Отправлено: 20.01.08 15:28. Заголовок: ГП: Лучше поздно, ГП/СС, NC-17, angst, drama, romance

Автор: Mummi
Бета: нет
Рейтинг: NC-17
Пейринг: ГП/СС
Жанр: Angst, Drama, Romance
Отказ: Все принадлежит Роулинг
Аннотация: Война окончена. Поттеру, проходящему стажировку в аврорате, поручают надзор за выжившим Пожирателем номер один. Но в первый же вечер Гарри узнает о ненавистном ему человеке кое-что неожиданное…
Комментарии: AU по отношению к седьмой книге, хотя встречаются упоминания отдельных сюжетных моментов. Просто еще один вариант развития событий. За некоторые идеи спасибо Juxian Tang и Serpensortia.
Слэш, попытка самоубийства, но вообще-то все довольно наивно, прямолинейно и предсказуемо, включая happy end, с которого, собственно, все и начинается :)
Статус: Закончен

 Отправлено: 20.01.08 15:31. Заголовок: Понедельник, 1 декаб..

Понедельник, 1 декабря

Утро. Сейчас, должно быть, уже утро.

Я открываю глаза и вижу над собой серые каменные своды.

Я знаю, что камень холодный, очень холодный. Если прикоснуться к стене и задержать руку хотя бы на минуту, начнет ломить пальцы. Подземелья, чтоб их… Прожил здесь неделю и уже чувствую себя как узник замка Иф – хорошо хоть подземный ход копать не надо.

Не кощунствуй, Поттер. Если он захочет остаться – а Макгонагалл полна решимости уговорить его снова занять пост директора – ты будешь считать минуты до того мига, когда сможешь снова прикоснуться к серому граниту, и секунды до мгновения, когда тебе будет позволено дотронуться до его ладони, почти такой же холодной, как этот гранит.

Позволено? Да, конечно, мне будет позволено - и это, и… многое другое. Но я знаю, что еще не одну неделю буду просить позволения на любое, самое ничтожное действие и прикосновение. Просить если не словом, так взглядом, жестом, даже рискуя нарваться на раздраженный окрик – но я все равно не смогу по-другому.

Я слишком виноват перед ним. Конечно, вчера он убеждал меня в обратном, говорил, что мне не в чем каяться, а ему не за что прощать, и я даже сделал вид – ну, или попытался – что согласен. Не думаю, что смог обмануть его – он слишком красноречиво поморщился, когда я попросил разрешения прилечь на его кровать.

Честно, я просто хотел полежать с ним рядом, глядя, как он засыпает, – я боялся, что ему снова привидится кошмар. И это действительно случилось, но когда я его успокоил и он наконец заснул, я не нашел в себе сил подняться и, призвав плед, задремал на самом краешке кровати. Помню, что выныривал из полусна каждый раз, когда он шевелился или кашлял. Плотнее подтыкал одеяло, поправлял волосы, разметавшиеся по подушке. Слава Мерлину, он ни разу не проснулся – но я не решался вновь погружаться в дремоту и, борясь со сном, снова и снова вглядывался в тонкий бледный профиль.

По лицу его тоже били – но так, чтобы не оставалось следов. А ссадина на виске, оставшаяся после того, как в первый – и единственный – раз его допрашивал я, уже почти незаметна.

Внезапно меня охватывает сумасшедшее желание опять взглянуть на него, чтобы убедиться в этом – желание и какой-то дикий иррациональный страх. Смешно же, в самом-то деле - как будто за те два-три часа, в которые я все-таки позволил себе отключиться и поспать, он мог куда-то подеваться. Но тогда почему его дыхания почти не слышно? Ночью оно было хриплым и тяжелым.

Кое-как справившись с собой, я опасливо скашиваю глаза и с облегчением выдыхаю. Здесь он, здесь. Совсем рядом, в каких-нибудь пяти дюймах. Спит, чуть повернувшись ко мне, так что теперь я хорошо вижу его лицо. Спит. Тонкие губы чуть приоткрыты, ресницы неподвижны – и так хочется поверить, что темные круги под глазами – просто тень от этих длинных ресниц.

Я думал раньше, что хорошо знаю это лицо – узкое, тонкокостное, с впадинками под высокими скулами, хищным ястребиным носом и надменной линией тонкого рта, с резкой морщиной между бровями и глубокими складками у губ. Умное, гордое и властное лицо, которое я возненавидел с первых дней в Хогвартсе и всю жизнь искренне считал, что никаких чувств, кроме ненависти, оно вызвать не может. Да что там, я еще неделю назад так думал. А сейчас оно стало для меня… нет, даже не прекрасным и не только любимым. Единственным.

Я знаю, что кое-что у меня никогда не получится. Я не сумею разгладить эти скорбные морщинки. Не смогу сделать так, чтобы из густых черных прядей исчезли серебристые нити седины. Не смогу стереть из его памяти все случившееся. Но что-то я все же попытаюсь сделать – и даже уверен, что мне это удастся.

Я хочу, чтобы он опять научился радоваться жизни – если когда-нибудь он это вообще умел. Я буду вытаскивать его из этих кошмарных подземелий – лучше бы, конечно, в Лондон, но можно и для того, чтобы просто побродить по Хогсмиду, пропустить рюмочку в «Кабаньей голове», как это любил Дамблдор. Ну а если он недовольно фыркнет и откажется куда-либо вылезать, буду часами торчать в неуютной, пропахшей зельями лаборатории и в меру своих весьма скромных возможностей помогать ему варить эти самые зелья, раз уж бульканье вязкой жижи в закопченном котле способно доставить ему радость.

Я хочу, чтобы он снова смог улыбаться, хотя, честно говоря, не буду иметь ничего против и его фирменной саркастичной усмешки – да что угодно, пусть язвит, ехидничает, издевается, я еще и поводов подкину, только бы не пустые мертвые глаза и посмертная маска вместо лица. Вчера мне, кажется, удалось на время спугнуть его демонов - и я сделаю все, чтобы они не вернулись.

Я хочу, чтобы он наконец простил себя. Смог же он простить меня – по крайней мере, он об этом сказал – так, может, и это в конце концов получится?

Жалко его будить, но придется – ему предстоит выпить чертову уйму зелий, и некоторые лучше всего действуют именно утром – он мне сам вчера объяснил, когда я попытался уговорить его принять их на ночь. Я с удовольствием разбудил бы его поцелуем, но не знаю, как он к этому отнесется, а экспериментировать боюсь. Поэтому я, вздохнув, откидываю краешек одеяла и легонько сжимаю его расслабленную ладонь.

Он слегка вздрагивает, но ресницы по-прежнему неподвижны – и, помедлив, я все-таки решаюсь на то, в чем просто не могу себе отказать – осторожно вытягиваю его руку из-под одеяла и подношу к губам холодную кисть.

Слава богу, отек совсем спал и это снова его рука – узкая, сухая, с длинными тонкими пальцами, почти хрупкая – но я знаю, что эта хрупкость обманчива. Я знаю, какими сильными могут быть его руки – в субботу он отшвырнул от меня огромного Пожирателя смерти как котенка. А еще – воспоминание об этом наполняет меня жаркой радостью – я знаю, какими они могут быть нежными.

Я прикладываю к щеке его ладонь с твердыми шершавыми бугорками мозолей, вдыхая еле уловимый горьковатый запах, впитавшийся в кожу за долгие годы возни с зельями. Скольжу сомкнутыми губами по гладкой молочно-белой коже, чуть дотрагиваясь, целую выпуклые косточки и венки, осторожно касаюсь полузаживших багровых отметин от ожогов и уродливых синяков на запястье. Синевато-черные – от аврорских наручников, но вот эти, недельной давности, уже с заметной желтизной – на моей совести… Я снова зажмуриваюсь – на этот раз от стыда – и именно в этот момент ощущаю, что он проснулся: расслабленная кисть едва заметно напрягается.

Открыл он глаза или нет? Замерев, но не решаясь отпустить его руку, я судорожно соображаю, что делать. Если я сейчас разомкну веки, его взгляда не избежать – и я так хочу этого… и боюсь. Боюсь того, что могу увидеть в этом взгляде. Вчера… вчера много чего случилось, он не вполне владел собой от потрясения и, может, поэтому мне удалось разглядеть в его глазах нечто, позволившее мне полночи промечтать о нашем… общем будущем. Сегодня там может быть что угодно.

- И долго будем дрожать и бояться? Ну же, смелее, победитель Волдеморта!

Боже, он что, читает мои мысли прямо через черепную коробку!? Или они ему через кожу передаются? А голос… Тихий, но по-прежнему глубокий, предсказуемо насмешливый – и непривычно ласковый. А, будь что будет…

Я и правда ждал чего угодно – от равнодушия до безмолвного, но красноречивого приказа покинуть его покои. Но то, что я вижу… Насмешка – куда ж без нее! – и усталое спокойствие, а глубже?.. не может быть… теплота и… о боже… неужели правда?..

Это как лунный отблеск в темной воде, как золотистые искры в бархатной черноте углей. Я мог бы подобрать другие сравнения, но именно так я подумал, впервые увидев это в его глазах в пятницу. Тогда все могло быть… следствием обстоятельств. Сегодня же…

Прерывисто вдохнув – оказывается, эти полминуты я не дышал – я наконец отпускаю его руку и, рывком придвинувшись ближе, обнимаю его, стиснув худые плечи, прижимаю к себе, уткнувшись куда-то в воротник его ночной рубашки. Он сдавленно охает и пытается меня отпихнуть. Мерлин, какой же я идиот. Первосортный. Но я не нахожу в себе сил отодвинуться и только немного ослабляю объятие, и его раздраженное ворчание кажется мне райской музыкой:

- Поттер, ты решил завершить начатое твоими коллегами и сломать мне уцелевшие ребра?

- Я же сказал вчера, что уволился, - бормочу я, осторожно проводя кончиками пальцев по острым лопаткам – и замираю, чувствуя, как его рука ложится мне на затылок и холодные пальцы зарываются в волосы, касаясь шеи, отчего меня мгновенно охватывает озноб. Наверное, он решил, что это от холода, потому что дальше происходит нечто невообразимое – он выдергивает зажатый между нами край одеяла и, притянув меня ближе, набрасывает его мне на спину, продолжая ворчать:

- Подоткнись там, мне не дотянуться… Что, вот так лежал и мерз всю ночь? Имей в виду, я не в том состоянии, чтобы варить перечное зелье, и если ты заболеешь…

- То я сварю его сам, - шепчу я, наслаждаясь его обеспокоенным тоном и тяжестью руки, обнимающей меня поверх одеяла. По правде говоря, отвечать не хочется – хочется прижаться к нему еще теснее, но сейчас в этом нет ничего от возбуджения. Это так невероятно – то, что он впустил меня в свое личное пространство… нет, даже больше – впустил в свою жизнь, если верить тому, что я прочел в его глазах. Невероятно, невозможно – но это случилось. И пусть даже не надеется, что я уступлю хоть полпяди из столь щедро предложенного. Общая кровать, общее одеяло, общее тепло… Общая боль и воспоминания – и это тоже принадлежит теперь нам обоим, и если мы разделим память на двоих, нам будет легче справиться с ее горькими дарами.

А я… я-то что готов ему предложить? Да все, включая бессмертную душу. Впрочем, принять этот дар ему совесть не позволит. Я подавляю смешок – неделю назад «совесть» и «Снейп» были для меня несовместимыми понятиями. А теперь, убедившись в обратном, я слегка опасаюсь, чтобы эта его совесть не помешала воплощению в жизнь моего главного плана – сделать его счастливым.

Ничего, договоримся как-нибудь…

- Поттер?..

- М-м?

- Жалко тебя будить, но я хотел бы принять зелья еще до завтрака. Впрочем, лежи, я попробую сам подняться…

Я что, опять задремал? И, конечно, напрочь забыл о его зельях. Я одним движением выскальзываю из-под одеяла и вскакиваю так поспешно, что он вздрагивает и морщится:

- Так, теперь ты решил добить меня предупредительностью? Умоляю, не надо бросаться исполнять каждую мою просьбу с таким видом, будто это последняя просьба в моей жизни – если, конечно, ты не хочешь, чтобы я чувствовал себя вампиром, пьющим кровь невинных младенцев.

- Я такой же невинный младенец, как ты вампир, - бормочу я, уже подойдя к двери, но слышу сзади раздраженное:

- Хватит. Иди сюда.

Покорно возвращаюсь к кровати и сажусь на край. Непонимающий вид сделать не получится – он слишком хорошо знает, о чем я.

- Послушай, Гарри, - я вздрагиваю от непривычного обращения, но он, кажется, предпочел этого не заметить. – Перестань это делать.

- Делать что?

- И изображать идиота, кстати, тоже. Ты, вне всяких сомнений, посредственность, - я обиженно вскидываюсь и он довольно улыбается, увидев это, - но отнюдь не идиот. Перестань обвинять себя в чем ты там себя винишь. Я уже говорил это вчера и повторяю снова – ты делал всего лишь то, что было тебе поручено – присматривал за Пожирателем Смерти, и вел себя при этом… достойно. Гораздо более достойно, чем я мог себе когда-либо представить.

- А Веритасерум? – тихо возражаю я. Он насмешливо фыркает:

- Ладно, будем считать это местью за многолетние придирки. Но ты ведь не отмахнулся от того, что услышал, как твои… бывшие коллеги. Ты задумался. А то, что потом ты попытался мне поверить – это… я… - он вдруг умолкает.

Старательно не замечая дрожащие губы и повлажневшие ресницы, я снова придвигаюсь ближе – ох, не суждено ему принять свои зелья до завтрака - и склоняю голову ему на плечо, зарываюсь в волосы, вжимая лицо в густые пряди, а он шепчет, стиснув мою руку, и в тихом прерывистом шепоте больше нет насмешки:

- Глупец… Хватит уже себя мучить… Где бы я сейчас был, если бы не ты.

Я мог бы, конечно, сказать, что восстановленный портрет Дамблдора обошелся бы и без меня, но я молчу, слушая, как его дыхание постепенно выравнивается, и пытаюсь выровнять свое.

Если бы я не отвел сейчас глаза, я увидел бы его слезы.

Нет, не так. Он позволил себе это – при мне.

Он действительно доверился мне.

Мерлин, только бы самому удержаться…

Я пытаюсь дышать через нос – не помогает, и через полминуты слышу насмешливое – никогда не думал, что буду так рад насмешке в его голосе:

- Все, Поттер, хватит сопеть мне в ухо. Мне щекотно. И принеси уже наконец зелья.

Более глупой улыбки он ни на чьем лице, наверное, не видел. Про красные глаза и распухший нос я уж молчу. У него вот почему-то ничего не распухло и не покраснело, правда, глаза до сих пор подозрительно блестят. Ох, что-то слишком ярко они блестят… Я встревоженно касаюсь его лба – так и есть, опять горячий.

- Вот, я еще жаропонижающее прихватил, - я выстраиваю на столике у кровати батарею флакончиков и слышу его тяжелый вздох.

- Ну конечно, не стоило надеяться, что ты не заметишь. Даже когда его варю я, на вкус получается ужасная гадость, а это, сваренное неизвестно кем… Может быть, не надо?

- Надо, - коротко отвечаю я, чувствуя, как опять перехватывает горло от его неуверенных интонаций. Надо что-то с этим делать, начать как-то привыкать к его доверию, к тому, что ему не безразлично мое мнение, иначе ходить мне с красным носом и опухшими веками всю оставшуюся жизнь.

Представив эту впечатляющую картину, я невольно фыркаю, и Северус тут же устремляет на меня негодующий взгляд:

- Нет, я, пожалуй, поторопился, приписав тебе благородство. Помог бы лучше сесть! Я увяз в этой перине, как в… Что? Перина? А это что??

- Я уж думал, ты не заметишь, - улыбаюсь я, помогая ему приподняться. – Это постель Слизнорта. Неделю назад она дико меня раздражала, и я все убрал, а сейчас просто трансфигурировал все обратно, пока ты спал. А что, по-моему, довольно уютно. Мне просто хотелось, чтобы тебе было немного комфортнее. И чтобы было… не так больно.

- Забавные у вас со Слизнортом представления об уюте и комфорте, - иронически замечает Северус, откинувшись на пуховую подушку размером с ворота для гольфа. – Вообще-то я не возражал против прежнего варианта, хотя твоя подушка была плоской как блин, а одеяло напоминало плащ друида. А в этом пуховом безобразии я чувствую себя какой-то одалиской в гареме. Хотя, знаешь, - задумчиво добавляет он, - мне, пожалуй, нравится.

- Что? Чувствовать себя одалиской? – смеясь, я еле успеваю увернуться от подзатыльника - реакция у него всегда была отменной.

- Конечно нет, болван! Я имел в виду постель. Так что можешь ничего не менять. Тем более что действительно не так больно.

- Правда? – обрадованно улыбаюсь я и нерешительно предлагаю: - А можно, я посмотрю? Может, нужно смазать… или примочки?..

- Нет, сейчас не стоит. Лучше вечером, после ванны. Пока достаточно будет зелий. Дай-ка мне сначала кроветворное…

Я наблюдаю, как он глотает лекарства, смешно морща нос и ворча что-то о леворуких зельеварах, как тяжело переводит дыхание, и горло опять сжимается. Зря я затеял это обнимание и выяснение отношений. Он все еще ужасно слаб – а чего бы я хотел после такой недели?! – и чувствует себя гораздо хуже, чем пытается показать. Черные глаза блестят от жара, на впалых щеках проступил лихорадочный румянец, тонкая рука, сжимающая очередной флакончик, чуть заметно подрагивает. А из меня врач как из Хагрида министр магии…

- Может, тебе все же было бы лучше в больничном крыле? – нерешительно начинаю я – и осекаюсь под его взглядом. Черт, как я мог забыть…

- Знаешь, я пока как-то не готов делиться с мадам Помфри подробностями своей личной жизни, - едко замечает он, но, увидев мои горящие щеки, смягчается. – Не беспокойся. Ничего такого, с чем мы не могли бы справиться. Немного зелий, немного покоя… немного Поттера, если не сбежишь через сутки…

- Не сбегу, - тихо говорю я, помогая ему лечь. – Так что «немного Поттера» не получится. Придется принимать меня в больших дозах.

- Тогда выздоровление неизбежно, - так же тихо отвечает он. – Ты очень… сильнодействующее средство.

Ну и как прикажете себя вести после таких высказываний? Я целую прозрачные виски, веки, горячие скулы, не удержавшись, чмокаю его в нос – на этот раз увернуться от подзатыльника не удается – и легко, совсем легко касаюсь губами краешка тонкого рта – так, чтобы запретить себе даже думать о продолжении. Сейчас ему точно не до продолжения. Может, вечером… Или?.. Но он, похоже, считает точно так же – дождавшись, пока я отстранюсь, он негромко произносит:

- Знаешь, это замечательно, но сейчас я предпочел бы завтрак.

- Конечно, - я неохотно поднимаюсь. – Извини. Просто когда ты так близко… и говоришь такие вещи… черт, я не могу удержаться!

- Учись, - он насмешливо вздергивает бровь – так, что мне немедленно хочется вновь склониться к нему и чмокнуть в эту самую бровь. Ага, и огрести еще подзатыльник…

От греха подальше ухожу в гостиную и зову эльфа. Добби появляется через пять минут – и сразу с огромным подносом, полным еды. Так, что у нас сегодня в меню? Я склоняюсь над подносом и с удивлением замечаю в груде всякой вкуснятины шоколадные печенья в виде дракончиков.

- Завтрак в Большом зале еще не начался, но я подумал, что Гарри Поттер опять не захочет туда подниматься, - пищит Добби, сочувственно косясь на меня. – Печенья передала профессор Макгонагалл… и еще вот это, – он протягивает мне небольшой пергаментный свиток. Кивнув, я разворачиваю свиток и быстро пробегаю глазами строчки, написанные строгим четким почерком Макгонагалл:

«Гарри,
я хотела бы навестить вас после обеда, если позволит состояние профессора Снейпа».

- Хорошо, Добби, я передам ответ позже, а пока передай директору спасибо за печенья.

Добби улыбается, кивает, и вдруг в его огромных глазах проступают страх и ненависть. Глядя на что-то за моей спиной, он мелко трясет головой и тихо бормочет:

- Он не в наручниках… Он не причинит вреда Гарри Поттеру?

Секунды две я недоуменно смотрю на съежившегося в ужасе эльфа – и тут до меня наконец доходит. Он увидел Снейпа. А во всем замке правду знаем пока только мы с Макгонагалл – ну и портрет Дамблдора, конечно. Она собиралась объявить обо всем сегодня за обедом, но обед еще не скоро… Бедный Добби.

Стоп. Он увидел Снейпа. Получается, что… Так, похоже, у меня есть заботы поважнее, чем успокаивать эльфа.

Махнув Добби рукой, чтобы уходил – эльф тут же исчезает с тихим хлопком – я в стремительном пируэте, которому позавидовала бы вейла, разворачиваюсь к двери в спальню – как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как Северус, закусив губу и держась за бок, тихо сползает вниз по дверному косяку. Встать-то он сумел, набросить халат и дойти до двери - тоже, но тут-то силы и кончились.

Вот ведь… Еле сдерживаясь, чтоб не выругаться – на его теле живого места нет, и вот как его, спрашивается, держать, чтобы не причинять боли?! – я подхватываю его на руки и, осторожно опустив в кресло, хмуро интересуюсь:

- Ну и к чему эти показательные выступления? Я ведь рядом, неужели трудно было позвать? Молчи только, ради бога, не отвечай пока ничего…

Но Северус действительно не в том состоянии, чтобы что-то ответить – он тяжело дышит, бессильно откинувшись на высокую спинку, и меня вновь охватывает злость – но на этот раз на себя. Ведь знал же, с кем имеешь дело и насколько этому человеку ненавистна собственная беспомощность. Знал – и оставил его одного так надолго…

- Прости, - шепчу я, опустившись на пол рядом с креслом и поглаживая его ледяные руки. – Прости… Я так перепугался…

- Нет, ничего, это ты не сердись, - от извиняющихся ноток в слабом хриплом голосе я чувствую себя совершеннейшим гадом. – Я… должен был позвать… Но мне нужно было… ну, ты понимаешь… не беспокойся, там я со всем справился… поэтому и подумал, что смогу дойти до гостиной.

