился у двери, скрестив ноги по-турецки, и ждал, пока они уснут. Он умел ждать так, будто в его распоряжении была вечность; долгие ночи в чулане под лестницей, в полной темноте и тишине, с назойливым запахом собственных крови и гноя, с болью, к которой в конце концов привыкаешь, как к дыханию, быстро учат таким вещам. И они всегда засыпали, а Гарри залезал в постель и, заперев заклинанием полог, тоже засыпал, если мог. Часто он не мог этого сделать, а просто лежал до рассвета, смотря вверх, и опять были темнота и тишина, и в мозгу у него кружились обрывки мыслей и воспоминаний и бесконечные вопросы: кто Наследник Слизерина? Кто украл дневник Риддла? Что за монстр живёт в Тайной Комнате и как с ним справиться? Как выжить и не сломаться? Последний вопрос был второстепенным, и Гарри обращался к нему только изредка. О таких вещах не следует думать долго и подробно, если и в самом деле планируешь так сделать, это ослабляет.
Гарри обзавёлся тёмными кругами под глазами и потерял в весе – хотя куда ещё было. Он почти не различал ни дня, ни ночи – одинаково жгло голову изнутри от чужого ужаса и острой неприязни.
Единственным, кто порхал по школе, как птичка, был Локхарт. Гарри подозревал, что тот просто слишком туп и самовлюблён, чтобы до него дошло, что чувствуют остальные. Право, он казался чурбаном даже по сравнению с Креббом и Гойлом, а это много значило.
- Эй, народ! – бодро крикнул Локхарт на первом уроке ЗОТС после ареста Хагрида и отстранения Дамблдора. – Что за вытянутые лица?
«Народ» обменялся презрительными и раздражёнными взглядами. Сидевший один Гарри – обычно на сдвоенной с Гриффиндором ЗОТС он сидел вместе с Роном – опустил глаза к собственным сжатым в замок рукам на парте. Парта была закапана чернилами – ещё с того дня, когда пикси были выпущены из своей клетки и крушили класс.
- Разве вы, ребята, не понимаете, - заговорил Локхарт медленно, почти по слогам, так, как будто учил в школе для умственно отсталых, - что опасность миновала! Виновный пойман...
- Кто это сказал? – громко осведомился Дин Томас. Гарри помнил этого гриффиндорца; когда-то в прошлом году, когда Гарри пытался не упустить тонкую ниточку зарождающейся дружбы между ним и Роном, он знакомился со всеми мальчишками-гриффиндорцами первого курса.
- Мой милый юноша, министр магии не арестовал бы Хагрида, если бы не был на сто процентов уверен, что тот виновен, - сказал Локхарт тоном человека, вынужденного в двадцатый раз объяснять, что один плюс один будет два.
Гарри промолчал, промолчали и все остальные. Гриффиндорцы не верили в то, что Хагрид мог быть виновен; и, о да, все они – редкостное единодушие между Домами Льва и Змеи – считали, что знают настоящего виновника, сидящего сейчас на последнем ряду в полном одиночестве.
На уроке Трансфигурации все были в настоящем шоке, когда профессор МакГонагалл напомнила о том, что через неделю, первого июня, начнутся экзамены. Она сказала, что школу потому и не закрыли, что они должны получать образование, так что пусть изволят учиться. Дескать, профессор Дамблдор просил, чтобы в школе всё оставалось по-прежнему. На том занятии Гарри честно пытался превратить двух белых кроликов в шлёпанцы, но у него всё время получалась какая-нибудь другая обувь: то тапочки на меху, то кроссовки, то вообще валенки, которые Гарри видел только на картинке в книге. Определённо, он не был сосредоточен на задании.

За три дня до экзамена им сообщили за завтраком в Большом зале, что мандрагоры созрели, и все окаменевшие скоро будут приведены в нормальное состояние. Гарри нашёл взглядом Фреда и Джорджа за гриффиндорским столом и улыбнулся как мог ободряюще. Близнецы помахали ему в ответ и улыбнулись, не обращая внимания на кислые лица прочих гриффиндорцев, уверенных, что Гарри – Наследник Слизерина, а близнецы не видят дальше своего носа, раз продолжают хорошо к нему относиться.
Гарри в обществе прочих слизеринцев своего курса и Локхарта шёл на урок, который следовал за ЗОТС, когда по школе раскатилось мощнейшим эхом:
- Всем учащимся немедленно вернуться в общежития колледжей. Всем учителям вернуться в учительскую. Немедленно, прошу вас.
Опять нападение?
В коридоре началась паника. Нестройно маршировавшие в подобии порядка студенты превратились в обычную напуганную толпу. Гарри проскользнул в какой-то закоулок и натянул мантию-невидимку, которую последний месяц всегда носил с собой, не доверяя даже заклинанию, запиравшему его тумбочку. Он должен был знать, что случилось.
Гарри успел зайти в учительскую, пока та была ещё пуста. Там он залез в большой шкаф с учительской одеждой, памятуя о том, что Дамблдор имел нехорошую привычку видеть мантию насквозь; как знать, быть может, он не один такой среди преподавателей? В огромную замочную скважину открывался отличный вид на то, что происходило в учительской.
- Случилось ужасное, - голос профессора МакГонагалл дрожал. – Монстр забрал ученицу. Прямо в Комнату.
Профессор Флитвик тоненько закричал. Профессор Спраут прижала ладони к губам. Снейп вцепился в спинку стула и выдавил:
- Как Вы можете быть уверены, Минерва?
- Наследник Слизерина, - ответила профессор МакГонагалл, белая, как молоко, - оставил записку. На стене, прямо под первой надписью. «Её скелет будет лежать в Тайной Комнате вечно.»
Профессор Флитвик разрыдался.
- Кого он забрал? – спросила мадам Хуч. Ноги отказались держать её, и она медленно опустилась в кресло. – Какую ученицу?
- Джинни Уизли.
Гарри вжался в пахнувшую пылью одежду. Почему?..
- Завтра мы должны будем отослать всех учащихся по домам, - продолжала профессор МакГонагалл. – Для Хогвартса это конец. Дамблдор всегда говорил...
Дверь в учительскую снова хлопнула. Один безумный миг Гарри был уверен, что это Дамблдор. Но это пришел Локхарт, искрящийся и сияющий.
- Прошу прощения... и наверняка пропустил что-нибудь интересненькое?...
Он, казалось, не замечал, что остальные учителя смотрят на него с откровенной ненавистью. Снейп подал голос.
- Пропустил, - сказал он. – Преступника. Монстр похитил девочку. Забрал её в Тайную Комнату. Ваш час настал, Локхарт.
Локхарт побелел и заозирался, будто искал, куда бы смыться. Так оно, скорей всего, и было.
- Да-да, Гилдерой, - поддержала Снейпа профессор Спраут, - разве не Вы говорили нам вчера, что прекрасно знаете, где находится Тайная Комната?
- Я?... Ну, я только...
- Не Вы ли говорили мне, что абсолютно точно знаете, кто скрывается в Комнате?-вставил профессор Флитвик.
- Разве? Я не пом...
- А вот я точно помню, как Вы сказали незадолго до ареста Хагрида, что сожалеете, что Вам не дали попытки поймать чудовище, - сказал Снейп. – Не Вам ли принадлежат слова: «все лезут не в своё дело и только всё портят, в то время как следовало бы с самого начала предоставить мне полную свободу»?
Локхарт ошарашенным взором обводил каменные лица коллег.
- Я... на самом деле я ни разу... вы не так поняли...
- Что ж, теперь мы поручаем это дело Вам, - почти сладко сказала профессор МакГонагалл. – Сегодня Вам предоставляется великолепная возможность показать себя. Обещаю, никто не будет Вам мешать. Вы сможете схватить монстра исключительно самостоятельно. Полная свобода – наконец-то.
Локхарт озирался в полнейшем отчаянии, но никто не пришел ему на помощь. Бедняга растерял всю свою внешнюю привлекательность. С трясущимися губами, в отсутствие белозубой улыбки, он выглядел жалким хлюпиком, каковым, по сути, и являлся. Гарри чуть не стошнило от отвращения прямо на чью-то мантию.
- Оч-ч-чень хорошо, - пролепетал он. – Я... я буду у себя в кабинете... я должен подготовиться.
Он выскочил из учительской.
- Так, - сказала профессор МакГонагалл. Её ноздри гневно раздувались. – По крайней мере, от него мы избавились, не будет путаться под ногами. А сейчас деканы факультетов должны пойти проинформировать учащихся о случившемся. Скажите им, что Хогвартс-Экспресс отправляется завтра рано утром. И, пожалуйста, проследите, чтобы никто не покидал общежитий.
Учителя один за другим вышли из комнаты. Гарри в шкафу нервно кусал губы.

