Отправлено: 16.12.07 18:49. Заголовок: Tokio Hotel: "Sleeping with Ghosts"; NC-17; TPS/deathfic; Tom/Bill

Main rating: NC-17
Sub rating: mid
Paring: Tom Kaulitz/Bill Kaulitz
Category: TPS
Genre: DEATHFIC
Status: finished/full
Author: Estrey aka #Evidence#
Private contact: evidenceFrost@yandex.ru, http://zhurnal.lib.ru/n/neuro

Title: Sleeping with Ghosts

Author's termes: Всё, описанное в этом фике, не больше, чем плод моей странной фантазии. И, чёрт возьми, мне не стыдно. Ну и конечно же, братья принадлежат самим себе, а мне ничего не надо))

 Отправлено: 16.12.07 18:54. Заголовок: Пролог. Часть 1. Приезд

Пролог

Стакан с водой медленно выскользнул из рук. Тонкие пальцы ещё ощущали хрупкую твёрдость, но вместе с тем в них уже начала вплетаться пустота. Холодное запотевшее стекло мягко устремилось вниз, рассекая плотный воздух, разрезая тишину и пронзая своей прозрачностью полумрак полупустого, ещё необжитого гостиничного номера. Белый шёлк простыни, смятой и холодной, мерно и тускло светился в приглушённом электрическом свете. Чистая вода играла прозрачностью и оттенками, отбрасывала странные блики на оклеенные светло-голубыми обоями стены от света фар проезжавших за тёмным окном машин. Капли дождя образовали непроходимую стену, падали из вечно-серого, грязного неба. Залетали в комнату сквозь распахнутую створку окна, образовывая на лакированном деревянном подоконнике грязно-серые разводы. По закрытой створке окна из толстого викторианского стекла стекали струи серой холодной воды, и казалось, что то - потоки нескончаемых слёз богов, в этот поздний час решивших проявить милость и оплакать людей, ходивших по холодной земле, едущих домой в машинах, идущих под зонтами по асфальтированным и выложенным брусчаткой мостовым, и смыть своими серыми старческими слезами грехи двоих подростков, один из которых только что уронил стеклянный стакан. Прозрачное, слегка голубоватое стекло накренилось в свежем ночном воздухе, но продолжало свой неотвратимый и неостановимый путь вниз, всё ближе к старому потёртому паркету. Вода, чуть подождав, устремилась ему вслед. Последний отблеск, последний холодный блеск хрустального огня - и ледяная буря. Громкий хлопок. Мелкая стеклянная крошка на старом деревянном полу. Рассыпается. Разлетается во все стороны. Блестя. Играя сполохами отсветов и мелькая своей холодной ломкой прозрачностью. Царапание и скольжение. Будто когти невидимой кошки медленно скребутся по камню. И скрип. И дребезжание. И холодное дрожание кристалликов острого льда. И плеск, еле слышное шипение воды. А затем тишина. И только вода растекается по неровному полу тонкими бесконечными струйками. Убегает из небольшой лужицы посреди комнаты. Словно находившийся в долгом заточении пленник - от своей тюрьмы. И только капли дождя всё также резко отбивали свою дробь по крышам окружающих зданий. И капала вода с подоконника. На тот же старый деревянный пол. И медленно текла, ползла по его неровностям, сметая вместе с собой мелкие пылинки, унося с собой куда-то то, что ещё недавно было общим для находившихся в комнате людей...


Часть 1. Приезд

Глава 1. Мотыльки

Машина медленно лавировала в вечернем трафике, то и дело останавливаясь на светофорах. Двое подростков сидели на заднем сидении порознь и, отвернувшись друг от друга, пристально смотрели в слегка запотевшие окна. Разглядывали незнакомые улицы, старые посеревшие от времени и дождей стены зданий, ручейки воды, змеившейся в прощелинах и выбоинах потёртой брусчатки, крупные пузырьки на лужах, лопавшиеся слишком редко, спешащих куда-то абсолютно незнакомых людей. Вслушивались в шёпот старого города, в его тяжёлое старческое дыхание, спокойствие и размеренность. Столица некогда великой империи, ныне же - лишь сиюминутная эклектика человеческой культуры. Лишь эти старинные кварталы, узкие неровные улицы, осунувшиеся дома, давно ставшие музеями дворцы теперь хранили память и историю той великой страны, великих людей и великого прошлого, на осколках которого ныне существовали совсем другие люди, ездили совсем иные экипажи, проходили иные светские гуляния и бурлила иная жизнь. От прежних времён, времён своих побед, величия, богатства и славы, город сумел сохранить лишь это - воспоминания. А ещё время снизошло до него и ниспослало то, чего не было больше ни у одной столицы - дождь. Уникальный, необычайно громкий и мягкий. Ровный, как цокот копыт лошадей королевской конюшни, везущих по бульварам королевскую карету. Чёткий, как марш солдат Королевского гарнизонного полка перед Букингемским дворцом. Плотный, как вечные туманы и смог, будто пронизывающий своей влагой тело человека и пробирающий прямо до души. Тяжёлый, как старое стёганое ватное одеяло, что некогда подкладывали под свои доспехи имперские рыцари на турнирах. Холодный, как сталь клинков, пронзающих плоть вражеского воина на чужой земле. И кроткий, словно горностай на руках хозяина. В этом дожде была вся сила и вся слабость города, вся его гордость и всё его коварство. Аккуратность и невежественность, тщета воскресения прежних времён и надежда на времена грядущие. На многие метры вперёд тянулись улицы этого прекрасного и ужасного одновременно города. Лондон, столица дождей и туманов, всем своим великолепием встречал своих гостей.
Том нервно дёрнулся и вздрогнул, когда капля воды упала на его похолодевшие пальцы из плохо закрытого окна. Посмотрел на руку и увидел, как грязноватая вода медленно проползла между указательным и средним пальцами левой руки, словно пытаясь найти выход из неведомого лабиринта. Ползла, принося с собой холод и причиняя почти осязаемую боль. Слишком давно ничто не касалось нежной бледноватой кожи в этом месте. Он почти забыл, каково это - чувствовать что-то меж своих пальцев. Ощущать тепло от прикосновения таких же длинных тонких пальцев, чувствовать пульс узких вен под натянутой кожей, осознавать, что сейчас его пальцы переплетаются в странное подобие замка и косички с пальцами самого близкого и дорогого человека. И понимать, что ничто не сможет уже разъединить эти тонкие пальцы. Ничто не сможет их расцепить. Ничто и никогда не будет в силах разорвать эту связь. Но сейчас понимание этого было слишком болезненным. Оно напомнило Тому, что все планы были ошибкой, все мечты и надежды - всего лишь бессмыслицей. Потому что самый близкий ему человек был сейчас невозможно далеко от него, хотя и сидел всего в полуметре от него самого. Том тихо вздохнул, проглотил застрявший в горле комок и слегка отодвинул ладонь. На тёмно-голубых широких, даже мешковатых джинсах, почти на самом колене, виднелось мелкое грязноватое влажное пятнышко. Странно, но сейчас этот еле заметный отпечаток чужого ему города и чуждого дождя был важнее всего. Он молча пристально разглядывал каждое переплетение толстоватых ниток в этом месте, и представлял себе совсем другую ткань. Воспоминания приносили боль, но он не мог пересилить себя и заставить прекратить вспоминать. Словно погружаясь в самое сердце воронки чёрной дыры своей памяти, он не заметил, как задремал. Реальность стала слишком тонкой. Грань, разделявшая её и сновидения, слишком прозрачной. Он полностью погрузился в безмолвие своих снов. Дыхание стало ровным и спокойным, мышцы расслабились, и тело слегка обмякло. А пальцы руки распрямились и мягко легли на колено, скрыв под собой незаметный пыльный след от уже высохшей капли.
Билл же просто смотрел в окно. Он не понимал, что именно потянуло внезапно его в этот чужой город с чужим языком и чужими людьми. Непривычное дорожное движение, тяжёлое свинцовое небо, серые длинные улицы, плотная стена холодного дождя. И сильный ветер, завывания которого были слышны и сквозь звук работающего двигателя. В запотевшем, забрызганном водой и пылью окне он видел лишь тусклые фары встречных машин. И тени, силуэты бредущих в никуда людей. Он попытался сосредоточиться и стал рассматривать вывески, витрины, окна домов, но потоки воды превращали реальность в странное месиво света и тени, столь нереальное, зыбкое и потустороннее, что становилось страшно. Билл понимал, что пробыть в этом незнакомом городе придётся ещё как минимум неделю, и сейчас ему внезапно очень сильно захотелось домой. Захотелось вновь стать маленьким мальчиком, забиравшимся на колени матери и начинавшим, словно котёнок, тереться щекой о её плечо. Хотелось снова ощутить любовь, заботу, нежность и ласку, которых в последнее время так не хватало, а не восторги, обожание и поклонение, которых было в избытке. Хотелось снова стать ребёнком. Не знающим и не подозревающим, что такое шоу-бизнес. Мечта всей жизни сбылась. Но она оказалась излишне жестокой. И в последнее время он начинал жалеть о том, что всё же смог добиться её исполнения. Эта мечта была слишком неправильной. Потому что это была только его мечта. Том же мечтал о другом. Всегда мечтал о другом. Но до недавнего времени Билл даже не представлял, что за мечты у Тома. Билл прислонился лбом к холодному стеклу и принялся рассматривать мокрый асфальт, в котором отражались размытые огоньки фар встречных машин. "Мотыльки" - внезапно промелькнуло в голове Билла. Мотыльки, летящие на огонь. Спасаясь от темноты, они летят к свету. Готовые пожертвовать собственной жизнью, только бы хотя бы на мгновение прикоснуться к свету. Хотя бы на мгновение стать этим светом. И умереть. Вместо того, чтобы жить в темноте...
И они с Томом были этими мотыльками. Их мечты стали их губящим светом. Они были готовы на всё, лишь бы их исполнить. И исполнили. Вот только за исполнение желаний пришлось заплатить слишком большую цену. Билл никогда бы не подумал, что станет таким. Что сможет стать жестоким, грубым, циничным и злым по отношению к Тому. Он не отдавал себе отчёта в собственных действиях, а если и отдавал, то не мог их контролировать. Из "всего лишь хобби" музыка стала полноценной частью жизни. Стала работой. И стала той последней каплей, после которой бокал терпения был переполнен. Том не смог больше терпеть, а Билл не захотел это понять. И сейчас, глядя на расплывчатые блики света в воде, он не мог простить себе этого. И хотя прошло уже достаточно времени для того, чтобы смириться, Билл всё ещё до конца не верил, что всё получилось именно так. Том был на другой стороне сидения, и Биллу оставалось лишь протянуть руку, чтобы коснуться его, но... он не мог этого сделать. Потому что между ними уже не было того, что связывало их раньше. Не было понимания, преданности, близости... Вместо них пришли холодность, отстранённость и жестокость. Они стали будто чужими друг другу. И это причиняло боль. Заставляло страдать. И хотя Том по-прежнему был рядом, Билл чувствовал, что брат на самом деле очень далеко от него. Так далеко, что уже никогда не сможет оттуда вернуться. Или не захочет. От последней мысли Биллу стало крайне плохо. Слёзы сами выступили на глазах, а в горле предательски запершило. Очертания реальности за окном стали ещё более размытыми, свет - ещё более тусклым. Реальность дрожала в глазах, двоилась и рассыпалась в прах. Проваливалась в холодную чёрную тьму. Тонула в бесконечной ночи. Исчезала...
Машина резко остановилась, и это вернуло Билла к реальности. Том уже проснулся, что следовало из его недовольного еле слышного бормотания. Сквозь залитое водой окно Билл увидел тень швейцара, приближавшегося к двери. Братья приехали к гостинице. Билл вышел из машины, не дожидаясь, пока ему откроют дверь, и взглянул наверх. Широкий шпиль здания уходил ввысь и терялся в тёмно-сером небе. С неба падали крупные холодные капли, попадали на лоб, стекали по лицу, шее, проникали под расстёгнутый воротник рубашки и катились вниз по груди. Катились тем же маршрутом, каким всегда следовали влажные и тёплые губы Тома. Билл резко дёрнул головой, будто вытряхивая из головы последние крохи тяжёлого сна, и не дожидаясь Тома, зашагал к дверям отеля. В это время Том, только что вышедший из машины, смотрел в спину уходящему Биллу. Он не увидел, как Билл исчезает в холле и за ним закрывается дверь. В этот момент рукавом куртки он вытирал со своих глаз слёзы...

