Отправлено: 02.09.08 16:15. Заголовок: ГП. "Жизнь в зеленом цвете" часть третья ГП/ФУ/ДУ, ГП/БЗ, ГП и другие NC-17, ангст/AU (продолжение)

Название: Жизнь в зеленом цвете, часть третья
Автор: MarInk
Бета: нет
Пеиринг: Гарри Поттер/Фред Уизли/Джордж Уизли,
Гарри Поттер/Блейз Забини, Гарри Поттер и др.
Рейтинг: NC-17, слеш
Специальное придупреждение: пренуждение, экзекуция, жестокость, изнасилование, смерть персонажей, ООС.
Жанр: ангст/AU
Содержание: У всякой монеты есть две стороны, не говоря уж о ребре. Такие близкие и не способные когда-нибудь встретиться, не могущие существовать друг без друга, орёл и решка [особо проницательным: да-да, читай не орёл и решка, а Гриффиндор и Слизерин] ВСЕГДА видят мир с разных сторон, но однобокий мир мёртв. Гарри предстоит убедиться в этом на собственной шкуре, посмотрев на мир с той стороны, с какой он не хотел, но на самом деле смотрел всегда...
Разрешение получено.

 Отправлено: 02.09.08 16:27. Заголовок: Глава 8. С тобою др..

Глава 8.

С тобою древле, о всесильный,
Могучий состязаться мнил,
Безумной гордостью обильный…
А. С. Пушкин, «Подражания Корану IV».

Утро Рождества Гарри встретил снова в Гриффиндорской башне. Они с Фредом и Джорджем упали в постель заполночь, изрядно задержавшись в Визжащей Хижине – даже странно, что они умудрились так крепко и долго спать на продавленной скрипучей узкой кровати. К счастью, их никто не хватился, кроме Рона, который к моменту их возвращения сладко сопел в подушку одетым – явно собирался ждать блудных братьев и друга до победного, но его сморило.
Рон всё ещё спал, когда Гарри и близнецы открыли глаза – почти одновременно.
- Доброе утро, глупыш, - Фред дунул Гарри на макушку, взъерошивая тому волосы.
- Как ты сегодня? – Джордж рассеянно водил пальцем по шраму на лбу Гарри, повторяя движением очертания молнии. Это было странное чувство, но достаточно приятное, чтобы Гарри совсем не возражал против дальнейших действий близнеца.
- Хорошо… - с некоторым удивлением признал Гарри, прислушавшись к себе. – Легко так… А…
- Что «а»?
- А мне… не приснилось?
- Наша реакция на твои откровения? – уточнил Фред. Гарри кивнул и покраснел до ушей. – Не приснилась, и не думай.
- В смысле, даже не думай, что сумеешь так просто от нас избавиться, - с ухмылкой пояснил Джордж. – Ничего постыдного и нелицеприятного ты вчера не рассказал. Всего лишь немного грустного и немного приятного, насчёт которого у тебя отчего-то дикое чувство вины.
- С тобой случилась одна из лучших вещей, которая вообще может случиться с человеком, - добавил Фред, - и если ты только посмеешь об этом сожалеть, мы лично дадим тебе столько пинков, сколько понадобится, чтобы все сожаления из тебя вылетели.
Гарри захихикал – воображение услужливо предоставило ему картинку того, как он стоит, опустив голову, и бубнит: «Я так сожалею…», а близнецы примериваются отвесить ему пинка, но всё никак не решаются.
- Ого, с каким энтузиазмом ты относишься к идее пинков, - беззлобно съязвил Джордж. – Нам стоит подумать об этом, Фредди.
- Обязательно, - Фред сладко зевнул. – Но только после завтрака, а то я что-то не настроен сейчас на активные действия типа пинков…
Он попытался откинуть одеяло, противореча сам себе по поводу несклонности к действиям, но что-то ему помешало.
- Что за…? – Фред сел и не закончил предложения.
- Что там? – движимые любопытством Гарри и Джордж тоже сели.
Поперёк кровати лежала длинная изящная коробка, обвитая приклеенной бумажной лентой с надписью: «Мистеру Гарри Поттеру». Такие коробки были Гарри знакомы… но…
- Это что, подарок мне к Рождеству? – недоверчиво протянул Гарри после паузы. – От кого?
- Попробуй открыть, - предложил Фред.
Гарри послушно вскрыл картон, и на кровать выкатилась метла. «Молния». Новейшая модель метлы из всех… ровное, неярко сияющее древко тёплого медного оттенка, идеально ровный хвост – хворостина к хворостине. Золотые цифры регистрационного номера на кончике древка ощущались под пальцами лёгкой шероховатостью. Зачарованный Гарри разжал ладонь, и метла повисла в воздухе на идеальной для того, чтобы сесть, высоте.
- Кто бы мог тебе это подарить? – Фред глядел на метлу не с восхищением, а с удивлением и подозрением. – Она стоит чёртову тучу денег.
- Не знаю…
Джордж молча дотянулся до палочки и направил её на метлу.
- Perspicio hostilitas!
Метла не отреагировала.
- Reperio magiam! – внёс свою лепту Фред. – Обычная метла… только очень хорошая.
- Если, конечно, кто-нибудь не встроил туда проклятий на стадии изготовления.
- Но это слишком трудоёмко и дорого, так что…
- …так что ни один желающий от тебя избавиться не стал бы тратиться на настоящую Молнию. Можно было бы прислать что-нибудь подешевле и не такое… странное.
Гарри решил, что метла ему очень кстати: Флинт доставал его на каждой тренировке, интересуясь, когда же он купит себе новую метлу. Летать на школьной было положительно невозможно – они шатались из стороны в сторону, как пьяные, дрожали, если набрать скорость, да и сама скорость у них была так себе. Гарри кивал в ответ на речи Флинта, но ничего не делал – ему не хотелось ничем заменять Нимбус, по которому он всё ещё скучал, и к тому же он питал тайную надежду, что на школьной метле проиграет, и придраться к нему не смогут. Конечно, разъярённые гарантированной потерей кубка слизеринцы сотворят с ним что-нибудь нехорошее, но привыкать, что ли? А кубка им тогда так и так не видать, словно своих ушей…
Но не летать на Молнии было выше сил Гарри. Метла была искушением почище любого видения в зеркале Еиналеж.
- Кто-то тебя очень любит, - высказался Фред.
- Или хочет, чтобы ты его любил, - добавил Джордж.
Гарри зачарованно провёл рукой по метле, упиваясь гладкостью дерева под кожей.
- Пусть сначала представится, и я подумаю…
Дружное ржание близнецов окончательно разбудило Рона. Он сел, растерянно моргая, и возмущённо уставился на смеющихся Гарри и близнецов.
- Эй, вы где вчера были? Я беспокоился!
- Так беспокоился, что дырку в подушке прохрапел, - фыркнул Джордж, и близнецы залились смехом снова.
- Нет, правда, где вы были? – настаивал Рон.
- Расскажите ему… что посчитаете нужным, - Гарри свалил всю проблему на лояльность и совесть близнецов и отправился умываться.

* * *

На праздничный завтрак в Большом Зале Гарри пришёл в новом свитере от миссис Уизли – снова зелёном, с большой серебристо-серой змеёй на груди, поднимавшейся из пирамидки колец собственного тела, высовывыя раздвоенный тонкий язычок. Фред и Джордж шли по обе стороны от него, как почётный караул, готовые, казалось, напасть на любого, кто посмеет хотя бы косо взглянуть на Гарри.
За столом в это утро сидело совсем немного народу – почти вся школы поразъехалась на каникулы. Директор, деканы факультетов, Филч, Рон, Фред, Джордж, сам Гарри и двое испуганных первокурсников то ли с Хаффлпаффа, то ли с Рэйвенкло. Гермиона вначале хотела остаться, но разругалась с Роном в пух и прах, когда её кот в очередной раз попытался пообедать Струпиком. Стол был один, общий – какой был смысл ставить четыре стола? Слизеринский так вообще достался бы в полное распоряжение одному Гарри.
- С Рождеством! – поприветствовал их Дамблдор, лучезарно улыбаясь. Гарри при виде директора в который уже раз задался вопросом, отчего Малфою в начале года сошло с рук применение Непростительных (в конце концов, старшего Малфоя больше не было в Совете Попечителей Хогвартса). Чего Дамблдор хотел этим добиться? Потерять остатки доверия, которое Гарри к нему испытывал? Этого он, положим, добился, а дальше что?
Гарри как раз нацелился уничтожить солидную порцию жареной картошки, когда в дверях Большого Зала показалась профессор Трелони. Это было по меньшей мере странно: обычно она ела у себя в башне. Её зелёное платье с блёстками делало её похожей не просто на стрекозу – на помесь стрекозы с богомолом.
- Сибилла, какой приятный сюрприз! – Дамблдор встал, приветствуя Трелони; больше никто не последовал его примеру.
- Мне, к моему величайшему удивлению, директор, довелось узреть в хрустальном шаре, - поведала профессор Трелони самым загадочным и загробным голосом, на какой была способна, - что я оставила свою одинокую трапезу и присоединилась к вам. Кто я такая, чтобы сопротивляться велению судьбы? Я немедленно покинула свою обитель и покорнейше прошу простить меня за опоздание...
Дамблдор понимающе мигнул.
- Конечно, конечно. Позвольте предложить вам стул...
И он «предложил» стул, нарисовав его в воздухе волшебной палочкой. Стул несколько секунд качался над полом, а потом с грохотом приземлился между Снейпом и МакГонагалл. Профессор Трелони, однако, не спешила сесть; огромные глаза пробежали по всем собравшимся – и вдруг прорицательница издала тихий вопль.
- Я не смею, директор! Если я присоединюсь к вам, за столом окажется тринадцать человек! Какое несчастливое знамение! Не забывайте: когда тринадцать человек едят за одним столом, то первый, кто встанет с места, первым и умрёт!
- Ничего, мы рискнём, Сибилла, - нетерпеливо оборвала её профессор МакГонагалл. - Садитесь, индейка стынет!
Со скептическим выражением лица – этаким характерным «ну-смотрите-сами-я-вас-предупредила» - Трелони опустилась на стул.
- А где же наш дорогой профессор Люпин?
- Боюсь, бедняга снова заболел, - ответил Дамблдор, разрезая индейку. – Так неудачно, в самое Рождество.
- Я уверена, вы уже знали об этом, Сибилла? - подняла брови профессор Макгонаголл.
Профессор Трелони ответила очень холодным взором. Хотя до Снейповского, например, ей было далеко – миль пятьсот, и все Запретным лесом.
- Разумеется, знала. Однако не следует афишировать тот факт, что тебе известно всё обо всём. Я часто веду себя так, словно у меня нет Внутреннего Глаза, чтобы не нервировать окружающих
- Это многое объясняет, - ядовито процедила профессор МакГонагалл.
Фред и Джордж захихикали.
Голос профессора Трелони внезапно потерял почти всю свою загробность.
- Если хотите знать, Минерва, мне открылось, что бедный профессор Люпин не пробудет с нами долго. Он, скорее всего, и сам знает, что его дни сочтены. Он буквально отшатнулся, когда я предложила погадать ему на хрустальном шаре...
- Я его понимаю, - очень сухим тоном подколола её МакГонагалл.
Гарри согнулся пополам, почти касаясь носом картошки в своей тарелке, чтобы скрыть душивший его смех.
Обед длился почти два часа, перемежаемый взрывами волшебных хлопушек, из которых каждый раз выпадала какая-нибудь сувенирная ерунда, разговорами – за большинство сидящих болтал директор – и взрывами специальных крекеров, наполнявших комнату клубами белого дыма с запахом озона. Фред и Джордж усиленно пытались растормошить невесёлого Гарри, и им это удавалось успешно до того самого момента, пока они не встали из-за стола, и Трелони не возопила на весь Зал:
- Мои дорогие! Кто из вас встал первым? Кто?!
Близнецы впервые в жизни не нашли, что сказать – с такой упёртостью при полном отсутствии каких-либо поползновений к пониманию собственной неадекватности в глазах окружающих они сталкивались очень редко.
- Вряд ли это имеет хоть какое-то значение, - ледяным тоном произнесла профессор МакГонагалл, - если, конечно, за дверью не притаился сумасшедший дровосек, одержимый идеей зарубить первого, кто выйдет в коридор.
Засмеялись все, даже Снейп. Профессор Трелони молча оскорбилась.
Было, конечно, смешно, но, выйдя из Зала, Гарри всерьёз задумался о судьбе и будущем. Трелони несёт чушь, но в любой чуши есть рациональное зерно. Не лучше ли обзавестись чем-нибудь, что поможет узнать будущее, хотя бы приблизительно? Вон и Дамблдор дёргался на первом году, когда Гарри предположил, что Вольдеморт – его судьба… тьфу, даже думать не хочется о том, как можно это толковать. «Выходит по всему, что моя судьба – крайне стервозная и злобная особа… надо почаще спрашивать её, о чём она думает. Глядишь, узнаю что-нибудь конструктивное».
- Фредди, Джорджи, у вас есть абрикосовые косточки?
- Что? – хором сказали близнецы.
- Понятно, значит, нету…
- Зачем тебе абрикосовые косточки? – заинтересовался Джордж.
- Понадобились, - Гарри показал язык и вынул из кармана мантию-невидимку.
- Эй! Ты куда это в мантии? – глаза у близнецов загорелись любопытством.
- В библиотеку, - Гарри, уже невидимый, открыл дверь спальни.
- А зачем тебе в библиотеку? – по-прежнему не понимал Джордж.
- Так она же закрыта! – вспомнил Фред. – Каникулы!
Гарри только молча усмехнулся под мантией и выскользнул в гостиную. Он предпочитал не распространяться о том, что нет в Хогвартсе таких дверей, что не открылись бы ему. Должен же у него быть какой-то секрет…
И да, увлечённость древними рунами и в самом деле не прошла для Гарри даром.

Абрикосовых косточек он так и не нашёл, зато подумал о том, чем можно было бы их заменить. В принципе, единственное, что требуется от этой вещи – быть когда-то частью живого… За обедом Гарри старательно собирал в пакетик косточки очередной индейки – ему нужны были примерно одинакового размера (можно, конечно, обточить большие, но сколько на это сил уйдёт!), всего двадцать пять штук.
Весь обед близнецы наблюдали за ним, распираемые любопытством изнутри; стоило им вернуться в гриффиндорскую башню, снова встав из-за стола первыми, как Гарри был незамедлительно схвачен и уронен на кровать.
- Ну-ка, признавайся, зачем тебе индюшачьи кости! – Фред нежно поцеловал его в скулу.
- Да-да! – поддержал его Джордж. – Ты будешь их грызть по вечерам? Ты превращаешься в фетишиста-извращенца?
Гарри захохотал. Вот уж грызть он их точно не собирался.
- Пытать будете, да? – весело спросил он.
- Непременно! – Фред сделал страшные глаза. – Как же это, у нас тут целый Мальчик-Который-Выжил, и уже сколько дней не пытан… непорядок!
- А ещё как раз и повод есть! – Джордж пробежался губами по линии подбородка Гарри. – Надо выпытать информацию…
Гарри улыбнулся, подставляя лицо поцелуям, но две минуты спустя близнецы с видимым сожалением оторвались от этого занятия.
- Выкладывай, - мягко попросил Фред.
Гарри не мог всерьёз противостоять близнецам – главным образом потому, что твёрдо знал: они никогда и ничего не сделают ему во вред и не используют против кого-либо полученную от него информацию. Это было, пожалуй, единственным, в чём он был уверен вообще. Фред и Джордж были для него некой константой, точкой отсчёта в хаотичном непредсказуемом мире, незыблемым оплотом любви и заботы и никогда – боли или ненависти.
- Я… хочу сделать руны. Для гадания.
- Как Один?
- Надо сказать, у тебя амбиции, Гарри… а ты уверен, что на индюшачьих костях можно?
- Уверен. Они же были частью живого существа, этого достаточно, - Гарри перевернулся на живот, вытащил из кармана крошечную книгу и заклинанием вернул ей нормальный размер. – Это из Запретной секции… тут говорится, как это делается. Вроде бы, это список с рукописи Мерлина.
- Знаешь, я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь мастерил себе такие, - Фред раскрыл книгу. – Только вот Один, с абрикосовыми косточками, а после него ещё Мерлин. Не помню, с чем. Кажется, тоже абрикосы.
- Ага, тут говорится об этом, - Гарри открыл нужную страницу и с выражением зачитал, пытаясь на ходу адаптировать обороты, слова и конструкции к современному английскому. Получалось так себе.
- «Поелику сделанные верно, руны судьбы силу великую приобретают, одни только с судьбой имеющие разговор накоротке могут вопрошать и ответ получать, прочих же тьма ждёт и бессилье. Особливо избранные пророком и отмеченные силой право имеют требовать знания, ибо темно будущее, и лишь ясность свет может встретить на этом пути, и знаки на челе ли, на других ли частях предвещают ясность, право и силу». Вот, это вступление, оно всё в таком духе. В нём я через пень-колоду понимаю. А там, где конкретно написано, что делать, так там вообще коротко, ясно и прозрачно. Так что я их сделаю.
- Гарри, ты точно – «избранный пророком» и «отмеченный силой»? «Знак на челе», конечно, присутствует… а если с тобой случится «тьма и бессилье»?
Гарри фыркнул. Объяснить толком он не мог, но был уверен, что «тьма» его не ждёт.
- Знак есть – всё пучком, - оптимистично заявил он. – Вы мне поможете? Надо обточить эти кости так, чтобы они были одной формы и размера – по крайней мере, чтобы нельзя было их на глаз различить. И только руками, магии никакой нельзя применять.
Фред присвистнул.
- Это же упариться…
- Ты из нас верёвки вьёшь, - вздохнул Джордж, беря в руки одну косточку. – Надеюсь, их зубами обгрызать не надо?
- Ну можно… хотя лучше всё-таки не надо. Проще взять напильник – я их у Хагрида одолжил, уж не знаю, зачем они ему…
- И ты заметь, - почти возмущённо заявил Фред, принимая напильник из рук Гарри, - он сразу одолжил у Хагрида три напильника, а не один! Знал, что нас припряжет!
Гарри процвёл румянцем. Ну да, знал… не ошибся ведь…
- Коварный слизеринец, что поделаешь… - вздохнул Джордж, критически осматривая косточки. – Какую за образец-то возьмём? А то выйдут они у нас разные… Ничего, братец Дред, он нам потом натурой заплатит за каторжный труд.
- Чьей? – въедливо уточнил Фред.
- Своей.
Гарри покраснел до ушей.
- Зацелуем на фиг, и далее по списку, - невозмутимо продолжал Джордж.
- Тяжка наша доля, - Фред выбрал самую маленькую косточку и положил отдельно. – Будем пилить под вот эту.
Пришедший с обеда Рон застал в спальне очень интересную картину: его братья и Гарри лежали и сидели на полу в разных позах, ржали, как жеребцы, и скребли напильниками по каким-то костям, похожим на птичьи, ссыпая спиленное на старый «Ежедневный Пророк». При этом они выглядели такими спокойными, будто это было самым что ни на есть обычным делом, и все, кому не лень, занимаются этим целыми днями.
- Вы что? Вы это зачем? – Рон от удивления не смог членораздельно составить фразу, но его и так поняли.
Близнецы вопросительно уставились на Гарри, словно спрашивая разрешения рассказать. Гарри ответил сам:
- Новый прикол готовим. Хотя, может, он ещё и не получится…
- А что за прикол?
- Получится – расскажем, - заверил Гарри. – А так… сглазим ещё.
Словечко «сглазить» чистокровным магам, не страдавшим суевериями, было незнакомо, но, впрочем, надёжно заткнуло все нежелательные расспросы со стороны Рона. Гарри не собирался посвящать его в свои секреты – так же, как и кого-либо ещё.

* * *

На третий день с художественным выпиливанием по кости было покончено. Все двадцать пять выглядели совершенно одинаковыми.
- Ну, последователь Одина и Мерлина, что дальше?
- Дальше я сам должен вырезать руны и произнести над ними заклинания, - Гарри вынул острый ножик, заранее приготовленный для этой цели, и уселся на пол по-турецки. – Только я сам, потому что это будут мои руны. Смешивать магию нельзя.
- А почему?
- Плохо будет. Как минимум, будешь долго икать, - икота была единственным, что Гарри сумел разобрать в последствиях смешивания магии нескольких человек сразу. В этой части Мерлин переходил на тот же язык, что и во вступлении, темня нещадно. Но и прочие слова тоже ничего хорошего не обещали.
- А что за заклинания?
- Те самые слова, которые когда-то произнёс Один. Мерлин утверждает, что у него сработали точно такие, как записаны в этой книге, - Гарри любовно похлопал рукой по фолианту под боком. – Плюс закрепление и связка с моей сущностью, как связывали с сущностью хозяев имения чистокровных в древности.
- А наблюдать можно?
- И отобрать у тебя это всё, если что-то случится…
- Лучше не отбирать. Мало ли… А наблюдать можно, - Гарри и сам не знал, что может с ним произойти: Одину пришлось разок умереть, чтобы заполучить себе такие руны, а Мерлин вообще обошёл этот вопрос выразительным молчанием, добавив в самом конце книги, что «на пороге стоял тьмы и бессилья, и в ужасе был великом».
«Начнём. Сколько можно тянуть?». Ну, ответ на этот вопрос зависит от того, насколько тебе страшно… Гарри сделал глубокий вдох и кухонным ножом с силой провёл по кости вниз, образовывая вертикальную чёрту:
- Лёд очень холоден, он прозрачен, как стекло, он сияет на солнце, которое должно долго светить прежде, чем лёд растает… Distinguo me, connecto nos – me et te, fortuna mea… Isa…
Едва Гарри договорил, как его скрутило в узел изнутри – такое, по крайней мере, было ощущение. Он затруднился бы сказать, можно ли назвать это болью… но это лишало воли и превращало в кисель. Это судьба кивала ему в ответ, связывая часть его с индюшачьей косточкой. «Определённо, она и в самом деле чересчур стервозна…»
Три глубокие борозды нарушили гладкость кости, похожие на букву N, но всё же не совсем такие.
- Посланник перемен, неукротимая энергия, сметающая всё в никуда, разрушающая всё вокруг. Град, что приходит с небес и, рассеиваемый ветром, превращается в чистую воду… Distinguo me, connecto nos – me et te, fortuna mea… Halagaz…
Во второй раз это было куда как неприятней – перед глазами заплясали искры, и Гарри сумел не согнуться пополам только потому, что знал – близнецы смотрят и в случае чего не постесняются отобрать у него неготовую руну.
После седьмой руны Гарри начало тошнить – сильно. Неудивительно, его внутренности скрутились столько раз подряд… После четырнадцатой – вырвало. После двадцатой он потерял равновесие и едва сохранил сознание. Фред и Джордж бесчисленное количество раз порывались «отобрать каку», уложить его на постель и напоить укрепляющим и сонным зельями, но Гарри был против категорически, почти истерически. Главным аргументом было то, что нельзя прерывать единожды начатое дело – и близнецы сдавались, сами слишком хорошо знакомые с опасным колдовством. Оба были бледнее самого Гарри.
Двадцать пятую руну, Вейрд, он заговаривал шёпотом, сжимая косточку обеими руками, благо вырезать ничего не надо было – руна Вейрд была пустой:
- Великая пустота, знание непознаваемого, доверие к тому, что будет, другая сторона жизни и смерти… Distinguo me, connecto nos – me et te, fortuna mea… Weird…
Что-то взорвалось внутри Гарри, и в глазах заплясали тёмные искры – как будто глубокую безлунную ночь искрошили на тёрке и покидали Гарри в лицо… Косточка со стуком выкатилась из рук, и Гарри всем телом ощутил мощную волну магии, настоящее цунами, в котором он захлебнулся.
- Гарри! Га-арри!!..


Темно. Пусто. Тепло.
Гарри открывал глаза, открывал и открывал, чувствуя, что этот процесс не уступает по трудоёмкости убийству дракона, выманиванию денег у гоблина и просеиванию сотни-другой фунтов перловки в поисках жемчужины.
Хорошо.
- Джордж, он очнулся! – усталый шёпот. Фред. Фред Уизли.
«Где я? Что опять случилось?». «Сунул ты опять свой нос, куда не просят, и получил по нему – вот что!», - фыркнул внутренний голосок. Гарри принял эту информацию к сведению и попытался рассмотреть что-нибудь в сумерках. Всё расплывалось – кажется, он был без очков.
- Раз очнулся, пусть пьёт, - к губам Гарри прижался холодный край кубка, и в рот полилась понемногу противная вязкая жидкость.
Послышался судорожно задавливаемый зевок.
- Надо Рона разбудить, что ли…
- Пять часов всего спит, пусть пока отдохнёт… это же надолго.
- Он нас слышит?
- Раз очнулся, значит, слышит. Только ответить пока не может.
- Тогда я ему сонное дам – нечего зря силы тратить…
Другая жидкость приятной мятной прохладой прошлась по языку, и веки Гарри неудержимо потянуло друг к другу – верхние к нижним.

Следующее пробуждение случилось днём. На этот раз возле кровати сидел Рон.
- Привет, - почти шёпотом сказал Гарри.
Рон встрепенулся и, судя по звуку, уронил с колен книгу.
- Гарри? Проснулся? Как ты?
- Нормально, - осторожно сказал Гарри, смутно чувствуя, что все необходимые части тела на месте. «Даже те, которыми я редко пользуюсь… голова, например». – А что со мной?
- Ты разве не помнишь? Ты делал те руны…
- Руны помню. А почему я лежу, и сил никаких нет?
- Руны взяли у тебя много силы, чтобы связать тебя с ними. Так Снейп сказал. У того скандинавского бога силы было больше, чем у тебя, а Мерлин был тренированней, поэтому им не пришлось так плохо. А ещё он сказал про тебя много плохого, я уж не буду пересказывать, хотя хочется, и велел сразу проверить, можешь ли ты колдовать. Потому что если не можешь, значит, ты не этот… как его… избранный, помеченный, как там ещё… и за наглость – это Снейп так выразился – тебя настигло бессилье.
- А где моя палочка?
- Не знаю…
- А как я тогда проверю?.. Ну ладно…
Гарри с усилием развернул правую руку на кровати ладонью вверх и вспомнил, что делал, чтобы на ладони вспыхнул огонёк. Привычное не жгущее пламя преданно лизало кожу, как соскучившийся щенок.
- Получилось, - полуутвердительно-полувопросительно сказал Гарри.
- Получилось! – радостно подтвердил Рон. – Гарри, ты – Избранный!
«Вот только этого мне не хватало для полного счастья… для абсолютного экстаза и кайфа неземного, так сказать».
Рон ни словом не упомянул то, что Гарри нагло соврал ему – мол, мы тут прикол делаем (хороши приколы!), потом расскажу... Но Гарри всё равно было стыдно. Очень.
- Рон, я…
- Что?
- Извини, я тебе наврал про то, что это прикол…
- Ш-ш, - Рон приложил палец к губам Гарри. – Тебе нельзя волноваться. Всё нормально. Тебе, кстати, пора зелье пить.
И это обидчивый, вспыльчивый Рон? «Что-то крупное сдохло в Датском королевстве… ой, кажется, я что-то не то подумал…».

