Форум сайта "Мир Эсси Эрганы"

- Не могу, не могу, не могу - нет!!!!!
- Да что с тобой такое? - изумленно выдохнул Георг. Они с Густавом стояли, совершенно беспомощно взирая на творящееся безобразие.
- Где носит Каулитца? - недовольно сказал Густав, - только он способен привести это недоразумение в чувство.
- Отвалите от него! - в комнату, почти снеся дверь, ворвался Том. Он схватил Билла за рука и подтащил его к дивану.
- Ну-ка сядь, - гораздо более спокойно сказал он. Билл молча сел, закрыв лицо руками. Том опустился рядом, обняв брата за плечи. Георг и Густав, переглянувшись, открыли рты, чтобы что-то сказать.
- Делайте что хотите, - перебил их Том, вскидывая голову; дреды хлестнули по спине, - делайте что хо-ти-те, но нам нужно десять минут. Лучше пятнадцать.
- Репортеры, - начал было Георг, но Густав, кивнув, вытолкнул его за дверь и закрыл ее за ними обоими.
На несколько секунд воцарилось молчание.
- Ну же, скажи мне, - тихо произнес Том. Билл прижался к нему теснее.
- Не могу выйти, - неловко ответил он.
- Почему? - мягко спросил старший брат.
- Не могу, - голос сорвался, и слезы брызнули из глаз. Водостойкая тушь выдержала, но тени начали размазываться.
- Ох-ох, - поцокал языком Том, - ну что ж это такое, а?
Если бы Густав и Георг видели бы его сейчас, они бы решили, что кто-то из них сошел с ума - либо они, а либо - и скорее всего - этот неотразимый секс-символ современности (по крайней мере, таким он пытался обычно себя преподнести публике), который сейчас сидел с выражением лица заботливой старшей сестренки и вытирал глаза сестренки младшей краем бумажной салфетки.
- Прекрати, - Билл дернул плечом, - ты издеваешься, потому что не понимаешь.
- Да я ведь не издеваюсь, - с удивительной нежностью.
Билл всхлипнул и обмяк в руках Тома. Тот крепко держал его. Было тихо, только откуда-то издалека доносился звук шагов и передвигаемой мебели.
- Ну что такое, а?
- Не могу выйти, говорю же. Они буду снимать.
- И?
- Не понимаешь?
- Билл, они снимают нас каждый божий день. Нам даже дневник нет смысла вести - обо всем написано в газетах, про каждый день вот уже год как.
- Не обо всем, - тихо.
- Не обо всем, - согласился Том, - но фотографируют тебя постоянно.
- Я посмотрел вчера эти снимки.
- Первый раз? - чуть насмешливо.
- Нет, конечно, - доверчиво, - но я посмотрел много сразу. Там есть совсем неудачные. И есть очень странные. Они снимают со всех ракурсов, я в зеркале себя никогда таким не вижу. Я не могу предусмотреть все - каждую сек... - он всхлипнул, не выдержав, Том успокаивающе погладил его по голове, - каждую секунду я должен быть начеку - и не показать, что начеку. Надо улыбаться, но не открывать рот слишком широко, надо говорить, но не облизывать губы, - Том ухмыльнулся и открыл было рот, но Билл продолжал, - надо приподнимать бровь, но не морщить лоб, надо сидеть прямо и следить, чтобы не было видно, как ты устал под конец - ведь можно зевнуть или прикрыть глаза - но и эти жесты должны быть продуманными, а иначе выходит совсем некрасиво, и я не могу! Не могу! У меня не по-лу-ча-ет-ся! Я устал, господи, я устал! И я попросту боюсь!
- Кажется, для этого есть какое-то название, - Том почесал лоб под кепкой, - Фотофобия? Нет, как-то не так... Ну брось, Билли, у тебя же всегда получается отлично держаться.
- Не сегодня, - почти шепотом.
- Гораздо лучше, чем у Густава, - вкрадчиво.
- Не ври, - безнадежно, - к тому же, у Густи всегда его кепка, он может наклонить голову - вот так - и смотреть в пол. И ничего не видно. Глаз не видно.
- А Георг...
- Он занавешивается своими волосами. Когда у меня была челка, я тоже мог так делать, а теперь мое лицо все время открыто - это здорово в общем, потому что теперь волосы не лезут в глаза, но во время интервью - как я скучаю по той прическе... Я не эмо, но в таким минуты я их понимаю. К тому же, Густава и Георга почти ничего не спрашивают. Спрашивают нас стобой.
- Ну, у меня тоже нет челки.
- У тебя кепка.
- Верно... - Том вздохнул. Билла крепко зацепило сегодня, - но погоди, я скажу тебе, - Том собирался с мыслями. Мимо их двери кто-то прошел, он вздрогнул и поспешно заговорил:
- Знаешь, тебе не следует так бояться. Даже когда ты открываешь рот во всю ширь, как слепой птенец, даже когда ты морщишь лоб, как угрюмая старушка-торговка, даже когда ты горбишься хуже бомжа, который живет напротив нашего отеля под фонарем - даже тогда ты красивее всех.
- Да ну? - недоверчиво-вопросительно. Тома нечасто пробивало на подобные сентенции.
- Конечно.
- Красивее Катрин? - хитро.
- Куда красивее, - без колебаний.
- Красивее Анны-Марии?
- Намного.
- Красивее всех фанаток?
- Всех вместе взятых.
- Красивее тебя?
- И не мечтай, - категорично.
Они засмеялись. Билл встал, осторожно высвободившись из кольца рук Тома.
- Я, правда, лучше их всех? Катрин, Анны-Марии, Сюзанн, всех наших фанаток, близняшек Олсен, Анжелины Джоли?
- Да. Да. Да, - Том ткнул его в бок, Билл схватил его руку, хохоча. Том легко вырвался и ткнул его еще раз. Он не спрашивал, почему Билл перечисляет только женские имена.
- Откуда ты знаешь? - вдруг спросил Билл серьезно. Том замер на мгновение, внимательно глядя на посерьезневшее лицо брата.
- Ну...
- У тебя ведь не было, - сказал Билл невинно.
- Эй!
- Не было, я-то знаю.
- Камера наблюдения? - на щеках Тома появился розовый отсвет.
- Нет, просто знаю, и все, - Билл закружился по комнате, смеясь, - наш великий мачо-мэн - де-е-евственни-ик... Песню что ли написать... На музыку хорошо ложится...
- На себя посмотри, - огрызнулся Том.
- Меня это не интересует, - отрезал Билл. Волосы его то поднимались, то падали, укладка совсем испортилась. Том, наклонив голову набок, наблюдал за ним.
- Так что ты не знаешь, красивее ли я в самом деле, или нет, - остановился Билл посреди комнаты, глядя на брата и уперев руки в бока.
Том закусил губу.
- Я проверю это для тебя, - с вызовом.
- Все-все? - задорно улыбаясь.
- Подожди один год, окей? - улыбаясь.
- Без проблем, - смеясь.
- Теперь пойдем?
- Теперь пойдем. Только... О небо, моя прическа...