Глава 2. Белый хлопок на белом шёлке

Свет был погашен, и две тени мягко танцевали в полумраке. Их плавные движения заворожили бы любого зрителя, имевшего счастье наблюдать этот танец двух худых почти одинаковых тел. Резкие, слегка угловатые сгибы локтей, острые кромки граней коленей, и два силуэта голов, слившихся в страстном поцелуе. Длинные волосы обоих то и дело закрывали силуэты лиц, глаза за плотно скрытыми веками не давали отблесков. Эти двое принадлежали только друг другу. И были друг другом в этот момент. Если и была некая красота в выражении любви, то она могла быть только такой. Чувственность, искренность, отречение от всего остального мира, забвение всех страхов и преодоление любых преград - жертва, приносимая одним ради другого.
Билл мягко отстранился от губ Тома, обвил своими пальцами его запястья и аккуратно, но настойчиво потянул вслед за собой к широкой кровати. Том нехотя открыл затуманенные глаза, слегка покачнулся и последовал за братом. Огрубевшие подушечки пальцев вновь едва прикоснулись к нежной коже за ушами, мягко проследовали вниз по шее и поднялись по щекам к полузакрытым глазам. Горячие сухие губы вновь коснулись век, слегка дрогнувших от их жара. Медленно проследовали ниже и, наконец, нашли такие же горячие сухие губы, с которых уже был готов сорваться еле слышный стон. Билл почувствовал край кровати и упал на спину, не отпуская рук Тома. Лёгкий шелест белого тонкого хлопка о белый шёлк был заглушен прерывистым дыханием братьев. Пальцы Билла разжались, и руки Тома обрели долгожданную свободу, пустившись в бесконечный путь по такому же, как у него самого, телу. Обвили, будто плющ - каменные стены, хрупкую шею, медленно проникли под тонкий ошейник, мягко надавили на застёжку, и увлекли его вслед за собой ниже. Затем натолкнулись на верхнюю пуговицу рубашки, и аккуратно, почти воздушно и неосязаемо, расстегнули её, всё больше обнажая дрожащую грудь, и устремились вниз. Новая пуговица - и новая победа. Тонкие пальцы, словно солдаты, брали укрепление за укреплением, постепенно захватывая всю крепость целиком. Бастион за бастионом, башня за башней. Медленно, без спешки и усталости. В уже давно ставшем привычным мягком и спокойном ритме. Наконец, тело Билла стало свободно от рубашки. Мягко поднявшись по бокам на плечи, руки Тома разошлись в разные стороны по таким же тонким угловатым рукам, стягивая хлопок рукавов и освобождая руки. Дважды перевернувшись на кровати, две тени оставили мятый белый хлопок на другой её стороне.
Сны разума порождают чудовищ. Заставляют грешить. Город, всё великолепие и ненасытность которого в этот момент обрели невиданную силу и свободу, безудержную власть, дарил полумрак и отстранённость двум теням на кровати. Город угрюмо смотрел на них сквозь не закрытые шторами окна отблесками фар, шумом подземки, испарениями влажной горьковатой дождевой воды. Город завидовал счастью двух самых совершенных в своём бескрайнем рваном теле существ, обрекая их на неотвратимое страдание. Темнотой неба, мягкостью, прохладностью ветра сквозь мелкие щели в деревянных рамах окон, город баюкал и ласкал их, целовал и обнимал. А они делали то же самое. Только друг с другом.
Пальцы Тома медленно проследовали по животу брата, наткнулись на краешек джинсов, протиснулись под них на пару сантиметров, но, осознав всё бессилие беспрепятственного проникновения к цели, смирились со своей участью, и нехотя устремились к пряжке ремня. Движения тонких пальцев были чёткими и крайне точными. Всего пара мгновений, и широкий кожаный ремень пал жертвой их ненасытности и настырности. Ещё одна маленькая победа в великой и грозной войне...
Пару раз моргнули фонари на улице - перебои с напряжением были частым явлением в этом старом квартале. Но двое подростков не заметили этого мелькания - слишком поглощены они были собой и друг другом, чтобы замечать хоть что-то кроме себя. Тяжёлое, громкое дыхание становилось невыносимо быстрым. То и дело срывавшиеся с сомкнутых в поцелуе губ стоны причиняли почти боль, оглушали, затмевали все звуки города. Плотно закрытые глаза братьев не видели плясок света и теней на стенах номера. Они видели только друг друга. Только себя...
Том медленно начал спускать с Билла джинсы, освобождая тонкие ноги, насколько хватало длины собственных рук. Заставил себя отстранить свои искусанные, начавшие кровоточить губы от таких же опухших и ставших слишком чувствительными губ брата. Заставил себя открыть глаза и посмотреть на слишком знакомое лицо. Рассмотреть каждую едва заметную складочку нежной бархатистой кожи, тёмный макияж вокруг прекрасных, чуть печальных глаз, наклониться лбом к губам и почувствовать прерывистое поверхностное учащённое дыхание. Закрыл глаза и продолжал наслаждаться беспомощностью своего брата в этот момент. Ловил каждое мгновение, упивался им, дорожил. Хотел навсегда запечатлеть в своей памяти. Насладиться. До конца...
Где-то громко крикнула птица. Завыла собака. С чьего-то стола на твёрдый пол упала стеклянная бутылка и разбилась, громко и нагло разорвав тишину. Нажал на клаксон уставший за день таксист. Взвизгнули шины. Нагрелись тормозные диски. Машина резко остановилась. Но было поздно. Тело зазевавшегося пьяного докера, завсегдатая паба, уже летело по воздуху и приземлилось в полутора метрах от переднего бампера жёлтой машины. Раздался плотный шлепок тела о мокрый асфальт. Взметнулся сноп водяных капель. Из карманов заштопанной, ставшей грязно-рыжей от времени робы сбитого посыпалась мелочь, нарушая нереальную тишину плотной завесы ночи. Таксист сжимал руль онемевшими руками. Костяшки пальцев побелели и начинали болеть. Глаза увлажнились и смотрели вперёд, ничего не видя перед собой. Нога ещё со всей силы давила вжатую в пол педаль тормоза. Последняя монета в 5 шиллингов докатилась по мокрому грязному асфальту до канализационного люка, остановилась, немного постояла на ребре, и, всё же решившись, упала в воду решкой вверх. Таксист переводил непонимающий взгляд с монеты на безымянный палец левой руки сбитого им докера, где еле заметно в этой сгустившейся тьме поблескивало кольцо. Раздался женский визг...
Том целовал живот Билла. От каждого прикосновения горячих губ его брат еле слышно стонал, чуть прогибался в спине, запрокидывал голову, вжимался затылком в кровать. Том опускался всё ниже и ниже. Член Билла чуть покачивался в такт прикосновениям губ брата. На самом его кончике тускло блестела с каждой секундой увеличивающаяся капелька смазки. Губы Тома уже перешли на лобок, целуя жесткие тёмные волосы. Билл впервые за ночь громко застонал...
Звук полицейской сирены становился всё громче. Толпа докеров в таких же потрёпанных, выцветших робах, обступила тело мёртвого. Женщина, наконец, перестала кричать и заплакала. Гул сирены затих, полисмены вышли из машины. Вслед за ними приехала машина реанимационной бригады. Санитары вышли из машины и направились к телу. Прощупали пульс, молча помотали головами. Таксист сидел, сжимая руль, и смотрел в пустоту. Костяшки его пальцев посинели...
Том коснулся губами багровой плоти брата. Билл вскрикнул и подался назад. Том всё глубже погружал член брата в свой пересохший рот. Обвил головку шершавым языком. Чуть прикусил член зубами. Билл не шевелился, лишь слёзы текли из уголков его плотно закрытых глаз. Том продолжал ласкать член брата. Сделал пару сосущих движений. Заглотил член целиком. Билл в последний раз дёрнулся и закричал. Член моментально набух и резко ударил по нёбу. В рот Тома брызнула горячая вязкая струя...
Полисмены защёлкнули наручники на запястьях таксиста, смотревшего в никуда. Толпа зевак уже начала расходиться. Труп, упакованный в пластиковый мешок, уже увезли. Последней мыслью, мелькнувшей в голове таксиста, чью голову пригибала рука полисмена, усаживающего его на заднее сидение машины, была фотография его семилетнего сына, которую он забыл прихватить с приборной доски своей машины. А ещё то, что он так и не попадёт в эту субботу на матч "Арсенала" с "Манчестером"...
Двое подростков лежали, обнявшись, на самом краю нерасправленной двуспальной кровати и спали. Том был в одежде, Билл - нет. Всё, что слышали они сейчас, было лишь едва заметным их дыханием...
Одинокая машина проехала по слабо освещённой улице в этот поздний час. Свет её фар на мгновение выхватил из тьмы счастливые, несколько печальные лица братьев, лежащих в обнимку. А ещё он выхватил смятую белую хлопчатую рубашку, лежащую на другом краю кровати. На короткое мгновение темнота в комнате отпустила в свет кусок белого хлопка, лежащего на белом шёлке...
Ночной город засыпал вместе со своими жителями. Он был убаюкан собственной дневной усталостью. Оглушён собственными звуками. Ослеплён своим светом. Город засыпал. И вся его усталость сейчас растворялась в первых каплях нового дождя. Дождя, смывающего пыль с его мостовых. Приносящего очищение. И уносящего в водослив уже успевшую засохнуть кровь сбитого докера у паба. Розовая вода медленно текла по потрескавшемуся асфальту, падала крупными каплями в водосток, текла по канализационным трубам и попадала в Темзу. А река несла её в океан. Где она перемешивалась с холодной океанской водой. Кровь исчезала. Люди исчезали...
Том проснулся от удушья в гостиничном номере. На часах было 4.47 утра. Холодный пот струился со лба по щекам, попадал в глаза, медленно стекал по шее, попадал на грудь. Том уже собирался снова лечь спать, но внезапно заметил большое пятно свежей крови на своей подушке. Медленно поднёс пальцы к носу. Коснулся верхней губы. Отнял руку. Пальцы были липкими и красными. Времени оставалось мало...

Глава 3. Три желания

Плотные струи прохладной воды упрямо били по коже. Том стоял, закрыв глаза и опёршись руками на голубой кафель. Розовая вода медленно исчезала в отверстии хромированного водостока. Не было больше сил смотреть на неё. Мысли путались в голове, не давая окончательно проснуться. Уже в четвёртый раз за последнюю неделю он видел один и тот же сон - сон, в котором они с братом ещё любили друг друга. Всего лишь любили. Тогда... Ещё любили...
Комок в горле постепенно нарастал, становился плотнее, мешал дышать. Плечи едва заметно вздрогнули, губы задрожали. Из уголка левого глаза начала медленно выкатываться прозрачная капля. Чуть подрожав, она оторвалась от влажной смугловатой кожи, и устремилась вниз. Кроткая вспышка, и, на мгновение ставшее прозрачным, пятнышко в этом розовом море унеслось, поглощённое всезабирающим потоком ещё тёплой крови из носа и прохладной воды. В висках резко и гулко стучало, руки были ватными и почти не чувствовали холода запотевшего кафеля. Ноги предательски дрожали. Том открыл заплаканные глаза, медленно выключил воду, достал из аптечки пару ватных дисков, скатал их в шарики и поглубже засунул в ноздри. Обмотал голубое полотенце вокруг талии и вышел из душа. Пройдя в комнату, он увидел на кровати новую подушку с кристально белой наволочкой. Двадцатки евро, оставленной посреди красного пятна старой подушки, не было. Всё-таки, за работу надо платить, - грустно усмехнулся он. На часах была половина шестого, но спать уже не хотелось. Том спокойно оделся, отбросил подушку к изголовью и устало упал на кровать. Взял с тумбочки пульт, наугад выбрал какой-то канал и закрыл глаза, запрокинув назад голову. Тишина буквально звенела в ушах каждый раз, когда он оставался один. А теперь одиночество стало его постоянным спутником. А вместе с ней - и резкий, неостановимый звон тонкого хрусталя. Сводящий с ума. Почти доводящий до отчаяния. Билл был смыслом всей его жизни. Не только братом, не только самым близким и самым дорогим человеком. Он был его любовью. Пусть неверной, жестокой и теперь уже слишком далёкой. А ещё очень хрупкой. Очень тонкой, грациозной, почти прозрачной. Но - любовью... Тупая боль в голове постепенно пропадала, стук в висках затихал. Всё это приносило некое подобие свободы, приносило облегчение. Пусть не надолго, пусть всего лишь на несколько минут, но позволяло жить. Жить так, как раньше. Так, как всегда. Том уже смирился с неотвратимостью того, что должно было вскоре произойти, но у него ещё оставалась одна мечта, исполнения которой он очень хотел добиться. Мечта всей его жизни. Самая важная мечта.
За окном послышался частый тонкий шорох. Короткие сухие прутья по влажному асфальту. Ещё не намокшие от ночной влаги. Шорох мерно раздавался в этой заполненной только приглушённым звуком работающего телевизора пустоте, и сейчас он казался тонкой нитью между подростком, лежащим с запрокинутой головой на кровати, и просыпающимся, отходящим от и сбрасывающим с себя последние крохи сна городом. Где-то далеко, на стороне гавани, повернулся ключ в замке зажигания, и из выхлопной трубы с рваным рёвом вырвался тяжёлый сероватый дым, смешанный с сажей. На Трафальгарской площади только что коснулся камня своими тонкими лапами без одного пальца серый голубь. Текстильная фабрика дала первый утренний гудок. В окнах домов постепенно поднимались пыльные жалюзи. Необычайно синее, высокое и чистое небо уже начинало еле заметно желтеть в ожидании солнца. Почтальон застегнул замок-молнию своей коричневой кожаной сумки, доверху забитой письмами. Перевесил тонкую длинную ленту через левое плечо, взял пропитанную гуталином щётку, размазал пыль по носкам своих ботинок, надел на голову голубую кепку, чуть наклонив козырёк направо, и медленно отворил старую дубовую дверь почтамта 18-го участка. Вышел, оглядел ещё безлюдные прохладные улицы, влажные от росы и капель ночного дождя стриженые кусты самшита и акации, тяжело вздохнул, почувствовав резкий укол в области сердца, на мгновение покраснел, зажмурил глаза, отдышался, и неловкой неровной походкой зашагал вдоль кривой чугунной ограды.
Билл заметил тонкую полоску рыжего света, крадущуюся по выбеленному чуть потрескавшемуся потолку и голубоватым стенам. Его внезапно пробрал озноб, от чего он резко дёрнул своими плечами, окончательно сбросив с них тонкое одеяло. С силой зажмурил глаза, резко открыл. Увидел знакомую пляску полупрозрачных цветных пятен на фоне голубого хлопка простыни. До боли знакомую. Уже давно он заметил за собой, что очередная бессонная ночь приносит всё больше таких аляповатых красок в его потускневшую реальность. Всё слишком резко стало серым. Мир стал плоским, стал слишком инфернальным. Всё, что раньше имело смысл, теперь стало уже неважным. Билл медленно опустил ноги на прохладный деревянный паркет. Босые ноги чуть липли к лакированному старому дереву. Они еле заметно отражались, размывая очертания реальности ещё больше. В старом, потрескавшемся прохладном лаке чуть заметно отражался весь мир. Странное ощущение какой-то нереальности происходящего не отпускало Билла. Он медленно, словно пробираясь сквозь вязкую пелену, подошёл к окну и раздвинул шторы. Мокрые от ночного дождя крыши еле заметно блестели в восходящем утреннем солнце. Нежно-голубое, прозрачное небо открывало глазам незабываемый вид. Неровные ряды влажных черепичных крыш уходили прямо в горизонт. Две серые, чуть зачернённые сверху фабричные трубы слева устремились вверх, будто став ножками стола этого прекрасного неба. Неоновые вывески справа почти не были видны из-за яркого солнечного света. "Интересно, а видит ли сейчас это Том?" - мелькнул в голове вопрос, но тут же исчез, вернув в реальность принесённой с собой тупой болью. Воспоминания о брате всё ещё причиняли слишком много страданий. Билл чувствовал себя безумно одиноким в такие моменты. Он хотел разделить с Томом все свои страхи, все радости. Но у него больше не было такой возможности. Хотя сейчас их и разделяла всего лишь стена, но душой Том был безумно далеко от Билла...
Разноцветные шатры из тонкого, полупрозрачного полиэтилена чуть подрагивали в тёплом ветре. Привязанные воздушные шарики болтались на тонких нитках у прилавков, всюду ходили радостные семьи с детьми. Дети были одеты в разноцветные яркие костюмы, то и дело смеялись, прыгали от радости, переполнявшей их. Взрослые улыбались, глядя на их маленькое счастье. Откуда-то доносилась весёлая лёгкая музыка, кружились карусели, ярко светило солнце. Два пятилетних близнеца, то и дело толкая друг друга, смеясь и улыбаясь, бегали по посыпанной мелким щебнем дорожке. Лица светились счастьем, громко звучал высокий радостный смех. Лейденская ярмарка была в самом разгаре. Они подбежали к скамейке, на которой сидела худая женщина, устроились рядом с ней, взяли её за руки. Она молча, с лёгкой укоризной посмотрела сперва на одного, потом на другого, потом приветливо улыбнулась, и они пошли по уже вытоптанной в чуть пожелтевшей траве тропинке туда, куда так хотели пойти дети. В дальнем шатре был старый цыган-предсказатель, почти ничего не видящий своими бесцветными блекло-серыми глазами. Они откинули полог и вошли в шатёр. Женщина вышла, оставив сыновей одних с этим худым, будто высохшим со временем стариком. Оба мальчика молча застыли в каком-то странном непонимании, ловя себя на мысли, что больше всего им сейчас хочется убежать отсюда. Их необычайно пугал этот старый незнакомый человек. Но, вместе с тем, и странно притягивал. Старик молча поднялся со своего стула, взял Билла за руку и повёл в темноту за чёрной ширмой. Том, не зная, что ему делать без брата, принялся разглядывать носки своих ботинок. Старый цыган, чуть пожевав губами, еле касаясь, провёл своими сухими пальцами по нежным ладошкам мальчика, стоявшего в нерешительности перед ним.
- Как зовут тебя? - спросил он сухим, чуть скрежещущим голосом у вздрогнувшего от неожиданности близнеца.
- Билл... - ответил мальчик, немного подумав. Ему не был приятен разговор с этим странным человеком.
- У тебя есть мечта, Билл? - уже чуть мягче спросил старик.
- Да, - поколебавшись немного, ответил мальчик. - Я хочу стать знаменитым. Хочу, чтобы обо мне все знали. Чтобы везде и всегда узнавали, что вот он я - Билл.
- Что же, ты будешь знаменит. Даже очень знаменит. А чего хочет твой брат?
- Наверно, того же, - Билл сделал небольшую паузу, и уверенно добавил, - Мы с ним всегда хотим одного и того же...
Старик, всё ещё держа за руку, вывел Билла обратно к Тому. Близнецы молча переглянулись. Том, чуть неуверенно, всё же позволил старику отвести себя в темноту. Всё это время, пока не было Билла, он не знал и не слышал, что же там происходило.
Старик молча взял руку мальчика, провёл по ней пальцами, попросил назвать имя.
- Том, если бы ты мог загадать желание, что бы ты загадал? - спросил старик у заметно волновавшегося ребёнка.
- У меня их три... - дрогнувшим голосом ответил Том и молча опустил свои глаза туда, где должна была быть земля, не видимая в этой темноте.
- Расскажи мне про них, Том, - попросил старик, всё ещё поглаживая своими пальцами вспотевшие ладони ребёнка. Том, чуть вздохнув, ответил:
- Я хочу, чтобы мы с Биллом никогда не расставались. Ещё - чтобы мама и папа помирились и жили вместе. А ещё я хочу, чтобы Билли был счастлив. Его счастье для меня важнее моего...
Том открыл глаза и вынул пропитавшуюся кровью засохшую вату из ноздрей. Медленно поднялся с кровати. Голова больше не кружилась, стук в висках прекратился. Зашёл в ванную, выбросил ватные шарики в корзину, включил воду, не спеша умылся, почистил зубы. Вошёл в комнату, надел повязку, поверх неё - кепку. Посмотрел на часы. 9.12. Время завтрака. Не зашнуровав кроссовки, Том медленно вышел из номера.

