Форум сайта "Мир Эсси Эрганы"

телепатия

Брэд смотрел перед собой. Он сжимал голову, все еще помня о мгновенной боли. Оракул уже ничего не чувствовал, но страх все еще ощущался. Какое-то щемящее чувство, что он что-то потерял, что он опустошен…
Хотелось убежать от всего мира. Избавиться от этой чертовой пустоты.
– Кроуфорд? Кроуфорд, что случилось?
Сосредоточиться. Это не так сложно, даже теперь. Он делал это сотни раз, почему же сейчас не получается?.. Мать его, если не получится, он попробует еще раз!
Пустота. Слишком резко и слишком сильно. За одну секунду исчезло все. Подобного никогда не было, но Брэд этого не знал, потому что его уже не было.
Ничего нет. И если подумать, то пустоты тоже нет. Просто это что-то, ничем не наполненное, не имеющее границ или очертаний. И тебя в нем тоже нет. И ты не знаешь, что происходит, что кто-то сейчас живет. И ты не знаешь о своем собственном существовании.
Начало видения Брэд как обычно не уловил… потому что видения не было. Были воспоминания… Воспоминания?
– Смотри, звезда упала!
– Где? – лениво отозвался Брэд.
– У… Ты совсем не интересный. И не романтичный!
– Хм, – Брэд только фыркнул. Романтика, да кому она вообще нужна?
Оракул, видящий прошлое…
Когда в темной комнате зажигается свет, обстановка врывается в сознание за мгновение. Вот так и картинка – она появлялась, как от вспышки света. Самые различные воспоминания. Детство, учеба в Розенкройц, какие-то стычки, отрывки его снов, желаний, его прежние мечты. Все перепутано и хаотично…
– Брэд Кроуфорд, сын американского предпринимателя. Достаточно обеспечен. Из его отца можно выжать неплохую сумму.
– Мне это не интересно, – просматривая личное дело, ответила фрау Хелен. – Ему только двенадцать, но он прекрасно управляет своим Даром. Поразительно, что ребенок может без посторонней помощи добиться подобного результата.
Брэд с непониманием смотрел на них. Разговор был каким-то странным. Эти двое то и дело повторяли непонятные слова, поглядывали на него, и… они смотрели друг на друга, точно разговаривали без слов.
Брэд этого не понимал.
– Скажи, Брэд, картинки, которые ты видишь, приходят по твоему собственному желанию, да?
Неуверенный кивок.
– Ты очень умный мальчик, Брэд. И если ты хочешь понять, на что в действительности способен, ты должен слушаться нас. Хорошо?
Спорить с ней было невозможно. Она… Брэд просто знал, что ему нужно ей доверять, что нужно ее слушать. Мальчик не понимал, почему, но верить ей полностью все равно не собирался. Нет, верить можно только пока это не причиняет ему боли.
– Меня зовут фрау Хелен. Я немка. И поэтому ты будешь говорить не мисс, а фрау. Понимаешь?
– Да. Фрау Хелен. Но мисс Хелен вам пошло бы больше.
Она не улыбнулась, хотя обычно взрослым нравится, когда им делают комплименты, даже такие маленькие дети, как он.
– Этот мужчина тебе все покажет. И каждый раз, когда ты будешь входить в это здание, ты будешь слушать либо его, либо меня. Запомни это.
Брэду она не нравится. Но он согласен ее слушать.
– Хоро…
Детский плач заставил Брэда обернуться. Он думал, что в этом месте нет больше детей. За ту неделю, что он здесь провел, он не видел ни одного, только взрослых в белых халатах, которые косо смотрели на него и все время говорили о странных вещах.
Мальчик неумело вытирал слезы. Он стоял в дверях, не решаясь зайти. Бледный и маленький, намного младше самого Брэда. Рыжие растрепанные волосы, голубые глаза, наполненные слезами. На его лице было выражение боли и отчаяния.
«У него что-то болит?» – подумал Брэд, смотря на него.
– Я говорила тебе не выходить из своей комнаты, Шульдих.
– Фрау Хелен…– его голос дрожал. Рыдания усиливались с каждой минутой, но сделать еще хотя бы шаг он не мог. Просто не решался, зная, что ему не разрешали.
«Почему они его не успокоят?» – Брэд не понимал этих людей.
– Не надо, не плачь, – произнес оракул, подходя к мальчику.
Тот поднял заплаканные глаза.
– Не надо плакать, – повторил Брэд, гладя мальчика по голове. – Что бы ни произошло, это пройдет. Вытри слезы и забудь, тогда не будет больно.