Позже вечером его навестили соные близнецы – от неотрывного сидения с Гарри у них сбился весь режим, потому что они шли спать только тогда, когда веки слипались даже после холодного душа. Фред сидел на стуле у кровати – раньше этого стула в гриффиндорской башне не было, и его явно принесли туда специально – а Джордж пристроился на подоконнике, свесив одну ногу.
- Фред, Джордж… так что со мной случилось-то?
- Ты отрубился и вообще сделался подозрительно похож на труп, весь засветился чем-то зелёным таким… Мы в панику ударились, оттащили тебя в кровать, полог задёрнули – тут Дамблдор явился.
- Улыбнулся так по-доброму и спрашивает: «Мальчики мои, не известно ли вам, случайно, что-нибудь о весьма сильном колдовстве, произошедшем тут минуты три назад?». Мы ему: «Даже специально ничего не знаем, сэр». Кажется, он не поверил…
- …но, по крайней мере, ушёл. Не доверяем мы ему после сентября. Не прошло двух минут, Снейп является – и похоже, что по собственной инициативе.
- «Что, - спрашивает без предисловий, - с Поттером? И не врите, что его здесь нет». Мы молчим. «Можете молчать, - заявляет Снейп, - но дайте угадаю: Поттер решил погнаться за лаврами Мерлина. А это, знаете ли, чревато для малолетних идиотов. И пока вы мнетесь, он может умереть».
- Тут мы решили, что чёрт с ним со всем, главное, чтобы с тобой всё было хорошо. Полог отдёрнули, рассказали Снейпу о рунах, а ты весь бледный, как скатерть в Большом зале, и дышишь через раз…
- Снейп обругал тебя по-всякому – даже у нас уши в трубочку свернулись, это что-то да значит, а? – и понадоставал из карманов зелий. Мы думали, ты лопнешь от такого количества.
- А потом Снейп сказал, что с тобой должен кто-нибудь сидеть, и если ты вдруг задёргаешься, станешь дышать медленней или очнёшься, поить тебя зельями, список выдал – в каком случае что, – батарею флаконов… ну, к мадам Помфри мы тебя тащить отказались, и втроём с Роном сидели тут, менялись, следили, как ты дышишь.
- А долго я так пролежал? – осторожно уточнил Гарри.
- Завтра первый день второго семестра.
Гарри прикусил язык.
- Я… я…
- Ты просто очертя голову ринулся в новое приключение, и кто мы такие, чтобы осуждать?
Гарри словно током тряхнуло. Не бывает таких людей на свете. Должно быть, на самом деле он всё ещё в своём чулане, и ему снится, что есть люди, которым он дорог настолько, что они простят ему каникулы, проведённые у его постели, дикую безответственность и то, что он заставил их волноваться. Беспокиться. Бояться. За него. Не бывает на свете таких добрых и понимающих… это слишком хорошо, чтобы быть правдой или продолжаться больше двух минут. «Если бы не Фред с Джорджем, меня бы уже тут не было – или убили бы, или сам себя убил бы». Ему хотелось проснуться поскорее – потому что чем больше он будет видеть этот сон, тем сильнее будет разочарование, когда он откроет глаза от надсадного вопля тёти Петунии: «Немедленно вставай и иди готовить завтрак, несносный мальчишка!!».
- В конце концов, знать своё будущее все имеют право. Особенно Избранные, - ехидно добавил Фред.
Гарри вспыхнул и прикусил губу; он бы сжался на кровати в комочек, если бы у него были на это силы.
- Нет, серьёзно, ты Избранный, - Джордж укоризненно покосился на Фреда. – Не знаю, каким пророчеством, но это всё равно. Главное, это помогло тебе выжить.
- Теперь ты задерёшь нос, будешь везде трясти этими индюшачьими косточками, пророчествовать, как Трелони, прижмёшь всех слизеринцев к ногтю, придавишь Сам-Знаешь-Кого тапком, как таракана… - перечислял Фред с широкой ухмылкой.
- Фред!!!! – возмутился Гарри, не выдержав.
- Молчу-молчу, - Фред, обезоруживающе улыбаясь, поднял руки. В ярких синих глазах танцевали джигу озорные искорки. – Вот теперь ты на себя похож, а то лежал, губы кусал…
Гарри молча швырнул во Фреда подушку – и откуда только силы взялись?
Фред, смеясь, поймал, и они с Джорджем уложили разбушевавшегося Гарри обратно на постель.
- Вот, кстати, твои руны. Мы собрали и сложили в мешочек, - Фред положил рядом с правой рукой Гарри что-то из тонкой ткани; сквозь ткань чувствовалась твёрдая гладкость косточек. – Раз уж ты столько сил на них убил…
- Отдыхай, - два нежных поцелуя в губы. – Тебе надо будет ещё перебраться вечером в подземелья, а в слизеринском гадючнике тем более не стоит демонстрировать слабость, правда?
- Отдыхай. Мы тебя любим.
Они тихо прикрыли за собой дверь, а Гарри глядел в потолок и улыбался, как идиот.

 Отправлено: 02.09.08 16:28. Заголовок: Глава 9. - Это испы..

Глава 9.

- Это испытание ты выдержал вполне
удовлетворительно… почти хорошо.
Сергей Лукьяненко, Ник Перумов, «Не время для драконов».

Больше всего во всей истории Гарри удивляла реакция Снейпа, равно как и его неожиданная осведомлённость о магических действах, которые происходят в гриффиндорской башне. Как на первом курсе, тот спасал его, явно и очевидно при этом ненавидя настолько, насколько взрослый может ненавидеть ребёнка. Какого чёрта он вообще туда пришёл? И если Дамблдора, вдумавшись, ещё можно было понять (хотя самое умное, что приходило Гарри в голову по этому поводу, заключало в себе гениальную догадку о том, что зачем-то он Дамблдору ещё будет нужен; Гарри злился, но ни о чём больше додуматься не мог), то насчёт Снейпа… ни единой мысли.
Начался семестр, и Гарри, преодолевая всё ещё периодически появляющиеся слабость и дурноту, ходил на занятия, накладывал защитные заклятия на полог на ночь и не смотрел в глаза Ремусу – какому-то поблёкшему, помятому и побитому жизнью. Впрочем, Гарри подозревал, что и сам выглядит не как на подиум.
Флинт, игнорируя болезненное состояние Гарри, проводил тренировки почти каждый божий день, и вся слизеринская команда по квиддичу дружно стонала – за исключением Гарри, который отмалчивался, но тоже превращался после трёх часов над полем в покрытую поверх мантии толстым слоем снега ледышку, даже не чувствовавшую в руке пойманный снитч. Он едва не падал с Молнии каждый раз, но никогда не жаловался, и порой ему казалось, что таким своеобразным способом Флинт проверяет его на прочность. Хотя, скорее всего, Флинт просто жаждал получить квиддичный кубок на своём последнем году в Хогвартсе, потому что вся остальная команда непрерывно бегала к мадам Помфри за зельями от простуды, и только Гарри третий год подряд миновала эта всеобщая зимняя участь – подобная «проверка» причиняла ему куда меньше неприятностей, чем остальным. Он не знал, почему, но его устраивал собственный необъяснимый иммунитет – ему и без кашля и заложенного носа хватало проблем.
Вернувшиеся с каникул Малфой и Забини ходили с такими самодовольными лицами, что Гарри проверял всё по три раза, каждую свою вещь, ковёр в спальне, воздух в спальне, свою сумку по окончании уроков, парту и стул перед тем, как сесть – но всё было безопасно, либо же он просто ничего не мог найти. Это беспокоило его, но не сильно – он устал беспокоиться, и спустя несколько напряжённых дней прекратил вести себя, как параноик, хоть и знал, что для него это почти единственный шанс дожить до вручения аттестата.
Вполне возможно было, что их самодовольство никак не было связано со «шрамоголовым»; но что-то подсказывало Гарри, что вряд ли они так радуются двадцати баллам от профессора Спраут, полученным в первый день семестра или рождественским подаркам.
Однажды вечером Гарри решил погадать на рунах. Он не прикасался к вручную отшлифованным индюшачьим косточкам с того самого дня, когда заговаривал их, хотя всегда носил с собой тёмно-синий мешочек, трансфигурированный Фредом из старого носового платка.
Он сел на кровати по-турецки, предварительно понакладывав заклятий на полог и тумбочку, и, прикрыв глаза, сформулировал про себя вопрос. «Относится ли ко мне самодовольство Малфоя и Забини, и если да, что мне делать?».
Одна из косточек была тёплой на оцупь, остальные же жгли руку холодом. Когда пальцы онемели от копания почти что во льду, Гарри сдался и вытащил тёплую. «Теперь хоть знаю, как гадать по ним. А то Мерлин, как делать, написал, а как пользоваться – нет… наверно, думал, все, кто попробует сделать, тут же на месте и скончаются, к чему утруждаться?»
Eihwaz. Руна трансформации. Руна смерти. Означает смену самой ситуации, причем радикальную смену. «Плюс» может поменяться на «минус» (смерть), и наоборот. «Цветущее царство в одно мгновение может быть разрушено. Пустота и запустенье. Пронесшийся смерч. Эйхваз – это и есть этот смерч. А на мрачном пепелище вдруг появляются ростки новой жизни. Это новая жизнь, щедро одаренная энергией Эйхваз, превращает ужасное место в благоухающий луг. Смерть и новое появление», - мысленно цитировал себе Гарри рунический словарь.
Гарри не устраивала смена ситуации, тем паче обеспеченная Малфоем и Забини, но особого выбора руна ему не предоставляла. Она недвусмысленно говорила о том, что, как бы он ни поступил, «смерть и новое появление» ему обеспечены. «Цветущего царства» в его жизни было немного, и Гарри оставалось только надеяться, что затея этих двух паршивцев, придумавших, должно быть, что-нибудь беспроигрышное (бр-р…), никак не отразится на близнецах. Никоим образом. Совсем.
Глупая эта привычка – надеяться… ни разу не помогла ещё.
Одни неприятности от этих рун – то чуть не погиб, то всякие гадости предвещают, настроение портят… Гарри затянул горловину мешочка и положил его под подушку.

Самым интригующим фактором во всём окружающем Гарри мире оставался Снейп. Гарри, кидая на уроках один за другим ингредиенты в котёл, искоса, из-под падающей на глаза чёлки наблюдал за вечно мрачным и язвительным профессором. Снейп был этакой вещью в себе, если можно так сказать о человеке. Он ни на йоту не изменил своего отношения к Гарри и ни разу не помянул «малолетних идиотов, лезущих в высшую магию, не зная броду» (некоторые перлы Гарри позже всё-таки пересказали близнецы и Рон) – как будто и вовсе ничего не было. Проблема заключалась в том, что оно всё-таки было.
Прошло полмесяца, когда Гарри решился пойти к Снейпу и выяснить, почему его спасли сейчас и, если уж на то пошло, почему спасали на первом курсе, когда Квиррелл скидывал его с метлы. Просто прийти и прямо спросить в лоб; ответить, конечно, вряд ли ответит, но можно хотя бы пронаблюдать за реакцией.
Просто так сунуться Гарри не решился, памятуя о том, что в кабинете профессора Снейпа можно застать самых разных личностей за самыми разными занятиями, и вооружился на всякий случай мантией-невидимкой. Вечером, за два часа до отбоя, он шёл по коридору к кабинету своего декана, но когда он уже был готов взяться за ручку двери, его опередил Малфой, вихрем промчавшийся в паре сантиметров. Парфюмом от него разило, как будто он в нём искупался – и не тем, что был в начале сентября – мужским, который был нестерпимо не к месту для тринадцатилетнего мальчишки, а совсем другим: нежным, цветочным, больше подошедшим бы девушке. Но он, надо сказать, и Малфою был к лицу. Как это ни странно…
Дверь открылась Малфою, пробормотавшему на одном дыхании пароль, и заинтригованный Гарри успел скользнуть следом, придерживая мантию.
- Успел… - облегчённо сказал Малфой и скинул с плеч широкую мантию.
У Гарри отвисла челюсть; ещё немного, и она выдала бы его громким стуком об пол, но до этого, к счастью, не дошло. Под мантией на Малфое было… лучше бы ничего не было, право слово, чем вот это вот… струящееся зелёное платье, с рукавами-фонариками, отороченное по подолу и краям рукавов серебристыми кружевами. Тонкую талию перехватывал широкий серебристый же пояс, затянутый небрежным узлом, лиф облегал грудь, которая, как ей, собственно, и было положено, не выпирала, но была по-девичьи узкой. Юбка складками вилась вокруг стройных ног. Малфой стянул ботинки и аккуратно спрятал их вместе с мантией, в которой сюда пришёл, под стол – так, чтобы не было видно. Потом прошёлся по кабинету, явно стараясь имитировать походку девочки – Гарри, забившись в угол у шкафа с какими-то книгами и тетрадями, умирал от смеха, заткнув себе рот рукавом рубашки. Пару раз споткнувшись, Малфой выругался и пробормотал:
- Как они в этом ходят?! Ну и Лорд с ними, всё равно я не на подиум это надевал… а Блейза я сам убью!
При чём тут Забини, Гарри не понял, и был бы не прочь послушать поподробнее, но Малфой прекратил ругаться вслух (хотя никто не гарантировал, что не продолжил в уме) и взялся за палочку. Заклинания он произносил шёпотом, и Гарри даже не был разочарован тем, что не удалось взять их на заметку – вряд ли он когда-нибудь решит их использовать. От одного прямые волосы Малфоя начали крупно виться, от другого лицо как-то неуловимо изменилось, и только очень внимательно приглядевшись, Гарри понял, что это влияние косметики. Блондин («или теперь лучше «блондинка»?!!») очертил палочкой в воздухе большой прямоугольник, и в воздухе зависло подобие зеркала. Малфой уставился на себя и с отвращением сплюнул на пол; спохватившись, убрал плевок очищающим заклинанием.
- ********! Он мне за это заплатит… выгляжу, как распоследняя шлюха… пари на желание, ***…
Зеркало исчезло. Ещё один взмах палочки, и по углам комнаты появились свечи с тяжёлым запахом; одна из них едва не подпалила драгоценную мантию-невидимку, и Гарри поспешно поменял, молясь про себя, чтобы Малфою не пришло в голову поджечь ещё что-нибудь.
Малфой оглядел устроенное безобразие, недобро ухмыльнулся и сел на стол, придерживая юбку руками, чтобы не спотыкаться. «Очень милая девочка вышла. Дракония Малфой, ха… хотя нет, не звучит. Надо будет другую вариацию придумать».
Послышались шаги, и открылась та дверь, которая, как Гарри уже знал, вела в личные комнаты декана Слизерина.
- Драко, о чём ты хотел со мной погово… рить…
«Ну да, я бы на его месте тоже дар речи потерял».
Малфой поднял голову и лучисто, нежно улыбнулся остолбеневшему Снейпу. Кто бы мог подумать, глядя на блондина сейчас, что минуту назад это воздушное андрогиноподобное создание материлось, как портовый грузчик, и ухмылялось так, что хотелось от этой ухмылки бежать на все четыре стороны, роняя тапки.
- Я ждал тебя, Сев… правда, я красивый сегодня?
Гарри согнулся пополам, кусая руки до крови, чтобы не смеяться в голос.
- Драко… ты что? Что с тобой? – потрясённо прошептал Снейп.
Свечи заливали комнату вязким, странно знакомым запахом, и Гарри внезапно резко расхотелось смеяться.
- Я просто ждал тебя, - Малфой соскользнул со стола и подошёл вплотную к Снейпу – подол платья летел следом, словно едва успевая за блондином. – Я соскучился, Сев…
- Ты сумасшедший, Драко… - кажется, Снейп собирался что-то ещё сказать, не менее правдивое и справедливое, но Малфой предусмотрительно заткнул ему рот ладонью, продолжая улыбаться так безмятежно, будто цветочки на летнем лугу собирал.
- Вовсе нет, Сев… я так скучал по тебе… mon papa даже не сказал ничего, когда застал нас тогда, в августе. Зря ты так быстро уехал. Правда-правда, он только усмехнулся, когда узнал, что ты уехал, и стал дальше заниматься своими бумагами.
- Ты не знаешь, Драко… - не выдержал Снейп, за запястье отдирая от своего лица цепкую тонкую руку.
- Не знаю чего? – руки Малфоя легли на скулы Снейпа, большие пальцы погладили напряжённое лицо. – Я уверен, что mon papa и тебе ничего не сказал, ему всё равно, он нас понимает… тогда в чём дело, Сев? Я ведь тебе нравлюсь…
Малфой перешёл к концу своего проникновенного монолога почти на шёпот. Гарри осторожно глубоко вдохнул и выдохнул, надеясь обрести заново вдруг утерянное душевное равновесие; сладкий, густой запах свечей, который можно было ножом резать (вот только не время сегодня для ножей…), проник в его лёгкие и пропитал каждую клеточку. Гарри прислонился к стене – голова закружилась, кровь бешено забилась в висках.
- Сев… - Малфой, не отводя взгляда от лица Снейпа («разновидность гипноза?»), прижался к нему всем телом, обвил руками, как будто спасался на дереве от злой собаки, и Снейп был этим самым деревом. – Я хочу тебя, Сев… я ведь уже не мальчик, Сев…
Снейп стоял неподвижно, явно не решаясь выбрать линию поведения.
Малфой отстранился и медленно, неспешно развязал узел пояса. Серебристая змейка ткани скользнула на пол, и Гарри на миг померещилось, что это завитая светлая прядка малфоевских волос – цвета, какого в природе не бывает. Не должно быть.
Платье разлетелось вокруг тела, как перед этим разлеталась одна только юбка. Малфой быстро пробежался пальцами по лифу и умело, по-змеиному тягуче передёрнул плечами – платье упало на пол изумрудно-серебряным ворохом, скомканным, спущенным слизеринским флагом. Малфой переступил через него, оставшись без единой нитки на теле.
Во рту у Гарри пересохло. Возбуждение накатило «Хогвартс-экспрессом», сминая последний разум. Гарри торопливо сполз по стенке на пол и накрыл ладонью огонёк свечи.
Слёзы непроизвольно брызнули из глаз, зато возбуждение отступило, как отрезали. Гарри выдернул руку из пламени и осторожно подул на стремительно вспухающую волдырями кожу. Запах свечей, в которые, вне всякого сомнения, был добавлен сильный афродизиак («видимо, чтоб Снейп не опомнился и не вытолкал Малфоя взашей вместе с платьем и кудрями»), продолжал проникать в Гарри, но больше не действовал. «Какая полезная штука огонь…».
У Снейпа такого безотказного средства не было, и он сдался. Тело Малфоя сияло снежной белизной, было гладким и хрупким, как жемчужина… «неплохо он подготовился к сегодняшнему вечеру…».
Учитальская мантия была снята, и пальцы Малфоя расстёгивали пуговицы рубашки Снейпа – одну за другой, бережно, старательно. Ладонь Снейпа зарылась в платиновых прядях на затылке, и Малфой, слегка повернув голову, поцеловал выступающие венки на запястье своего декана.
Дальше поцелуи доставались открывающимся участкам кожи; дойдя до пояса, Малфой встал на колени и продолжил раздевать Снейпа. Пуговица. Молния. Бельё. Малфой почти задумчиво обхватил губами головку гордо стоящего члена, и Снейп, глухо застонав, схватился обеими руками за стол позади себя. Гарри в своём углу откровенно тосковал, прикидывая, как бы смыться и заняться домашним заданием по Чарам; ясно ведь, что сегодня конструктивного разговора со Снейпом не получится – да и неконструктивного тоже. Сегодня он не разговорами занят…
К своему ужасу, спустя десять минут Гарри понял, что снова возбуждается – и свечи тут вовсе ни при чём; виноват был Снейп, со стоном опрокинувший Малфоя на пол, на комок платья, широко раздвинувший ноги блондина и введший сразу два пальца в узкое отверстие.
- Да… да, Сев… - Малфой, обезумев, метался по полу, яростно насаживался на пальцы Снейпа; зельевар, склонившись над тонким телом, беспорядочно целовал его – плечи, грудь, живот, бёдра… - Пожалуйста, пожалуйста, Сев…
- Что? Чего ты хочешь? – Снейп, криво усмехнувшись, добавил ещё один палец. Малфой двинул бёдрами вперёд, впуская в себя пальцы целиком, и у Снейпа явственно перехватило дыхание.
- Трахни меня… - на четвёртом пальце глаза Малфоя закатились и подёрнулись бессмысленной дымкой, скрывшей последние проблески разума в озёрах серебра. Теперь ничто не могло помешать их эстетическому совершенству – ни злорадство, ни ярость, ни презрение… - Пожалуйста, трахни меня…
Блондин принял в себя член Снейпа с тихим вздохом, обвивая ногами талию зельевара. Гарри, закусив губу, на которой уже было три шрама с прежних времён, опустил руку на выпуклость в своих брюках и закрыл глаза – ему не обязательно было смотреть, чтобы знать, что происходит в комнате. Несколько быстрых движений – и Гарри, прорвав зубами один из старых шрамов, залил себе руку горячим семенем.
- Сильнее… да… да… сильнее… пожалуйста, да, да, Сев, сильнее… - бессвязное бормотание Малфоя переплеталось с редкими стонами Снейпа и характерными звуками соприкосновения плоти с плотью – Снейп вколачивался в Малфоя безжалостно; хотя Малфою, кажется, было всё ещё мало.
Два финальных стона слились в один. Гарри, машинально слизывая заливавшую губу кровь, потихоньку продвигался к двери, делая по шагу в десять секунд и стараясь держаться подальше от двух сплетённых тел посередине комнаты.
- Драко, ты всё равно сумасшедший… это платье… зачем оно?
- Тебе не понравилось?
- Знаешь… понравилось. Но несколько, согласись, неожиданно…
Тихий смешок.
- Зато я добился своего, - самодовольно. – Ты не успел от меня скрыться.
- По крайней мере, я успешно бегал весь первый семестр…
Гарри остановился у двери, озадаченный: как уйти, если она закрыта? Конечно, она ему откроется, но ведь будет заметно…
Решение пришло на ум внезапно, как удар топором; оглушенный осознанием собственной тупости Гарри потерял равновесие и стукнулся головой об стену.
- Что зто? – Снейп мгновенно встрепенулся и приподнялся на локтях.
Проклиная всё на свете, Гарри нашарил на груди портключ и сжал его. Каким остолопом надо быть, чтобы попросту забыть о нём!!
«Вот таким вот, дементора за ногу, как я».

* * *

Приближался матч с Рэйвенкло, и в самое утро этого матча Дамблдор жизнерадостно заверил всех за завтраком, что дементоры не посмеют явиться на поле. Гарри смертельно, до зуда в пальцах захотелось швырнуть в директора тарелкой овсянки, и сдержаться ему помогло только успокаиваюшее шипение Кровавого Барона:
- Не стоит так волноваться, Гарри, ничего не произошло… волноваться будете, если дементоры всё же осмелятся явиться на матч. А сейчас-то что?
- Они все пялятся, - процедил Гарри сквозь зубы и залпом выпил полкубка сока. – Стоило ему сказать про дементоров, как каждый чёртов придурок покосился в мою сторону!!
- Таковы отличительные особенности чёртовых придурков, - примиряюще заметил призрак. – Всё, что от Вас требуется – поймать снитч как можно быстрее. И Вы будете избавлены от неуместных взглядов.
- Вам легко говорить… - пробормотал Гарри и взял тост.
- Отчего же Вы так думаете? – слегка оскорбился Барон. – Чтобы говорить, призракам приходится прилагать на порядок больше усилий, чем людям. Так что это нельзя назвать лёгким делом…
Гарри мрачно посмотрел на Барона. Соблазн посоветовать «не строить дурочку» был очень велик.
- И вечно Вы делаете вид, что не поняли, когда я говорю что-нибудь более содержательное, чем «Здравствуйте», - буркнул Гарри.
Барон засмеялся; Гарри уже привык к его хриплому смеху, больше похожему на карканье.
- Вы до сих пор так импульсивны, Гарри… Ваш огонь – это нечто уникальное.
- Какой огонь? – на ум Гарри сразу пришёл его фирменный способ борьбы с действием афродизиаков, но к чему это было тут?
- Ваш огонь, - доброжелательно ответствовал Барон, не прибавив ясности ни на гран. – Вы до сих пор тянетесь за Гриффиндором, как я погляжу?
Гарри хотел было оскорбиться, но передумал. А толку-то?
- Я бы так это не назвал, - Гарри пожал плечами. – Скорее, я уже вообще ни к кому не тянусь. Мне бы выжить, а с факультетскими симпатиями разберёмся попозже.
- Стало быть, те два красивых и совершенно одинаковых рыжих юноши, что машут Вам руками из-за гриффиндорского стола, ни в коей мере не отражают Ваши факультетские симпатии? – Барон довольно осклабился.
Гарри нашёл взглядом Фреда и Джорджа и помахал им в ответ обеими руками. На душе стало разом теплее.
- Факультет здесь ни при чём, - возразил Гарри упрямо. – Фред и Джордж – это Фред и Джордж, вне зависимости от факультета… как бы Вам так объяснить, чтобы Вы поняли…
- Мне кажется, я понимаю, - задумчиво сказал Кровавый барон. – Берегите их, Гарри.
Гарри уронил недоеденный тост на тарелку.
- Вы что-то знаете? Что-то затевается против них? В чём дело?
- Я не всезнающ, Гарри, - попенял Кровавый барон, и Гарри вновь возмечталось, как когда-то ещё на первом курсе, проверить, не подействует ли на призрака Ступефай, посланный с особым старанием. – Я всего лишь говорю, что думаю.
- И о чём же Вы думали, когда говорили мне, чтобы я берёг их?
- Я думал о том, что ничто не вечно… - картинно вздохнул Кровавый барон. – Однако же, завтрак уже заканчивается. Скоро матч – Вам следует поторопиться, Гарри.
Гарри смотрел вслед неспешно уплывающему из Зала призраку, и понимал, что никогда и никого он так не хотел убить. Вот только если бы эта напустившая тумана прозрачная сволочь не была уже мёртва… эх…

