Форум сайта "Мир Эсси Эрганы"

Че на чем - че на чем
Не меняй позиций - будет горячо
Не меняй на не_меня меня, не меняй...

- Это Том?

И вдруг передергивает. До судороги прямо. Потому что он сейчас говорит с братцем этой крашеной куклы, и ему впервые в голову приходит, что у братца этого тоже может быть на весь этот счет какое-то мнение. Вернее – оно точно есть. Как же иначе.

Заводит безумно.

..

- Я выбираю дырку.
- Договорились.

Слова выходят как на автомате, он даже толком не думает, что говорит. Дурь дурью. Мелкий отвечает в том же ключе, засранец, и легко. Его брат смеется на заднем фоне. Они оба смеются. Они... Вы еще пожалеете об этом, маленькие сучки.
Ему становится совершенно похуй на Николь.

Он уговаривает себя дышать спокойно.

..

Два.
Две руки, тянущиеся к маме за попкорном. Две тени на жарком асфальте. Две улыбки в ответ на предложение «погулять вчетвером». Два гневных крика «прекрати» неприятному типу, замахнувшемуся бейсбольной битой на одноглазого котенка.

Всегда два. С самого начала.
Два кулька с ракетами для феерверка, прижатые накрепко к груди. Два обиженных выдоха на мамино «тебе не стоит прокалывать язык, Билл». Две трогательные родинки – на щеке и на подбородке. Два следа от коленок на пыльном чердаке возле окошка.

Всегда два. Оглянись, вот же.
Два ослепительно белых момента на линии их двойной жизни: один, когда они впервые кончают вместе – сперва Том, а за ним, чуть погодя - Билл; и второй, отмотать пораньше – когда они наконец-то понимают, почему они бессмысленно, нудно и с горечью такой непонятной и незнакомой ругаются уже второй месяц подряд – сперва Том, а за ним, чуть погодя – Билл.

Всегда два. До самого конца.

..

- Учитывая, что ему уже не знаю сколько лет... – Том возбужденно бегает по комнате.
Билл лениво перебирает бахрому диванной обивки динными пальцами.
- То-ом, - тянет он.
- Что? – тот останавливается, глядя на брата недоуменно.
- Але, - Билл машет рукой, - прием, прием! Он хотел, чтобы я – знаешь что? Да, отсосал у него!
- Ты похож на девчонку, - ехидно цедит Том и плюхается на диван рядом с Биллом. Зря.
Билл плавно перетекает к брату на колени, ловкие пальцы сжимают грубую ткань джинсов.
- Что, прости? – в ход идут острые коготки. Слишком уязвимое место, мягко говоря.
- Й-йау, - взвывает Том, - отвали, придурок! – нажим слабеет, движение становится почти нежным, - а впрочем... - поднимает брови Том, но Билл убирает руку и принимает скучающий вид.
- Так что он пидор, это стопудово, - говорит он.
- Верни руку, - ненавязчиво предлагает Том, но Билл отвлеченно разглядывает маникюр и продолжает говорить:
- Он пидор, и он бессовестная сволочь.
- Кого-то мне напоминает это описание, - обиженно.
- Слушай, ты можешь хоть секундочку подумать о чем-нибудь, кроме своего члена? – деликатно спрашивает Билл.
- У тебя есть пять минут, - с апломбом заявляет Каулитц-старший, закидывая руки за голову - излюбленный жест. Билл качает головой, закатывает глаза, но все-таки продолжает:
- По-моему, нам стоит что-нибудь придумать.
- Билл, - выдыхает Том, - он старый. Он ненавидит нас. Он мужик.
- Это не важно, - отвечает Билл, - он мог бы быть пожилой примадонной или пятнадцатилетним панком. Важна суть – он наехал на нас. На меня.
- Ну придешь ты к нему. Ну он попросту трахнет тебя. Вот и весь сказ, - против воли хмурится, - ты что думаешь, в сказку попал?
- Ну, ты же будешь со мной.
- Я?! – от удивления он даже убрал руки из-за головы и выпрямился, - спятил?
- Ты хочешь, чтобы я пошел к нему, и он, как ты выражаешься, попросту меня трахнул? – невинно спрашивает Билл.
- Нет, - это вырывается быстрее, чем он успевает захлопнуть рот.
- То-то же, - Билл доволен трогательным ляпом ехидного брата.

..

- Детка? – она лениво водила пальчиками по его животу. Живот инстинктивно поджимался, мышцы будто прыгали, ее всегда это смешило.
- Мм? – невнимательно промычал он. Было жарко и влажно, простыня, обернутая вокруг левой ноги, только прибавляла томного тепла. Тепла, от которого сносит крышу «до» и от которого хочется поскорее избавиться «после».