- Так тебе хотелось в туалет – и ты молчал? – я не знаю, плакать или смеяться. О господи, он все еще меня стесняется - и это после того, как на прошлой неделе я наблюдал его, что называется, во всех видах! Слава богу, я вовремя прикусываю язык, и эта фраза остается несказанной.

А может, потому и стесняется?.. Боится, что после всего – а теперь еще и столь интимной помощи – мне будет неприятно касаться его… в другие моменты? Боится, что станет мне физически противен?

И доказать обратное возможностей у меня почти не было.

Противен? Да от одних воспоминаний перехватывает дыхание и срочно хочется под холодный душ. Противен?.. Я опускаю голову ему на колени, как щенок, тычусь в ладони, которые постепенно теплеют от моего дыхания. Как же ему объяснить, что он для меня – единственная и абсолютная ценность во всем этом дурацком магическом мире и что на самом деле это я до смерти боюсь, что стану ему не нужен, окажусь лишним в его новой жизни.

- Послушай, - тихо говорю я, поднимая голову с его колен и глядя в смущенное бледное лицо. – Что бы ты там себе ни думал, я хочу, чтобы ты знал – мне не в тягость и не противно. Мне… для меня это счастье - ухаживать за тобой. Быть хоть чем-то тебе полезным. Но, в отличие от тебя, легилиментор из меня никакой – мысли читать не умею и не научусь. Поэтому… просто не отсылай меня, когда я нужен, и зови, если меня нет рядом, хорошо? Пожалуйста.

С полминуты он серьезно смотрит на меня, затем медленно кивает. Вот это уже лучше. Это похоже на обещание. А если уж Северус Снейп кому-то что-то обещает…

- Вот и прекрасно. Давай уже завтракать, - я поднимаюсь с пола и облегченно вздыхаю, услышав в ответ тихое «Давай».

Как хорошо, что больше не нужно подыскивать повод для того, что я собираюсь сделать. Что можно, не придумывая себе никаких оправданий, укутать его пледом, подвернув край так, чтобы ноги оказались в коконе из пушистого, слегка колючего тепла. Что, проделывая это, можно самому снять с него комнатные туфли и, согревая, по очереди подержать в ладонях узкие ступни, улыбнувшись в ответ на насмешливое фырканье сверху.

А потом заняться его завтраком. С непреклонным лицом подвинуть к нему тарелку с яичницей и беконом, намазать пару тостов его любимым абрикосовым джемом и взмахнуть палочкой над остывшим чаем, не боясь услышать сакраментальное «зачем вам это нужно».

Разумеется, он съедает едва ли половину того, что я ему предложил. Зато с удовольствием отрезает щедрый ломоть сливового пудинга, отодвинутого мной подальше, – ага, сработало, в обед нужно будет отодвинуть что-нибудь попитательнее, - и не обходит своим вниманием печенье Макгонагалл, глядя на дракончиков почти с нежностью.

- Не думал, что когда-нибудь удостоюсь этой чести, - хмыкает он, аккуратно стряхивая с пальцев темные крошки. – По слухам, его печет сестра Макогнагалл, та, что живет на севере Шотландии, и в качестве одного из ингредиентов она вроде бы использует драконью кровь. В сочетании с шоколадом действует как сильный антидепрессант.

- Правда? Это что, один из двенадцати способов использования крови дракона?

- Ну да, но не думаю, чтобы нашлось много желающих использовать ее таким образом. Очень ценный ингредиент, знаешь ли. Так вот, Макгонагалл угощает им исключительно избранных. Мне, как ты понимаешь, его никогда не предлагали.

- Не сомневаюсь, что теперь тебя им закормят, - улыбаюсь я. – Не забывай только периодически делать мрачное лицо, чтобы у нее был повод лечить тебя от депрессии. Ты ведь собираешься остаться в школе?

- Поттер, формально я еще преступник, - невесело усмехается он.

- Ты что, сомневаешься, что тебя оправдают? С такими доказательствами…

- В любом случае разбирательство наверняка будет долгим. Я много в чем замешан кроме убийства… хорошо, смерти Дамблдора.

- Ага. А еще ты автор записок, спасших всех на свете, начиная с героя магического мира и заканчивая последним гриффиндорским шалопаем…

- …Что в нашем случае практически одно и то же…

- …Так что я буду очень удивлен, если в ближайшие дни в замок не явится Скримджер с орденом Мерлина и толпа репортеров во главе с Ритой Скитер. А потом тебя ждут горы благодарственных писем с карточками из шоколадных лягушек и слезными просьбами расписаться и отправить адресату.

- Не могу выразить, как ты меня порадовал, - ворчит он. - Всю жизнь мечтал оказаться героем светской хроники. Интересно, повлияет ли на исход дела, если я отравлю Скитер малфоевским вином и скормлю письма флоббер-червям?

- А когда все закончится? – отсмеявшись, я придвигаюсь ближе, пытаясь поймать его взгляд. Сам не знаю, почему я так настойчив. Но Северусу, похоже, не хочется продолжать этот разговор.

- Тогда и поговорим, - спокойно произносит он. – Знаешь, я буду даже рад, если все затянется. Будет время все как следует обдумать.

- Да что обдумывать-то?! – не выдерживаю я. – Северус, – я слегка запинаюсь, черт, все еще непривычно, - ты и Хогвартс – единое целое, я просто не представляю тебя работающим где-нибудь еще!

- Просто ты обо мне не так уж много знаешь, - он вздыхает и откидывается в кресле, видимо, поняв, что от меня не отвязаться. - Мне хотелось бы всерьез заняться научной работой, продолжить исследования, которые в последние годы я совсем забросил. Преподавательская деятельность оставляет для этого слишком мало времени.

- Ну да, если еще и шпионить для Ордена, тогда и на преподавание времени не останется, - ворчу я. Северус, смерив меня ироничным взглядом, язвительно фыркает:

- Знаешь, что-то у меня за прошедшие годы не сложилось впечатления, что ты в восторге от моей манеры преподавания. По-моему, ты должен быть доволен, если я перестану наконец измываться над несчастными студентами.

- Один из несчастных студентов наконец вырос и кое-что понял, - негромко говорю я, придвигаясь ближе. – Ты учил тех, кто действительно хотел чему-то научиться – но, знаешь, и остальным кое-что перепало, если даже Невилл смог сдать ЖАБА. Ты заставлял нас выкладываться на уроках, как никто другой – ну разве что кроме Макгонагалл. Ты тратил личное время, проводя с нами бесконечные часы на отработках…

- Поттер, прервись, еще немного, и мне захочется поставить себе памятник, - он шутливо вскидывает руки, но я продолжаю:

- Но даже если тебе действительно не хочется больше преподавать… Ты согласился бы снова занять пост директора?

Честно говоря, я ждал, что он снова раздраженно фыркнет и отговорится чем-нибудь вроде «мне его пока никто не предлагал». Но Северус поистине непредсказуем, как погода – с полминуты он молчит, задумчиво поглаживая подлокотник тонкими пальцами, а затем отвечает неожиданно спокойно:

- Знаешь, а вот это был бы не самый плохой вариант. Конечно, это жуткая головная боль, бесконечные разбирательства с безрассудными мальчишками вроде тебя… не подлизывайся, я еще не закончил… но, по крайней мере, у меня будет оставаться больше времени на исследования.

- А еще ты будешь очень эффектно смотреться в директорском кресле, - не удержавшись, добавляю я, - в роскошной мантии…

- Черной, Поттер, черной!…

- Хорошо, черной – но с серебром - пойдет к твоим волосам… с этим твоим фирменным высокомерным взглядом…

- Могу начать тренироваться прямо сейчас, - он сбрасывает плед, гордо выпрямившись, окидывает меня взглядом – в точности таким, как я описал, и у меня замирает сердце от сладкого восторга и сумасшедшей нежности.

Черт, как же он сейчас хорош в своей надменности – и как бесконечно хрупок и уязвим: прямой, тонкий, как струна, волосы спадают на плечи тяжелой шелковой волной, уголки губ изогнуты в усмешке, точеные руки властно сжимают подлокотники, – но слишком большими кажутся глаза на изможденном бескровном лице, слишком заметными – серебристые нити в черных прядях, и кожа на висках такая прозрачная, что видно, как пульсируют тонкие голубоватые жилки.

Наверное, я никогда не смогу смотреть на него другими глазами. Так теперь всегда будет – гордость и надменное достоинство – для Хогвартса и магического мира, хрупкость и уязвимость – для этих комнат. Для меня.

Потому что только я – ну и десяток моих бывших «коллег», как он их назвал, но их сплетни на его счет дорого им обойдутся – знаю, через что ему пришлось пройти, что на самом деле осталось от его гордости и чего ему теперь стоит эта надменная поза.

- Ну, как я тебе? – от низкого бархатного голоса перехватывает дыхание.

- Потрясающе, - честно отвечаю я. – Скримджер тебе в подметки не годится.

- Ну, уж пост министра магии мне точно не предложат, - фыркает он, с облегчением откидываясь на спинку, - а если б и предложили, я отказался бы не раздумывая.

Мне очень хочется спросить, почему отказался бы, – по-моему, из него получился бы замечательный министр, - но Северус утомленно прикрывает глаза, и я решаю отложить этот вопрос. Он действительно заметно устал и не возражает, когда я веду его в спальню и помогаю лечь. Правда, спать ему не хочется, и он просит принести каких-нибудь журналов.

Хорошо, что Слизнорт выписывал «Зельеварение». Я кладу на прикроватный столик внушительную кипу, устраиваю его повыше на подушках - и сам пристраиваюсь рядом с квиддичным дайджестом, посмеиваясь его ядовитым замечаниям про ловцов-переростков. Рассеянно перелистываю глянцевые страницы - и искоса наблюдаю, как он сосредоточенно вчитывается в зубодробительные статьи, останавливая взгляд на формулах и рецептах зелий.

Я чуть не потерял его – внезапно я понимаю это как никогда остро. Нет, даже не в физическом смысле, хотя на прошлой неделе он как минимум трижды был недалек от того, чтобы покончить со всем этим. Я чуть не потерял его – вот такого: умного, гордого, насмешливого и раздражительного Северуса Снейпа. Не знаю, через какое количество «дружеских бесед» он превратился бы в забитую сломленную тень с мертвыми глазами – и не представляю, что бы я с ним – таким – делал.

Но он как-то выдержал – может быть, еще и потому, что однажды он доверился мне и понял – ему есть ради кого держаться.

Я знаю, что еще не раз буду вытаскивать его из ночных кошмаров. Осознаю, что его здоровье, и до того не особо крепкое, возможно, никогда до конца не восстановится. Но он верно сказал сегодня – нет ничего такого, с чем мы не могли бы справиться.

Что, если попроситься к нему в ассистенты?..

- Кстати, Поттер, - черт, ему и вправду не нужно смотреть на меня, чтобы читать мысли, - ты что, действительно уволился из аврората?

- А чего бы ты хотел? – я возмущенно приподнимаюсь на локте. – Чтобы я продолжал там работать после того, как наглядно познакомился с их методами?

- А как же карьера? А возможность – как бы повозвышенней выразиться – реформировать систему изнутри?

- Вот еще, - фыркаю я. – Я не святой Георгий, чтобы сражаться со всеми драконами, на мой век вполне хватило Волдеморта.

Не знаю, что он такого расслышал в моем голосе, но он язвительно хмыкает – и вдруг быстрым жестом ерошит мои волосы и, притянув к себе, касается лба сухими губами:

- Ну да, конечно… Еще бы ты признался, что сделал это из-за меня.

- Хорошо, из-за тебя… но не только, - упрямо шепчу я. Прерывисто втягиваю воздух, когда его губы скользят по виску и касаются щеки, но все же заканчиваю:

- И из-за себя тоже. Ты знаешь.

Прежде чем коснуться губ, он на мгновение отстраняется и, глядя мне в глаза, понимающе опускает ресницы.

Он знает.

 Отправлено: 20.01.08 15:34. Заголовок: Воскресенье, 23 нояб..

Воскресенье, 23 ноября.

- Поттер, ты что, домой собираешься?

- Вообще-то уже девять вечера, а что?

- Да вот Блэкстон зачем-то просил тебя зайти.

Этот молодой аврор иногда напоминает мне Стэна Шанпайка – такой же прыщавый, лопоухий и, главное, смотрит на меня с таким же любопытством. Мог бы вроде и привыкнуть – я уже месяц работаю в аврорате. Вернее, стажируюсь. По ЖАБА мне – как, впрочем, и Гермионе с Роном – автоматически поставили высшие баллы, «учитывая огромные заслуги перед магическим сообществом», заминка вышла только с Высшими зельями. Как объяснила мне расстроенная не меньше моего Макгонагалл, этот предмет мне придется таки сдавать – очень уж неважно у меня обстояло дело с обычными зельями, - а для этого необходимо как минимум полгода позаниматься хотя бы с тем же Слизнортом. Так что пока я только стажер, хотя, если верить Блэкстону, очень многообещающий.

Почему-то я иду к кабинету старшего аврора с нехорошим предчувствием. Сам не понимаю, откуда оно взялось – до сих пор со всем, что мне поручалось, я вроде бы неплохо справлялся. Правда, и задания были несложные – разбирал бумаги, просматривал в думосливе чужие воспоминания и несколько раз присутствовал на допросах свидетелей нападений Пожирателей смерти.

Было известно, что после захвата власти Волдемортом число его сторонников возросло многократно, но сколько их в точности, никто не знал, включая схваченных Пожирателей. После падения Темного лорда были схвачены десятки – но сотни скрывались в трущобах и магловских кварталах, используя Оборотное зелье. И мстили. Иногда расчетливо и избирательно, но чаще в слепой ярости просто уничтожали подвернувшихся под руку, неважно, маглов или волшебников. Да еще и накладывали на всех случайно оказавшихся рядом Обливиэйт. Так что допросы свидетелей чаще всего представляли собой весьма унылое зрелище – бедняги, бледнея и обливаясь потом, даже после Веритасерума лепетали нечто невразумительное о хриплых голосах и темных силуэтах, что, понятное дело, работу нам отнюдь не облегчало.

А неделю назад случилось еще кое-что. Блэкстон, сообщая мне эту новость, выглядел очень оживленным, чуть ли не потирая руки в радостном предвкушении. Как он тогда выразился? «Ну, теперь дела пойдут, Поттер! Не знай я, что ты его так ненавидишь, ей-богу, предложил бы распить бутылочку за здоровье Снейпа, коль скоро мерзавец поднялся наконец на ноги. Теперь мы выжмем из него всю необходимую информацию, благо информацией он таки владеет!».

Я помню, как молча выслушал его, стараясь выглядеть спокойным, – а выйдя из кабинета, в бешенстве разорвал пополам последний номер «Пророка», с одной из страниц которого на меня глядело ненавистное лицо в рамке сальных черных волос.

В последней битве он даже не защищал своего хозяина – в решающий момент попытался спрятаться в подземельях, спасая шкуру. Но несколько аврорских заклятий его все же достали, совместное действие, разумеется, усилило эффект, так что почти полгода он провалялся в коме и только неделю назад колдомедики подняли его на ноги. Теперь его ждет серия допросов, суд и Азкабан… хотя мне хотелось бы надеяться на поцелуй дементора.

Блэкстон назвал его мерзавцем. Мерзавец? Я затрудняюсь подобрать слово, которое в полной мере выразило бы мое отношение к этой мрази.

Дверь кабинета Блэкстона приоткрыта, и я вхожу, предварительно постучавшись. Но хозяин занят – разговаривает с кем-то через камин, и я, помедлив, пристраиваюсь на жесткий стул у стены и вновь погружаюсь в невеселые раздумья.

В год безраздельного владычества Волдеморта Снейп стал его самым доверенным слугой. Еще бы - заслужил, убив Дамблдора. Наградой за это стал пост директора Хогвартса, который предложил Снейпу новый попечительский совет, больше чем наполовину состоявший из Пожирателей. И Снейп предложение, разумеется, принял… представляю, как он мерзко ухмылялся при этом.

Но этой мрази оказалось мало занять кабинет Дамблдора. На Рождество он сжег портрет директора. Руки сами собой сжимаются в кулаки, когда я вспоминаю, как рассказывал об этом Невилл: «Нас заставили на это смотреть… Снейп поджег раму и портрет сразу вспыхнул… помнишь, как феникс, только не возродился в конце… а они стояли рядом и улыбались».

Так что на месте Блэкстона я бы не поручал мне допрашивать Снейпа, если он вдруг собирается это сделать. Вряд ли я найду подходящие слова для дружеской беседы. Самыми подходящими в этом случае были бы Авада Кедавра, ну, или на худой конец, Круциатус.

Дружеская беседа… Впервые я услышал это от Моуди – старый аврор после победы стал почетным советником в Министерстве, и именно он познакомил меня с этим термином – мы с ним стояли в коридоре, когда одного из допрашиваемых Пожирателей выволокли из кабинета под мышки, и Моуди с жесткой усмешкой заметил: «Дружеская беседа несколько затянулась, но ты же не огорчен этим, мальчик?». Помню, что я тогда попытался скрыть невольную дрожь и так же хладнокровно усмехнуться в ответ, и Моуди это понравилось. «Мразь есть мразь, и отношение к ней должно быть соответствующим», - сказал он тогда, как припечатал. И еще: «Это не люди, запомни. Они Пожиратели – а значит, за гранью. Их должно использовать – и списать, как отработанный материал. И любые проявления жалости здесь неуместны».

Цинично? Жестоко? Да, вне всяких сомнений – но я с ним согласен. Война ожесточает; а кроме того, еще слишком живо в памяти страшное воспоминание – Дамблдор, погибающий от руки Пожирателя смерти, которому он доверился.

Блэкстон наконец-то заканчивает, поворачивается ко мне от камина, и я успеваю разглядеть голову посетителя, исчезающую в каминном пламени.

Макгонагалл! И, кажется, очень расстроенная. Что могло произойти в Хогвартсе, чтобы в это время ей понадобился Блэкстон?

- Что-то случилось в Хогвартсе, сэр? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

- Именно, - хмуро отвечает Блэкстон. Сейчас он очень напоминает Моуди – разве что помоложе и шрамов поменьше, но выражение лица такое же жесткое и угрюмое. – Один из учителей подвергся заклятию Делириум… как ты понимаешь, оч-чень неприятная штука.

- И кто же? – я уже не скрываю беспокойства. Слава богу, не Макгонагалл… но тогда кто? Стебль? Вектор?..

- Слизнорт, - Блэкстон вновь поворачивается к камину, сует голову в пламя и негромко с кем-то переговаривается. Я жду, пока он закончит, и чувствую, как немного отлегло от сердца. Не то чтобы я откровенно не любил Слизнорта, но и особой симпатии он у меня никогда не вызывал – эгоистичный, изворотливый, малодушный, - да что там, типичный слизеринец. Но в последней войне он все же наскреб достаточно мужества, чтобы встать на сторону Дамблдора, и даже, как я слышал, отличился в последней битве… Как это он попался?

- Он был в Хогсмиде, в «Кабаньей голове» - и что его туда понесло? Вечно там тусуется всякий сброд, - вздыхает Блэкстон, отвечая на незаданный вопрос. Похоже, он относится к нынешнему слизеринскому декану довольно неплохо. Ах да, они вроде бы родственники…

- …В общем, там его и зацепило. Очередной мститель, мать его… Уже отправили в Св. Мунго, но… сам знаешь, каковы бывают последствия… хорошо, если выживет, а вот к работе уже вряд ли сможет вернуться.

Я мрачно киваю. Видел попавших под это заклятие. После многомесячного лечения функции организма кое-как восстанавливаются, но от личности не остается почти ничего, кроме простейших навыков и эмоций. Мда… не повезло Слизнорту.

И все-таки зачем Макгонагалл понадобилось так спешно связываться с авроратом? Неужели только для того, чтобы поделиться новостью?

Кажется, задумавшись, я начал размышлять вслух – Блэкстон, удивленно взглянув на меня, одобрительно кивает:

- Мыслишь в верном направлении. Нет, не только. Хогвартсу нужен зельевар. Хотя бы временно. Хоть какой-нибудь.

Хорошо сказано – хоть какой-нибудь. Да где ж его взять, даже «хоть какого»? После войны уцелевшие зельевары вдруг оказались буквально на вес золота – слишком много пострадавших, да еще от таких заклятий, с которыми стандартным зельям не справиться. А работа в Хогвартсе совсем не оставляет времени для чего-то еще, да и мадам Помфри тоже постоянно требуются зелья… Как подумаю, что мы все эти годы пили то, что готовил этот гад… Что? Снейп?!

- Да, Гарри, очень хорошо тебя понимаю, но на сегодняшний день это единственный выход.

- Да он же, - задохнувшись от возмущения, я даже вскакиваю со стула. – Он же… всех детей перетравит! Он же будет пакостить, как может! Он же… то, что он сделал…

- Можешь не напоминать мне, что он сделал, - тон Блэкстона становится жестче. – И прощать ему что бы то ни было никто не собирается. Он никто, мразь, отброс, и мы используем его, пока нужен – так пусть принесет всю пользу, которую способен принести. А насчет пакостей… Для этого я тебя и пригласил. Присядь-ка…

Я послушно опускаясь на стул, ставшие ватными ноги все равно отказываются слушаться. Не зря я что-то такое чувствовал. Вот это задание. Всем заданиям задание – присматривать за Пожирателем смерти. И не за кем-нибудь – за Снейпом. И никакой тебе Авады – школе нужен зельевар.

- И не просто присматривать, Гарри, - четкие, размеренные интонации Блэкстона заставляют сосредоточиться. – Не выпускать из виду ни на секунду. Контролировать каждый шаг, особенно на уроках, но и в остальное время глаз с него не сводить.

- А палочка… ему дадут палочку?

- На уроках этого не избежать. Но мы поставили мощный блок, теперь она способна только на простейшие школьные заклятия. Кстати, вот она, припрячь пока и во внеурочное время, разумеется, отбирай.

- Он владеет беспалочковой магией, - бормочу я.

- Знаю. Но применит хоть что-нибудь, по любому поводу – мало не покажется. И он в курсе, уж будь уверен.

- Так. Хорошо. Что еще я должен знать и что от меня потребуется? – я стараюсь говорить так же четко, и вроде бы получается. Нужно собраться. Задание есть задание.

- Вот это уже похоже на аврора, - одобрительно хмыкает Блэкстон. – Вижу, ты готов. Тогда получи основные инструкции.

Он встает и, расхаживая по просторному кабинету, продолжает давать мне указания тем же деловитым размеренным тоном.