Мальчик смотрел на него, слушая каждое слово, и в его глазах Брэд видел… понимание. Точно этот рыжий малыш знает, что ему, Брэду, пришлось пережить.
«– Помоги…»
Услышал Брэд, а в следующую секунду мальчик крепко обнимал его. Он продолжал плакать, хотя и старался сдерживать слезы, и не отпускал его, точно оракул мог помочь ему.
Что это? Разве это было? Было? Именно так? Почему же Брэд не помнил? Почему?
Потому же, почему не помнит сотни подобных отрывков – он слишком часто играл со своим Даром.
Хм, а он и не подозревал, что сталкивался с малышом до того случая на стадионе. А сколько таких событий было в его жизни? И обо всех он забыл. Может, быть гением не так уж и весело, как ему казалось?

– Мама!
Реми было плевать на все. Какое ему дело, что он ворвался в зал заседаний во время собрания. И уж тем более он не будет задумываться о том, что здесь находится эта странная девка, которая и старше-то его на два-три года. Сейчас Реми было важно только одно – правда.
– Реми Леру, что ты здесь делаешь?
«– Что ты себе позволяешь?»
«– Что происходит? Черт возьми, с каких пор ты продаешься???»
– Это не правда. Мальчишка – он жив. Я проверил приборы – он жив! Что происходит? Что?
– Телепат мертв.
«– Я знаю, что делаю. Если он умрет сейчас – выживет потом. Не забывайся и не смей мне указывать, не совершай подобную глупость!»
– Если нет – мы ему поможем.
«– Но ты… Я не понимаю, что за игры? Объясни!»
– Для простого человека он слишком много знает, а простые люди ни институту, ни организации не нужны.
«– Просто слушайся, как обычно. Если твой мальчишка все еще в прежнем состоянии, это не значит, что телепатия пропала навсегда. Я слишком уверена в его гениальности, чтобы сомневаться в своей интуиции. Ни один телепат не позволит с собой играть. Ты – не позволяешь.»
«– И кого ты убьешь вместо него?.. Обмануть Эсцет – это все равно, что своими руками создать Дьявола! Мама».
«– Просто делай то, что я говорю. И в первую очередь позаботься о том, чтобы мальчишка умер.»
– Но…
– Никаких но, – отрезала она, смотря на японку. – Мы уже обо всем договорились. Если мы не будем сотрудничать с Эсцет, ничем хорошим для нас это не обернется.
«– Я ненавижу эту чертову жизнь!»
Реми смотрел на нее, не веря своим ушам. Она готова убить его, убить паранорма, убить телепата. Одного из сильнейших… Хотя, какой он уже телепат. Просто человек, который слишком многое знает о строении паранормов, а также о природе их Дара. С такими знаниями можно разгромить весь Розенкройц и даже часть Эсцет.
Видимо, Шульдих в любом случае угроза.
– Если мы все решили, то смысла задерживаться в Розенкройц у меня нет, – встряла японка. – Я передам полковнику Амлишу, что он может во всем на вас рассчитывать.
Выжидающий взгляд.
– Будьте так любезны.

Реми вернулся в лабораторию. Он вошел в комнату с Шульдихом и сел рядом. Телепат открыл ноутбук и, введя код, подключился к главному компьютеру института.
Как просто все-таки убивать людей. Открываешь нужную папку и нажимаешь «Delete». И человек мертв.
– И что я такого натворил, что стал частью этого ада?

Жить – это как болтаться в паутине. Ты знаешь, что тебе делать, но не знаешь, как. Ты помнишь, как нужно поступать, но вечно забываешь, когда. Тебе необходимо выживать, а вместо этого ты всегда доверяешься пауку.
Необходимо, чтобы над миром кто-то стоял. Только так возможно поддерживать равновесие. И человек придумывает себе «закон» и говорит, что он устанавливает правила, которым следует подчиняться, иначе ты будешь им уничтожен. Зная, что над ним кто-то стоит, человек позволяет себе жить.
А как же быть паранормам? Они-то знают, что это они стоят над людьми. Но тогда кто встанет над ними?
Резким рывком Брэд сел. Он пытался понять, что происходит, почему тело ломит, почему так сильно болит голова. Но мысли путались, и он толком не мог понять, где находится.
Тихо. И темно.
Наверное, уже ночь. Да, скорее всего.
«Институт? Опять?»
Вопреки его ожиданиям, никакие приборы подключены к нему не были. За ним никто не следил. Странно. Обычно ученые проявляли больше любопытства к его скромной персоне.