Не, Изабель была хороша, никаких наездов. Просто в душ бы... Не было б так лень вставать. И эта куколка любит полежать-поболтать, развалившись на кровати, и это после такого-то оргазма. Черт.

- Дэв-в-вид, - смешно закусывает губу посредине слова – знает, что хороша, позволяет любоваться, только сейчас ему как-то пофиг.
«Она отхватила такой лакомый кусочек, что и не снилось, - почему-то мелькает в расслабленной голове, - у меня ведь сейчас пик славы, куча денег и Токио Отель в кармане – и при этом я не являюсь Биллом Каулитцем и могу ходить по улицам и водить ее на вечеринки. Чего еще надо-то? Говорить после секса? Ыыы... Увольте, я не дееспособен».

- А расскажи мне, знаешь, - говорит она, - какие они?
- Кто? – недоуменно.
- Мальчишки твои, - небрежно. Бля, эту небрежность Дэвид распознает с первого взгляда. «Миссис Каулитц, вам не нужно помочь с покраской забора?». «Извините, дяденька охранник, у вас такие красивые глаза». И, на пике - «Так вы – продюссер этих девочек?». То бишь, как бы – неосведомленность. Наивность. Незаинтересованность. Мол, я тут не при чем. Мне вообще не интересно. Но может, может, как-нибудь, все-таки... дадут кусочек... нууу... кусочек! Дорваться! А в глубине души - яхочуеготрахнутьяхочуеготрахнутьяхочу хочу хочууу. Ууу.
Не его, Йоста, конечно, хаха. Кого-нибудь из мелких, само собой. Будь ты хоть кто. Девчонка ли, журналист ли. Знаешь, значит хочешь. Любишь, значит хочешь. Ненавидишь – хочешь еще сильнее. А самое страшное – эта «легкая заинтересованность», будто ты вообще не об этом. Вот как сейчас.

- Блять, Белл, - говорит он, резко садясь на кровати, - не играй со мной в эти штучки. Кто?
- Что – кто? – она убрала руку, - Я не прошу тебя меня с ними знакомить...
«Вы знакомы, - думает он со злостью, - ты о чем вообще?»
- Я просто интересуюсь. Твоя работа, все-таки.
«А может быть, я просто чертов параноик?»

Он слегка расслабляется.

- Да какие-какие, - ворчит, - дети детьми. Последнее время – ошалевшие от полового созревания придурки, ну, кроме Йорки. Он-то старше, уже не такой пик.
- Йорки – это Георг? – спрашивает она спокойно. Он тянется за пачкой сигарет, лежащей на столике. Да, он все-таки параноик. Она его девушка. Ей просто интересно.
- Да, - прикуривает, - это он просто в интервью как-то ляпнул, что его в детстве так называли. А тощие так и подхватили, он сначала злился, теперь привык.

- Тощие? – переспрашивает она с улыбкой.
- Да, - затяг, - близнецы.
- Близнецы-ы, -тянет она нараспев, отбирая у него сигарету и затягиваясь. Смотрит в потолок, откинувшись на подушках. Красивое, почти совершенное тело, - интересно, какого быть – близнецами?
- Пара дополнительных рук в нужные моменты, - хмыкает Йост. Она коротко взглядывает на него, и в этом взгляде-вспышке он вдруг ясно видит, что он вовсе не параноик. Она осторожна, хитрая стерва. Но как дошло до намека на скабрезность – выдала себя с головой.

Его Изабель не хочет ни Билла, ни Тома. Она хочет обоих мальчиков, разом. Так, что пальчики на ногах поджимаются.

Это пиздец.

Она, конечно, их никогда в жизни не получит, но суть-то совсем не в том.

Это окончательный пиздец.

..

- Прояви немножко фантазии, - тянет Билл, - или без доппинга не можешь?
- Блин, не напоминай, - отмахивается Том, - больше никакой травы.
- А знаешь, - серьезнеет вдруг Билл, - было красиво.
- Было, - так же серьезно соглашается Том, - правда. Но мы больше никогда этого делать не будем.
- А... – заикается Билл, но Том перебивает его:
- И если я когда-нибудь увижу эту дрянь у тебя в руках, выебу. Вот честно. Выебу...
- Э? – Билл улыбается, скептически приподнимает брови, но Том еще не закончил:
- ...кактусом. Большим и с колючками, - убийственно холодно договаривает он.
- Елки- палки, - закатывает глаза Билл.
- Внутрь черепа закатятся они у тебя когда-нибудь, - замечат Том, возвращаясь в свою нормальную лениво-ехидную ипостась.
- Так вот, - гнет свое Билл, - забудь про кактус и про выебываение, вернемся к вопросу Бушидо.
- Напрямую относится ко второму пункту, между прочим.
- О чем и речь. Мне он не нравится, - говорит Билл.
- Ну и забей, - показное недоумение.