* * *

Гарри был уверен, что никто из учителей не сможет спасти Джинни, если та ещё жива. Просто потому, что уж они-то не имеют к Салазару Слизерину никакого отношения.
А он, Гарри, имеет. Почему он разговаривает на серпентарго? Почему его кровь сияла именно зелёным светом? Почему его распределили в Слизерин? Может, он и не был потомком Слизерина... но он был единственным в школе, у кого был шанс вызволить Джинни.
Гарри дождался заката, чтобы снова наведаться в библиотеку. Перед тем, как сжать феникса, Гарри подумал о том, что, возможно, его самого прикончит таинственный монстр, и он никогда сюда не вернётся. Поэтому имеет смысл быть готовым ко всему. Подумав, Гарри взял с собой кроме палочки и мантии-невидимки ещё и шёлковый платок с осколками зеркала смерти, которые отобрал в начале года у Забини. Он предполагал, что и сегодня ему придётся кого-нибудь убить, и для этого хорошо было иметь в запасе несколько средств. Никогда нельзя полагаться на что-нибудь одно; если оно подведёт тебя, ты останешься в лучшем случае непредусмотрительным идиотом.
Вот книга о чудищах, одна из самых старых во всей библиотеке; Гарри листал её со скоростью робота, пробегая страницы по диагонали. Ему нужно хотя бы приблизительно знать, с чем он столкнётся... в прошлом году он был беспечнее, но тогда он рисковал только собой. Теперь, уже почти что отвечая за жизнь Джинни, он должен был знать больше. Проклятье. Вечно всё упиралось в информацию, точнее, её отсутствие.
Он уже почти не вдумывался в то, что читает – головная боль достигла своего апогея: должно быть, вся школа не спала, а тряслась при мысли о том, что делает с Джинни Уизли кошмарный монстр в своей Комнате. Поэтому один отрывок ему пришлось перечитать трижды, прежде чем он в него вник.
«Среди многих страшилищ и чудовищ, которые населяют наши края, нет более загадочного и более смертоносного существа, чем василиск, известный также как Змеиный Король. Этот змей, который может достигать гигантских размеров и жить многие сотни лет, появляется на свет из петушиного яйца, высиженного жабой. Это чудовище владеет удивительным способом убивать свою жертву. Помимо ядовитых зубов, василиск обладает смертоносным взглядом. Каждый, кто попадает в поле действия луча, испускаемого глазами змея, погибает на месте. Василиск чрезвычайно страшен для пауков, они всеми силами стараются избегать встречи с ним, а сам василиск боится одного лишь петушиного крика, являющегося для него смертельным».
Петухов Хагрида кто-то убивал. Василиск боится петушиного крика.
Каждый, кто посмотрит в глаза василиску, гибнет. Но никто не смотрел ему прямо в глаза: Колин сквозь фотоаппарат, Гермиона и Рон – в зеркало, Джастин – сквозь Почти Безголового Ника. Миссис Норрис, должно быть, увидела отражение в той воде, что разливалась по коридору.
Только Гарри мог слышать голос василиска – ведь он один был в школе змееустом... за исключением Наследника Слизерина, конечно.
Василиск страшен для пауков. Хагрид рассказал, что его паук... как его?.. Арагог говорил, что чудище из Тайной Комнаты его ужасает.
Гигантский змей перемещался по замку, как-то прячась в стенах... канализационные трубы?
Мёртвую Миртл нашли в туалете.
Что, если вход в Тайную Комнату там и есть?