---

- Двадцать семь.
- Что двадцать семь?
- Я проверил это двадцать семь раз.
- Проверил что? Ради бога, Том, у меня голова болит. Сейчас уже полночь, завтра вставать рано, ты же знаешь. Чего тебе?
- Ты ведь уже не боишься камер, а, Билли?
- Ты про что?
- Помнишь, ты боялся фотографироваться? Давно. Год назад.
- Когда? А-а... О. Да. Я помню. Мы вышли тогда в жутко потрепанном виде, но лучшей фотосессии у меня с тех пор не было. Но вообще я до сих пор иногда боюсь.
- Ага.
- И что?
- Помнишь спор?
- Спор?
- Прекрати тупить, Билл! - Том разочарованно пожал плечами и сел на кровать. Билл, смекнув, что тут что-то не в порядке, озабоченно сел рядом.
- Что такое? - рука Билла несмело потянулась к брату, но замерла на полдороге. Они как-то отвыкли за последние несколько недель друг от друга, отвыкли от прикосновений и даже от разговоров. Этот бесконечный тур, казалось, выжег в них все человеческое, остались только глянцевые улыбки на обложках и головная боль по утрам. Но это только казалось. Так, по крайней мере, они все надеялись.
- Вспомни.
- Сейчас, - Билл наморщил лоб, что ему по-прежнему категорически не рекомендовалось делать, особенно перед камерой, - я помню, что тогда психанул и не хотел выходить к репортерам. Ты выпроводил Георга с Густавом, - почему-то эти слова было произносить жутко приятно, - и стал вправлять мне мозги. Так?
- Да, вспоминай дальше.
- Я стараюсь. Ах да! - Билл засмеялся, Том изумленно посмотрел на него - он уже давно не слышал настоящего смеха брата, - ты сказал, что проверишь, действительно ли я на свете всех милее, всех прекрасней и белее!
- Точно.
- И... - глаза Билл округлились. - Двадцать семь? - сдавленно прошептал он.
- Точно, - Том ухмыльнулся во весь рот.
- А... - Билл нервно сжал руки и кашлянул, - то есть ты не всегда врал на интервью?
- Я вообще не врал, - самодовольно.
- Анжелина Джоли и близняшки Олсен вошли в список? - сглотнув, силясь улыбнуться.
- Увы, - засмеялся Том, - пока рок их миновал. То бишь, счастье. В лице вашего покорного.
Билл сжал виски руками.
- Как у тебя получилось скрыть это от меня? - почти плача.
- Я старался, - Том с тревогой смотрел на брата, - ты чего?
- Ничего, - Билл выпрямился, - и как результаты?
- Ну, - задумался Том, - Селестина была очень неплоха. И еще Мари, помнишь, темнокожая француженка, - Билл издал непонятный звук, похожий на сдавленное рыдание. Кажется, он действительно принимал это чересчур близко к сердцу. Том понял, что пора закруглятся.
- Особенно хороша была Анета, - несмело сказал он, - только она очень рассердилась под конец.
- Почему? - Билл говорил шепотом, не доверяя своему голосу, и отвернувшись. На подушке с его стороны потихоньку росло маленькое темное пятнышко. Он плачет, черт побери.
- Ей не понравилось имя, которое я произносил в неподходящий для этого момент, - тихо, будто наощупь, но отчаянно.
- А, - убито сказал Билл, - все никак не забудешь Катрин, да.
Он услышал, как за спиной что-то преместилось и через секунду подбородок брата опустился на его плечо, а руки обняли за плечи. Том прижался к спине Билла и закрыл глаза. Если бы он мог видеть в эту секунду лицо Билла, он поразился бы, поняв, с какой синхронностью они оба опустили веки.
- Не, - прошептал Том, - не ее.
Они оба не дышали.
- А... результаты... проверки? - едва слышно.
Секунда молчания, сердца стучат невообразимо громко.
- Конечно, ты.
Биллу показалось, что он падает куда-то назад, вниз головой, в бесконечно мягкое пространство, которое вращается само и качает его на многометровых волнах. Так бывает только во сне, или когда очень кружится голова, или перед выступлением, или перед признанием в любви.

Но впервые в жизни он отчетливо почувствовал, что куда бы он теперь не падал, он никогда не будет падать один.