Форум сайта "Мир Эсси Эрганы"

Мы снова идем туда. Спокойно выходим из автомобиля. Оба – в темных очках. Оживленная улица не сразу узнает нас. Мы незаметно сливаемся с толпой.
Людские потоки в десять направлений. Копия долбанного Нью-Йорка.

- Идем? – я обхожу машину с водительской стороны и становлюсь рядом с ним.
- Идем. – Покорно соглашается он, уверенно направляясь к высокому зданию.

Я даю ему возможность немного забежать вперед, всего на пару шагов; в моменты внутренней борьбы, душевных противоречий и полнейшего отчаяния он любит быть наедине со своими мыслями. Неважно, если кишит под носом тысяча случайных прохожих. Главное, чтобы не было рядом меня. Он считает, что всем его решениям я даю отпор, только лишь вышагивая плечом к плечу.

Он до последнего момента может передумать. Дойти до самой цели и резко развернуться в противоположном направлении, отказываясь решиться на риск. Он так неучтив со своими безумными желаниями; с моим согласием на их исполнение. Он до сих пор не верит в могущество моих обещаний и своих спонтанных идей.

А я его не воспитываю. Я взял за правило легко предоставлять ему возможность совершать ошибки, целиком и полностью происходящие в результате его неосознанного порой выбора. Постепенно он станет осторожней.
Если я не перестану закрывать глаза на его промахи, на его все новые и новые промахи, он напугается насмерть. Он старается просчитывать все до мелочей. Ищет лучшую выгоду; лучшее поражение, в случае… поражения. Он боится моего молчаливого авторитета. Моих безмолвных ухмылок и самодовольных «Я был прав».

Именно поэтому мы снова идем туда.

Если честно, то не так уж он и запуган. Не так уж он и зависим. Думаю, он вполне обходился бы и без меня под боком. Под рукой. Под губами. Растроганный и влюбленный под его озорным взглядом. «Бесячий» и стойкий, под его упрямыми просьбами. Такой, от которого устаешь. Которого не хочешь больше видеть. И снова возвращаешься с извинениями. Не в первый раз…

На ступенях я притормаживаю и разворачиваюсь спиной к входу, лицом к мельтешащим жителям мегаполиса. Он может спиной, нутром почувствовать это быстрое движение за своим плечом; вокруг очень шумно. Но оглядывается в мою сторону только когда толкает на себя дверь, прилагая не малые усилия. Дубовые двери старой «закалки». Недовольный мгновенный взгляд полон беспокойства. Он не верит, что все зависит не только от его «да» или его «нет».

На самом деле, мне не требуется дополнительного времени. Тайм-аут не изменит моего решения. Порой и я хочу передохнуть от тебя. Ты так экстра ординарен. Ты ходишь по шаткому мостику, разделяющему две бездны твоего «Я». Мужественность, раннее взросление и независимость - справа. И столько «хлама» по правую сторону тебя: капризы, эгоизм, нелепая женственность.

Дождик из песни Placebo тихонько себе накрапывает за пределами козырька. Отлаженный механизм движения толпы не сбивает такая малость. Я хочу еще раз закурить, сидя на ступеньке в новых черных брюках, прижимаясь льняной курткой к пыльной каменной облицовке. Наблюдать издалека. Выхватывать фигурки из потока, и смотреть на них не моргая. Гадать их судьбы. Усмехаться, глядя на их ошеломленные лица, когда они вырываются из множества одинаковых. Дэн не одобряет моих проказов. Он предпочитает смешаться с множеством. Когда он среди них – большинство притормаживает и расступается. Он чувствует свое величие. Он доволен и наслаждается.
Кстати, как он там?..

…Больше девяти лет назад ты случайно увидел меня на экране. Оторвав маму от важного телефонного звонка, ты выпытал всю известную ей информацию обо мне. Я великолепно играл. Давнишние фильмы, почти первые роли…
Ты хотел быстрого взлета, ранней звездной карьеры. И моего неповторимого таланта. Ты алчен до признательности, как многие искушенные. Ты – только лев.

«Мама» Роулинг подарила тебе шанс с барского плеча. «Мама» Роулинг дала тебе первый толчок. А дальше ты сам… побежал по стене и сделал сальто. Ты чертовски хитер, когда речь идет о твоем успехе. В день кастинга продюсеры еще не знали – какая ты зараза. Но видите ли – «мама» Роулинг…

Больше десяти лет назад мы познакомились. Как же искусно ты умудрился скрыть свой восторг, заметив меня на съемочной площадке. Разве ты не был самым счастливым человеком, когда пересчитал в сценарии точное количество сцен с совместным участием?.. Ах, да, ты винил во всем свою неотразимость и небывалую схожесть с твоим героем. Знал ли ты, что это лишь первый из девяти лет съемок?.. Ты с нетерпением ждал той самой реплики. Глаза в глаза. Твое дыхание было рваным. Мой грим был пугающим. Твои десятки повторных дублей заставляли панически волноваться. Моя недоступность тебя злила.
В школе ты хвастался громким знакомством и близкой дружбой. Через неделю ты бросил школу.