«Черт, почему же так хреново?»
– Не слышно дыхание светлых снов. Спокойствие ночи растаяло. Потеряна жизнь, но помнится зов, и вечность пред нами оттаяла.
– Кто здесь?
– Привет, Кроуфорд, уже проснулся? – входя в комнату, спросил Реми.
Он был в школьной форме. Вот только его галстук был красного цвета.
– Шульдих?..
Телепат покачал головой.
– К сожалению, мальчик, который был одним из нас. Который был телепатом. Пусть только ребенком, но он был гением. Фрэд Колфер умер.
Испуг Брэда исчез. Наоборот, оракул казался счастливым.
– Оказывается, очень больно, когда кто-то из твоих умирает.
– Ты назвал его гением.
Реми сел на кровать.
– Знаешь, Кроуфорд, иногда я думаю, что мы ничего в действительности не стоим. Но потом появляется кто-то, обладающий мнимой, но достаточно убедительной властью, и ты начинаешь думать, что ненавидишь законы, по которым живешь. Все законы.
– О чем ты?
– Не знаю, что такое происходит с этим миром, но в нем уж точно нет справедливости.
– Объясни. Что случилось с Колфером и о чем ты говоришь, о каких законах?
Брэда это начинало раздражать. Какие же телепаты странные, мать их!
– Скажем так, все, как всегда, решили без нас.

Наверное, я хочу просто быть собой.
Я не хочу быть гением, который боится своего Дара.
Я боюсь.
Себя.
Это, наверное, странно. И скрываться от себя за книгами – это тоже неправильно, но я не знаю, что мне еще сделать, чтобы защититься, чтобы спрятаться.
Все-таки я эгоист. Я так тянулся к тебе, я думал, что ты меня защитишь от самого себя. Но когда я так думал, я забывал о твоих чувствах. Прости. Пожалуйста.
Шульдих открыл глаза так же резко, как и в ту ночь забыл о своем существовании. И первое, что он почувствовал, - сотни мыслей, кричащих у него в голове. И Шульдиху было все равно, что он их слышит. Он просто вспомнил, что существуют щиты. И телепат их поставил. Он действовал настолько хладнокровно, что напугал сам себя.
Очень болела голова, была слабость во всем теле… И Шульдих хотел есть. Ему казалось, что он не ел целую вечность. И опять пахло лекарствами…
«Я телепат», – подумал Шульдих.

Одна-единственная ночь

В первый раз за все пребывание в Розенкройц Кроуфорд был одет в школьную форму. Аккуратно выглаженная рубашка, пиджак, галстук. Оракул даже ворот рубашки опустил, что ему было вообще не свойственно. Но своим внешним видом он вполне гордился. Деловая одежда придает ему не официальность, а уверенность. Окружающим кажется, что он опаснее, чем есть, что он уверен в своих силах намного больше, чем на самом деле. Для Кроуфорда это, несомненно, плюс.
Школьные коридоры были пусты. После окончания занятий ученики не имеют никакого желания лишний раз заглядывать в школу. И их можно понять. Не так давно в такой вот пустоте Кроуфорд ходил на пересдачи и собеседования, которые никогда не приносили желаемого результата. А теперь он идет в кабинет директора, чтобы, наконец, вырваться в реальный мир.
Это несколько непривычно. Признаться, подобных перемен от себя не ожидал даже сам Брэд. Но чего только не сделаешь ради желаемого.
– Разрешите, – постучав, приоткрыл он дверь кабинета.
– Да, входи, Кроуфорд.
Если подумать, директор – это просто формальность. Когда-то Эсцет потребовали, чтобы во главе школы кто-то стоял, так же, как и во главе института. Кто именно окажется в кресле директора, не имеет никакого значения. Пусть это двоечник, только что сдавший выпускной экзамен, или седой старик, знающий о Розенкройц все, что только может быть известно паранорму. Последнее слово все равно останется за школьным комитетом, члены которого видные ученые института.
Мужчину лет тридцати-тридцати трех встречал нынешний директор Розенкройц, преподававший английский и французский языки. В своем обыденном костюме герр Жири сидел в кожаном кресле, вертя в руках ручку и делая вид, что просматривает документы. Ученики, так же, как и Эсцет, считают его главой школы, но в действительности Жири просто правильно играет свою забавную роль.