- Итак, первое. Ежедневно в шесть вечера ты должен доставлять его сюда на допросы. Забирать будешь отсюда же в девять, через камин в кабинете директора. Но как бы он при этом не выглядел, до подземелий он должен дойти сам – никаких каминов, левитации или Мобиликорпуса.

Второе. Все время, кроме уроков, он должен быть в наручниках – ну разве что в туалете и в душе снимай их с него, чтоб не мараться, но только пусть вначале как следует об этом попросит. Пусть даже ест в наручниках, удобно там ему или нет – тебя волновать не должно. Но следи, чтоб ел. Спать должен на полу, можешь бросить какое-нибудь тряпье, но особо не усердствуй. Захочется ударить – бей, но не калечь. Лицо лучше не трогать, сам понимаешь – уроки, дети, зачем им лишние стрессы.

Наконец, третье. Уже говорил, но повторюсь – контролировать каждый шаг. Буквально. Наблюдать, как принимает душ, как мочится и испражняется. Причем так, чтобы он тебя видел – это очень важно.

Меня невольно передергивает, и Блэкстон кивает с невеселым смешком:

- Понимаю, звучит омерзительно. Но, во-первых, этот ублюдок, глядишь, захочет покончить с собой от такой веселой жизни, а он нам еще очень нужен, и не только в Хогвартсе – по его показаниям задержали уже троих Пожирателей. А во-вторых, ты же знаешь эту мразь, изучил небось за столько лет. Гордыня немереная, высокомерие так и прет – до сих пор, представляешь?! – и нам кровь из носу нужно его сломать. На допросах, знаешь ли, очень мешает.

- Разве вы не применяете к нему Веритасерум?

- Да применяем, конечно, - Блэкстон досадливо машет рукой, - кто ж ему поверит без сыворотки… Но вот в чем штука – Веритасерум дает максимальный эффект – и действует максимально долго - только если личность уязвима, сломлена, подавлена, называй как хочешь. На Снейпа же сыворотка до сих пор действует всего несколько минут, а за это время мы успеваем выжать из него слишком мало. И не то чтоб мы не старались… уверяю тебя, все здесь уважали директора Дамблдора, и никто с его убийцей не нежничает… но недостает какой-то капли, чтобы окончательно его добить, и, возможно, необходимость подчиняться тебе и станет этой самой каплей.

- Подчиняться? А что я должен ему приказывать?

- Да практически все. То есть он должен - и это четвертое важнейшее условие – просить у тебя позволения на малейшее действие. Уже само по себе унизительно, правда? Ну и, разумеется, ты вправе наказывать его за малейший проступок – и как тебе будет угодно, только, повторяю, не калечь. Лучше лишний раз унизить. И никакой жалости, Поттер, никакой жалости, - Блэкстон приближает ко мне суровое решительное лицо. Я раздраженно усмехаюсь:

- О какой жалости вы говорите? Единственное, о чем я жалею, что не смогу применить к нему Круцио.

- О, ну есть и другие действенные способы, - глаза аврора искрятся мрачным весельем. – Удар по яйцам тоже очень неплох. Или пинок под зад – и так, чтоб летел через всю комнату.

- А могу я использовать к нему заживляющие заклятия или зелья, если вдруг… эээ… переусердствую?

- Исключено. Никаких лекарств, - тон Блэкстона становится жестким. – Ты должен быть заинтересован только в том, чтоб не сдох до суда – и до того, как для школы найдется нормальный зельевар, а не в том, как бы сохранить этой мрази здоровье.

- Я все понял, сэр, - я решительно выпрямляюсь на стуле. – В Хогвартс его нужно доставить уже сегодня?

- Да, минуты через две, - Блэкстон бросает взгляд на часы, - он будет здесь. Сразу же и отправитесь.

Он устремляет острый взгляд в камин и вскоре восклицает с преувеличенным радушием:

- О, а вот и наш бесценный профессор! Добро пожаловать, мы уж заждались!

Сам не знаю, чего я ждал и почему невольно напрягаюсь, разглядев в вихрях зеленоватого пламени высокий темный силуэт. Но когда языки пламени опадают и Снейп, пошатываясь, перешагивает через каминную решетку, напряженное ожидание сменяется брезгливым недоумением.

И это – главный хогвартский кошмар?! Надменный декан Слизерина с его стремительной летящей походкой и плавными движениями? Изможденное существо в изодранной мантии, кое-как пытающееся удержать равновесие, кажется жалкой пародией на Снейпа. Пожалуй, только осанка напоминает прежнего профессора зельеварения – та же прямая спина и гордый разворот плеч. Впрочем, может быть, это потому, что руки в наручниках заведены за спину.

Но когда существо встряхивает длинными, черными с заметной проседью патлами, отбрасывая их за спину, я безошибочно узнаю этот жест – и это ненавистное лицо. О да, это Снейп, вне всяких сомнений. И Блэкстон прав – высокомерие так и прет. Снейп медленно обводит взглядом кабинет, и когда черные запавшие глаза останавливаются на мне, в них вспыхивает знакомый мне по Хогвартсу недобрый огонь.

- А, мистер Поттер, чем обязан визиту? - негромко произносит он. Вот голос точно не изменился – такой же звучный, глубокий, бархатистый, и презрительные интонации в точности те же – и я чувствую, как изнутри поднимается темная жаркая волна ненависти.

- Да так, зашел поинтересоваться вашим самочувствием, профессор, - так же негромко отвечаю я, стараясь, чтобы это прозвучало столь же презрительно. – Прекрасно выглядите. И наручники очень вам к лицу. Жаль, что в Азкабане их не носят – говорят, нет необходимости. Так что попользуйтесь напоследок.

- Знаете, вашему обществу – а тем более обществу ваших коллег - я, пожалуй, предпочел бы Азкабан, - светским тоном замечает Снейп, и я против воли чувствую нечто похожее на восхищение. Если так у них проходят все допросы, аврорам можно только посочувствовать – по-моему, его волю способен подавить только рухнувший непосредственно на него дракон. Снейп тем временем вновь открывает рот, собираясь еще что-то сказать, но Блэкстон слегка подается к нему – и, размахнувшись, дает ему пощечину, несильно, но хлестко, - и еще одну, и еще, а затем, отступив на шаг, очень спокойно произносит:

- Тебе кто-то позволял говорить, тварь? Ты что, забыл, что даже на зевок ты должен спросить разрешение? Так я напомню, - он вновь придвигается к Снейпу и рассчитанным движением наносит удар под ребра.

- А ты что растерялся? – Блэкстон поворачивается ко мне, краем глаза равнодушно наблюдая, как Снейп корчится на полу, судорожно глотая воздух. – Подобную наглость надо пресекать в корне. Понимаю, трудно с непривычки, но придется научиться.

- Да, Поттер, учитесь, - хрипит Снейп с пола, пытаясь подняться. – Учитесь унижать тех, кто не в состоянии ответить. Со временем достигнете тех же нравственных высот, что и ваш магловский кузен, это ведь его хобби, насколько я помню, – избивать беззащитных?

- Ты о себе что ли, Снейп? – не замечая моего растерянного вида, Блэкстон делает к нему шаг, неторопливо наматывает на руку длинные космы и рывком ставит Снейпа на ноги, так что тот вскрикивает от боли и аврор довольно улыбается:

- Вот эти звуки тебе больше подходят, чем рассуждения о нравственности. Понятие «нравственность» применимо к людям. А ты никто и ничто, мразь, подонок, ты даже меньше чем никто, ты уродливая записная книжка с приметами твоих дружков-Пожирателей и рецептами школьных зелий. Впрочем, отслужившие свое записные книжки, бывает, хранят годами – но не в твоем случае. Ты будешь уничтожен в тот же день, как в тебе исчезнет надобность. Так что я бы на твоем месте, - заканчивает Блэкстон почти миролюбиво, - цеплялся за Хогвартс изо всех сил и старался доказать свою полезность, а не хамил бы человеку, от которого ты будешь полностью зависеть – конечно, исключая часы наших задушевных бесед.

Брезгливо отряхнув руку, он отходит к письменному столу, а я не отрываясь смотрю на Снейпа, гадая, что он ответит и скажет ли вообще что-нибудь, ведь нужно быть идиотом, чтобы после такого снова нарываться на побои. Но Снейп из всей блэкстоновской тирады, похоже, услышал только фразу о Хогвартсе – и реагирует на эти слова несколько неожиданно: в черных глазах на долю секунды вспыхивает непонятная мне надежда.

- Значит, меня отправляют в Хогвартс? – тихо и очень вежливо спрашивает он. – Я должен буду преподавать или варить зелья?

- А это уж на усмотрение директора Макгонагалл, дорогой профессор, - аврор вновь преувеличенно радушен. – Отправляйтесь, Поттер, надеюсь, ваше сотрудничество будет плодотворным.

Усмехнувшись одними губами, он нетерпеливо машет рукой, указывая на камин. Я растерянно смотрю на Снейпа – Мерлин, мне что, придется прикоснуться к нему?! – и Снейп, заметив этот взгляд, насмешливо кивает:

- Да, Поттер, как ни прискорбно, если вы не хотите потерять меня по дороге, нам придется коснуться друг друга. Уверяю вас, для меня это звучит так же омерзительно, если это вас утешит.

Скрипнув зубами от злости, я решительно придвигаюсь к нему, стискиваю костлявое запястье чуть выше наручников и делаю шаг через каминную решетку. В следующую секунду я понимаю, что ситуация стала еще более омерзительной – пытаясь успеть за мной, он споткнулся об эту самую решетку и вот-вот рухнет на меня, так что мне приходится податься ближе и прижать его к себе. Хорошо, что в это момент кабинет Блэкстона исчезает в вихрях зеленого пламени – еще мгновение, и я выпихнул бы его обратно. И просто замечательно, что я все-таки успеваю отстраниться до того, как перед глазами возникает так хорошо знакомая небольшая круглая комната с десятками портретов - кабинет директора.

Макгонагалл, как я и ожидал, уже – или еще? – здесь, склонилась над столом и что-то пишет. Отбросив руку Снейпа и не заботясь о том, как он выберется из камина, я быстро подхожу к ней – и пока иду, понимаю, как соскучился. По сути, после гибели Дамблдора и Люпина она, Гермиона и семейство Уизли – все, кто у меня остался из близких людей. Как мне повезло, что хоть они уцелели. И как… как мне до сих пор не хватает Дамблдора. Я машинально ищу на стене его портрет и, увидев темное пятно, быстро отвожу взгляд.

Макгонагалл, заметив направление моего взгляда, успокаивающе кивает. Я знаю, что она имеет в виду – картину скоро восстановят. Сейчас мало кто на это способен, но мадам Максим нашла хорошего мастера, и уже в следующее воскресенье портрет займет прежнее место.

Я молча киваю в ответ – и я, и она прекрасно знаем, кем был – и остается – для каждого из нас Дамблдор, так что лишние слова здесь ни к чему. А затем перевожу взгляд на его убийцу.

Он кое-как выбрался из камина и теперь стоит, привалившись боком к высокому резному шкафчику, так что кажется уродливым черным наростом на полированном дереве. Глаза прикрыты, лицо приобрело омерзительный трупный оттенок. Да он и так практически труп. Я с отвращением обмениваюсь взглядом с Макгонагалл, и вижу, как ее рот брезгливо сжимается.

- Пусть сядет, - негромко говорит она. – Если что, приводить в сознание я его не собираюсь. И Помфри не позову.

Ногой я пододвигаю к Снейпу стул, и он неловко усаживается, пытаясь как-то умостить за спиной скованные руки. Естественно, ничего у него не получается, а я помогать не собираюсь, так что, провозившись какое-то время, он снова встает, но держится на ногах уже более уверенно.

- В качестве кого я в Хогвартсе? – внезапно спрашивает он. Макгонагалл, не глядя на него, произносит:

- Гарри, ты знаешь, со Слизнортом беда. Так что какое-то время вести уроки будет он. Но баллы назначать и снимать не сможет, и зелья для больничного крыла варить не будет.

- Понимаю, что мое мнение здесь никого не интересует, - холодно произносит Снейп, - но я предпочел бы заниматься зельями. Думаю, так я принес бы больше пользы, а уважаемый коллега мистера Поттера недавно очень доходчиво мне объяснил, что приносить пользу – моя главная и единственная на сегодняшний день миссия.

- Да, возможно, - спокойно отвечает Макгонагалл, - но, знаете ли, Снейп – она обращает на него взгляд, в котором плещется ледяное презрение, - Поттер не очень хорошо разбирается в зельях и не способен будет определить, что вам вздумалось изготовить – лекарство или отраву.

Поразительно, но ее слова, кажется, задевают Снейпа – он даже слегка подается вперед, так что я на всякий случай вытаскиваю палочку.

- Вы действительно считаете, что я могу отравить детей? Что я на такое способен? – непонятным тоном спрашивает он, и Макгонагалл тоже привстает ему навстречу:

- Способен? – яростно восклицает она, и я понимаю, что даже ее спокойствие небеспредельно. – Ты… ты, убийца, предавший Орден, продавшийся Волдеморту за директорский пост… Не знаю, на что ты там еще способен – но не собираюсь проверять это на своих учениках!

С минуту они меряются взглядами, и Снейп первым отводит глаза.

- Что ж, ничего нового вы мне не сообщили, Минерва, - произносит он с хриплым смешком, и я вижу, как Макгонагалл передергивает от того, что он обратился к ней по имени. – Что же касается ваших планов относительно моей работы – ради бога, как вам будет угодно. Тем и другим, как раньше, я все равно не смог бы заниматься – как вы, наверное, заметили, наши доблестные авроры не обделяют меня своим вниманием – и впредь не собираются, правда, мистер Поттер?

- Истинная, профессор, - негромко говорю я. – И уж будьте уверены, помогу им чем смогу.

- О, я и не сомневался, - отвечает он тоном, от которого я – уже в который раз за сегодняшний день – чувствую себя школяром-недоучкой, неспособным подобрать слова для достойного ответа. Ах ты, мерзкая тварь, до каких же пор я буду ощущать твое превосходство?! Руки сами собой сжимаются в кулаки, и я заставляю себя дышать ровнее. Спокойно Гарри, он свое получит – но не сейчас и не здесь, не при Макгонагалл.

- Профессор, будут какие-нибудь указания? – я поворачиваюсь к директорскому столу, демонстративно держа палочку нацеленной на Снейпа, что, естественно, дает подонку повод мерзко ухмыльнуться.

- Да, Гарри, вот его расписание, - профессор протягивает мне пергаментный свиток. – Необходимые книги найдешь в подземельях. Жить тебе, к сожалению, придется в его бывших комнатах, пароль я записала на пергаменте, это еще Слизнорта, но ты можешь сменить его, если захочешь, конечно.

- Наверное, сменю, - вздохнув, отвечаю я. – Мои вещи прибудут завтра. Профессор… а с его одеждой как же? Нельзя же его выпускать к детям в таком виде.

Макгонагалл, поморщившись, окидывает Снейпа взглядом и быстро отводит глаза. Понимаю, ей противно – а мне-то каково – находиться рядом с этой гнилью чуть ли не целые сутки?!

Да, видок у него и впрямь тот еще. В кабинете Блэкстона я не слишком хорошо его разглядел, а сейчас вижу, что на нем и брюк, похоже, нет – в прорехи на грязном подоле видны тощие ноги в царапинах и каких-то бурых потеках. Мерзость-то какая…

- Слизнорт что-то говорил о его вещах, - после некоторого раздумья вспоминает Макгонагалл. – Вроде бы он не стал их выбрасывать, сложил куда-то в шкаф вместе с его книгами. Давай сделаем так – если ты ничего не найдешь, прикинешь на глазок, что ему нужно, и я пошлю сову к мадам Малкин.

- Как трогательно, - ухмыльнувшись, замечает Снейп, - обо мне и в лучшие времена так не заботились.

- Я о вас еще не так позабочусь, - многообещающе отвечаю я. – Директор, не беспокойтесь, - я стараюсь, чтобы голос звучал уверенно и твердо, - он будет под присмотром и не сможет больше никому навредить. Я справлюсь.

Макгонагалл кивает мне сочувственно и ободряюще и, встав из-за стола, открывает дверь. На Снейпа она больше не смотрит.

 Отправлено: 20.01.08 15:34. Заголовок: - Идите за мной, - н..

- Идите за мной, - негромко говорю я сквозь зубы, как только мы оказываемся в коридоре. – Или нет… лучше впереди меня, так, чтобы я вас видел.

- Вы уж определитесь сначала, Поттер, - с издевкой начинает Снейп, но на этот раз я не даю ему договорить. Рывком приближаюсь к нему и с силой вжимаю кончик палочки в тощую грязную шею.

- Молчать, - цежу я, но – странное дело – не получаю никакого удовольствия от того, как расширяются от боли темные зрачки. – Подчиняться без разговоров, или пожалеете. Понятно? - Я убираю палочку быстрее, чем самому хотелось бы.

- Более чем, - Снейп пожимает плечами так спокойно, словно это не я только что причинил ему боль. – В состоянии аффекта на убийство вы вполне способны, что недавно с успехом доказали, а я не самоубийца – во всяком случае, если мне захочется покончить с собой, я предпочту другой способ. Я могу идти?

- Идите. На шаг впереди, не оборачиваясь, - угрюмо говорю я. Минутное чувство превосходства сменяется почти стыдом. Я не Блэкстон. Может, когда и научусь… но пока я так не смогу – даже с этой мразью. Лучше всего, чтоб не срываться, не давать ему повода для этого – то есть просто игнорировать его издевки. В язвительности мне с ним не тягаться – это я еще по школе помню, да и почему, собственно, я должен с ним тягаться?! Вообще говоря, я его даже ненавидеть не должен – я слишком презираю его, чтобы испытывать к нему что-то личное, а ненависть все-таки не предполагает безразличия. А он для меня никто, пустое место – по крайней мере, я очень хочу, чтобы это было так.

Да, это, наверное, будет самым правильным. Ничего личного. Отконвоировать на урок, привести обратно. Проследить, как ест и испражняется. Противно? Перетерпим.

Он думает обо мне как о неопытном мальчишке, не умеющем скрывать свои чувства и сдерживать эмоции. Значит, эта тактика – холодное равнодушное презрение – возможно, даст свои плоды.

Я и забыл, что до подземелий так далеко – проходит полных десять минут, прежде чем Снейп, пошатываясь, останавливается перед мрачной дверью черного дерева. Заглянув в пергамент, я негромко произношу пароль - «шоколадные эклеры», забавно, он чем-то напоминает дамблдоровский, только Слизнорту, похоже, больше нравились магловские сладости – и дверь, скрипнув, послушно открывается.

Мерлин, я и еще кое-что забыл… Конечно, в этих комнатах я никогда не был, - Слизнорт ко мне благоволил, но в личные покои не приглашал, а уж Снейп тем более, - но теперь, ежась от промозглого холода, невольно вспоминаю кабинет зельеварения, где мы всегда отчаянно мерзли. Этот-то привык… Стоит как ни в чем не бывало и наблюдает со своей всегдашней мерзкой ухмылкой как я, клацая зубами, взмахом палочки пытаюсь разжечь камин. Со второго раза удается, и под ровное гудение пламени я уже спокойно – от холода теперь точно не помру – осматриваюсь. Бог знает сколько времени мне придется здесь провести… и, к сожалению, не одному.

Небольшая овальная комната обставлена вполне в духе Слизнорта – пышные ковры, мягкие кресла с высокими спинками, полированный овальный столик на гнутых ножках, вычурный резной шкафчик – за стеклом мерцают хрустальные бокалы и поблескивают пузатые бутылочки, скорее всего, с его любимой медовухой… К горлу почему-то подкатывает дурацкий комок. Конечно, я предпочел бы другую обстановку… но вдруг он все же вернется – и я решаю ничего не трогать. Тем более что уже через минуту понимаю, что как минимум ковры – не прихоть старого сибарита, а, можно сказать, насущная необходимость – ледяной каменный пол студит ноги даже через толстый ворс.

Так, а это что? Из гостиной ведут две двери – видимо, в спальню и личную лабораторию. Поколебавшись, распахиваю ближайшую – и еле удерживаюсь от детского «Вау!».

Представления о комфорте у Слизнорта вполне восточные. Почти все пространство небольшой спальни занимает огромная кровать – куда ему одному столько?! – заваленная десятком пухлых серебристых подушечек, которые я, поморщившись, убираю взмахом палочки. Откидываю темно-зеленое парчовое покрывало - и вновь теряю дар речи: это не постель, а просто какое-то гаремное ложе – пуховая подушка размером с небольшой стог, почти такой же толщины одеяло и фантастическая перина, в которую, присев на секунду, я тут же проваливаюсь как в болото. Нет, эту мечту Великого Могола точно надо ликвидировать – в случае чего восстановлю потом, как было, а пока я с облегчением трансфигурирую пуховое безобразие в обычный пружинный матрас, гораздо более скромную подушку и шерстяное одеяло гриффиндорской расцветки, а покрывало, поколебавшись, – в мохнатый плед. Хватит со Снейпа и пледа, а в качестве подстилки вполне сойдет ковер, которых здесь тоже в избытке.

Мерлин… Я же оставил его там одного. Швырнув плед в угол, я выбегаю из спальни, и сердце гулко ухает куда-то вниз. Так и есть – Снейпа в гостиной нет, зато вторая дверь приоткрыта. Ну, если он уже успел напакостить…

Толкнув дверь ногой, я молнией влетаю в комнату – это действительно лаборатория – и практически врезаюсь в Снейпа, который, оказывается, стоит совсем недалеко от входа. В последний момент я заставляю себя притормозить, и толчок получается вроде бы несильным, но ему и такого хватает: покачнувшись, он неуклюже падает на каменный пол – ковров здесь, разумеется, нет.

Подавив желание пнуть его, быстро осматриваю небольшое помещение – и моментально прихожу в отчаяние: аккуратностью этого мерзавца Слизнорт, к сожалению, не отличался. Сотни разноцветных пузырьков и склянок стоят на широких полках без всякого порядка и нумерации – поди разбери, что и откуда он успел стащить, если успел.

Пока я осматривался, он возился на полу, пытаясь подняться, и сейчас уже стоит на коленях. Но эта поза, долженствующая изображать покорность, совершенно не вяжется с его взглядом - даже глядя снизу вверх, он заставляет меня почувствовать себя первокурсником, сующим нос куда не следует, точно это он застал меня на месте преступления.

