Форум сайта "Мир Эсси Эрганы"

Написано вновь для Фю ака xenia_che)

***

- Меня начинает это раздражать, - сонный голос мужа, вышедшего из их спальни и нервно теребящего край пижамы, заставил ее слегка вздрогнуть.

- Ты же понимаешь, - мягко сказала она, не оборачиваясь, - что он ничего плохого не делает.

- По-моему, обычно детям объясняют, что шуметь нехорошо, - он поскреб подбородок и укоризненно посмотрел на затылок жены.

- Это же не шум, - заметила она, - и это ты тоже понимаешь.

- Ты права, - он сделал шаг вперед, становясь у нее за спиной и глядя через ее плечо. От жены пахло апельсиновым гелем для душа и немного - сладковатым запахом пота, привычный, домашний запах, - это действительно не просто шум. Думаю, я смогу потерпеть, - он просунул руки под рукава ее оранжевого халата, обнимая – привычным, домашним жестом. Они стояли, не шевелясь, глядя, как трехлетний Густав сосредоточенно колотит двумя зелеными карандашами по столу, выбивая удивительно четкий ритм.

***

- Ты не пойдешь, - он говорил совсем не грубо, но совершенно безапелляционно. Билл возмущенно выдохнул. Ему с первого взгляда не понравился этот человек, которого Дэвид представил им в качестве их главного охранника. Теперь он будет сопровождать их всюду – неотступно следовать за ними, особенно за Биллом, куда бы он не шел – и Биллу это категорически не нравилось.

- Я не заключенный, - с вызовом сказал он.

- Нет, ты не заключенный, - безразлично ответил охранник, - но ты туда один не пойдешь.

- Кто вы такой, чтобы приказывать мне? – вспылил Билл, досадуя к тому же, что тот обрашается к нему на «ты», - я буду делать все, что захочу. И если я захочу дойти до ресторана сам, то я это сделаю. Меня там уже ждут Том, и Георг, и Густав тоже. Мне пятнадцать лет, я не хочу ходить с нянькой! К тому же, что они могут мне сделать? Они любят меня. Это мои фанаты, понимаете вы?

- Хорошо, - неожиданно согласился тот, - иди, - вид у этого человека был по-прежнему абсолютно равнодушный, выражения глаз за поблескивающими очками было не определить.

Билл задохнулся от удивления. Не глядя ни на кого, он рванул ручку двери и выскочил из машины.

Их было, наверное, больше тридцати. Рыжие, блондинки, черноволосые, худые, толстые, высокие, низкие, симпатичные, уродливые – он так и не смог зацепиться взглядом ни за одну из них, они что-то орали, поначалу не сообразив, что наконец-то дождались своего кумира, и ему даже удалось пройти несколько шагов, а потом... потом началось что-то страшное.

Охранник невозмутимо наблюдал, как потрясенный Билл судорожно захлопывает за собой дверь, прищемляя чьи-то алчущие пальцы и дрожа всем телом. Он тяжело дышал, только что уложенные пряди оказались всклокоченными.

- Они дергали меня за волосы, - неверяще сказал он, глядя прямо в эти поблескивающие очки, - они меня щипали.

- Они ни черта не соображают, - согласился охранник.

- Мне страшно, - в глубине души Билл понимал, что оказался в глупом положении, жалуясь на собственный идиотизм человеку, который как раз и пытался предостеречь его от необдуманных поступков, но он был слишком потрясен, чтобы контролировать свои слова.

Охранник сдвинул очки на нос, и поглядел на него поверх стекол, неожиданно напомнив Биллу его бабушку, и от этого воспоминания сразу стало гораздо спокойнее.

- Ты неплохо держался, - сказал охранник, - три шага – это уже очень немало. И ты даже не упал в конце.

Билл несмело улыбнулся.

- Иногда поклонники тоже бывают опасными для своих кумиров, да? – спросил он.

- Я рад, что ты это понял. А теперь давай знакомиться, потому что нам предстоит еще долгий путь вместе. И если мы с тобой не будем препираться по пустякам, твоя шевелюра впредь будет в полном порядке, - он впервые слегка улыбнулся, протягивая руку, - меня зовут Саки.

- Билл, - протянул свою черноволосый мальчик, и оба они рассмеялись.

***

- Говоришь, они совсем разные?

- Ну да, те, кто начинает их слушать, как правило далеко не с первого дня соображают, что они – близнецы.

- Странно, - говорит Йост, глядя на абсолютно одинаковый беспорядок на их кроватях.

***

- Том, - Георг казался смущенным и я не мог понять, отчего, - нам надо с тобой поговорить.