Директор Кроуфорда не интересовал, гораздо больше внимания он уделял незнакомцу. Отрешенный взгляд и безразличие на лице неплохо сочетались с его серым плащом – англичанин. Что ж, возможно, Брэду удастся найти с ним общий язык, и из этого можно будет извлечь пользу.
– Вот, это и есть наш знаменитый оракул, – с некой усмешкой произнес герр Жири. – Брэд Кроуфорд, прекрасно сдавший выпускной экзамен и на данный момент обладающий 9 уровнем Дара. Рады, что, наконец, можете заполучить его?
Оракула одарили пристальным взглядом. Нельзя сказать, что Кроуфорду это понравилось, но с этого момента следует играть роль покорного мальчика, иначе желаемого не добиться.
– До нас дошел слух, что с этим юношей в последнее время были какие-то неприятности. Кажется, его Дар играл свои собственные игры.
Властный голос, ставящий любого ниже своего обладателя. Кому угодно может не понравиться такое обращение. Но Жири предпочел не показывать своего недовольства.
– Да, ясновидение Кроуфорда приносит немало хлопот, но Дар не только восстановился – он вырос. На 654 сотых. Для одного дня это неплохо, не правда ли?
Как же все-таки он любит усмехаться. Ему дали пощечину, а он ответил двумя. Просто и со вкусом.
– Что ж, такие удивительные способности он сможет продемонстрировать, работая на нас. Очень на это надеюсь. Старейшинам не терпится посмотреть на такого уникального мальчика.
– С завтрашнего дня их ожидание закончится. Кроуфорд, – поворачиваясь к оракулу, произнес он, – завтра переходишь в подчинение этого человека.
– Да, – молниеносно ответил Брэд.
Покорность в голосе пугала. Прежде всего Жири. Уж он-то точно знает, каков оракул из себя на самом деле, а этот хороший, правильный юноша…
– Прекрасно. Ты можешь идти.
– Да.

Ночь обещала быть веселой. Особенность выпускного в Розенкройц заключается в том, что в эту ночь для учащихся, на утро покидающих территорию школы, нет никаких запретов. Каждый выпуск может придумать что-то свое. Кто-то решает устроить танцы, кому-то больше по душе превратить общежитие в свой собственный ад. Нет правил и нет запретов. Ты можешь сделать практически все, что угодно, оставаясь безнаказанным.
Очень интересные ночи бывают в Розенкройц.
И каждый выпускник покинет школу завтра. К полудню старшие курсы разъедутся. В Розенкройц останутся лишь те, кто предпочитает работать в институте или преподавать. Это правило-традиция. Некоторые смеются, что такова цена свободной ночи.
И Шульдих знал это правило не хуже остальных.
Было уже за полночь, но мальчишка заснуть так и не смог. Он не хотел, чтобы наступало завтра. Вот так.
Шульдих лежал в кровати и смотрел на потолок. Царившая темнота ему была неинтересна, пустота комнаты тоже не особо беспокоила мальчика. Единственное, о чем он жалел, это что согласился на проведение тестов. Сейчас он настолько вымотан, что телепатией пользовать бесполезно. До завтрашнего вечера, как минимум. И голова болит очень сильно. И вообще Шульдих ненавидит этот чертов институт с его дурацкими методами.
– Играют мной, как куклой.
Он и вправду чувствовал себя марионеткой. Для исследований. Иногда Шульдих спрашивал себя, закончится ли это когда-нибудь, перестанут ли на него смотреть, как на обладателя очень интересного Дара, лишь малым отличающегося от Дара остальных телепатов.
Сейчас мальчик был слаб. Он не окреп после случившегося, а за неделю тестов он вымотался окончательно. Единственное, чего ему хочется, – отдохнуть. И именно это ему было велено: просто отдыхать. Но как же Шульдих хочет ослушаться!
«Просто встать. Это несложно…»
Сделав несколько глубоких вдохов, мальчик приподнялся и, откинув одеяло, сел на кровати.
Голова кружилась, точно он сейчас на карусели катается. Причем не первый час. Но все-таки ему было необходимо встать. Шульдих просто нуждался в этом.
«Если я смог сохранить самого себя, то уйти отсюда будет элементарно», – пытаясь убедить самого себя, подумал телепат.
Шульдих оперся о стену. Потолок и пол начали дружно меняться местами, совсем забыв о мальчике. И голова невыносимо болела. Кажется, Шульдих приучается чувствовать себя слабым. Отвратительное чувство.