Блэкстон прав. Надо что-то делать с этой спесью.

А если попробовать вот так?..

Я пододвигаю к себе ближайший стул, не спеша усаживаюсь и почти лениво взмахиваю палочкой:

- Вингардиум левиоса!

Смотри-ка, подействовало. Сложно изображать надменное превосходство, когда болтаешься в воздухе в нескольких дюймах над полом. Я с удовольствием разглядываю исказившееся от бешенства лицо и спокойно спрашиваю:

- Так что вы здесь искали? И что успели взять?

- Поттер, прекратите немедленно, - выговаривает Снейп сквозь стиснутые зубы, безуспешно пытаясь достать пол носками стоптанных ботинок. Не отвечая, я поднимаю палочку, заставляя его приподняться еще на десяток дюймов.

- Профессор, вы что, не расслышали? Мне повторить вопрос?

Снейп яростно дергается, пытаясь хоть немного опуститься, но в итоге прекращает безуспешные попытки и бессильно зависает в воздухе, как огромный уродливый мотылек. Впрочем, лампе, вокруг которой кружат такие особи, я не позавидовал бы – еще неизвестно, кто кого испепелил бы, так пылают ненавистью ввалившиеся черные глаза.

- Ничего, - в бешенстве хрипит он, - я ничего не успел взять.

- Ну, это нетрудно проверить, но все-таки – что вы хотели найти? – новым движением палочки я поднимаю его на целый фут. Я ожидал новой вспышки бешенства – но внезапно лицо Снейпа становится каким-то… даже не бесстрастным, а каким-то отрешенным, словно он напряженно пытается что-то вспомнить – и не может. Наконец он опускает голову и тихо произносит голосом, в котором звучат растерянные нотки:

- Я.. я не помню. Не знаю, зачем я сюда пришел.

Это что еще за фокусы?! Он что, пытается меня разжалобить – или попросту придуривается? Второе, кажется, вернее. Я опять взмахиваю палочкой, но от злости немного не рассчитываю движение – и Снейп взлетает почти под потолок, ударившись виском о выступ стены. Голова от удара откидывается, как у тряпичной куклы, и ссадина на бледном виске быстро наполняется темной кровью.

Ох ты, черт. Этого только не хватало. Я не собирался его калечить! Пробормотав заклинание, я опускаю его по возможности плавно, торопливо пододвигаю стул, и Снейп - неловко, боком - почти падает на него. Глаза закрыты, побелевшие губы прикушены, по землистой щеке сбегает яркая алая струйка, и я вдруг с ужасом понимаю, что почти готов…

Что? Поттер, ты с ума сошел? Перед кем ты собрался извиняться?!

А если он потерял сознание – что ты будешь делать?! А если он.. черт, «сдохнет» почему-то не выговаривается… если он?..

Но ни того, ни другого делать он, судя по всему, не собирается - уже через несколько секунд он открывает глаза и произносит негромко, но очень отчетливо:

- Поздравляю вас, Поттер. Вы быстро учитесь. Не ожидал.

- Не удивлен, - бормочу я, чувствуя дурацкое, правда же, совершенно неуместное облегчение. – Что-то не припомню, когда вы ожидали от меня чего-нибудь достойного.

- Достойного? – Снейп резко выпрямляется на стуле, раздраженно дернув скованными запястьями. – Издеваться над подследственным – это вы называете достойным? Впрочем… что ж, вы выбрали то, что вам, видимо, по душе, а человек – это его выбор, как говорил Дамблдор, любимейшим учеником которого вы много лет считались. Вот только непохоже, чтобы вы хоть чему-то научились у столь… достойного учителя.

Вот о Дамблдоре ему упоминать не стоило. Все благие намерения сохранять спокойствие – и тем более абсурдное желание извиниться - моментально вылетают из головы, и в следующую секунду жаркая волна ненависти буквально сметает меня со стула. Я вцепляюсь в костлявые плечи, встряхиваю его так, что он вновь прикусывает губу, но теперь мне на это плевать, и яростно выпаливаю, глядя прямо в черные зрачки:

- Не смейте говорить о нем! Не смейте упоминать его имя! Выбор… вы еще смеете говорить мне о выборе – он верил, что вы действительно изменились, а вы предали его, снова переметнувшись к Волдеморту, и убили поверившего вам человека по приказу вашего поганого Темного Лорда!

Задыхаясь, я вынужден остановиться, чтобы глотнуть воздуха, и Снейп, воспользовавшись паузой, внезапно произносит – спокойно, с легким оттенком удивления:

- Но Темный Лорд не приказывал мне ничего подобного.

Ошеломленный этим невероятным высказыванием, я несколько секунд молча обдумываю услышанное. Может, мерзавец и не врет… но это ничего не меняет. Ненависть вновь окатывает меня темной волной, и я опять яростно встряхиваю его:

- Значит, все обстояло еще хуже - вы убили Дамблдора, чтобы выслужиться перед вашим хозяином, - я еле сдерживаюсь, чтобы не ударить его, и он, заметив это, усмехается. - Или еще проще – вы настолько ненавидели его - просто потому, что он лучше, чище, достойнее – что не смогли удержаться и дали выход своей ненависти!

На этот раз он не отвечает, и через какое-то время я отпускаю его плечи, чувствуя, как жаркая волна уходит, оставляя после себя горечь и опустошение. Снова я сорвался попусту. Дамблдора этим не вернешь. Надо попытаться держать себя в руках и - по возможности молча - делать то, что является насущно важным – а для начала убедиться, что он в самом деле не припрятал никаких зелий, и…

- Я не выслуживался перед Темным Лордом. И я не ненавидел Дамблдора. Я уважал и любил директора.

Что?.. Да до каких же пор эта тварь будет надо мной издеваться?!

Я рывком подаюсь к нему, заметив мое движение, он пытается отстраниться, но не успевает – и я, коротко размахнувшись, даю ему пощечину, и еще одну, и еще, не заботясь о том, останутся ли следы, вкладывая в хлесткие удары всю накопившуюся за эти месяцы боль и горечь.

Наконец я с трудом заставляю себя остановиться, тяжело дыша и брезгливо встряхивая окровавленной горящей ладонью.

Если он сейчас еще что-то скажет…

- Поттер, - я вновь заношу руку для удара, но на этот раз Снейп не делает попыток отстраниться. Выглядит он как иллюстрация к параграфу про пытки в «Истории магии», но голос звучит удивительно спокойно – и я, криво усмехнувшись, опускаю руку.

Если это опять издевка – клянусь, он об этом пожалеет. Если же нет… В конце концов, он действительно под следствием – и я просто обязан его выслушать.

- Поттер, - вновь начинает Снейп, и его голос звучит почти сочувственно. – Я вас очень хорошо понимаю… гораздо лучше, чем вы думаете, – уголок рта дергается в непонятной горькой гримасе, но продолжает он так же спокойно: - Вы можете снова меня ударить, если вам будет от этого легче. Можете убить – но от этого все, что я вам сейчас сказал, не перестанет быть правдой.

- Вы сказали – я стараюсь говорить четко и размеренно, - что Волдеморт не приказывал вам убить директора. Что вы не выслуживались таким образом перед хозяином. Наконец, - я глубоко вдыхаю, пытаясь сохранить спокойствие – что вы не ненавидели Дамблдора, а, наоборот, уважали и любили его. И вы утверждаете, что все это – правда.

- Правда, - спокойно кивает Снейп. – Впрочем, это легко проверить – у Слизнорта наверняка есть Веритасерум.

Действительно, мог бы и сам додуматься. Но как я найду хоть что-нибудь в этом хаосе?.. Я растерянно оглядываю полки и через полминуты, злясь на себя, взмахиваю палочкой – хорошо, хоть это Снейпу не пришлось мне подсказывать:

- Акцио Веритасерум!

В ладони мгновенно оказывается пузатая склянка с прозрачной жидкостью. Я внимательно оглядываю ее и с удовлетворением замечаю на донышке наклейку с названием. Но почерк не Слизнорта – я хорошо помню слизнортовские кудрявые завитушки, а этот резкий угловатый почерк явно принадлежит… Мерлин, да кому ж еще он может принадлежать? В памяти моментально всплывают язвительные рецензии, написанные на полях моих домашних работ этим самым почерком.

Получается, что зелье варил еще Снейп. Прекрасно. Значит, в качестве сыворотки можно не сомневаться – чего-чего, а профессионализма этой сволочи не занимать.

Снейп запрокидывает голову, и я подношу пузырек к потрескавшимся бледным губам. Отпив немного, он смыкает губы, но я заставляю его сделать еще пару глотков – не помешает для надежности.

- Решили подстраховаться? – поморщившись, говорит он, когда я убираю склянку. – В свое время на уроке, говоря о применении Веритасерума, я, помнится, рассказывал, - но вы, разумеется, как обычно пропустили мои объяснения мимо ушей, - что при его передозировке неизбежны стойкие побочные эффекты – ночные кошмары и галлюцинации. Впрочем, ваших коллег, лучше вас разбирающихся в зельях, это не останавливает, и вас, думаю, вряд ли остановило бы.

Вот еще, как будто больше мне заняться нечем, как только беспокоиться о состоянии его психики. Равнодушно пожав плечами, я, выждав пару минут, задаю первый вопрос. По правилам, он должен быть контрольным – что-то неприятное, стыдное, то, что в любом случае попытаешься скрыть – и я знаю, о чем его спрошу.

- Тогда, на шестом курсе, когда вас подняли в воздух Левикорпусом, – его лицо искажается, но мне плевать, - с вас все-таки сняли подштанники?

- Да, - тут же отвечает Снейп. Если бы взгляд был способен испепелять, черные глаза выжгли бы во мне дыры, но тон неестественно спокоен - и я узнаю эту расслабленную интонацию, знакомую мне еще по допросу Крауча. Зелье и впрямь действует. Прекрасно...

- Хорошо, приступим. Для чего вы пришли в лабораторию?

- Я не знаю.

- Попробуем по-другому. Вы хотели что-то оттуда забрать?

- Возможно. Я не помню.

- Это зелье или ингредиент?

- Поттер, я же сказал вам, что не помню! – странно слушать эти раздраженные слова, произнесенные столь спокойным тоном.

- То, что вы сейчас говорили о Дамблдоре – я делаю глубокий вдох, вдруг понимая, что страшусь его ответа, - правда?

- Да.

- Тогда почему, - я почти шепчу, чувствуя, как не хватает воздуха, - вы это сделали?

Внезапно Снейп бледнеет еще больше, так, что изможденное лицо становится похоже на измазанную кровью посмертную маску и застывает в мучительном напряжении – словно он пытается что-то вспомнить – и не может.

- Я… я не помню, - наконец произносит он тихим хриплым голосом.

- Ладно, - я изо всех сил пытаюсь говорить спокойно, - почему вы сожгли его портрет?

- Не знаю. Не помню.

- А что вы вообще помните?! – не выдержав, ору я, и тут же ощущаю стыд – не представляю, что бы я сам ответил на такой вопрос. Снейп, видимо, тоже этого не представляет – на его лице появляется озадаченное выражение:

- Мне начать с детских воспоминаний? Вы уверены, что вам это нужно?

- Оставьте их себе, - сквозь зубы говорю я. – Что еще вы можете сказать о ваших провалах в памяти?

…Спустя полчаса, когда действие сыворотки заканчивается – я понимаю это по изменившимся интонациям Снейпа – я откидываюсь на спинку стула, чувствуя ужасное опустошение. Судя по тому, как он выглядит, он в похожем состоянии – впрочем, меня мало это заботит.

Никогда бы не подумал, что допрос может быть настолько изматывающим. Возможно, так подействовали его бесконечные сводящие с ума «Я не помню». Они настолько выводили из себя, что пару раз я чуть снова не влепил ему пощечину, вовремя опомнившись, чтобы, выдохнув, задать следующий вопрос – и выслушать очередное «Не помню».

Мне приходилось читать о нарушениях памяти – но я никогда не думал, что они могут быть такими… избирательными. Оказалось, что Снейп прекрасно помнит все, связанное с Хогвартсом, включая последний год, – но не может ничего сказать о мотивах многих поступков. Так же обстоит дело со службой Волдеморту – факты налицо, мотивы отсутствуют.

… - Вы служили Волдеморту?

- Да.

- Почему вы вернулись к нему?

- Я не помню…

Но непонятнее всего обстоят дела с Орденом Феникса. О нем Снейп не помнит практически ничего – ни адреса штаб-квартиры, ни имен, ни операций, хотя даже мне известен как минимум десяток дел, в которых он принимал самое непосредственное участие. Как-то я ему даже посочувствовал, мысленно, разумеется – когда на площади Гриммо случайно увидел, как он, морщась, пьет Костерост, неловко держа на весу сломанную руку.

… - Вы помните, при каких обстоятельствах два с половиной года назад сломали руку?

- Не помню…

Я устало потираю ноющий лоб. Голова гудит, как будто в нее попали бладжером. Возможно, в его амнезии и есть какая-то система, но сейчас я просто не в состоянии анализировать услышанное – тем более что кое-что из сказанного Снейпом с удовольствием забыл бы.

… Я уважал и любил директора…

… Да, мы дружили… Дамблдор был моим единственным другом…

Насколько все было просто – в том числе и с моим отношением к нему - пока я не слышал этих слов, произнесенных тихим хриплым голосом – если бы я не знал, что это Снейп, решил бы, что он пытается сдержать слезы.

Конечно, сказанное не перечеркивает факты. Он предатель и убийца, и то, что он не в состоянии объяснить мотивы своих поступков, не может уменьшить мою ненависть и презрение.

Или… может?

Черт, от этого с ума можно сойти.

Уважал – и предал, переметнувшись к Волдеморту.

Любил – и произнес «Авада Кедавра».

А потом сжег портрет единственного друга.

А может, он и правда… того? Помешался?

Нет, конечно же, он нормален – иначе его не выпустили бы из Св. Мунго. Правда, частичная потеря памяти колдомедикам - и тем более аврорам - не помешала. Хотя… может, они об этом не знают?

- Кто-нибудь еще знает о ваших провалах в памяти? – спрашиваю я, не глядя на него – пусть не думает, что я ему сочувствую.

Я и не сочувствую. Правда. Нисколько. Мне просто… интересно.

- Конечно, - в усталом голосе звучат удивленные нотки. – В больнице мне давали тесты, а ваши коллеги, кроме Веритасерума, регулярно используют легилименцию – разве вам не сказали? Но все, что им нужно, я помню, а остальное их не интересует.

- Как это - не интересует? – я удивленно поднимаю на него глаза и вижу, как он насмешливо вскидывает бровь. Такой знакомый жест – еще из тех времен, когда Волдеморт был всего лишь зловещей тенью, а он – просто самым нелюбимым учителем, а не тем, кем стал. – Разве это не потребуется на суде – доказательства вашей вины, ваше признание, подробности и обстоятельства… случившегося?

- Поттер, вы серьезно переутомились. Доказательств моей вины более чем достаточно, свидетелей – тоже, и главный из них меня только что допрашивал. Кого в таких обстоятельствах может интересовать, почему именно я сделал то, что сделал?

- А о Дамблдоре, о том, как вы к нему… относились, - об этом вас спрашивали?

- С какой стати? Конечно, нет. Вы только что привели исчерпывающий перечень вариантов того, как, по мнению ваших коллег, я могу к нему относиться. Разумеется, я не собираюсь их переубеждать – это, знаете ли, слишком личное.

- Тогда почему вы рассказали мне? – бормочу я непонимающе.

- О, ну конечно, не для того, чтобы вас разжалобить, - он сухо усмехается, - маловероятно, что вы способны испытывать ко мне что-то подобное, да и я уж как-нибудь обойдусь без вашей жалости и сочувствия. Честно говоря, я и сам не знаю, почему. Может быть, потому, что вам действительно небезразличен был директор, а может быть, потому, что ваша недолгая служба в аврорате пока не успела вытравить из вас человека. В любом случае, - добавляет он устало, - память вы мне вернуть не сможете, а рассчитывать на вашу помощь… у меня амнезия, а не слабоумие.

Вот это верно. Он скорее удавится, чем попросит меня о помощи.

Чувствуя усталость и странную досаду – можно подумать, я ему эту помощь предложил – я медленно поднимаюсь со стула, разминая затекшие мышцы. Снейп почему-то продолжает сидеть.

Ну конечно. Я приказал ему подчиняться – а указаний никаких не давал. Запомнил, надо же…

- Вставайте и идите в спальню, - я стараюсь, чтобы голос звучал ровно и деловито. Все, хватит, больше никаких вспышек ненависти и пощечин. Это моя работа, и я постараюсь выполнять ее… достойно – разумеется, не потому, что он что-то там сказал по этому поводу, а просто… просто чтоб не стыдиться потом самого себя.

Он с трудом поднимается и, пошатываясь, выходит из лаборатории, шаркая стоптанными ботинками. Ах да, одежда… Вряд ли Слизнорт держал его одежду в комнатах, скорее всего она где-то здесь, в одном из шкафов… Стоп, Гарри, ты и правда переутомился – ведь уже использовал сегодня это заклинание.

- Акцио одежда Снейпа, - произношу я и с облегчением вижу, как из высокого обшарпанного шкафа в дальнем углу вылетает скомканная груда тряпья и шлепается к моим ногам несимпатичной кучей. Так, что здесь у нас? Мантия, вполне приличная, сюртук, две рубашки на смену, брюки… белье – кто бы мог подумать, он носит шелковое… ну и вот еще ночная сорочка – и хватит с него. Мне неохота нести получившуюся стопку самому, и, взмахом палочки отправив остальное обратно в шкаф, я левитирую одежду в спальню и сам иду следом.

Снейп уже здесь и стоит у камина, глядя на огонь. Я опускаю палочку, и стопка его одежды падает на пол в углу, куда я уже бросил плед, но он не оборачивается. Похоже, он даже не услышал, как я вошел – или услышал, но пытается показать, насколько ему безразлично мое присутствие.

Безразлично? Ну-ну. Я сажусь на кровать и с облегчением сбрасываю ботинки, искоса поглядывая в его сторону. Тощая спина по-прежнему выглядит неестественно прямой – я ведь так и не снял с него наручники. А он меня об этом не попросил.

А если так и не попросит?..

Черт, я не собираюсь облегчать ему жизнь! Но… если я хочу, чтобы на уроке он смог хотя бы держать палочку, не говоря уж о том, чтобы пользоваться ей, снимать с него эти штуки на ночь просто необходимо.

- Вы что, рассчитываете всю ночь вот так простоять? – нейтральным тоном интересуюсь я.

- А вас что-то не устраивает?

- Да ради бога, дело ваше, - зевнув, я пожимаю плечами. – Просто я собираюсь принять душ и лечь спать, так что если есть какие-то просьбы, лучше с ними поторопиться.

- Вы снимете с меня наручники? - произносит он, не оборачиваясь.

- Это просьба или вопрос?

- А что, я должен именно попросить? – вот теперь он оборачивается, и я спокойно встречаю его взгляд:

- А почему вас это удивляет? Угадывать ваши желания я не собираюсь. Если чего-то хотите, придется об этом попросить - и если просьба будет разумной, я дам позволение.

- Вот как, дадите позволение, - протяжно произносит Снейп. – Ничтожный Снейп просит разрешения, и всесильный Поттер, подумав, разрешает… боже, как это предсказуемо и пошло и как, должно быть, льстит вашему самолюбию.

- Да какое, к черту, самолюбие! – зло выпаливаю я, мгновенно потеряв самообладание. Мерлин, ну почему меня так заводят его высказывания?! - Можно подумать, я всю жизнь мечтал об этом – оказаться в хогвартских подземельях в качестве вашего надсмотрщика! Да я был бы счастлив, если б в жизни вас больше не увидел! Я не напрашивался на это задание, но, раз уж я его получил, я просто обязан выполнять полученные инструкции!

О, черт… Я поспешно умолкаю, но он уже услышал то, что услышал. Ну и плевать. В конце концов, кто здесь преступник, и почему я должен перед ним оправдываться? Я заставляю себя не отводить взгляда от его лица – и с удивлением вижу, как холодная насмешка уступает место странному выражению – кажется, это почти сочувствие:

- Так вот как обстоят дела… Признаться, я думал, что вы были полны рвения и сами, как вы выражаетесь, напросились. Но вас просто вызвали к Блэкстону и дали соответствующие инструкции. Поттер, неужели вам не пришло в голову, что, заставляя унижать меня, вас попросту используют? Играют на вашей ненависти, вашем предубеждении, манипулируют даже вашим отношением к Дамблдору – и делают из вас марионетку?

Я зло смотрю на него, пытаясь подобрать слова для ответа, и с отчаянием чувствую – не получается. Да нет, он не может быть прав. Но почему тогда так гадко на душе – или все дело в присутствии рядом этой сволочи?

- Вижу, вы об этом не думали, – из моего растерянного молчания Снейп явно сделал свои выводы.

- Не ваше дело, - глухо отвечаю я. – Я вашего совета не спрашивал.

- Да я его и не давал, - он снова вскидывает бровь, и я опять кажусь себе первокурсником. – Хотите быть марионеткой – будьте ей. Мне-то что, мне даже интересно поиграть с вами в эту игру – интересно увидеть, на каком этапе вы станете сами себе противны, или, наоборот, сделаетесь красой и гордостью аврората.

Он вновь поворачивается ко мне спиной, неловко вытягивает скованные руки и произносит очень вежливо и спокойно, без тени издевки:

- Пожалуйста, снимите с меня наручники.

Ей-богу, не знаю, как ему это удается - он вроде бы подчинился, а я все равно чувствую себя побежденным… Ну и черт с ним, хватит с меня на сегодня этих… игр. Вздохнув, я произношу заклинание – и наручники, клацнув, спадают с его запястий.

- Ваша одежда в углу, где плед, - сообщаю я, отвернувшись и взбивая подушку. Мерлин, как же я устал… – Спать будете там же. Можете принять душ и лечь.

Я почти готов к очередному язвительному комментарию, но в наступившей тишине слышу только скрип стоящего у камина кожаного кресла и следом – негромкий вздох облегчения. Чем он там занимается? Я же сказал ему идти под душ, он что, думает – я всю ночь буду ждать, когда он соизволит это сделать? Я раздраженно оборачиваюсь и вижу, что он уселся в кресло и массирует руки.