Плакса Миртл сидела на краешке унитаза, когда Гарри вошёл в помещение и скинул мантию-невидимку.
- А, это ты, - вяло сказала она.
- Миртл, я хочу спросить тебя об одной вещи.
- Что на этот раз?
- Как ты умерла, Миртл?
Миртл расцвела на глазах. Казалось, именно этого вопроса ей не хватало для счастья. Она выглядела радостной, польщённой и воодушевлённой сверх всякой меры. Возможно, смерть по вине василиска, принадлежавшего самому Салазару Слизерину, была единственным ярким событием в её жизни.
- Оооооо, это было ужа-а-а-сно, - со смаком начала рассказывать она, и Гарри почти передёрнуло от её тона. – Это случилось прямо здесь. Я умерла в этой самой кабинке. Я так хорошо всё помню. Я спряталась, потому что Оливия Хорнби дразнила меня из-за очков. Я заперла дверь и стала плакать, а потом услышала, что кто-то вошёл. И сказал что-то непонятное. На другом языке, я так думаю. Но на самом деле меня удивило то, что это говорил мальчик. Я открыла дверь, чтобы сказать ему, что ему сюда нельзя, чтобы он шёл в свой туалет, и тут... - Миртл многозначительно перевела дух, её лицо сияло, - я умерла.
- Отчего?
- Понятия не имею. Я только помню два огромных, просто гигантских желтых глаза. Моё тело как будто окаменело, потом я полетела прочь... - Миртл мечтательно посмотрела на Гарри. – А потом я опять вернулась. Понимаешь, я решила преследовать Оливию Хорнби. О, уж она пожалела, что смеялась над моими очками.
- А где именно ты видела эти глаза? – уточнил Гарри.
- Где-то там, - неопределенно показала Миртл в сторону раковины напротив её унита-за.
Гарри подошёл к раковине, подсвечивая себе огоньком на ладони, и увидел на одной из сторон медного краника изображение змеи. Очевидно, Салазар Слизерин был просто помешан на змеях и своей способности говорить с ними.
- Этот кран никогда не работал, - радостно сообщила Миртл, увидев, как Гарри топчется вокруг.
- Миртл, я сейчас попробую заговорить на змеином языке. Если я буду говорить всё ещё по-английски, скажешь мне?
- О! – Миртл, казалось, была готова нырнуть в унитаз от избытка чувств, но сдержалась. – Конечно!
Гарри наклонился к самому крану и попробовал внушить себе, что это изображение – настоящая змея.
- Откройся, - велел он и оглянулся на Миртл.
- Английский, - подсказала она.
- Откройся, - повторил попытку Гарри, старательно сосредоточившись.
- Всё ещё английский! – сообщила Миртл абсолютно счастливым тоном. – Ты уверен, что умеешь говорить на змеином языке?
- Чёрта с два я бы не был уверен, - пробормотал Гарри и, разозлившись, приказал:
- Откройся!
Кран засиял, как будто был сделан из бриллиантов, и начал вращаться. Раковина под ним куда-то исчезла, оставив ведущую в канализационную трубу дыру в полу, широкую настолько, что туда провалился бы и взрослый человек; пожалуй, только Хагрид мог бы испытать некоторые затруднения. Миртл восхищённо засвистела за его спиной.
Возможно, Гарри следовало бы сейчас пойти обратиться за помощью к учителям. Но он не хотел терять времени... к тому же его могли отправить в спальню, не слушая – что такого важного, могущего помочь мог подсказать самоуверенный второкурсник, пусть даже и знаменитый Гарри Поттер? «Хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо – сделай это сам».
Он осторожно опустился в трубу и отцепил руки от края дыры.
Он скользил и скользил вниз; наверно, американские горки были чем-то похожи на это. Гарри различал в темноте очертания других труб, ведших в разных направлениях, но все они были более узкими, чем эта. Он только придерживал очки, молясь, чтобы они не разбились, чувствуя, как с каждой секундой увеличивается скорость падения. Наконец он выстрелил из трубы и приземлился на каменный пол; впрочем, это было совсем не больно, потому что пол был покрыт толстым слоем слизи. Гарри немедленно вскочил, брезгливо отряхиваясь, но всё равно оставался в слизи с головы до ног. «Здесь давно пора провести генеральную уборку».
Темно, Мерлин, побери – слишком темно, чтобы можно было ориентироваться. Гарри зажёг огонёк на ладони – что бы он вообще делал без этого умения? – и пошёл вперёд в тёмное пространство, хрустя крысиными костями под ботинками. Это всё ещё была канализационная труба, но таких размеров, что Гарри, как ни старался, не мог разгялдеть потолка. «Тайная Канализационная Труба. Как мило».
Шагов через двадцать он увидел что-то посреди тоннеля. «Василиск? Спит?». Гарри продвинулся вперёд и разглядел, что это всего лишь сброшенная шкура – похоже, в основных чертах василиск был схож с обычной змеёй. Вот только был, если судить по переливающейся узорчатой ядовито-зелёной сброшенной коже, не меньше двадцати футов в длину.
Гарри обошёл шкуру и отправился дальше. Тоннель всё изгибался и изгибался, и Гарри уже начал было думать, что попросту заблудился, когда очередной поворот вывел его к стене, на которой были вырезаны две переплетающиеся змеи. Изображение было рельефным, как на той чаше, куда слизеринцы собирали его кровь, но там, где у змей предполагалось быть глазам, у змей были изумруды, засветившиеся, как только на них упал свет огонька в ладони Гарри. Эти змеи выглядели совершенно живыми, и он был уверен, что с первого раза заговорит на серпентарго.
- Откройся, - велел он.
Изумруды вспыхнули ярче прежнего, как будто змеи таким своеобразным образом мигнули, стена раскололась надвое, и половинки отъехали в сторону. Гарри не мог не вспомнить об автоматических дверях в маггловских супермаркетах и еле подавил смешок.
Он осторожно вступил в длинным зал с высоким потолком. Колонны, испещренные каменными змеями, тянулись вдаль, отбрасывая чёрные тени в зеленоватом полусвете, наполнявшем это место. «Зелёный и чёрный. Мои цвета, глаза и волосы. Зелёный свет – свет моей крови. Чёрт побери».
У дальней стены была какая-то статуя, и Гарри пошёл к ней, насторожённо оглядываясь – кто знает, где сейчас василиск. Он шёл, шёл и шёл, и увидел в конце концов, что в ногах статуи лежит маленькая рыжеволосая фигурка в просторной чёрной мантии. Тогда Гарри бросился бегом и упал рядом с ней на колени.
- Джинни! – она лежала лицом вниз, и он перевернул её; Джинни была бледна и холодна, но она не окаменела. И она была жива. – Джинни, очнись!
- Она не очнётся, - сказал тихий голос позади Гарри.
Гарри узнал этот голос, несмотря на то, что слышал его всего-то ничего.
- Том Риддл. Будущий лорд Вольдеморт. Не могу сказать, что рад с тобой встретиться.
Гарри встал и повернулся к Риддлу. Риддл улыбался.
- Почему она не очнётся?
- Она ещё жива, но едва-едва.
Гарри решил прояснить другой момент.
- Ты призрак? Ты ведь существовал только в дневнике...
- Я воспоминание, - пояснил Риддл. – Воспоминание, хранившееся в дневнике пятьдесят лет.
Гарри заметил, что Том Риддл крутит в пальцах палочку. Его, Гарри, палочку. Как можно было быть таким идиотом, чтобы выронить её!
- Что с Джинни? – поменял Гарри тему снова.
Риддл охотно ответил:
- Хороший вопрос. А вот ответом будет довольно длинная история. Как я полагаю, главная беда Джинни в том, что она открыла своё сердце и все свои секреты невидимому незнакомцу. Вот что с ней случилось.
- О чём ты говоришь?
- О дневнике, - просто ответил Риддл. – О моём дневнике. Малышка Джинни вела этот дневник в течение многих месяцев, поверяла мне все свои жалкие тревоги и горести - как её дразнят братья, как ей пришлось идти в школу в ношеной форме и с чужими книжками и как, - глаза Риддла сверкнули, - она не смеет надеяться, что великий, знаменитый, прекрасный Гарри Поттер когда-нибудь обратит на неё внимание...
Во всё продолжение этой речи Риддл не спускал с Гарри глаз. В них было жадное, жаркое, голодное выражение – почти как у Малфоя в тот проклятый день, когда Гарри распределили в Слизерин.
- Это было на редкость скучно – вникать в глупые, никчёмные заботы одиннадцатилетней девочки, - продолжил он. – Но я был терпелив. И я разговаривал с ней, писал в ответ. Я сочувствовал, был очень добр. Джинни полюбила меня. Никто не понимает меня так, как ты, Том... Я так рада, что у меня есть этот дневник, которому я могу довериться... это всё равно что иметь друга, которого можно носить в кармане...
Риддл расхохотался.
- Если можно так сказать о самом себе, Гарри, мне всегда удавалось очаровывать тех, кого нужно. Вот и Джинни открыла мне свою душу, а её душа оказалась именно тем, что мне было нужно... Я становился всё сильнее и сильнее, питаясь самыми тайными её страхами, самыми страшными секретами. Я становился всё более мощным, властным, сильным, гораздо сильнее, чем маленькая мисс Уизли. Я окреп настолько, что смог передать ей часть моих собственных тайн, я начал мало-помалу переливать свою душу в неё...
- И как это подействовало на неё?
- Ты ещё не понял? – Риддл снова рассмеялся. – Тайную Комнату открыла Джинни Уизли. Она задушила школьных петухов и накарябала угрозы на стене. Она напустила Слизеринского Змея на всех этих магглокровок и на кошку того жалкого сквиба.
Гарри молчал. Риддл, очевидно, решил добиться от него какой-нибудь реакции, и потянул свой монолог дальше:
- Разумеется, сначала она не знала, что это сделала именно она. Это было очень забавно. Жаль, что ты не сможешь прочитать в дневнике её признания... они становились всё более интригующими.... Дорогой Том, - начал издевательски цитировать Риддл, - мне кажется, я теряю память. У меня форма вся в петушиных перьях, а я не знаю, откуда они взялись. Дорогой Том, я не могу вспомнить, чем я занималась вечером в Хэллоуин, у нас было нападение на кошку, а у меня мантия спереди вся в краске. Дорогой Том, Перси постоянно твердит, что я очень бледная и сама на себя не похожа. Сегодня было ещё одно нападение, а я опять не знаю, где была в это время. Том, что мне делать? Мне кажется, я схожу с ума... Мне кажется, это я на всех нападаю, Том! Глупышка Джинни! Ей понадобилось очень много времени, чтобы перестать доверять своему дневнику. Но в конце концов она что-то заподозрила и попыталась избавиться от него. И тут на сцене появился ты, Гарри. Ты нашёл дневник, чем меня несказанно порадовал. Ведь дневник мог найти кто угодно, и надо же, чтобы это оказался именно ты, тот самый человек, с которым мне так хотелось встретиться...
Гарри молчал.
- Что же ты не отвечаешь, Гарри? Это, в конце, концов, невежливо.
- Я думаю, ты такой же, как все слизеринцы, - безразлично сказал Гарри. – Много болтаешь и мало делаешь... во всяком случае, не делаешь ничего стоящего.
Риддл опять заржал. Гарри захотелось дать ему в глаз. «У него сегодня праздник просто!»
