Форум сайта "Мир Эсси Эрганы"

***

- Ха-ха-ха! – громко смеясь, они вваливаются в комнату, и в первую секунду невозможно поверить, что их всего четверо – кажется, тут не меньше десятка радостых, вопящих и толкающихся мальчишек.

- Билл! – говорит режиссер, стоящий у стола, - пора начинать.

Черноволосый мальчик почти вприпрыжку подбегает к нему. На столе стоит аквариум, наполненный зеленоватой водой. Режиссер спокойным тоном объясняет мальчику, что от него требуется. Билл оглядывается на остальных, которые так и остались кучкой стоять у входа – они все еще смеются. Ему хочется к ним обратно, это явственно написано на его лице, но он берет себя в руки и переводит взгляд на режиссера.

- Мне нужно... засунуть голову в аквариум? – переспрашивает он серьезно, но на последнем слове не выдерживает и звонкий смех рассыпается в воздухе мелкими горошинками. Ему вторит чуть хрипловатый смех его близнеца. Том не мог услышать вопроса брата, стоя в дальнем углу комнаты, но каким-то образом он все понял.

- Даже не вздумай! – кричит он оттуда.

- Это еще почему? – сквозь смех спрашивает Билл, глядя на Тома увлажнившимися глазами из-под черной косой челки.

- Если весь лак с твоего хаера растворится в воде, то она затвердеет, и тебе всю жизнь придется ходить с этим аквариумом на голове! – Том смешно машет руками, изображая человека с гигантской головой. Георг смешно хрюкает, а Густав так прямо сгибается от хохота.

- Дурак, - отвечает Билл, слезы текут по его лицу от смеха, - какой же ты дурак... Сам и суй голову в аквариум!

Режиссер нетерпеливо барабанит пальцами по столу. Ему далеко за сорок, он серьезен и сосредоточен, и подобные шутки едва ли способны вызвать у него даже простую улыбку.

- Билл...

- Да, да, - говорит Билл, утирая слезы, - хорошо, что тушь водостойкая, - он с неуверенностью смотрит на аквариум. Ребята собираются вокруг стола, с любопытством глядя на самого младшего своего товарища. Том приседает на корточки и снизу заглядывает брату в глаза:

- Ты был хорошим братом, дружище, - говорит он скорбно, - зато потом тебя можно будет продать в музей и брать деньги за показ. «Человек-аквариум», приходите, не пожалеете. Хотя, стоп! Все будут думать, что я выгляжу точно так же, мы ведь близнецы. Идея категорически отвергается!

Билл фыркает и, собравшись с духом, опускает голову в воду. Мальчики беспощадно ржут, видя, как смешно искажается в круглом аквариуме его лицо – огромные щеки будто наплывают на узенькие глаза, черные волосики распушаются и окутывают несоразмерно маленький лоб. Через пару секунд он выныривает, мотая головой и посылая тучи брызг во все стороны.

- Да, - говорит Том совсем тихо и траурно, - зато теперь я придумал наконец, почему мы «Tokio Hotel». Наш солист в глубине души – старый толстенный японец. Смотрите любительские фотки со съемок «Durch den Monsun».

Билл, явно ожидавший чего-нибудь в этом духе, выпускает из-за щек в физиономию брата целую струю воды. Том, как всегда, кричит что-то про дреды, Густав и Георг, икая, валятся на пол от смеха.

- Нам нужен прямоугольный аквариум. Точнее, параллелепипид, - констатирует режиссер, отряхивая брызги с брюк. Кто-то из персонала кидается на поиски нужной посудины.

- Паралеллепи-ипи-ид, - стонет Георг, ему смешно уже абсолютно все.

- А теперь, - говорит режиссер, после того как дети принимают более или менее пристойный вид, - пока нам не принесли нормальный аквариум, который не будет искажать черты лица, снимем восьмую сцену. Том, сейчас тебе нужно будет по колено стать в воду.

- Я не собираюсь снимать... - возмущенно начинает Том, Билл истерически хихикает.

- Ничего не надо снимать, - поспешно замечает режиссер – мало ли что придет в голову этим невозможным детям! – становишься в штанах.

- В озеро? – подозрительно спрашивает Том.