Но Том прекрасно сознает, что Билл не способен – забить и забыть. Он вообще хорошо запоминает то, что его касается. Особенно – плохое.

- В конце концов, мы близнецы, - тянет Билл. И нехорошо он как-то это говорит.
- И? – Том непроизвольно отодвигается.
- Значит, в тебе ровно столько женственности, сколько и во мне, - продолжает Билл задумчиво.
- Билл!
- Если я припрусь к Бушидо один, сценарий будет скучным, кратким и очень неприятным. А главное – это будет его сценарий, так что толку идти нет.
- Билл!
- ...а если мы придем вдвоем, мы уж как-нибудь с ним... справимся.
- БИЛЛ!!!
- Не ори, - Билл страдальчески прикладывает кончики наманикюренных пальцев к вискам, - что?
- Ты девчонкой меня решил заделать?! – Том быстро ухватил суть вопроса.
- Именно, - кивает Билл.
- Ты спятил, - Том подбирает край майки и нервно комкает в пальцах, - мы уже как-то пробовали!
- Кончилось тем, что ты струсил, - фыркнул Билл.
- Задница – моя, - почти истерично выкрикивает Том, - да я лучше сдохну!
- Прошу прощения? – Билл почти холоден, - значит, твоя задница – твоя, и моя – тоже твоя. Не слишком ли много задниц на одного недорэппера? Это, знаешь ли, нечестно. Особенно с точки зрения нашей близнецовости.

Что может следать Том?
Да ничего.
Билл, сука, сильный. И вовсе не мышечной силой.

Через пять минут он уже выгибается под его руками, а тонкие пальцы Билла гладят там, где не положено гладить никому.
- Отвали, я не хочу!
- Хочешь.
- Пусти, я сказал! Я сейчас тебя сброшу! Сволочь...
- Не сбросишь, - Билл знает его тело, как собственное, потому что оно и есть его собственное.

Движение пальцев - неторопливое, но уверенное. Неотвратимое. Несложная траектория внутри – вспышками белых звездочек у Тома перед глазами. Мучительное наслаждение, глубже, выворачивание воли наизнанку, глубже, сладкая судорога, глубже, яростный стон, еще глубже.

Капельки пота на тонкой пояснице. Нежная кожа – ямочками, изгибами под пальцами и губами. Дреды по плечам, закушенная губа. Princess.

Не то что бы Билл хотел быть сверху. Не то что бы он считал, что ему подходит эта роль.

Просто так было надо в этот раз.

..

Они пришли к нему вдвоем, приехав поздно ночью после афтерпати, просто постучали в дверь его номера, предварительно убедившись, что рэппер проводит эту ночь в одиночестве.

Войдя, они с порога оба разделись до пояса, заставав все язвительные комментарии замереть на губах у оглушенного мужчины. Билл стянул майку, как заправский стриптизер – привык выделываться на концертах. Том спокойно расстегнул свою фуфайку, снял ее и положил на диван без малейших признаков кокетства.

Если Бушидо и представлял себе миг, когда он увидит обнаженного Каулитца – то такое никак не могло прийти ему в голову. Оба. В его номере. Раздеваются.

Анис опустился на колени перед Биллом, обнимая его за бедра, шалея от желания и прижимаясь щекой к тазовой косточке.
- Я отсосу тебе, детка, - жарко прошептал он.
Билл расстегнул штаны и выполз из них.
Тому потребовалось еще меньше усилий – его джинсы просто упали на пол, едва он дернул за молнию.
Белья на близнецах не было.

- Нет, возьми у него, - спокойно сказал Билл.

Бушидо нерешительно посмотрел на Тома. Тот смотрел на него в упор, закусив губу. Он был неимоверно хорошеньким, и очень похожим на Билла, но он, все-таки, несомненно был именно что... Мальчиком. От него этим так и веяло, даже не из-за кустика волос в паху – контрастом с бритым лобком брата – и не из-за наглой усмешки – просто это как-то само собой было понятно. А Билл... Билл был вне этих категорий вопроса пола. Билл был Дивой.

Дива провела рукой по животу, запрокидывая голову. Анис шумно сглотнул, и таки опустился на колени перед Томом.