- Согласись, что до сих пор, в дневнике, мне было трудно делать что-то ещё! Только болтать и болтать. Кроме того, тебе ли говорить так уничижительно о слизеринцах? Ты сам принадлежишь к их числу, Гарри. Но, Мерлин и Моргана, как я был зол, когда четырнадцатого февраля дневник снова открыла Джинни! Она, видите ли, заметила его, когда он выпал из твоей сумки, и испугалась, что я выдам тебе все её секреты! Хотя для меня было ясно главное: ты вышел на след Наследника Слизерина. Из всего того, что рассказывала о тебе Джинни, я знал, что ты пойдёшь на всё, лишь бы раскрыть тайну – особенно если нападению подвергнется один из твоих лучших друзей. А ещё Джинни сказала мне, что вся школа гудит по поводу того, что ты умеешь говорить на серпентарго... И я заставил глупышку Джинни написать на стене записку о самой себе, привёл её сюда и затаился. Она сопротивлялась, плакала и страшно мне надоела. Но в ней к тому времени оставалось не так уж много жизни... Она вложила слишком много в дневник, в меня. Достаточно, чтобы я смог наконец покинуть его страницы... С того самого момента, как мы с ней очутились здесь, я ждал, что ты придёшь. Ты не обманул моих ожиданий. У меня к тебе много вопросов, Гарри Поттер.
- Например? – выплюнул Гарри.
- Например, - протянул Риддл, светски улыбаясь, - как случилось, что ты – обычный младенец без каких-либо выдающихся магических дарований – умудрился победить величайшего колдуна всех времен? Как удалось тебе отделаться всего-навсего шрамом, в то время как колдовские силы Лорда Вольдеморта были разрушены?
В голодных глазах зажёгся тускло-красный огонь.
- В этом была твоя ошибка, - сказал Гарри. – Ты слишком много о себе думал и воображал себя величайшим. Величайший – Дамблдор. Недаром ты прятался от него тогда, прячешься и сейчас, в виде тени, без тела и силы. Всё, что у тебя осталось в любом облике – это раздутое самомнение.
Риддл вспыхнул и сжал кулаки.
- И сейчас ты мало того что только тень из старого дневника с раздутым самомнением, так ещё и мальчишка, - равнодушно добавил Гарри. – Неуравновешенный, закомплексованный и мечтающий о власти, чтобы отомстить всему миру за свои злоключения в маггловском приюте.
- Что ты несёшь, Поттер? Этот старый маразматик, Дамблдор, наговорил тебе этой чуши?
- До этого было нетрудно додуматься, - покачал головой Гарри.
Риддл с каждой минутой становился всё чётче; если в начале разговора его контуры расплывались, то теперь его можно было перепутать с живым человеком, если не всматриваться.
- Я знаю, Гарри, почему ты пришёл к таким выводам, - Риддл неожиданно улыбнулся. – Мы с тобой очень похожи. Оба полукровки, сироты, воспитаны у магглов. Оба змееусты - возможно, единственные двое в Хогвартсе после самого великого Слизерина. Я закончил тот же факультет, на котором учишься ты. Мы даже внешне похожи.
- Из этого ничего не следует, - возразил Гарри.
- Отчего же? По-моему, из этого логично вытекает, что ты – также неуравновешенный и закомплексованный мальчишка, мечтающий о власти. Нельзя быть слизеринцем и не думать о ней... не желать её...
Гарри скривился.
- О таком извращении я ещё не слышал, - признался он. – Можно любить женщин или мужчин, но власть... фу.
Риддл криво улыбнулся.
- Ты слишком остёр на язык, Гарри Поттер. И в любом случае, тебе пора умереть, что бы там ни случилось одиннадцать лет назад.
Риддл подошёл к самому подножию статуи и поднял лицо вверх, чтобы видеть лицо статуи. Гарри тоже посмотрел туда. Пресловутый Салазар Слизерин – ведь это, скорее всего, был он – походил на обезьяну. Его лицо было злым. Длинная узкая борода спускалась почти до пола.
- Говори со мной, Слизерин, величайший из хогвартской четвёрки! – эти слова Риддла прозвучали на серпентарго.
Пришпиленный к полу страхом и потрясением, Гарри следил, как открывается рот гигантской статуи, всё шире и шире, и как шевелится нечто внутри этой статуи.
- Убей его! – приказал василиску Риддл.
Гарри поспешно закрыл глаза – с василиском нельзя было встретиться взглядом! Он попятился, слыша, как шуршит чешуя василиска по каменному полу; чудовищное тело Змеиного Короля продавливало слой слизи и грязи и доставало до каменной кладки. Гарри слепо заметался, пытаясь угадать, в какую сторону двинуться, чтобы скрыться от василиска, споткнулся и упал, прижавшись спиной к колонне.
Он чувствовал вибрацию пола, слышал шуршание чешуи и редкое довольное шипение василиска. Ему конец.
Гарри понимал, что шипит василиск. Это были звуки, лишённые определённого смысла и обозначали удовольствие. Василиск был доволен тем, что подчинялся змееусту и тем, что ему предстояло убить. Чёрт возьми, какая-то жалкая тень из дневника приказала его убить! Гарри казалось, что он уже слышит дыхание василиска, хотя не поручился бы за то, что змеи вообще дышат в привычном ему понимании – он ничего не знал об их физиологии.
И тут ему пришла в голову мысль. Бредовая и практически безнадёжная, но других у него не было, и если она поможет ему спасти Джинни и себя...
- Остановись! – приказал он на серпентарго.
Где-то далеко-далеко – так казалось Гарри – раздался изумлённый вскрик Риддла. Василиск – так явственно! – притормозил. Кажется, он был растерян.
- Остановись, - повторил Гарри, - и не смей меня трогать!
- Он – хххозззяин, - возразил василиск, и Гарри сдержал судорожную дрожь при узнавании этого голоса, который он слышал раздающимся из стен.
- Он не твой хозяин, - заспорил Гарри. Продолжительность двух жизней зависела от того, насколько хорошо он сумеет заговорить огромному змею его ядовитые зубы. – Он даже не человек, а воспоминание человека, который был здесь пятьдесят лет назад.
И теперь надо было сказать это. Гарри сделал глубокий вдох.
- Твой хозяин – я, - сказал он.
- Он лжёт! – крикнул Риддл. – Убей его!
- Я не лгу! – торопливо выкрикнул Гарри. – Я порежу руку, и ты попробуешь мою кровь. Ты поймёшь, что я – твой хозяин. Тот, кто кричит тебе, чтобы ты убил меня – мой враг. Он не сможет доказать ничего – у него нет крови.
Гарри очень надеялся, что у Риддла и в самом деле ещё нет крови. И он совсем не был уверен, что его собственная сработает – он надеялся на это только потому что, что она сработала с горгульями и книгами Запретной секции библиотеки.
- Ссссделай это, - прошипел василиск, сворачиваясь, судя по звуку, клубками.
Позади василиска бесновался Риддл, требуя убить Гарри. Это сильно нервировало василиска, впервые оказавшегося в ситуации выбора между двумя змееустами, и к тому же Гарри подозревал, что это только вопрос времени – когда Риддл оправится от злости и сообразит использовать его палочку, чтобы убить Джинни и его самого.
Чем разрезать руку? У него не было на этот раз даже палочки с острым концом. Гарри сел ровнее и пошарил рукой вокруг. Кусок камня попался ему под пальцы, отвалившийся от колонны годы назад. Не задумываясь, Гарри вытянул левую руку вперёд и резанул себя по запястью вдоль – чтобы больше вытекло крови. Он чувствовал и слышал, как она капала на грязный камень перед василиском.
- Доссстаточшшшно, - прошипел василиск, и Гарри зажал глубокий порез подолом мантии.
Он не открывал глаз, но слышал, как василиск высовывает язык – наверняка раздвоенный – и пробует его кровь. Риддл затих – скорее всего, надеялся, что Гарри блефует, и ждал, когда василиск, разозлённый обманом, убьёт Гарри. Беда была в том, что Гарри и сам не знал, блефует ли.
- Ты прав, хххозззяин, - подал голос василиск. – Я убью обманщщщщика.
Василиск развернулся и пополз. Гарри осторожно открыл глаза: паникующий, жалкий Риддл отступал перед василиском.
- Ты обманул меня, - прошипел василиск, обращаясь к Риддлу. – Ты ххотел, чшшштобы я убил хххозззяина. Ты умрёшшшшь.
Риддл был в полнейшем шоке. «Не рой другому яму...», - подумал Гарри и пополз к Джинни, которая по-прежнему была без сознания.
Он нащупал пульс у неё на запястье – такой тонкий и редкий, что Гарри боялся, как бы он не прервался сию же секунду.
Риддл всё ещё вытягивал из неё силы. Как это прервать? Гарри увидел, что правая рука Джинни лежит ладонью на раскрытом дневнике. Дневник! Там был Риддл. Через эту книжку Джинни теряла силы. Этот маленький блокнот виноват. Надо убить именно его.
Гарри в панике огляделся; не было ничего вокруг, чем можно было бы убить книгу, и тут ему снова пришла в голову идиотская идея. До сих пор его идеи срабатывали.
В любом случае, это единственное, что он может сделать.
Василиск гонял Риддла по Комнате, стараясь перекусить пополам или хотя бы задеть хвостом – и пару раз ему, кажется, это удалось, но Риддлу было от этого почти что ни жарко ни холодно – он всё ещё не был по-настоящему жив. И единственной причиной того, что он всё ещё бегал от василиска, а не пустил в него Авадой из палочки Гарри, был сильный шок.
Гарри вытащил из кармана платок с осколками зеркала смерти и высыпал их все сразу на блокнот, убрав его предварительно от рук Джинни. Блестящие кусочки словно впитались в страницы.
Страшный вопль сотряс Комнату; Гарри увидел, как корчится Риддл и как хлещут из дневника чернила – их было больше, чем он мог себе представить. Риддла корежило, выворачивало, он кричал и кричал... должно быть, ему было действительно больно.
Наконец всё стихло. Палочка Гарри с глухим стуком упала на пол. Гарри встал и заставил себя подумать о делах насущных – например, василиске.
- Ты убил его, хххозззяин, - прошипел василиск.
- Да, - Гарри задумался. – Где ты был все годы после смерти Салазара?
- Я сссспал. Это было как сссон, - не совсем внятно объяснил василиск. – Потом пятьдесссят лет наззззад меня раззззбудили и оссставили бодрсссствовать. Это было тоссскливо.
Оказывается, василискам тоже бывает тоскливо. Ну, они же тоже живые.
- Я приказываю тебе спать так, как ты спал до того, как тебя разбудили пятьдесят лет назад. И чтобы никто, кроме меня, не мог тебя разбудить. Никогда, - Гарри не хотел, чтобы ещё один шальной змееуст получил власть над василиском.
- Сссслушшшаюсссь, хххозззяин, - василиск склонил голову, и Гарри вдруг понял, что до сих пор смотрел на него, и глаза василиска его не убивали.
Возможно, как и книги Запретной секции, василиск не мог ничего ему сделать, попробовав его крови.
- Погоди, - Гарри шагнул вперёд и, встав на цыпочки, прижал к себе огромную голову василиска, гладя скользкую ярко-зелёную чешую. – Ты – хороший...
Это звучало по-детски, но больше Гарри не мог ничего из себя выжать.
- Спи спокойно, - шепнул он.
- Ты хххорошшший хххозззяин, - прошипел василиск. – Лучшшшше другиххх.
Гарри следил, как василиск возвращается в рот статуи Салазара Слизерина – который, выходит, всё-таки был его предком? – и как захлопывается этот рот – хотелось бы верить, что навсегда.
Джинни зашевелилась и застонала, и Гарри всерьёз задумался, как же они выберутся отсюда.