Мадам Хуч толкала свою обычную речь, а у Гарри все мысли были не об игре. Он едва успел опомниться и взлететь вместе со всеми; Флинт проводил его очень долгим взглядом, не обещавшим ничего хорошего. «Где там этот дурацкий снитч?». Гарри разогнался на метле, поднимаясь всё выше и выше, ветер шумел в ушах, заглушая комментарий Ли Джордана. Хотя погода в общем и целом была куда как лучше, чем в день матча с Хаффлпаффом – солнце снисходительно высвечивало с бледно-голубого неба и срывало с сияющего снега солнечные зайчики, кидая их в глаза игрокам. Гарри щурился, без труда отличая обычных зайчиков от бликов снитча. Последних пока не наблюдалось. Ловец Рэйвенкло, Чжоу Чанг, висела у Гарри на хвосте – ну, насколько ей это удавалось с её Кометой-260 против Молнии. Гарри с лёгкостью отрывался и делал обманные финты, заставляя Чанг опрометью кидаться следом, думая, что он видит снитч, а потом с трудом выходить из пике. Гарри нравилась эта игра; если и было такое пространство, где он ощущал себя, как дома, так это был воздух. «Хорошо птицам… и драконам… и самым распоследним божьим коровкам».
Команда Рэйвенкло забила трижды; команда Слизерина пять раз. Гарри знал, что это такой результат, за который слизеринским загонщикам не поздоровится – Флинт муштровал их в расчёте на то, что ни один мяч не влетит в руки вражеского вратаря; а заодно достанется и вратарю змеиного факультета – за то, что зевает. О, ещё один раз зевнул… Рэйвенкло, явно помня о вопиющей разнице в ловцах, со всей очевидностью пытался нагнать сто пятьдесят баллов до того, как Гарри схватит снитч.
Золотая вспышка мелькнула у колец Слизерина, и Гарри без раздумий ринулся туда, но спустя несколько метров круто затормозил прежде, чем успел сообразить, что именно заставило его остановиться – неожиданно возникшая перед самым носом Чжоу Чанг. Их лица были в паре сантиметров друг от друга, и Гарри увидел, как злорадно она ухмыляется.
Холодный ветер закружил Гарри, отбирая силы.
- Не время быть джентльменом, Поттер!! – Флинт был в бешенстве. – СКИНЬ ЕЁ С МЕТЛЫ, НО ПОЙМАЙ СНИТЧ!!!
- Нарваться хочешь, Чанг? – Гарри взглянул ей в глаза – эта её ухмылка бесила его, равно как и манера не искать снитч самой, а хвостом таскаться за более удачливым соперником. – Я скину, мне терять нечего. – Вот только о разборке с Флинтом из-за какой-то дуры ему мечталось, как же…
Холодный ветер леденел, и Гарри, на секунду отвлёкшись, рассеянно удивился тому, что ветер дует, дует, а снежное покрывало на поле как было ровным и спокойным, так и остаётся.
- Не хами старшим, Поттер, - зло ответила Чанг, сузив глаза до щелочек. – Ты уже нарвался сам.
- Что? – Гарри удивлённо приподнял брови. Кажется, до этой ссоры в воздухе они с Чанг ни разу не пересекались. Когда бы он успел нарваться? – Ты какого-нибудь нового допинга не принимала перед матчем?
Снитч исчез куда-то… придётся высматривать заново.
- Что? – настал черёд Чанг удивляться.
- Понятно, - ехидно протянул Гарри, - чистокровная. Либо просто ничем, кроме тряпок не интересуешься. Как тебе больше нравится?
Губы плохо слушались, но Гарри заставлял их ухмыляться.
- Ты считаешь себя самым крутым, самым умным, да? – было видно, что Чанг высказывала наболевшее. – Год за годом выживаешь, медали с призами зарабатываешь, сразу два парня на руках тебя носят… Мальчик-Который-Всех-Бесит!
- А может, Мальчик-Которому-Кое-Кто-Завидует? – предположил Гарри и задохнулся – белый туман застлал глаза.
- Какая жалость, что ты сегодня проиграешь, Мальчик-Который-Боится-Дементоров… - насмешливый голос Чанг терялся в тумане, утихал, отзывался эхом.
Гарри опустил голову и увидел на земле большую коробку, а рядом – высокую чёрную фигуру в плаще, и холод от этой фигуры разливался куда больший, чем от всей зимы вокруг разом.
Дамблдора нет на матче.
Падать нельзя.
Упускать снитч нельзя.
Умирать… не хочется.
Гарри стиснул пальцами палочку, неизвестно, когда и как вытащенную, и вспомнил тот единственный момент в своей жизни, когда чувствовал себя бессмертным – взрыв изнутри, сильные ладони под бёдрами, мерцающее, почти пугающее золото глаз, стон, от которого перехватывает дыхание и в предвкушении ёкает под ложечкой, а потом волны, безбрежное море, ревущее цунами наслаждения, когда кажется – всё могу, всё, совсем всё…
- Expecto Patronum! – что-то огромное, серебристое, сверкающее вылетело из его палочки, ходившей ходуном в напряжённой руке, и ушло вниз, к дементору, разогнав по дороге, разодрав в клочья ненавистный туман.
Снитч мелькнул в метре над головой пристально наблюдающей за Гарри Чанг, и Гарри рванул за мячиком, мстительно проехавшись подошвами ботинок по голове рэйвенкловского ловца – всего лишь попортить причёску, к тому же так удобно пролететь именно таким образом…
Золотой мячик возмущённо бил крылышками, крепко зажатый в руке Гарри, и только тогда он позволил себе расслабиться настолько, чтобы посмотреть вниз. Он как раз уловил тот момент, когда серебристое животное, похожее издали не то на оленя, не то на лося, медленно растворяется в воздухе. Потому что дементора больше нет.
Гарри приземлился; его слегка шатало. Флинт оказался рядом:
- Молодец, Поттер. Кто научил тебя Патронусу?
Трибуны ревели – то ли одобрительно, то ли с ненавистью; Гарри не мог различить, да и ему не казалось, что здесь есть какая-то существенная разница. Во рту держался стойкий кислый привкус, и Гарри поймал себя на том, что неплохо было бы заесть его шоколадкой.
- Какая тебе разница, Флинт? Главное, я выучил его. И поймал снитч. Что-нибудь ещё тебя интересует?
- Пожалуй, ничего, - хмыкнул Флинт.
- Патронус был, что надо, – знакомый мягкий голос прошил Гарри иголочками от макушки до пяток. Первая реплика с того дня в конце декабря… - Вот, возьми.
Профессор Люпин стоял за левым плечом Гарри и серьёзно смотрел на него. Ремус был бледен – куда бледнее обычного. Гарри взял предложенную шоколадку и машинально сунул в карман.
- Это Ваша заслуга, - отозвался Гарри, не преувеличив ни на йоту. Вот интересно, что будет, если рассказать, что за воспоминание помогло ему наконец создать настоящего Патронуса? – Спасибо Вам, профессор.
- Ну что ты, Гарри… сам я в тринадцать лет не был способен даже на подобие Патронуса.
- Возможно, у Вас просто не было достаточно счастливых воспоминаний? – Гарри запрокинул голову и посмотрел Ремусу прямо в глаза.
- Всё куда как проще, Гарри, – Люпин улыбнулся. – На третьем курсе я не имел никакого понятия о заклинании Патронуса.
- Я бы тоже не имел, если бы не Вы, - Гарри безотчётно потянулся и взял Ремуса за руку. Соприкосновение прошило обоих электрическим током, но Гарри только крепче сжал пальцы.
- Спасибо, - Гарри очень хотелось сказать «Ремус», но он не решался – в конце концов, не наедине же…
Профессор неловко кашлянул и поменял тему:
- Кстати, это был не настоящий дементор. Кто-то нашёл боггарта, заранее настроил на тебя – это симпатическая магия высшего порядка – и уже в форме дементора пронёс на поле, как-то свернув пространство вокруг коробки. Не всякий семикурсник так сможет.
- Не сомневаюсь, виноватого найдут, - Гарри было фиолетово до того, кто ему так удружил – тем более что «разрушения цветущего царства», кажется, не произошло, и все настоящие ягодки ждут его впереди.
Это, надо сказать, не утешало.
- Ты… пойдёшь праздновать со своей командой победу? – Ремус, очевидно, пытался разрушить повисшую неловкость, но ему это не удалось.
- Это не моя команда, - буркнул Гарри, оглянувшись через плечо на уходящих с поля стройной цепочкой слизеринцев. – Это просто люди, с которыми я рядом летаю.
Кажется, Ремус принял эту реплику за некое проявление мании величия, но сил разубеждать его у Гарри не было.
- Они мне совершенно чужие, - Гарри устало откинул с лица волосы. - Я пойду… в душ хочется.
Уходил Гарри медленно, волоча Молнию за собой по глубокому снегу. Никто не запрещал ему просто долететь до сарая для мётел или прямиком до раздевалки, но на душе было паршиво, и хотелось сосредоточиться на насущной проблеме выдёргивания ног из сугробов, а не на чём-нибудь другом.
И стало ещё паршивей, когда Гарри, пройдя сквозь слизеринскую гостиную, заметил всё тот же непреходящий отпечаток самодовольства на лицах Малфоя и Забини. Что же они такое задумали, что их даже не расстроила упущенная возможность избавиться от Гарри чужими руками, будучи совершенно к оному избавлению непричастными?
Гарри совсем не хотел этого знать. Многие знания, знаете ли - многие печали

 Отправлено: 02.09.08 16:28. Заголовок: Глава 10. Если кака..

Глава 10.

Если какая-нибудь неприятность может случиться, она случается.
Закон Мёрфи.

Первым уроком в этот промозглый пасмурный день были Зелья, и Снейп свирепствовал, как обычно, снимая баллы с Гриффиндора и следя за варевом Гарри орлиным взором, чтобы назначить в случае чего своему подопечному свидание с Филчем; со Слизерина он не стал бы снимать баллы, но не отыграться на Гарри он не мог. И сегодня, впервые за два с половиной года обучения, у него был реальный шанс придраться к Гарри: Рон и Гермиона рассорились вдрызг.
Гарри сидел обычно вместе с Роном, а Гермиона располагалась перед ними вместе с Невиллом, и все четверо в результате успешно справлялись с заданиями – Гарри направлял Рона, Гермиона – Невилла, не давая тому расплавить котёл безобидной настойкой, отгоняющей комаров. Но сегодня Рон и Гермиона кидали друг на друга пламенные взоры – меньше всего, впрочем, походившие на пылкую любовь к ближнему. Оказалось, что кот Гермионы сожрал крысу Рона – во всяком случае, Рон нашёл на своей кровати несколько рыжих волосков (что, по мнению Гарри, с трудом могло быть доказательством – они могли и самому Рону принадлежать) и капель крови. Чьих – неизвестно. На этой шаткой доказательной – точнее, бездоказательной – базе Рон выстроил целую Вавилонскую башню обвинений. Гермиона, выглядевшая ещё где-то с октября похудевшей, усталой и готовой сорваться от бесконечной учёбы, на каждое язвительно-горькое замечание Рона о кровожадности, домашних любимцах и бессердечных любителях заводить опаснейших тварей под личинами мирных котов мгновенно вспыхивала и кидалась в бой, совершенно забывая о содержимом своего котла. Рон, естественно, вообще не следил за тем, что творится с его заданием, а уж бедный Невилл и вовсе терялся – в Зельях он был безнадёжен, до смерти боясь профессора Снейпа. Гарри разрывался между четырьмя котлами, пытаясь сделать всё за всех не только правильно, но и незаметно для Снейпа, и одновременно пытался помирить Рона и Гермиону – по крайней мере, утихомирить их в достаточной мере, чтобы они не получили по взысканию и не лишили свой факультет половины баллов. При этом сам он был в крайне растрёпанных чувствах, поминутно ожидая пакости от Малфоя с Забини и думая о Ремусе и близнецах… близнецах и Ремусе… внутри у него царил хаос, и порядок наличествовал, пожалуй, только в его котле.
- Так-так, - поцокал языком Снейп в конце урока. – Мистер Поттер, гроза дементоров… мистер Лонгботтом, мистер Уизли и мисс Грэйнджер… как вижу, единственным, кто думал о задании, был Поттер, и он же благородно позаботился о цвете факультета Гриффиндор, сделав всё за них. Как ни странно, зелье сварено неплохо… поэтому Гриффиндор лишается десяти баллов за каждого, проигнорировавшего мой урок. Слизерин получает… - Снейп скривился, - пять баллов за расторопность.
Результаты урока никого не порадовали – Гарри чувствовал себя теперь ещё и в этом виноватым, Гермиона, из-за которой факультет терял баллы крайне редко, ещё больше взъярилась, Рон, глубоко возмущёный поведением Снейпа, пыхтел и высказывал своё мнение о «сальноволосых слизняках» на весь коридор, рискуя потерять ещё энное количество баллов, а Невилл просто был подавлен, что ему, в общем-то, было не свойственно – разве что после встреч со Снейпом.
- Одна радость, - заявил Рон наконец, демонстративно обращаясь только к Гарри и Невиллу, пока они все вчетвером шли на общую у Гриффиндора и Слизерина Трансфигурацию, - в эти выходные Хогсмид!
Повисло молчание. Невилл не испытывал желания разговаривать, Гермиона дулась, а Гарри… что он мог сказать на эту тему?
- Ой! – Рон в раскаянии хлопнул себя по рту ладонью. – Тебе же нельзя в Хогсмид, Гарри, а я тут…
- Всё нормально. Я тоже неплохо провожу выходные, - выкрутился Гарри, как мог.
- Но… но ты же один, когда мы уходим в Хогсмид, - Рон уставился на Гарри одновременно с раскаянием и с удивлением. – Тебе не скучно?
«Гм. Выходной выходному рознь…»
- Нет, - честно ответил Гарри. – Я читаю книги, пишу домашние эссе и всё такое…
- Но это же дико скучно! Как же жаль, что тебе нельзя в Хогсмид… там такие магазины! Одно «Сладкое королевство» чего стоит! А сливочное пиво в «Трёх мётлах» корицей пахнет… - Рон, забыв о бестактности и такте, весь погрузился в мечтания и воспоминания и даже замедлил шаг.
- Не корицей, ванилью – вечно ты путаешь, что как называется… - поправил его Гарри, и ему остро захотелось постучать своей дурной головой об стену. Ну кто, спрашивается, кто тянет его всё время за язык?!!
- А ты откуда знаешь?!
- Э-э… ну…
- Ты был в Хогсмиде!! – Рон резко затормозил посреди коридора и впился в Гарри взглядом. – Но как??!!
- Не было меня там, - карта – не только его тайна. Так можно и Фреда с Джорджем подвести под монастырь… «Я бы тебе всё рассказал, но, блин, зачем же орать-то на весь коридор?». – Мне Фред и Джордж в бутылках приносили.
- А он разве продаётся в бутылках?
- Мадам Розмерта говорила, его привозят ей в бочках… - с сомнением протянула Гермиона.
Гарри почувствовал, что начинает злиться. Если уж им вздумалось его допрашивать, нельзя ли делать это в мало-мальски приватной обстановке?!
- Давайте прибавим шагу, – предложил он, поправляя ремень сумки на плече. – МакГонагалл не любит, когда опаздывают…
Они успели в класс за минуту до МакГонагалл. А после урока Гарри всю дорогу до Большого зала доказывал Рону и Гермионе, что по желанию клиента пиво могут разлить не только по бутылкам, но и по хрустальным бокалам, бездонным колодцам или маггловским аквариумам – лишь бы за это было заплачено. Кажется, ему так до конца и не поверили, и Гарри с чувством облегчения сел за свой пустующий конец слизеринского стола.

- Что ты планируешь делать на выходных? – Гарри, сонный и расслабленный, лежал в тесном переплетении рук и ног Фреда и Джорджа и напоминал сам себе фрукт в сетке; уют и тепло окутывали его со всех сторон.
- Когда все пойдут в Хогсмид? – уточнил Гарри. – Пока не знаю… а у вас есть идеи?
- Пойдём с нами, - рассмеялся Джордж. – Правда, тебе опять придётся мазаться лосьоном, но мы потерпим ту незнакомую физиономию…
- …под физиономией всё равно скрываешься всё тот же ты, - Фред пробежался губами по линии роста волос на лбу Гарри.
- Ладно, - Гарри сладко потянулся и снова свернулся клубочком. – Только… если туда опять явятся преподаватели и министр… давайте сразу уйдём, хорошо?
- Да, это не самая весёлая компания, - серьёзно кивнул Фред и рассмеялся.

Выходные пришли быстро – Гарри старательно погрузился в учёбу по уши, отгоняя от себя мысли о дементорах, любви, сексе, шоколаде и многом другом. В воскресенье, когда, собствено, и намечался поход в Хогсмид, он автоматически встал рано утром, пока все ещё спали, наскоро умылся и уже взялся за сумку, когда сообразил, что сегодня не надо идти на уроки.
Тем было лучше, и Гарри, затолкав сумку под кровать, сел на покрывало, размышляя, чем бы заняться. Приглушённые голоса Забини и Малфоя привлекли его внимание:
- Ты достал корень спорыша?
- Его ещё не привезли, надо подождать неделю. У Снейповских поставщиков чёткий график.
- Ладно, мы всё равно никуда не торопимся…
Малфой рассмеялся.
- Месть – блюдо, которое подают холодным, не так ли?
- Тише, разбудишь кого-нибудь, - шикнул на него Забини. – И ладно, если придурка, а если Кребба с Гойлом? Лучше, чтоб они не слышали ни о чём…
- Меньше знаешь – крепче спишь.
- Что это ты сегодня крылатыми выражениями разговариваешь?
- Слова столь же крылаты, сколь разум, их породивший.
- Мерлин, у тебя сегодня слишком игривое настроение, Драко… - Забини издал тихий смешок.
- Тебе не нравится? – Малфой едва сдерживал смех.
- Отчего же… пойдём-ка в гостиную, и я тебе расскажу по порядку, что мне нравится, мой Дракон. Всё равно там сейчас никого нет…
Звук поцелуя – и вот Гарри остался в спальне один, если не считать тихонько храпящих Кребба и Гойла.
Зачем им корень спорыша? Гарри мог навскидку назвать с полсотни зелий, где он использовался, и не меньше тридцати пяти из них были совсем небезобидными. Это наверняка как-то связано с их задумкой по его поводу… «Прекрати, ты уже становишься похож на параноика, - одёрнул себя Гарри. – Они бы и в прошлом году не взялись пробовать меня насиловать, если бы Забини не нажимал со своей местью за брата. И кровь мою заодно хотели проверить – знать бы всё-таки ещё, что это всё значило… Насколько нужно быть идиотом, чтобы лезть ко мне сейчас, после двух лет неудачных попыток и того, что было в сентябре? К тому же я первый не цепляюсь…». От успокоительных размышлений делалось только поганей и тоскливей, и Гарри сжал портключ, отправившись к Большому залу – завтрак должен был уже начаться.
Близнецы тоже уже были в Зале. По зрелом размышлении Гарри решил, что плевать ему уже на всё, и подсел за гриффиндорский стол – благо тот пустовал в такой ранний час выходного дня, и помимо Фреда с Джорджем там наблюдались только Перси, Гермиона и ещё пара незнакомых Гарри человек.
- Как ты? – заботливо поинтересовался Джордж и впихнул Гарри в руку тост, намазанный апельсиновым джемом. – Бледный какой-то…
Гарри поведал близнецам о своём сегодняшнем заскоке (и на какой всё же урок он собирался так уверенно отправиться в воскресенье?), не касаясь темы спорыша. Упоминание Малфоя или Забини приводило Фреда и Джорджа в состояние холодной ярости, и Гарри не хотел видеть их такими. Он предпочитал весёлых и общительных близнецов, а не готовых рвать за него глотки любому слизняку – не нужно вспоминать о всякой гадости лишний раз, ему и близнецам и так редко удаётся побыть втроём…
В Хогсмид они снова пробирались по тайному ходу. Гарри предусмотрительно сунул в один карман мантию-невидимку, в другой бутылку с лосьоном, которого ещё оставалось прилично. Пыль в тоннеле заставила его расчихаться, и Фред с Джорджем со смехом каждый раз желали ему быть здоровым.
Небо над Хогсмидом походило на картинку или даже на пейзаж из тех, что вывешивают в музеях за бронестеклом и не разрешают разглядывать дольше, чем пять минут подряд. Чужая малосимпатичная физиономия то и дело расплывалась улыбкой Гарри, и близнецы деликатно советовали ему быть посдержанней – не то любая собака узнает. В Хогсмиде и правда были собаки – Гарри увидел вдалеке пробежавшую мимо стаю; возглавлял её тот самый, кажется, огромный чёрный пёс, который сидел на трибуне во время матча Хаффлпафф-Слизерин. Гарри, правда, сомневался, что какая-нибудь из них способна его узнать (в этом-то, полагал он, и было главное и неоспоримое достоинство животного мира перед человеческим – даже змеи, с которыми он мог разговаривать, вряд ли назвали бы его Мальчиком-Который-Выжил), но совету близнецов последовал, стараясь вести себя сдержанно и не смотря в глаза прохожим – мало ли. Кто тут только не шляется, по Хогсмиду этому.
Они втроём сидели в «Трёх мётлах», и Гарри уже прикидывал, что не мешало бы сходить «припудрить носик», если он не хочет, чтобы окружающие приятно изумились возможностям патентованных магических лосьонов братьев Уизли, когда дверь трактира распахнулась и в неё зашли один за другим соседи Гарри по спальне. Гарри сморщился от досады. В конце концов, ещё одну кружку сливочного пива можно и не заказывать…
- Пойдём уже? – предложил Гарри. – Я ещё хочу по магазинам походить, у Зонко я так ни разу и не был…
Само собой, близнецы прекрасно поняли, отчего это вдруг на пригревшегося на удобном стуле Гарри напала тяга к перемене мест, но озвучивать не стали, принимая его правила игры.
- Хорошо, - они поднялись из-за стола.
Двери распахнулись снова, впуская целую толпу студентов Хогвартса, весёлых, беззаботных, шумных, с замёрзшими носами и полными руками покупок. Пришлось переждать, пока толпа немного рассосётся – пройти к выходу было вовсе невозможно. Нетерпеливый Гарри лавировал между столиками, виртуозно избегая столкновений с другими посетителями благодаря своим невеликим габаритам.
- Фред, Джордж, вы где там? – близнецы отстали от него на пару метров, и он обернулся поторопить их.
Малфой и Забини, сидевшие за ближайшим столиком, резко вскинули головы.
«А голос у меня, между прочим, остался прежний… на него лосьон не действует…». Гарри машинально прижал руку ко лбу – привычка потирать его при размышлениях была у него, сколько он себя помнил, и чем интенсивней были размышления, тем яростней и размашистей движения руки – и почувствовал, как на гладкой коже под пальцами стремительно проявляется привычная шероховатость тонкой линии шрама.
«******. По-другому и не скажешь».
Малфой вскочил на ноги. Не дожидаясь от него дружеского приветствия, Гарри развернулся и выскочил наружу – хвататься за мантию-невидимку или портключ в переполненном трактире было бы по меньшей мере неразумно.
- Поттер?! – такая же жадная, ликующая радость, как на первом курсе, первого же сентября, когда Гарри шёл на негнущихся ногах к слизеринскому столу. Если Гарри поймают в Хогсмиде, его исключат – разрешения-то как не было, так и нет. А не исключат, так нахлебаться ему отработок и потерянных баллов по самое не хочу.
Ни тот, ни другой вариант развития событий Гарри не устраивал. Выскочив из «Трёх метел», он завернул за угол и нацепил мантию, прижавшись к стене – слышно было, как выбегают Малфой и Забини в сопровождении верных Кребба с Гойлом. Кто-то из них заглянул за угол, и Гарри непроизвольно затаил дыхание.
- Тут его нет, в другую сторону побежал! – проорал Кребб Малфою, на всякий случай посмотрел сквозь Гарри ещё разок и удалился.
Глупо было бы ожидать, что мантия подведёт. Но Гарри всё равно психовал.
С опозданием в несколько секунд близнецы тоже выбежали из трактира, и, когда Гарри выглянул из-за своего угла, стояли посреди дороги, переглядываясь – постороннему могло показаться, что растерянно, но Гарри знал, что между Фредом и Джорджем идёт нечто вроде невербального диалога. Они даже дышали всегда в такт, что уж говорить о вполне предсказуемой реакции на бегство Гарри…
- Фредди, Джорджи, - Гарри, не снимая мантии, тронул их за плечи. – Я берусь за портключ, и в замок – вы тут останетесь?
Близнецы не обернулись: со стороны это выглядело бы подозрительным – разворачиваться к пустому месту и начинать с ним оживлённую беседу.
- Мы пока тут. Поторопись, Малфой наверняка к Снейпу побежал, - отозвался Фред.
- Ладно. Не волнуйтесь за меня, - янтарный феникс расправил крылья, и последним, что Гарри услышал перед привычным рывком под ложечкой, была реплика Джорджа:
- Всё равно ведь будем волноваться…

Портключ перенёс Гарри к Большому залу. Предательские доспехи, гремя на весь Хогвартс, рухнули, и Гарри, матерясь про себя, припустил к подземельям. Глупо, так глупо попасться… Забившись в полутёмный коридор, Гарри скомкал мантию-невидимку и сунул её под подоконник – наспех наложенный Meus Locus Arcanus должен был предохранить её от Филча и других любителей сунуть нос, куда не просят.
Ну разумеется, он не мог не наткнуться на Снейпа – причём последний был сопровождаем запыхавшимся сверх меры Малфоем.
- Ну, мистер Поттер, - Снейп разглядывал его с чуть брезгливым любопытством, как флобберчервя нового, доселе неизвестного науке вида. – Пройдёмте в мой кабинет.
Гарри пожал плечами – дескать, я ни в чём не виноват, что ж Вы самодурствуете? – и проследовал за Снейпом. Доказательств никаких, кроме слов тех же Малфоя с Забини. И весь Хогвартс знает, какие между ними и Гарри «тёплые дружеские» отношения. Не аргумент. То есть, для Снейпа, конечно, аргумент – особенно вспоминая о кое-чём, таком зелёном, летящем и в серебристых кружавчиках… но исключить Гарри из Хогвартса в одиночку Снейп не сможет, пусть он хоть десять раз декан Слизерина, а Дамблдор явно вопротивится. Раз уж они все летом встали на уши, когда он сбежал из дома Дурслей, то сейчас тем паче никуда не отпустят – Блэк рыщет где-то поблизости.
- Садитесь.
Гарри сел в кресло, обитое, как мебель слизеринской гостиной, чёрной кожей. Снейп остался стоять. Гарри пожалел, что сел – теперь Снейп и вовсе возвышался над ним Вавилонской башней, тогда как в стоячем положени Гарри мог бы (забравшись на стул с ногами) посмотреть Снейпу в глаза.
- Вас видели в Хогсмиде, Поттер. Как Вы можете это объяснить?
- Почему я обязан что-то объяснять? – откликнулся Гарри. Кресло было таким удобным, что хотелось забраться на него с ногами и сидеть, почти утонув в гладком и мягком тепле, долго-долго. Кто бы мог подумать, что Снейп так ценит комфорт. – Меня не было в Хогсмиде. Я же не могу туда ходить. У меня нет разрешения…
- Это мне прекрасно известно, мистер Поттер, - резко обовал его Снейп. – Меня больше интересует, почему Вы всё же были в Хогсмиде.
Гарри уставился на Снейпа очень честными глазами. Оба они знали, что Гарри врёт. Но это абстрактное знание ничего не меняло.
- Как Вы прошли мимо дементоров? – вкрадчиво спросил Снейп.
- Я не проходил мимо них! – возмутился Гарри, благо в этом пункте он не лгал.
- В таком случае, какие тайные ходы из Хогвартса в Хогсмид Вы знаете?
- Не знаю я ни одного хода! – Гарри картинно пылал оскорблённой невинностью. – С чего Вы взяли, что я был в Хогсмиде?
- Мистер Малфой видел Вас там.
Ну да, видел. Вот только, незадача, Гарри было недосуг принимать слова Малфоя во внимание.
- У него галлюцинации, - выдвинул Гарри версию.
- У Малфоя не бывает галлюцинаций! Как Вы попали в Хогмид?
- Не попадал я туда!! – Гарри решил упираться и играть в несознанку, как бы ни сложился разговор.
- Выверните Ваши карманы, Поттер, - велел Снейп после нескольких секунд раздумий.
- С какой стати?! – Гарри был возмущён на этот раз вполне искренне. – Я что, арестован?!
- Если есть за что, непременно будете, Поттер, - обнадёжил его Снейп. – Выворачивайте карманы.
- Ни за что! – Гарри вздёрнул нос и сложил руки на груди.
- Мерлин, сколько же с Вами возни, Поттер… - Снейп вытянул палочку из кармана. – Accio содержимое карманов Поттера.
Из карманов опешившего Гарри повылетало всё, что там было, и он только мог поблагодарить небо за то, что догадался спрятать мантию-невидимку.
- Так-так… - бутылочкой с лосьоном Снейп, к великому облегчению Гарри, не заинтересовался, зато его внимание привлекла Карта Мародёров, которую Гарри всё время таскал с собой.
Гарри молчал, хватая ртом воздух от возмущения, а Снейп вертел Карту в руках.
- Что это?
Ответа Снейп не дождался, но это его не расстроило.
- Пустой бесполезный пергамент… - рассуждал Снейп, искоса поглядывая на Гарри. – Пожалуй, стоит его выкинуть…
Гарри продолжал молчать, соображая, как бы спасти Карту от снейповских посягательств, а Снейп тем временем брезгливо, двумя пальцами, взял Карту и встал, явно намереваясь бросить её в огонь камина.
- Нет! – не выдержал Гарри.
- Вот как, мистер Поттер? Так, может быть, это и есть инструкции по тому, как пробраться в Хогсмид, минуя дементоров?
Гарри приподнял брови, но Снейпа этим провести не сумел.
- Открой свой секрет! – Снейп стукнул палочкой по пергаменту.
Ничего не произошло. Гарри, напряжённо закусив многострадальную губу, наблюдал за своим деканом.
- Профессор Северус Снейп, преподаватель школы Хогвартс, приказывает тебе открыть свой секрет! – палочка хлёстко, повелительно ударила по пергаменту. Пожалуй, Гарри на месте Карты мог бы и устрашиться, но, к счастью, Мародёры, кажется, предусмотрели такую ситуацию.
На гладкой поверхности пергамента стали появляться слова, быстро, как будто их писала чья-то невидимая рука – это неприятно напомнило Гарри прошлогоднее общение с дневником Тома Риддла.
«Мистер Луни шлёт профессору Снейпу свои наилучшие пожелания и умоляет его держать свой противоестественно огромный нос подальше от чужих дел».
Снейп застыл истуканом с острова Пасхи. Гарри, совершенно ошарашенный, взирал на сообщение, в глубине души надеясь на то, что подобное обращение не побудит Снейпа действительно спалить Карту. Но Карта ещё не всё сказала, что хотела, и продолжила бестрепетно хамить. Под первым сообщением появилось второе.
«Мистер Сохатый желает выразить своё согласие с мнением мистера Луни, и хотел бы добавить, что профессор Снейп – невообразимый придурок».
Всё это было бы смешно, когда бы не было так печально. А Карта продолжала писать дальше:
«Мистер Бродяга не может не поделиться своим изумлением по поводу того, что подобный идиот вообще умудрился стать профессором».
Гарри в ужасе закрыл глаза, но, подумав немного, решил снова открыть их – опасность всегда лучше видеть, чем не видеть. К тому времени, как он вновь взирал на свет божий, Карта дописала свои последние слова:
«Мистер Хвост желает профессору Снейпу хорошего дня и настоятельно рекомендует ему вымыть голову».
Гарри приготовился к худшему.
- Ну… - прошипел Снейп, - попробуем разобраться с этим…
У Гарри возникло нехорошее ощущение, что Снейп знает больше, чем говорит.
Декан Слизерина взял с полки банку с летучим порохом и кинул горсть посверкивающего порошка в камин:
- Люпин! Надо поговорить!
Спустя несколько секунд в языках пламени возникла чья-то вращающаяся фигура, и вот Ремус уже ступил на ковёр кабинета Снейпа, аккуратно стряхивая налипший пепел с мантии.
- Звали, Северус? – сладкий холодок пробежал по позвоночнику Гарри от звуков этого мягкого голоса.
- Разумеется, - Снейп взял Карту со стола и буквально впихнул в руки Люпину. – Я только что велел Поттеру вывернуть карманы, и вот полюбуйтесь. По-моему, эта вещь просто битком набита тёмной магией. Кажется, Вы здесь учитель ЗОТС – Вам и карты в руки.
Не будь Гарри тренирован различать оттенки настроения в голосах взрослых людей, он бы решил, что Снейп весь вибрирует от злости. Но была там и частичка иронии… проснулась гаррина способность к сопереживанию – что-то она давно не проявлялась (может быть, на неё действовали дементоры?). Она твердила, назойливо шебуршась в висках, что Снейп и вправду зол, но и испытывает странное удовлетворение. А Люпин напряжен, растерян и сердит – непонятно, на кого. Один взгляд учителя ЗОТС, искоса брошенный на Гарри, заставил последнего прикусить язык и не вмешиваться в разговор.
- Ну что Вы, Северус. По-моему, это всего лишь безобидная детская игрушка, зачарованная так, чтобы говорить гадости всякому, кто попробует воздействовать на неё. Скорее всего, Гарри подарил эту вещь кто-нибудь, купивший её в Зонко.
- Вот как? – съязвил Снейп. – А не кажется ли Вам, что Поттер получил эту вещь непосредственно от производителей?
Гарри до смерти захотелось спросить, что зельевар имел этим в виду. Люпин демонстрировал удивление, хотя на самом деле напрягся ещё сильнее; его тревога царапала Гарри весь череп изнутри.
- Вы имеете в виду, Северус, от кого-то из этих господ – Луни, Сохатого, Бродяги или Хвоста? Гарри, ты знаком с кем-нибудь из них?
- Нет, - Гарри энергично мотнул головой вправо-влево.
- Вот видите, Северус, - Люпин развёл руками. – Я уверен, что это куплено в Зонко. Если позволите, я заберу это с собой – оно ведь Вам не нужно?
- Ни в малейшей степени, Люпин, - Снейп скрестил руки на груди и прислонился к стене у камина. – Можете заодно забирать и Поттера – мне он тоже ни за чем не нужен.
- Благодарю Вас, Северус, - Люпин улыбнулся Снейпу и, ухватив Гарри за плечо – тот едва успел забрать со стола прочее содержимое своих карманов – вывел его из кабинета уже не злобного, а только чрезвычайно чем-то довольного Снейпа.
Снаружи улыбка Люпина исчезла так стремительно, что это заставило Гарри задаться вопросом: а был ли вообще мальчик?
- Пойдём, Гарри, - бросил Ремус сухо.
В кабинете ЗОТС Ремус сначала зачаровал дверь от прослушивания, а потом обернулся и строго взглянул на Гарри. На душе у обоих царил полный раздрай.
- Я не знаю, где ты взял эту карту, Гарри – да, эта вещь для меня не секрет – но мне известно, что она много лет назад была конфискована мистером Филчем. И я не могу отдать её тебе Гарри.
- Почему? – задал Гарри вопрос, на самом деле ничуть его не интересовавший.
- Потому что один из её изготовителей… очень хотел бы выманить тебя из школы. Скажем так, это показалось бы ему очень забавным.
- А… почему Снейп сказал, что я мог получить эту карту от одного из изготовителей? – этот вопрос тоже заботил Гарри куда меньше других, не высказанных вслух.
- Он знал изготовителей Карты.
- А Вы знали?
- Думал, что знаю, - коротко ответил Люпин и прибавил – видимо, затем, чтобы Гарри не стал продолжать свои расспросы о Карте:
- Не жди, Гарри, что я буду всегда покрывать твои проделки. Я не могу заставить тебя принимать Сириуса Блэка всерьёз. Но мне казалось, то, что ты слышишь, когда к тебе приближаются дементоры, должно было бы сильнее подействовать на тебя. Твои родители, Гарри, отдали свои жизни в обмен на твою. И это не самый лучший способ отблагодарить их – ставить на кон такую жертву против пары волшебных игрушек.
Люпин взмахом палочки открыл дверь и, отвернувшись от Гарри, сел за стол.
Гарри было так погано, как никогда прежде. Ремус излучал презрение, негодование и какое-то беспокойство.
- Простите, - прошептал Гарри и уцепился за портключ – хлопать дверью не хотелось. Это казалось Гарри чем-то вроде плохой приметы или даже безошибочного знамения напрочь испорченных отношений.
Хотя что тут уже было портить…
На смотровой площадке Астрономической башни было холодно и ветрено, а Гарри был в достаточно тонкой мантии. «Хоть бы я простудился, что ли…». Он сел у самой ограды – с которой, кстати, можно было прыгнуть, да так, что и не соберёшь никаким Репаро – и откинул голову назад. Холод камней был недружелюбен и проникал куда-то под кожу. Зато он успокаивал раздражённый жар чужих эмоций, оставлявший во рту Гарри кислый привкус, похожий на рвотный.
«И ведь вовсе не ради игрушек…». Гарри вспомнил, как впервые в жизни почувствовал себя ребёнком в чутком, нетерпеливом ожидании праздника: выйдя в сумерки Хогсмида, цепляясь за руки близнецов, запрокинув голову, чтобы посмотреть в пасмурное серо-синее высокое небо. Как все… как любой другой ребёнок, который любит и любим. Как обычный, самый неприметный и заурядный из всех. Самый-самый счастливый. И игрушки из Зонко были Гарри вовсе не нужны – достаточно было нескольких вдохов хотя бы относительной свободы.
Но как, как это кому-нибудь объяснить?
Гарри просидел на площадке до самого отбоя, зябко кутаясь в мантию и надеясь, что его не будут здесь искать. Хотя кому он нужен-то?
Снег на краю покатой крыши Астрономической башни понемногу, неохотно таял, собираясь в крупные капли, летевшие вниз и стекавшие с узкой поверхности ограды. Они скользили по камню, и какие-то отправлялись наружу, в почти бесконечное и безнадёжное путешествие к земле, а какие-то финишировали на затылке Гарри, запутавшись в густых волосах. К тому времени, как Гарри шевельнулся, вся его голова была мокрой практически насквозь – за исключением разве что чёлки – и чёрные пряди вились от сырости, обрамляя лицо, как некий шлем, открывающий взору лишь посиневшие от холода губы, зеленые глаза, очень яркие на фоне бледной-бледной кожи, слегка заострившийся, почти как у покойника, нос и ощутимо ввалившиеся щёки.
«Будь ты проклят, Сириус Блэк».