- Ну да, - недоуменно отвечает мужчина, - или ты тоже в аквариум хочешь? – Билл может уже только пищать, он хватается за свой живот и сгибается пополам. Идея Тома в его балахонистых штанах в аквариуме по колено – больше, чем он может выдержать.

- Нет! – сердито отвечает Том, он конечно, любит пошутить, но не слишком любит сам оказываться объектом для насмешек, - а... – неуверенно спрашивает он, - в ботинках?

Режиссер подавляет желание схватится за голову.

- Нет, конечно, - говорит он напряженно, - зачем бы?

- Том, ты приду-урок, - выдавливает Билл из-под стола.

- Да, - спохватывается режиссер, в то время как Том надменно и величественно шагает к дверям, ведущим на открытую съемочную площадку, - и кепку свою сними, - старший Каулитц, на секунду неверяще замерев, выпрямляется и, не оборачиваясь, продолжает свой путь.

Билл, Густав и Георг дорого бы дали сейчас, чтобы посмотреть на лицо шутника. Вместо этого они кое-как подымаются на ноги и чуть виновато смотрят на режиссера.

- Простите, - неопределенно взмахивая рукой, говорит Густав, который чувствует некоторую ответственность за всех этих «детишек», - мы сегодня что-то разошлись.

- Все-таки зря вы так, - жалостливо добавляет Билл, скорбно заламывая бровь, - кепки – это ж святое... – они вновь хихикают. Даже режиссер впервые за весь разговор улыбается.

- Ничего не поделаешь, многим приходится жертвовать, - сдержанно говорит он. Ребята стараются стоять прямо и не смеяться, но смех так и искрится в их глазах, на их губах, во всех их движениях – кажется, чуть-чуть подтолкнуть, и он снова вырвется наружу.

«Так не пойдет», - думает он.

- Георг, Густав, - говорит он, - вам нужно проверить инструменты, их уже привезли. И зайдитете потом в гримерку, вы после всех этих кувырканий оба жутко растрепанные, - мальчики, взглянув друг на друга, согласно кивают и удаляются в указанном направлении. Режиссер поворачивается к улыбающемуся Биллу.

- Так все это здорово, - говорит Билл, - первый клип, все-таки.

- Да, - рассеянно соглашается режиссер, с сомнением глядя на мальчика. Тот так и лучится радостью, и это выражение лица совсем не подходит для текущей сцены.

- Билл, - говорит он, - это довольно грустный клип. Тебе надо сделать печальное лицо.

Мальчик недоуменно смотрит на него, все еще улыбаясь.

- Ты ведь не просто певец, Билл. Ты – фронтмен, - эффект противоположный, теперь его к тому же распирает от гордости, - а значит, ты и актер тоже. Теперь надо собраться и принять меланхоличный, грустный вид.

Билл мотает головой, детская, очаровательная по-своему улыбка никуда не исчезает.

- Но как я могу не улыбаться, - спрашивает он чуть удивленно, - если мне так весело? Как? А я и не могу! – простодушно заключает он.

***

Ритмичные громкие звуки музыки. Клубничная жвачка. Журнал мод, открытый на странице с сумочками от Dior.

- Слышь, - говорит Кристин, - дай сигареты.

У Кристин маленькие черные глаза, узкий рот и длинные накладные ногти, это делает ее похожей на ящерицу. Тем не менее, она довольно привлекательна, и считается самой крутой девчонкой в классе.

- А не запалят? – спрашивает ее Марта, переворачиваясь на бок и протягивая руку к нераспечатанной пачке Malboro. Они лежат на бежевом ковре перед гигантским телевизором и давно уже надоели друг другу.

- Предков до послезавтра не будет. Выветрится, - лениво бросает Кристин, не прекращая жевать жвачку и искоса глядя на Марту.

У Марты короткие светлые кудряшки и поросячий носик. А еще ее родители гораздо беднее, чем у самой Кристин, и она впервые в гостях у одноклассницы.

- Чухня какая-то идет, - недовольно морщится Кристин, глядя на экран, - переключи, а.

Марта старательно выискивает на пульте нужную кнопку и нажимает на нее коротеньким пальцем с обгрызанным ногтем. «Вот курица, - думает Кристин, - даже маникюра нет человеческого. И не стыдно в школу так ходить?»