 Отправлено: 16.12.07 18:56. Заголовок: Часть 2. Просто быть..

Часть 2. Просто быть рядом

Глава 1. Точка невозвращения

Пересохшие губы в последний раз поцеловали чуть влажный горячий лоб. Кончик слегка шершавого языка, чуть высунувшись изо рта, медленно облизал их и быстро спрятался обратно. Сердце учащённо билось, дыхание перехватывало. Во рту стоял солоноватый привкус свежего пота и слегка маслянистый - только что проглоченной спермы и тонального крема, смешанного потом с дорогой тушью с лица брата. Том блаженно зажмурил глаза и перевернулся на спину. Сделал глубокий вдох, на мгновение расслабился. Подумал о сигаретах, лежащих на бамбуковом журнальном столике посреди просторного номера на двоих, но быстро решил для себя, что встать с кровати сейчас не в состоянии. Ещё раз глубоко вдохнув, с шумом выпустил воздух, повернулся на правый бок, чуть согнул ноги в коленях, протянул свою левую руку и положил её на плечо Билла, лежащего рядом. Чуть пересилив себя, придвинулся вплотную к брату, мягко, но крепко обнял его, прижал к себе, поцеловал его тонкую шею, закрыл глаза и начал засыпать. Чего ещё можно было желать в этой жизни, если самый дорогой и любимый человек был сейчас рядом? И Том, проваливаясь в глубокий предутренний сон, впервые понял, что такое счастье...
Будущее, казавшееся таким светлым. Будущее, казавшееся таким тонким. Казавшееся далёким и недостижимым, эфемерным и недосягаемым. Казавшееся таким призрачным и неосязаемым, что о его существовании можно было только предполагать, теперь неумолимо приближалось. Будущее... как тёмное шоссе. Как мокрый скользкий асфальт в ночной мгле, отдающий в ночь своё тепло и становящийся ледяно-холодным. Становящийся той самой плоскостью жизни, что всё время пытался найти, вечно видя её перед глазами. Становящийся той сценой, где люди-актёры играют свои никчёмные роли пред очами истории. Сметаемые, уносимые прочь, в забвение и неизвестность, оставляющие по себе лишь лёгкую, зыбкую и легко разрушаемую память, тени актёров прошлого всё ещё играют свой единственный спектакль на развалинах театра времени. Подчас не осознавая, что их единственная премьера при любой игре закончится смертью. Так есть ли смысл срывать аплодисменты, если итог будет один даже при игре, пропитанной фальшью? Стоит ли так сильно стараться быть замеченным, стремиться в основной состав, на главную роль, если всё равно через пару мгновений грохот оваций сменится похоронным маршем? Не проще ли быть всего лишь декорацией, статистом в этом нескончаемом людском потоке, бредущем в никуда? В потоке людей, едущих каждое утро на давно уже наскучившую работу? В потоке людей, каждый вечер засыпающих в душных вагонах метро и возвращающихся домой, чтобы открыть очередную бутылку пива и устало развалиться перед телевизором в старом кресле, закинуть ногу на ногу и незаметно дремать, слегка притоптывая ногами в домашних тапочках в такт неслышимой, но звучащей вселенской музыке?
Будущее, казавшееся таким далёким. Асфальт, казавшийся таким твёрдым. И дорожное полотно, казавшееся бесконечным... Всё это в один миг стало столь близким, столь хрупким и близким, столь заметным и созерцаемым, что становилось страшно от осознания собственной бессильности перед луноликими очами неостановимо приближающегося времени. Времени, смотрящего на тебя сквозь зашторенные окна. Времени, наливающем тебе воду в стакан. Времени, чей застывший след на мгновение запечатлён на тонких страницах газет, в смехе твоих ещё вчера маленьких, а сегодня уже ставших матерями и отцами детей, в скрипе несмазанных ставен старого фермерского дома, в пыли и выцветших красках старинных портретов в гостиной, в плавных формах изгибов тел, будто изваянных мастерами китайского фарфора. В ежедневных утренних пробежках. Во встречах с одинаковыми людьми. В скрипе авторучки по странному химическому составу, по традиции называемому бумагой...
Нескончаемая вереница машин, оглушая звуками своих двигателей, удушая смрадом выхлопов, неслась мимо идущего по мостовой подростка, уставшего бороться с самим собой и неумолимо надвигавшимся на него временем. Том шёл, засунув руки в карманы своих джинсов, смотрел себе под ноги, не поднимая головы. Белые выпущенные шнурки, ставшие уже почти чёрными от пыли этого безудержного и всепоглощающего города, болтались, тянулись по серому асфальту, оставляя еле заметные змеящиеся следы чуть стёртой пыли там, где они касались мостовой. Том шёл не разбирая дороги, не смотря на этот плотный поток спешащих куда-то людей, будто в отместку не смотрящих на него. Шаг за шагом, секунда за секундой, между землёй и небом, постепенно уходил в никуда. Миновав Южный мост, почему-то повернул направо, спустился по покрытой лишайником и мхом лестнице, подошёл к грязной, вяло текущей, словно уснувшей воде и посмотрел в неё. В ней он видел не себя. В ней он видел Билла, по которому безумно скучал. Увидел брата, смеющегося и улыбающегося. Увидел брата, поющего специально для него, одного его, свою любимую Reden, и почему-то увидел себя. Увидел себя смотрящим будто издалека. На Билла, сидящего на самом краю сцены. На себя, склонившего голову к акустической гитаре. На Георга, поднявшего глаза в потолок на только что погасшие софиты. На Густава, в последний раз проводящего щёточками по твердому натянутому пластику своих барабанов. А ещё увидел себя стоящим перед грязной студёной водой, склонившим к ней свою голову в чёрной кепке, и плачущим. Слеза за слезой - в тёмную холодную воду. Слеза за слезой - лишь оставляющие рваный неровный след на масляной поверхности воды. Том тихо поднял голову и посмотрел на скрытое полудымкой солнце. Сейчас оно уже не сияло так ярко, как утром, когда он выходил из отеля. Сейчас оно скорее было похоже на тусклую ртутную лампочку в давно немытом фонаре на крыльце его дома. Отбрасывающую в реальность не свет, а лишь полуотсветы. Делающую окружающее пространство более размытым от этого грязного желтоватого свечения. И несколько мотыльков, растерянно кружащих около этого фонаря. Обманутых его мерцанием, не дающим им не тепла, ни света. Таких же мотыльков, как он сам...
Среди тёмной ночи, не включая дальнего света, машина на предельной скорости неслась посередине дороги. Лишь холод вокруг, лишь мрачная вязкая темнота и холодное свечение звёзд. Нога до упора вжата в педаль газа. И перед глазами - лишь мелькание разделительной полосы. Белые металлизированные штрихи сменялись светлыми. Дорога. В никуда. Дорога в будущее. И лишь в этой скорости, лишь в этом мелькании можно было распознать неминуемый его приход. Рваный ритм смены полос, холодное пустое небо, и огни огромного города слева. Сияющее мерцание электричества и звёзд. Перемешивалось. Сливалось. Становилось одним целым. И не было видно, где кончается земля и начинается небо. Они сливались в этой непроглядной темноте, сжимаясь в тонкую полоску мерцающих точек. На мгновение ослепивший глаза свет. И жёсткий удар металла о металл, сокрушающий всё. Треск разбитого стекла. И тишина. И лишь холодное звёздное небо. И лишь тусклый, едва заметный блеск далёких фонарей. За 420 футов от указателя "Добро пожаловать в Лондон"...
Том коснулся рукой ржавых грязных перил, чуть подался вперёд. Зажмурил глаза, открыл их. Ничего. Только битые бутылки, жестяные банки и грязный ил на дне. И отражение его лица. Отражение его печали...
Лишь дойдя до финала последнего акта этой странной пьесы, понимаешь всю её ценность и тщету попыток. Лишь представ пред лицом своего величайшего из великих зрителей, начинаешь понимать всю сложность и противоречивость своего положения. Ты - всего лишь актёр. И неважно, как и что ты играл. Неважно, хотел ли играть. Неважно, сыграл ли. Только овации - всего лишь мгновение, лишь ничтожная плата за твою игру. Всего лишь ничто по сравнению с величием и глубиной трагизма пьесы. Вот-вот затихнут последние вялые аплодисменты зрителя, и ты уйдёшь прочь с этой сцены. Спектакль окончен, всем пора по домам. И будь ты хоть трижды велик, тебе не дадут шанс сыграть пьесу вновь. Театр одного актёра. Театр лишь одной игры. Театр для себя. Театр для забвения...
Молча смотря в эту грязную воду, Том тихо что-то напевал себе под нос. Он немного стеснялся своего голоса, немного стеснялся петь. Но здесь, в чужом городе, посреди чужих людей, он сам был всем чужим. Абсолютно чужим. И абсолютно всем...
Почему лишь дойдя до последней ступени, ты начинаешь задумываться о пройденном тобой пути? Почему лишь преддверие скорого ухода может заставить тебя начать ценить жизнь, начать её любить? Научиться нельзя, можно лишь попытаться успеть. Лишь дойдя до своей точки невозвращения, придя туда, откуда нет возврата, ты оглянешься на пройденный тобою путь и поймёшь всю его ценность. И лишь тогда ты будешь действительно велик, действительно трагичен. Финал. Аплодисменты стихли. Последний хлопок застыл в этой вязкой тишине, прошёлся эхом по пыльным стенам, и затерялся нигде. Занавес начал опускаться. И лишь время ещё помнило сыгранную роль, роль для одного. Но не для себя...