 Отправлено: 02.09.08 16:29. Заголовок: Глава 11. Я умел лю..

Глава 11.

Я умел любовью играть
и даже умел не играть
Что я сделал
с твоим сердечком рубиновым?

Разбито стекло
закрыт магазин
разодран атлас
растоптан футляр

Я хотел тобой овладеть
я хотел тобой обладать
Я в любовь играл
я врал притворялся
Жак Превер, «Рубиновое сердечко».

Учёба казалась Гарри каторгой – он регулярно должен был видеть Ремуса, будучи уверен, что сам Ремус презирает Гарри, и на уроках ЗОТС у него под насмешливые ухмылки одноклассников падала палочка из рук. «Совершенно очевидно, - с горькой иронией отмечал Гарри, - что я всё-таки перенял кое-что у Локхарта в прошлом году».
Сам профессор Защиты не обращал на Гарри ни малейшего внимания, словно того и вовсе не существовало на свете. Это убивало вернее любого открытого негатива; впрочем, и открытым негативом Гарри не был обделён – в избытке имевший этот сомнительный дар матушки-природы Снейп щедро изливал свои эмоции на окружающих, в том числе и на Гарри, отпуская саркастические комментарии в таких количествах, что воздух в подземельях, казалось, пропитывался этим ядом. Зелья тоже стали тем ещё испытанием, учитывая, что Рон и Гермиона не собирались мириться, а следовательно, Рон не обращал на предмет урока ни малейшего внимания. Делая задание за двоих и вовремя толкая рыжего в бок, чтобы тот не прозевал за очередной яростной перепалкой приближение Снейпа, готового снять с Гриффиндора десяток-другой баллов, Гарри задавался вопросом: какого чёрта он этим занимается?
Ему хватало и других проблем. Помимо Ремуса, он думал о Сириусе Блэке, ночами рассматривая свадебную фотографию родителей – там помимо них был ещё и третий, на которого Гарри прежде обращал внимание постольку-поскольку. Шафер отца, Сириус Блэк.
Черноволосый, молодой, сильный и красивый почти до бесстыдства, как и родители Гарри, он излучал безмятежное счастье. Солнце, свадьба лучшего друга… Гарри смотрел, как улыбаются друг другу люди на фотографии, как Сириус Блэк кладёт руки на плечи обоих Джеймса и Лили сразу, обнимая их – таким защитным, бережным жестом, что невозможно было поверить, что спустя пару лет он их предаст. «Как это произошло?», - гадал Гарри, но ответить ему мог только сам Блэк, который вряд ли испытывал внутреннюю потребность отчитаться перед Гарри в своих действиях и тонких душевных движениях двенадцатилетней давности.
В таких мучениях прошло почти три недели; март давно перевалил за середину, снег таял, обильно покрывая землю чавкавшей грязью. Гарри худел, потому что не мог есть, постоянно кидая во время еды в Большом зале взгляды на Люпина, который вёл себя как ни в чём не бывало. Как будто ничего и не было. Не только того тягостного разговора после памятного обнаружения Карты, но и безумного вечера в конце декабря, и короткого обмена репликами на квиддичном поле… Гарри вытерпел бы что угодно – но беда была в том, что не было ничего. Словно в памяти у Ремуса было гиблое место, выжженное, как пустыня – там же, где у Гарри буйно цвело и плодоносило всё, от садовой земляники и дикой полыни до бразильской ромашки и японского бонсая. Так было неправильно, чертовски неправильно.
И однажды после очередного урока ЗОТС Гарри остался в классе. Он сказал Рону и Гермионе, чтобы они не ждали его, а сразу шли в Большой зал, а из слизеринцев его и подавно никто не собирался сопровождать. В классе остались только он и Ремус, подчёркнуто хладнокровно складывавший в потрёпанный портфель собранные в начале урока свитки с домашними заданиями. Гарри уронил голову на руки, устало спрашивая себя: чего он хотел этим добиться? Отрываться от гладкой, пахнущей чернилами парты, которой Гарри касался кончиком носа, не хотелось смертельно, равно как и собирать вещи и тащиться обедать. Есть не хотелось тоже. Нервы были натянуты, как струны расстроенной напрочь скрипки – каждый ныл о своём, невпопад и не в лад остальным.
- После занятия ученикам не следует оставаться в классе, - равнодушно сказал Люпин. – Потрудитесь собрать свои вещи и выйти.
Канат перерезали, и Гарри почувствовал, как сжимаются слёзные железы, как начинает щипать в носу, и услышал, как падает на парту слеза, прочертившая на щеке очень короткую влажную дорожку.
- Вы плохо слышите?
«Кап» о парту. Один раз. Другой. Третий. Гарри в досаде снова кусал губы, пытаясь остановить проклятый слезопоток, совершенно неуместный, глупый, детский, но получалось плохо.
- Мистер Поттер! – не скрывая раздражения, Ремус повысил голос.
Гарри приподнял голову, устраивая подбородок на переплетённых пальцах. Предательская слеза выкатилась из левого глаза, шокировав Ремуса. Гарри быстро сморгнул такую же, грозившую появиться из правого глаза, и сказал одними губами – неудобно было в таком положении шевелить нижней челюстью:
- Я уйду. Только… простите меня, пожалуйста.
Люпин молчал.
- И… знаете, о чём я подумал тогда, на матче с Рэйвенкло, когда вызывал Патронуса? Я подумал о том вечере, когда мы… когда у нас в последний раз было занятие. Вот об этом. И оно сработало.
Гарри усилием воли заставил себя оторвать свою киселём растекшуюся по стулу тушку от деревянной гладкой поверхности и сунул в сумку перо, не заботясь о том, сломается ли оно. Потянулся за учебником – учебник выскользнул из непослушных пальцев и упал на пол. Гарри с тоской посмотрел на раскрывшуюся в полёте книгу – теперь ещё и нагибаться, поднимать её…
Рука Ремуса внезапно появилась в поле зрения Гарри; сильные пальцы легко подняли учебник и положили на край стола.
- Гарри…
- Да? – отозвался Гарри, ожидая, что его сейчас выставят ко всем чертям и будут правы.
- Это ты меня прости.
- Что? – Гарри вскинул голову.
На лице Ремуса не было той отстранённости, той холодности, что сопровождала каждый его шаг в последние три недели. Таялся, ломался с треском лёд, вскипало, плавилось золото в карих глазах.
- Я вёл себя глупо. Ты нуждался в поддержке после… всего. И дементоров, и того… случая в прошлом семестре. И я не должен был напоминать тебе о родителях тогда, когда забрал Карту… это было низко и подло. Прости меня, Гарри.
- Вам… тебе не за что извиняться, - заспорил Гарри. – Профессор Снейп точно говорит: я избалованный ребёнок, дутая знаменитость, которая думает только о себе. Если бы я тогда не… Вы бы не отдалились так от меня. Я сам всё по своей глупости разрушил, всё, что можно… Вы знаете, я пойду…
- Стой, Гарри, - Ремус положил руку на плечо Гарри, вынудив того приостановить запихивание оставшихся канцелярских принадлежностей в сумку. – Когда это профессор Снейп сказал тебе такое?
- Да на каждом уроке Зелий, - честно сказал Гарри. – Я привык и не обращаю внимания, а надо бы.
Совершенно неожиданно Ремус притянул Гарри к себе и крепко обнял. Гарри стоял, как деревянный, не зная, что делать – на подобный поворот событий он вовсе не рассчитывал, когда оставался в классе со смутной мыслью поговорить с Ремусом.
Ремус тихонько подул в макушку Гарри – волосы разлетелись во все стороны, тёплое дыхание щекотнуло нежную кожу головы; Гарри улыбнулся Ремусу в мантию и ответил на объятие.
- И всё же мы не должны были, - шёпотом сказал Ремус, не спеша, впрочем, отстраняться. - Я набросился на тебя…
- А по-моему, я на тебя, - усмехнулся Гарри. От Ремуса пахло шоколадом – кажется, по карманам у него лежит несколько плиток. – Я больше ни о чём и думать не мог. Должны, не должны… так или иначе, это уже было.
- Как ты практичен, Гарри, - Ремус рассмеялся. – Совсем как Джеймс.
- Я на него похож? – Гарри поднял лицо к лицу Ремуса.
- Мало чем. Ты больше похож на Лили, - Ремус задумчиво улыбнулся. – У тебя её глаза и её совесть.
Гарри искривил рот в грустной усмешке. Будь он действительно похож на кого-нибудь из родителей, он не попал бы в Слизерин.
- Хочешь чаю? Сейчас как раз обед.
- Хочу, - Гарри и в самом деле хотел есть – впервые за последние три недели.
- У тебя есть урок после обеда?
- Да… уход за магическими существами. Хагрид поймёт, если я пропущу. С прошлого он сам отправил меня в замок – сказал, чтобы я ел и спал.
- А ты не ешь и не спишь? Почему?
- Да ем я и сплю, - возразил Гарри. – Ему только кажется, что нет. Просто… устаю. Домашние задания, тренировки по квиддичу…
- Походы в Хогсмид, - дополнил Люпин с мягкой иронией.
Гарри обиженно покосился на Ремуса и положил в рот дольку шоколадки.
- Ладно, ладно, больше не буду, - пообещал Ремус; искорки в глазах у него при этом были такими плутовскими, что они сделали бы честь даже Фреду и Джорджу, некоронованным королям всех шалопаев школы чародейства и волшебства.
- Ремус…
- М?
- Один из создателей Карты Мародёров – Сириус Блэк?
Ремус аккуратно поставил чашку с чаем на стол.
- Почему ты так решил?
- А кому ещё может быть нужно выманить меня из замка? – ответил Гарри вопросом на вопрос. – Вольдеморт, по-моему, не в счёт… а все остальные мои серьёзные враги – внутри Хогвартса.
- У тебя есть враги?
- Весь мой факультет спит и видит меня в гробу, обутого в белые тапочки. Но это неважно, - отмахнулся Гарри. – Это ведь Сириус Блэк, верно?
- Верно, - Люпин как-то сгорбился над своей чашкой. – Это мы создали Карту – когда были на старших курсах Хогвартса.
- «Мы»?
- Я, твой отец, Сириус Блэк и ещё один, Питер Петтигрю. Мы нанесли на карту все секретные ходы, которые знали. Мантия Джеймса и эта Карта – и мы могли творить всё, что хотели. Мы называли себя Мародёрами, - по губам Люпина скользнула слабая улыбка и пропала. – Пожалуй, в чём-то мы превзошли Фреда и Джорджа Уизли – в конце концов, нас было вдвое больше. Кто бы мог подумать, что через несколько лет от Мародёров ничего не останется… а в какой вечной дружбе мы друг другу клялись!
Ремус помолчал немного и продолжил:
- Если и кто был избалованным ребёнком, так это все мы в те годы. А особенно мы враждовали с Северусом. Он был один, а нас четверо, но сдачи нам доставалось регулярно. И однажды эта чёртова вражда достигла своего пика: Сириус… то есть, Блэк… попытался сыграть с Северусом очень злую шутку. Северус умер бы, если бы не вмешался твой отец и не спас ему жизнь.
- Ого, - только и сказал Гарри.
- Может, ты и не знаешь, Гарри, но долг за спасение жизни велик. Северус не мог вынести того, что был обязан своему злейшему врагу – именно этого он так никогда Джеймсу и не простил. И если до тех пор он только защищался от нас, то с того момента началась настоящая война. Всему Хогвартсу приходилось несладко… И, по-моему, не успев отдать долг Джеймсу, Северус сейчас отдаёт его тебе. Я наслышан о том, что он заботится о твоей безопасности.
«Положим, никто о ней не толком заботится, разве только я сам, ну да ладно».
- Это очень мило звучит, но вынужден прервать вашу беседу, - Снейп был зол – не требовалось никаких особых способностей к переживанию чужих эмоций, чтобы догадаться об этом. – Вот Ваше зелье, Люпин.
- Спасибо, Северус, - Ремус улыбнулся, принимая от Снейпа дымящийся кубок. Гарри узнал запах: так частенько пахло от Люпина, точно таким пряным дымком сложного зелья, въедающимся в ткань надолго, но слабо.
Снейп развернулся на каблуках и ушёл. Гарри посмотрел на кубок с зельем.
- Оно горькое?
- Да, очень. Поэтому я вечно тяну с тем, чтобы выпить его, - Ремус со вздохом покосился на кубок. – Но надо делать это, пока оно горячее…
- Тогда не буду мешать, - Гарри встал из-за стола. – Постой… - Ремус как раз подносил кубок к губам, страдальчески скривившись.
- Что?
Гарри перегнулся через стол, стараясь не задеть кубок, и поцеловал Ремуса в губы. Вкус чёрного чая; нежный, ласковый поцелуй. Опешивший в первую секунду Ремус почти сразу перехватил инициативу, отвечая губам Гарри.
- Может, теперь тебе будет слаще, - Гарри улыбнулся. – А я пойду.
И ушёл, оставив Ремуса наедине с горьким зельем.

* * *

Общение с близнецами после того неудачного похода в Хогсмид (Гарри уже начал подозревать, что над его походами в это место лежит некий злой рок – ещё ни разу не удалось погулять там без неприятных последствий) свелось к минимуму: расписания Гарри и близнецов кардинально разнились, да и сами они были в эти дни чем-то очень заняты – каким-то новым приколом. Гарри немного нервничал по этому поводу, боясь, что просто надоел Фреду и Джорджу, и сказка окончена; тем больше было его облегчение вечером первого дня пасхальных каникул (которые три четверти школы проводило, как правило, в Хогвартсе, готовясь к разным экзаменам), когда неприметная школьная сова скинула ему на колени записку: «Приходи в дом Мартина за час до отбоя. У нас есть для тебя сюрприз. Фред, Джордж». Почерк был тороплив и странен, и Гарри даже не сумел понял, кто именно из близнецов писал это.
Домом Мартина была старая покосившаяся избушка на краю Запретного леса – таком глухом краю, что поблизости от него почти не водилось никаких тварей, а опасных вообще никогда не появлялось. Мартином звали предыдущего лесника, того, что было до Хагрида; говорили, что они с Хагридом очень не ладили, поэтому-то нынешний привратник, получив работу в Хогвартсе, выстроил себе дом сам, причём на максимальном удалении от дома Мартина. Знание того, где находится этот дом, было практически обязательным, хотя, в отличие от Визжащей Хижины, достопримечательностью дом Мартина не был – там, в случае чего, рекомендовалось укрываться от внезапной грозы (мало ли где детей могла застать непогода), а ещё – это уже, конечно, неофициально – там скрывались влюблённые парочки, которым хотелось уединения и тайны. Гарри ни разу там ещё не был, но найти дом Мартина мог без труда. Грозы не предвещалось. Так для чего Фред и Джордж могли пригласить его туда? Для свиданий – если, конечно, эти их встречи назывались именно так – можно было найти пустую комнату в Хогвартсе, как они уже делали десятки раз. А до дома Мартина нужно было добираться тайным ходом, чтобы не учуяли дементоры, кружным путём через Хогсмид. К чему такие сложности?

В назначенное время Гарри скользнул в дверь, стягивая с себя на ходу мантию-невидимку. Фред и Джордж были уже там, и Гарри показалось, что с ними что-то не так. Один из близнецов, сидя на ветхом столе, нервно качал ногой, другой вертел в руках палочку, прислонившись к стене плечом.
- Привет, - Гарри улыбнулся обоим сразу.
Они отчего-то испуганно вздрогнули – наверно, просто забыли, что у него есть мантия-невидимка.
- Привет, Гарри, - сказал наконец один из них.
Фред или Джордж?
Сбитый вконец с толку Гарри спросил:
- Так что у вас там для меня за сюрприз?
Острое, резкое чувство опасности буквально вздыбило гусиной кожей всего Гарри. Он отпрянул, но было уже поздно; второй близнец нацелил на него палочку и сказал:
- Petrificus Totalus.
Гарри мешком с картошкой свалился на пол. Почему он не может их различить? В чём дело?
- Mobilicorpus!
- Loco! Muffalio!
- Incarcero!
Их голоса теперь тоже звучали для Гарри не так, как раньше: они по-прежнему не были одинаковыми, но и привычными для гарриного уха голосами близнецов Уизли они не были. И заклинания, которые они использовали, вряд ли можно было отнести к тем, что являются обычно приятными сюрпризами. «Но тебе же никто и не обещал приятный сюрприз… в записке не уточнялось, какой именно».
Теперь Гарри был привязан к столу, на котором перед этим сидел один из близнецов; на дом были наложены запирающее и заглушающее заклятия – зачем, опять же? Гарри начинал откровенно паниковать, и, если бы не Петрификус Тоталус, он снова взялся бы кусать губы.
- Не ждал сюрприза, Гар-ри? – как-то издевательски протянул один из них.
- Всё бы тебе шутки шутить, а времени мало, – одёрнул его второй.
Первый надул губы.
- Вечно ты ломаешь кайф…
- Скоро отбой – зачем нам лишние неприятности? – напомнил второй.
- И правда – сегодня неприятности будут только у тебя… - последняя реплика адресовалась Гарри, который с почти священным ужасом смотрел в такие родные, любимые, знакомые до последней линии изящного изгиба ресниц синие глаза.
Что произошло? В чём дело?
- Wingarmentia, - рубашка слетела с Гарри – моментально стало холодно. – Тощ, как цыплёнок, Мерлин мой…
- А это уже не наша печаль,- ухмыльнулся второй.
Повинуясь новому взмаху палочки, с Гарри слетели брюки и белье. Петрификус никто ещё не отменял, поэтому он не мог разлепить губы и попытаться их образумить. «Может, это новый прикол так на них действует? Так ведь можно и что-нибудь действительно опасное изобрести…»
- Тебе ведь нравится, когда тебя трахают? – жаркое дыхание первого близнеца обожгло мочку уха Гарри. – Когда в тебя суют что-нибудь длинное и твёрдое, и насаживают тебя, и рвут тебя на части, а ты бьёшься в экстазе и подставляешь задницу…
Гарри потерял – не сказать дар речи, потому что говорить он и так не мог – а даже дар мысли. После этих слов, услышанных от одного из близнецов Уизли, он окончательно убедился, что кто-то сошёл с ума – либо близнецы, либо он сам (и теперь ему всё это просто мерещится этаким приветом от дедушки Фрейда).
- Вот сейчас ты всё это и попробуешь, если не уверен, - добавил второй близнец, наклоняясь ко второму уху Гарри.
Верёвки фиксировали его руки и ноги, растянув его на манер морской звезды: таким образом, ноги Гарри были широко раздвинуты, и ничто не мешало палочке одного из близнецов ворваться в Гарри на всю длину.
Это было больно. БОЛЬНО!!.. Гарри внутренне корчился, не в силах пошевелить ничем или хотя бы закричать; палочка медленно проворачивалась внутри, разрывая нежные ткани, уродуя внутренности.
- Conflammo, - почти нежно, тихо.
Огонь добавился к обычной боли; слёзы потекли из глаз Гарри, по вискам вниз – он слышал, как они падают на стол. Свежие внутренние раны припекало, как будто к ним поднесли свежий уголь из горящего костра.
- Вот так, Гарри, - удовлетворённо, спокойно.
Вторая палочка добавилась к первой, пробираясь с негромким хлюпаньем сквозь потоки крови, вытекавшие на бёдра Гарри и стол.
- Scrupuli.
По пылающим ранам словно рассыпали песок, мелкие камешки, мучительно раздражавшие, почти разъедавшие внутренние раны, и Гарри выл бы безостановочно, выгибаясь и корчась в конвульсиях, если бы мог. Но всё, что ему осталось – это слёзы. Он не хотел плакать, считая, что и так более чем достаточное количество раз этим занимался, но терпеть это всё было невозможно, и Гарри даже не замечал солёных жгучих ручейков на своём лице, весь погруженный в боль.
Одна из палочек с чмоканьем свежей густой крови вышла из него и провела без нажима кончиком по животу Гарри, оставляя красный след.
- Instillo caedis.
Кожу Гарри взрезало ножом – неглубоко, только кожу. Порез за порезом ранили его, появляясь непредсказуемо. От невыносимой боли становилось всё труднее дышать, и к горлу подкатило что-то горячее: кажется, всё та же кровь. Её здесь слишком много…
- Маленькая *****, - шептал один из близнецов, не заботясь о том, слышат ли его. – Вот так лучше… лучше, лучше… да…
Второй, кажется, молча орудовал палочкой, прокручивая её внутри Гарри вокруг своей оси. Получалось у него не очень: всё было настолько в крови, что пальцы постоянно соскальзывали с гладкого дерева. Но он старался.
Порезы перестали появляться, вторая палочка исчезла, и Гарри жадно пил эту минуту передышки, упивался ею; он пробовал, он старался, он заставлял себя применить свою беспалочковую магию, но не смог – против близнецов он не мог ничего сделать, их лица были стоп-сигналом для него. Неважно, насколько они сошли с ума, они – неприкосновенны. Он был бессилен и беспомощен. И никто не придёт к нему на помощь.
«Досадно, ***…»
Что-то большое, толстое, грубое проникло в и без того истерзанный анус Гарри. Одновременно с этим прозвучало Фините Инкантатем, отменившее Петрификус Тоталус, и Гарри заметался в верёвках, крича истошно, безнадёжно, пытаясь уйти прочь от боли, срывая кожу на запястьях. Резкие толчки, сопровождавшиеся выбросами горячей крови, продолжались и продолжались, и спустя пару минут Гарри сорвал голос и перешёл на жалобные хрипы.
Второго изнасилования он и вовсе не почувствовал – только ощущал, как ритмично из него выхлёстывает кровь.
- Отлично. Он жалок, как никогда… можно закончить на этом.
- У нас пятнадцать минут. Добивать будем?
- Так оставим. Сам истечёт кровью… приходить ещё – опасно, и запасов больше нет…
- Да ну, неинтересно…
- Эй, ты там не болен?
- Куда как интереснее будет, если он расскажет старому маразматику, кто всё это сделал…
- А как же?..
- Хочешь сказать, так не лучше? Он будет сломлен. Он ведь всё будет помнить.
- Знаешь, после такого обычно с ума сходят. И какой интерес в сумасшедшем Поттере? Он же ничего осознавать не будет…
- Не сойдёт, ты же слышал, как с ним те магглы обращались… привычный…
- Но они же его не трахали…
- Зато к боли приучен. Суть не в том, ты только подумай: его предали, изнасиловали, бла-бла-бла… какая возможность для терзаний… это будет лучше всего. Какой интерес оставить и уйти так?
- Знаешь, нелогично: он же сам давал почти два года, зачем насиловать?
- Кто сказал, что давал? По мне, он был тугой, как девственник, его одни палочки почти порвали в ширину.
- Тогда что? Остановим кровь?
- Пожалуй, да. Остановим – и всё на этом. В замок пусть ползёт, как хочет, из верёвок выпутывается – тоже. Пусть у него будет время обо всём подумать.
- Ну… мы же убить хотели, в конце концов…
- Это да, но если с самого начала, мы собирались отомстить. Чтобы эта жалкая ***** знала своё место, а он сейчас вовсе без сознания. Прикончить будет милосердно, а вот если он будет всё помнить, думать об этом…
- Ты просто гений… - смех. Заклинание.
- А как же иначе…
Гарри терял сознание окончательно, и уловил в последних репликах только отдельные слоги:
- Мы не… озда… Дра?..
- …ейз… рядке… сять… ут.
Хлопнула дверь.
Больно…