Руки?... О господи. Это – его руки?! До сих пор скованные за спиной кисти скрывали складки мантии, но сейчас я хорошо их вижу – и не уверен, что мне хочется это рассматривать.

Я хорошо помню его узкие изящные кисти – почти единственное, что меня в нем невольно восхищало безотносительно к тому, что он Снейп – ну, еще голос и походка, конечно. Но эти синюшные вздувшиеся конечности с толстыми, как сосиски, пальцами так же мало напоминают руки прежнего зельевара, как дядя Вернон – балерину Ковент-Гардена.

Какое-то время он просто трет ладонями тыльную сторону кистей, потом начинает осторожно разминать негнущиеся пальцы и, не глядя на меня, спокойно замечает:

- Как видите, я пока не в состоянии справиться с одеждой. Пока кровообращение восстановится, пройдет по меньшей мере десять минут. Так что я на вашем месте принял бы душ первым.

Угрюмо кивнув, я иду в ванную. Наскоро избавившись от одежды, открываю воду сразу на полную мощность, и пока горячие струи хлещут по макушке, пытаюсь представить, как вместе с мыльной пеной с меня стекает весь этот кошмарный нескончаемый день – точнее, вечер, день был вполне ничего себе.

Потом появился Снейп и, по обыкновению, все испортил.

Мерлин, ну почему он такой гад?! Почему сразу не попросил снять наручники – специально чтобы я сейчас чувствовал себя виноватым? Это же боль, наверное, адская, и плечи, должно быть, ноют нестерпимо.

Хорошо, что он вообще принял эти, как он их назвал, правила игры – иначе со своей идиотской гордостью провалялся бы скованным до утра. Гордостью, которую я должен подавить – и как мне, черт побери, это сделать?! Бить я его больше не собираюсь, все равно никакого толка, а унижать – себе дороже, сам потом хожу как в дерьме извалянный. Да и с тактикой равнодушного презрения что-то не получается – какое тут, к черту, равнодушие, когда то треснуть его хочется, то… извиниться.

Вот чего уж точно никогда не сделаю.

Наскоро вытершись и набросив слизнортовский халат, – он мне, конечно, велик, но другого нет, - я выхожу из ванной и сухо интересуюсь:

- Вы закончили? Тогда раздевайтесь, принимайте душ и спать – я не собираюсь ждать до утра.

- Кто вас заставляет, - не глядя на меня, он продолжает сосредоточенно разминать распухшие кисти. - Где ванная, я знаю, как пользоваться душем – помню, моя амнезия на бытовые мелочи не распространяется.

- Вы что, уже забыли, что должны подчиняться мне без рассуждений? – я стараюсь подпустить в голос побольше металла – пусть не думает, что я оправдываюсь. – Я обязан всюду вас сопровождать, наблюдать за каждым вашим действием и не собираюсь нарушать полученные инструкции.

«Хотя бы в этом», - мысленно добавляю я, глядя, как он, пожав плечами, медленно поднимается из кресла и ковыляет к ванной. Разумеется, я иду следом, – а что мне еще остается? – чувствуя себя при этом препакостно. Всю жизнь мечтал понаблюдать за моющимся Снейпом. Утешает только, что ему еще неприятнее, чем мне, хотя он старательно делает вид, что нет ничего естественнее, чем раздеваться, стоя в двух шагах от Поттера. Но красные пятна, выступившие на скулах, и мелко подрагивающие пальцы выдают его с головой.

Стоя вполоборота, он долго возится с бесчисленными пуговицами – так долго, что я уже готов применить расстегивающее заклятие, и даже когда с последней застежкой наконец покончено, медлит целую минуту, хотя теперь ему достаточно просто повести плечами.

- Ну же, - сквозь зубы бормочу я, - чего вы тянете? Чем быстрее начнете, тем быстрее все закончится.

- А вы уверены, что вам не захочется продлить удовольствие? – неожиданно спрашивает он. - Вам поручено наблюдать? Наблюдайте. Но если вы попытаетесь сделать что-то еще, я… клянусь, вы об этом пожалеете.

О чем это он? Я непонимающе гляжу на него, но когда Снейп, криво усмехнувшись, сбрасывает мантию, под которой не оказывается даже белья, желание что-то выяснять исчезает. Собственно, исчезают все желания, кроме одного – немедленно отвернуться или зажмуриться.

С ним действительно не церемонились, и я с содроганием понимаю, что не хотел бы присутствовать на его допросах. Плечи, спина, бедра покрыты глубокими багровыми рубцами, полузажившими и совсем свежими, запекшимися и сочащимися сукровицей. Огромные кровоподтеки в паху – похоже, совет насчет удара по яйцам уже не раз применялся на практике; цепочка синяков на бедрах, пятнающая бледную кожу… Я тупо пялюсь на них, удивленный странной конфигурацией, Снейп, заметив мой взгляд, вновь усмехается, и тут до меня внезапно доходит – и догадка оказывается такой омерзительной и страшной, что я, судорожно сглотнув, зажимаю рот ладонью, испугавшись, что меня попросту стошнит.

Так вот откуда эти странные бурые потеки на ногах – и вот что он имел в виду, говоря о моем желании продлить удовольствие.

Его насиловали на допросах, насиловали жестоко – и он думает, что я тоже собираюсь это с ним сделать?!

- Впечатляюще выглядит, не правда ли? – глухо выговаривает Снейп, не глядя на меня. – Вижу, вами этот метод еще не опробован. Ничего, уверен, все у вас впереди.

Не ответив – а что тут можно ответить?! – я в каком-то странном оцепенении наблюдаю, как он входит в душевую кабину, открывает воду и какое-то время просто стоит под теплыми струями, как, морщась, распутывает слипшиеся от крови волосы на виске, как осторожно смывает с тела кровь и присохшую грязь, и в голове крутятся всего два слова.

Так нельзя.

Мерлин, так нельзя обращаться даже со Снейпом, пусть даже он стократ заслужил подобное. Каким бы он ни был гадом, обращаться с ним таким образом – это значит попросту уничтожить в себе все человеческое. Впрочем, авроров оправдывает тот факт, что они не считают его человеком, как, впрочем, и я не считал – до сегодняшнего Веритасерума.

Потому что мразь и нелюдь не может убить – и прийти в ужас от содеянного, а я видел сегодня, как плескался этот ужас в запавших черных глазах, когда он говорил о Дамблдоре.

Интересно, на что, собственно, рассчитывал Блэкстон, поручая мне унижать его, чтобы подавить волю? Какое унижение может быть страшнее того, что с ним уже сделали – и продолжают делать?! Впрочем, после всего он, возможно, действительно на грани, и каждое новое унижение может стать той самой последней каплей и окончательно сломить его. Вот только – и я вдруг предельно ясно осознаю это - мои действия этой последней каплей не станут.

Я буду присматривать за ним на уроках, чтобы он не навредил детям. Буду конвоировать его на допросы и обратно и не собираюсь давать ему никаких поблажек. Но намеренно унижать его я не буду – просто потому, что хочу сохранить в себе человека.

А инструкции… их не обязательно выполнять буквально. Совсем не обязательно, например, беспрерывно пялиться, можно встать вот так – вполоборота, скорее угадывая, чем видя, что он делает. Можно познакомиться поближе с темно-зеленым узором на плитке, которой облицованы стены ванной – ох, чувствую, скоро я изучу этот узор лучше, чем любимую книгу о квиддиче. Можно, наконец, подумать о том, чем мне заняться завтра, пока его будут допрашивать…

Вода перестает шуметь, но я не оборачиваюсь, продолжая изучать пространство ванной – и взгляд вдруг останавливается на смятом влажном полотенце, валяющемся в углу. Черт, можно было сообразить, что это ему тоже понадобится...

- Я могу воспользоваться вашим полотенцем? – его тон очень спокоен, но в голосе звенит скрытое напряжение. Странно, он не мог не заметить, что я почти отвернулся, а сейчас вообще на него не гляжу – так с какой стати напрягаться?

Или он все еще думает, что я захочу?..

- Пользуйтесь, - отвечаю я сквозь зубы и поспешно добавляю: - И успокойтесь – я к вам не притронусь.

Не знаю, поверил ли он – он молчит, а его лица я не вижу. Да и какое мне, собственно, дело… Я искоса наблюдаю, как он неуклюже поднимает полотенце и начинает осторожно промакивать влагу, морщась, когда ткань касается свежих рубцов… черт, как же он медленно это делает! Едва дождавшись, пока он обернет полотенце вокруг тощих бедер, я нетерпеливо оборачиваюсь:

- Вы наконец закончили?

- Не совсем, - произносит он все с той же напряженной интонацией. – Мне, - он на мгновение запинается, но твердо заканчивает, - мне нужно в туалет. И если ваши инструкции не предполагают наблюдение за отправлением естественных надобностей, я предпочел бы, чтобы вы отвернулись. Это, знаете ли, слишком интимный процесс.

Закончив свою тираду, он надменно вздергивает подбородок, выжидающе глядя на меня, и я против воли чувствую восхищение. Черт возьми, вот это характер. Он стоит здесь, еле держась на ногах, изможденный, практически голый, мокрые волосы свисают неопрятными сосульками – но в глазах почти вызов, тонкая черная бровь надменно приподнята и руки скрещены на груди в таком знакомом высокомерном жесте.

Пусть. Пусть цепляется за

 Отправлено: 20.01.08 15:35. Заголовок: Понедельник, 24 нояб..

Понедельник, 24 ноября.

Без четверти девять. Я сижу в кабинете директора, ожидая минуты, когда смогу отправиться в Министерство за Снейпом. Сам не знаю, зачем я пришел сюда так рано. Наверное, Макгонагалл поняла это лучше, потому что, едва взглянув на меня, без долгих расспросов принялась поить чаем.

Фарфоровые чашки на клетчатой скатерти исходят ароматным паром. Это дамблдоровский сервиз, я хорошо его помню, и если какое-то время смотреть только на чашку, наблюдая за плавным вращением чаинок, то может показаться, что ничего не изменилось – протяни руку и возьмешь из хрустальной вазочки горсть лимонных долек, а напротив добродушно улыбается прежний хозяин кабинета. Но вместо любимого лакомства Дамблдора на столе жестяная коробка с шоколадными дракончиками, и Макгонагалл, стараясь сделать это незаметно, подталкивает ее ко мне – наверное, думает, что я постесняюсь и откажусь от угощения.

Раньше мне редко предлагали эти печенья. Точнее, всего один раз – когда мой строгий декан решила, что после стычки с Амбридж я срочно нуждаюсь в утешении. И что-то мне подсказывает, что в ближайшие дни ей не раз захочется снова угостить меня этим кулинарным шедевром, даже если я изо всех сил буду стараться выглядеть довольным жизнью.

Потому что через неделю такой веселой жизни мне, пожалуй, захочется повеситься.

И это при том, что проблем у меня с ним сегодня почти не было. А те, что были, можно всецело считать его проблемами.

Когда я проснулся, то обнаружил, что он уже полностью одет и сидит в кресле у камина, ко мне спиной, откинувшись на высокую спинку. Испытывая непонятную неловкость от того, что он может, обернувшись, увидеть меня неодетым, я, злясь на себя за это чувство, наскоро натянул джинсы и свитер, умылся, не глядя больше в его сторону, и вышел в гостиную. Там меня ждал сюрприз – огромный поднос с горой всяких вкусностей, а из-за столика выглядывала испуганная физиономия Добби. Эльф торопливо пропищал, что принес сюда завтрак по просьбе директора, и испарился так быстро, что я даже не успел расспросить его о причинах такого испуга. Хотя… чего там, все ясно. Со дня убийства Дамблдора домовые эльфы, искренне преданные директору, ненавидят и боятся его убийцу.

Как всегда, при мысли о Снейпе настроение стало отвратительным. Я без всякого аппетита сжевал тосты и яичницу с беконом и, бросив взгляд на часы – до первой пары двадцать минут, ублюдок вполне успеет поесть, если поторопится – снова вошел в спальню и увидел, что он так и сидит в кресле, только теперь в странной, нетипичной для себя позе – сгорбившись и опустив голову на руки.

Ни на приказ подняться, ни на раздраженный окрик он не отреагировал, и поднял голову только тогда, когда я, подойдя к креслу вплотную, резко тряхнул его за плечо. Похоже, он только теперь меня услышал. А когда я увидел его лицо, по спине невольно побежали мурашки – я помнил слова Блэкстона о самоубийстве, а это лицо – точнее, посмертная маска с пустыми мертвыми глазами – было лицом человека, готового в любой момент покончить с собой. Впрочем, уже в следующую секунду это вгоняющее в дрожь выражение быстро, как меняется изображение на переводной картинке, сменилось привычной брезгливой иронией. Ну и плевать, будто мне есть до нее дело.

Разумеется, за пятнадцать минут до урока наручники на него надевать не имело смысла – и я этого не сделал, тем более что отек за ночь почти не спал. От завтрака он отказался, выпил только сок, неуклюже держа стакан двумя руками, как пьют очень маленькие дети. Наверное, он и есть не стал потому, что распухшие пальцы не справились бы с вилкой. Это выглядело бы смешно, не будь это Снейп – и, похоже, собственная неловкость унизила его сильнее, чем вчерашний душ, если судить по залившему лицо кирпичному румянцу. А когда я сухо заметил, что, если дальше так пойдет, кормить его придется насильно, он бросил на меня такой взгляд, что два года назад - когда я еще боялся его – я всерьез испугался бы за собственную жизнь.

И что теперь, мне ждать, когда он заморит себя голодом, ублюдок несчастный?! На обеде я точно бы привел свою угрозу в исполнение, если бы за несколько пар он не разработал руки настолько, что смог все-таки пользоваться столовыми приборами. Но съел все равно ничтожно мало, сообщив, глядя в пространство, что не голоден.

Ха. Не голоден. То-то выглядит как изображение узника фашистского концлагеря в магловском учебнике – видел как-то у Дадли. Ну и черт с ним, грохнется на уроке в обморок - откачивать не буду, Энервейт – и вперед, на допросы.

- Тяжело было на уроках? – Макгонагалл сочувственно заглядывает в глаза, подливая чаю. Я отрицательно качаю головой, с удивлением понимая, что почти искренен. В самом деле, уроки прошли на удивление гладко, если не считать инцидента на первом занятии – конечно же, с гриффиндорцами.

Это были пятикурсники, которых я почти не помнил. Когда мы вошли в кабинет – Снейп на шаг впереди, следом я с палочкой наизготовку – класс, дружно выдохнув, замер на несколько секунд – ровно до того момента, как я занял пустующую парту у стены, а Снейп опустился на учительский стул, - и тишина мгновенно взорвалась негодующими криками.

- Он что, будет нас учить?! Он же преступник!

- Мы не хотим с ним заниматься!

- Ребята, давайте устроим ему бойкот – Гарри, ты же нас поддержишь?

- И ничего он нам не сделает – ему даже баллы снимать запрещено!

Откинувшись на жесткую спинку ученической скамьи, я с интересом наблюдал за происходящим. Помогать ему я, разумеется, не собирался – было просто любопытно, как он справится и справится ли вообще. Глядишь, если урока не получится, а там и следующего, авроры передумают и избавят школу от Снейпа, а меня – от этого задания, будь оно неладно.

Но Снейп какое-то время ничего не предпринимал - просто, склонив голову, прислушивался к возмущенным выкрикам. А потом, поднявшись и скрестив на груди руки так, что распухшие пальцы спрятались в складках мантии, обвел класс своим фирменным тяжелым взглядом, в котором было столько усталого презрения, что даже самые яростные крикуны смущенно примолкли.

Впрочем, через полминуты светловолосый крепыш на второй парте, вскочив так резко, что чуть не опрокинул котел, отчаянно выпалил:

- И не смотрите на нас так! Мы вас больше не боимся!

- О да, конечно, вы не боитесь, - проговорил Снейп негромко, но так, что мгновенно наступившая тишина сделалась абсолютной. - Вы ведь все здесь смельчаки, правда? Так легко и приятно проявлять храбрость, когда перед вами мерзкий преступник, которому запрещено снимать баллы, который почти не владеет палочкой и от которого вас в любой момент готов защитить спаситель магического мира, - иронический поклон в мою сторону. - Это, должно быть, очень по-гриффиндорски – вести себя по-хамски, зная, что вам ничего за это не будет – так, мистер Макмиллан? – пристальный взгляд в упор на светловолосого крикуна и тот, не выдержав, опустил глаза и пробормотал:

- Извините.

- Кто-то еще желает проявить чудеса храбрости? – Снейп вновь пристально оглядел класс, и я заметил, что многие отводят взгляд и, торопливо пробормотав что-то похожее на извинение, достают учебники.

Поразительно, но ему удалось справиться с ситуацией – и на этом, и на других уроках. Что-то похожее, хотя, может, и не столь бурное, происходило на каждом – и на каждом его способ действовал безотказно: никому не хотелось чувствовать себя мерзавцем. Правда, многие, ища поддержки, пытались поймать мой взгляд – но я упорно смотрел только на Снейпа, продолжая держать его под прицелом палочки.

Помогать ему я не собирался – но и мешать тоже. Он сволочь, но он прав – дети не должны опускаться до скотства. Пусть лучше почувствуют жалость к преступнику, чем ощутят соблазн унизить того, кто и так унижен, – хорошо, что они не знают, до какой степени. Пусть учатся быть великодушными – даже с теми, кто этого не заслуживает.

На последней паре я и сам пожалел бы его, если б мог испытывать к нему что-то подобное. Выглядел он в точности как оживший призрак, и в глазах у первокурсников-пуффендуйцев определенно было больше жалости, чем страха. Раза два я даже готов был прервать занятие – ни к чему детям видеть, как учитель, даже вот такой, теряет сознание посреди урока. Но он как-то продержался и даже смог довольно внятно продиктовать домашнее задание – правда, это было последним, на что его хватило, и в комнаты мне пришлось его левитировать. В своем углу он рухнул на пол безжизненным комом – и пролежал так до шести. Наручники я на него опять одевать не стал, понимая, что снова сознательно нарушаю инструкцию, и, разумеется, хорошего настроения это не прибавило.

Но в целом все прошло сносно. И отвратительней дня в моей жизни еще не было. Потому что этот мерзавец вел себя совсем не так, как я от него ожидал.

Я всегда считал, что занятия для него – прежде всего повод безнаказанно поливать нас сарказмом, а сам процесс обучения по определению вторичен. Но на сегодняшних уроках он и правда пытался… учить. Вопреки собственной слабости и негнущимся пальцам, вопреки почти осязаемой ненависти школьников он объяснял, показывал, комментировал – и эти комментарии были… уместны. И даже вполовину не настолько язвительны, как я запомнил.

Неужели все дело только в том, что я впервые посмотрел на все это со стороны?! И на наших занятиях он тоже пытался что-то вдолбить в нас, а не издевался, как мы привыкли считать?

Но самым неприятным сегодня оказались даже не уроки, а те часы, которые я провел в подземельях в вынужденном безделье до того, как отправить его в Министерство. В спальню я не заходил – да и что мне было там делать, смотреть, как он скорчился в своем углу, глядя перед собой пустыми глазами? В гостиной тоже долго не смог высидеть - книг у Слизнорта было довольно много, но трактаты по зельеварению я не стал бы читать даже на необитаемом острове. Томясь от ничегонеделания, я заглянул в лабораторию. Хаос, царящий на бесконечных полках, наводил тоску. Может, попробовать как-то разгрести этот бедлам?.. Но тут в гостиной истошно зазвонил заведенный мной магловский будильник – единственная вещь, которую я оставил у себя в память о Дурслях – и я поплелся в спальню поднимать Снейпа. Взмахом палочки – со своими негнущимися пальцами он опять возился бы полчаса – переодел его в старую мантию, защелкнул наручники и отправил в аврорат через камин – о пути туда в инструкциях ничего не говорилось. И сейчас сижу у Макгонагалл, ожидая, когда смогу его забрать.

Языки пламени в камине меняют цвет, становясь зеленоватыми – и через решетку в комнату заглядывает возбужденная физиономия Билли Джоэла – того самого молоденького аврора, позвавшего меня вчера к Блэкстону.

- Здравствуйте, профессор, - улыбаясь, кивает он Макгонагалл и оборачивается ко мне: - А, Гарри, и ты уже здесь? Пошли, заберешь своего красавчика!

Я благодарю директора за чай, вздохнув, отодвигаю стул и делаю шаг к камину – голова Джоэла уже исчезла в пламени. Заношу ногу, чтобы переступить через решетку – и слышу негромкий голос Макгонагалл:

- Гарри, когда ты вернешься с ним, меня в кабинете не будет. Не хочу видеть его чаще, чем это необходимо.

Я невесело киваю, не оборачиваясь. Как будто я этого хочу.

В кабинете старшего аврора со вчерашнего дня ничего не изменилось. Хотя… В каменной стене появились массивные металлические кольца, от них по стене свисают цепи с широкими браслетами, и пол под кольцами измазан чем-то таким… Сглотнув, я быстро отвожу глаза. Не надо быть экспертом, чтобы понять, чем он там измазан. Это кровь вперемешку со спермой.

И он рядом, в нескольких дюймах – сидит, бессильно привалившись к стене. Окровавленный и абсолютно голый. Увидев меня, он судорожно пытается подтянуть к груди острые колени, но не успевает – Джоэл, хихикнув, быстро подходит к нему и поднимает его с пола так же, как вчера это сделал Блэкстон – за волосы.

- Стой смирно, гаденыш, - аврор произносит это почти нежно и, улыбаясь, оборачивается ко мне:

- Правда, хорош? Блэкстон в командировке до среды, вот мы и решили не таскать нашего зайчика через лишний камин, устроились прямо здесь – и классно его поимели. Впятером, ага. По очереди, а иногда по двое, - он причмокивает, смакуя воспоминания. - Вообще-то начальник подобное не одобряет, но ты же не проболтаешься, правда, Поттер? – Джоэл искательно заглядывает мне в лицо, - ты же не слишком привязан к этому красавцу?

Я, оцепенев, смотрю на него. Я-то считал это мерзостной необходимостью, самым отвратительным, но неизбежным методом подавления личности, но Джоэл говорит об этом как… как о забавном, но не слишком поощряемом развлечении. Они что же, просто пользуются его беспомощностью?.. Черт, придется внимательнее присматривать за ним сегодня – выйди я отсюда после такого, немедленно повесился бы.