- Новая группа, успевшая собрать уже более десятка тысяч фанатов, готовится к выпуску своего первого альбома...

- Эмтиви что ли? – спрашивает Кристин – она немного близорука, но ни за что не призналась бы в этом никому – ведь тогда ее заставят носить очки, а это еще хуже, чем когда тот шизанутый Каулитц начал одевать в школу дамские побрякушки.

- Ах-ха, - говорит Марта, читая строки, бегущие снизу экрана, - группа какая-то новая... Не знаю такой.

- Все равно Мадонна круче всех, - равнодушно говорит Кристин, между тем жадно всматриваясь в экран – на самом деле ей очень интересно, что за группа – пока живешь в этом отсталом городишке, полжизни мимо пройдет, а ведь если она когда-нибудь вырвется в «большой мир», ей надо будет хорошо ориентироваться в новинках шоу-бизнеса.

- «Durch den Monsun», - объявляет ведущий. На экране – черноволосый мальчик.

- Это же... – в шоке говорит Марта и запинается, не окончив фразы.

Они смотрят клип до конца, не отрывая взглядов от экрана, молча. Когда все заканчивается, Марта выключает телевизор и с надеждой глядит на подругу, потому что сама решительно не знает, что сказать. Кристин упорно смотрит в пол, вцепившись в мягкий ворс ковра пальцами, не замечая, что сломался один из ее шикарных ногтей.

- Крис, - неуверенно зовет Марта, - ты чего?

- Какая ж я была дура, - глухо говорит Кристин, - какая я была дура... Они ведь учились в одном классе со мной.

- А мы их опускали, - поддакивает Марта, но Кристин не слушает ее.

- В одном классе, в одной комнате... Пять лет... Гос-по-ди... – она выпрямляется и невидяще смотрит на испуганную Марту, - если бы я хоть немного... хоть раз сказала им что-нибудь нормальное, хоть поздоровалась, что ли... то теперь бы... – она икает, - а сейчас я для них – ничто. Ничто. Ничто!!!

С ней случается истерика и Марте приходится долго успокаивать ее, поить водой и даже хлопать по щекам. Она не слишком любит Кристин, и жалости к ней совсем не испытывает, но с самой крутой девчонкой в классе неплохо обзавестись такими вот доверительными отношениями, чтобы потом говорить «мы с Кристин решили» и «я болтала вчера по телефону с Кристин, и она мне сказала» . Мысленно она ставит себе плюсик.

***

- Отлично, Билл, - говорит девушка, которая только что закончила привязывать последнюю веревочку к пружинящему матрасу, все готово.

Он кивает, длинные волосы лезул в лицо вместе с порывами ветра. На нем узкое темное пальто, руки засунуты в карманы, он смотрит вниз с парапета.

Ночь, внизу никого нет, только фонари горят вдоль неширокой улицы. Свет от них, желтый и слегка призрачный, напоминает Биллу что-то, но он никак не может вспомнить – что. Холодно, на выдохе образуются маленькие облака пара. Руки замерзли, и он знает, что сами собой они не отогреются. Нужно...

- Хорошо, - прерывает его мысли режссер, глядя на получившуюся конструкцию. Надувной матрас боком плотно прикручен к стене, многочисленные веревки поддерживают его на весу. На него Билл должен упасть, прыгая с крыши. Лететь всего метр, так что опасности нет решительно никакой – к тому же, под матрасом на самом деле не улица, а выступающая крыша нижнего этажа. На ней – батут и прочие приспособления «на всякий случай». Всякого случая быть не должно.

- Я схожу за Торстеном и Алексом. Ты пока потренируйся.

Он уходит, а Билл, все так же не шевелясь, смотрит вниз, на дорогу, на ее желтую полустертую разметку, и вспоминает.

- Дитц, Фредерик!

- Нету его, - смешки по классу.

- Сдох он, - беззлобно, но равнодушно говорит соседка по парте вышеупомянутого Дитца, - если и так, то туда и дорога.

- Заткнись, - бросает ей Кристин Шварц, сидящая сзади, - дура. Он переехал, на родителей куча бабла свалилась. Счастливчик.