* * *

Его привёл в чувство холод. Ресницы слиплись от слёз и присохли к щекам – отдирать их резким движением век было не больно, но унизительно. Почему-то гораздо унизительней всего остального, что здесь произошло.
Мысли путались, всё тело было тлеющим сгустком боли; надо было выбираться отсюда. «К кому выбираться? Помфри? Дамблдор? Снейп? Ха…». До мадам Помфри надо было ещё проползти много этажей вверх, Снейп, скорее всего, поглумился бы над ним и подлатал наспех – чтобы только он мог сам двигаться и не остался инвалидом, а в качестве награды для себя растрепал бы всему змеиному факультету об изнасилованном Гарри Поттере. Дамблдор вообще гиблый вариант, его и в кабинете можно не застать… если только Фоукс…
Верёвки врезались в запястья, при каждом движении проезжаясь по плоти, с которой была содрана кожа, когда Гарри корчился от боли. Как от них избавиться? Гарри разлепил сухие губы:
- Finite Inkantatem.
Верёвки ослабли, но не исчезли. Гарри выпутал запястья и щиколотки и забарахтался на столе, как перевёрнутый жук, пытаясь встать. Не удержав равновесие, он свалился на пол, и от резкой боли его вырвало – в основном, желчью.
Подниматься на ноги не было сил, но Гарри заставил себя подползти к своей одежде, которую мучители не догадались убрать – хотя это было бы дополнительным витком унижений. Брюки. Рубашка. А вот мантия-невидимка в кармане – будет всё теплей под дополнительным слоем ткани. Гарри не чувствовал пальцев, зато ощущал, как от резких движений кровотечение снова открылось, и горячая кровь потекла по броне из старой, засохшей.
Шнурки ботинок Гарри завязал кое-как – на это только его и хватило; он откинулся на спину и замер, переводя дыхание. Порезы на груди и животе тоже открылись, и рубашка быстро промокала, потому что порезов было много. «Никуда я не пойду. Прямо тут и сдохну».
Спустя пару долгих минут, тёмных и тихих, пришла ещё одна мысль – злая, как Снейп: «А портключ тебе на что, придурок?».
Рука упрямо не желал подниматься, покрытая синяками от стола, располосованная верёвками и затёкшая; закон всемирного тяготения, борясь с желанием Гарри нашарить янтарного феникса на груди (слава Мерлину, они не догадались сорвать его, посчитав, наверно, за бесполезное украшение, а изнасилованию он не мешал), побеждал. Но Гарри одержал верх, потому что ему – неизвестно, отчего – всё ещё хотелось жить. Может, хотя бы для того, чтобы выяснить, близнецы ли это были, а если они – то что же такое случилось. За что ему это…
Рывок в районе живота причинил дополнительную боль, и Гарри обнаружил себя стоящим на четвереньках у дверей библиотеки и изливающим остатки желчи прямо на пол. Очень скоро в организме у него закончилась и желчь, но ещё десять минут его продолжало рвать: мучительно, сухо. «Хоть бы Филч появился с миссис Норрис…».
К сожалению, Филч пропадал где-то далеко как раз тогда, когда был срочно нужен. Гарри попробовал встать – тело, если бы могло, покрутило бы в ответ пальцем у виска: «Хозяин, что ты курил? Сидим здесь до утра, какие могут быть варианты… идти?! Куда идти? К кому идти? Не смеши мои тапочки!». Врёшь, не возьмёшь… Гарри упрямо подполз к лестнице и, схватившись за перила, стал подниматься на ноги.
Голова кружилась от потери крови, перед глазами жарко плавали разноцветные круги и белое марево, смешиваясь в невообразимый хаос – кому и зачем в здравом уме захочется такое воображать? Пальцы впились в перила до белизны. Гарри медленно, размеренно дышал, утихомиривая боль и отстранённо отмечая, что кровь всё течёт по ногам, образуя на полу чёрную в сумерках лужу. «Я стою на ногах. Ура».
Вверх. Ещё вверх. Ещё ступенька, ну же, Гарри… Ноги относительно слушались, но всё осложняла дикая боль, пронзавшая разорванные в лохмотья внутренности Гарри и мышцы ануса. А теперь налево…
- Откройте мне.
Язык плохо слушался Гарри.
- Да, Наследник, - проход в кабинет директора открылся. Гарри рухнул на винтовую лестницу и подождал, пока та сама его подвезёт к дверям – а она подвозила, поняв, видимо, что сам Гарри не поднимется больше ни на ступеньку. Дверь открылась от слабого толчка, и Гарри, подтягиваясь на руках, заполз в пустой тёмный кабинет. Впрочем, не совсем пустой и не совсем тёмный: Фоукс тёмно-оранжевым пятном пламенел в своей клетке. Стоило Гарри бессильно растянуться на полу, чтобы предаться размышления на тему «что-же-будем-делать-дальше-Мерлин-за-ногу-мать-вашу», как феникс с тихим, но каким-то заполошным курлыканьем слетел к нему на пол. Гарри повернул голову так, чтобы видеть птицу.
- Как дела, Фоукс? – прошептал он. – У меня так не очень…
Фоукс пропал из поля зрения Гарри, и щекочущие тёплые ощущения на тех местах, что болели сильнее прочих, помогли Гарри понять, чем там феникс занимается. Лечит, подумать только.
Спустя пять минут Фоукс курлыкнул снова, и Гарри послушно перевернулся на спину – тем более что, кажется, уже почти и не больно было.
Порезы на животе перестали гореть. Теперь Гарри просто чувствовал себя очень слабым и несчастным, но это вполне можно было пережить. Он сел, прислонившись спиной к ножке стола – ниже пояса наличествовал только лёгкий дискомфорт. Фоукс приземлился на колени к Гарри и потёрся головой о шелушащуюся от слёз щёку. Мягкие перья согревали своим собственным теплом. Гарри поднял руку и погладил птицу по спине.
- Спасибо, Фоукс. И почему ты меня всё время лечишь и помогаешь мне?
Феникс немного насмешливо курлыкнул и разразился целой мелодичной трелью. Гарри не сказать, чтобы понял – он не знал языка фениксов, вот если бы Фоукс был змеёй… - но общую идею уловил, как ни странно.
- Мы с тобой одной крови? – полувопросительно повторил Гарри и рассмеялся. – А у фениксов есть кровь? Или только огонь? Ладно, ладно, я же шучу.
Он замолчал, продолжая одной рукой рассеянно поглаживать феникса по перьям. За окном директорского кабинета занимался рассвет, и Гарри подозревал, что пора уходить, если он не хочет долго и грустно объяснять Дамблдору, чем он тут занимался посреди ночи и как вообще зашёл в кабинет. Пришлось выходить из кабинета по собственным следам, уничтожая попутно с помощью Эванеско следы крови, которой набралось на полу что-то очень уж много – Гарри даже засомневался, что в нём самом осталось достаточно для того, чтобы успешно продолжать жизнедеятельность.
В спальне третьего курса Слизерина было тихо и спокойно – подъём должен был начаться через двадцать минут. Гарри задёрнул за собой полог кровати и приподнял палочку:
- Protectio ad me tuus terror est. Nolite Irreptare. Meus Locus Arcanus.
«Будем надеяться, сквозь три сразу никто не пробьётся». Надо было бы раздеться и залезть под одеяло, но всё тело было налито свинцом, и веки слипались. Гарри мысленно махнул на всё рукой и заснул тяжёлым, муторным сном без сновидений.

 Отправлено: 02.09.08 16:30. Заголовок: Глава 12. Когда б н..

Глава 12.

Когда б не жизнь, а забытье,
Чтоб ни движения, ни звука…
Ведь если вслушаться в неё,
Ведь жизнь моя – не жизнь, а мука.
Иннокентий Анненский.

- Поттер! ПОТТЕР!!! – гневный голос очень грубо и бесцеремонно прервал сон Гарри.
Что слизеринскому декану нужно в спальне слизеринских же третьекурсников? Да ещё и в такую бешеную рань…
- Мм? – вполне миролюбиво поинтересовался Гарри, не открывая глаз.
Вместо вежливого разъяснения претензий (а ещё лучше – подачи их в письменном виде, с трёх до четырёх по понедельникам, а ещё каждую пятницу, тринадцатого любого високосного года…) Гарри довольно сильно схватили за плечо и встряхнули, намереваясь разбудить окончательно.
С Гарри мигом слетел весь сон, и он вспомнил весь вчерашний вечер; вся боль, унижение, страх и паника накатили на него товарным поездом, и он закричал, забившись всем телом, выставив палочку в сторону Снейпа (он так и не выпустил палочки из рук, когда засыпал):
- Нееееееееееееет!!!! НЕТ, нет, нет!! Stupefy!!! Protego!!!!
Не ожидавшего подобного подвоха Снейпа отшвырнуло к стене и припечатало; он сполз по этой стене вниз и приземлился на кровать Гойла. Гарри, вскочивший на ноги, прижимался спиной к стене, судорожно дышал, то сжимая, то разжимая кулаки; палочка упала на кровать, и Гарри начал понимать по мере прояснения в голове, что немного погорячился.
- П-простите, - пробормотал он. Вот за нападение на преподавателя наверняка стопроцентно исключают, это вам не навозная бомба… - Я просто… мне показалось…
- Что Вам показалось, Поттер? – Снейп, против ожиданий, совсем не выглядел готовым испепелить Гарри драконом, а как будто бы даже проявлял некоторое понимание.
- Мне показалось… что… что… - на этом месте фантазия у Гарри робко взяла тайм-аут. Ну и как объяснить, что именно ему показалось?
- Мне… я… я просто не люблю прикосновений, - объяснение вышло шитым гнилыми белыми нитками, но никакого другого у Гарри в запасе и подавно не было.
- Вот как? – прищурился Снейп. – А отчего же тогда Вы не возражаете столь же активно, например, всем Вашим гриффиндорским друзьям, Поттер? Семье Уизли, например?
При слове «Уизли» Гарри вздрогнул; глаза Снейпа удивлённо расширились.
- Подождите, Поттер… Вы что, весь в крови?
Гарри опустил глаза и только сейчас понял, что вся его одежда и вправду заскорузла от его собственной крови. Рубашка и брюки стояли колом и потеряли первоначальный цвет. Уже, наверное, и не отстирать. На светлом зелёном покрывале остался темный багровый след – размытые очертания его тела.
- Ну… да, - признал Гарри. Отпираться было глупо.
- Откуда она?
- Из меня, - дал Гарри исчерпывающий ответ.
- А поподробнее, Поттер?
- Ну… порезы там…
- Где там?
- Везде. Да что Вы спрашиваете, всё зажило давно…
- Ещё вчера у Вас не было ни одной травмы.
«А он что, проверял днём?!»
- Ну-у… они ночью появились. Где-то за час до отбоя.
- И при каких же обстоятельствах, Поттер?
Гарри прикусил губу и смолчал. Он не мог рассказывать об этом кому-то. Боль, стыд, ужас пылающим клубком распирали грудь, мешая дышать. Фред, Джордж… за что?!..
Снейп подождал немного и понял, что ждёт зря.
- Поттер, отвечайте немедленно. Кто Вас пытал?
- Какая Вам разница?! – огрызнулся Гарри, сильнее вжимаясь в стену.
Снейп покачал головой.
- Бесполезно, Поттер. Я уже начинаю подозревать, что Вам понравилось то, что с Вами делали, чтобы нацедить такое количество крови…
Гарри глухо зарычал; захотелось вцепиться Снейпу в горло и грызть, рвать податливую белую кожу, пока тело не прекратит биться в агонии.
- …иначе зачем бы Вам с таким упорством скрывать имя? Очень жаль лишать Вас занятного досуга, но такое в Хогвартсе не замалчивается… маньяки и садисты должны сидеть в тюрьме, Поттер. Legillimens!
Перед глазами Гарри замелькали события вчерашнего вечера: верёвки, боль, кровь, крики, рыжие волосы и синие глаза, глумливый диалог в самом конце. И только когда Гарри потерял сознание заново, точно так, как это было в реальности, ему было позволено выкарабкаться в реальный мир. Снейп был бледнее обычного, губы у него дрожали, так же, как и палочка в опущенной руке. Себя Гарри обнаружил лежащим на кровати в неудобной позе. Ну ещё бы, заново всё пережить…
- Глупые мальчишки… - прошептал Снейп. – Глупые…
- Вы о Ф… об Уизли? – непонимающе уставился на него Гарри, загоняя тошнотворное осознание случившегося подальше.
- Нет, не об Уизли…
- А о ком?
- О Дра… - Снейп споткнулся на полуслове и замолчал.
- О Малфое? – неверяще переспросил Гарри; какие-то смутные догадки начали прорисовываться у него в голове. – При чём здесь Малфой?
Настала очередь Снейпа стоять и молчать.
- Это были Малфой и Забини! – выдохнул Гарри. «Мы не… озда… Дра?.. …ейз… рядке… сять… ут…». «Мы не опоздаем, Драко? Блейз, всё в порядке, ещё десять минут». - Наверно, под Многосущным зельем!
- Вы поразительно догадливы, Поттер, - глухо отозвался Снейп, поднимая палочку. – Oblivi…
- Expelliarmus! – Гарри подобрал свою быстрее, чем Снейп договорил, хотя за это пришлось расплатиться ещё одним слабым приступом боли, до конца не забытой телом. – Что Вы тут только что говорили о маньяках и садистах?! В сентябре им всё сошло с рук, так пусть теперь расплачиваются, твари, чёрт побери!!
- Вы не понимаете, Поттер…
- Чего я не понимаю?! – прошипел Гарри. – Да все знают, что Вы трахаете Малфоя! А Малфой лижет задницу половине Хогвартса, и Забини в том числе – в буквальном смысле! И этого достаточно, чтобы они безнаказанно пытали, кого вздумается?!
Хлёсткая пощёчина оборвала пламенную речь Гарри.
- Не смейте говорить о том, чего не знаете, Поттер!
- А ВЫ НЕ СМЕЙТЕ ПОКРЫВАТЬ ЭТИХ УБЛЮДКОВ!! – Гарри сорвал голос и закашлялся.
Снейп снова занёс руку, но передумал и опустил её. Гарри с вызовом глядел на своего декана из-под расхристанной чёлки – что скажешь?
- Слизерину не нужны скандалы, Поттер.
- В сентябре был один, но ничему их не научил, - напомнил Гарри. – Слизерин, похоже, нуждается в большем количестве мозгов на человека, чем есть. Малфою с Забини явно не хватило.
- Прекратите, Поттер!
- А может, ещё сказать, что они бедные заигравшиеся дети? – выплюнул Гарри. – Или что так мне и надо? Или что раз в Слизерине, то могут творить, что хотят?
- Вы же творите, Поттер, - Снейп выглядел очень усталым. – Как насчёт Девона Забини?
- Это был несчастный случай! Кроме того, Вы хоть обстоятельства помните, при которых я его убил?
- Не имеет значения, - дёрнул плечом Снейп.
От возмущения у Гарри перехватило горло. А что тогда имеет?!
- Этому делу не дадут хода, Поттер. Как максимум, Драко и Блейз получат взыскание – кстати, так, наверное, и будет. Если Вы попытаетесь раздуть скандал, всё замнут.
- П… почему?
- Подрастёте, Поттер – узнаете. Если доживёте, конечно, - Снейп с сомнением осмотрел Гарри, будто прикидывал, не отбросит ли тот тапочки прямо здесь, не успев приобщиться к великой тайне причин замалчивания деяний маньяков и садистов в стенах Хогвартса, и вытащил из кармана маленькую бутылочку. – Выпейте.
- Что это? – Гарри не торопился пить незнакомое зелье из снейповских рук. Вдруг там, например, Зелье Забвения? Докажи потом что-нибудь…
- Обычное общеукрепляющее с лёгким кроветворным и успокаивающим эффектом. Пейте.
Гарри откупорил бутылочку и поднёс к носу. Медовый экстракт, концентрированная настойка пижмы, перегнанная кровь степной лисицы, перетёртые корни вербоцвета, цветки калужницы, немного крыльев медуницы многоцветной летающей и сопутствующие загустители и подсластители. И вправду то, что сказал Снейп – насколько Гарри разбирается в Зельях…
На вкус зелье тоже было таким, каким должно было быть. Гарри вернул Снейпу флакон и забрался на кровать, зябко поджав ноги под себя. Ему было холодно. За всё время, пока он спал, он так и не смог согреться.
- Почему всё так? – Гарри снова клонило сон – успокаивающий эффект можно было бы с тем же успехом именовать снотворным. – Почему, скажите?
- Потому что так оно и есть, Поттер. Если Вы пообещаете мне не поднимать скандала, я не наложу на Вас спящего Обливиате.
- На кой мне те скандалы… я покоя хочу, покоя, слышите… - Гарри начинал подозревать, что уже бредит помаленьку, но замолчать не мог. – А что Вы тут делали? Я спать хотел… было так больно, а потом Фоукс, а потом я пошёл спать… и вдруг Вы…
- Вы пропустили завтрак и обед. А теперь уже и ужин. Ваши одноклассники утверждали, что Вы, как в прошлом году, каким-то заклятием не даёте им войти в спальню. Два и два, Поттер…
- Два и два – и у нас не четыре, а целая чёртова куча проблем, - пробормотал Гарри, потирая глаза руками и давя отчаянный зевок. – А, накладывайте Ваше драное Обливиате, забуду всё к хренам… хотя ублюдки останутся безнаказанными… Вам не кажется, что так нечестно?
Гарри замолчал, сжался в комок на кровати, обхватив колени руками, и закрыл глаза. В полном молчании раздался какой-то шорох, и Гарри почувствовал, как ему на плечи опускается что-то тёплое, лёгкое и шероховатое. Дополнительное одеяло и впрямь не было лишним.
- Не кажется, Поттер – я в этом уверен, - ответ Снейпа прозвучал, когда Гарри уже почти снова спал. Наверное, Снейп думал, что Гарри не услышит.
Но он услышал.
Ему опять совершенно ничего не снилось.

* * *

Матч с Гриффиндором должен был состояться в первую субботу после пасхальных каникул. На тренировках Гарри не смотрел на Малфоя, всё время довольно ухмылявшегося и вообще ходившего с видом человека, который в этой жизни сделал что-то такое выдающееся, чем сможет гордиться даже при смерти через много-много лет. Гарри владела вялая апатия, нежелание делать что-либо, думать о чём-то, ходить куда-то.
Изнасилованный. Грязный. Использованный.
Проснувшись после того снейповского зелья, Гарри отправился в душ, где ему пришлось смывать с себя не только кровь, но и чужую сперму. Его стошнило бы ещё раз, но было уже настолько нечем, что он сумел сдержаться.
Забини, как и прежде, ходил с лицом «я-в-бронетанке-и-не-суйте-сюда-свой-нос-пока-вам-его-не-откусили», но Гарри упорно казалось, что в поведении слизеринца появилось что-то удовлетворённое, почти кошачье – как будто у него была тайна, ласкавшая его ум одним своим существованием, тайна, которой он давно жаждал обладать, и вот наконец получил её. Маленькая грязная тайна. Гарри тоже знал её, но никакого удовлетворения не чувствовал.
Первоначальная вспышка ярости исчезла, полностью выложившись в яростный спор со Снейпом; теперь Гарри не хотелось, чаще всего, ни есть, ни пить, ни спать, а хотелось привалиться к стене, подтянув колени к груди, и сидеть так, потихоньку покачиваясь из стороны в сторону. Может быть, ещё воя на луну – если луна полная. И не думать совсем ни о чём, провались оно всё в озеро к кальмару. Ни о чём и никогда.
Гарри забросил учёбу, что, впрочем, несильно отразилось на его оценках – база у него была отличная, и пока не началось что-нибудь кардинально новое, он без проблем писал проверочные работы; хотя, в принципе, что такого нового могло быть, когда до экзаменов оставалось всего ничего. Он, как и прежде, частенько проводил вечера в библиотеке, но сидел над раскрытой книгой и видел не буквы, а полутьму дома Мартина, злые усмешки на лицах Фреда и Джорджа и собственную кровь – столько крови, что в ней можно было захлебнуться.
Самым тяжёлым был разговор с Фредом и Джорджем на третий день пасхальных каникул. Близнецы ничего не знали о прискорбных событиях, которые заставляли Гарри теперь шарахаться от любого прикосновения. Но кто-кто, а они имели право знать. Смотря в каменную стену пустого кабинета, Гарри ровным голосом пересказал им вкратце, что случилось. И пояснил, что теперь их лица связаны для него с самым большим унижением в его жизни, с болью и страхом. И с осознанием того, что тебя может предать кто угодно, а любовь – всего лишь то, что мешает трезво оценивать происходящее и подставляет тебя под удар. И что любое прикосновение вызывает в нём страх и отвращение; он, конечно, больше не пулял Ступефаем направо и налево в тех, кто случайно дотронулся до него, но сами прикосновения… бр-р… противно. Страшно.
Фред и Джордж были в шоке. Они минуты две осмысливали услышанное. Гарри в это время продолжал безучастно смотреть в стену. Он не знал, что можно было выдать в ответ на такой рассказ, и сомневался, что на месте близнецов выжал бы из себя что-нибудь осмысленное. Поэтому он был очень удивлён, услышав:
- Гарри… но… мы ведь всё ещё можем быть твоими друзьями?
- А… вы хотите? – Гарри был искренне удивлён.
- Конечно!
- Но я ведь… я…
- А разве это что-то меняет в нашем отношении к тебе? Ну, кроме того, что обнимать тебя мы больше не можем…
Гарри казалось, что должно менять, да ещё как. Но он не был приучен считать своё мнение истиной в последней инстанции, и поэтому промолчал.
Иногда ему думалось о мести Малфою и Забини. Но не было никакого энтузиазма, и он мог заранее предсказать, что месть не удастся. Вон сами эти двое с большим энтузиазмом почти три года бились-старались – и только сейчас получилось. Гарри хотелось, чтобы они умерли, но просто потому, что без них стало бы тише и спокойней. Тоска разъедала его ржавчиной, поглощала, как смертофалд.
Грязный. Осквернённый.
Он спрашивал у рун, что ему делать, и вытащил руну Isa, одну из трёх рун Промедления. В переводе на английский это означало «Сиди и не рыпайся, всё происходит само собой, а всё что от тебя требуется – сложить ручки и закрыть рот, желательно на амбарный замок. До того, как тебе можно будет что-нибудь сделать, ещё ой как много времени…».

Матч начинался в одиннадцать утра. С точки зрения Гарри, в нём не было ничего экстраординарного; а даже если и было, то оно прошло мимо Гарри, сразу же взлетевшего так высоко, как не залетал прежде, к самым облакам. Гарри был уверен, что Флинт, увидев, куда улетел его ловец, оставив поле без внимания, лопается от злости; к тому же на такой высоте было дико холодно. Но Гарри плевать хотел на оба отягчающих ситуацию обстоятельства – они для него мало значили.
Комментарии он слышал, но ничего не видел – плотные облака закрывали всё внизу. Судя по комментариям, гриффиндорцы сегодня были не в ударе, и Гарри подумалось, что Слизерин выиграет, даже если Кэти Белл в кои веки раз поймает снитч раньше самого Гарри. Правда, Флинт будет всё равно зол неимоверно, но какая уже разница – хуже уже ничего не придумать, чем то, что есть.
Он взмыл над облаками, вырываясь из их ледяной сырости, и громко чихнул; зависнув в воздухе над маленьким просветом между облаками, он следил за крохотными красными и зелёными фигурками, метавшимися там, вдалеке, словно вырезанными из цветной бумаги. А что, если отпустить древко метлы и разжать ноги? К тому времени, как его увидят, поймать уже не сумеют…
Гарри всерьёз прикидывал, не поступить ли ему именно так (он полагал, что подобный поворот событий создаст ему куда меньше проблем, чем любой другой), и уже оторвал от древка одну руку, когда по коже этой самой руки, открытой задравшимся широким рукавом, щекотно прострекотали крылышки снитча. Золотой мячик застыл на уровне груди Гарри, явно не собираясь убегать. Гарри посмотрел вниз, на далёкую землю – несбыточную мечту – а потом на по-детски яркий, сверкающий шарик. И он протянул руку, в которую снитч скользнул так охотно, словно как раз этого-то он всегда и хотел.
«Ну раз уж я не покончил с собой, пора возвращаться». Гарри направил метлу вниз и помчался, чувствуя, как хлопает за спиной раздуваемая ветром мантия. Быстрее… ещё быстрее… мир превратился в смазанную фотографию, но Гарри затормозил как раз вовремя, чтобы оказаться в полуметре от перепуганной его манёврами мадам Хуч.
- Вот… - он продемонстрировал ей смирно лежавший в его ладони снитч.
Мадам Хуч долгих полминуты смотрела на снитч, потом ещё с минуту – на самого Гарри; при этом у неё было такое выражение лица, будто она не могла решить: то ли обругать его, то ли дать конфету. В конце концов она взялась за висевший у неё на шее свисток и прекратила игру.
- Гарри Поттер поймал снитч, - скучным голосом прокомментировал Ли Джордан. Возможно, ему уже надоело игру за игрой говорить одно и то же. – Слизерин выигрывает со счётом 220:30.
Гарри приземлился, подождал, пока команду и декана сфотографируют в компании кубка школы, и поплёлся в душевую – после полёта среди облаков он продрог до костей, и теперь был не против постоять под горячей водой.