Какая к черту любовь к Эмме?! Ты уже тогда зазнался, нашел подход ко всем. Девчонку принял за «своего» и, не видя допустимых границ, «шутил». Бедняжка не скрывала обиды. Правдоподобно пускала слезы в кадре. Когда вы подросли – конечно, свыклась. Но во времена бурных слухов «Дэн+Эмма» подливала первосортного масла в огонь. Ах, эта британская сдержанность, английские манеры, хваленый юмор.

Едва ли меня заботила эта «морковность»; я бережно лелеял свою преданность театру, свою тихую популярность. Какая неведомая сила толкнула меня на этот «обреченный» проект? Рикманоманки стали осаждать вскоре. Я был не молод. Ты – глупым и безрассудным мальчишкой. Во втором фильме у тебя стал грубеть голос. Я с легкостью избегал частых сцен «Снейп/Поттер», а если не удавалось урезать материал, на первый план выставлял Драко. Правда, Дэн, он был неотразим?.. А его отец?..
Ты с блеском играл в ненависть. Коламбус давал тебе больше привилегий. Я по-прежнему безответно и страстно любил театр. Наращивание черных прядей не всегда удачно вписывалось в мои планы.

«Гарри Поттер и Узник Азкабана» увлек тебя по-настоящему. Ты вжился в себя. Рекламировал скромного героя волшебного мира. Маска публичного актера «утомленной звезды» тебе шла. Сколько тебе было? Тринадцать, четырнадцать… Ах, этот переходный возраст! Ты привык к «Драко» повсюду. Ты часто не улыбался. Юный Малфой не манил тебя. Свои гляделки на меня ты оставил, а свою глупую ненависть забросил в дальний ящик.

«Кубок огня» ломился под таким количеством новых персонажей – новых лиц…
Я давно не видел тебя. Общался до съемок только с Айзаком. Гарри Поттер вернулся не таким. Чужим, явно. Это вызвало у меня противоречивые эмоции: восхищение, уныние… Я был напуган тем, что твой облик вообще вызвал у меня какие-либо эмоции. Стало опасно; напряженность и сдержанность. У тебя отросли темные растрепанные пряди до шеи. Форма чемпиона тебя выделяла. Эмма меланхолично водила плечом, когда я сталкивался с ней взглядом, во время ваших обнималок.
Стоило ли тебе чего-нибудь саркастично отвечать на мои строгие допросы?.. Стоило ли мне чего-нибудь увесисто прикладывать по твоей чугунной башке толстенным учебником по Зельям?..
Девица в паре с Роном на Святочном бале так сладко нашептывала тебе комплименты, вперемешку с приглашениями в гримерку, нечаянно оставляя на твоем краснеющем ушке следы кровавого блеска. Потом ты оглядывался – меня проверял на присутствие – и обнимал ее за талию вспотевшей, но собственнической ладонью. До съемок в твоей постели перебывали уже с десяток девиц…
В тот день, когда снимали сцену в ванной, я приехал без приглашения.

После «второго задания» у тебя был атит. Беспомощный взгляд цеплялся за всех, в надежде понять и услышать окружающих. Часто я посылал свою ассистентку за леденцами для тебя, чтобы меньше закладывало уши. Ты хмуро рассматривал неподписанные посылки.

Ты, наконец, оторвался от нудного мира Гарри Поттера зимой 2006. Но ты не оправдал моей радости, прыгнув в мутный омут под названием «Декабрьские мальчишки». Я стал строже обращаться с тобой в пятом фильме. Я не понимаю – соскучился ли ты за три месяца, но ты не скрыл от меня и остальных своей довольной улыбки вдобавок к облегченному выдоху, когда, как и пять лет назад, пробежался глазами по сценарию.
Было ли плохо то, что меня не пустили на съемку рождественского поцелуя?.. Было ли приятным во время дополнительных занятий шептать «Я буду медленно проникать в тебя, Поттер...»?

Я ехал на премьеру «Equos» взволнованным, опустошенным возвращался обратно. Мне не хватило духа пробраться к твоей осаждаемой красивыми юными поклонницами гримерке. Белые розы достались билетерше на выходе из душного, жаркого малого театра.
Кофе, мой скромный ночной ритуал, был без молока и сливок. В этом круглосуточном абсолютно темном кафе за углом варили быстрорастворимый. Я задыхался…

Я был отъявленным атеистом. Но. Я верил в себя, в свою самонадеянность. В законы подлости. В грешность.
Мой юный ангел, запыхавшееся синеглазое воплощение моих душевных многолетних страданий. Ну, каким ветром тебя занесло в ту же кофейню?! Неужели ты не должен был мчаться в свои апартаменты на личном авто с надежным водителем за рулем и исключительной девицей рядом? Ты бы уже в частых фонарных отблесках мог ласкать ее дрожащие губы, судорожно поглаживать ее коленку, томно рассматривать идеальные черты ее тревожного лица; с толикой отчаянья во взгляде опрокидывать ее на спину, нетерпеливо прокладывать губами дорожку по тонкой шее, цепляя языком золотую цепочку…
Ее букет не опадал бы до осени на твоем окне; мертвые цветы не следят за временем. Их благоухание – бесконечно, почти вечно.

