Форум сайта "Мир Эсси Эрганы"

Клауд закусывает губу, чувствуя во рту металлический привкус крови. Он прислонятся горящим лбом к ледяному стеклу окна и закрывает глаза. Как же он устал. Устал от погони за собственной смертью, ибо в то, что он сможет победить Сефирота, верят только такие наивные люди, как Тифа, или отчаявшиеся, как Винсент. О мотивах остальных, следующих за ним, он старается не задумываться. Может быть потому, что ему все равно. Он устал что-то искать, кого-то убивать, тащить на себе этот совершенно ненужный ему воз обязанностей, которые накапливаются словно снежный ком.

И так некстати вспоминается теплая безопасность сильных ладоней генерала. Его губы пахли сталью и были сокрушающе нежными. В их единственную ночь Сефирот шептал, практически не замолкая: «Клауд, Клауд, Клауд…» - и его низкий хриплый голос сводил молоденького солдата с ума. Он плохо помнит, как оно было – тогда, то ли память опять отказывает, то ли просто не запомнил, поглощенный болью и удовольствием. С той ночи, кроме обрывочных и сумбурных картинок и звуков, у него осталось только ощущение невозможной правильности случившегося. И то, что они оба были мужчинами, что их общественные статусы различались неимоверно, что Клауд до этого даже не целовался, а Сефирот успел узнать все прелести постельных удовольствий, сознание относило к разряду несущественного. Что эта ночь значила для генерала, Клауд так и не успел узнать. Впрочем, он до сих пор не уверен, что хотел бы этого. Жить с мечтой проще. Жить…

Клауд обхватывает голову ладонями и опускается на колени. Господи, как жить-то хочется! Как хочется просто жить – засунуть оружие в угол и больше никогда его не доставать, выкинуть всю боевую материю, сесть на мотоцикл и колесить по стране. И чтобы никто ничего от тебя не хотел…

***

- Жить хочется… - шепчет Клауд, глядя на полосу стали, которая так нереально легко прошила Сефирота насквозь. – Жить… хочется…

«Хочется», - соглашаются с ним глаза генерала, прежде чем мертво остекленеть.

Клауд опускается на пол и кладет голову Сефирота к себе на колени. Он гладит серебряные пряди, прослеживает кончиками пальцев точеные черты лица. Кровь какого-то неестественного цвета – кажется, что это краска – пачкает ладонь и Клауд машинально вытирает ее о штаны, оставляя темные разводы на ткани. В груди что-то обрывается – болезненно и звонко. Он с ясностью сумасшедшего, внезапно вернувшегося к нормальному рассудку, понимает, что обманывал сам себя, думая, что после смерти Сефирота будет легче, и что жить ему придется теперь урезанным наполовину собственными руками. Если вообще получится – жить. И совершенно, просто абсолютно неважно, кем для генерала Сефирота был растрепанный солдатик Клауд, который смотрел на него восхищенными глазами, куда важнее кем для этого солдатика был всемогущий генерал. И то, что Сефирот сошел с ума и виновен в гибели Зака, Аэрис и многих других, и что Клауд пытался его убить столько времени и, как ни странно это ему самому, все же это сделал, оказывается ничего не поменяло. Совсем.

Клауд запрокидывает голову и тихонько скулит, словно потерявшийся слепой щенок…

***

- Жить хочется… Жить… - говорит Клауд своему отражению онемевшими губами. В раковине вода медленно окрашивается алым. Он оседает на холодный кафельный пол и закрывает глаза. Ему даже не больно. Ему давно уже не больно, ему просто никак.

Кровь гулко стучит в висках и Клауд медленно считает про себя, стараясь не сбиваться. Бессмысленное действие, но сейчас оно кажется не худшим, чем другие возможные варианты.

Кажется, кто-то его зовет – противно и с драматическим надрывом в голосе. А может это слуховые галлюцинации из-за кровопотери. Он не уделяет размышлению над этим много времени, потому что голос смолкает. Или нет. Во всяком случае, Клауд его больше не слышит.

Так тихо. Нет ни журчания воды, ни поскрипывания окна в ванной, которое он все забывал починить, ни жесткости белого в отвратительные розовые разводы кафеля… Клауду чудится, что его подымают и куда-то несут, такое мерное покачивание, словно плывешь в лодке. Кончики длинных волос задевают его по лицу. Нужно открыть глаза, но веки так тяжелы, а он так слаб...

- Клауд… - шепот не нарушает тишины, но органично вписывается в нее.

Клауд пытается улыбнуться, но он не уверен, что ему это удается – губы совершенно не чувствуются. Он расслабляется и проваливается в теплую темноту. И впервые за долгое время ему уже не хочется ничего…