В душевой было жарко, но не настолько, чтобы клубы пара заволакивали помещение, тогда как Гарри хотелось именно такого эффекта – он всё никак не мог согреться, и под струями почти что кипятка он ощущал, как по телу пробегают волны озноба.
Спустя пять минут после того, как он зашёл под душ, появились остальные игроки Слизерина, обсуждавшие на ходу прошедшую игру.
- Эй, Поттер! – окликнул Флинт. Гарри, устало привалившийся к стене душевой, приоткрыл один глаз, с неохотой разлепляя намокшие ресницы.
- Что?
- Что это у тебя за тактика – усвистать прочь с поля, а? Я тебе такого не говорил!
Хохот остальных сопровождал слова Флинта. Гарри не видел решительно ничего смешного; он пожалел, что они не знали о том, что он хотел сделать там, наверху – если бы знали, сейчас давились бы досадой оттого, что снитч подлетел так невовремя.
- Потти отличился, как всегда, - Малфой не упустил случая высказаться. – Может, он сам пробовал скрыться от снитча?
Одобрительный хохот сопровождал и эту шуточку, хотя Гарри готов был поставить на кон свой гринготтский сейф, поклявшись, что ничего смешного там не было.
- Ничего, главное, что поймал, - снисходительно сказал Флинт. – Кубок наш, а дальше пусть следующий капитан Поттеру мозги вправляет.
- Там нечего вправлять, Марк, - пропел Малфой ехидно. – Там пусто, и воет ветер…
Продолжая смеяться, слизеринская команда расходилась по кабинкам. Гарри снова закрыл глаза и обхватил себя руками. Ему хотелось залезть в огонь, как саламандре, и сидеть там, пока сухой жар не доберётся до каждой клеточки, обволакивая и успокаивая. «Совсем двинулся, - мрачно решил Гарри. – С какой стати огонь меня будет обволакивать и успокаивать? Скорее уж, превратит в плохо пахнущую почерневшую массу».
Гарри открыл глаза и взялся за мыло, намереваясь быстро вымыться и уйти отсюда, где самый вид обнажённых тел и осознание собственной уязвимости приводил его в кранйе нервозное состояние, но увиденное в кабинке напротив заставило его выронить скользкий брикет. Малфой стоял на коленях перед Маркусом Флинтом и целовал член капитана – медленно и неспешно. Флинт, прислонившись к стене и слегка расставив ноги, чтобы Малфою было удобнее, прерывисто дышал.
Малфой продолжал пытку медленными лёгкими ласками, то обнимая губами головку напряжённого члена, то отпуская, целуя и касаясь кончиком языка. Не выдержав, Флинт запустил руку в слипшиеся от воды и потемневшие волосы Малфоя и с силой дёрнул на себя, буквально насаживая рот блондина на свой член. Малфой послушно начал сосать, и зрелище было настолько откровенным, настолько непристойным и бесстыдным – при том, что они не играли на публику, а были естественны, как дыхание – что Гарри чуть не стошнило.
Прочие слизеринцы относились к стонам Флинта и хлюпающим звукам, издаваемым Малфоем, вполне философски; разумеется, они это видели, но явно не считали, что происходит что-то экстраординарное.
Гарри сглотнул и потянулся выключить воду. Сердце билось, как будто он только что пробежал стометровку за десять секунд; его всё ещё тошнило, но в то же время он чувствовал прилив крови в области внизу живота. Смыться и подумать обо всём этом позже было наилучшим решением.
Пока он вытирался и обматывал полотенце вокруг себя, мелко дрожа от холода, Малфой и Флинт кон… ЗАкончили.
- Спасибо, Драко, - расслабленно протянул Флинт.
- Не за что, Марк, - судя по голосу, Малфой был крайне доволен собой. – Всем иногда нужно снять напряжение…
Гарри пробрало подобие злобы – бледный, вялый отголосок того, что он мог бы чувствовать, но всё же. Малфой отошёл в другую, свободную кабинку, а Гарри, проходя мимо безмятежно намыливающегося Флинта, бросил через плечо:
- Бедный Оливер…
Теперь уже Флинт уронил мыло. Его потрясённый взгляд лучше любых слов свидетельствовал о том, что свои неуставные отношения с капитаном гриффиндорской сборной он предпочёл бы держать в секрете.
Гарри ухмыльнулся краешком рта и хотел было продолжить свой путь, но жёсткие пальцы Флинта схватили его за плечо.
- Ты. Ничего. Не будешь. Говорить. Оливеру, - процедил Флинт сквозь зубы. – Понял?
- Любишь его? – пытливо поинтересовался Гарри.
Что-то дрогнуло и побежало искорками в тёмно-карих глазах Флинта; по чертам лица прошла лёгкая судорога.
- Не обо мне речь. Ты меня понял?
- Да понял, понял, - Гарри, нервно дёрнув плечом, освободился от прикосновения – гадость какая, когда трогают… - Ты меня за такую же шлюху держишь, как Малфоя? В отличие от него, я не раскрываю рот, не подумав.
Фраза вышла двусмысленной и пошлой; впрочем, подобный эффект был Гарри только на руку.
- Я тебе поверю, Поттер, учитывая твои симпатии к Гриффиндору, - Флинт криво улыбнулся.
Гарри вздохнул.
- Береги его, - посоветовал Гарри, припомнив речи Кровавого Барона.
Флинт хотел, кажется, что-то сказать, но Гарри резко развернулся и вышел из душевой.
Его всё ещё немного тошнило и очень сильно знобило.
Изнасилованный. Втоптанный в грязь. Не сумевший уберечь.

* * *

В такой же тоске и безразличии ко всему окружающему Гарри дожил до экзаменов. В отличие от Рона и Гермионы, он относился к этому неизбежному ежегодному злу индифферентно: экзамены, ну и экзамены; те же профессора, те же задания, что были на уроках, те же классы… зачем волноваться? К тому же Гарри сомневался, что на свете сохранилась хоть одна вещь, которая в действительности волновала бы его. Всё виделось сквозь дымку бессмысленности. Каждую ночь ему снился вечер в доме Мартина, и он просыпался в слезах, с искусанными в кровь губами, напряжённый и покрытый холодным потом. Озноб всё не проходил, и поэтому один только Гарри был рад экзамену по гербологии, состоявшемуся в душных теплицах, где пот стекал за воротник и солнце припекало затылок. Так он хотя бы не дрожал от холода, как на трансфигурации, и уж тем более не так, как на зельях – там руки Гарри вообще ходили ходуном, и он только чудом приготовил приличное зелье, умудрившись рассыпать и разлить по дороге к котлу половину ингредиентов.
Экзамен по ЗОТС был представлен в достаточно непривычной форме – в виде полосы препятствий с разными изученными за год пакостными существами. Последним был боггарт, и Гарри добил его с помощью Риддикулус, не используя заклинание Патронуса – его апатия была настолько велика, что он не только не мог вызвать Патронус, но и даже сильно впечатлиться действием дементора на его разум.
Никому не нужный. Грязный. Использованный.

После экзамена по ЗОТС, который проходил совместно у Гриффиндора и Слизерина, Гарри, Рон и Гермиона брели к замку, медленно, еле передвигая ноги. Гарри был безучастен и погружен в себя, Рон был утомлён экзаменационной нервотрёпкой, Гермиона же выглядела просто бледным призраком себя самой: серое лицо, ввалившиеся щёки, мешки под глазами, волосы, обычно каштановой волной рассыпавшиеся по спине, завязаны в безжизненный, хоть и чистый, хвостик. Рон рассказывал Гарри по секрету, что у Гермионы в расписании стоит по два экзамена в одно и то же время, и как она умудряется сдавать оба одновременно – непонятно, а сама она только огрызается и ничего не говорит. Да Рон и не горел желанием светски беседовать с Гермионой: они до сих пор толком не помирились после того, как Косолапсус предположительно поужинал Струпиком. Враждебность Рона и колючесть Гермионы несколько поутихли, и они были способны сказать друг другу несколько вежливых слов наподобие «передай соль, пожалуйста», особенно если Гарри был поблизости – при нём они никогда не устраивали баталий по поводу домашних любимцев. Но до прежнего доверия и дружбы было далеко, и Гарри подозревал, что только чудесное воскрешение Струпика могло бы что-нибудь изменить.
У самой парадной лестницы Гарри заметил какого-то человека и уже вознамерился было обойти его стороной (врезаться в кого бы то ни было на полном ходу – невежливо…), когда узнал его: Корнелиус Фадж, министр магии. А этот-то что здесь делает?
Фадж, в свою очередь, тоже узнал Гарри.
- Привет, Гарри! Только что с экзамена, не так ли? Почти закончили?
- Да, почти, - Рон и Гермиона, не бывшие знакомы с министром лично, молча держались в стороне.
- Приятный день, - министр бросил взгляд на озеро, из которого наполовину высунулся на самое мелководье гигантский кальмар. – А я тут по не очень приятному делу, - Фадж извиняющеся улыбнулся Гарри. – Нужно проверить, как у вас тут дела с Сириусом Блэком.
- Может, он давно уже убрался отсюда, - безразлично предположил Гарри. – С того случая с входом в слизеринскую гостиную о нём ничего не слышно.
- Хотелось бы верить в это, Гарри, но твоя безопасность превыше всего, - министр улыбнулся – предполагалось, наверное, что отечески, а вышло донельзя фальшиво.
Гарри долго смеялся бы, если бы всё ещё был способен смеяться.
- Я понимаю, - равнодушно качнул он головой.
- Ну что ж, Гарри, мне пора, - Фадж покосился на часы. – Желаю удачи на экзаменах!
- Большое спасибо, сэр, - Гарри вежливо наклонил голову и зашагал к замку. Рон и Гермиона свитой следовали за ним.

Последний экзамен, Прорицание, был, как Гарри подозревал, самым бесполезным из всех; профессор Трелони вызывала всех по одному и строго-настрого запрещала говорить остальным, что она спрашивала – якобы, что-то ужасное должно было случиться с тем, кто распустит язык. Рон возмущённо пыхтел, заявляя, что Гермиона права, говоря, что Трелони – шарлатанка, и что это конкретное предсказание уж очень удобно для неё, а Гарри сидел на полу, прислонясь головой к стене, и старался утихомирить норовившие постучать от холода зубы.
Самого Гарри она вызвала последним, оставив, видимо, «на сладкое» – весь год она предсказывала ему мучительную скорую смерть и была, казалось, неприятно удивлена, видя его на каждом следующем своём занятии живым и вполне здоровым. И теперь Гарри вяло прикидывал, какую кончину поужаснее усмотреть себе в качестве экзаменационного прозрения. Если он скажет ей, что у него будет жена, трое детей и стабильная работа (что, надо сказать, более чем сомнительно…), то не светит ему нормальная оценка. С другой стороны, какая разница, что ему поставят? Всё это не имеет никакого значения, совершенно…
Додумать ему не дал вызов Трелони.
Это был едва ли не первый раз, когда он был рад, попав в кабинет Прорицания; пусть здесь невыносимо воняло благовониями, заставлявшими голову невыносимо болеть, зато здесь было тепло, даже жарко, и здесь Гарри смог наконец расслабиться немного – от постоянного озноба он то и дело непроизвольно сокращал те или иные мышцы, которые потом начинали в отместку болеть.
- Добрый день, мой дорогой, - тихо сказала преподавательница – возможно, ей казалось, что это звучит весомо. - Не будешь ли ты так любезен заглянуть в Шар... Не спеши, не торопись... а потом скажи мне, что ты видишь внутри...
Гарри послушно склонился над хрустальным шаром и привычно поморщился при виде клубящегося внутри шара белого тумана – это напоминало ему то, как на него действовали дементоры.
Видеть? Что тут можно видеть? Гарри пытался напрягать фантазию, но у той, похоже, началась серьёзная забастовка.
- Ну, что? - очень деликатно спросила профессор Трелони. - Что ты видишь?
Гарри чуть было не ляпнул, что, судя по видениям в шаре, сегодня вечером будет сильный туман, но сдержался.
- Я… хм… я вижу чёрное пятно.
- На что оно похоже? – Трелони явно заинтересовалась. – Подумай хорошенько…
- На… э-э… это так смутно… на дементора, да…
- И что же делает этот дементор?
«Пьёт какао из чашки с розовым слоником и читает свежую газету», - раздражённо подумал Гарри.
- Он… э-э… плывёт над землёй… и он готов применить к кому-то Поцелуй…
- Как интересно! – восхитилась Трелони, делая какие-то пометки в журнале, лежавшем у неё на коленях. – А дальше?
- Дальше… э-э… - Гарри отчаянно пытался собрать мозги в кучку, опасаясь, что его прямо из Хогвартса отправят в интернат для умственно отсталых. – Но у него ничего не получается… рядом, кажется, какое-то мистическое создание…
«Мерлин, что я несу?»
- По-моему, это Грим, - Гарри припомнил свой первый урок Прорицания. – Совершенно точно, Грим!
- А кто рядом с ним? – профессор подалась к Гарри всем телом, любопытно блестя своими стрекозьими глазами. – Кому он грозит смертью?
- Э-э… это я, точно, - Гарри так и не сумел придумать ничего оригинальней этого беспроигрышного хода. – Это я, и я умру совсем скоро, во всяком случае, совершеннолетия не достигну…
- Как это грустно, мой мальчик, - вздохнула Трелони, когда Гарри окончательно замолк, поняв, что больше ни слова бреда он и себя не выдавит, даже если бы ему платили по галлеону за каждую букву. – Ну что ж, ты можешь идти. Я вполне довольна твоим Внутренним оком.
Гарри поднялся на ватных ногах – всё-таки эти благовония наверняка не просто так, а что-то наркотическое, иначе почему бы они так одуряюще действовали? – и побрёл к выходу.
- ЭТО СЛУЧИТСЯ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ, - хриплый, низкий, очень громкий, совсем не такой, как минуту назад, голос профессора Трелони застал Гарри врасплох.
- Простите, что?
- ТЁМНЫЙ ЛОРД ЛЕЖИТ В ОДИНОЧЕСТВЕ, ВСЕМИ ЗАБЫТЫЙ, ПОКИНУТЫЙ ДРУЗЬЯМИ И ПОСЛЕДОВАТЕЛЯМИ. ЕГО ВЕРНЫЙ СЛУГА НА ПРОТЯЖЕНИИ ДВЕНАДЦАТИ ЛЕТ БЫЛ В ЗАТОЧЕНИИ. СЕГОДНЯ, ДО ПОЛУНОЧИ... СЛУГА ВЫРВЕТСЯ НА СВОБОДУ И ОТПРАВИТСЯ ИСКАТЬ СВОЕГО ГОСПОДИНА. С ПОМОЩЬЮ СВОЕГО СЛУГИ ТЁМНЫЙ ЛОРД ВОССТАНЕТ ВНОВЬ, БОЛЕЕ ВЕЛИКИЙ И БОЛЕЕ УЖАСНЫЙ, ЧЕМ КОГДА-ЛИБО ПРЕЖДЕ. СЕГОДНЯ... ДО ПОЛУНОЧИ... СЛУГА... ОТПРАВИТСЯ... ИСКАТЬ... СВОЕГО ГОСПОДИНА....
Трелони сбилась на нечленораздельный хрип и смолкла, уронив голову на грудь.
- Профессор, Вам плохо? – встревоженно спросил Гарри.
Трелони удивлённо моргала.
- О, прости меня, дорогой мой мальчик, - сонно произнесла она, - такая жара сегодня... я на минутку задремала...
- Ничего страшного, - выдавил из себя Гарри. – Всё равно экзамен уже закончился…
Спускаясь по лестнице, Гарри не сомневался, что впервые за весь год услышал от преподавательницы Прорицания настоящее предсказание. Вот только о каком слуге шла речь? Если о Блэке, так тот давно уже на свободе… кто-то ещё из Пожирателей Смерти сбежит из Азкабана?

 Отправлено: 02.09.08 16:36. Заголовок: Глава 13. Бoль инo..

Глава 13.

Бoль
инoгдa дo рвoты, слишком много видеть, снова чувствовать,
у мoeгo ceрдца гoлoвная бoль, a y мoей гoловы
ceрдце бьется чacтo.
Жак Превер, «В сером хаосе».