Но ты пришел туда, где я тебя звал тихо, глотая отчаянные громкие мольбы.
На выходе ты остановился, запыхавшись. С конца спектакля прошло не больше часа; я кофе пью маленькими глотками. Маниакальный взгляд, шарф крупной вязки поверх темной водолазки, румянец на щеках.

Ты даже не искал меня за опустевшими столиками. Я нашелся сам. И в миг был рядом.

- Ну и зачем это компрометирующее поведение, мистер Я-плевать-хотел-на-мнение-окружающих? – мы не сошли с порога, оставив дверь настежь распахнутой – на удивление ледяной майский ветер сквозил по теплой кофейне.
- Что ты имеешь ввиду? – скрывая за грубостью раздражение, ответил ты скороговоркой. Так разочарован? Так устал?
- Не бери в голову, - я не переставал улыбаться. На мое морщинистое лицо падал свет от черно-белого щита над входом. – В любом случае: ты не должен быть здесь.
- Это еще почему? – ты стал прижимать ладонь к шее, сдерживая грудной кашель – от бега на холоде резало горло. Ты не веришь в то, что твои усилия – напрасны… Как же так? – Ты запрещаешь мне здесь стоять? Знаешь, это просто смешно: где написано, что только у Алана Рикмана есть право на этот квадратный метр в дверях?
Я снова бесстыдно расплываюсь в улыбке.
- Ну, хорошо. – Я кивнул, и наклонил голову вбок. – Тогда зачем ты здесь?
- Может, кофе пришел выпить? Пересохло? – Ты упрямо отнекивался.
- Что ж, не буду тебя задерживать. Советую также взять горячий шоколад – вишенки в дополнение, сегодня особенно вкусные. – Я жестом предоставил ему дорогу.
Дэн прищурился, вскинул подбородок и уже сделал пару маленьких шажков внутрь помещения. Думал, я буду глядеть ему вслед, пожирая взглядом то, как плавно движется его точеная фигура вперед, как кофточка близко прилегает к рельефному торсу, как замедленно его задница уплывает от меня, под синими джинсами. Хозяин заведения недовольно бурчал под нос жалобы на неугомонных посетителей, и нагревал кофеварку.
Но дверь хлопнула, не оправдав твои надежды, Я быстро уходил дальше по улице.
Ты настолько предсказуем и мил – ты бежишь следом, но, поравнявшись со мной, не останавливаешься, а, не удостоив и взглядом, направляешься к припаркованной и заведенной машине чуть дальше. Притормозив у двери, стискиваешься ручку, открываешь, и широко распахиваешь. И сквозь зубы цедишь:
- Садись. Без возражений. Без вопросов. И без претензий.
Кофе не позволило мне уснуть той ночью…

Здание, оказывается, очень старое. Древнее, насколько я разбираюсь в архитектуре. Потолок в холле очень высокий, эхо, как в церкви. Дэн, ты что – специально выбирал?
Неловкие служащие, уже сонно поднимают на меня пустые взгляды, рукой показывают мне подниматься наверх. Мой мальчишка рассерженно прихорашивается у зеркала. Морщится, когда не может справиться с особенно топорщащейся прядью. Я упросил его снова отрастить волосы. Чтобы трепать, когда хочется.
Дамочка в штатном бордовом костюме бесстрастно окидывает нас взглядом. Дэн оборачивается ко мне, немного нервно одергивает ворот накрахмаленной черной рубашки со сверкающими запонками. Бездумно поднимает руку, сцепляет пальцы на моем галстуке; я смотрю на него недоуменно и даже не пытаюсь подавить усмешку. От этой моей привычной реакции, он мгновенно успокаивается. Дамочка постукивает носком каблучка, отрываясь от регистрационного бланка в папке, и нетерпеливо ждет.
Дэн огрызается мгновенно, хмыкает и сам открывает двери в зал, даже чуть толкнув женщину плечом. Может, она отшатнулась от него сама. Я достаю из кармана пиджака заранее подготовленную сумму и со словами «Фамилия – моя», вкладываю ее в папочку.

Регистрация брака проходит быстро. Пока мне не задали вопрос с неоспоримым ответом «да», я поворачиваюсь к НЕМУ лицом, прерывая речь женщины, и неожиданно вспомнив, что я скажу это впервые, признаюсь: «Я люблю тебя». Дэн оборачивается.