Глубоко вдохнув, телепат сделал еще несколько шагов. Ему просто необходимо было обо что-то опереться, а лучше всего вообще не вставать, но он продолжал делать небольшие шаги, приближаясь к двери. Мальчишка вытянул руку, желая как можно скорее дотянуться до дверной ручки, и Шульдих уже сам не понимал, для чего: то ли чтобы у него была опора, то ли чтобы вырваться из этой комнаты.
А чего он хотел с самого начала?
Сделав еще один шаг, мальчик потерял равновесие. Круговорот темноты накинулся на него, и, падая, Шульдих мог только надеяться, что мир вокруг наконец-то определится, где вверх, а где же низ, и тогда он упадет на пол, а не на потолок, как ему сейчас кажется.
– Ну что ты делаешь?
Тихий голос. Тихий и нежный. И очень знакомый. Заботливые руки, приятный запах. Что это, сон? Определенно сон. Должно быть, мальчишка упал и потерял сознание, а теперь ему снится сон. Очень приятный и желанный. Его нежно обнимают, крепко прижимая к себе. О нем заботятся. Шульдих всегда мечтал, чтобы о нем заботились, чтобы его хотя бы в детстве считали ребенком. Но он не кто иной, как телепат. Гений. Он не кто иной, как просто паранорм, очень сильный и значимый.
А вот сейчас его считают маленьким мальчишкой. И заботятся о нем.
– Брэд…
– Тебе лежать надо, а ты…
Сон?
Шульдих приоткрыл глаза.
– Брэд!
– Привет, малыш.
Если на тебя смотрят с подобной нежностью, то ты уверен, что тебя любят. Пусть по-своему, но все же любят. И не нужно быть телепатом, чтобы это понять, и обладать 97-процентной эмпатией не обязательно. Достаточно просто заглянуть в глаза, увидеть эту улыбку, еле заметную, но предназначенную только для тебя.
– Ты такой смешной.
Брэд слегка взъерошил его короткие рыжие пряди. Все-таки забавно его постригли, но почему-то челку оставили. Видимо, не слишком заботились о внешнем виде, как всегда их интересовали лишь показатели.
– И куда ты вообще собрался? – взяв мальчишку на руки, произнес Брэд. – Глупый малыш.
И это он-то глупый? Шульдих может не просто возразить, но еще и обратное доказать. Но совсем не хочется. Просто быть рядом, пусть Брэд и называет его глупым, зато мальчишка может к нему прикоснуться. Он знает, что оракул рядом с ним, он может его видеть. Что еще нужно? Наверное, только время, чтобы обставаться рядом с Брэдом.
Положив Шульдиха на кровать, Кроуфорд сел рядом с ним.
– Я боялся за тебя.
Почему он теряется от этого шепота? Шульдих не хочет о чем-то думать, не хочет беспокоиться о словах и происходящем. Просто быть рядом. Пока еще можно.
– Знаешь, несмотря на то, что было, мне казалось, что ты слишком далеко. Я тебя просто не понимал.
– Извини, я не помню.
То ли не о чем разговаривать, то ли просто не до слов. Брэд смотрит на него, словно прошли сотни лет. Он прикасается к его щеке и точно заново вспоминает, как это. Хочется смотреть на него до бесконечности. И мальчишке тоже не о чем говорить, он не видит в этом необходимости. Чувствовать прикосновение ладони, заглядывать в глаза, зная, что они в тебя влюблены.
– То, что происходило тогда, – я ничего не помню, только обрывки. Я не помню, о чем мы говорили, – повторил Шульдих, как-то виновато отводя взгляд.
– На самом деле, я ничего из этого не понял, – усмехнулся Брэд.
– Сегодня последний день… Я хотел увидеть тебя.
Голос мальчишки так резко изменился, что Кроуфорда это на мгновение напугало. Но все же… Наверное, после происходящего необходимо высказаться, открыть все тайны и сказать все, что прежде не хотелось произносить.
Они оба уверены, что так смогут понять друг друга.
– Я думал, что ты будешь на выпускном.
– Я и так на нем.
Шульдих чувствует себя совсем маленьким. И неопытным. Обычные слова заставляют его краснеть, а сердце бьется так быстро, что удары способны затмить любую боль. Кажется, то же самое он чувствовал в самом начале. Когда оракул его поцеловал, когда обнимал его, пусть даже игры ради. Шульдих чувствовал тогда то же, что и сейчас. То воодушевление, то желание быть рядом. Он тянулся, словно к солнцу. И страсть заменяла его лучи, улыбка грела, а глаза были самыми нежными и ясными. И Шульдиху кажется, что он всегда тянулся к нему, хотел стать его, хотел принадлежать только ему. Но при этом быть не вещью, которую не жаль выбросить, а быть частью того, кто рядом с ним.