- Говори, - мне было жарко, хотелось уйти наверх, в спальню, стащить душную одежду и лечь спать.

- Давай отойдем немного.

Мы вышли на балкон, там было почти совсем темно – видимо, в темноте Георгу было легче говорить, потому что он сразу же спросил меня:

- Ты не обидишься?

- Смотря на что, - ответил я, удивляясь его нервозности.

- Серьезно, Том,- он перегнулся через балкон, свесив волосы вниз. На секунду мне показалось, что сейчас он упадет

- Spring nicht, придурок, - я поддержал его рукой, но он посмотрел на меня, как на сумасшедшего. Черт. Видимо, и вправду придется ходить в спортзал почаще, вон уже даже лучшие друзья не верят, что я способен удержать на весу нечто более тяжелое, чем гитара.

- Так что? – раздраженно спросил я.

- Это насчет Билла, - сказал он тихо, - знаешь, иногда мне кажется, что ему совсем плевать на чувства других людей.

Я уставился на него. Георг был склонен к преувеличениям.

- Что ты имеешь в виду?

- Я объясню, - заторопился он, не глядя на меня, - сегодня, например. Кто-то из наших продюссеров – я так и не понимаю, кто из них кто, слишком быстро меняются – сказал что, мол, у Густава слишком взрослый вид, и он не вписывается в... как же это он сказал... в концепцию группы.

- Он мечтал быть барабанщиком чуть не с рождения! – возмущенно сказал я.

- Вот именно. Густав, ну ты знаешь его, уставился в пол и ничего не сказал. А мне хотелось там разгромить все к чертовой матери. Ты не знаешь, какого это – вдруг почувствовать, что тебя могут лишить друга – вы-то с Биллом всегда вместе, никто вас не разлучит, а мы... мы же не близнецы, да мы и не так близки, конечно, как вы, но я бы ни за что не хотел видеть кого-то другого на его месте.

- Я бы тоже не хотел, - я никак не мог понять, к чему он клонит.

- Вот, - он глядел, как мерцает неоновая реклама напротив, - а Билл встал и сказал, совершенно невозмутимо, как будто ему вообще все равно, «Да, Густав, ты, наверное, меня лет на пять старше выглядишь», - последние слова Георг договорил уже совсем тихо.

Реклама вспыхивала ярким цветом и вновь тухла. Внизу шумели проезжающие мимо отеля машины.

- Он, наверное, не имел этого в виду, - пробормотал я.

- Наверное, - согласился Георг почти беззвучно.

Георг давно ушел, а я все стоял, глядел на эту дурацкую рекламу, и даже курить не хотелось. Как так выходит? Как так выходит, что человек, который кажется тебе самым чутким существом на свете, другим видится бесчувственным эгоистом?

Он понимает, что я хочу сказать, до того, как у меня у самого в голове появляется четкая формулировка. Он понимает, что я хочу сделать, до того, как я успеваю решить, что действительно хочу сделать это. Мы с ним без умолку болтаем на людях и разговариваем почти исключительно бессловесно – когда вдвоем. Он не говорит мне «доброе утро», «спокойной ночи», «пожалуйста» и «спасибо» потому что это настолько же бессмысленно, насколько глупо говорить такие вещи самому себе. Мы прекрасно знаем, что творится в голове у другого, но нам, как это ни парадоксально, никогда не бывает скучно друг с другом. А значит, нам не бывает скучно почти никогда. Наверное, мы счастливчики.

При этом кому-то он кажется... равнодушным? Бесчувственным? Недалеким?

А я при этом – нет?

Я обернулся и посмотрел в комнату через стеклянную дверь балкона. Густав сидел на диване, в руке его была неоткрытая бутылка пива, про которую он, видимо, забыл. Сзади что-то дернулось и я перевел взгляд выше.

Билли со зверской рожицей подкрадывался сзади к Густаву, который, ничего не подозревая, продолжал бессмысленно пялиться в пространство. С победным кличем, слышным даже мне, мой братец прыгнул сверху на свою жертву, затевая одну из наших повседневных драк, хотя это, конечно, были не драки, а так, возня. Билли не всегда участвовал – боялся попортить прическу или маникюр, не знаю уж, что – но сейчас он самозабвено щекотал Густава, сидя у него на шее, а тот, оказавшись застигнутым врасплох, неуклюже пытался сбросить его с себя. Оба смеялись.

Не знаю, пришел ли Билл загладить свою вину, почувствовав запоздалые угрызения совести, или он действительно ничего тогда не заметил и просто захотел поиграть. Действительно – не знаю.