- Мюллер, Сара!

- Здесь, - пищит прыщавая девчонка со второй парты.

- Кройцер, Томас!

- Меня нет, - хриплый развязный голос долговязого субъекта с последней.

- Каулитц, Билл!

- Зд...

- Вы хотели сказать, «Каулитц, Берта», - перебивает учительницу Томас. Билл ахает, и невольно зажимает рот ладонью – совсем девчоночий жест. Такого раньше его одноклассники себе не позволяли – шутки, насмешки, издевки – сколько угодно, но не с участием учителей, - вот же она, не скромничай, Берти, - Томас говорит уверенно и у новенькой преподавательницы не остается и тени сомнения в том, что он действительно исправляет ее ошибку. Она переводит взгляд туда, куда указывает рука Кройцера.

- Прости, Берта, - говорит она, поправляя очки, - я исправлю в журнале твое имя, - смех в классе нарастает, как шум набегающей волны, но пока еще они сдерживаются, чтобы прикол не пропалился, - знаешь, со своей стрижкой ты и впрямь похожа на мальчика, - замечает фрау, пытаясь смягчить ситуацию, - но совсем чуть-чуть, - обеспокоенно говорит она, видя выражение лица девочки, - лицо-то у тебя очень миленькое, Берта... – гогот наконец прорывается наружу, и Билл, как ошпаренный, вскакивает из-за парты и хлопает дверью класса. Учительница оглядывает класс, который откровенно ржет.

- Что я сказала не так? – неуверенно спрашивает она, хотя чувствует, что это совершенно непедагогичный вопрос.

Билл стоит на крыше.

Нет, он не собирается прыгать.

Просто ему нужен воздух.

И, может быть, еще Том.

Он прижимается разгоряченной щекой к холодной поверхности вентиляционной трубы. Металл остужает, мысли тоже остужают, и первоначальные гнев и горечь переходят в тягучую грусть. Он подходит к краю, усаживается и свешивает ноги вниз.

«Да, - вертится у него в голове, - да. Да. Да, я похож на девочку. Но я ведь не девочка».

Маленький камешек срывается и падает с края.

«Я крашу глаза, - думает он, - и я крашу волосы. Я ношу сережку. А когда я вырасту, я... я буду брить ноги, да-да, буду. И, может быть, отращу волосы.»

Ворона с резким карканьем проносится слева от него. Потом – снова тихо.

«Почему?»

Он не знает. Он просто чувствует, что так и должно быть. Он должен делать то, что считает нужным, что подсказывает ему неизвестное нечто. Внутренний голос? Сердце? Собственное ослиное упрямство и нежелание смириться с теми, кто его окружает? Желание вырваться из этого замкнутого мирка, где доминирующим методом взаимоотношений между людьми является ненависть, вырваться любыми – любыми, да – средствами?

Возможно.

Но это трудно, ох, это дьявольски трудно... Он подгибает одну ногу под себя, неловко качается, но сразу же возвращает равновесие, не успев даже испугаться.

Том не такой. Тому не приходится уговаривать себя, придумывать слова-бормотушки, мол «я сильный, я справлюсь». Такие, как в маминых психологических журналах. Том просто делает, что хочет, и никто не может его задеть.

Он пытается подогнуть вторую ногу, но она предательски соскальзывает с парапета.

- Что ты делаешь? – резкий окрик заставляет Билла вздрогнуть и обернуться. Том смотрит на него в упор, сдвинув брови. Из его рта тоже вылетают облачки пара.

- Ничего, - Билл глубже засовывает руки в карманы, - вспоминаю.

Том подходит поближе, и решительно дергает брата за полу пальто, заставляя его сделать несколько шагов назад.

- Слишком близко к краю, - говорит он, - а Кройцер тогда просто завидовал тебе.

- Нет, - шепчет Билл, - это не зависть. Это ненависть. Чистая, белая ненависть. Самая страшная из всех возможных – ненависть беспричинная. - он смотрит в пол, - Ох, Том, сколько их – тех, кто ненавидит. Меня. Тебя. Вообще - ненавидит. Хоть кого.

Том внимательно вглядывается в лицо брата.