Билл переместился на диван и отнюдь не просто для того, чтобы наблюдать. Тонкие руки прошлись по своему телу, медленно, дразняще. Как-то слишком развратно и взросло.
Том закрыл глаза.

..

...И вдруг вспомнил. Тогда они были дома одни, и Том проснулся посреди ночи, в который раз – и каждый раз от одного и того же. Но он всегда заставлял себя абстрагироваться, делал так, чтобы мысль эта не доходила до его сознания, потому что чувствовал каким-то образом – тут не шутки.
И старательно засыпал. А на утро... На утро он забывал. По крайней мере, на поверхностном уровне.
В этот раз он почувствовал, что так больше нельзя. Абстрагироваться бесконечно – нельзя. Примерно сейчас настал примерно край.
Да, сказал он себе, да, сказал он, именно так, эти стоны за стенкой – это то самое и есть, и это имя сдавленным криком – да, это мое имя.
Прими это, осознай это...

И все в твоих руках.

..

Том стонал, не в силах сдержаться – Бушидо, глядя на представление, что устраивал Би на диване, двигал ртом неконтролируемо и истово. Рука мужчины тоже не лежала без дела, и они готовы были оба взорваться вот-вот.

Билл, прекратив извиваться, спрыгнул с дивана и, по кошачьи прогибаясь, подполз к ним на коленях – руки Бушидо, пялившегося на такого порочно-красивого сейчас младшего, сжали бедра Тома так сильно, что тот вскрикнул. Бесконечно долгий путь наманикюренного пальца до изящно очерченных губ – бесконечно долгий путь теперь уже от губ до кончика члена Аниса – это была всего лишь имитация поцелуя, но этого оказалось достаточно.

- Кончили одновременно, очень трогательно, - сказал Билл, натягивая штаны.

У Бушидо был такой вид, будто он только что осознал, что, вообще говоря, здесь произошло.

А произошла очень простая вещь. Его буквально поимели, пусть и не анатомически. Чертов Каулитц заставил Аниса отсосать у его братца и задрочить самого себя просто глядя на томный полутанец - полу эротическое шоу самого Билла, которого, между прочим, происходящее едва ли вообще возбудило. Ну, может, самую малость.

К тому же Билл смотрел все время не на него.

..

Они сидели на кухне и курили.

- Доволен? – спокойно спросил Том, откидывая тяжелые дреды назад и затягиваясь.
Билл молчал, постукивая кончиком тлеющей сигареты по краю пепельницы.
- Знаешь, - сказал он наконец, - наверное, да. Это нужно было сделать.
Том передернул плечами.
- Тебе очень много всего бывает... вот так вот... нужно сделать, - ответил он тихо.
Тикали часы.
- Да... – сказал Билл, - твоя правда. Поговорим об этом, Том? Будет легче.
Было пять часов утра. Вот-вот проснутся вороны, а их крики – пожалуй, самый ненавистный звук на свете. Они всегда означают, что ты засиделся допоздна, и серое утро началось, а ты все еще не лег спать, и тебе будет очень хреново в этот день. В глазах – будто сухой песок. Во рту – горечь.

Том медленно покачал головой.
- Нет, - сказал он.

Говорить было не о чем.

..

На следующий день они уехали в другой город. Целый день они провели с Георгом и Густавом, дурачились, шутили и смеялись.

Вечером, сидя в каком-то дорогом кафе на вершине высоченного торгового комплекса, они вчетвером смотрели на заснеженный город, утыканный приветливыми огоньками окон.

- Скоро Рождество, - высказал Густав то, что было на уме у всех.

Том смотрел на снег.

..

И, как живая, встала у него перед глазами картинка из его наркотического бреда тем далеким вечером в Эссене, когда они вчетвером сидели в трусах на кухне и ржали, как ненормальные, и все ждали, когда же торкнет по-настоящему. Георг еще сказал тогда, что в грезах человеку всегда первый раз приглючивается его самая большая заноза в заднице – вероятно, он пытался таким образом описать любовь.

И потом – каждый провалился в свои собственные миры, и Том, глядя перед собой, оказался вдруг посреди необъятного белого пространства, в идеальной тишине, будто в вакууме, или в стеклянном шаре. Но тишина рассыпалась, и по снегу – да, это был именно снег – по ледяному снегу, к нему бежал, совершенно нагишом, черноволосый, растрепанный и радостный Билл, и от него так и пыхало жаром, хотя его босые ноги наступали прямо на ледяную смерзшуюся корочку наста, он бежал навстречу Тому, легко, будто летел – и плюхнулся в снег, зарываясь в него своей горячей кожей, и дышал, и хлопал ресницами, и был таким живым и настоящим.

И заразительно смеялся.

Fin.