Пока же он просто стоит, чуть покачиваясь в попытке удержать равновесие и глядя прямо перед собой ничего не выражающим взглядом. Он больше не пытается прикрыться, и я, отводя глаза, успеваю заметить, что в паху прибавилось кровоподтеков, безжизненно висящий член покрыт мелкими царапинами и выглядит болезненным, а яички распухли и посинели.

- А, ты заметил? – проследив направление моего взгляда, Джоэл снова хихикает. – Мы ж его прямо на полу… того, и, сам понимаешь, подушку ему никто не подкладывал. А яйца – знаешь, как классно, когда почти готов кончить, делаешь вот так, – он протягивает руку к паху Снейпа и стискивает мошонку так, что Снейп белеет и прикусывает губу. – Это сейчас он молчит, при тебе сдерживается, а в процессе такие рулады выдает! А может, сам хочешь попробовать? – Джоэл, ухмыльнувшись, подмигивает мне. - Ей-богу, не пожалеешь! Смотреть, конечно, не на что, скелет скелетом, но что-то в нем такое есть, - аврор мечтательно прищуривается. – И самый большой кайф знаешь в чем? Сопротивляется, гаденыш, до последнего, и это так заводит! Так как, развлечешься? Или предпочитаешь без лишних глаз, у себя? – он одобрительно кивает на запекшуюся ссадину на снейповском виске.

- Я? Н-нет… - хрипло бормочу я, - это… я допрашивал его под Веритасерумом.

- Да ты что! – Джоэл наконец отпускает Снейпа и тот снова сползает на пол, а аврор с восхищенным смешком потирает руки. – Знаешь, я даже немного завидую – это же покруче любой порнушки!

- Что? В каком смысле? – я непонимающе смотрю на него, и Джоэл отвечает мне удивленным взглядом, словно отказываясь верить в то, что слышит:

- Ты что, ни о чем его не спрашивал? Ну, в смысле секса, я имею в виду? Контрольные вопросы-то хоть задавал?

- Задавал, но не об этом…

- Эх ты, поди, стеснялся, - аврор снисходительно хмыкает, по-хозяйски устраиваясь в удобном начальничьем кресле и жестом предлагая мне присесть в соседнее. – Тогда задержись еще минут на пять, я хоть намекну, в чем дело, - похоже, ему нравится роль просветителя. – Жаль, больше на него сегодня Веритасерума изводить не положено, а то бы послушали, так сказать, в авторском исполнении.

- Может, правда, не надо? Поздно уже, мне пора, - я пытаюсь подняться, но Джоэл кладет мне на колено настойчивую руку – его, похоже, понесло:

- Нет, погоди, послушай… Ладно, в подробностях не буду, чтоб удовольствие не портить, так, небольшой анонс… Короче, наш ненаглядный профессор – гей, - аврор маслено ухмыляется, глядя на мое ошарашенное лицо. – Ты что, в школе никогда сплетен о нем не слышал?

Можно подумать, у меня за эти годы других забот не было, как только собирать сплетни о Снейпе. Но Джоэл, кажется, понял мое молчание по-своему:

- Да, натуралу это, должно быть, противно слушать, да я и сам натурал, - он доверительно склоняется ко мне, и мне хочется отшатнуться, но я сдерживаюсь усилием воли, а Джоэл, ничего не заметив, продолжает:

- Но если б ты только знал, как заводят его рассказы! Правда, у него сто лет никого не было, был магловский дружок в далекой юности, кажется, кто-то его потом угрохал – и все, но связь там была о-го-го, и он нам такие подробности выдает – заслушаешься! И как, и сколько раз, и что именно он предпочитает – а он в их сладкой парочке был активным – ну, ты понимаешь, о чем я… так что у нас, можно сказать, наш голубой профессор обогатился новым опытом. – Джоэл хихикает, мечтательно закатывая глаза. – И, главное, сколько раз слушал – и, знаешь, не приедается! Голос у гада вполне подходящий, ну и словарный запас, конечно… в общем, не поверишь, каждый раз почти кончаю!

- Извини, - я решительно поднимаюсь из кресла, чувствуя, что еще немного – и заеду ему в челюсть. – Мне действительно пора. Спасибо за… информацию, - у меня как-то получается выдавить улыбку, и Джоэл, скривившийся было в насмешливой гримасе, снисходительно подмигивает:

- Ладно, иди, сокровище свое не забудь…

Сжав зубы, я делаю шаг к Снейпу – не знаю, кого из нас троих я больше ненавижу в этот момент – и, взявшись за костлявые предплечья, рывком ставлю его на ноги. Затем поднимаю мантию – прорех на ней прибавилось, хорошо, что я его сегодня переодел, - и набрасываю ему на плечи, взмахом палочки справившись с застежками.

- Эй, опробуешь метод - поделись впечатлениями! – кричит Джоэл мне в спину, когда я, придерживая Снейпа под локоть – мне совсем не хочется, чтобы он опять привалился ко мне, как вчера – вместе с ним перешагиваю каминную решетку.

Точно так же я помогаю ему перебраться через решетку в кабинете директора. Снейп принимает помощь механически, двигаясь как сомнамбула или марионетка, и я рад, что Макгонагалл действительно нет в кабинете – спроси она, что с ним такое, не знаю, что бы я ответил.

Путь в подземелья сегодня занимает минут двадцать, и под конец я почти тащу его на себе. Интересно, кого из нас Блэкстон решил наказать, запретив использовать промежуточный камин?.. Ввалившись наконец в его комнаты, я подвожу его к креслу в гостиной и, отпустив руку – лишившись поддержки, он падает в кресло как подкошенный – сам обессиленно опускаюсь в соседнее.

- Пожалуйста, снимите с меня наручники, - произносит он тихим бесцветным голосом, глядя куда-то в пространство. Я поспешно взмахиваю палочкой, металлические кольца размыкаются, но, похоже, у него нет сил стряхнуть их, и мне приходится, склонившись, самому высвобождать распухшие кисти.

Даже не знаю, что мне с ним сегодня делать. Обездвижить его на ночь, что ли? Потому что, глядя на застывшее лицо и тусклые ввалившиеся глаза, очень легко себе представить, как он, дождавшись, пока я усну, разбивает голову о ближайший каменный выступ – ну, или заканчивает с этим кошмаром другим, менее кровавым, но столь же надежным способом.

И я не могу этого допустить. И – мне трудно признаться себе, но это так – не потому, что он нужен школе или аврорату или должен дожить до суда. И, разумеется, совсем не потому, что он нужен мне – как я вообще мог такое подумать?! – мне он ни за каким чертом не нужен.

Просто… он не должен умереть вот так – не вспомнив.

Может, чтобы хоть как-то встряхнуть и заставить жить дальше, попробовать его разозлить? Раньше у меня это неплохо получалось.

Ну же, скажи что-нибудь – и я отвечу…

- Позвольте мне лечь, - наконец глухо выговаривает Снейп, не глядя на меня.

Ну, наконец-то…

- Не позволю, - хладнокровно отвечаю я и с удовлетворением замечаю, как мертвенный холод в запавших глазах сменяется чем-то похожим на гнев. Ага, злишься – ну и прекрасно.

– Сейчас вы примете душ, а затем поужинаете, и только после этого я разрешу вам лечь.

- Я не голоден, - произносит он, раздраженно дергая углом рта, и я борюсь с желанием отвести взгляд – тонкие губы искусаны в кровь. Наверное, он кусал их, чтобы не кричать – и все равно не мог удержаться, когда они, кончая, стискивали его яйца.

К горлу подкатывает тошнота. Я не должен жалеть его. Не должен. Не должен!..

– Черта с два вы не голодны! – я зло подаюсь к нему. – Вы не завтракали и почти не обедали – и заявляете тут, что не голодны! Вы будете есть – и съедите все, что я прикажу, или…

- Или вы меня заставите? - спокойно осведомляется он почти прежним насмешливым снейповским тоном. – Ударите или еще как-нибудь – способов, как вы имели возможность убедиться, у авроров предостаточно, почему бы вам не взять некоторые на вооружение?

- Я не собираюсь ничего брать на вооружение, - цежу я, - но и покончить с собой таким образом вам не позволю – вам ясно?

Я почти чувствую, как он напрягается, услышав эти слова – и вдруг, привстав, так резко подается ко мне, что я еле успеваю отшатнуться:

- А вы можете предложить мне альтернативу? – спрашивает он очень тихо, и я ощущаю, как от этого тона волоски на спине встают дыбом. – Не подскажете, ради чего мне жить? Ради будущего, которого у меня нет? Ради прошлого, которого я не помню? Или ради того, чтобы посильно развлекать ваших коллег?!

- Не знаю, - бормочу я, застигнутый врасплох его натиском, и ярость в его голосе становится почти осязаемой:

- Не знаете. Вот и я не знаю. И если я захочу все это прекратить, ни вы, ни кто-либо еще мне не помешает, запомните это, Поттер.

Вот теперь мне по-настоящему страшно. В таком состоянии он и без палочки, стоит ему захотеть, прихлопнет меня как муху. Я машинально нащупываю собственную палочку в складках мантии, и, заметив это, он, внезапно усмехнувшись, опускается обратно в кресло:

- Расслабьтесь, я не собираюсь отягощать свою совесть еще и вашим убийством. Тем более что для порядочной Авады нужно не только желание, но и силы, а их стараниями мистера Джоэла и К у меня сегодня не слишком много, как вы заметили.

Вот это уже почти прежний Снейп, и я еле сдерживаю вздох облегчения – ни меня, ни себя он, похоже, убивать не собирается – по крайней мере, не сейчас. Теперь главное – не показать ему, что я доволен тем, как легко он повелся на мою провокацию.

- И не воображайте себе, что вам удалось в чем-то меня убедить, - неожиданно произносит Снейп, с трудом поднимаясь на ноги, и я опускаю голову, сдерживая невольную улыбку.

Может, убедить и не удалось – да я и не собирался. Но заставить почувствовать себя живым – получилось.

В ванной я отворачиваюсь почти сразу, не дожидаясь, когда он снимет мантию, - хватит с меня на сегодня обнаженного Снейпа, насмотрелся, - и слышу за спиной негромкий язвительный смешок.

- Поттер, по-моему, за сутки вы последовательно нарушили все данные вам инструкции – хотя, возможно, я что-то упустил.

- А вас это беспокоит? – интересуюсь я, разглядывая узор на плитке – оказывается, он меняется, так что скучать в ближайшее время мне не придется. – Переживаете, что мне назначат взыскание?

- Что вы, просто интересно, в чем причина столь наплевательского отношения к служебным обязанностям. Жалость или сочувствие в моем случае, думаю, можно исключить, значит, это либо природная брезгливость – что ж, при вашем роде занятий вы быстро от нее избавитесь, - либо просто въевшаяся школьная привычка нарушать всевозможные правила.

- Вообще-то это совсем не ваше дело – анализировать мотивы моих поступков, - ровным тоном говорю я, продолжая рассматривать плитку, - со своими сначала разберитесь. А от школьных привычек я давно избавился.

- Это вы так думаете, - судя по звукам, он наконец освободился от мантии. – Ваш доблестный начальник, например, будучи студентом, обожал ловить в коридорах нарушителей и отводить их к декану – видите, как навыки пригодились. Жаль, что он, видимо, не осведомлен о вашем пренебрежительном отношении к всевозможным правилам. Впрочем, другую вашу привычку он с успехом использует.

- Какую же? – осведомляюсь я, заранее зная, что он ответит.

- Ну как же, Поттер, излюбленную. – Он открывает воду, но сквозь шум я успеваю услышать: - Вы ведь привыкли меня ненавидеть и никогда не скрывали этого.

- Если вы покопаетесь в своей памяти, может быть, вспомните, за что, - спокойно говорю я, - и, кстати, почему бы не поговорить о ваших школьных привычках, профессор? Вам, должно быть, нравилось убивать лучших друзей и предавать тех, кто вам поверил?

Наверное, мне все-таки не стоило это говорить – впрочем, может быть, он меня не расслышал. Но он ничего не отвечает, и меня почему-то охватывает дурацкий озноб.

Расслышал.

Вот черт. А если это окажется той самой последней каплей?

Ну, окажется, ну и что с того, угрюмо размышляю я, выходя из ванной, как только за спиной стихает шум льющейся воды. Хорошо, ты не собирался этого делать, но сделал – и, в конце концов, если это случится, ты просто выполнишь приказ Блэкстона. Так какая теперь разница, что в итоге будет со Снейпом? И не все ли тебе равно?...

А вот не все равно – и я понимаю это тем отчетливее, чем настойчивее пытаюсь это скрыть. И, пожалуй, я даже могу назвать момент, когда мне стало не все равно.

Когда я услышал от Джоэла, что он гей.

Интересно, стал бы Джоэл так разливаться передо мной сегодня, если бы знал, что я – тоже?

Натуралу это, должно быть, противно слушать, невесело усмехаюсь я, вспоминая его слова. Да, натуралу, наверное, противно – а такому, как я, попросту непереносимо. Как непереносимо сознание того, как много у нас, оказывается, общего со Снейпом.

Натурал способен представить – но не ощутить. А я – я совершенно точно знаю, что он должен чувствовать – даже если отвлечься от того, что делают с его телом. Получается, что насчет неосведомленности начальства о моих склонностях и привычках Снейп в чем-то прав – даже если бы Блэкстон специально задался целью заставить меня посочувствовать бывшему учителю, он не добился бы того, что сделал сегодня Джоэл, походя бросив несколько слов.

Черт, что-то он слишком долго не выходит. За то время, что он торчит в ванной, можно десять раз справиться со всеми… надобностями. И ведь не позовет, если что-то случилось – и раньше бы не позвал, а теперь тем более. Посмотреть, что ли?...

- Что там у вас? – негромко спрашиваю я, подойдя вплотную к приоткрытой двери, но внутрь все же не заглядывая. – Почему так долго? Выходите, если все закончили.

- Все в порядке, - тон очень спокоен. Кто-нибудь другой обязательно купился бы.

Но он действительно выходит – и так быстро, что я не успеваю отстраниться и он задевает меня плечом. Влажным. Влажным?..

Ах да, я же опять не приготовил для него ни полотенца, ни халата, вспоминаю я, искоса наблюдая, как он проходит в свой угол и натягивает ночную сорочку прямо на мокрое тело. Брр… Сейчас ведь уляжется во влажном прямо на пол – ковер, даром что толстый, от промозглой каменной стыни почти не защищает. Стоп. Какой пол, какая сорочка?...

- Профессор, ужин в гостиной, вы не забыли? – сквозь зубы говорю я. Не отвечая и не глядя в мою сторону, он опускается на колени и разворачивает плед, явно намереваясь закутаться в него и лечь.

Что там я несколько минут назад думал о последней капле? Его, похоже, и дубиной горного тролля не прошибешь. Ладно же…

В несколько шагов я оказываюсь рядом и, наклонившись, хватаю его за запястья, стискивая так, что опухшие пальцы разжимаются и Снейп роняет плед на ковер. Рывком ставлю на ноги, и теперь он оказывается почти вплотную – так близко, что я мог бы разглядеть мельчайшие морщинки на бледной коже. Если бы хотел. Пока с меня достаточно глаз. Так близко. Огромные, черные, полные непонятного превосходства.

Спокойно, Гарри, спокойно. Не калечить. Вдох, выдох… справиться с дыханием…

- Вы сломаете мне руки, - произносит он очень спокойно, - а у меня завтра четыре занятия. Боюсь, директор вас не поймет.

- Вы - будете – мне – подчиняться, - раздельно цежу я в невозмутимое надменное лицо и, встряхнув его напоследок, разжимаю захват.

- Или что? – так же спокойно осведомляется он, разглядывая свои запястья, на которых чуть выше синяков от наручников уже проступили багровые отметины от моих пальцев. Черт, я не виноват, что у него настолько тонкая кожа – не дотронешься! И вообще, сегодня эту тему мы уже обсуждали, только, помнится, у меня не нашлось аргументов. Теперь, пожалуй, найдутся.

- Или меня сменит кто-нибудь другой, - ровным тоном сообщаю я тощей спине – он все-таки идет в гостиную. – Кто-то, кто не будет к вам столь… снисходителен.

Я ждал, что он пренебрежительно фыркнет, но Снейп внезапно оборачивается.

- И что? – негромко спрашивает он. Что он такого со мной сделает, на что не хватило воображения у вас или ваших коллег? Посадит на цепь? Применит Круциатус? Поттер, поймите, вот этим, - он встряхивает рукой, - или тем, что вы сказали в ванной – о да, это было верхом снисходительности – вы не сделаете мне больнее, чем я сам себе сделал, убив, как вы тактично напомнили, лучшего друга и предав дело, в которое я верил, и людей, которые мне доверяли.

Вот это действительно довод. Тут крыть мне просто нечем. Я молча иду за ним в гостиную и наблюдаю, как он, не садясь, берет с подноса стакан с соком и отхлебывает мелкими глотками, придерживая донышко другой рукой – да, этот способ, пожалуй, более эстетичен, чем его прежние попытки.

Если он и правда осознает, что натворил, тогда к тому, что с ним сейчас происходит, он должен относиться как к искуплению. И, судя по всему, так оно и есть. Но он сам создал для себя этот ад. И я не должен его жалеть. Не должен. Не должен.

Но и поверить, что ему все равно, кто и что с ним делает, я не могу. Было бы все равно – не сопротивлялся бы Джоэлу до последнего и не бледнел бы как покойник, когда аврор расписывал подробности его допросов.

Почему у меня никак не идут из головы эти подробности? Он давно затих в своем углу, а я ворочаюсь на огромной слизнортовской кровати, и перед глазами всплывает ухмыляющаяся физиономия Джоэла.

«Был у него магловский дружок в далекой юности… связь там была о-го-го…». Сколько лет назад – семнадцать, двадцать? И он до сих пор помнит… подробности.

А сколько прошло со дня моей встречи с тем смазливым пареньком из магловского бара?

Я ввалился туда июльским вечером, вконец отупев после многочасового бесцельного кружения по Лондону. Которому предшествовало объяснение с Джинни в кондитерской Фортескью. И она, и я уже давно поняли, что неминуем разрыв, и разрыв окончательный, но до этого свидания продолжали на что-то надеяться. Ее-то я еще мог оправдать, но себя – после того, что о себе наконец понял?

Июль, и мороженое плавится в серебряной вазочке, и Джинни напротив – такая красивая, и в ярких карих глазах такое отчаяние. Я бы умер за нее с радостью, но разделить с ней жизнь…

- Джинни, прости, я не тот, кто тебе нужен… У нас просто нет будущего. Я…

- Не объясняй. - Она прикусывает палец, потом глухо выговаривает: - Когда ты это понял?

- Не знаю. В последний год, наверное. Неважно.

- И правда. – Она встает. – Что ж… Гарри, - она запинается, но договаривает, - я не хочу, чтобы ты мучился из-за меня. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Чтобы встретил когда-нибудь того, кто тебе нужен, и чтобы оказался так же нужен ему.

- Спасибо, - бормочу я, не в силах поднять на нее глаза, и только через минуту понимаю, что она уже ушла.

А потом – мостовые и переулки Лондона - и узкая зеркальная дверь, в которой расплывается мое несчастное отражение. Дурацкое название – «Крэйзи чиз»… но за дверью – вполне уютный магловский бар, а у стойки он – высокий, худощавый, светлые вьющиеся волосы, веселый прищур и откровенное любопытство в серых глазах.

- Парень, ты явно не из местных – кроме завсегдатаев про эту дыру мало кто знает. Каким ветром тебя сюда занесло? Поссорился с подружкой?

- У меня нет подружки.

- Тогда, наверное, с другом? – прищур из веселого становится сочувственным, и я с удивлением понимаю, что и правда небезразличен этому привлекательному маглу. – Может, расскажешь?..

А почему бы, собственно, и нет? Скандальные публикации в «Пророке» здесь мне, слава богу, не грозят… Я вообще здесь никто. Не герой, не Избранный, не спаситель магического мира. И этот парень не будет заглядывать мне в рот, ловя любое высказывание и восхищаясь каждой фразой.

Может, хоть с ним я смогу почувствовать себя… просто человеком?

Пара крепких коктейлей – и его уверенная рука уже лежит на моем плече, а ухо обжигает горячий шепот:

- Так у тебя ничего с ней не было? Ну, в смысле секса?

- Нет…

- А с мужчиной?

- Н-нет, - я чувствую, что краснею. Как он может об этом вот так запросто? Но парень, немного отстранившись, оглядывает меня с веселым изумлением:

- Ну ты даешь… В наше время, в таком возрасте, с такой внешностью – и девственник?! Красавчик, ты меня просто убиваешь!

- Знаешь, я про секс пока вообще особенно не думал, – я чувствую необходимость… нет, не оправдаться, а объяснить. – Понимаешь, я считаю, что сначала должна быть… ну, это… привязанность, чувство, что тот, кто рядом, очень тебе нужен, больше всего на свете, и ты ему тоже…

- Ты про любовь, что ли? – парень насмешливо хмыкает. – По-моему, это просто разные вещи.

- То есть как? – я непонимающе смотрю на него.

- Если не встретишь свою большую любовь, что, так никогда в жизни и не попробуешь?...

- Извини, мне, наверное, пора идти, - я пытаюсь отстраниться – кажется, хватит с меня экспериментов, но парень, словно не заметив этого, придвигается ближе.

- Да ты настоящее ископаемое, - шепот становится нежным, а потом меня внезапно обдает жаром – это его твердая ладонь переместилась с плеча на грудь и через рубашку приласкала сосок коротким уверенным движением.

- Что, приятно? – довольно шепчет он. – Вот об этом я и говорил. Должен же ты хотя бы знать, от чего отказываешься.

… А потом была крошечная комната наверху, стройное поджарое тело, торопливые губы и нетерпеливые руки. Наверное, он и правда хотел доставить мне удовольствие – но я запомнил только стыд от непривычной неловкой позы, его досадливый шепот: «Тише ты, весь дом сейчас сбежится» - он даже попытался зажать мне рот ладонью, которую, правда, убрал – и раздирающую тело боль.

Боль - и такое же раздирающее чувство полнейшего, тотального одиночества.

Ты сам хотел быть здесь никем. Вот и получил что хотел. Для этого смазливого магла ты оказался даже меньше чем никто – просто тело на одну ночь. Правда, потом он пытался выведать адрес и даже обменяться телефонами, но я бы не оставил ему номер мобильника, даже если б он у меня был.

Секс ради секса… Наверное, я смог бы получить удовольствие и просто от процесса – но я не привык кем-то… пользоваться. И не хотел, чтобы меня использовали.