Глава 2. Это навсегда

Полотенце медленно соскользнуло на прохладный кафельный пол, замерло, застыло. Билл, в последний раз бросив взгляд в зеркало, медленно вышел из ванной. Лунная дорожка на блестящем полу. Медленно, осторожно ступая, Билл прошёл в комнату. Том спал, раскинув руки в стороны, посередине кровати. На его лице застыла блаженная полуулыбка. Билл, чуть помедлив, аккуратно, чтобы не разбудить брата, забрался на кровать и лёг рядом. Прижался к Тому, положил ему на грудь свою голову. Слушал ровный стук сердца, ощущал теплоту еле заметного дыхания. Чувствовал, как мерно и плавно чуть поднимается и опускается грудь. Не удержавшись, слегка прикусил кончиками зубов левый сосок брата. Том, что-то недовольно прошептав, повернулся на правый бок и обнял Билла. Рука Билла медленно прошлась по пояснице брата, пробежала по ряду выступающих рёбер и замерла на плече. Пальцы, чуть помедлив, опустились на узкое, почти детское плечо. Почувствовали тепло мягкой бархатистой кожи. Почувствовали жизнь в беге родной крови по тонким венам. Билл зарылся головой в плечо Тома. И, уже проваливаясь во всё более сгущавшуюся пелену сна, он успел подумать, что это навсегда...
Мягкий, раскатистый шум моря доносился сквозь настежь раскрытое окно. Солнце уже начинало появляться на горизонте, окрашивая прозрачную чистоту неба в рыжеватые тона. На стенах плясали, переливаясь, одинокие пятна света, скрещиваясь, рисуя странные узоры. Свежий воздух, мягкое дыхание бриза, очень заметное в этой тишине раннего утра, казалось оглушающим. Полутьма, висящая над тёмной голубой поверхностью воды, медленно растворялась в чистом воздухе, унося с собой остатки этой спокойной ночи. Том сидел на подоконнике и смотрел в уходящую ночь. Тёмная вода медленно накатывала на песчаный берег. В ней отражалась небывало большая луна, небосклон был усыпан мелкими яркими звёздами. Вода рябила мелкими волнами, Том дрожал от ночной прохлады ей в такт. Обнял колени своими руками, положив подбородок на руки. Между указательным и средним пальцами медленно тлела сигарета. Тонкая нить сероватого дыма плавно поднималась вверх, скручиваясь в замысловатую аморфную спираль. Кончик сигареты еле заметно алел в полупрозрачной темноте. А над головой тускло мерцали звёзды...
Алое пятно сигареты совершило плавное падение в темноте. Рассыпалось снопом мелких ярких искр по белому песку. Погасло, оставив лишь быстро затухающий уголёк воспоминания о своём свете и тепле. Навсегда исчезло, принеся в эту странную уходящую в никуда ночь частицу спокойствия и чуть усилив рассыпающуюся тьму. Том повернул голову и посмотрел на середину комнаты. На широкой кровати, чуть прикрытый одеялом, спал на животе Билл. Плечи чуть дрожали в ритме слегка учащённого дыхания. Том медленно слез с подоконника, присел на край кровати, аккуратно накрыл брата простынёй. Встал, надел шорты, перетянул дреды резинкой и вышел из номера.
Прохлада морского бриза мягко окутала худые ноги. Остывший за ночь песок чуть холодил босые ступни. Мелкие песчинки хрустели между пальцев, ноги то и дело утопали в песке, мешая идти. Том сел на берегу, положил руки на колени. Закрыл глаза и просто слушал. Слушал мерный шум океана, тихий скрип стволов высоких пальм, звук намокающего песка, шипение солёной пены. Крики чаек вдалеке. Биение собственного сердца. Открыл глаза и смотрел. В бесконечную искрящуюся тёмно-голубую даль, сливающуюся с тёмно-синим небом. В слабое мерцание искрящихся точек и их отражения в воде. На начинающий светлеть небосвод. На появление золотистой полоски в воде. Сидел и слушал ветер. Тихий, едва заметный шёпот. Ощущал слабое покалывание кожи от мелких солёных брызг и солёного бриза. Вздохнув, Том медленно встал и направился к отелю. Тихо прошёл холл, поднялся наверх, отворил дверь номера, крадучись добрался до кровати. Молча присел на её край, смахнул со ступней песок, стянул с себя шорты и лёг, обняв брата. Билл, не проснувшись, слегка поморщился и устроился поудобнее. Том положил свою руку на плечо брата, слегка прикоснулся губами к его щеке и закрыл глаза. Отпуск подходил к концу, и ему было немного грустно возвращаться в прежнюю, ставшую такой обыденной, жизнь. Жизнь из сплошных концертов, репетиций, интервью... Тому очень хотелось бы остаться здесь навсегда. Ведь рядом с ним был Билл. Он просто был рядом...
Мягкий, очень нежный и знакомый голос прорезал пелену сна. Том открыл глаза и увидел самую дорогую своему сердцу улыбку. Билл, опёршись на широко расставленные локти, наклонился и поцеловал его в лоб. Том лежал на спине и просто смотрел в эти светло-карие глаза. Рассматривал каждый тёмный лучик, погружался в бездонную темноту зрачка. Ловил горячее дыхание, наслаждался близостью брата. Не в силах шелохнуться, просто лежал и смотрел. Билл, не выдержав, рассмеялся, ещё раз поцеловал его в лоб и соскочил с кровати. Подошёл к открытому окну, взял из пачки, лежащей на журнальном столике, сигарету. Чуть повертел её в руках. Положил обратно в пачку, снова улыбнулся всё ещё лежащему Тому, надел сланцы и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. На стоящем на тумбочке будильнике красные цифры показывали 10.17. Том нехотя сел на кровати. Босые ступни ощутили теплоту деревянного пола, нагретого солнечными лучами. Встал, чуть покачиваясь. Кружилась голова, в висках заметно стучало. Почувствовал странную влагу в носу и на верхней губе. Посмотрел вниз. Увидел, как небольшая красная капля плавно падает, разбивается и расплывается по деревянному полу. За ней следом - другая. Так же медленно и плавно. Третья, четвёртая, пятая... словно в тумане. Будто в странном сне. Как в замедленной съёмке в кино - капля за каплей падала, увеличивая вязкое красное пятно на лакированном дереве. Стало страшно. Пульсация в висках становилась всё отчётливее и громче. Дыхание сбилось, на лбу выступила испарина. По спине пронёсся неприятный холодок. Ноги моментально стали ватными. Том стоял и, не в силах оторваться, смотрел на постепенно увеличивающееся пятно крови на полу. Постепенно реальность стала затухать, расплываться, терять очертания. В глазах резко потемнело. Тело обмякло и расслабилось. Последним, что Том ещё помнил, был стремительно приближающийся пол номера и яркое пятно собственной крови, постепенно окутывающее всю реальность...
Постепенно мир обрёл привычные очертания. Бесконечная плоскость пола, как и была должна, оканчивалась стеной. Странное коричневатое пятно перед глазами, наконец, обрело форму. Мелкие трещинки полностью покрывали поверхность тонкого слоя запёкшейся крови, местами мелкие кусочки отшелушились и лежали чуть в стороне мелкой кровяной крошкой. Том с трудом поднялся на ноги, посмотрел на часы. 11.03. Почти час пролежал на полу без сознания. Подошёл к окну, глотнул свежего воздуха. Увидел знакомый силуэт в чёрных шортах и бежевой майке, сидящий за столиком кафе на берегу. Увидел чистую голубизну неба и зеленоватую - воды. Сделал несколько глубоких вдохов, с силой зажмурил глаза. Тупая боль в голове постепенно исчезала. Том, ещё раз бросив взгляд на сидящего на берегу Билла, медленно, чуть пошатываясь, побрёл в душ. Включил холодную воду, простоял под сильной струёй до появления дрожи во всём теле. Боль исчезла окончательно. Головокружение стало практически незаметным. Выключил воду и встал перед зеркалом. Мешки под глазами стали слишком заметными. Сами глаза покраснели и чуть слезились. Щёки впали, губы стали практически бесцветными. Хмурое незнакомое лицо, смотревшее на него с зеркала, казалось до боли знакомым и незнакомым одновременно. Собрав все силы в кулак, Том натянуто улыбнулся. Улыбка самому себе вышла до невозможности фальшивой. Оставив все попытки обмануть кого бы то ни было, Том обречённо вышел из душа. Сел на край кровати, тупо уставился в пол. Пытался проследить паутинку трещин в небольшой лужице собственной запёкшейся крови. Почувствовав, что реальность стала снова размываться, встал, прошёл в ванную, взял из аптечки аспирин и проглотил 5 таблеток, не запивая. Горьковатый привкус во рту почему-то сразу привёл в чувство. Том натянул на голое тело свои пляжные шорты, сел на подоконнике, взял сигарету, закурил. Горьковатый привкус во рту ещё больше усилился. Том загасил сигарету в пепельнице, схватил лежавшую на спинке кресла футболку, надел сланцы и, на ходу натягивая мятую футболку, вышел из номера. Встретив в коридоре горничную, он молча протянул ей двадцатку и махнул рукой в сторону номера. Горничная так же молча спрятала двадцатку в карман передника, подкатила свою тележку к двери их с Биллом номера, чуть погремела ключами и скрылась внутри. Том спустился вниз, чуть помедлил на веранде, ловя носом свежий солёный воздух, и направился к столику, за которым его ожидал Билл...
Коридор был типичным для радиологических отделений больниц. Жёсткие пластиковые сидения вдоль стен, сами стены оклеены серыми картонными обоями, обшиты пластиковыми панелями "под дерево". Минимум персонала и полная конфиденциальность, за которую приходилось платить довольно высокую цену. Биллу и родителям Том сказал, что уехал делать рекламу новой серии гитар Gibson. Странно, но за всю неделю его отсутствия, они так и не засомневались в искренности сказанных им слов. За всё время обследования в Ньонской федеральной клинике радиологических исследований Том не испытал сколь-нибудь неприятных ощущений, хотя и немного этого боялся. С детства он не очень любил больницы и врачей. Единственный раз за всё время своего пребывания в Швейцарии он пожалел о принятом решении обследоваться лишь однажды - когда его увлекал в своё узкое нутро аппарат для снятия томограммы мозга. Минуты, проведённые в добровольном заточении, показались вечностью, и лишь почувствовав, что камера осталась позади, Том облегчённо вздохнул. Сейчас же Том нашёл в себе силы лишь молча выйти из кабинета врача, пройти пять метров, упасть на пластиковую скамью, уронить голову на руки и заплакать. Слова врача всё ещё эхом звучали в его ушах. Впервые в жизни Том плакал по-настоящему: не от боли или обиды, а от страха. Ненавидел свой страх. Но и ничего не мог с собой поделать. Вся жизнь в один миг перевернулась с ног на голову, приобрела совершенно иной смысл. Жизнь и любовь. Любовь и смерть. Они неразлучны. И это навсегда...