 Отправлено: 28.08.08 23:22. Заголовок: Глава 13 Но не х..

Глава 13
Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья...
А. С. Пушкин, «Элегия».


Выбраться оказалось действительно куда труднее, чем забраться; им с Джинни пришлось довериться друг другу – и если у Джинни не было с этим никаких проблем, то Гарри нервничал, позволяя ей воспользоваться на нём заклинанием Вингардиум Левиоза. Конечно, к концу года она уже его освоила, но это, в сущности, ничего не меняло; верить кому-то было очень трудно, плюс, Джинни была истощена и в сильном моральном потрясении от того, что с ней случилось.
Но они выбрались. Миртл, увидев их целыми и невредимыми, разочарованно протянула:
- Ты жив...
- А ты хотела бы мне смерти? – без особого интереса уточнил Гарри, которому смертельно хотелось одного – спать. Желательно не вздрагивая от каждого шороха, потому что этот шорох может быть шагами того, кто хочет тебя убить.
- Я думала... если тебя убьют... – Миртл опустила голову, и, будь она живым человеком, Гарри мог бы поклясться, что она покраснела. – Если тебя убьют, ты сможешь со мной в моём туалете.
Гарри уставился на неё и заметил краем глаза, как ощетинилась Джинни сквозь слёзы, которые она беспрерывно проливала с того момента, как очнулась.
Девчонки...
Он покачал головой и вывел Джинни из туалета.
Они направились не к кабинету Дамблдора – тот, скорее всего, всё ещё не в школе – а к кабинету профессора МакГонагалл. Вряд ли она спокойно отправилась спать в эту ночь. Джинни по мере приближения к кабинету всё больше плакала, дрожала и цеплялась за Гарри, твердя, что это она во всём виновата, а Гарри, не зная, как её утешить, неловко бормотал, что она ни в чём не виновата, а это всё Вольдеморт. Помогало это мало, честно сказать.
Несомненно, их явление на пороге было более чем эффектным: бледная как смерть зарёванная Джинни и Гарри, перемазанный кровью и похожий на зомби, оба в слизи и грязи. В небольшом кабинете было достаточно много народу, так что эффект был куда большим, чем если бы они застали там одну МакГонагалл: там был ещё Дамблдор и чета Уизли. Миссис Уизли, судя по её лицу, тоже рыдала всё это время.
После продолжительной гробовой тишины по комнате пронёсся крик миссис Уизли:
- Джинни! – Гарри отшатнулся. Он никак не думал, что его и здесь будет подстерегать опасность – на сей раз быть оглушенным напрочь.
Он отошёл в сторону, не мешая мистеру и миссис Уизли тормошить свою дочь, расспрашивать её, проверять самочувствие, и привалился плечом к стене. Он не отказался бы от стакана чистой холодной воды, но просить ему не хотелось – лучше он наколдует её себе позже.
Через пару минут Гарри пришло в голову: а какого чёрта он вообще тут торчит? Джинни спасена, и он может отправляться спать. Он оттолкнулся от стены, но в этот самый момент миссис Уизли заключила его в объятия, едва при этом не задушив.
- Гарри, Гарри, ты спас её, боже, Гарри, как тебе это удалось...
Пожимать плечами в такой позе было неудобно, и Гарри ограничился молчанием.
- Да, нам всем интересно узнать, как это у тебя получилось, - выговорила профессор МакГонагалл. Она тоже была заплаканна. «Они что тут, уже похоронили Джинни?»
Гарри помялся, прежде чем говорить – но все выжидательно смотрели на него. Слишком много скользкого вылезло бы наружу. И его кровь, и то, что василиск остался жив, и то, что Забини пытался убить его в начале года, и многое другое.
Он выбрал вариант «рассказать отцензурированную версию» и подробно изложил, что такое дневник Тома Риддла, кто такой Том Риддл, и кто его – дневник – предположительно подбросил (Люциус Малфой, конечно же – тогда, во «Флориш и Блоттс»). Тему же того, что конкретно произошло в Тайной Комнате, он тщательно завуалировал:
- Я нашёл в библиотеке описание василиска и узнал, что за монстр обитает в Тайной Комнате. Я расспросил Хагрида об открытии Комнаты пятьдесят лет назад и узнал, что погибшая тогда девушка – это Плакса Миртл, привидение, живущее в неработающем женском туалете. Я пошёл туда и спросил, как она умерла. С помощью её рассказа я нашёл, где был вход в Тайную Комнату – там же, в туалете, под одной из раковин – и открыл его, сказав на серпентарго: «Откройся». Там в Комнате было ожившее воспоминание, Том Риддл, питавшийся жизненной силой Джинни, чтобы стать человеком. Я нашёл способ уничтожить дневник. Риддл умер, жизненная сила вернулась к Джинни. Мы с ней воспользовались Вингардиум Левиоза и выбрались оттуда.
Всё. Больше он ничего не хотел говорить.
- Как ты уничтожил дневник Риддла, Гарри? – Дамблдор умудрился своим вопросом попасть в одну из самых болезненных точек.
- Я разрезал его, - Гарри ограничился полуправдой.
- Но ради всего святого, - вступил в разговор мистер Уизли, - как наша Джинни могла связаться с Вольдемортом?
- Я в нём писала, а он писал мне в ответ... весь год... – Джинни опять разрыдалась.
- Детка! – воскликнул ошеломлённый мистер Уизли. – Разве я тебя ничему не учил?! Что я тебе всегда говорил? Не доверяй ничему, что способно независимо мыслить, если ты не понимаешь, где у него мозги! Почему ты не показала дневник мне? Или маме? Такая подозрительная вещь, ведь очевидно, что это предмет черной магии...
- Я не знала, - всхлипывала Джинни. – Я нашла его внутри одной из книг, которые купила мама. Я д-думала, кто-то его просто забыл там...
- Мисс Уизли следует немедленно отправиться в больницу, - вмешался Дамблдор. – Она прошла через чудовищное испытание. Не волнуйтесь, никакого наказания не будет. Лорду Вольдеморту удавалось одурачить куда более взрослых и опытных магов. – Он прошёл к двери и открыл её. – Так что – постельный режим и, пожалуй, хорошая большая кружка горячего шоколада. Меня это всегда ставит на ноги, - он добродушно подмигнул девочке. – Мадам Помфри ещё не спит. Она как раз раздаёт Мандрагоров Тоник – осмелюсь предположить, что прямо сейчас жертвы василиска просыпаются...
- В конечном итоге, нанесённый вред удалось исправить, Джинни, - сказал Дамблдор.
Воссоединённая семья Уизли в компании профессора МакГонагалл вышли в коридор. Декан Гриффиндора оглянулась на пороге:
- С Поттером Вы сами разберётесь, Альбус, не так ли?
- Конечно, Минерва. Мне кажется, что всё произошедшее – неплохой повод задать пир. Не будете ли вы так любезны пойти предупредить на кухне?
«Что значит разберётесь?». Гарри пришло на ум, что он нарушил не меньше сотни школьных правил, пока ходил за Джинни. Его могут исключить и будут, строго говоря, правы. Гарри задумался. Он не мог сказать, рад или опечален будет, если никогда не вернётся в Хогвартс. Хотя Дурсли, по крайней мере, не станут убивать его под покровом ночи – он слишком мало для них значит, чтобы они ради этого прерывали свой сон. И вряд ли будут насиловать – они лучше прикоснутся лишний раз к дождевому червяку, чем к нему.
Пока Гарри размышлял об этом, Дамблдор молча наблюдал за ним.
- Итак, Гарри...
- Да, профессор?
- Ты заработал – дай-ка подумать... Специальный Приз За Служение Школе и двести баллов для Слизерина.
Гарри поморщился. Он не хотел Слизерину процветания за его счёт.
Кроме того, Том Риддл тоже получил Специальный Приз, когда «поймал» Хагрида. Эти параллели с Вольдемортом не нравились Гарри.
- Профессор, - сказал Гарри. – Почему я могу говорить на серпентарго?