Георг, сначала с недоуменным лицом обернувшийся к ним от барной стойки, уже через несколько секунд был втянут в игру, и с не менее зверской, чем у Билли, рожей, пытался стянуть с брата кроссовок, чтобы добраться до самого «щекотного» места. Билли завизжал «двое на одного!», и Густав, с виноватой усмешкой, принялся помогать ему одолеть Георга.

Я понял вдруг, что безмерно люблю их всех – редко такое накатывает, не барышня все-таки какая-нибудь - а тут вдруг прямо с ног сбивает, сесть хочется от нахлынувшего. И Густава, который имел полное право не разговаривать с Билли еще месяц, а вместо этого в шуточной драке помогал ему отбиваться от Георга, и Георга, который всегда старался следить, чтобы никто не оставался несправедливо обиженным, потому что действительно переживал за всех, как за себя, и Билла, конечно...

Наверное, существует два Билла, думал я, глядя, как они превращают прическу Георга во что-то непотребное, один – вот такой вот ребячливый, непосредственный, легкомысленный. Такой Билли действительно может задеть чувства других, не подозревая, впрочем, об этом. А второй – безмерно чуткий, родной – только мой. И, может быть еще немножко – мамин. И обоих их совершенно невозможно не любить.

«Но второго я люблю чуточку больше», - улыбнулся я, и, чувствуя, что мысли пошли совсем девчоночьи, с рычанием ворвался в комнату, чтобы показать, кому тут в тренажерный зал на самом деле ходить надо.

***

- Не качайте лодку, - строго говорит мама.

- Мама, он толкается! – обиженно.

- Ты сам толкаешься! – она давно заметила, что в пылу ссоры Билл часто взывал к ней, а Том всегда обращался к брату, словно стремясь сделать перепалку сугубо внутренней, не вмешивая в нее посторонних лиц.

Она для них посторонней, слава Богу, не была. Хотя порой, глядя, как они играют вместе, или болтают, или даже просто едят, на нее накатывало ощущение, что, несмотря на то, что это ее родные дети, она совершенно не понимает, как устроен их мир. Ведь у нее никогда не было близняшки.

- Если вы не перестанете, то мы выходим на берег! – сурово говорит она. Дети притихли, с интересом глядя по сторонам. Но у таких маленьких терпения надолго не хватает.

- А знаешь, что Берта сказала? – ехидно тянет Том.

- Что? – доверчиво спрашивает Билл, широко раскрытыми глазами глядя на брата.

- Что я быстрее тебя бегаю! – злорадно отвечает Том, выплескивая ему на голову полную пригоршню тайком набранной воды.

- Мама! – вопит мокрый Билл, - он меня облил! Он меня дразнит!

- Девчонка, - презрительно тянет Том.

- Если вы не прекратите ссориться, - угрожающе начинает мама, - то мы немедленно выходим на берег.

Но они не обращают внимания. Билл, в свою очередь, брызгает на брата водой.

- Дреды! – вопит Том, - ты что? Промокнут!

- Дреды – дерьмодреды, - пищит Билл, смеясь.

- Что это еще за слова?! - мама решает положить конец безобразию, и, перегнувшись, шлепает Билла по губам. Оба затихают и смотрят на нее.

- Больно? – пугается вдруг она.

- Больно, - шепчет Том.

Она подыскивает слова.

- Прости, Билл, пожалуйста. Но ты не должен говорить таких слов.

- Хорошо, мам, - тихо отвечает Билл, - не буду больше.

Следующие пять минут они плывут в молчании, мама раскаивается.

«Никогда не буду их бить, - думает она, - это не метод».

- Давайте сделаем фотографию? – предлагает она. Оба с радостью принимают этот способ примирения.

- Давай! Давай!

Мама окликает лодочника, который везет их по реке.

- Сэр? Вы не могли бы?

Тот молча опускает весла и натруженными руками берет полароид. Том улыбается, Билл принимает серьезный вид. Мама вынимает из волос заколку, кудри рассыпаются по плечам.

- Готовы? – спрашивает лодочник. У него неожиданно тонкий голос и Билл прыскает, растеряв всю свою серьезность.

- Да, - кивает мама.

Через пару секунд близнецы уже вглядываются, высунув языки от напряжения, в мутный квадратик, на котором постепенно проявляются их силуэты.

- Когда-нибудь, - мечтательно говорит Билл, - за эту фотографию наши поклонники будут вырывать друг у друга волосы.

- Тебе действительно этого хочется? – смеется мама.

- Вряд ли, - задумчиво произносит Том, и непонятно, кому из них он отвечает.

Конец.