Использовали… От кого я недавно слышал это слово? От кого, от кого… От Снейпа, конечно. Он считает, что, приставив меня к нему в качестве домашнего черта в его личном аду, Блэкстон и остальные расчетливо используют мою многолетнюю ненависть.

Конечно же, он сказал это просто для того, чтобы досадить мне.

Спросить у Блэкстона?.. И поинтересоваться заодно, что он думает о снейповской амнезии, и как…

Я не успеваю додумать эту мысль до конца – и через секунду забываю, о чем вообще размышлял: из его угла доносится тихий сдавленный стон.

Ему что, плохо? Я его вроде бы не бил – встряхивал, но не бил. Может, реакция на сегодняшний допрос? Или то, о чем он говорил, когда я поил его сывороткой, – галлюцинации? Я приподнимаюсь на локте, вглядываясь в полутьму, – бесполезно, светильник над кроватью его угол почти не освещает.

Снова стон, на этот раз почти вскрик – но очень тихий, словно он пытается и не может скрыть, что ему больно. Нет, я должен хотя бы посмотреть. Лечить его мне, правда, запретили, ну а вдруг у него кровотечение после сегодняшнего? Черт, придется бежать к Макгонагалл, советоваться… Стоп, Гарри, не паникуй, просто встань и взгляни, в чем дело.

- Люмос, - поспешно произношу я, едва спустив ноги с кровати, и, когда на кончике палочки загорается яркий огонек, в первую секунду пугаюсь.

Я ожидал, что он будет неподвижно лежать в своем углу, сжавшись в комок, как днем после занятий. Но он сидит, судорожно выпрямившись и обхватив руками колени, и смотрит прямо перед собой широко открытыми глазами.

- Профессор?.. – неуверенно начинаю я, подойдя ближе, - и обрываю себя. Он меня не слышит и не видит. Похоже, он вообще не осознает, где находится, - если судить по хриплому прерывистому шепоту.

- Да, я согласен… Я сделаю это… Другого варианта

 Отправлено: 20.01.08 15:37. Заголовок: Вторник, 25 ноября. ..

Вторник, 25 ноября.

- Ешьте.

- Я не голоден.

- Прекрасно, - я встряхиваю наручниками, - тогда давайте сюда руки. В ближайшие часы они вам не понадобятся.

- Если это шантаж, то очень непрофессиональный, - язвительно усмехнувшись, он все же тянется за куриной ножкой. – У Блэкстона вам еще учиться и учиться.

- Всему свое время, - хмуро говорю я, наблюдая, как он, покончив с курицей, тщательно вытирает пальцы льняной салфеткой. Чертов Принц-полукровка – манеры и в самом деле как у царственной особы. Я, наверное, никогда не научусь так обращаться со столовыми приборами.

Зато я ложусь спать с чистой совестью. И не страдаю галлюцинациями.

Сегодня утром он выглядел бледнее, чем обычно, если такое вообще возможно, и круги под глазами стали еще заметнее. Но на уроках держался достаточно уверенно – наверное, потому, что лучше владел руками. Во всяком случае, палочкой взмахивал почти с прежней быстротой и плавностью, так что свою я постоянно держал наготове – в его исполнении даже стандартные школьные заклинания способны размазать любого по стенке. Удивительно, что Блэкстон этого не понимает – или действительно не знает, с кем имеет дело. Я-то слишком хорошо осведомлен об истинных пределах его магической силы… такие способности да в мирных бы целях.

Ничего, сейчас используем. В самых что ни на есть мирных.

Отодвинув свою тарелку, я встаю, и Снейп, немного помедлив, поднимается следом и вытягивает вперед руки таким обыденным движением, как будто собирается попросить меня поправить ему запонки. Ну-ну.

- Знаете, профессор, я передумал, - сообщаю я, пряча наручники в карман и с удовольствием отмечая, как тонкая черная бровь удивленно ползет вверх. Впрочем, он тут же справляется с удивлением и насмешливо хмыкает:

- Опять отступаете от инструкций, Поттер? Нет, вы положительно выбрали не ту профессию.

- Ну что вы, в точности им следую. Просто я нашел вашим рукам более полезное применение. Идемте, - я жестом указываю на дверь лаборатории и Снейп, пожав плечами, подчиняется. Если он сейчас и удивлен, по его лицу уже ничего не прочтешь. Самоконтроль, черт побери. Видел бы он себя минувшей ночью…

Ни утром, ни за обедом я так и не рассказал ему о галлюцинациях и злюсь на себя из-за этой дурацкой нерешительности - сейчас точно не время, учитывая, чем я собираюсь его занять. Может, вечером? Ага, после допроса… А что, как раз неплохой повод для него немного… отвлечься. Перед новыми кошмарами.

Нет, в среду надо обязательно поговорить с Блэкстоном - в том числе и об этом. А пока я наблюдаю, как он медленно входит вслед за мной в лабораторию и останавливается у массивного стула с высокой резной спинкой. Разумеется, он меня об этом не попросит, но я же вижу, что ему до смерти хочется сесть. Сам виноват, нечего так выкладываться на уроках, вполне достаточно было бы просто продиктовать задание и понаблюдать, как класс справляется, но ему зачем-то понадобилось самому варить образец, показывая последовательность действий, и затем обходить ряды, и совать свой нос чуть ли не в каждый котел, и учить правильно держать нож, старательно не замечая, как школьники брезгливо отводят взгляды и отдергивают руки. Причем гриффиндорцы отодвигались так демонстративно, что пару раз я был готов вмешаться. В конце концов, лично им он ничего плохого не сделал. А навыки зельеварения, как я убедился на собственном опыте, лишними не бывают. И несколько раз я сам поймал себя на том, что с интересом вслушиваюсь в его объяснения.

Черт возьми, мне и правда было интересно – наверное, еще и потому, что, позанимавшись на шестом курсе по его учебнику, я понял, какой это кайф, когда удается сварить приличное зелье именно с тем эффектом, на который ты рассчитывал.

«Профессор, вы не согласились бы со мной позаниматься?..»

Так, Поттер, похоже, у тебя бред почище снейповского. Ты забыл, зачем сюда пришел?..

- Можете сесть, - хмуро говорю я, и он, почти не пытаясь скрыть облегчение, опускается на стул, окидывает взглядом бедлам, царящий на полках, и насмешливо фыркает:

- Честно говоря, не ожидал, что вы вновь позволите Пожирателю смерти, да еще со склонностью к суициду, войти в святая святых. Но теперь понимаю. Мой уважаемый коллега был не слишком озабочен наведением здесь порядка. Подозреваю, что приятное времяпрепровождение со стаканчиком медовухи занимало его куда больше.

- Между прочим, он сейчас в святом Мунго, по вине других ваших… коллег, - я зло гляжу на Снейпа, но он только пожимает плечами.

- Сам виноват. Нечего было в его годы и с его реакцией таскаться в «Кабанью голову», - спокойно парирует он, и я злюсь еще больше – честно говоря, я и сам так думаю, но не Снейпу отзываться так о Слизнорте.

- Не ваше дело, куда он там ходил, - угрюмо цежу я, - вы здесь для того, чтобы разобраться с зельями.

- И каким же образом? – вскинув бровь, он скрещивает на груди руки. – Что конкретно я должен сделать?

- Черт, ну я не знаю, - я чувствую, что начинаю заводиться – в конце концов, кто здесь специалист?! – как-то разложить их, чтобы при необходимости можно было найти нужное, классифицировать, по алфавиту, например…

- По алфавиту? Поттер, вы что, разучились читать и не способны сами справиться со столь примитивной работой? – насмешка в голосе становится такой явственной, что мне хочется его ударить. – Впрочем, такой способ классификации вам все равно ничего не дал бы.

- Почему? – я со злостью гляжу в спокойное насмешливое лицо. Ведь понимает, гад, что игра идет на его поле, и вовсю этим пользуется.

- Потому что неспециалисту это ничем не поможет, если нужно отыскать зелье с определенными свойствами. Конечно, названия некоторых зелий говорят сами за себя, хотя у того же Оборотного зелья есть еще масса других свойств, проявляющихся в сочетании с рядом заклинаний, о которых вы, разумеется, как недоучка понятия не имеете. Но вот, скажем, ментоловая мазь – знаете ли вы обо всех ее свойствах? Экстракт орлянки? Настойка растопырника?

- Знаю, - бормочу я, - это обезболивающее.

- Всего лишь одно из них, Поттер, - он смотрит на меня с презрительной жалостью. – Но такими же свойствами обладает и обычное Снотворное зелье в сочетании с несколькими каплями сока шипоглазки. Так что предложенный вами способ совершенно неэффективен, я никогда им не пользовался.

- Предложите свой, - цежу я, уверенный, что сейчас он снова презрительно усмехнется, мол, его способ не для средних умов. Но Снейп медлит, словно что-то соображая, и затем, к моему удивлению, спокойно кивает:

- Да, с этим даже вы сможете справиться – разумеется, с моей помощью. Точнее, это вы должны будете мне помогать.

Пытаясь не думать о том, как странно распределились роли – ведь это я собирался заставить его выполнять мои указания, но, похоже, мне самому придется подчиняться, - я быстро, чтоб не передумать, спрашиваю:

- И что мы будем делать?

- Классифицировать весь этот бедлам по основным свойствам, прилагая к каждому зелью описание других эффектов, в том числе и побочных, разумеется.

- Но это же… займет черт знает сколько времени, - растерянно бормочу я, озираясь, – ряды полок, уставленных баночками и флакончиками, кажутся бесконечными. Да уж, он не ищет легких путей - составлять подробное описание к каждой склянке, это же рехнуться можно!..

- А вы что, рассчитывали уложиться в полчаса? – он откровенно наслаждается моей растерянностью. – Причем, учтите, я буду лишь описывать особенности применения, а вы будете раскладывать зелья, куда я укажу, и писаниной тоже займетесь сами - я, как видите, - он вскидывает отечную кисть, – вашими стараниями не вполне владею пером.

Вот скотина. Как будто он не замечает, что я использую любую возможность, чтобы не надевать на него наручники.

- Ладно, - произношу я сквозь зубы, с трудом подавив вздох, - приступайте.

- Вы, конечно, хотели сказать «приступим», просто оговорились, - усмехается он. – Что ж… Акцио зелья с полки номер один!

Хорошо, что я предусмотрительно развернул свиток пергамента – все остальное пространство немаленького стола тут же оказывается заставлено десятками разномастных пузырьков. О, черт…

А сколько здесь всего полок? – я стараюсь, чтобы вопрос прозвучал исключительно по-деловому, но уголки тонких губ насмешливо приподнимаются, и я понимаю, что у меня не очень получилось.

- О, тридцать или сорок, хотя… да, никак не меньше пятидесяти – подзабыл, знаете ли, за полгода. Что вы на меня так смотрите? Берите перо и пишите, - он приподнимает узкий фиолетовый флакончик: - «Кроветворное зелье. Применяется при потере крови, в сочетании с экстрактом папоротника – при значительной кровопотере, в сочетании с настойкой медуницы – при общей слабости. Побочные эффекты при передозировке – неестественно яркий румянец, перевозбуждение, бессонница». Записали? Приклеивайте – и в правый шкаф, на верхнюю полку. Приклеивающее заклятье знаете?

- Издеваетесь? – бурчу я, взмахом палочки отправляя склянку с пришлепнутой этикеткой на место.

- Что вы, даже не начинал. Далее…

... Всеслышащее зелье… Усиливает остроту слуха… В сочетании с соком подорожника эффективно даже при старческой глухоте… Побочные действия – нервозность и головная боль…

… Охлаждающее зелье… Применяется при перегреве и тепловых ударах, в сочетании с настойкой асфоделя - при некоторых эмоциональных состояниях.

- А конкретнее?

- Например, при вспышках неконтролируемой ярости - кстати, возьмите на заметку – или при состоянии острой юношеской влюбленности.

- Серьезно? – заинтересованно спрашиваю я, пропустив пассаж про ярость мимо ушей. – И часто за ним обращаются?

- Начиная с пятого курса – постоянно. Не отвлекайтесь. Далее…

Разноцветные флакончики сменяют друг друга, полки шкафа постепенно заполняются, а я усердно вожу пером по пергаменту, внимательно вслушиваясь в негромкий звучный голос.

Вот уж, действительно, нужда заставит… Не помню, когда еще я слушал его так же внимательно – и когда меня так интересовало то, что он говорит. Может быть, это потому, что из его речи куда-то исчезли привычные язвительные интонации, а, может быть, потому, что он увлекся и сухие описания свойств теперь больше напоминают небольшие красочные лекции? А он действительно увлекся настолько, что, кажется, забыл обо всем, кроме своих обожаемых зелий, раз его не останавливает тот факт, что единственным слушателем этих лекций является Гарри Поттер.

Впрочем, меня ведь тоже не останавливает тот факт, что впервые в жизни я не отрываясь слушаю Северуса Снейпа.

… - Зелье Сновидений… Да, я не оговорился, именно Сновидений. Совершенно необходимая вещь, если вам нужно увидеть во сне что-то конкретное, что-то, что прояснило бы ваше отношение к людям или событиям или помогло бы решить волнующую вас проблему – ведь во сне это иногда сделать гораздо проще, чем в реальности. Для большего эффекта его лучше пить с экстрактом полыни, только с полынью надо быть очень осторожным, иначе неизбежны стойкие побочные эффекты.

- Какие?

- Вам действительно интересно?... Будете видеть сны наяву, приятное, но не очень полезное времяпрепровождение…

… - Зелье везения… Нет-нет, это не Феликс Фелицис, у него кратковременный узконаправленный эффект – проще говоря, вы задаетесь целью… ну, скажем, купить редкую книгу – и находите ее, но в тот же день можете поскользнуться на банановой кожуре. Побочные эффекты? Да, разумеется, есть – потеря памяти, при небольших дозах – кратковременная, далее эффект возрастает - чем больше вы выпили, тем больше забудете.

Стоп. Чем больше вы выпили… Не это ли произошло и с ним?

- Профессор, а вы часом не пили это зелье? – негромко спрашиваю я, подняв взгляд от пергамента.

Мой вопрос словно сбрасывает Снейпа с волшебных зельедельческих небес – он встряхивает головой, непонимающе глядит на меня и наконец тихо произносит – и я поражаюсь неуверенности, звучащей в его голосе:

- Не пил ли я это зелье? В каком смысле?...

- В прямом, - раздраженно говорю я, - вы сейчас упомянули о потере памяти, так вот, может быть, ваша амнезия – следствие передозировки этого самого зелья? Тогда наверняка должно быть какое-то средство с… ну, противоположным эффектом, разве нет?

- Разумеется, такое средство есть, но у него довольно ограниченный срок действия, и потом, я… я не помню, пил ли когда-либо это зелье.

Вот черт. Опять это «не помню» - и потерянные интонации, от которых невольно сжимается сердце. Вдобавок он склоняет голову так низко, что густые пряди волос полностью скрывают лицо, и я вдруг вспоминаю ночного Снейпа – стонущего, задыхающегося, умоляющего кого-то о пощаде.

Может, все-таки рассказать ему сейчас? Я уже открываю рот, и вдруг в голову приходит кое-что еще.

- Вы так и не вспомнили, зачем приходили сюда позавчера? – почему-то именно сейчас мне кажется ужасно важным, чтобы он вспомнил это.

Снейп медленно выпрямляется, встряхивает волосами, отбрасывая их с лица привычным жестом, и на утомленном лице вновь, как позавчера, появляется сосредоточенное и одновременно странно отрешенное выражение – он пытается вспомнить.

Ну, давай же… Вспомни хоть что-нибудь, черт тебя побери!

- Кажется, я… - неуверенно начинает он, и мое сердце ухает куда-то вниз – неужели получилось?! – и тут…

По-моему, мы подскочили одновременно. Проклятый дурслевский будильник. Черт возьми… без пяти шесть. Мы невольно переглядываемся, и в его глазах я успеваю заметить тень испуга. Но уже в следующую секунду это снова прежний Снейп, прикрывшийся своим высокомерием, как щитом.

Только на аврорских допросах этот щит не спасает. И он будет снова кричать и кусать губы, и раз за разом неестественно спокойным после Веритасерума тоном будет делиться со всеми желающими подробностями своей интимной жизни.

А ведь минуты, когда Джоэл и компания, ухмыляясь, смакуют эти самые подробности, они могли бы потратить с куда большей пользой – да вот хотя бы расспрашивая его о провалах в памяти, глядишь, что и прояснилось бы.

Я точно знаю, о чем поговорю завтра с Блэкстоном.

Снейп молча встает и снова, как несколько часов назад, протягивает ко мне руки, но теперь они едва заметно дрожат. Я так же молча защелкиваю наручники. Кажется, я максимально ослабил зажим – да, действительно… ну и плевать. Мне совсем не хочется, чтобы завтра какой-нибудь флакон разбился, выскользнув из его негнущихся пальцев.

А Блэкстону я так все и объясню.

Через три часа оказывается, что объяснять Блэкстону что-либо мне придется гораздо раньше, чем я рассчитывал – когда в девять в директорском камине, как вчера, появляется голова Джоэла, на его веснушчатой физиономии уже не видно вчерашней возбужденной ухмылки.

- Атас, - испуганно шепчет он, едва я переступаю через решетку. – Блэкстон вернулся раньше времени, злой как черт – что-то у него там не заладилось. Нам всем влетело, и тебе тоже что-то такое светит – сужу по тому, как он твоего красавчика допрашивал.

- Так его сегодня Блэкстон допрашивал? – я стараюсь, чтобы голос звучал ровно.

- Ага, - бормочет Джоэл и быстро оглядывается – мы уже в кабинете Блэкстона, но аврора пока нет. – И, представляешь, даже позабавиться нам не дал, вот гад! Кажется, сегодня он его даже не бил, только сывороткой поил, влил чуть ли не четыре дозы – что-то им срочно понадобилось на Пожирателей. Тс-с, сейчас появится!

Материализовавшись, Блэкстон быстро идет к своему столу, усевшись, кивает на соседний стул и, дождавшись, пока я тоже сяду, устремляет на меня хмурый взгляд.

- Поттер, - начинает он без предисловий, - я недоволен твоей работой.

- Снейп делает то, что я приказываю. Он под постоянным контролем. Никто из детей не пострадал. Чем именно вы недовольны? – я стараюсь, чтобы мое удивление выглядело естественным. Аврор досадливо машет рукой:

- В этом я и не сомневался. Но ты удивляешь меня, Гарри. Ты слишком мягок с ним.

- В чем именно, сэр? – я подпускаю в голос нотку праведного возмущения, но это не помогает – Блэкстон, сухо усмехнувшись, начинает перечислять, загибая пальцы:

- Первое. Разве я не говорил тебе, что ты обязан надзирать за ним, чем бы он ни занимался? Так вот, я тут задал ему пару контрольных вопросов – и знаешь, что выяснил? Что ты отворачиваешься, когда он моется, и выходишь, когда ему нужно в туалет.

- Я… мне противно, - тихо говорю я. Хорошо, что он не уточняет, что именно противно, но его тон становится жестче:

- Поттер, в нашей работе не может быть никаких «противно». Ладно, - немного смягчается он, глядя на мое убитое лицо, - за отправлением надобностей разрешаю не наблюдать, но как принимает душ или ванну – обязательно. Это приказ.

- Понятно, - хмуро киваю я. Да, веселенький меня ждет вечер.

- Второе. Наручники. По состоянию его рук я вижу, что он почти все время ходит без них и, судя по всему, даже спит без наручников. Как ты это объяснишь?

- Сэр, - тихо возражаю я. – Это необходимость - он же работает с детьми. Варит образцы зелий. Какой смысл впускать его в класс, если он ни нож, ни пестик, не говоря уж о палочке, в руках удержать не в состоянии? А после уроков он занимается очень ответственным делом, для которого тоже нужны свободные руки.

- Хорошо, допустим. А ест он у тебя в наручниках?

- Нет, но… он и без них почти ничего не ест. Я же не могу допустить, чтобы он терял сознание на уроках, - но Блэкстон прерывает меня, не слушая сбивчивых оправданий:

- Это его проблемы, Поттер, запомни, - жестко произносит он. – Не ожидал такой снисходительности к этой мрази, особенно, - он подчеркивает это, – от тебя. Думаешь, почему я именно тебя к нему приставил? Твоя ненависть к нему всем известна, и я не сомневался, что уж ты-то не будешь давать ему никаких поблажек, не делая скидку на то, что он твой бывший учитель, что он когда-то якобы спас тебе жизнь, что…

- Не якобы. Действительно спас. Трижды, - тихо возражаю я, и Блэкстон, видимо, чувствуя, что немного пережал, смягчается:

- Да, тут ты прав, извини, здесь я могу тебя понять – долг крови и все такое, но, Гарри, - он доверительно склоняется ко мне, - ты же умный парень, как ты не понимаешь – он же просто приберегал тебя для Волдеморта, только и всего.

Вздохнув, я соглашаюсь – я ведь сам слышал, как Снейп крикнул однажды Пожирателям: «Он принадлежит Темному лорду». Действительно, какие у Снейпа еще могли быть цели, кроме как оставить меня на сладкое для своего хозяина, оказавшегося чересчур самонадеянным.

Интересно, если бы позавчера я спросил его об этом – что бы он ответил? «Не помню»?

- Так что завязывай со снисходительностью, Поттер, - аврор, улыбнувшись, – видимо, решил, что нотаций с меня хватит – хлопает меня по коленке. – Наша цель – дожать мерзавца, окончательно сбить с него спесь, и я очень, очень на тебя в этом деле рассчитываю.

Выходит, Снейп все же оказался прав, внезапно приходит мне в голову, и Блэкстон использует меня и даже не скрывает этого. Конечно, потому и не скрывает, что использует исключительно в достойных целях, но… использует.

И эта сторона моей работы не слишком мне нравится. Может, когда и привыкну… а привыкнуть, судя по всему, придется – вряд ли ради какого-то стажера, даже такого, как я, авроры будут менять привычные методы.

Кстати, о методах…

- Сэр, быстро спрашиваю я – Блэкстон уже отвернулся и кивает Джоэлу, наверное, чтобы тот привел Снейпа. – Я допрашивал его под Веритасерумом…

- Хорошо, - одобрительно кивает аврор.

… И выяснил, что у него амнезия, но избирательная. Что вы об этом думаете?