Сидеть в слизеринской гостиной Гарри совсем не тянуло, и он отправился наружу, посидеть в одиночестве под каким-нибудь деревом и проветриться от благовоний. С того места, где он устроился, был отлично виден гиппогриф, привязанный у дверей хижины Хагрида, много-много тёмно-синего неба с пламенеющим низким закатом и трава вокруг. Гарри по-прежнему было зябко, но он уже как-то смирился с этим, не обращая большого внимания. Надо, как правило, всего лишь расслабиться, и тогда мышцы не будет сводить судорогой неприятного холодка. Здесь его и нашли запыхавшиеся Рон с Гермионой.
- А мы тебя везде ищем! – Рон жизнерадостно плюхнулся под дерево рядом с Гарри. – Что грустный такой? Экзамены закончились!
- Ага, закончились, - согласился Гарри.
Внимательно изучив кислую физиономию Гарри, Гермиона потёрла висок и предложила:
- Может, зайдём к Хагриду? Давно с ним не виделись…
Гарри было совершенно всё равно, куда идти – к Хагриду, к чёрту на рога, пить на брудершафт с дементором…
Хагрид пребывал в приподнятом настроении и собирался пить чай. Усадил за стол и их троих.
- Ну как, значитца, экзамены-то ваши?
- Хорошо, - отвечала за всех Гермиона. – А у тебя как дела?
- Всё отлично! – Хагрид хитро подмигивал всем троим сразу. – Никто, значитца, экзаменов не провалил моих, даже, стал быть, Малфой.
Рон оживился, почуяв благодатную тему для разговора, и следующие минут десять подряд они с Хагридом дуэтом поносили «мерзких, заносчивых, паршивых слизняков», совершенно не заботясь о том, что рядом с ними сидит один из упомянутых. Гермиона пару раз пыталась их урезонить, но потом махнула рукой и решила заняться чаем.
За кувшином с молоком, который она подняла, обнаружилось нечто панически писклявое и мелкое.
- Рон! – взвизгнула Гермиона, выронив кувшин и расплескав молоко. – Это же Струпик!!
- Где?! – Рон ловко сгрёб со стола пытающуюся сбежать крысу и поднёс ближе к глазам. – Ой, точно он…
Струпик, по мнению Гарри, выглядел ужасно: шерсть повылезала, оставив огромные проплешины, худой, как скелет, и нервный до предела; несчастный, явно натерпевшийся от жизни крыс извивался в руках Рона, пытаясь отвоевать себе свободу передвижений. Впрочем, у Рона на этот счёт было другое мнение.
- Успокойся, Струпик! – уговаривал рыжий. – Здесь тебя никто не обидит, тут нет кошек…
Гермиона негодующе фыркнула, сложив руки на груди. Гарри смотрел в окно, где рубиновое солнце уже больше, чем наполовину, опустилось за горизонт.
- Между прочим, - резко напомнила Гермиона, - ты столько времени зря клеветал на Косолапсуса, а на самом деле твой паршивый Струпик просто сбежал…
- Он не паршивый! – возмутился Рон, сажая крупной дрожью сотрясающуюся крысу в карман. – Не смей так о нём говорить!
- А извиниться ты не хочешь?
- Перед кем, перед Струпиком? – не понял Рон. – За то, что бросил его в трудный момент? Да, тут я действительно виноват…
- Ну, знаешь!! – Гермиона от возмущения хватала ртом воздух.
- Что? – раздражённо покосился на неё Рон.
- Ничего! – Гермиона быстрым шагом вышла из хижины.
- Чего это она? – в поисках поддержки Рон уставился на Гарри и Хагрида. – Какая муха её укусила?
- Это… Рон… - неодобрительно прогудел Хагрид. – Ты бы перед Гермионой извинился, что ли…
- А надо? – не понял Рон, но быстро исправился под откровенно осуждающим взглядом Хагрида. – А, ну да, конечно, сейчас догоню и извинюсь… Гарри, пойдём со мной, а? Для моральной поддержки…
Гарри было безразлично; он встал и вышел из хижины следом за Роном.
На улице быстро, почти различимо невооружённым глазом сгущались сумерки – как будто кто-то понемногу капал в воду чернила. Гермиона быстро шла по направлению к замку.
- Гермиона! – заорал Рон, прикладывая руки ко рту рупором. – Подожди!
Гермиона замедлила шаг.
- Подожди, пожалуйста!
Она остановилась, но возвращаться не спешила. Рон и Гарри догоняли её быстрым шагом.
- Гермиона, послушай, я хотел сказать… - сбивчиво заговорил Рон, остановившись. – Ой! Да что это такое?!
Струпик, пользуясь паузой, выскочил из кармана Рона и помчался куда-то; в наступающей темноте его было трудно различить.
- Стой, Струпик! – Рон очертя голову кинулся следом за своей драгоценной крысой.
Гермиона посмотрела на Гарри.
- Поможем ему поймать эту дурацкую крысу, - полуутвердительно сказал она. – Он же без неё жизни не мыслит…
Гарри пожал плечами и кивнул; Гермиона, будто только и ждала от Гарри соизволения, со всех ног кинулась за стремительно удаляющимся Роном. Гарри совершенно автоматически побежал следом.
Рон, совершая дикие зигзаги – очевидно, следуя траектории струпиковского бега – приближался к Дракучей Иве, которая в предвкушении лениво помахивала ветками. Гарри и Гермиона уже практически догнали Рона и уже могли различить в траве серо-коричневую спину крысы, когда словно из-под земли перед ними возник огромный чёрный пёс. Рон резко затормозил, споткнулся обо что-то и рухнул; пёс, оскалившись, бросился на Гарри, ударяя лапами в грудь. Из Гарри вышибло весь дух; Гермиона кричала, Рон, кажется, то ли ругался, то ли стонал.
С зубов длиной в дюйм понемногу капала слюна; было трудно дышать – Гарри опасался, не сломаны ли рёбра. Тихое, злобное рычание заставило Гарри недоумённо приподнять брови:
- Что я… тебе… сделал? – Гарри озвучил вопрос со значительными паузами между словами – воздуха по-прежнему не хватало.
Собака наклонила голову ниже, как будто раздумывая над ответом, и Гарри, воспользовавшись этим, с силой брыкнулся всем телом сразу, скидывая с себя пса. Пёс оказался тяжёлым… очень тяжёлым… но от неожиданности отлетел, не успев уцепиться за Гарри когтями. Гарри перекатился по земле, выхватывая палочку из кармана, и застыл на одном колене – теперь они были вровень с псом, почти что глаза в глаза.
Рычание – уже не тихое, а яростное – прорезало воздух, заглушая все прочие звуки. Гарри готов был пустить Ступефай, как только пёс прыгнет; но тот отчего-то раздумал проявлять агрессию по отношению к Гарри. Надо полагать, решил, что невежливо уделять всё внимание одному только Гарри.
Острые, как ритуальные кинжалы, оставлявшие своей белоснежностью размытый след в уже тёмном воздухе клыки сомкнулись вокруг руки Рона; пёс волок гриффиндорца с такой лёгкостью, как будто тот был не тринадцатилетним долговязым мальчишкой, а шапкой одуванчика. Глаза Рона были закрыты, и Гарри заподозрил, что рыжий просто потерял сознание.
И всё бы, собственно, ничего, но сумасшедший пёс тащил Рона прямо под Дракучую Иву!
Гарри кинулся следом и получил по лицу веткой, которая была толще его собственного туловища раза в полтора; его отбросило назад на несколько метров.
- Гарри, Гарри, ты жив? – Гермиона трясла его за плечи. В ушах шумело, перед глазами плавали круги.
- Я в порядке, где Рон? – Гарри сел, стараясь удержать в неподвижном вертикальном положении голову, в которой сразу несколько моргенштернов устраивали гонки с препятствиями.
- Его затащили под Дракучую Иву, - Гермиона судорожно размазывала по щекам слёзы. – Этот пёс, он нажал что-то на корне дерева, и оно замерло, и он втащил Рона в какое-то дупло, а потом сразу Ива снова начала драться, и ты истекаешь кровью…
Хлёсткая пощёчина оборвала торопливую, почти бессвязную речь Гермионы. Гриффиндорка удивлённо мигнула, глубоко вздохнула и робко улыбнулась.
- Спасибо. И правда, не время для истерик… Гарри, что нам делать?
Гарри встал на ноги; лицо было рассечено наискось, и кровь сочилась под воротник, неохотно и понемногу – основное уже вылилось, пока он пытался прийти в себя, лёжа на земле.
Дракучая Ива угрожающе, злобно била ветвями по земле, чуя, как близко от неё люди, слабая податливая плоть, которую так легко порвать на части, насадить на свои ветви, как на вертел, так, чтобы горячая яркая кровь потоком рвалась из зияющей раны. Гарри сжал губы, прикидывая, как бы пробраться мимо веток, осыпавших землю градом ударов и втаптывавших траву в почву.
- Гермиона, где точно этот выступ? – Гарри пришурился, пытаясь найти что-нибудь подозрительное на корнях Ивы.
- Вон, в самом низу ствола, видишь? Узловатый такой…
- Wingardium Leviosa!
Ближайший камень со всей дури, что ещё оставалась у Гарри, влетел в тот выступ, на который указывала Гермиона, и Ива словно обратилась в статую. Даже листья не шевелились, хотя вечерний ветер трепал волосы Гарри и полы покрывшейся дырками от многочисленных падений мантии.
- Идём! – Гарри рванулся к Иве, слыша за собой торопливые шаги Гермионы.
Внутри тоннеля было тихо, темно и пусто; проклятый пёс обладал, по-видимому, невероятной силой и скоростью, раз успел учесать по этой сумрачной кишке так далеко, да ещё и с обузой в виде бессознательного Рона в зубах.
Потолок был низким, и Гарри пришлось двигаться на полусогнутых, светя себе огоньком на ладони. Бежать было трудно, но Гарри всё равно спешил, как мог, дыша, как загнанный пони – взлохмаченная, местами слипшаяся от крови чёлка точно так же лезла в глаза, и он на ходу лихорадочно сдувал её, вытягивая потрескавшуюся нижнюю губу.
Тоннель был длинным – не короче того, что вёл в «Сладкое королевство». Неяркий свет в самом конце был даже не сразу замечен – огонёк Гарри и свет на кончике палочки Гермионы были куда мощнее. Гарри вскарабкался к самому отверстию – в конце тоннель резко уходил вверх и вбок – и выбрался в пустую комнату.
Очевидно было, что эта комната не всегда была пустой – на регулярное посещение её кем-то ясно указывали разломанные стулья с перекушенными («?») ножками, измочаленный в щепки стол, неопрятные обрывки обоев, свисавшие со стен, странные тёмные пятна на полу.
- По-моему, это Визжащая Хижина, - прошептала Гермиона. – Но кто это сделал? Не привидения же…
- Какая разница, кто… - Гарри запнулся на полуфразе и прислушался к скрипу наверху.
Скрипнуло ещё раз и стихло. Гермиона до боли сжала руку Гарри; прикосновения были всё ещё неприятны, и Гарри деликатно высвободил свою ладонь.
Они поднимались по лестнице крадучись, стараясь не производить никакого шума; кто предупреждён – тот вооружён, а вооружать врага Гарри не хотелось. Весь дом был покрыт толстым слоем пыли, лишь кое-где нарушенным следами – не человека, животных. И ещё был широкий след от протащенного наверх тела – тела Рона.
На втором этаже одна из дверей была раскрыта; оттуда донёсся слабый стон, а потом изреченное Роном ругательство, настолько крепкое, что Гарри, неожиданно для себя, покраснел.
- Рон, ты в порядке? – Гермиона опередила Гарри, вихрем ворвавшись в комнату и упав на колени рядом с Роном; нога лежащего на полу у знакомой Гарри с Рождества продавленной кровати гриффиндорца была вывернута под неестественным углом в том месте, где вообще выворачиваться не должна была.
Гарри не спешил проявлять восторги по поводу нашедшегося друга – пёс должен был быть всё ещё где-то поблизости.
- Гарри, это ловушка… - Рон не смотрел на Гермиону, а пытался захватить взглядом взгляд Гарри – напрасно, потому что Гарри блуждал глазами по всему полутёмному помещению, пытаясь понять, почему не чувствует никакой опасности. – Это не пёс…
- А кто? – задал Гарри резонный вопрос.
- Это он… Сириус Блэк… он анимаг…
Уроки Трансфигурации всплыли в голове Гарри: «Анимаги – это маги, умеющие превращаться в животных по собственному желанию…». Он резко обернулся, взвихрив мантией тучу пыли, и наткнулся взглядом на незнакомого человека у дверей. Копна грязных, слипшихся, но всё равно прихотливо вьющихся, как языки пламени – если пламя бывает чёрным – волос незнакомца свисала до самых локтей. Вид у него был такой, что, если бы не чёрные глаза, фанатично горевшие в глубоких глазницах, можно было бы подумать, что это ходячий труп. Бледно-восковая кожа настолько туго обтягивала кости лица, что оно в определённом ракурсе, особенно в полумраке, походило на череп. Жёлтые, но ровные, когда-то, наверно, безупречные и ухоженные зубы были оскалены в ухмылке. Сириус Блэк слегка склонил голову набок и лёгким, летящим движением захлопнул дверь левой рукой. В правой у него была палочка Рона.
- Expelliarmus! – палочка вырвалась из рук опешившего Гарри и подлетела к Блэку, поймавшему её свободной рукой. Палочку Гермоны постигла та же участь.
- Я был уверен, что ты придёшь, - голос Блэка был хриплым, словно сам процесс говорения был для него непривычен. – Твой отец сделал бы то же самое для меня… Очень храбро с твоей стороны – не бегать за помощью. Я тебе благодарен... так намного проще...
Огненная, обжигающая, слепящая ярость взметнулась в Гарри, стремительно потекла лавой, опаляя виски изнутри; он невидяще рванулся к Блэку – как тот только смел так говорить о его отце, мразь, убийца… Руки Рона и Гермионы вцепились в него с двух сторон; Гарри бился, изворачивался, чувствуя, что ещё немного – и его ярость выплеснется наружу водопадом, сметая всё, что только может сместись.
- Нет, Гарри! – Гермиона была в ужасе.
- Если вы хотите убить Гарри, то придётся убить и нас! – Рон сумел встать, но опереться на покалеченную при падении ногу не мог, и почти всем своим весом наваливался на Гарри. – Слышите, вы, нас тоже!
- Лучше ляг, - посоветовал Блэк Рону; фанатичный огонь в чёрных глазах странным образом притух, но всё ещё тлел. – Ноге будет лучше… а убийство сегодня произойдёт только одно.
- Одно, да? – прорычал Гарри, яростно мотая головой, чтобы откинуть с глаз мешающие волосы. – А в прошлый раз ты убил тринадцать человек, чтоб добраться до Петтигрю! Ты, убийца!.. Что тебе мешает, ну же, не скромничай!!
Мантия Гарри поддавалась с треском, но Рон и Гермиона всё ещё цепко держали его.
- Подобрел в Азкабане, да?!
- Гарри, прекрати, он же убьёт тебя!! – Гермиона была на грани истерики.
- ОН УЖЕ УБИЛ МОИХ РОДИТЕЛЕЙ!! – Гарри рванулся снова, чувствуя, как ярость жгуче плещется под кожей, и рукава мантии не выдержали; Рон и Гермиона, не удержав равновесия, по инерции упали на пол, а Гарри бросился к Сириусу Блэку – одним прыжком, длинным, стелющимся, вытягивая на лету руки, чтобы вцепиться в ненавистное горло.
Весь этот человек, с головы до ног, был ему ненавистен; воздух, которым дышал Блэк, предметы, на которые падал его взгляд, земля, по которой он ступал – всё нужно было сжечь, уничтожить, превратить в прах и пепел и развеять по ветру, чтобы ничто, никогда не напоминало об этой мрази, этом ублюдке, этом куске дерьма, предавшем того, кто доверял ему настолько безоглядно, что вручил не только свою жизнь, но и жизнь своей семьи…
Гарри забыл, что ему тринадцать, что он слаб и ранен, что он невысок и худ, и не может тягаться с Блэком физически; он забыл о магии, сжимая ладони на гладкой плотной коже, придавливая Блэка коленом к полу – он хотел сделать ему как можно больнее, так больно, как пришлось ему самому, по праву отплатить за все годы бесправия, унижения и боли у Дурслей, за мольбы матери, за её жертву, за то, что отец сражался, заранее зная, что не победит… Мне Отмщение, И Аз Воздам!
Блэк, кажется, был так шокирован чисто маггловским поступком Гарри, что выпустил палочки из рук при ударе об пол, и даже не сразу начал сопротивляться.
Гермиона безостановочно визжала на одной ноте, Рон что-то кричал, но Гарри не вслушивался, до боли, до предела стискивая пальцы на худой шее; и Блэк, опомнившись наконец, нашарил покрытыми мозолями руками шею Гарри и сжал в ответ. Гарри захрипел, откидывая голову, воздуха не хватало катастрофически, но не отпускал шею Блэка.
- Я долго ждал… слишком долго… - слова срывались с губ Блэка почти шипением, потому что воздуха давно не хватало и ему, но он всё ещё умудрялся говорить, и Гарри полон был решимости пресечь это.
Он давил и давил, с такой силой, которой никогда не подозревал в своём костлявом полудетском теле, и чувствовал, как руки Блэка сжимают в ответ его шею – неумолимо до тошноты, как гидравлический пресс. Перед глазами у Гарри плясали цветные звёздочки, ярость выстилала его сознание огненным ковром, и он вдруг ясно почувствовал, как прохладно в хижине, как остро пахнет застарелой пылью, как ноет его колено, врезавшееся в выступающее ребро Сириуса Блэка, увидел, как контрастируют с бледной кожей угольные глаза Блэка, как пламенеют в полумраке волосы Рона, как широко открыт в крике рот Гермионы, ощутил на языке кислый, пряный вкус ярости и мщения. Он оживал, восставал из пламени, как феникс, он снова чувствовал что-то, он полон был жизни, плещущей через край, бурлящей – впервые с того дня в начале пасхальных каникул, когда в нём убили любовь и ненависть одновременно за какой-то час.
Он снова был. Был, а не существовал, как амёба под стёклышком микроскопа.
И всё благодаря Сириусу Блэку.
Как мило, не правда ли.
- Divido! – голос Гермионы дрожал, но заклинание, как всегда, получилось безупречным. – Stupefy!
Гарри и Блэка отшвырнуло по разным углам, а Блэка вдогонку ещё и оглушило.
- Гарри, как ты? – «сегодня она только и делает, что задаёт этот вопрос в разных вариациях…»
- Нормально… - пылающая ярость от удара о стену начала проходить, и Гарри обрёл способность мыслить почти что здраво. – Зачем ты это сделала?
- Он убил бы тебя… - губы у Гермионы дрожали. – Вот твоя палочка…
Гарри рывком выхватил у неё палочку и встал на ноги. Блэк неуклюже, изломанно распростёрся в углу, дыша тяжело и часто. Рон, шипя сквозь зубы от боли, перекинул себя через край продавленной кровати и затих. Гермиона, нервно вертя палочку в руках, следила за Гарри и Блэком, готовая вмешаться в любой момент.
Кончик палочки Гарри указывал прямо в сердце Блэку; Гарри казалось, он видит, как оно бьётся, вздымая кожу, заставляя подрагивать выступающие рёбра – рубашка Блэка давно, судя по всему, потеряла право называться гордым именем рубашки, превратившись в грязные лохмотья.
Блэк молча и неотрывно смотрел на Гарри – так умирающий от жажды в пустыне, захлёбываясь, глотает воду из нежданно свалившегося на голову бурдюка; смотрел и никак не мог насытиться. Щёки Гарри предательски заалели от такого внимания.
«О чём я думаю??!!»
- Хочешь убить меня, Гарри? – Блэк был на удивление спокоен, как будто на кончике палочки Гарри не плясал зеленоватый огонёк, то высовываясь, то снова скрываясь, и будто не было достаточно только того, чтобы Гарри разомкнул губы и сказал два Непростительных слова, и огонёк начал бы наконец свой путь.
- Ты убил моих родителей, - констатация факта.
Блэк покачал головой.
- Если бы ты знал всю историю…
- Историю того, как ты продал их Вольдеморту, но, увы, просчитался? – оскал Гарри не уступал блэковскому. – Я уже знаю всё, что мне нужно.
- Всё было не так! – протестующе вскричал Блэк, приподнимаясь на локтях; Гарри предостерегающе шевельнул палочкой, и Блэк замер на середине движения. – Ты должен меня выслушать…
- Кому я должен – всем прощаю, - Гарри сощурился. – Ты там был, или как? Когда Вольдеморт убивал моих родителей, когда мама умоляла его не трогать меня, когда отец кричал ей, чтобы она бежала вместе со мной…
Голос Гарри сорвался, дал петуха; на лице Блэка мелькнуло нечто вроде сочувствия.
- Если бы я там был, я бы спасал их.
- Вот только почему-то весь магический мир думает по-другому!
Гарри до белизны сжал пальцами палочку.
Два слова. Всего два.
Он ведь уже убивал, и не однажды.
Пусть не так… хладнокровно. Но убивал ведь.
Тогда в чём проблема?
Рон и Гермиона молчали – Гарри знал, что они в священном ужасе и полнейшем шоке; а ещё он знал, что Блэк не зол, не испуган и не испытывает ненависти. Он снова погружался в чужие чувства; в чувствах Блэка царил хаос, до какого самому Гарри в худшие дни было далеко. Но там не было ничего отрицательного по отношению к самому Гарри. Было лёгкое удивление, было восхищение – какое-то невольное; была отчаянная, изголодавшаяся любовь отца к сыну, которого он никогда не видел, но о котором думал долгие годы. Да почти так оно и было…
Была жажда подружиться, узнать ближе, было чистое детское любопытство. Блэк тянулся к Гарри всем существом – так тянутся щенки к матери. У них и в мыслях нет причинить ей вред – этого не может быть, потому что не может быть никогда.
Была яростная уверенность в своей правоте, было чувство вины – но не «я-предатель-мне-нет-прощения-и-пребывать-мне-вечно-в-последнем-кругу-ада», а скорее «недоглядел-ну-что-же-я-за-чёртов-идиот-я-сделал-ошибку-большую-и-страшную-но-что-то-я-могу-исправить-если-только-мне-дадут-шанс». Желания убить не было – слишком хорошо Гарри знал по себе, каково оно. Было желание обнять, выяснить всё о том, что пропустил за двенадцать лет, исправить наконец хоть что-то из своих треклятых ошибок… боязнь, что оттолкнут, не поверят, что снова будет темнота и боль…
В этих чувствах не было лжи… даже если люди могут лгать мыслями, то чувствами – нет. Чувства можно спрятать, контролировать, можно убить их в себе, но ко лжи они по природе своей не приспособлены.
- Ты мой крёстный, - сказал Гарри неожиданно.
Блэк моргнул. Он явно не ожидал перехода на такую мирную тему.
- Да, - осторожно подтвердил он.
- Ты был лучшим другом моего отца, - Гарри не спрашивал, а утверждал, но Блэк всё равно кивнул.
- Да.
- Все считают тебя виновным в смерти моих родителей.
- Да, - Блэк явно не понимал, к чему клонит Гарри.
- ТАК ПОЧЕМУ, ЧЁРТ ТЕБЯ ДЕРИ, ПОЧЕМУ ТЫ НИ В ЧЁМ НЕ ВИНОВАТ?!!! – Гарри сорвался на крик, на почти звериный вопль, и со всей силы отшвырнул палочку к стене.
Кажется, она осталась цела. А если и сломалась, то и Мерлин с ней.
Блэк выглядел откровенно глупым, ошарашенно хлопая ресницами; Рон и Гермиона и вовсе потеряли дар речи.
- Что?.. – кажется, Блэк не ожидал безоговорочного прощения безо всяких объяснений. К тому же такого агрессивного.
Приглушенные шаги дробным перестуком донеслись с лестницы; всё быстрее и быстрее, всё нервозней, и дверь, прикрытая Блэком, распахнулась – в комнату ворвался Ремус Люпин.
Преподаватель ЗОТС был бледнее Блэка; он беглым взглядом окинул комнату с окровавленными Гарри и Блэком – последний распростёрт перед первым, как жертва перед палачом, у обоих шеи в отчётливых синяках в форме пальцев – со сжавшимися в комок Роном и Гермионой – и быстрым шагом направился прямо к Блэку.
- Где он, Сириус?
Где кто?
На лице Блэка разом перестали отражаться всякие эмоции. Несколько секунд он молчал, словно не мог решить для себя что-то, а потом поднял руку и указал на Рона. Рон был крайне озадачен, но никто не спешил объяснять, что это значило.
- Но тогда... - пробормотал Люпин, глядя на Блэка так пристально, словно хотел прочесть его мысли, - ...почему он не показывался раньше? Если только, - глаза Люпина вдруг расширились и немного остекленели, как у профессора Трелони сегодня в конце экзамена - если только это был не он... если только вы не перерешили... ничего не сказав мне?
Очень-очень медленно, не отводя от Люпина пустого взгляда, Блэк кивнул.
Люпин, не отводя взгляда от Блэка, прошёл к нему, схватил его за руку, поднял на ноги и обнял крепко, как мог. Гарри тихонько вздохнул и понял, что ему всё же хотелось бы услышать рассказ Блэка о том, что случилось двенадцать лет назад в Годриковой Лощине.
-Я НЕ ВЕРЮ СВОИМ ГЛАЗАМ! – закричала Гермиона.
Люпин, отпустив Блэка, обернулся к ней.
- Вы… Вы… - Гермиона возмущённо тыкала рукой то в сторону Люпина, то в сторону Блэка. – Вы и он…
- Гермиона, успокойся…
Но Гермиона не хотела слушать увещеваний.
- Я никому не говорила! – ещё громче завопила она. – Я покрывала Вас!
- Гермиона, послушай меня, пожалуйста! Я всё могу объяснить! – Люпин пытался перекричать свою ученицу, но силы были явно не равны.
- Гарри, не верь ему, это он помогал Блэку пробираться в замок, он тоже хочет тебя убить – он оборотень!
Тишина воцарилась в комнате. Все смотрели на Люпина, а тот стоял, сокрушённый и печальный.
- Всего одно попадание из трёх, Гермиона, - улыбка получилась кривой, но какая уж была. – Я не помогал Сириусу пробраться в замок, я не хотел убивать Гарри, но я действительно оборотень.
Рон сделал героическую попытку приподняться на кровати, но потревожил ногу и громко застонал в наступившей тишине. Люпин встревоженно бросился к нему, но Рон отпрянул:
- Прочь от меня, оборотень!
Люпин резко остановился, как будто налетел на стену. Его лицо исказилось… кажется, болью.
- Как давно ты знаешь?
- Сто лет, - уже шёпотом ответила Гермиона. - С тех пор, как написала сочинение по оборотням для профессора Снейпа... когда он заменял Вас в первый раз…
- Он был бы в восторге, - сухо заметил Люпин. - Он и задал-то его в надежде, что кто-нибудь догадается, что означают симптомы моей болезни... Ты, видимо, сверилась с картой луны и поняла, что я всегда болен в полнолуние? Или ты догадалась, что боггарт при виде меня превратился в луну, а не просто в жёлтый шарик?
- И то, и другое, - тихо произнесла Гермиона.
Люпин вымученно рассмеялся.
- Ты одна из самых умных людей, которых я когда-либо встречал, Гермиона.
- Ничего подобного, - вздёрнула нос Гермиона. - Будь я умнее, я бы всем рассказала, кто Вы такой!
- Но все и так знают, - пожал плечами Люпин. - По крайней мере, учителя.
- Дамблдор взял Вас на работу, зная, что Вы - оборотень? – Рон задохнулся от возмущения. – Он что, рехнулся?
- Некоторые из учителей в этом не сомневаются. Ему пришлось немало потрудиться, чтобы убедить кое-кого в том, что мне можно доверять...
- Хватит! – не выдержал Гарри, которому надоело слушать бесплодную перебранку. – Давайте все помолчим и послушаем, что они могут рассказать, Рон, Гермиона?
Гриффиндорцы, преподаватель и беглый преступник уставились на Гарри в одинаковом изумлении.
- Но, Гарри, он же хотел тебя убить… - начал Гермиона.
- Ни Блэк, ни профессор Люпин не хотели меня убить, - энергично помотал головой Гарри. – Они не опасны. Ну, для нас троих не опасны…
- Откуда ты знаешь? – подозрительно спросила Гермиона.
Гарри замялся. Он не представлял, как будет это объяснять.
- Я просто знаю это, - сказал он наконец. – Чувствую. Как ты чувствуешь и знаешь, что ты девушка, тебе тринадцать лет, ты учишься в Гриффиндоре, и зовут тебя Гермиона Грэйнджер. Вот и я так же знаю, что Сириус Блэк не предавал моих родителей, а профессор Люпин не помогал проникнуть в школу тому, кого считал преступником. Вот.
Воцарилось молчание. Это начинало раздражать Гарри.
- Так вы будете рассказывать или как? И, Гермиона, Рон, пожалуйста… не надо так говорить про Ремуса. Если вы не знаете, что он ни в чём не виноват, это не значит, что он в действительности виноват… хорошо?
Гермиона скрепя сердце кивнула. Рон поколебался пару секунд и кивнул отрывисто, тряхнув рыжей гривой. Гарри перевёл взгляд на Люпина с Блэком.
- М?
Люпин встряхнулся, избавляясь от ненужного сейчас изумлённого неверия, и начал:
- Сегодня я смотрел на Карту Мародёров…
На лицах Рона и Гермионы был написан большими буквами вопрос: «Что ещё за карта?! Чем он тут пудрит нам мозги?», но Гарри махнул им рукой, чтобы не перебивали.
- И увидел, как вы трое идёте по двору. И я был, мало сказать, ошарашен, когда заметил рядом с вами четвёртого.
- Какого четвёртого? – не выдержал Рон.
- Я не мог поверить собственным глазам, - Люпин не обратил внимания на слова Рона. - Я решил, что карта испортилась. Как мог он быть с вами?
- Никого с нами не было! - упрямо вставил Рон.
- Потом я увидел ещё одну точку, она очень быстро двигалась по направлению к вам... возле неё была надпись «Сириус Блэк»... Я видел, как он столкнулся с вами; видел, как он утащил двоих из вас под Дракучую иву...
- Одного из нас! - сердито выпалил Рон.
- Нет, Рон, - возразил Люпин, - двоих. Скажи, пожалуйста… могу я взглянуть на крысу?
- Что? - поразился Рон. – Какое отношение имеет Струпик ко всему этому?
- Самое прямое, - убеждённо заявил Люпин. – Могу я на него взглянуть?
Рон поколебался; Гарри кивнул. Рон запустил руку под мантию и извлёк из кармана брюк отчаянно мечущегося Струпика; рыжий чудом не дал ему удрать, вовремя схватив за длинный голый хвост.
Люпин подошёл поближе; он глядел на Струпика, затаив дыхание.
- Что такое? - снова спросил Рон, испуганно прижимая к себе Струпика. – Что вам надо от моей крысы?
- Это не крыса, - вдруг вмешался до сих пор молчавший Блэк.
- Что вы несёте... Конечно, это крыса!
- Нет, не крыса, - спокойно сказал Люпин. - Это волшебник.
- Анимаг, - добавил Блэк. – По имени Питер Петтигрю.

 Отправлено: 02.09.08 16:37. Заголовок: Глава 14. Никто не ..

Глава 14.

Никто не знает, что происходит в действительности
в пределах данной организации.
Следствие Джонсона.