Глава 3. Сегодня ночью

В гримёрке было прохладно. В стойкий запах кондиционированного воздуха отчётливо вплетался запах свежего пота. Запотевшая бутылка минералки на столе отбрасывала странные светлые пятна на белые стены от мерцания люминесцентных ламп и пляски пузырьков газа в воде. Том сидел в глубоком кресле, закрыв глаза, и учащённо дышал. Недопитая банка Red Bull стояла на столике, рядом лежала нераспечатанная пачка супер-лёгких сигарет, на ней - жёлтая зажигалка. Сквозь стены доносился шум и визг толпы, постепенно расходившейся по домам после концерта. Гитара покоилась на коленях, обе руки были сложены на деке, пальцы едва касались струн. Том слышал шум воды в душе, где сейчас был Билл, слышал частые шаги по коридору за запертой дверью, голоса охранников и рабочего персонала зала. Шум воды в душе стих, и Том представил себе, как руки Билла, сжав полотенце, медленно скользят им по тёплой, разгорячённой концертом и водой, смуглой коже ног, живота, груди, лица... Почти чувствовал прикосновения махрового полотенца к почти своей коже. Открыл глаза, посмотрел в потолок, поставил гитару рядом с креслом и сложил руки на коленях, приготовившись выполнить привычную процедуру вытирания спины своего брата. Дверь душевой открылась, и взгляд, полный обожания, окутал Тома. Билл плавно подошёл, протянул влажное полотенце, сел на колени. Том неспеша провёл полотенцем по тонкой загорелой шее, узким хрупким плечам, выступающему позвоночнику. Раздвинул руки пошире и вытер всю спину Билла, спустился на узкие ягодицы и, слегка надавив, провёл между ними. Билл чуть дёрнулся и качнул головой. Том ухмыльнулся и бросил полотенце на колени брата, уложив на него свои ладони. Чуть подождав, провёл кончиками пальцев по слегка влажной коже живота, спустился по узкой дорожке волос ниже, погладил бёдра. Билл запрокинул голову назад, закрыл глаза и прерывисто задышал. Руки Тома всё ближе и ближе начали подбираться к возбуждённому члену Билла, слегка касаясь его. Не выдержав, Билл повернулся и впился горячими губами в губы Тома. Попытался проникнуть языком в рот. Том мягко, но настойчиво отстранился, убрал руки. Посмотрел в глаза Биллу, помотал головой. Билл молча встал и начал одеваться, стоя к Тому спиной. Движения были быстрыми и резкими, показными. Насквозь пропитанными какой-то детской обидой. Том поднялся с кресла. В глазах резко потемнело, комната поплыла. Чуть постояв, нетвёрдой походкой Том направился в душ. Закрыл дверь, щёлкнул замком. Разделся, включил воду, встал под горячую струю. Время текло безумно медленно. Страшно хотелось поскорее уехать в гостиницу и лечь спать. В горле стоял неприятный комок, дыхание было сдавленным. Вода снова стала розовой от капающей из носа крови. Том покачнулся и опёрся о стену. Бешеный стук в висках не прекращался. Слёзы сами собой брызнули из глаз. Том закрыл лицо руками, размазывая по нему свою кровь, смешанную со слезами. Прошло несколько минут. Слёзы иссякли, кровь перестала капать. Том выключил воду, быстро вытерся, оделся. Вышел в гримёрку, взял со стола воду, сделал несколько глотков, чтобы убить горечь во рту. Билла уже не было. Тяжело вздохнув, вышел и направился к служебному выходу. Лимузин стоял перед открытой дверью. Билл сидел у дальнего окна и набирал смс. Том лениво упал на сидение. Машина тронулась. За тонированным окном проплывал одинаковый вечерний город. Одинаковые неоновые витрины, светящиеся окна, потоки машин, люди... Том бросил короткий взгляд на брата. Билл, отвернувшись от него, смотрел в окно. Машина остановилась на светофоре, и на несколько мгновений Том поймал в размытом, еле видном отражении полный упрёка и обиды взгляд брата.
Электронный бит резко и достаточно больно ударил по ушам, когда двое подростков вошли в помещение клуба. Жёсткая, размытая и отстранённая мелодика транса смешивалась с латинскими ритмами и d"n"b. Яркие вспышки цветомузыки и стробоскопов делали реальность похожей на рваное воспроизведение кадров неудачно смонтированной киноплёнки. Светло-серая футболка Тома казалась неестественно белой в ультрафиолете. Мелькание стробоскопических вспышек словно останавливало жизнь и движения толпы на танц-поле. Глаза постепенно привыкли к резкой смене темноты и света, пульсация в висках стала более терпимой. Том пошёл вслед за Биллом, оказавшимся в двадцати футах впереди. Плавно лавируя между изгибающимися подобно змеям парами и отдельными людьми с незнакомыми незапоминающимися лицами, близнецы протиснулись к лестнице, ведущей на второй этаж в вип-зал. Из левого угла внезапно появилась фигура Георга, приветливо замахавшего близнецам. Билл быстро направился туда, словно пытаясь как можно быстрее оказаться в собственном, знакомом маленьком мирке. Том ощутил чьё-то прерывистое дыхание над левым ухом, и почти тут же на правое плечо опустилась тяжёлая тёплая ладонь.
- Рад тебя видеть, Дэвид, - не поворачивая головы, сухо сказал Том, и почти сразу почувствовал короткое прикосновение горячих губ к своему левому виску как раз под краем чёрной повязки. В воздухе пронёсся стойкий запах нового аромата от Armani, смешанный с ментоловым привкусом "Февральской ночи". Левое плечо Тома уткнулось в твёрдую грудь Дэвида, низ футболки колыхнулся, и живот мгновенно обдало жаром от прикосновения горячей сухой ладони. Том резко повернул голову налево, встретился взглядом с глазами Йоста, и рука моментально исчезла из-под его футболки, а правое плечо обрело долгожданную свободу. Однако полностью освободиться от объятий продюсера не получилось. Приобняв Тома за талию, на сей раз поверх футболки, Дэвид настойчиво увлекал его к отгороженному от прохода и находящемуся в приятной тени столику в левом углу. Билл уже сидел за столом, о чём-то весело беседуя с Густавом. Георг разговаривал с кем-то по телефону. Дэвид мягко подтолкнул Тома к кожаному дивану, сам сев напротив. Билл бросил короткий взгляд на брата и снова сосредоточился на Густаве. Том взял со стола бокал виски-колы, поднёс к губам, сделал два больших глотка. Дэвид, не отрываясь, смотрел на него. Билл отчего-то громко засмеялся, взял свой бокал и залпом выпил почти половину. Том достал мобильник, набрал смс, отправил и спрятал телефон обратно. Через несколько секунд Дэвид начал шарить по карманам джинсов в поисках своего телефона. Достав его и прочитав послание, он недоумённо переводил глаза с Тома на экран телефона и обратно на экран, где тускло светились лишь два слова: "Сегодня ночью."
Смесь запахов алкоголя и ментолового драже сильно ударяла в нос. Губы опухли, во рту был чужой горячий и влажный язык. Крепкие сильные руки быстро обнажали худое, почти мальчишеское тело. Голова отказывалась что-либо думать. Тело, лежащее на кровати, не подчинялось. Том чувствовал, как руки Дэвида расстёгивают ремень его джинсов, торопливо увлекают их вниз вместе с боксерами. Через мгновение те же руки перевернули его на живот, прошлись по худой спине, чуть задержались на пояснице, на несколько секунд, длившихся целую вечность, оторвались от изнывающего желанием тела, и вновь прикоснулись опять, принеся с этим прикосновением взрыв ледяной боли. Два пальца Дэвида, смазанные чем-то холодным, резко проникли в Тома, затуманивая мозг. С губ сорвался громкий стон. Миг свободы и резкое, грубое, полное животной похоти погружение чего-то чужеродного внутрь тела. Том с силой зажмурил глаза, почувствовав быстрые сильные толчки внутри себя. Его член, плотно зажатый тяжестью навалившегося на него Дэвида между кроватью и животом, тёрся о простынь. Волна наслаждения всё сильнее накатывала, унося с собой остатки разума. Приятное наслаждение внизу живота постепенно нарастало. Том слышал громкое, чуть сиплое дыхание рядом со своим правым ухом, ощущал впившиеся в свои плечи ногти, что, в принципе, должно было бы причинять ему боль. Вот только сейчас он не чувствовал никакой боли, хотя и мечтал, буквально молил о ней. Лишь какую-то пустоту и отчуждённость. Что-то горячее волнообразно заполняло Тома. Дэвид, издав громкий стон, обессилено навалился на него всем телом. От его тяжести член Тома ещё сильнее вжался в кровать. Глаза на пару секунд заволокла пелена, и Том почувствовал, как его собственная сперма заливает белую простынь...
Том тихо отворил дверь гостиничного номера, вошёл, аккуратно положил ключи на стеклянную полку. Стараясь не шуметь, он вошёл в комнату, разделся и лёг на кровать. В воздухе стоял запах табака и дешёвого мартини. Немного посмотрев в потолок, Том повернулся на правый бок, протянул руку, нашёл край одеяла и потянул его на себя. Билл, что-то проворчав во сне, повернулся к нему лицом и небрежно обнял. Прекрасное лицо было без косметики, веки сомкнуты, в уголках губ блестели следы выпитого алкоголя. Том нежно поцеловал брата в лоб, прижал к себе. Запустил пальцы в чёрные волосы, провёл ими по нежной коже спины. Поправил одеяло, положил свою голову на подушку, закрыл глаза. Несколько минут вслушивался в ночную тишину и ровное дыхание брата. Постепенно успокоился и расслабился. Билл чуть дёрнул головой и прислонился лбом к его воспалённым губам. Том улыбнулся, ещё раз поцеловал брата, и уснул. Тучи на минуту рассеялись, и полная луна прочертила ровную дорожку сквозь неплотно сомкнутые шторы посередине кровати, как раз там, где сейчас спали, прижавшись друг к другу, два близнеца.

 Отправлено: 16.12.07 18:58. Заголовок: Часть 3. Призраки

Часть 3. Призраки

Глава 1. Сильнее всего

Туман медленно полз по узким переулкам. Плотная завеса прохладной вечерней влаги стлалась, прижимаясь к влажному асфальту. Проржавевшие канализационные люки чуть скрипели и звенели в такт проезжавшим мимо машинам, с покрытых шифером и черепицей крыш капала грязная сероватая вода. Тонкие струи медленно сплетались в некое подобие паутины на холодной мостовой, расползались в разные стороны, будто бы в поисках выхода из бесконечного невидимого лабиринта. Пляски неяркого света и размытых теней на серых холодных стенах, запах выхлопных газов, тлеющего мусора, гниющих пищевых отходов, пролитого бензина, подтекающего моторного масла - всё растворялось в дожде, перемешивалось с холодной водой, льющейся с вечно серого застланного тучами неба. Плотный ровный бой капель о стекло, казалось, был пульсом самого города дождей. Тонкие маслянистые струи медленно ползли сверху вниз по толстому оконному стеклу, пересекались, сходились в одну, словно давно не видевшие друг друга влюбленные - сплетались и становились единым и неделимым целым. Одинокие мелкие пятна воды, чуть продержавшись на скользкой прозрачной поверхности, внезапно резко срывались вниз, скатывались, погружались и растворялись в очередном потоке, становясь его частью. Одиночество было невыносимым не только для людей, но и для дождевых капель...
Билл сидел в старом кресле викторианской эпохи, почти вплотную придвинутому к окну, и смотрел на дождь. В забрызганном окне он видел город. Тонкие ровные вены дорог, царапины зданий, рваные раны и шрамы крыш. Мотыльки дождевых капель бились и бились в холодное оконное стекло. Чужие незнакомые тени мелькали в странном тусклом желтоватом свете. Фонарь напротив окна превратился в неяркое грязно-светлое пятно со множеством отходящих в неизвестность лучей. Билл молча сидел в темноте и смотрел на засыпающий город. Странная паутина, созданная века назад безумным пауком, в этот час казалась странной, бессмысленной кружевной вязью. Окутывала пространство, пронизывала реальность, опутывала и порабощала её, затягивая самого Билла в центр - логово паука. Огромная сеть, поглотившая и окружившая всё. То и дело тут и там вспыхивали и гасли огни умирающих светлячков-машин, мелькали тени мушек-людей. Город был вокруг, и казалось, из него никогда не будет выхода. Сеть, за годы и века созданная руками рабов-людей, разрослась и теперь стала загадочным лабиринтом, без входа и выхода. А в каждом лабиринте есть свой Минотавр, свой двуликий единый Дьявол и Бог собственного мира рухнувших надежд, несбывшихся мечтаний. Мира без смысла, мира нигде и никак. Мира незачем и не для чего. И Минотавр поджидал его где-то, тянул к нему свои клешни-руки, чтобы в одночасье сомкнуть их на хрупкой мальчишеской шее, окатить холодом своего умерщвляющего, пронизывающего до самой души взгляда, сдавить мечтающее о маленьком глотке живого воздуха горло, и навеки закрыть глаза, оставив в них только страх. Билл боялся Лондона, как не боялся в своей жизни ничего другого. Этот странный город, странные люди, старинные замки, портреты давно умерших людей, вековые традиции, ставшие в современном мире скорее артефактом, нежели антиквариатом - всё это было загадочным, непонятным, пронизанным какой-то потусторонней мистикой, а потому до ужаса пугающим. Оно было сотканным словно из тончайших, могущих в мгновение ока порваться нитей какой-то беспредельной тоски, выстроенным подобно прекрасным готическим соборам Гаудио, но не на камне, а на песке. Город казался столь призрачным, столь эфемерным и иным, что, казалось, может исчезнуть с горизонта с первыми холодными лучами рассветного солнца, подобно каплям ночной росы. И где-то там сейчас был Том, спрятанный, скрытый где-то глубоко внутри самим городом. Том, за последнее время ставший таким далёким, а потому недоступным, что будто бы и не было возможности когда-нибудь вновь увидеть его прежним. И дальность эта порождала сомнения, а был ли вообще Том когда-либо таким, каким его помнил Билл, или же это была всего лишь фантазия, странный, глубоко и надолго врезавшийся в память сон. Все прикосновения, всё ласки, поцелуи, ночи вместе и порознь - всё это было ли реальным или же Билл только лишь придумал себе всё это? Том, медленно раздевающий его в призрачном лунном свете... Том, выгибающий свою спину от наслаждения... Том, кричащий в звенящую тишину ночи от дикой смеси боли и желания... Что есть реальность здесь? Что вымысел? Может быть, они оба - не больше, чем тени, думал Билл, закуривая пятую за последний час сигарету. Лишь фантазии друг друга... Два проникших друг в друга фантома, обречённые навсегда исчезнуть на рассвете...
Билл напряжённо всматривался в сгущающийся сумрак ночи, стирающий все грани и границы, поглощающий и зачерняющий реальность. Электрический свет фонарей, неоновых реклам, гаснущих окон домов становился всё более резким и отличающимся от окружающего пейзажа. Город из силуэта превращался в странное подобие стаи светлячков, собирающихся вместе, чтобы сделать собственный мир чуть светлее и ярче. И чтобы не чувствовать одиночество. Том был для него единственным, что могло спасти от едкого привкуса одиночества и приходящего с ним страха. Только он мог войти без стука, сесть рядом, мягко обнять за плечи и нежно притянуть к себе. И только его мог не стесняться Билл, когда хотелось плакать. Но в последнее время всё изменилось до неузнаваемости. Всё исчезло, как корабли исчезают за тусклым утренним горизонтом. И вместо ставшей обычной близости вдруг пришли непонимание, боль и одиночество. Сначала - отстранённость, неискренность, таинственность и молчание. Потом - привычка отводить взгляд, избегать встреч, селиться в разных номерах. После - смены телефонных номеров, открытое избегание и игнорирование друг друга, безразличие и жёсткость. Сухость в ответах на простые вопросы. Отсутствие даже коротких, мельком брошенных взглядов при встрече. И ощущение пустоты там, где совсем недавно всё дышало и пылало жизнью и... любовью? Любовь окончилась. Внезапно. Резко и без предупреждений. Почему и как это произошло, было непонятно им обоим. Билл ощущал, что Тому тоже не приятен такой поворот событий, трудны такие новые отношения, но... Ни он сам, ни Том не находили в себе сил признаться друг другу в этом. Точнее, просто не хотели признаваться, потому что признаться другому означало в первую очередь признаться себе самому. Последней каплей стал неприезд Тома домой на короткие недельные каникулы. Вместо этого - рекламная кампания новых гитар. Впервые в жизни Билл так сильно обиделся на Тома, что не мог простить его целый месяц. А когда понял, что уже может, это внезапно оказалось совсем необязательным - Том практически исчез из его жизни. Оставался рядом, но мыслями был где-то бесконечно далеко. А вместо былой нежности к нему в сердце остались лишь обида и едкая горечь. Родной брат-близнец совершенно внезапно превратился в совершенно чужого, незнакомого человека. Такого же, как все. И лишь пустота и холодный лёд - там, где совсем недавно были страсть и любовь. Окончившиеся так внезапно, сухо и болезненно.
Билл в который раз достал телефон и набрал старый номер Тома, в который раз услышал ставший уже знакомым "Out of service". Чуть посмотрев на постепенно меркнущий экран, Билл нашёл в записной книжке номер Дэвида и нажал "Набор"...
Очередной стакан виски стал пустым спустя всего лишь пару мгновений после своего появления на столике. Том, чуть поморщившись, проглотил ледяной отдающий дешёвым спиртом напиток. Голова затуманилась, стены и окружающий мир постепенно теряли свои очертания, размываясь и превращаясь в непонятное трудноразличимое месиво. Посуда на столе чуть задрожала и зазвенела - не то от только что прошедшего под ногами поезда метро, не то от подействовавшей новой порции алкоголя. Никогда до этого Том не чувствовал в себе такого страха, как сейчас. Дребезжание стёкол и стаканов постепенно прекратилось. В этот час в баре кроме самого Тома оставалась лишь пара пьяных работяг, спящих на своих столиках. Он встал и, оставив на столе несколько евро, нетвёрдой походкой вышел на улицу. Дождь лил как из ведра, мгновенно промочив его до нитки. Плотные струи с силой хлестали по лицу, рукам, плечам, спине, превратив его в один миг в некое подобие облезлой уличной собаки, только что вылезшей из протекающего неподалёку узкого канала. Капли падали на мокрый асфальт, вода стекала по лицу со лба, образуя на щеках странное подобие дорожек слёз, смыкающихся на остром подбородке. Том посмотрел на затянутое плотными чёрными тучами небо, и через секунду глаза застлала вода, рваными толчками проникающая под воротник футболки, холодным огнём стекающая по груди, животу... Руки Билла... Там же... Только несущие с собой тепло, спокойствие и предчувствие такой долгожданной и близкой неги... Том сделал несколько шагов, оступился, упал на холодный жёсткий асфальт. Почувствовал резкую боль в правой ладони. Поднёс её к глазам. Увидел свежий глубокий порез по всей её ширине, текущую из него кровь и пустую консервную банку, медленно, с дребезжанием катящуюся в сторону. В голове прояснилось, на глазах выступили слёзы, смешиваясь с холодным дождём. Мир внезапно обрёл прежние резкие очертания. Если бы рядом был Билл, он бы не позволил ему так глупо поранить руку, промелькнуло в голове. Том чётко представил себя в гостиничном номере, увидел Билла, со всех ног бегущего в ванную за перекисью и бинтом из аптечки... Такого родного, такого близкого и такого любимого... Увидел, как тот суетливо и неумело обрабатывает и перевязывает рану. Как смотрит не то с заботой, не то с лёгкой укоризной на своего старшего брата. Как что-то говорит своим ангельским голосом... Том заплакал ещё сильнее. Поднялся на ноги, отряхнул джинсы и, пошатываясь, направился в сторону отеля. Всё это должно когда-нибудь закончиться. Жаль, что всё закончится именно так. Хотя Том сделал всё, что было в его силах, чтобы оттолкнуть брата от себя, заставить его себя ненавидеть, заставить забыть... Но почему-то сейчас он стал сомневаться в правильности своих поступков. Ведь они были слишком жестоки, а Том не мог быть жестоким по отношению к брату. Всё-таки любовь брала своё. Любовь была сильнее всего. Но только не смерти...