– Знаешь, пробраться сюда даже сегодня было сложно. Будем надеяться, что полуночники здесь не водятся, – усмехнулся Брэд.
– Что?.. Что ты делаешь?
– Что значит «что»? Раздеваюсь, – пожав плечами, ответил Кроуфорд, снимая рубашку и бросая ее рядом с пиджаком.
– Сегодня я останусь с тобой.
И Шульдих покраснел, точно в первый раз. И щекочущий жар со щек постепенно опалил жаром и всего мальчишку. Несмотря на то, что в комнате было прохладно, ему казалось, что он горит. И от этого огня было хорошо. И не хотелось, чтобы он затухал.
Брэд быстро забрался под одеяло. Как прежде, он тут же обнял мальчишку, притянул его к себе и то ли пытался нежно обнять его, чтобы сделать приятно, то ли просто хотел согреться. Обычно в такие моменты Шульдих всегда возмущался, что оракул умудряется замерзнуть всего лишь за пару секунд, но сейчас он промолчал. Ну какая в целом разница? Почему-то ему всегда казалось, что он должен возмущаться, а сейчас Шульдих понимал, что это обычное ребячество.
– Мне кажется, что ты изменился.
– Правда?
Наверное, у мальчишки на самом деле жар, иначе почему простые прикосновения настолько обжигающие? Почему губы Брэда, как огонь? Шульдих чувствует себя совсем маленьким в его объятиях. Кажется, что не хватает воздуха и что дышать нужно как можно чаще. И быть рядом.
– Ты стал старше.
– У меня была причина повзрослеть.
Шульдих влюблен в его голос. Он любит эти карие глаза и загоревшую кожу, обычные прикосновения и запах звезд. Он любит его всего и любит его любого. Но не за что-то и не вопреки чему-то. Какие глупые грани. Обычный закон, благодаря которому люди оправдывают свои чувства, а затем и поступки. Шульдиху это не нужно. Он может любить ради самой любви.
– Ради тебя. Чтобы ты мог быть свободным от всего мира.
«Просто смейся им в глаза…»
Шульдих вопросительно посмотрел на него. Слова казались такими знакомыми, точно где-то…
«…при каждой встрече, а я буду защищать тебя…»
– Брэд, я…
«…чтобы этого не повторилось. Я обещаю, что сам защищу тебя.»
– Что?
Шульдих усмехнулся.
– Я постараюсь быть осторожней, чтобы ты не рисковал.
Все-таки смешной малыш, не иначе. Брэд все еще не может понять, как такой маленький человечек может быть гением. Как он может преодолевать те насмешки, что жизнь ему бросает. И как после всего случившегося он может так нежно и искренне говорить, что постарается больше не допускать подобного. Ну как, если во всем виноват сам Брэд? Если именно он стал причиной случившегося?
Такой нежный ребенок, а Брэд заставил его вырасти.
– Сегодня последний день, – произнес Шульдих, точно напоминая самому себе.
– Ну, не такой уж он и последний, я же не умирать собираюсь.
– Да, но…
– Никаких «но», – возразил Брэд, целуя его. – Если я уеду – жизнь на этом не остановится, верно?
– Но ты…
Шульдих не может его читать, но он многое может видеть в этом взгляде. Казалось бы, нежном, но в действительности таящем что-то. Он уверен, что оракул многое не договаривает. Специально?
– Брэд.
– Ну хватит! Если раньше ты был занудой, то теперь вообще невыносим! Хватит быть серьезным.
Оракул щекотал его и смеялся вместе с мальчишкой.
Детская забава для завтрашних взрослых. Не стоит ли пользоваться моментом и смеяться, пока можно? Завтра Кроуфорду придется забыть о смехе и научиться выживать в реальности, от которой их защищали, к которой готовили в Розенкройц. У него будет совсем иная цель и иные принципы. Но и Шульдих не сможет сохранить свою наивность. Мертвым следует учиться жить заново, чтобы выжить среди живых. Мальчишка просто забудет, как смеяться.
Но сегодня они еще дети.

– Вечность в тиши, и нету слов. Время стоит над небесами, – напевал Реми, что не мешало ему все еще незамеченным взламывать серверы Эсцет. – Чувствует в небе каждый ров, и жаром мы дышим над полюсами.
«– Входи».
– Извини…
Джонатан старался быть незаметным, что французу не нравилось. Почему-то это его раздражало. Хотя в последнее время его раздражало абсолютно все.