- Я чуть не упал тогда, - говорит Билл, - если бы ты не схватил меня в последний момент. Откуда только ты там взялся? И, я не говорил тебе – хотя я и не собирался падать, у меня в голове в последний момент промелькнуло «Ну и ладно». Понимаешь, Том, не мог я принять на себя ношу этой ненависти. Не мог смириться с тем, что она есть.

- Чушь, – резко говорит Том, сощурив глаза, - немедленно прекрати, - Билл изумленно взглядывает на него, - ты нагнетаешь в себе эти мысли и варишься в них, как в бульоне. Что тебе Кройцер? Где этот Кройцер сейчас? Где все они? Их нет, Билл. Никого нет. Вообще никого на самом деле нет, это ты понимаешь? – тише говорит он, прижимаясь лбом ко лбу брата, - есть мы. Есть Густав, Георг и Дэвид. Есть мама, Андреас и бабушка Клэр. Все. Остальное – мираж. Остальное - неважно. И если ты думаешь, что я буду помогать тебе разводить сопли, то ты ошибаешься. Я не готов справиться с целым миром ненависти. Я готов справиться только с плохим настроением у моего брата, договорились?

Билл закрывает глаза и протягивает руки брату.

- Согрей, - шепчет он.

Том берет его ладони в свои.Они стоят неподвижно несоклько секунд, но подошедшие люди разбивают иллюзию уединенности.

- Билл, ты готов? – спрашивает режиссер, удивленно глядя на близнецов.

Билл глядит на дорогу, на нелепый подрагивающий от ветра матрас, на край крыши.

- Нет, - решительно говорит он, - я не стану прыгать. Вызывайте дублера.

И никто из этих людей не может понять улыбки, промелькнувшей на лице его брата.

***

- Улыбайся, Билл, - шепчет ему Йост.

- Не могу, - стонет Билл, - у меня болят щеки.

- Прибереги меланхоличный вид для Rette Mich, - мирно замечает Дэвид, - сейчас надо улыбаться, ты же знаешь.

- Я знаю, - говорит Билл, у которого внутри все ноет, и хочется одного – прийти в отель, лечь на пол и не улыбаться годами.

- Последний вопрос... Какая же должна быть она, девушка вашей мечты, Билл? – спрашивает ведущая. Даже Йост фыркает, услышав этот вопрос, и сочувственно глядит на своего подопечного. От ведущей пахнет духами так, что Билла начинает тошнить. Он обводит глазами зал – он полон девчонок, они вопят, визжат, толкают друг друга.

- Воспитанной, - говорит он тихо, - милой, спокойной, неулыбчивой...

- Что? – переспрашивает ведущая.

Билл спохватывается и поспешно отвечает что-то про глаза и понимание. Йост может гордиться.

- Что это? – ошарашенно спрашивает Георг, пятясь.

- Полиция! – кричит Густав, вскакивая с ногами на диван.

- Насилуют! – тоненьким голоском вторит им Том.

- Идиоты, - меланхолично замечает вошедший в номер Билл, садясь на диван. Наверное, его новая прическа и впрямь несколько... экстравагантна, но это не повод так бурно на нее реагировать. Стилисты ведь знают свое дело.

- Я меняю фамилию, - категорично заявляет Том, глядя на белые перышки-вкрапления в феерической укладке брата.

- Не вздумай так ходить ночью! Если я увижу тебя, то умру от страха! - Густав ржет, безуспешно стараясь не расплескать пиво себе на колени.

- Ты теперь не будешь пролезать в дверь, - замечает Георг, икая от смеха.

... Но Боже великий, если такая укладка заставляет их смеяться, также, как когда-то они умели – до упаду, до колик, до резей в животе, до спешных пробегов в туалет, до слез, до истерики, до одурения – тогда он готов надеть на голову хоть цветочный горшок, хоть салатницу с салатом, хоть кошачий туалет...

«Хорошо, что Том все-таки не слышит моих мыслей, - спохватывается он, - а то последнего пункта мне точно бы не избежать».

Том смотрит на него, и на секунду ему кажется, да-да, точно, он может поклясться, что... ах, шайссе. Том улыбается.

И он первый раз за день искренне улыбается в ответ.

Конец.