Глава 2. Красная дорога

Свет дрожал во влажных карих глазах, пристально и чуть зло смотрящих в полный бушующего моря пляшущих рук, горящих завистью, любовью и преданностью глаз зал. Ещё пара таких же, но чуть более светлых глаз сейчас была прикрыта сомкнутыми веками с длинными светлыми ресницами. Голова чуть запрокинута назад, острый подбородок грациозно поднят. Первые глаза только что совершили быстрый пробег по океану людей, чуть устав, на мгновение устремились на серый пол сцены. Веки сомкнулись на какой-то миг, вновь открыли уже полные восторга, смешенного со странной тоской два огонька. Билл стоял вполоборота к залу и игриво смотрел на Тома, резко и рвано берущего последний аккорд. Рука, сжимавшая голубой медиатор, плавно опустилась вниз, чуть покачнулась, словно в бесцельной попытке найти какую-то опору в пустоте. Замерла тонкой веткой с белой гроздью напульсника, чуть светящегося в приглушённом свете. Глаза широко распахнулись и с нескрываемым сожалением устремились на тысячи еле различимых теней, на мгновение застывших в полумраке, словно бы пытались насладиться до конца этим последним феерическим актом творения. Лёгкое волнение, сродни трепету, прошло по на короткий миг замершему морю разгорячённых музыкой людей. И в одно мгновение тысячи глаз засияли в ответ на всю любовь, подаренную им. Свет ярко вспыхнул, и вместе с ним оглушающий всплеск криков сладко ударил по плохо слышащим от напряжения ушам. На угловатом, чуть утомлённом лице засияла улыбка. Полная любви и обожания. Полная радости и нежности. И хотя каждый видящий её из зала думал, что предназначалась она именно ему, она была всего лишь ответом на такую же, полную страсти, улыбку твоего близнеца...
Резкое движение руки, как взмах меча в ночной прохладе, - и кепка на полу. Руки, чуть помедлив, начинают стремительное скольжение по колышущейся футболке, стремясь поскорее добраться до столь желанного родного тела. Пары алкоголя и табака пронизывают воздух, окутывают ноздри, не в силах даже слегка прикрыть бушующую в юных грациозных телах жаркую страсть. Губы, сомкнувшись, разрезаются острыми скальпелями горячих влажных языков, ласкающих нёба, быстро скользящих по белым ровным рядам зубов, соприкасающихся и слипающихся друг с другом. Руки на плечах, руки на спине, руки на груди. Руки, разрывающие футболки на куски. Руки, с нетерпением расстёгивающие тугие пряжки кожаных ремней. Руки, буквально срывающие молнии. Руки, сталкивающие джинсы с худых тонких ног. Капелька пота чуть жжёт уставшие от яркого света софитов глаза. Чуть влажные волосы падают, налипая, на покрытое тонким слоем тонального крема лицо. Руки на пояснице. Руки на лице. Руки. На руках...
Том, резко ухватив тонкие ноги брата под коленями, забросивший их себе на плечи. Проведший раскрытыми ладонями по нежной коже живота Билла, заставив того вжаться затылком в кровать. Том, чуть наклонившийся, чтобы на секунды прикоснуться зубами к розовому соску на худой груди. Том, резко вошедший в Билла. Громкий крик боли и счастья, пронзивший мгновение тишины. Разломивший её на до и после. И два осколка, падающих в глубокую холодную тьму. Два тела на кровати, рвущие друг друга на части. Два тела, полные страсти, приносящие друг другу радость минутного слияния в одно и забывшие о тихих отголосках боли. Два тела, бьющиеся и трепещущие в судорогах на вершине блаженства. И два громких стона, ставшие единым...
Пустая консервная банка, лежащая на мокром асфальте, отражала тусклый жирный свет жёлтой лампы старого фонаря. По жёлтому пятну на трёхдюймовом диске с рваными краями медленно ползла вниз тонкая красная капля, размываясь и смешиваясь с водой. В десяти ярдах от неё - розовое пятно на сером асфальте. Ещё одно - через восемнадцать дюймов дальше. И дальше, через ровные одинаковые промежутки - такие же розовые пятна. Словно странные следы чьей-то боли на вечно холодном грязном асфальте. Будто странная дорога страданий, ведущая в затхлое, холодное и неприветливое никуда. Начертанная с единственной целью - просто быть оставленной на земле. Просто отстаться. И просто быть. Ведущая в чуждость, ведущая в опостылевшее злое одиночество. И уходящий по ней худой мальчик, натянувший на кепку давно промокший капюшон.
Тягучая, плотная завеса пустоты и стремительной пульсирующей боли в распоротой ладони опускается на плечи. Обхватывает их, словно укрывая шалью холода, от которого нет и не будет спасения. И странная дорожка звёзд над головой. И светящаяся, постепенно исчезающая с дождём дорожка крови. Дорожка вдоль серых мокрых стен, вдоль расчерченных уличных полос машинам навстречу. Дорожка, по незаметным следам которой утром помчится куда-то вереница людей... В своё наступившее сегодня, в свою исчезающую пустоту. В своё меркнущее с каждым днём солнце, закатывающееся с каждым днём всё раньше и раньше. Дорожка любви и дорожка тепла. Дорожка пустоты и скорби. Дорожка тебя... Исчезает... С каждой каплей... Как и всё - исчезает навсегда, уходит, пропадает и смывается дождём. Лишь чуть розовеющая вода там, где совсем недавно ещё теплела кровь, только что вырвавшаяся на свою смертельную свободу прочь из ещё живого тела. Красные следы тебя на холодных улицах города дождей. Красные следы тебя в этой вечной влаге. Исчезают... И шаги твои - как биение хода часов угнетающе быстрого и торопливого времени. И следы твои - как часть тебя, что даришь ты этому миру. И всё танцует в вечном смертельном танце нигде на самом краю Вселенной. Затерянное и смываемое, исчезающее, но такое манящее своей неотвратимостью будущее встречает тебя своими холодными объятиями. И ты идёшь. Маленький мальчик. Ты с каждым шагом ближе к ней - твоей вечности. Идёшь, проторяя дорогу другим. Тем, что утром пойдут по ней, смытой, но оставленной тобой для никого. Пойдут, чтоб исчезнуть...
Какой же серый асфальт в этом городе! Какое же холодное высокое небо над головой! О город! Твоя величественность и мрачность пугают. Твои улицы навсегда запоминают наши шаги. Но запомнят ли они нас, таких молодых и сильных? Запомнят ли их, старых и больных? Улицы, переплетающиеся сетью горя и радостей, становящиеся запутанным лабиринтом для теней и призраков, живущих здесь. Ты - город грехов. Ты - город страданий. Улицы, становящиеся сценой жизни людей, сметаемых и уносимых в никуда течением всепоглощающего времени. Улицы, запутанные, захламлённые, как человеческая память. Улицы-вены, по которым течёт твоя кровь - люди. Улицы-западня, из которой придёт забирать добычу ловец-Смерть. Улицы, сплетённые в один бесконечный лабиринт слёз, страхов, страданий, боли и любви. А на всё это сквозь тучи, словно сквозь занавешенное шторами окно, молчаливо и величаво взирают звёзды. Они видят. И они ждут. Тебя, мой маленький мальчик, так любящий жизнь. Тебя, моё холодное странное солнце, не блещущее, а испепеляющее и уходящее за свой вечный горизонт, чтобы никогда уже больше не вернуться оттуда. Тебя, моя боль и любовь. Тебя, моя тоска, нежность и погибель. Ждут и молчат. Как и прежде. И видят они не стены, что запирают тебя подобно огромным засовам на дверях временных. И видят они не тени, что пляшут на этих стенах. А видят они ту тонкую красную дорожку, что чертишь ты кровью своей. Дорожку без начал. Дорожку без концов. Обрывающуюся у старых тяжёлых дубовых дверей отеля. Дорожку... За закрытые двери? Нет, мой друг. Дорожку в самое небо. Дорожку к звёздам. К ним, ждущим и молчащим. К ним, величавым и далёким. Твою дорогу. К ним. От рождения. И до самой Смерти...
Чавканье промокших, набравших грязной дождевой воды кроссовок по старому ковру. Звон ключей, выпавших на мраморный пол из замёрзших пальцев. Учащённый стук сердца в юной груди. Капли воды на коврик перед дверью. Тяжёлый вздох нагибающегося за ключами тела. Полуприкрытые от боли и усталости глаза. Звон металла о металл, хруст пружин в замочной скважине. Скип несмазанных дверных петель. Щелчок закрываемого замка. Скольжение промокшей толстовки о дерево. Скатывающийся по начищенному до блеска холодному паркету ковёр, на который устало падает молодой подросток. Минута тишины. И тихий, едва заметный шлепок первой упавшей в мягкий ворс капли с промокшей кепки. Лёгкая щекотка от скользящей по щеке и шее слезы. И два медленно растущих пятна крови - там, куда упала холодная правая ладонь, и там, где на высоте полу-дюйма висит острый кончик носа. И вновь тишина. Холодный ночной сумрак. И тусклые звёзды, молча смотрящие на застывшее под дверью тело сквозь мокрое стекло окна.
Толстая длинная рука, покрытая седеющими волосами, опрокинула будильник, стоявший на краю тумбочки. Размытая комната постепенно становилась знакомой, хотя только что открытые в темноте глаза отказывались ещё в это верить. Дэвид увидел тусклое голубоватое свечение экрана мобильного телефона, протянул к нему зависшую в пустоте руку. Еле слышно, чтобы не разбудить мальчишку, лежащего рядом с ним, чертыхнувшись, взял телефон, нажал "Приём" и услышал знакомый голос Билла. Мальчик, лежащий на кровати рядом с ним, уже протирал заспанные, ещё непривыкшие к темноте глаза, и Дэвид чертыхнулся второй раз, но уже вслух. Он не мог понять, что же так понадобилось младшему Каулитцу, находящемуся притом в английской столице, в четыре часа утра. Но вся злоба и непонимание мгновенно улетучились, когда он услышал в дрожащем голосе тревогу и страх.