– Ты занят? Я могу зайти и в другой раз…
– Говори, чего надо, ты меня не отвлекаешь. Песня течет потоком грез, и ангелы в небе тихо мелькают… Что, кажется, что песня странная? Ладно, можешь не отвечать.
Реми усмехнулся. Обычно он не смеялся над младшими, но сегодня… Хотя в жизни стоит попробовать многое, если не все.
– Я хотел спросить о Шульдихе.
– И что с ним такого?
– Ну-у…
– Вот и все.
Судя по виду телепата, это была сложная работа, но что не сделаешь ради…
«И какого черта я вообще этим занялся? «Да» я определенно не говорил», – подумал Реми, смотря на распечатанные листы.
– Ну так что там?
Джонатан вздрогнул. Он не умеет разговаривать с этим французом. А еще он его побаивается.
– Просто… Говорят, что Фрэд умер вместо Шульдиха.
– И?
Ну вот как после такого ответишь?
– Так это правда? – Джонатану хотелось кинуться на этого телепата и заставить его рассказать все, как есть. – Это правда?
– Что ты от меня-то хочешь? Я ничего не знаю, как и любой из нас. Шульдих твой скоро вернется в общагу, будет опять все лето торчать в библиотеке, а потом перечитывать уже изученный материал, чтобы получать наивысшую оценку. Что тебе еще нужно? За лето помиритесь и снова будете повсюду таскаться вместе, как раньше. Тебя это не устраивает?
Устраивает. На самом деле устраивает, но признаться в этом сложно, даже самому себе.
– Все? – Реми небрежно обернулся. – Ну тогда, надеюсь, не заблудишься… Блин, из-за этих выпускников никакого спокойствия не будет.
Телепат принялся изучать документацию, измененную после смерти мальчишки. Основной смысл не изменился, но как же много можно узнать нового о родном и любимом Розенкройц.
– В небе не может быть больше слез, и души погибших нас прощают, – слушал Джонатан, выходя на коридор.
«– Да, странная песня».

Шульдих проснулся после череды легких и нежных поцелуев. Хм, а ведь он даже не помнил, как уснул.
– Брэд, перестань… Ну, перестань же.
– А я думал, тебе нравится.
– Нравится, но…
В комнате было светло. Окно небольшое, но все же солнечного света достаточно, чтобы осветить такое небольшое помещение. Утро. Шульдих так не хотел, чтобы оно наступало.
– Доброе утро, малыш.
– Никакое оно не доброе.
– Что за пессимизм? – поинтересовался Брэд. – Выше нос!
Оракулу нельзя было опаздывать. Ему еще нужно было кое-что забрать, а времени и так не оставалось.
Шульдих смотрел, как Брэд недовольно натягивает одежду… М-да, зря он ее просто побросал на пол, надо было все-таки сложить. И когда Кроуфорд приучит себя к этому?
– Ты уезжаешь.
Это прозвучало пусто, практически отрешенно.
– Уехать – это не значит исчезнуть. К тому же, – Брэд приблизился к нему почти вплотную, – мы все равно будем вместе. Тебе-то дорога тоже лежит в организацию. Встретимся.
«Мир, наверное, изменился – он меня утешает… Брэд».
– Все, не хочу видеть тебя подавленным.
И Шульдих получил поцелуй, чтобы не хмурился.
– Обещай, что больше не будешь таким убитым.
Мальчишка улыбнулся.
А на самом деле они оба не знают, что сказать, и натянутость своего разговора они стараются не замечать. Просто… Просто говорить друг другу «До свидания» всегда нелегко, а если знаешь, что нужно сказать «Прощай»…
Расставания со слезами на глазах, с истериками и просьбами остаться. Излюбленные сцены из женских романов, когда героям предстоит сделать выбор, но каждый боится, что ошибется. И в итоге картина, наполненная страстью, страхом одиночества и желанием удержать его любой ценой.
Но играть в любовный роман нет желания. Ни у Шульдиха, ни у Брэда.

В мятой одежде и с сумкой за плечом Брэд явно не выглядел подобающе для члена Эсцет. Своим взглядом провожатый Кроуфорда дал ему это ясно понять. Ладно, Брэд с этим потом разберется.
Около здания школы была целая толпа. Выпускники разъезжались по отделениям Эсцет, в которых им предстояло теперь работать. Просто подростки восемнадцати лет. Им еще в игры играть нужно, а не постигать мир в организации мирового масштаба. Но у каждого своя судьба. У людей – своя, у паранормов – своя. И пересекаются они лишь в алчных желаниях обеих сторон.