- Потому что Лорд Вольдеморт, который и в самом деле является единственным живущим ныне потомком Салазара Слизерина, умеет говорить на серпентарго. Либо я очень ошибаюсь, либо он передал тебе часть своих колдовских способностей в ту ночь, когда ты получил этот шрам. Не сомневаюсь, он не собирался этого делать, просто так получилось...
- Вольдеморт вложил часть себя в меня?
- Это наиболее вероятное объяснение.
- То есть, теперь мы с ним родственники? По крови, я имею в виду. Все думают... думали, что я Наследник Слизерина...
- Нет, Гарри. В тебе лишь часть его способностей, безличная часть. Ты – это ты, независимо от того, на каком факультете ты учишься.
Гарри не понравились эти слова. Они отдавали отговоркой. Кроме того, невыясненным оставался вопрос о том, почему василиск признал его кровь кровью своего хозяина, если ничего общего с Салазаром Слизерином у Гарри нет.
- Что тебе сейчас нужно, Гарри, так это еда и сон, - с этим Гарри не стал спорить. – Я предлагаю тебе пойти на пир, а сам тем временем напишу в Азкабан – нужно вернуть нашего привратника, верно? Кроме того, нужно подготовить объявление в «Пророк», - добавил он после некоторого раздумья, - мы снова остались без преподавателя защиты от сил зла – Локхарт сбежал полчаса назад, и не думаю, что он когда-нибудь сюда вернётся. Разрази меня гром, мы и вправду меняем их как перчатки, согласись, Гарри?
Гарри пошёл к двери. На пиру должно быть какое-нибудь питьё. В этот момент дверь с грохотом распахнулась, и в кабинет ворвался злой, как... хм, голодный василиск, Люциус Малфой.
- Итак, Альбус, правление отстранило Вас, но Вы сочли нужным вернуться, - прошипел он.
Гарри с удовольствием отметил, что обычно аккуратный и элегантный Малфой-старший был растрёпан, в мятой мантии, и ботинки у него были грязные. Рядом с ним вертелся домовой эльф, в котором Гарри узнал Добби, и пытался тряпочкой довытереть с ботинок грязь.
- Видите ли, Люциус, - безмятежно улыбнулся Дамблдор, - остальные одиннадцать членов правления связались со мной сегодня. Я словно попал под совиный ливень. Они – правление – получили известие о том, будто бы дочь Артура Уизли убита и потребовали, чтобы я немедленно вернулся в школу. Похоже, они, в конечном счёте, всё-таки сочли меня наиболее подходящим человеком на должность директора. Кроме того, они рассказывали мне очень странные вещи... Некоторым из них показалось, будто бы Вы пообещали проклясть их семьи в случае, если они откажутся проголосовать за моё отстранение...
Гарри показалось, Малфой побледнел ещё больше, хотя он и без того был словно сделан из фарфора.
- Мистер Малфой, - позвал Гарри. – Не подсовывайте больше школьных вещей Тома Риддла тем, кого я защищаю, пожалуйста. Хуже будет не им, а Вам.
Малфой-старший вздёрнул бровь, но в разговор вмешался Дамблдор.
- Если хотя бы ещё одна из них попадёт в невинные руки, то, я думаю, Артур Уизли первым позаботится о том, чтобы Ваше участие в этом было доказано...
Люциус Малфой ещё с минуту смотрел на Дамблдора и Гарри с непроницаемым выражением лица.
- Позвольте откланяться, - процедил он и развернулся; мантия взлетела вокруг его тела от резкого движения, донеся до Гарри запах того же парфюма, что и у Драко Малфоя. Попросту скопировал отцовский, понятно... – Мы уходим, Добби.
Вместо многочисленных врагов Малфоя пинок получил всё тот же несчастный Добби. Гарри постоял с секунду в раздумьях.
- Сэр, Вам ведь не нужна больше эта вещичка? – он приподнял дневник Риддла со стола директора.
- Нет, Гарри. Можешь сделать с ним всё, что тебе захочется.
Гарри схватил дневник и выбежал следом за Малфоем.
- Эй, мистер Малфой! – Гарри всё никак не мог решить, как обращаться к Люциусу Малфою, и говорил, как говорилось. Получалось по-хамски.
- Чего тебе, мальчишка? – остановился. Это хорошо.
- Хотите обратно эту вещичку? – Гарри приподнял блокнот.
Малфой-старший хмыкнул и выхватил палочку; Гарри сообразил, что он сделал, только после того, как прозвучало холодное «Expelliarmus!», и дневник Риддла выскользнул из его рук. «Ах так?». Гарри поднял свою палочку:
- Stupefy!
Люциуса Малфоя отшвырнуло к стенке. Поднявшись на ноги, он обнаружил себя на прицеле палочки Гарри; последний молча радовался, что руки у него, как ни странно, всё ещё не дрожат, несмотря на регулярный недосып и прогулки по канализационным трубам заполночь.
- Снимите перчатки! – приказал Гарри. Он не старался имитировать властные нотки самого Малфоя – всё равно не выйдет, только насмешит. Он искал командный тон в самом себе.
- Стриптиз? – ехидно уточнил Малфой. – А не рано ли?
- Всё прочее можете оставить при себе, - сквозь зубы сообщил Гарри. – Снимите перчатки, а взамен я могу рассказать Вам, что в действительности случилось в Тайной Комнате.
- Странная цена, - хмыкнул Малфой, - но так тому и быть.
Он стянул с узких ладоней облегающие белые кожаные перчатки и небрежно отбросил в сторону обе сразу. Гарри, не сводя с Малфоя-старшего взгляда, ногой подпихнул крутившегося рядом и испуганно повизгивавшего Добби в нужную сторону. Не зря Гарри был самым молодым ловцом Хогвартса за последние сто лет, как ему поведала однажды Гермиона, радовавшаяся этому факту куда больше, чем он сам. Он безупречно просчитывал каждое движение, не отдавая в том себе отчёта; Добби пролетел ровно столько, чтобы поймать падающие перчатки. Люциус Малфой, невольно проследивший за движением Гарри, словно примёрз взглядом к собственному домовому эльфу... бывшему собственному.
Хорошо, когда есть Гермиона, которая знает, почему эльфы то и дело начинают биться головой о об острое и твёрдое и носят грязные наволочки. И которая может рассказать, как освобождают эльфов.
- Хозяин дал Добби одежду, - благоговейно прошептал эльф. – Хозяин дал Добби перчатки. Он выкинул, Добби поймал – и теперь Добби свободен!
- Из-за тебя я лишился слуги, мальчишка!
Звонкая пощёчина отбросила Гарри к стене; губа опять была разбита, но несильно – основной удар пришёлся по скуле.
Ослепительная вспышка и громкий звук удара; Гарри проморгался и увидел, как лиловый от злости Малфой поднимается со ступенек, куда его отбросило. «Что-то его сегодня уже второй раз отбрасывают. Не к добру, однозначно. Для всех окружающих, конечно же».
- Вы должны уйти, - наставительно сказал Добби, указывая на Малфоя неестественно длинным пальцем. – Вы не смеете тронуть Гарри Поттера. Вы должны уйти.
Особого выбора у Люциуса Малфоя не было, и он, запахнувшись в мантию, скрылся из виду. Его прощальный взгляд обещал Гарри смерть от Круциатуса или ещё чего-нибудь столь же милого, но это не особенно беспокоило брюнета. Гарри привалился к стене плечом, перенося на невозмутимый камень большую часть своего веса.
- Гарри Поттер освободил Добби! – звенящим голосом пропел эльф; в лунном свете, сглаживавшем все неровности его внешности, он казался иллюстрацией в старой книжке детских сказок. – Гарри Поттер освободил Добби!
- Ага, - сказал Гарри. – Ты теперь можешь идти, куда хочешь, делать, что хочешь... только, Добби, дай мне слово...
- Всё, что угодно для Гарри Поттера, сэр!
- Никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах больше не пытайся спасти мне жизнь. Хорошо?
Добби молча ухмыльнулся углом рта – большого, как у лягушки. Гарри ухмыльнулся в ответ и оттолкнулся от стены с некоторым сожалением – о неё было удобно опираться.
- Я пойду, Добби. Там уже, наверное, Рон с Гермионой вылечены от окаменения...