Глава 3. В последний раз

Дэвид молча нажал на "Отбой", медленно положил телефон обратно на тумбочку, опустился на спину и прижал к себе непонимающего такой перемены мальчишку. Мягко потрепал по мягким русым волосам, провёл тыльной стороной ладони по правой чуть шершавой щеке, кончиком указательного пальца погладил сухие тонкие губы. Недоумённо посмотрел на ошарашенного подростка и, громко сглотнув, тихо спросил:
- А тебя как зовут-то хоть?
Мальчик, окончательно запутанный таким поворотом событий, еле слышно прошептал:
- Том...
Дэвид дважды резко ударил затылком смятую подушку, повернулся на бок, прижался щекой ко лбу мальчика, взятого им на ночь на одной из улиц за пятнадцать евро. Подросток, постепенно успокоившись, закрыл свои глаза и задремал, не почувствовав, как ему на лоб со щеки Дэвида беззвучно скатываются слеза за слезой.
Машина медленно ехала по тёмной дороге прямо в сплошную стену холодного дождя. Том нервно теребил веревку своей куртки, Билл молча смотрел в окно. Он медленно водил пальцами по запотевшему стеклу, пытаясь повторить переплетения дождевых струй с другой стороны окна. Две стороны стекла - дождь и замёрзшие пальцы. Как две стороны одного человека - того, что есть они вместе с Томом вместе. Точнее, были. А были ли, в очередной раз задавал себе вопрос Билл. Был ли этот молчаливый подросток, сидящий сейчас у другого окна, с тёмными кругами под глазами его братом? А был ли вообще у него брат, или же тот так похожий и одновременно с тем не похожий на него самого человек его братом? А был ли вообще у него брат? С каждым днём всё происходящее всё меньше напоминало жизнь, всё больше походило на страшный и странный сон. Сон, в котором затерялся Билл и в котором был кто-то, кого он любил. Имя не вспомнить, именем не жить. Три буквы - слово. Слово - имя. Имя - человек. Человек - жизнь. Жизнь - следы. Следы - память. Билл подышал на стекло, медленно вывел отдающим готикой шрифтом надпись "Том". Посмотрел, как сквозь только что написанные буквы насквозь просвечивает пустынная улица, старая облезлая автобусная остановка. Как светятся окна одинаковых, словно близнецы, домов. Как льёт холодный серый дождь. Как однообразно и медленно мелькает дорожная разметка. Билл прислонил расправленную пятерню к стеклу прямо поверх написанных им букв. Ладонь почувствовала лишь холод и сырость. Отнял руку, бросил короткий взгляд на неё, выхвативший лишь тонкий налёт блестящей воды на светлой коже. Взглянул на стекло. От оставшегося следа ладони вниз по нему расползались тонкие длинные струйки воды, размывая и унося в никуда последние следы начертанной им надписи.
Старый, изогнутый ровной дугой фонарь проплыл в заливаемом мире за окном. Так странно, думал Том. Вот он мир, там сейчас идёт дождь и течёт своя жизнь. А они с Биллом, как и хотели когда-то, вырвались вдвоём из этого мира. И сейчас они сидят одни, только он и его брат, в машине, а мир далеко, отделённый от них холодным стеклом. Они вместе, как и хотели, но... Между ними - невидимая стена. Молчание, непонимание, одиночество. И дорога, по которой они едут в этой чёрной машине. Куда она, эта дорога? Куда? И куда они? Они, так сильно любившие друг друга? Куда они, так плотно прижимавшиеся своими тонкими телами друг к другу по ночам? Куда они? Куда весь мир? Зачем он им? И где они теперь? Так ли было нужно? Так ли было важно? Зачем? Зачем все эти ночи, полные любви? Зачем все разговоры? Зачем улыбки, смысл которых так никогда и не был разгадан никем? Зачем всё было так, если сейчас всё так как есть? Зачем слова? Зачем молчание? Зачем вообще нужно было приезжать в этот вечно плачущий по кому-то своим бесконечным дождём город? Зачем нужно было так страдать? Почему? Почему сейчас всё именно так, а не иначе?
Билл проснулся от ярко бившего в глаза сквозь незакрытое окно солнца. Чуть потянувшись, Билл провёл рукой по кровати, но Тома там не было. Он окончательно проснулся, резко поднялся в кровати и увидел записку на тумбочке со своей стороны. Взял сложенный пополам листок бумаги, развернул его, поднёс к чуть сощуренным глазам. Прочёл. Выпустил листок из руки. Бумага совершила плавный полёт от дрожащей руки до матового паркета. Приземлилась. Чуть покачнулась от сквозняка. Застыла. Билл упал на спину. Поднёс руки к лицу. И заплакал.
Билл смотрел на Тома, сидящего в двадцати ярдах от него. За эти три дня он ещё не привык не смотреть. Не привык, что на свой взгляд не получит ответа. Не привык к молчанию. Не привык какому-то потустороннему холоду. Не привык чувствовать себя одиноким, хотя тот, кто его всегда спасал от одиночества, был совсем рядом. Не привык молчать. Не привык так жить...
Том молча листал журнал, но чувствовал на себе взгляд Билла. Он будто пронзал его, причиняя почти невыносимую физическую боль. Том не смел поднять своих глаз и посмотреть в полные надежды глаза брата. Не смел даже подумать об этом. Том не боялся. Так было надо. Надо ему, чтобы сберечь своего брата. Надо Биллу, чтобы ему не было так больно. Надо всему миру, для которого их больше не существует и в котором больше не существует их. Спасти хотя бы память. Спасти хотя бы то, что было, если не суждено спастись самому. Том подавил в себе желание расплакаться и резко перевернул страницу.
Билл поднимался по трапу самолёта. Лондон ждал их. Пара часов, и город примет их. Токио, Япония... Это вчерашний день, думал Билл. Желание исполнилось, пора загадывать новое. Самая загадочная из европейских стран, самая странная из мировых столиц. Самые тёмные тучи, самый холодный и самый серый дождь. Билл, инстинктивно пригнув голову, вошёл в салон. Том выбросил сигарету, ухватился рукой за холодный поручень трапа, поднял ногу, нащупал ступеньку, и начал подниматься. Взойдя по трапу вверх, он последний раз оглянулся. Берлин, за последнее время ставший таким родным, через несколько мгновений останется прошлым. Том прекрасно знал, что уже сюда не вернётся. Он смотрел в последний раз на дома, в последний раз ловил ртом родной воздух Германии, в последний раз закрыл глаза и в последний раз попрощался. Навсегда. Попрощался с мамой, которая сейчас сидела дома и, наверное, смотрела на их с Биллом детскую фотографию. Попрощался с псом, с которым играл в последний раз неделю назад до самой ночи. Попрощался с отчимом, благодаря которому он всё же смог исполнить самую важную для Билла мечту. Попрощался с отцом, которого не видел уже очень давно и которого нашёл в себе силы простить сейчас. Попрощался. Сделал глубокий вдох, чтобы не заплакать. Зажмурился в последний раз. Открыл глаза. "Прощай всё!" - в последний раз прошептал про себя. Повернулся и вошёл в салон. Всего три дня, думал Том. Осталось три дня. И всё. Конец...
- Том! Том! Что с тобой, Том? - резкий, испуганный, срывающийся на крик голос постепенно возвращал к реальности. Том почувствовал, как крепкие руки поднимают с холодного пола его обмякшее, ослабевшее тело. Почувствовал, как текут слёзы и вода по щекам. Почувствовал, как капельки крови струятся по верхней губе и пальцам. Почувствовал боль. И радость. Вспомнил. Любовь...
Билл тащил только что найденного без сознания под дверью собственного номера брата к себе на кровать. Уложил и начал быстро стаскивать с него мокрую одежду. Бросился в ванную, схватил полотенце и аптечку и метнулся обратно в комнату. Том уже сидел на кровати и смотрел сквозь него. Резко подбежал, встряхнул за плечи. Том недоумённо посмотрел на него и еле заметно улыбнулся.
- Что происходит, Том? - голос заметно дрожал от страха, но Биллу сейчас было уже всё равно.
- Что происходит? - Том громко рассмеялся в лицо Биллу. - Я умираю, Билл!
- Что? - Билл посмотрел на брата полными недоумения глазами. - Сейчас не время для шуток, Том! Что в конце концов происходит?
- Что происходит?! У меня рак, Билл! Слышишь? Рак! И сегодня мой последний день! Я умираю, Билл! Я умру, и это уже невозможно исправить! Когда мы улетали, я знал, что не вернусь живым, Билл! Я умираю... - на одном дыхании выпалил Том и в изнеможении свалился на кровать.
Билл выронил полотенце с аптечкой из рук, спиной вперёд добрался до кресла и обессилено рухнул в него. Посмотрел на Тома. На выдохе прошептал:
- Так значит...
- Да, - грустно улыбнулся Том. - Я не хотел, чтобы тебе было больно.
- Но у нас было время... - глаза Билла были влажными от готовых прорваться слёз.
- И не было шансов... - голос Тома дрогнул. - У меня... - прошептал Том, и отвернулся.
Билл молча смотрел в пустоту. Губы дрожали, руки нервно подрагивали на коленях. Билл молча вслушивался в звенящую тишину. Смотрел на Тома. Смотрел в окно... Медленно поднялся и начал раздеваться.
- Зачем?.. - Том, как завороженный, смотрел на Билла, а в глазах стояли слёзы.
- Я люблю тебя. Несмотря ни на что. В последний раз, Том. В последний раз...

Эпилог

Билл молча сидел и слушал, как постепенно перестаёт дышать Том. Кровь тонкой струйкой ползла из ноздрей, руки тонкими плетями неуклюже лежали на кровати. Билл поднялся, взял со стола стакан, сходил в ванную, набрал в него воды. Вошёл в комнату, достал из всё ещё валявшейся на полу аптечки вату, намочил её в стакане. Подошёл к кровати, тихо сел, стараясь не нарушить последнего сна. Аккуратно провёл влажной ватой по верхней губе, по заострённому носу, по щекам, смывая с них последние слёзы. Убрал руку и посмотрел на такое знакомое и такое любимое лицо. Наклонился и чуть прикоснулся губами к тёплым сухим губам Тома. Не отнимая губ, вслушивался в еле слышное дыхание. Разгладил пальцами брови брата, чуть распушил ногтями ресницы. Дыхание прервалось. В номере повисла тишина.
Стакан с водой медленно выскользнул из рук. Тонкие пальцы ещё ощущали хрупкую твёрдость, но вместе с тем в них уже начала вплетаться пустота. Холодное запотевшее стекло мягко устремилось вниз, рассекая плотный воздух, разрезая тишину и пронзая своей прозрачностью полумрак полупустого гостиничного номера. Белый шёлк простыни, смятой и холодной, мерно и тускло светился в приглушённом электрическом свете.
Вода из разбитого стакана медленно текла по холодному деревянному полу, ползла по его неровностям, сметая вместе с собой мелкие пылинки, унося с собой куда-то то, что ещё недавно было общим для находившихся в комнате людей...
Жизнь и любовь. Любовь и смерть. И они неразлучны. И это навсегда. Навсегда...

 Отправлено: 17.12.07 00:51. Заголовок: Плачу, потому что эт..

Плачу, потому что это больно, а сам фанфик прекрасен! Я не могу выразить всего, что чувствую, но несомненно, что никогда не была так взволнована и настолько тронута слэшем... "Sleeping with ghosts" навсегда останется в моём сердце, как самая честная история о настоящей любви.

 Отправлено: 17.12.07 02:25. Заголовок: NC19 - не рейтинг. Э..

NC19 - не рейтинг. Это я исправила.
Дес-фики по РПС считаю кощунством, так что увы, не читала.

 Отправлено: 17.12.07 09:41. Заголовок: bella_goth, спасибо ..

bella_goth, спасибо огромное Для меня этот фик тоже многое значит, даже спустя почти год после его написания

vzmisha4, вполне себе рейтинг *учитывая, что изначально авторский был R*

Я, кстати, тоже много что считаю кощунством, но я ж об этом не говорю. Я просто тихо стою в сторонке, молчу в тряпочку и не считаю, что есть смысл таким вот образом привлекать к своей персоне внимание. Кто хочет - читает, кто хочет - оставляет отзыв. Ну а если из кого-то просто прёт высказаться таким образом, то... *посвистим))*

 Отправлено: 17.12.07 10:32. Заголовок: Estrey, тебе спасибо..

Estrey, тебе спасибо! Разрази меня гром, если вру, что "Sleeping with ghosts" - мой любимый фанфик!
vzmisha4, не думаю, что есть кто-то, прочитавший эту историю и считающий её в первую очередь десфиком. Впрочем, не ставлю целью призывать к чему-либо. Кто читал, знает что из себя представляет "Sleeping with ghosts".

 Отправлено: 17.12.07 13:07. Заголовок: Estrey, ты и сам зна..

Эв, ты и сам знаешь, что это мой самый любимый фанф)) добавить что-то к тому, что было сказано тогда в асе, трудно...разве то, что даже спустя четыре месяца "СвГ" остаётся для меня самым шедевральным и чувственным фанфиком!! сколько помню, это был первый слэш, оценённый мной на 10 с семью плюсиками))) кстати! это было по пятибалльной шкале)))))
bella_goth пишет:

цитата:

"Sleeping with ghosts" - мой любимый фанфик!

Отличный выбор!)))
vzmisha4 пишет:

цитата:

NC19 - не рейтинг. Это я исправила. Дес-фики по РПС считаю кощунством, так что увы, не читала.

Рейтинг как рейтинг. Нашли к чему придраться..
По поводу десов присоединяюсь к bella_goth - в с "СвГ" вы даже не увидите явной смерти кого-то из героев. Это надо читать, а пересказывать суть фика я не собираюсь.

 Отправлено: 17.12.07 14:32. Заголовок: Estrey Позвольте м..

Estrey

Позвольте мне, как модератору форума, самой решать, что есть рейтинг, а что - нет. Читайте правила.
И давайте не переходить на личности. "Привлекать внимание" - фи, некрасиво.

 Отправлено: 17.12.07 14:58. Заголовок: vzmisha4 Позвольте ..

vzmisha4

Позвольте мне, как автору, далеко не первый год пишущему в слэше, и не только русскоязычном, иметь собственное мнение о наличествующих рейтингах, притом изначально дочерне унаследованных из зарубежного кинематографа и ставящих своей целью возрастное ограничение воспринимающей материал аудитории.
И давайте не изображать из себя всезнание, прикрываясь своим модераторством. Ваши правила я читал, и это правила Эрганы, а не ваши лично. К тому же, на личности перешли вы, так что не мне заканчивать. И некрасиво - это указывать кому-то "Я модер, поэтому лучше знаю", вы бы ещё заявили, что это вам лично решать, "что есть слэш, а что нет". Так что читайте книжки по этикету и учитесь общаться

 Отправлено: 17.12.07 15:04. Заголовок: Estrey Ууууу, тут ц..