– Кроуфорд!
– Чего? – небрежно бросил он.
– И это все, что ты можешь мне сказать? – Генри фыркнула. – Вот. Не знаю, что это, но Леру сказал, что теперь ты у него в долгу.
Оракул взял протянутые листы. Их было немного, но, судя по мелкому шрифту, Кроуфорду будет чем заняться, пока они доберутся до места.
– Мерси. Все-таки этот парень может быть полезным.
– Да уж. Ты у нас теперь будешь «большим человеком». Смотри, на следующий год я тоже буду выпускником.
– К тому времени я уже стану правой рукой старейшин, – усмехаясь, заверил ее оракул.
Вокруг веселое оживление и смех. Каждый гордился тем, что стал членом организации. Кому-то не так и повезло, кому-то было завидно, и он то и дело одаривал бывшего однокурсника завистливым взглядом. Обычная суета, такая царит перед парадным входом в школу каждый год в этот день. Но ничего, после полудня здесь никого не останется.
– Кроуфорд! Поторопись!
– Да.
Генри усмехнулась.
– Ничего, тебе это тоже предстоит.
Брэд бросил небрежный взгляд на школу и направился к ожидавшей его машине.
«Все же надо было сказать…»
– Кроуфорд, стоять! С тобой еще не все попрощались.
– Листы мне пере… – оборачиваясь, произнес он, но вместо продолжения Брэд улыбнулся.
– Я говорил, что не нужно, – немного смущенно произнес Шульдих.
– Как это не нужно? – возразил Реми. – Впервые в жизни мне захотелось сделать что-то человечное, пользуйтесь моментом.
– И вправду на тебя не похоже.
Генри подмигнула мальчишке, которого Реми держал за руку. Все же телепатов никто никогда не поймет, даже сами телепаты.
– Хорошо, что ты пришел, – наклоняясь, начал Брэд, – я как раз думал, что нужно было тебе кое-что сказать.
Шульдих вопросительно смотрел на него. Вопросительно и выжидающе. Он хотел это услышать, что бы оракул ни сказал.
– Тебе еще учиться четыре года. И через четыре года в этот день я приеду за тобой. – Приедешь?
– Конечно. Я заберу тебе к себе.
– Только обещай!
– Тише, – пытаясь удержать мальчишку, пробормотал Брэд. – Обещаю я, обещаю.
Все же хорошо, что француз привел его, Кроуфорд ни за что не отказался бы от этих сладких губ.
Прощаться – это всегда нелегко. Но если ты уверен, что следующая встреча состоится, тебе будет не так тяжело, как могло бы. Просто нужно подождать, пока придет момент, и вы снова встретитесь. Ожидание будет не таким и долгим – просто подождать. Совсем немного.
– Брэд…
– И мне тоже не хочется уезжать, – обнимая его, произнес оракул.
«Как будто научился меня понимать», – с наслаждением подумал Шульдих.
– А все-таки, – прошептал Брэд ему на ухо, – я люблю тебя.

начало

Реми быстрым шагом шел по коридору школы. В пустом коридоре его шаги отдавались эхом. На ходу телепат просматривал бумаги, присланные из ирландского отделения. При этом содержимое вовсе не радовало француза.
– Твою мать!.. Как они вообще пропустили этого Фарфарелло? Если его доставят сюда в таком состоянии…
– Проблемы?
Реми поднял глаза от бумаг. В последнее время он совсем забегался.
– Привет, – поднимая очки на лоб (дурацкая привычка), отозвался он. – Что ты здесь делаешь? Уже почти двенадцать, ты давно должен был уехать.
Шульдих сидел на подоконнике, смотря на черную машину, стоящую у парадного входа.
– Это за тобой? – проследив за взглядом телепата, поинтересовался Реми.
– Я смотрю на эту машину уже четвертый час, а они все еще ждут меня, – спрыгивая, сказал телепат.
– Ну, в этом нет ничего удивительного. Я думаю, ради того, чтобы, наконец, заполучить тебя в свои цепки ручки, можно подождать пару часиков, они и так уже больше шести лет ждали.
– Да, – согласился Шульдих, – наверное. Просто я думал, если не спущусь, то они пришлют кого-нибудь другого.
Что-то Реми не мог понять, к чему тот ведет (все-таки работа – это страшная вещь):
– И?
– Он не приехал.
Больше опаздывать Шульдих не мог.