Это был один из самых необычных пиров на памяти Гарри. Все были в пижамах, и все были рады ему – очень рады. У него намертво высеклось в памяти то почти экстатическое восхищение, с которым его встречали, обнимали, хлопали по плечам, здоровались, кричали поздравления; вчерашний мистический ужас легко трансформировался в беспредельное обожание. К тому же, насколько он понял, профессор МакГонагалл, посвящая всех в произошедшее, сильно приукрасила его деловитый рассказ, и теперь все думали, что он победил василиска. Спустя три минуты «победил» поистине волшебным образом трансформировалось в «убил». Ага, взял волшебный меч, сел на волшебного коня, прихватил с собой парочку оруженосцев и пошёл на василиска. И убил. Куда только «Гринпис» смотрит, в самом деле. Никто не знал толком о том, что именно сделал Гарри, но все чествовали его, как героя. Чем-то это напоминало ситуацию одиннадцать лет назад – никто не знает, что и как случилось, но все превозносят Гарри Поттера. «Суждено мне так, наверно».
Празднование продолжалось до самого утра; профессора на радостях объявили, что, во-первых, все экзамены отменяются в честь подарка школе (разочарованный вздох Гермионы, радостный вопль Рона и смех близнецов), а во-вторых – профессор Гилдерой Локхарт срочно покинул школу и не может вновь приступить к преподаванию ни при каких обстоятельствах (всеобщий восторженный крик). «Интересно, он вставит этот эпизод в свою автобиографию, а?»
Настроение Гарри подпортил золочёный сияющий – не хуже Локхарта! – Специальный Приз За Служение Школе, размером едва ли не в половину самого Гарри. У Риддла был точно такой же... и если Гарри как-нибудь наведается в зал славы Слизерина, то эти два приза наверняка будут стоять недалеко друг от друга.
А василиску там, наверно, опять тоскливо одному... сколько ж можно дрыхнуть, он и так этим почти тысячу лет занимался... вот интересно, Салазар Слизерин дал ему какое-нибудь имя? Не называл же он его просто «василиск»?
Гарри даже подумывал слазить туда опять и спросить, но на него было обращено слишком много взглядов, чтобы вот так вот улизнуть как ни в чём не бывало.