Estrey
Ууууу, тут целая армия поклонникофф!!!
Я столько раз обсирал писателей дэсов, что уже сам сбился, но меня это так прет!
Вы не понимаете, что пишите, вы не знаете, что пишите - вы идиоты.
Просто подумайте, что слова - материальны, а Кау - живые люди, ходящие по этой планете.

vzmisha4
пардонь за резкость ты же знаешь, как я это все не люблю.

 Отправлено: 17.12.07 15:04. Заголовок: vzmisha4 Мышк,ты се..

vzmisha4
Мышк,ты сейчас неправа.
Дэсы по РПС вполне читабельны,просто некоторые суеверия.....Ты неправа.Не надо ссориться,это не повод.
Насчёт рейтинга......Если его нет в правилах,это не значит,что его не существует,не так ли?
Чисто логически подумать,в промежутке между 17 и 21 должнеы быть числа?
Не ругайтесь^___^

 Отправлено: 17.12.07 15:11. Заголовок: alan Во-превых:если..

alan
Во-превых:если ты ещё раз что-нить подобное этому

цитата:

вы идиоты.

вякнешь,ты будешь об этом жалеть.
Во-вторых,если так уж суеверен,сходи в церковь,и поставь за Кау свечечку.*должно помочь *

 Отправлено: 17.12.07 15:20. Заголовок: alan Я столько раз в..

alan
Я столько раз видел самовлюблённых упёртых, как ослы, людей, грохочущих на полмира о чём-то, что даже не видели в глаза и о чём не имеют ни малейшего понятия, что, честно признаюсь, мне уже смешно.
Подумайте о том, что фики пишут не только малограмотные школьницы, но и вполне образованные взрослые люди, имеющие дипломы о высшем образовании, работающие в газетах и журналах, на тв и иных местах. Слова материальны, вы правы, но материальны они лишь в том, что явлются звуковыми волнами определённой амплитуды и частоты. Если вы рассматриваете вопрос в философском смысле, то вам на соответствующие паранаучные порталы))
Кау - не живые люди. Кау - образы, которые автор берёт и преломляет в своём восприятии, ограничивая выдуманным сюжетом и рамками выстроенного повествования. Вы их знаете лично? Вы читали этот фик? Вы можете с уверенностью сказать, что Билл и Том - это реальные имена, а Каулитц - это настоящая фамилия тех звёзд шоу-бизнеса, которых вы так трепетно охраняете от полчищ "идиотов"??? Что-то я сильно, признаться, сомневаюсь.
Кстати, нигде не написано, что вы имеете право прилюдно оскорблять одного из авторов, чьё произведение (я уверен на 100%) вы даже не прочли за то, что вам не нравится само явление РПС-Дэта. Так что, позвольте, каждый останется при своих, потому что в сотый объяснять подобным вам индюкам о том, что любой герой, даже имеющий под собой базис в виде реального человека, всё равно является выдумкой, я не собираюсь. Потому что надо читать статьи, в которых умные люди, а не такие "идиоты", как я, не раз и не два доказывали, что ВСЕ РПС по ВСЕМ фан-домам являются по своей сути АУ.
Но я предпочту для кого-то остаться "идиотом", нежели открывать ему глаза на собственную неосведомлённость и необразованность. Совет, как всегда, один: "не нравится - всего наилучшего"))

 Отправлено: 17.12.07 15:25. Заголовок: Estrey пишет: vzmis..

Estrey пишет:

цитата:

vzmisha4 Позвольте мне, как автору, далеко не первый год пишущему в слэше, и не только русскоязычном, иметь собственное мнение о наличествующих рейтингах, притом изначально дочерне унаследованных из зарубежного кинематографа и ставящих своей целью возростное ограничение воспринимающей материал аудитории. И давайте не изображать из себя всезнание, прикрываясь своим модераторством. Ваши правила я читал, и это правила Эрганы, а не ваши лично. К тому же, на личности перешли вы, так что не мне заканчивать. И некрасиво - это указывать кому-то "Я модер, поэтому лучше знаю", вы бы ещё заявили, что это вам лично решать, "что есть слэш, а что нет". Так что читайте книжки по этикету и учитесь общаться

+1 *подписываюсь под каждым словом*

teenage asassin пишет:

цитата:

Дэсы по РПС вполне читабельны,просто некоторые суеверия.....

Какие ещё суеверия??? это мысли, фантазии автора! и только! они не могут материализоваться, в них нет злости или ненависти к реальным людям, более того - если автор пишет о такой любви между героями, значит он к ним относится больше, чем с симпатией!

alan
Мда... это скорее Вы не понимаете какую чушь несёте. Во-первых, ваша любовь или нелюбовь к десфикам не даёт Вам ни малейшего права оскорблять автора! Во-вторых, чем хвастать собственной непогрешимостью и "благородным неприятием смертей РП в фиках", лучше бы обратили внимаение на собственное отношение к реальным и живым людям - не забывайте об их чувствах.

 Отправлено: 17.12.07 16:58. Заголовок: Estrey пишет: И нек..

Estrey пишет:

цитата:

И некрасиво - это указывать кому-то "Я модер, поэтому лучше знаю", вы бы ещё заявили, что это вам лично решать, "что есть слэш, а что нет".

На форуме существуют определенные правила оформления фиков. Если вы хотите здесь выкладываться - это автоматически означает, что правила вы принимаете. Не вижу повода для дискуссии.

Estrey пишет:

цитата:

Так что читайте книжки по этикету и учитесь общаться

Я не понимаю вашей агрессии и категорически отказываюсь разговаривать в таком тоне.

x_Vampireheart пишет:

цитата:

Рейтинг как рейтинг. Нашли к чему придраться..

Я не придираюсь. Я исправила шапку и считаю нужным поставить автора в известность. Доступно?

teenage asassin teenage asassin пишет:

цитата:

Мышк,ты сейчас неправа.

Интересно, в чем именно? В высказывании своего отношения, чего я, кстати, и не сделала? Я высказала ровно две вещи. Первое - что нет такого рейтинга на данном форуме. Второе - что лично я, увы, откомментировать не могу (хотя обычно читаю все на форуме, и по обязанности, и по тому что интересно).

alan

Все-таки на личности переходить не стоит. Надо аргументировать свою критику. Так - нельзя, Лис.

Автору

Я прочитала фик.

Скажу только, что автор, к сожалению, не имеет ни малейшего понятия о состоянии человека при наличии в организме злокачественных опухолей. От вашего "давай в последний раз" чуть не вывернуло наизнанку. Вы можете сколько угодно говорить "Кау - не живые" (что тоже примечательно, кстати, отдельным предложением, и весьма), но это - АУ реальному миру. Можете мне поверить, я биолог.

Что касается всего остального - имхо, вы перебарщиваете с вычурностью фраз, они перегружены деталями, ну, как можно написать "светило солнце", а можно "опаляющие лучи громадного беспощадного светила обрушивались на меня, хоть и невесомо, но почти пригибая к земле своей бесстыдной прямотой" и т.п. - перебор.

 Отправлено: 17.12.07 19:07. Заголовок: Estrey Скажите, это..

Estrey
Скажите, это перевод? Тогда почему шапка на английском?)
По тексту согласна с замечаниями vzmisha4

teenage asassin
Чисто логически подумать,в промежутке между 17 и 21 должнеы быть числа?
Они обусловлены совершеннолетием))

 Отправлено: 17.12.07 19:11. Заголовок: x_Vampireheart ну на..

x_Vampireheart
ну на реальных живых людей и на их чувства глубоко...пофигу, допустим.
Estrey
Estrey пишет:

цитата:

Я столько раз видел самовлюблённых упёртых, как ослы, людей, грохочущих на полмира о чём-то,

о сразу комплименты..класс.

Если взрослые, умные люди пишут дэсы по РПС, то это не делает им чести, и они не сталкивались с все той же материализацией слов.
Любые слова материальны, не важно написаны они, сказаны, даже подуманы, они материальны.
Образы? придумайте себе свои образы и делайте с ними, что хотите.
Ну насчет АУ можно спорить часами, я непоколебим в своей точки зрения, в тему того, что твинцест есть.
Не нравится, откровенно и всегда не нравилось, и я буду ходить и донимать авторов дэсов по Детям, ибо люблю напрягать таких людей.
vzmisha4
хм я могу почитать и обосрать...

teenage asassin
в церковь хожу регулярно, и без чьих-то советов.)))

 Отправлено: 17.12.07 19:11. Заголовок: x_Vampireheart пишет..

x_Vampireheart пишет:

цитата:

Какие ещё суеверия??? это мысли, фантазии автора! и только! они не могут материализоваться, в них нет злости или ненависти к реальным людям, более того - если автор пишет о такой любви между героями, значит он к ним относится больше, чем с симпатией!

хороша же симпатия, когда представляешь, как один из теор. любимых героев погибает от смертельной болезни.

x_Vampireheart пишет:

цитата:

они не могут материализоваться

просто на будущее и для размышлений: давайте не будем забывать, что "мысль материальна", и это доказано.

 Отправлено: 17.12.07 19:18. Заголовок: Дело даже не в смерт..

Дело даже не в смертях
Этот пафос адски трудно читать. Вот, например

цитата:

О город! Твоя величественность и мрачность пугают. Твои улицы навсегда запоминают наши шаги. Но запомнят ли они нас, таких молодых и сильных? Запомнят ли их, старых и больных? Улицы, переплетающиеся сетью горя и радостей, становящиеся запутанным лабиринтом для теней и призраков, живущих здесь. Ты - город грехов. Ты - город страданий. Улицы, становящиеся сценой жизни людей, сметаемых и уносимых в никуда течением всепоглощающего времени. Улицы, запутанные, захламлённые, как человеческая память. Улицы-вены, по которым течёт твоя кровь - люди. Улицы-западня, из которой придёт забирать добычу ловец-Смерть. Улицы, сплетённые в один бесконечный лабиринт слёз, страхов, страданий, боли и любви.

Здесь есть что-то для развития сюжета, мысли?

 Отправлено: 17.12.07 19:52. Заголовок: Хм.. Неодназначное м..

Хм..
Неодназначное мнение. С одной стороны- мне понравился сюжет, основная идея.
А с другой- согласна с
vzmisha4 пишет:

цитата:

Что касается всего остального - имхо, вы перебарщиваете с вычурностью фраз, они перегружены деталями,

И, действительно, секс в конце в последний рз выглядит несколько неуместно и портит общее впечатление.

 Отправлено: 17.12.07 20:11. Заголовок: Ну, во-первых, если ..

Ну, во-первых, если говорить о рейтинге - есть традиция, которая их определяет на почве русского фанфикшна. Когда вы сможете предъявить пресловутую таблицу для русского фанфика, а не для американского блокбастера, и там будет стоять NC-19, будет повод для дискуссии. ИМХО, NC-17. Рада, что модераторы со мной согласны.

Теперь по фразам. Действительно тяжеловесны. Форма может переиграть содержание, но когда адекватна ему. Здесь - неадекватна. Оснований для многих тропов - нет. Метафора - перенос по смежности, метонимия - перенос по сходству. Зеленое яблоко не сопрягается с красным кирпичом, увы. Парцелляция тоже имеет смысловую нагрузку, чуть большую, нежели выделение ударного места в абзаце, здесь ей явно злоупотребили. Могу пойти по фразам, если нужно, и доказать последовательно текстом каждый из своих тезисов.

Далее, оправдывать текст через личность автора и опровергать через него же - это, извините, век этак семнадцатый. Надеюсь, что имею дело с современниками.

 Отправлено: 17.12.07 20:22. Заголовок: ох..эвид..ну ты везд..

ох..эвид..ну ты везде камеди клаб устроишь-))) и сразу куча "резидентов" понабежала -))) ** продолжает смотреть спектакль**

alan

 Отправлено: 17.12.07 20:26. Заголовок: если честно, то писа..

если честно, то писать десфики про живых людей, это ИМХО некоректно.
и дело не в том, что мысль материальна или нет. это уже философский вопрос, и вряд ли есть смысл обсуждать его здесь.
дело в том, что РПС жанр сам по себе на грани фола. Он требует особого уважения к тем людям, о которых речь идет в фанфике.
когда же описывается смерть персонажа, то надо ее хотя бы убедительно мотивировать.

текст оставляет ощущение свинцового привкуса. Невероятно избыточные фразы, слишком много описаний. За формой пропадает все содержание.

 Отправлено: 17.12.07 20:40. Заголовок: Интересно, что ради ..

Интересно, что ради того, чтобы высказаться здесь, на форуме зарегистрировалось несколько человек. )))
ИМХО, он того не стоит. Я прочитала его, и не могу сказать совершенно ничего в защиту.
Слишком перекрученные фразы, оставляющие после себя ощущение пародии на трэш, банальный сюжет, совершенно не мотивированная смерть в конце. Очень хочется хамски послать вас учить матчасть. Рак - не та болезнь, по которой можно делать такие точные предсказания.
Но я могу вас поблагодарить за то, что здесь появилось несколько вполне себе адекватных людей. Спасибо и всех благ. У вас, я вижу, есть своя беспристрастная аудитория.

 Отправлено: 17.12.07 20:47. Заголовок: medsGirl ой, это ми..

medsGirl
ой, это мииине?
спасибо))

*с умилением смотрит на девочек с дайри* ыыыы... я вас так люблю...

 Отправлено: 17.12.07 20:55. Заголовок: alan да, потому что..

alan
да, потому что ты гоовришь дело-))) мы сейчас все ополчились против дэс-райтеров, ибо это настолько старо и избито- раз, просто отвратительно для тех, кто уже давно в слэше- два, а для тех, кто имеет приличное образование- так и подавно, и это- три.

ahinea пишет:

цитата:

У вас, я вижу, есть своя беспристрастная аудитория.

ога-))) ыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыы

эвид, я тебя умоляю.. ответь ты мне по старой " дружбе" : Ну не надоело тебе?????-)))))))))))ггггггггггг