- Бред какой-то, - слабым голосом сказала Гермиона.
Гарри вставил свою лепту:
- Как получилось, что он выжил?
- Когда я зажал его в угол на той улице, он заорал во всё горло, чтобы каждый услышал, будто бы я предал Лили и Джеймса. А потом, прежде чем я успел послать в него заклятие, он взорвал пол-улицы, убил всех в радиусе двадцати футов и скрылся в водостоке, смешавшись с другими крысами... – Блэк смотрел на Струпика, и на этот раз его взгляд искрился неподдельной ненавистью.
- Но я одного не понимаю: если Вы были Хранителем Секрета моих родителей, как он сумел их выдать?
- Я виноват, Гарри. – Блэк сжал кулаки. – В последний момент я убедил Лили и Джеймса воспользоваться услугами Питера, убедил их, что лучше будет назначить Хранителем Секрета его, а не меня... Я виноват и признаю это... Так уж вышло, что в ночь, когда они погибли, я отправился проверить, в порядке ли Питер. Когда я прибыл туда, где он прятался, его уже не было. Но и следов борьбы тоже не было. Мне это показалось более чем странным. Я испугался. Поспешил к дому твоих родителей. И когда я увидел разрушенный дом, их тела... я понял, что сделал Питер... что я сам наделал...
- Но, профессор Люпин... Струпик никак не может быть Петтигрю... это не может быть правдой, вы же знаете, что не может... – Гермиона робко пыталась вразумить всех присутствующих.
- Почему это не может быть правдой? – Люпин был спокоен, как на уроке.
- Потому что... потому что о том, что Питер Петтигрю – анимаг, должно было быть известно. Мы проходили анимагов с профессором Макгонаголл. И я, когда делала домашнее задание, читала про них: в министерстве магии хранятся данные на всех магов и ведьм, которые умеют превращаться в животных; на каждого есть досье, в котором всё обозначено: в какое животное они превращаются, каковы особые приметы и всё прочее... я даже специально ходила посмотреть в списке профессора Макгонаголл... В этом веке существовало всего семь анимагов, а имени Петтигрю в списке не было...
Ремус расхохотался.
-Ты, как всегда, права, Гермиона! - согласился он. – Но в министерство не поступало сведений о том, что в Хогвартсе есть три незарегистрированных анимага.
- Сохатый, Бродяга и Хвост? – тихо спросил Гарри.
- Да, - кивнул Люпин. – Вкратце говоря, они все стали анимагами из-за меня.
Люпин завёл довольно длинный рассказ, и все, кроме повизгивающего и выцарапывающегося Струпика и не сводившего с крысы огненного взора Блэка, слушали внимательно.
- Я был совсем маленьким, когда меня укусил оборотень. Мои родители перепробовали все средства, но по тем временам лечения не существовало. То зелье, которое готовит для меня профессор Снейп, изобретено совсем недавно. Оно делает меня безопасным. Я принимаю его за неделю до полнолуния, и у меня сохраняется способность разумно мыслить... тогда я лежу, свернувшись клубком, в своём кабинете – этакий безобидный волк, практически одомашненный – и жду, пока луна пойдёт на убыль. А вот до изобретения Аконитового зелья я раз в месяц становился настоящим чудовищем. Об учёбе в Хогвартсе нечего было и мечтать. Никто из родителей не согласился бы подвергать своих детей такой угрозе. Но как раз в то время директором школы стал Дамблдор. Он сочувствовал моей болезни. Сказал, что, при условии соблюдения определённых мер предосторожности, у него нет возражений против моего обучения в школе. Дракучую Иву посадили из-за того, что я поступил сюда. Этот дом и тоннель, который сюда ведёт, построили специально для меня. Раз в месяц меня переводили из замка в это место, и здесь я превращался. Дерево у входа в тоннель не давало мне проникнуть обратно в замок, пока я был опасен. Трансформации были мучительны, но я был счастлив. У меня впервые в жизни были друзья: Сириус Блэк, Джеймс Поттер и Питер Петтигрю. И они не могли не заметить, что раз в месяц я куда-то исчезаю. Я придумывал разные отговорки. Врал, что моя мать больна, и я должен навещать её, чего только не сочинял... Я боялся, что они отвернутся от меня, если узнают, кто я на самом деле. Конечно же, они, как и ты, Гермиона, быстро обо всём догадались...
- Но они не отвернулись от меня. Ничего подобного, они сделали ради меня нечто такое, что не просто облегчило мои страдания во время трансформаций, наоборот, эти периоды стали лучшим временем моей жизни. Мои друзья стали анимагами. У них ушло почти три года на то, чтобы это сделать. Твой отец и Сириус были одними из лучших учеников, но, кроме того, им ещё и повезло, потому что превращение в животное может пойти совершенно не так, как ожидаешь. Наконец, в пятом классе все они научились превращаться в зверей. Оставаясь людьми, они не могли составить мне компанию, но зато в виде животных… Оборотни опасны только для людей. Каждый месяц мои друзья выбирались из замка под мантией-невидимкой Джеймса, превращались в животных... Питер, самый маленький, пробирался под ветвями Дракучей ивы и нажимал на нарост, который её обездвиживает. Потом они пробирались ко мне по тоннелю. Под их влиянием я становился менее опасен. Тело моё было волчьим, но сознание, когда они были рядом – нет.
- Но почему Вы не рассказали Дамблдору, что Блэк – анимаг? – недоумённо уточнила въедливая Гермиона. – Вы же весь этот год считали его преступником…
Люпин замолк. И Гарри неожиданно понял, почему.
Ворох чужих эмоций нахлынул на него, как солнечный луч.
Тепло, свет, счастье… жаркое, нетерпеливое желание… восхищение, поклонение… уют в объятиях, о которых мечтал так давно… радость-счастье-Боже-мой-Мерлин-спасибо-так-хорошо-так-неправильно-так-чудесно… пьянящее чувство свободы… кружащее голову чувство обладания, присвоения… мой, мой по праву… любовь, любовь, любовь, жгучая, преданная – в обоих смыслах преданная… шок, боль, горечь, неверие, усталое смирение… слёзы, слёзы, по ночам в подушку – жарко, и душно, и больно, больно до предела… как-он-мог-как-он-мог-как-он-только-мог-ненавижу-презираю-забыл-люблю… Люблю!
Гарри отчаянно потряс головой, выбираясь из водоворота чужих чувств, почти что мыслей – таких ярких он раньше не чувствовал ни у кого, даже у самого Ремуса. Должно быть, эти конкретные были так сильны, что их почувствовал бы даже совсем невосприимчивый к этому человек.
Почему не рассказал? Потому что не смог выдать того, кого до сих пор любил.
Люпин открыл было рот, чтобы что-то объяснить, наплести какую-то ложь – потому что правду он никак не мог рассказать Рону и Гермионе – но Гарри торопливо вскинул руку.
- Не рассказал, и не рассказал, - безапелляционно заявил Гарри.
Все присутствующие уставились на него с немым вопросом: «Ты ни обо что не стукался головой, Гарри?». Самое обидное, что так сделал даже Ремус, которого Гарри в некотором роде выручил.
- Сейчас это не имеет значения. Нам важно доказать, что Сириус невиновен, - Гарри до смерти захотелось хлопнуть себя по болтливому рту, но вылетевшего слова было уже не поймать. С какой, спрашивается, стати, он назвал Блэка по имени?
К счастью, сам Блэк был так щенячьи счастлив по тому поводу, что крестник зовёт его по имени, что не стал долго интересоваться причинами.
- Гарри прав, - поддержал он. – Ремус…
- Рон, отдай мне Питера, пожалуйста, - мягко попросил Люпин.
Рон сильнее прижал Струпика к груди.
- Бросьте, - уже бессильно проговорил он. – Что, Блэк сбежал из Азкабана только за тем, чтобы достать Струпика? То есть... – Он взглянул на Гарри и Гермиону в поисках поддержки. – Ну, хорошо, допустим, Петтигрю умел превращаться в крысу – крыс кругом полным-полно – откуда Блэку знать, какая конкретно ему нужна, после стольких-то лет в тюрьме?
Блэк молча запустил худую длиннопалую руку в карман и извлёк оттуда мятую бумажку. Разглядив её, он протянул неровно вырванный из газеты лист остальным.
Это была фотография Рона с семьёй, появившаяся в «Ежедневном пророке» прошлым летом. На плече у Рона сидел Струпик.
- Откуда ты это взял? – спросил поражённый Люпин.
- Фадж, - коротко ответил Блэк. – В прошлом году он приезжал с инспекцией в Азкабан, и я попросил у него газету. И на первой же странице увидел Питера... на плече у этого паренька... Я сразу его узнал... я столько раз видел, как он превращается... А в газете было сказано, что мальчик, его хозяин, осенью возвращается в школу... в Хогвартс... где Гарри...
- Бог ты мой, - тихо воскликнул Люпин, переводя глаза с фотографии на Струпика и обратно. – Передняя лапа...
- Что с передней лапой? - вызывающе поинтересовался Рон.
- У него нет пальца, - объяснил Блэк.
- Ну конечно... – торжествующе – всё стало на свои места – выдохнул Люпин. – Так просто... просто гениально... он сам его себе отрезал?
- Прямо перед тем, как превратиться, - кивнул Блэк. – А в министерстве решили, что я убил его настолько зверски, что от него один только палец и остался… Всё, Ремус, пора заканчивать с этим.
- Рон, дай мне Струпика, - повторил Люпин. – Если это обычная крыса, заклинание ей не превратит, а анимага вернёт в человеческое обличье.
Рон раздумывал долго; на его лице отражалась мучительная внутренняя борьба. Наконец он протянул уже и вовсе впавшего в панику Струпика Люпину.
- Спасибо, Рон. Animagum restituo!
Бело-синяя вспышка ударила в Струпика из палочки Люпина; крысу подбросило в воздух и завертело – Рон негодующе закричал – а потом уронило обратно на пол, и началось превращение.
Это походило на нечто ирреальное: ускоренно, неестественно быстро поднималась голова, отрастали конечности, увеличивалось туловище. И вот Питер Петтигрю во всей жалкой красе стоял перед ними; остроносый, со слезящимися глазами, с лысиной на затылке, едва ли не ниже Гермионы, неприятно обвислый – как будто долго был толстым, а недавно стремительно похудел. Он нервно сглатывал и бросал на дверь взгляды исподлобья – явно мечтал смыться.
Истинный предатель был жалок. Гарри не мог взъяриться на него – ему было попросту противно; так противно не было даже на Зельях, когда они голыми руками чистили ещё живых зловонных слизняков (эти твари, будучи разделаны после смерти, теряют львиную долю своих свойств, и, очищаемые живыми, всё время норовят удрать из рук, и пользуются своим защитным механизмом, щедрым даром матушки-природы: отвратительной вонью, которая отбивала у любого живого существа охоту следовать за слизняком – пусть себе валит, куда вздумается, и воняет другим неудачникам).
- Ну, здравствуй, Питер, - Люпин говорил приветливо, и только жёлтый огонь карих глаз выдавал его гнев.
- Давно не виделись, старый приятель, - Блэк даже не старался скрыть ярой ненависти, сделав шаг вперёд, к Петтигрю. – Что же ты прятался все эти двенадцать лет? В Азкабане до меня доходили разные слухи, Питер... Там много бывших приспешников Вольдеморта, и все они уверены, что некий двойной агент предал их – ведь это по твоей наводке Вольдеморт отправился к Поттерам и погиб… А ведь не все бывшие Пожиратели Смерти оказались в Азкабане. Очень многие на свободе, выжидают, притворяясь, что осознали свои ошибки... Если они узнают, что ты жив, Питер...
Петтигрю отшатнулся.
- С-сириус… о чём ты… не понимаю…
- Как ни странно, в своём непонимании ты одинок, Питер, - вставил Люпин.
- Я ни в чём не виноват, - попытался возразить Петтигрю. – Приспешники Тёмного Лорда охотились за мной потому, что из-за меня один из их лучших людей оказался в Азкабане: шпион, Сириус Блэк!
Лицо Блэка исказилось, и сразу стало понятно, что ещё недавно он был огромной собакой, способной порвать такого вот Петтигрю напополам одним движением мощных челюстей.
- Да как ты смеешь? Я – шпион Вольдеморта?!! Скажи, я когда-нибудь имел склонность увиваться вокруг сильных и властных людей? Но ты, Питер!.. Не могу понять, почему я сразу не догадался, что это ты – шпион? Ты же всегда любил, чтобы у тебя были покровители, которые могут о тебе позаботиться! Сначала это были мы... мы с Ремом... и Джеймс...
Петтигрю судорожно сглотнул и обвёл взглядом лица собравшихся в Визжащей Хижине. На этих лицах было написано одно и то же: приговор. Обжалованию не подлежавший. Пусть даже Рон и Гермиона до сих пор не понимали всего до конца, они безоговорочно доверяли Гарри, и следовали за ним, какое бы решение тот ни принял.
- Ты должен был понимать, - мягко произнёс Люпин, - что если тебя не убёт Вольдеморт, это сделаем мы.
- Гарри… ты не мог бы одолжить мне палочку? – Блэк посмотрел Гарри в глаза.
Но Гарри колебался.
- Постойте, - сказал он, хмурясь. – Сириус… - «семь бед – один ответ…». – Тебя надо оправдать официально. Не можешь же ты всю жизнь скрываться от авроров. А без вот этого куска дерьма это будет гораздо труднее. Министерству нужен кто-то, кем можно потрясти перед общественностью в качестве трофея. И если Фаджу всё равно на самом деле, кем – тобой или настоящим предателем – то мне нет.
Глаза Блэка сверкали в полутьме хижины так ярко, словно излучали собственный свет: тёмно-синий, почти чёрный, угольный – восходящий из самых глубин огня, умирающего в сердцевине угля. Слова Гарри были тем больше для него ценны, чем меньше он их ждал.
- Ты прав, Гарри, - смирённо согласился Блэк, полминуты назад готовый голыми руками разорвать Петтигрю на сотню маленьких крысят. – Его нужно доставить в Министерство…
Гарри заподозрил, что при должном желании может вертеть Сириусом, как хочет – тот так счастлив был увидеть своего крестника, разговаривать с ним, слышать от него, что ему не безразлична его, Сириуса, судьба, что согласился бы на всё, что угодно, от кражи Статуи Свободы среди бела дня до прополки клумбы с флоксами; при условии, конечно, что предложение того или иного дела исходило от Гарри лично. Такая безоговорочная власть над другим человеком заставила Гарри занервничать и привычно облизнуть губы, но прямо сейчас он никак не мог изменить ситуацию.
В конце концов они условились на том, что Люпин свяжет Петтигрю, и последнего под конвоем поведут наружу, на встречу с Фаджем, который очень кстати находится сейчас в Хогвартсе. Но как только Петтигрю попробует превратиться по дороге и сбежать, то живо узнает на собственной покрытой проплешинами шкуре, легко ли отразить Аваду Кедавру.
Идти по тоннелю было непросто: Рон с шиной на ноге (никто из присутствовавших в хижине не умел лечить, как мадам Помфри), еле ковылял, опираясь на руку Гермионы, Люпин не сводил внимательного взгляда с Петтигрю, опутанного верёвками, как коконом. Гарри и Сириус сами собой как-то оказались вместе в арьергарде процессии.
- Гарри… - нерешительно начал Сириус после битых десяти минут молчаливого пробирания по тоннелю.
- А?
- Ты знаешь… твои родители… они назначили меня твоим опекуном, если с ними что-нибудь случиться… отдать тебя магглам или не отдавать – это решал Альбус Дамблдор…
- И… что?
- Я, конечно, пойму, если ты не захочешь уезжать от дяди с тётей, - неуверенно пробормотал Блэк. – Но... ну... может быть, ты хотя бы подумаешь об этом... Как только с меня снимут обвинение... вдруг ты захочешь... жить в другом месте...
Гарри, неловко дёрнувшись, ударился головой о потолок. От неожиданной боли на глазах выступили слёзы, но Гарри не обратил внимания.
- Жить с тобой? Уехать от Дурслей?
- Я понимаю, ты не хочешь, - сбивчиво заговорил Блэк, разом как-то сникнув. – Я просто думал, что… я понимаю, конечно… я…
- Это я-то не хочу? – перебил его Гарри, расплываясь в широченной, совершенно блаженной, почти слабоумной улыбке. Небо в алмазах открывалось ему (и вовсе не потому, что он снова ударился головой о потолок, забыв за таким волнующим разговором следить за высотой тоннеля). – Конечно, хочу!! Я очень хочу уехать от Дурслей! У тебя есть свой дом? А когда можно будет туда переехать?
Блэк круто развернулся, затормозил и посмотрел Гарри в лицо, словно пытаясь найти там знаки того, что это была жестокая шутка, которой он имел неосторожность поверить.
- Ты хочешь этого? – уточнил Сириус почти недоверчиво. – Ты… серьёзно?
- Разумеется! – Гарри осторожно обхватил ладонью пальцы Сириуса – холодные, сильные, кожа на них загрубела и покрылась мозолями. – Только… тебя не смущает, что я…
- Что ты что?
- Что я слизеринец, - выдавил из себя Гарри. Признаваться в этом давно и прочно известном всем, кому было интересно, факте, было отчего-то мучительно стыдно, как будто рассказывать постороннему, что до сих пор иногда не успеваешь в туалет. Последняя проблема, к счастью, обошла Гарри стороной, но его собственная, серебристо-зелёная, представлялась ему ничуть не менее постыдной.
Блэк усмехнулся.
- Вся моя семья была в Слизерине. Все Мерлин-помнит-сколько-поколений Блэков носили зелёные с серебром шарфы. Только я попал в Гриффиндор, и сам до сих пор не знаю, почему. Так что никаких проблем, Гарри.
Гарри не сдержался: привстал на цыпочки и поцеловал Блэка в щёку. Четвёртый человек в его жизни, готовый принять его таким, как есть – безо всяких условий, без требований, без претензий к чему-либо (в первую очередь, к факультету, ибо во всём, что от него зависело, Гарри мог быть, если хотел, прекраснейшим образцом послушного хорошего ребёнка).
И именно в этот момент они выбрались наружу из тоннеля.
В тёмном школьном дворе было тихо; окна замка не светились – надо полагать, потому что нормальные люди давно отправились спать. Гарри не обращал внимания на какие-то подозрительные звуки вокруг, погруженный в свои мысли: он уедет от Дурслей! Он будет жить с Сириусом Блэком, лучшим другом своих родителей… чёрт побери, возможно, он даже полюбит каникулы.
Тучи величаво плыли по небу, и одна из них соизволила отползти в сторону, позволяя полной луне залить светом все окрестности. Люпин резко остановился, и обеспокоенно взглянувший на него Гарри увидел, что он мелко дрожит, и весь силуэт преподавателя ЗОТС как-то окостеневает.
- Ремус, ты принимал зелье? – обеспокоенно крикнул Сириус.
- Не-ет… за… а… был… - говорить дальше Люпин не смог – человеческое горло скрутило судорогой трансформации, и слова перешли в яростный вой боли. Волчий вой.
- Бегите! – заорал Сириус Гарри, Рону и Гермионе, которые пялились на происходящее с лицами умственно отсталых, попавших на лекцию по гидробиологии для четвёртого курса университета. – Бегите, он опасен!!
Но ведь Рон не может бежать! У него сломана нога! Гарри кинулся на помощь Гермионе.
Большая чёрная собака сцепилась с оборотнем в жестком клинче; силы были примерно равны. В ход шли зубы, когти и откровенно подлые приёмы, за которые любой рефери удалил бы бойца с ринга к чёртовой матери. Пасть к пасти, один пытался перегрызть второму горло, другой отчаянно старался обезвредить первого…
Гарри заворожённо следил за схваткой, закусив нижнюю губу. Любой из двух худших исходов драки был для него одинаково нежелателен. И из оцепенения его вывел только крик Гермионы, увидевшей, как Петтигрю, воспользовавшись моментом, превращается в крысу и убегает прочь, куда-то к Запретному лесу. Крыса легко затерялась в траве прежде, чем Гарри успел обездвижить её заклинанием.
Вой и рокочущий рык пронеслись над двором, отдаваясь в ушах разноуровневой вибрацией; оборотень, выдравшись из зубов и когтей пса, бежал к лесу.
- Сириус, Петтигрю сбежал! – попытался предупредить Гарри, но его крик был с лёгкостью заглушен чужим паническим воплем:
- Оборотееееень!!!!
Чужой вопль принадлежал Малфою; оба, Малфой и Забини, обнаружились поблизости – и Гарри было решительно непонятно, что они здесь делали в такой час. Хотя в данный конкретный момент – спасались от оборотня, который, к слову, как умный волк, не обращал на слизеринцев никакого внимания – так и отравиться ведь недолго…
Притормозив перед Гарри, Роном и Гермионой, Малфой и Забини осознали несколько фактов сразу: а) никто за ними не собирается гнаться, ибо каждый, имеющий хотя бы минимальное соображение, руководствуется в данном конкретном случае принципом «и даром не надь, и с доплатой не надь»; б) они только что раскрыли тайну своего пребывания здесь перед посторонними; в) они только что очень глупо раскрыли тайну своего пребывания здесь перед посторонними, выставив себя при этом полными идиотами. Все эти выводы их не обрадовали, а ведь, если поискать, можно было бы и ещё что-нибудь весёлое придумать.
- Потти, - процедил сквозь зубы Малфой, явно задумавший какую-то гадость. – По ночам гуляешь с оборотнями и государственными преступниками?
- А тебе какое дело, Малфи? – Гарри раздражённо дёрнул плечом. – Ты-то сам почему не спишь после отбоя? Не терпится подсмотреть, как я гуляю в компании оборотней и государственных преступников? Или ищешь, не кидаю ли я дротиками в твой портрет, уединившись где-нибудь в Запретном лесу?
Малфой открыл рот, чтобы высказаться на эту, без сомнения, актуальную и немаловажную тему, но его перекрыл жалобный вой собаки поблизости. Гарри быстро обернулся в ту сторону, где остался временно выпущенный из поля зрения Сириус.
Вой внезапно оборвался, и лунный свет размытым сиянием обрисовал чёрную фигуру человека, стоявшего на коленях на берегу озера, в десятке метров от ведущих светскую беседу слизеринцев и гриффиндорцев; Сириус превратился в человека. Зачем?
Холод проник в Гарри, мертвенный, жгучий, убийственный. Стало тоскливо, и страшно, и мир начал словно отдаляться, теряя чёткость. Дементоры!
Десятками, если не сотнями, высокие тонкие фигуры в балахонах слетались с берегов озера к Сириусу и застывшим в оцепенении Гарри, Рону, Гермионе, Малфою и Забини. Холод растекался по окрестностям, и трава покрывалась инеем. Гарри удивился этому – вяло, как в полусне; ему всегда казалось, что холод, излучаемый дементорами, иллюзорен.
Малфой пронзительно закричал – его вопль взлетел высоко, к самому небу, тонкий и жалобный – и упал на колени, изо всех сил сжимая голову руками. О чём, интересно, дементоры заставили его вспомнить? Забини молчал, но крупно дрожал и до белизны сжимал руки перед собой – наверное, только эта почти боль помогала ему не упасть в клубящийся туман худших воспоминаний. Рон и Гермиона первые несколько секунд цеплялись друг за друга, а потом упали и, кажется, потеряли сознание – им сегодня уже и так досталось…
Гарри вытянул палочку, ставшую вдруг неимоверно тяжёлой.
- Expecto Patronum!
Бесполезно. Даже серебристой тени не выявилось у кончика палочки, остававшейся мёртвым куском дерева. «А чего я ждал?».
- Expecto Patronum! Expecto Patronum! – Гарри лихорадочно вызывал в памяти все счастливые воспоминания, все маленькие радости, всё, что мог вспоминать без гадливости, отвращения и страха. – Expecto Patronum!!
Ничего. Туман сковывал все эмоции, всю волю, все силы. Гарри, замерев, смотрел, как склизкая тонкая конечность, высунувшись из-под балахона, запутывается в длинных волосах Сириуса, ложась тому на затылок, и медленно оттягивает опущенную голову назад – для Поцелуя.
- Нет! Нееет!!!
Гарри с силой тряхнул головой, заставляя себя силой вспомнить, как снова научился чувствовать полчаса назад. Каким ярким был мир, какой острой боль, какой подступающей к сжатому чужими пальцами горлу – радость… каким счастьем было снова обнаружить себя там, где весь прошедший месяц была кучка грязного пепла… счастьем-счастьем-счастьем…
- Expecto Patronum!
Тёплая волна прошла сквозь Гарри, окатив каждую клеточку невообразимым коктейлем надежды, задора, веселья, спокойной неги и ласковой заботы; большущее серебристое облако вырвалось из его палочки и крепко встало на четыре длинные ноги; вскинуло гордую голову, украшенную роскошной кроной рогов, и поскакало к дементорам, не оставляя на земле ни единого следа аккуратных копыт. Огромный олень сиял ярче луны в небе, врезаясь в толпы дементоров, отталкивая их рогами и копытами, отгоняя прочь от Сириуса, прочь, как можно дальше, за озеро, а Гарри стоял, опустив палочку, и его трясла нервная, почти лихорадочная дрожь, как после трёхчасового таскания тяжестей. Малфой тихо, безнадёжно выл на одной ноте, держась за виски, Забини, судя по выступившим на лбу каплям пота, пребывал на грани открытой истерики.
По мере того, как удалялись дементоры, гонимые Патронусом Гарри, им становилось лучше – Малфой замолк, а Забини задышал ровнее и немного расслабился.
- Получилось… - шепнул Гарри сам себе – хотел сказать громко, но горло свело, так оно пересохло.
Патронус, совершив победный круг почёта по озеру – сияющие серебряные копыта с одинаковой лёгкостью ступали по суше и по воде – вернулся к Гарри. В двух шагах от своего создателя он наклонил голову, напрашиваясь на ласку, и Гарри погладил бесплотный лоб, прямо под его пальцами начавший исчезать, таять в воздухе, как горячее масло в руках.
- Спасибо, Сохатый…
Эта фраза Гарри, брошенная в наступившую тишину, подобно камню, потревожившему гладь озера и покой гигантского кальмара – этим развлечением не пренебрёгал, пожалуй, ещё ни один ученик со времён основания Хогвартса – пробудила Малфоя и Забини от подобия столбняка; блондин резво вскочил на ноги, едва не наступив на приходивших в себя Рона и Гермиону, и пошёл в наступление, бешено сверкая почти белыми в этот момент глазами:
- Поттер, дрянь, ****** шлюха, *****, как ты смел, мразь, дерьмо, *******… Обливиате, *****! На меня!! Ты заплатишь, слышишь, ****?!
Малфой выхватил палочку – летящим, отточенным движением; описал ею в воздухе нечто похожее на стилизованную букву «А» и прокричал на одном дыхании:
- Vide somni furiosi et horrificabeles – remea aevum peractum et finitum!
На слух Гарри, это была беспорядочная мешанина латинских слов – Малфой выкрикивал заклятие так звонко, что половина смысла затерялась где-то в этой отчаянной, яростной звонкости. Но от этой мешанины веяло такой нешуточной опасностью, что по позвоночнику Гарри пролился целый водопад ледяных предупредительных искорок – к сожалению, запоздавших. Он даже не успел поднять палочку и сказать что-нибудь вроде «Protego»…
Колени Гарри подломились, веки отяжелели, словно на них навесили по утюгу. Он упал на траву, чувствуя, каким тяжёлым, непослушным становится мгновенно переставшее подчиняться тело. Это – смерть? Но для смерти нужно всего два слова, которые нельзя перепутать ни с какими другими…
…зелёные вспышки, холодные, чистые, чей-то торжествующий смех, крики, крики, просьбы пощадить, оставить в покое, и вспышки, вспышки…
Это – смерть?
…боль, жгучая, тем хуже, чем меньше её ждали… чужие руки, чужие голоса, чужие злые глаза, пустота, пустота, и можно только заходиться в безнадёжном плаче…
Для смерти нужно всего два слова.
…бегство, спасение, лихорадочное, дыхание загнанное, солнце палит, и липкий страх пропитывает всё тело, и тяжелеют ноги, и саднит под рёбрами… как твёрд накалившийся асфальт, если упасть на него лицом и телом, горящим, изнемогающим от бега, от бешеного пульса, отстукивающего безопасные секунды до тех пор, пока не вывернут из-за угла преследователи…
Каждое из этих слов невозможно перепутать с чем-то ещё.
…огонь в камине пляшет оранжевыми язычками, но на коже оборачивается всегда белесыми волдырями… гной стекает по рукам в темноте, засыхая неровной коркой, и сверчки безмятежно поют свой нескончаемый саундтрек к летней ночи в провинциальном городке…
Это совсем не смерть.
…колени и спина ноют, и голова кружится, но надо стоять ровно, опустив глаза, и впитывать в себя чужую злобу… но так трудно, так больно, и нечем дышать, уже пять минут как нечем, и удар сбивает с ног – чтобы не отвлекался…
Это – гораздо хуже.
…не бывает так больно, не-бывает-не-бывает-не-бывает, боже, как больно… зубы скрипят по подушке, кровь и слёзы засыхают на лице, стягивая… душно и тесно, как в гробу, а потом будет просторно, но душно всё равно, как на тюремном дворе, и обречённость накатывает, заставляя выть в подушку и корчиться…
Не нужно выдумать запредельные пытки.
…в углу, и некуда бежать, угол тесен, и неоткуда ждать помощи, и от собственного одиночества кружится голова, и хлещет кровь из разбитой губы – потоком, её там не бывает столько, но ткань на груди уже промокла насквозь, и её холод – как предвестник могильного мрака…
Незачем стараться, изобретая новое.
…бывают слова, что ранят глубже ножа, что опрокидывают на лопатки вернее чудовищных ударов, мгновенно сворачивающих челюсть… бывает, что на глазах сухо, потому что больше нечем плакать, нечего сказать, потому что страшным, сухим надрывом зреет внутри совсем другая боль и рвётся наружу селем…
Худшее новое – это хорошо забытое старое.
…беспомощный, распятый, бессильный… верёвки врезаются в запястья, ужас, боль, чужие голоса, чужие лица, чужие глаза, в которых худшее, что можно представить… холод камня, слепой страх, паника, боль…
Так не проще ли заставить вспомнить всё, что хотелось забыть?
…опустошённость, одиночество, ничего нет, ничего и не было – мираж миражом, поманул и обманул… дерево, которое рубят, чувствует себя так же… солнце бьёт в глаза, вкус травинки на губах горек и хмелен, но покоя нет – ничего нет…
Это ведь совсем-совсем не смерть.
…страх, липкий ужас, от которого хочется отмыться – не свой, чужой… своё – бессилие, злость, всепоглощающее чувство потери чего-то, что не найти опять, упустил, потерял, как же так…
Это гораздо хуже.
…и снова дурным дежавю – стянутые верёвкой запястья, слёзы, текущие по щекам потоком – собрать в стакан и протирать стёкла, разъест всё, что угодно… лица – не чужие, родные, единственные, свет в окошке – когда он успел стать тьмой, когда же солнце зашло, скрылось за горизонтом, бросило одного?.. и нет сил сопротивляться, и боль разрывает на мелкие кровоточащие куски, и нет больше ничего, а только боль и предательство, пустота – там, где что-то было… что, когда?..
Это – жизнь.
Холодно.
Мир под веками Гарри дрогнул, рассыпаясь на осколки, и, распахнув глаза, он увидел небо и звёзды. И услышал чёткий громкий голос Забини, без труда перекрывающий шелест травы:
- А теперь ты забудешь, что я накладывал на тебя первое Непростительное. Забудешь, что ты накладывал на Поттера чары вечного сна, а я заставил тебя эти чары снять. Забудешь, что мы отправились в Запретный лес за папоротником бахромчатым именно сегодня – ты будешь уверен, что мы отложили это до лета. Ты забудешь, что вообще выходил из Хогвартса сегодня вечером. Ты последуешь за мной, ляжешь спать, а когда проснёшься, забудешь всё о сегодняшнем вечере и будешь жить, как обычно. Будешь уверен, что ничего особенного сегодня не случилось. Ты понял меня?
И ответ Малфоя, непривычно тихий и спокойный:
- Да.
- Отлично, - Забини сунул волшебную палочку в карман и развернулся на каблуках (вышло не очень эффектно, потому что ботинки блестящей кожи вязли в рыхлой земле, но всё равно неплохо), собираясь отвести Малфоя за собой в замок и уйти самому.
- Эй, Забини… - Гарри приподнялся на локтях.
- Чего тебе, Поттер?
- Зачем?
Забини смерил Гарри внимательным взглядом, подошёл вплотную, нагнулся и отвесил Гарри пощёчину – так, что голова мотнулась из стороны в сторону.
- У тебя тяжёлая рука, - морщась, Гарри ощупывал лицо левой рукой, переместившись для удобства на правый бок. – Ну так зачем? И почему?
- Не твоё собачье дело, Поттер.
Вот интересно, а чьё же тогда?

Сириус был бледен и в крови; близкое знакомство с зубами и когтями оборотня не прошло для него даром. Гарри тормошил его, тряс за плечи. Гермиона подошла неслышно, заставив Гарри дёрнуться от неожиданности:
- Ennervate!
- Ой, точно, - Гарри как-то не додумался использовать заклинание.
Сириус открыл глаза.
- Они… ушли?
- Да. Патронус отогнал их, - Гарри пристроил голову Сириуса у себя на коленях. – Вот только Петтигрю сбежал…
- Тогда меня отправят к дементорам, - Сириус устало прикрыл глаза.
- Тебе надо скрыться. Мало, что ли, на свете стран, где ни один аврор до тебя не доберётся?
- Много… а ты? А Рем? Что мне там делать без вас?
- Ты сможешь писать письма. А о Петтигрю мы расскажем директору, он поверит. Эту крысу найдут, - Гарри положил руку на лоб Сириуса – слава Мерлину, прохладный.
- Это будет нескоро…
- Ты уже ждал двенадцать лет.
- Не в бровь, а в глаз, Гарри, - Сириус усмехнулся.
Гарри улыбнулся.
- Как ты себя чувствуешь?
- Всё нормально… во время тех наших прогулок с Ремом, пока мы учились, бывало и хуже…
Сириус сел, опираясь на руку Гарри. Лунный свет плясал на буйной гриве чёрных волос, бликуя.
- Вот только трудно будет на своих четырёх выбираться из страны…
- Вы можете улететь, - предложила молчавшая до сих пор Гермиона.
- На чём?
- На ком. На гиппогрифе. У Хагрида тут целое стадо.
- А это выход… - Сириус оживился.
Гарри безошибочно узнал в стаде того гиппогрифа, на котором катался – Клювокрыла. Сириус оседлал животное и посмотрел на Гарри и Гермиону.
- А кто вызвал Патронуса, который меня спас?
- Я. Лети, Сириус, они могут вернуться.
- Ты?! Но это же высшая магия…
- И что? Меня Ремус научил… Сириус…
- Да, я понимаю, что надо торопиться…
- Забини разнесёт по всему Хогвартсу, что ты здесь, а Ремус оборотень! Как раз и Фадж в Хогвартсе – обязательно сделает какую-нибудь глупость или гадость. Ты рискуешь!
- Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя…
- Лети уже, - Гарри покраснел. – Тебе надо оторваться от авроров – будь уверен, они с самого утра начнут тебя искать.
- Да, конечно… Гарри…
- Лети, Сириус, - в голосе Гарри прорезались умоляющие нотки. Ему и самому не хотелось расставаться с только что обретённым крёстным, по живому резать мечту расстаться с Дурслями… но что же делать?
- Хорошо, - сдался Сириус. – Мы ещё непременно увидимся… Ты настоящий сын своего отца, Гарри.
Гигантские белоснежные крылья обдали Гарри и Гермиону воздушной волной. Гиппогриф взмыл в небо, и Гарри следил взглядом за этим полётом, пока не перестал отличать летящих от фона – тёмного, высокого, испещренного холодными белыми огнями неба.

* * *

Следующий день ознаменовался для Гарри мутной головой, усталостью и тошнотой. Вчера он встречался с дементорами… может, если съесть немного шоколада сегодня, это поможет?
Солнце стояло высоко, затапливая сквозь витражные окна коридоры Хогвартса сухим жаром, пока Гарри шёл к Ремусу. Он рассчитывал не только и не столько на шоколад, сколько на разговор: о прошлом, о будущем и вообще обо всём. Ему нужно было упорядочить мысли, расставить по местам сумбурные впечатления… и хотелось посмотреть в янтарные глаза. Просто посмотреть. Не в поисках чего-нибудь там, а просто так. Как на шедевр живописи.
Дверь в кабинет Люпина была открыта. Он уже почти всё упаковал. Рядом с потрёпанным сундуком, открытым и заполненным доверху, стоял пустой аквариум, в котором раньше жил загрыбаст. Люпин сосредоточенно склонился над своим столом и поднял голову только тогда, когда Гарри деликатно постучал в косяк.
- Я видел, что ты ко мне идёшь, - на столе лежала Карта Мародёров.
- Ты уезжаешь? – Гарри присел на край стола.
- Да. Вся школа уже знает, что я оборотень, и вчера был опасен – после обеда начнут приходить совы от обеспокоенных родителей. Мистер Забини потрудился. Да и сам я сомневаюсь, что вправе оставаться после этого рядом с детьми.
- Ты лучший учитель ЗОТС, который у нас когда-либо был, - Гарри вздохнул. Он ясно видел, что Ремуса не переубедить.
- Спасибо, - улыбнулся Ремус. – Не мог бы ты рассказать мне, что было вчера, после того, как я превратился?
Гарри рассказал, не утаив ни детали. Ремус молча, без намёков со стороны Гарри, вручил ему плитку шоколада, и после первого же куска дурнота начала проходить.
- Мой отец превращался в оленя, да? Потому и Сохатый…
- Ты правильно угадал, Гарри. Кстати, о Сохатом, - Ремус свернул в квадратик Карту и протянул Гарри. – Мне кажется, ты сумеешь найти ей достойное применение.
Люпин улыбнулся.
- Ага, - Гарри улыбнулся в ответ и опустил Карту в карман мантии. – Знаешь… я ни о чём не жалею.
Ремус сразу понял, о чём речь.
- Я тоже, - но видно было, что эти слова не совсем искренни.
- Прекрати, - попросил Гарри. – Я тебе ещё тогда говорил, что всё отлично. Ещё немного, и я решу, что ты просто тормоз, Ремус.
Шутка помогла; Люпин немного расслабился.
- А Сириус тоже до сих пор тебя любит, - добавил Гарри. – Не переживай. Он обещал писать, и тебе, и мне.
- Откуда ты знаешь?! – глаза Ремуса заняли пол-лица, и Гарри с удовольствием полюбовался их ореховой тёплой гаммой с золотыми вкраплениями.
- Просто знаю. Хотя мне никто ничего не говорил, если ты об этом.
- Но как же тогда… - Ремус замолчал на полуслове и махнул рукой. – Даже не б