* * *

Он проснулся днём от боли; порез на руке воспалился и вообще повёл себя нехорошо, недовольный тем, что вчера его жестоко игнорировали всю ночь. Никто и не подумал отправить Гарри к мадам Помфри, а сам он, привычный к боли – тем более что ночью она была несильной – попросту забыл. И теперь там явно собрался гной.
Гарри сел на постели, нашарил очки и принялся за мазохизм чистейшей воды – отдирать присохшую мантию от кожи. Он даже не вытер кровь, как можно было быть таким идиотом?
Мантия оказалась из отличной крепкой ткани; как правило, с таких ран отдирается одежда, оставляя на запекшейся крови несколько ниток. Ткань мантии оказалась исключением, и вместе с ней отрывалась кожа, раскрывая порез заново. Гарри снова прокусил губу до крови, и невольно потёкшие слёзы смешались с кровью, заструившейся по подбородку и шее.
Рука выглядела отвратительно. Кровь и гной, смешавшиеся и засохшие, лихорадочно-красное воспаление до самого локтя. И сам порез теперь казался очень глубоким – на свежую голову-то... кто его просил так впиливаться камнем в самого себя?
Хотя насчёт свежей головы у Гарри тоже возникали сомнения. У него явно был жар, и сильный. Тоже из-за раны... Гарри сполз с кровати, чувствуя себя большим куском чего-то полупереваренного, и побрёл в душ.
Под душем он отмыл засохшее, виртуозно не допуская мыльной пены в открытую рану, но при этом разбередил всё, что только мог, и оставил за собой, выходя из душа, цепочку алых капель.
Голова кружилась, ноги подкашивались, и Гарри порадовался, что больше никого в спальне не было. Слизеринцы не преминули бы воспользоваться его состоянием и сделать что-нибудь... ну, например, убить наконец.
Одеваясь – при этом он успел два раза стукнуться локтями о спинку кровати и один раз головой об угол тумбочки, потому что непослушное тело вихляло, как сумасшедшее, а жар то накатывал волнами, то отступал, оставляя на лбу холодную испарину. «Вот и гуляй после этого по женским туалетам... ни за что и никогда не буду менять пол – не то перестану быть Мальчиком-Который-Выжил, а стану Трансвеститом-Который-Бесславно-Умер? Которая-Бесславно-Умерла? Или Которое-Совсем-В-Общем-Неказисто-Умерло? Вот умру, тогда и разберёмся, а сейчас надо к мадам Помфри...».
Гарри побрёл к выходу из спальни, старательно цепляясь за стены. Заметив дверь покоев Снейпа, он задался вопросом: что будет, если попросить у своего декана что-нибудь жаропонижающее? Даст яду или не даст ничего? Попытка не пытка...
По скользкой влажной стеночке, осторожно и аккуратно, Гарри добрался до прикрытой двери. Изнутри слышались голоса, и он решил отдохнуть немного под их аккомпанемент, прижавшись пылающим лбом к холодному камню.
- Северу-ус, - капризный тон Малфоя-младшего был подслащен мягкими мурлыкающими нотками. – Ты же приедешь к нам летом? Постоянные речи mon papa gâteau* о политике – это просто невозможно... и все эти глупые гости, которые готовы есть у нас с рук... приедешь, Северус?
- Драко, я знаю, о чём ты думаешь, - хмуро отвечал профессор зельеварения. – И я сам не думаю, что это хорошая идея.
- Когда ты такой угрюмый, легко решить, что тебе в самом деле не нравится, - блондин рассмеялся.
Гарри повернул голову, прижимая к холоду отчаянно бьющуюся жилку на виске, и смог увидеть в тоненькую щелку, что Малфой сидит на столе Снейпа, покачивая одной ногой, а сам Снейп стоит чуть поодаль, скрестив руки на груди. Вид у слизеринского декана действительно был угрюмый. Даже более угрюмый, чем обычно.
- Мистер Малфой, если Вы возомнили себя человеком, сумевшим заставить меня расчувствоваться...
- Не надо этого «мистер Малфой», Северус! – блондин обиженно вскинулся. – Пожалуйста!
Снейп молчал. Малфой спрыгнул со стола и обнял своего декана; рядом с высоким профессором в чёрной мантии блондин казался по контрасту ещё более хрупким, чем был, в рубашке и брюках, растрёпанный, на две головы ниже Снейпа.
- Ну Северу-ус... ты к нам приедешь? – Малфой-младший обхватил обеими ладонями лицо Снейпа, приблизил к своему и легонько коснулся губами губ зельевара. – Приедешь... ко мне?
- Несносный мальчишка, - пробормотал Снейп.
Малфой только рассмеялся и снова поцеловал Снейпа в губы – уже не лёгким касанием, а глубоко, отчаянно, вжимаясь в него всем телом. Зельевар запустил руку в лёгкие – без геля они, оказывается, лёгкие – светлые прядки на затылке Малфоя и запрокинул голову блондина, продолжая целовать, медленно, мучительно медленно – линию подбородка, хрупкое горло, ключицы, видневшиеся в распахнутом вороте рубашки. Малфой просунул руку между ними и начал судорожно расстёгивать пуговицы своей рубашки. Снейп позволял ему делать это, покрывая поцелуями открывающуюся бледную кожу. Гарри плохо понимал, где кончается реальность, а где начинаются цветные круги перед его глазами, но продолжал следить за тем, как преподаватель зельеварения спускается всё ниже и ниже поцелуями по телу Малфоя, подхватывает блондина на руки, укладывает на стол и склоняется над расстёгнутой ширинкой своего ученика. Губы Снейпа продолжали и там действовать так же дьявольски, мучительно неспешно; блондин извивался на столе, сбрасывая на пол бумаги и пузырьки с каким-то зельями, выгибался, словно у него вовсе не было костей и стонал, стонал... «Что ж они дверь как следует не закрывают, если он такой шумный? Ладно я... а кто-нибудь пройдёт, кому не плевать?». Впрочем, судя по солнцу, светившему в спальне, сейчас обед, и все находятся в Большом зале.
Малфой в последний раз звонко застонал, вцепляясь обеими руками в волосы Снейпа и подталкивая его голову ниже, и обмяк.
- Так приедешь? – и не подумав застегнуться, раскрасневшийся Малфой сел на столе и обвил Снейпа обеими руками, словно боялся, что тот убежит.
- Приеду... – зельевар вздохнул и обнял Малфоя в ответ.
Гарри казалось, что камень стены уже нагрелся от его виска, и пора было уже уходить, пока не засекли. Он прикрыл глаза – всё равно, темно перед ними будет, или всё будет сливаться в разноцветную искрящуюся круговерть – и сжал портключ.
От Большого зала было ближе до больничного крыла, чем до подземелий. И Гарри умудрился уронить наконец эти идиотские пустые доспехи, распугав группку выходивших из Зала хаффлпаффцев-четверокурсников и насмерть перепугав Фреда с Джорджем. Ну зато есть кому довести... или дотащить его до лазарета. Рука пульсировала уже не болью – просто жаром, наливавшимся с каждой секундой.

Остаток семестра состоял – как зелье состоит из совершенно разных вещей, образующих в результате нечто новое, не похожее ни на один из ингредиентов – из солнца, смеха, рыжих и каштановых волос и глубокого, такого глубокого неба... Гарри смотрел в него, и ему казалось, что он падает в него, и это падение было таким сладким и правильным – вот-вот он полетит просто так, безо всяких глупых приспособлений, станет частью этой затягивающей синевы... но кто-нибудь вечно окликал его, или тряс за плечо, или сдёргивал очки и целовал – и падение прекращалось. Останавливалось. До следующего раза... и каждый раз был как первый и последний, и солнце согревало Гарри после вечного холода подземелий. И очень мало времени оставалось на поцелуи, потому что заканчивалась учёба, и пора было спускаться с небес на землю. Пора было возвращаться на Тисовую улицу.

* * *

В этом году Гарри ехал обратно в одном купе с близнецами, Роном, Гермионой и Джинни, что не могло его не радовать; он не сомневался, что у Забини – да и не у него одного – есть на уме пяток-другой мучительных смертей специально для Гарри Поттера (эксклюзив, можно сказать), но в компании гриффиндорцев он точно не должен будет слушать угрозы. Что их слушать? Надо избегать того, что в них изложено, а не засорять себе голову лишним...
- Твои дядя и тётя будут гордиться тобой, да? – разговор зашёл о семьях, и Гарри по понятным ему причинам не принимал участия, с закрытыми глазами раскинувшись на коленях Фреда и Джорджа. – Когда узнают, что ты сделал в этом году...
Гарри хмыкнул. То ли Гермиона забыла то, что ей прошлым летом рассказывал Рон, то ли решила, что они присочинили.
- Гордиться? С ума сошла? Столько возможностей умереть, а я ни одной не воспользовался? Да они взбесятся и добьют меня сами!
Гермиона озадаченно замолчала. Очевидно, подобные отношения между членами одной семьи в её мозгу попросту не укладывались.
- Мы будем давить на па и ма, как сможем, - пообещал Фред.
- Они заберут тебя, как смогут...
- ... а не смогут...
- ...так мы заберём...
- ...от этих кошмарных магглов...
- ...они хуже Пожирателей Смерти!
В купе повисло напряжённое молчание. Гарри, не открывая глаз, хихикнул.
- Про Пожирателей ты, наверно, загнул, Джорджи, но в целом ты прав.
- Как ты их различаешь? – не выдержал Рон. – Никто, кроме тебя, их не может различить... а ты даже по голосам, не открывая глаз! Уж голоса-то у них точно совсем одинаковые!
Близнецы рассмеялись.
- Это будет мой секрет, Рон, - пробормотал Гарри, чувствуя, как поезд притормаживает у платформы девять и три четверти. Фред легонько поцеловал его в губы – он всё же помнил о наличии в этом купе непривычных к таким зрелищам Рона, Гермионы и Джинни. Последняя, кстати, была ещё и влюблена в Гарри. Не было печали...
- Это будет наш секрет, Гарри, – промурлыкал Джордж. – Твой, мой и Фреда.
Гарри не возражал.

Против чего он возражал – так это против жалеющего и тревожного взгляда миссис Уизли ему в спину, пока он тащил свой потяжелевший с прошлого года сундук – хорошо ещё, Специальный Приз можно было оставить в зале славы сразу! – следом за дядей Верноном, отвесившим племяннику вместо приветствия затрещину.
Его ждало ещё одно долгое лето.


_____________________
*papa gâteau (фр.) – отец, балующий своих детей. Дословно – сладкий отец, отец-пирожное.

 Отправлено: 01.09.08 23:22. Заголовок: Хех, странно, что ни..

Хех, странно, что никто больше не читает сие произведение...я не удержалась и решила поискать по инету продолжение - в итоге прочла все шесть книг...с нетерпением теерь ожидаю седьмую! ну очень интересно как MarInk повернет сюжет)

 Отправлено: 02.09.08 00:17. Заголовок: Kris насчет сюжета ..

Kris
насчет сюжета не знаю, самой очень интересно.
может и читают, просто не пишут коментарии не плохии не хорошии, наверное считают выше или ниже своего достоинства, а может просто нехотят или не умеют, но надеюсь читатели исправятся, а то я огбещала Автору подробный отчет обо всем.