- И это все, что ты выяснил? – Блэкстон насмешливо смотрит на меня. – Я знал об этом еще до допросов, колдомедики сказали. Я и сам проверил его мозг, ну да, у него в памяти дыры размером с гиппогрифа – ну и что с того?

- Как это? – растерянно бормочу я. – Разве мы не должны расследовать… ну, это… знать подробности?

Мерлин, да что тут расследовать, - аврор пренебрежительно хмыкает. – Ты знаешь, что он преступник, я знаю, что он преступник… господи, да весь магический мир в курсе и ждет не дождется, когда мы упечем его в Азкабан! Только подробности о его службе Волдеморту и его дружках-Пожирателях нам и нужны, а их-то он помнит прекрасно, и нам – а тебе в особенности – не должно быть никакого дела до того, что он там забыл из своего бурного прошлого. Что-то еще? Тогда говори быстрее, у меня еще куча дел, - он пододвигает к себе внушительную стопку бумаг.

- Да, - торопливо киваю я, - по ночам у него бывают…

- Знаю, галлюцинации, - прерывает он меня. – Поттер, ты что, сиделкой решил при нем заделаться, что ли? Глюком больше, глюком меньше, тебе-то какая разница?

- Ну… он ведь говорит при этом… разные вещи, и, может, его кошмары и амнезия все же как-то связаны, и…

- Да слышал я, что он там бормочет. Бессвязный бред. Гарри, запомни, - Блэкстон приподнимается со стула, кладет руку мне на плечо и произносит раздельно, сопровождая каждое слово нажатием ладони:

- Нам – от него – нужны – только – его связи – с Пожирателями. Все. И не забивай себе голову чепухой, а то я еще решу, что ты оправдывать его взялся. Шучу, шучу, - он вскидывает над головой руки и оборачивается к камину:

- А, вот и Джоэл с нашим бесценным профессором. Ну, Гарри, сложностей с его доставкой у тебя сегодня не будет, я его почти не трогал, так, приласкал для порядка, но уж Веритасерума он у меня попил вдоволь, так что веселая ночка профессору обеспечена!

Интересно, понял ли Снейп, что имел в виду Блэкстон. По его виду не скажешь – лицо отстраненное и безучастное, будто и не о нем речь. Он уже в мантии, и судя по тому, как держится на ногах, его вроде бы действительно не били, но по тому, как неловко переступает с ноги на ногу, я понимаю, каким именно образом его… приласкали.

И он знает, что я это понимаю, не может не знать. И все равно держится как на приеме у королевы. Черт, даже не знаю, смог бы я вот так держаться.

- Успехов, Гарри, - шутливо салютует мне Блэкстон, улыбаясь, как всегда, одними губами.

Подавив внезапное раздражение – зря он выбрал эту роль заботливого наставника, она ему явно не дается – я шагаю через каминную решетку, привычным жестом – когда это он успел стать привычным?! – беру Снейпа за руку чуть выше наручников и с изумлением понимаю, что прикосновение к нему уже… не раздражает.

Почему-то сегодня Блэкстон раздражает гораздо больше, чем Снейп, хмуро думаю я по пути в подземелья. Этот хоть никогда не прикидывался добрым дядюшкой. Всегда был мне врагом… или, по крайней мере, казался – и оказался именно тем, кем я его считал. Без обмана.

И по меньшей мере трижды спас мне при этом жизнь. И не убил тогда, убегая с Драко. И позже тоже не убил.

И тезис о том, что он приберегал меня для своего хозяина, почему-то уже не кажется мне столь… железобетонным. Нет, именно это он и делал, но… мотивы, мотивы?..

А Блэкстон еще говорит, что мне ни к чему разбираться с его амнезией. Конечно, самого Блэкстона это никаким боком не касается, но мне-то что делать?!

И еще этот душ сегодня, будь он неладен.

Интересно… хотя нет, конечно, совсем не интересно, просто что они такое с ним каждый раз делают, что у него все ноги в крови, думаю я, наблюдая, как в ванной он медленно расстегивает мантию. Тогда, с тем маглом, мне было чудовищно больно, но крови не было. Может, ему и легкого растяжения достаточно для кровотечения, если судить по его коже, до которой чуть дотронешься – тут же появляется синяк.

Расстегнув и сбросив мантию, Снейп искоса взглядывает на меня. Смотри-ка, уже привык, что я отворачиваюсь. И я привык, а что делать.

Его взгляд становится… нет не просящим, просто чуть более настойчивым. Я продолжаю смотреть прямо перед собой.

- Так, видимо, вам все же влетело за невыполнение инструкций, - наконец заключает он, и уголок тонкого рта чуть дергается. – С другой стороны, - он пожимает плечами и, подойдя к душу, поворачивает кран, - не думаю, чтобы вы увидели что-то разительно для себя новое, а мне, знаете ли, не привыкать. Смотрите, отрабатывайте навыки.

Я сердито встряхиваю головой. Он что, ждет, что я буду оправдываться? Ему действительно… не привыкать, а мне – в самом деле, чего смущаться, можно подумать, я никогда обнаженных мужчин не видел. Даже когда начал догадываться о своих предпочтениях, и то не стеснялся в общем душе. Чем, собственно, Снейп в этом смысле отличается от моих однокурсников – ну, если не считать следов от «дружеских бесед»?

Да почти ничем и не отличается, вдруг с удивлением понимаю я, глядя, как он, стоя ко мне вполоборота, осторожно намыливает грудь и плечи, на которых, сегодня, слава богу, нет свежих рубцов. Для своего возраста он на удивление неплохо сохранился, хотя и худ до безобразия – впрочем, это только подчеркивает стройность и то, как он, оказывается, хорошо сложен – гораздо лучше, чем кажется в своей бесформенной мантии. Прямая спина, достаточно широкие плечи, узкие бедра, длинные стройные ноги, изящные ступни. Ни морщин, ни дряблых складок – худое тело словно облито молочно-белой кожей, которая кажется гладкой и шелковистой, как атлас – там, где ее не уродуют рубцы. Даже мускулатура имеется – и довольно рельефная, не Аполлон, конечно, но – и я вдруг понимаю, что краснею, Мерлин, только бы он не заметил! – моим критериям мужской привлекательности Снейп, оказывается, вполне – и даже более чем – соответствует.

Поттер, ты рехнулся. Только этого не хватало. Ты же до сих пор никогда и никого не пытался оценивать с этой точки зрения – так почему именно теперь и именно Снейпа?! Лучше попробуй вспомнить, как он был противен тебе в первый раз, когда ты увидел его обнаженным – со своими сочащимися рубцами, уродливыми синяками и бурыми пятнами на бедрах. Да они и сейчас никуда не делись… только вот мне почему-то больше не противно.

Мне хочется провести рукой по его коже там, где нет рубцов – просто чтобы проверить, действительно ли она такая гладкая, какой кажется. И самому смыть кровавые потеки с внутренней стороны бедер. И расчесать тяжелые влажные пряди волос, змеями скользящие по плечам и спускающиеся почти до лопаток.

Осознав это, я краснею так, что щекам становится горячо – слава богу, что как раз в этот момент он повернулся ко мне спиной, и, судя по движениям руки, коснулся паха. Странно, но все мое идиотское возбуждение вмиг куда-то улетучивается – наверное, потому, что по вздрагивающим плечам и поджавшимся ягодицам я понимаю, как ему больно дотрагиваться до себя там. А я не умею – и думаю, что никогда не научусь – возбуждаться от чьей-то боли и унижения.

Хорошо, что меня не заставляют присутствовать на его допросах.

Он наконец закрывает воду и поворачивается ко мне лицом, и по розовым пятнам на скулах я понимаю, что ему тоже нелегко далось это омовение, как бы он ни пытался это скрыть. Хорошо, что можно отвернуться – он ведь уже закончил.

- За… всем остальным вас тоже обязали надзирать? – я спиной чувствую его взгляд.

- Нет, - быстро отвечаю я. – Я сейчас выйду… только скажете, когда мне войти, я принесу халат и полотенце.

- Вы… очень любезны, - помедлив, отвечает он, и готов поклясться, что в голосе нет насмешки – только удивление и – с ума сойти – благодарность, по крайней мере, что-то очень на нее похожее. – Я позову.

Не отвечая, я выхожу из ванной и взмахом палочки призываю из шкафа то, что пообещал. Ну кто бы сомневался, то и другое темно-зеленое, а полотенце еще и с серебристым узором – слизеринец есть слизеринец. Да пусть его, мне-то что, и так уже после двух дней в подземельях кажусь самому себе выпускником этого славного факультета.

Вот что действительно удивило на уроках, кроме поведения самого Снейпа, конечно – это отношение слизеринцев к своему бывшему декану. Открытой, как у других факультетов, неприязни я не заметил, но и какой-либо поддержки или сочувствия – тоже: они его попросту игнорировали. Впрочем, их, наверное, можно понять, учитывая, что у каждого второго в семье есть свой Пожиратель, а их Снейп сейчас сдает пачками… но все равно противно. В рот ведь совсем недавно заглядывали, чуть ли не молились.

- Поттер, - доносится из ванной, и я протягиваю вещи в приоткрытую дверь. Через пять минут он выходит оттуда, уже облаченный в халат, – удивительно, но длинное одеяние делает его как будто еще выше ростом, а надменности уж точно прибавляет – сейчас это почти прежний Снейп, и в голосе отчетливо слышны властные нотки:

- Благодарю. Не ожидал, что вы окажетесь столь великодушны. Теперь, если позволите…

- Ужин на столе, - перебиваю я его. – Даже не заикайтесь, что не голодны, – накормлю силой. Или вы сознательно пытаетесь вызвать в детях жалость своим изможденным видом?

О, вот это вышло неплохо, посмотрим, подействует ли. Да, кажется, подействовало, судя по тому, как он судорожно выпрямляется в кресле, куда было уселся.

- Вы прекрасно знаете, что ничего подобного я не стал бы делать, и не менее хорошо осведомлены о причинах того, почему я так выгляжу, - зло цедит он. – Я не собирался отказываться от ужина. Когда вы со свойственным вам тактом перебили меня, я пытался сказать, что хотел бы еще поработать.

- Вы знаете, который час? Забыли, что завтра у вас занятия? И еще – одному я не могу позволить вам работать, значит, и мне придется торчать в лаборатории сколько вам заблагорассудится?! Нет, продолжим в другой раз.

- Нет так нет, - повелительных ноток в голосе, кажется, убавилось. – Тогда будьте готовы к веселой ночке – вас ведь предупредили.

- Что вы хотите сказать? – оторопев, спрашиваю я. Он же не может знать…

- Поттер, прошлой ночью у меня были галлюцинации, – он смотрит на меня спокойно и устало, - и я об этом знаю, каким образом – долго объяснять, да вы все равно не поймете… словом, я не хотел бы, чтобы это повторилось.

- И вы что же, собираетесь не спать всю ночь?!

- Нет, достаточно бодрствовать до двенадцати. Затем ритм мозговой деятельности меняется, и вероятность кошмаров сводится к минимуму.

- А вы… помните, что говорили? – осторожно спрашиваю я. Снейп раздраженно дергает уголком рта:

- Нет, но могу представить, как вас это впечатлило, если вы даже Блэкстону сообщили.

- И вы не хотели бы узнать?

- А зачем?

- Ну… вдруг это поможет вам что-то вспомнить.

Несколько секунд Снейп изучающе смотрит на меня, затем откидывается на высокую спинку, скрестив на груди руки, и в глазах мелькает непонятное выражение – любопытство? недоумение? надежда?

- Поттер, я знаю, это может быть важно для меня, и я действительно хотел бы знать – но вам-то это зачем? – очень тихо говорит он.

- Затем, - так же тихо отвечаю я. – долго объяснять, да вы все равно не поймете.

А что я ему еще скажу, если сам толком не знаю, зачем мне это. Затем, что, как он сказал позавчера, мне небезразличен был Дамблдор? Затем, что некоторые пробелы в его памяти связаны со мной? Или, может быть, затем, что с некоторых пор мне небезразличен он сам?

К черту. Откажется выслушать – больше не предложу.

- Расскажите, - глухо выговаривает он, не глядя на меня.

…Нет, чуда не происходит, хотя он очень старается и даже прикусывает губу в попытке вспомнить хоть что-то – но после нескольких напряженных минут бессильно обмякает в своем кресле.

- Это бессмысленно, - он на мгновение прячет лицо в ладонях, и я отвожу глаза, так не вяжется этот жест с его недавним гордым видом. – И я хотел бы избежать подобного, если это возможно. Вы позволите мне поработать? – судя по тому, как он это произнес, он готов к тому, что я откажу.

- Пойдемте, - я встаю, стараясь не встречаться с ним глазами. – До двенадцати и ни минутой позже. Но сначала ужин.

Черт, только бы он промолчал – если сейчас выдаст что-нибудь саркастичное, я его прибью. Но Снейп молча встает, проходит в гостиную и, скривившись, отправляет в рот пару творожников, запивая их молоком – удивительно, как оно не скисло от его вида. Затем так же молча идет за мной в лабораторию, и только когда я разворачиваю пергамент и на столе выстраивается батарея флакончиков, произносит – очень сдержанно, очень сухо – всего одно слово:

- Спасибо.

Кажется, он поблагодарил меня впервые за все время, что я его знаю.

- Да пожалуйста, - я пожимаю плечами, стараясь, чтобы это вышло как можно естественнее – подумаешь, всего и делов-то – Снейп поблагодарил Поттера. – В конце концов, я и сам заинтересован побыстрее разобраться с этим бедламом.

- В самом деле? – кажется, он улыбнулся. – Ну что ж, тогда приступим.

…В десять минут первого я гашу последний факел и с усталым вздохом вытягиваюсь на кровати.

Если ему верить, сегодня ночью я не услышу стонов и не увижу, как он раскачивается, обхватив руками голову. И не прикрою его пледом.

Сегодня я, пожалуй – нет, скорее всего – подоткнул бы края. Я не знаю почему. Я знаю почему.

Поттер, ты идиот.

С этой мыслью я засыпаю.

 Отправлено: 20.01.08 15:39. Заголовок: Среда, 26 ноября. -..

Среда, 26 ноября.

- … Итак, сегодня вы попробуете, - и я, признаться, буду очень удивлен, если у кого-нибудь получится, – сварить Воспламеняющее зелье… Мистер Макнот, не соблаговолите ли прерваться?

- Не соблаговолю, - врастяжку цедя слова, отвечает Джеффри Макнот, продолжая подбрасывать и ловить свою палочку.

Сжав зубы, я хмуро смотрю на него, но не вмешиваюсь. Не поймут.

Последнее на сегодня занятие. Седьмой курс. Гриффиндор с Равенкло. Равенкловцы приготовили котлы и ингредиенты. Столы гриффиндорцев девственно чисты.

Я знаю их всех. Многие в эпоху Амбрижд ходили на мои подпольные занятия по темным искусствам. Большинство наравне со взрослыми участвовало в Последней хогвартской битве. И я знаю – Джинни рассказывала – что Джеффри, староста факультета, у которого неделей раньше Пожиратели убили отца, вместе с аврорами ворвался в подземелья, готовый применить Аваду к скрывшемуся там Снейпу.

- Мы не будем с ним заниматься, - спокойно заявил он мне перед занятием, и остальные поддержали его одобрительным гулом.

- Поговори завтра с Макгонагалл, - ответил я, пожав плечами. – Я только наблюдатель, приставлен к нему для вашей безопасности, и просто не могу разрешить вам бродить по коридорам вместо урока. Может, попробуете высидеть как-нибудь одно занятие?

Макнот устремил на меня негодующий взгляд, но тут я услышал сзади голос, от которого тяжело забилось сердце. Джинни.

- Джеффри, ребята, правда, давайте потерпим, – тихо проговорила она. – Зачем Гарри лишние неприятности.

Секунда – и Макнот хмуро кивнул, соглашаясь, и молча прошел к своему месту на второй парте рядом с равенкловскими скамьями. Остальные так же молча заняли свои места, но ни один не достал учебников, в отличие от равенкловцев. Но я знал, что столкновения между факультетами по этому поводу не будет. Так уж равенкловцы устроены – не сомневаюсь, они с серьезными лицами выслушали бы и лекцию Волдеморта, подробно все записали бы – а затем тут же применили бы против него усвоенные знания.

Вот и сейчас они склонились над пергаментами и сосредоточенно конспектируют. Гриффиндорцы демонстративно зевают или перебрасываются записками. А Джеффри подбрасывает и ловит палочку.

- И все же я предпочел бы, чтобы вы прекратили, - произносит Снейп, словно не заметив его издевательского тона. – Мельтешение вашей палочки может отвлечь от выполнения задания тех, кто все же попытается с ним справиться.

- Думаю, они мне сами об этом скажут, - не глядя на Снейпа, говорит Макнот. – Лично меня это мельтешение отвлекает от необходимости находиться с вами в одном кабинете, мистер Снейп, - он делает ударение на «мистере».

Гриффиндорцы затихают, и даже равенкловцы отрываются от своих пергаментов. Снейп встряхивает головой, отбрасывая волосы за спину, и на бледных губах появляется презрительная усмешка.

- Так-так, мистер Макнот, смело, очень смело. Но, во-первых, хотел бы напомнить, что я по-прежнему профессор, и этого звания меня не лишит даже Визенгамот, а во-вторых – вы хоть представляете, сколько баллов я снял бы с вас за эту наглость, будь у меня такая возможность?

Но тактика «устыди врага своего», проверенная на предыдущих занятиях, здесь не срабатывает – Макнот вспыхивает, как фейерверк братьев Уизли.

- Ты еще будешь говорить мне о смелости, слизеринская вонючка?! – вскочив, яростно шипит он, и я невольно подаюсь вперед, сжав собственную палочку. – Ты, трус поганый, ты свалил в свои подземелья, едва стало ясно, что твой говенный Лорд проигрывает дело, - надеялся здесь отсидеться? И ты еще…

Я жду, что Снейп вот-вот прервет Макнота саркастичной тирадой, но он надменно вздернув подбородок, молча смотрит куда-то в пространство – и я вдруг вспоминаю, что спрашивал его об этом тогда, под Веритасерумом. Тогда он ответил, что спрятался не из страха за свою жизнь, но на вопрос «почему» я получил очередное «не помню».

- Джеффри, - негромко говорю я, - хватит. Дай желающим поработать.

Бросив на меня обиженный взгляд, парень, отчетливо скрипнув зубами, все же садится – и, в упор глядя на Снейпа, вновь высоко подбрасывает палочку в воздух. Но Снейп, коротко глянув на него, отворачивается и спокойно произносит:

- Что ж, те из вас, кто не разберет записанное на доске и вследствие этого перепутает последовательность действий, могут поблагодарить за это палочку мистера Макнота. Но, по-моему, мы посвятили этому предмету слишком много времени. Если показательные выступления смельчаков на этом закончены, - он обводит гриффиндорскую половину класса холодным взглядом, - давайте продолжим занятие.

Итак, Воспламеняющее зелье или, по-иному, жидкий огонь. Это одно из самых сложных в приготовлении и опасных в применении зелий, практически оружие, хотя, разумеется, его можно использовать и в мирных целях. Одной его капли достаточно, чтобы поджечь буквально что угодно.

- А Инсендио на что? – спрашивает высокая равенкловка с передней парты.

- Мисс Клиннерт, слушайте внимательнее, - Снейп бросает на девушку недовольный взгляд, - я же сказал – буквально что угодно. От озера перед замком до стен самого Хогвартса. И погасить пламя невозможно, пока то, что подожгли, не сгорит дотла. Зато действию жидкого огня подвержен только тот предмет, на который попало зелье. Инсендио же поджигает только то, что поддается воспламенению и, я надеюсь, всем известно контрзаклятие, - но предмет, воспламененный Инсендио, может поджечь соседние. Вот вам плюсы и минусы использования зелья взамен заклинания.

- Значит, если хотя бы капля случайно попадет на каменный пол, она прожжет в нем дыру? – испуганно спрашивает кто-то, и Снейп морщит губы в усмешке.

- Только не на этом занятии. Вам всем розданы ингредиенты, но, как, возможно, кто-то уже заметил, недостает одного и самого важного – крови дракона. Эту составляющую добавляют в самом конце приготовления, и сегодня драконья кровь будет добавлена только в контрольный образец – тот, который сварю я. Вы увидите, как должно выглядеть зелье непосредственно перед добавлением последнего ингредиента и затем получите возможность убедиться, что после завершающей стадии Воспламеняющее зелье можно спокойно перелить в обработанную специальным заклятием колбу, – формула заклятия на доске, вы должны выучить его к следующему занятию, – и оно может храниться в этой колбе сколь угодно долго.

Но запомните, - Снейп понижает голос на полтона, но как всегда, его прекрасно слышно даже мне на моей последней парте, - что драконья кровь, как нам известно благодаря исследованиям, проводившимся.., - он внезапно прерывает себя и после секундной заминки продолжает, - в общем, благодаря исследованиям, - самый стабильный элемент дракона, если можно так сказать, и именно ее использование обеспечивает зелью относительно безопасное изготовление и хранение. Добавление в зелье любой другой частицы дракона такой безопасности не обеспечивает и может привести к самым катастрофическим последствиям.

Макнот, продолжая подбрасывать палочку, презрительно фыркает, и, кажется, я знаю, почему. Снейп едва не произнес имя Дамблдора. И если бы он не удержался, даже мое присутствие не помешало бы гриффиндорцам излить праведный гнев и, боюсь, яростными выкриками дело бы не ограничилось. Да уж… Кого и от кого мне пришлось бы тогда защищать?

Но сейчас страсти, кажется, улеглись – равенкловцы сосредоточенно толкут в ступках ингредиенты и помешивают в котлах, гриффиндорцы негромко переговариваются – впрочем, многие просто сидят, погрузившись в раздумья, и только Макнот, как заведенный, продолжает подбрасывать и ловить палочку. Но Снейп будто и не замечает этого – хотя, возможно, и правда не замечает – он склонился над своим котлом так низко, что кончики волос почти касаются бурлящей жижи. Судя по ее цвету, он почти закончил. Да, руки ему действительно удалось разработать неплохо, раз справился с контрольным образцом раньше учеников.

- Итак, внимание, - он говорит по обыкновению негромко, но в голосе звенит скрытое напряжение. – Обратите внимание на цвет и консистенцию, которые приобрело зелье на этой стадии. Сейчас я добавлю в котел драконью кровь, вы увидите, как выглядит готовое зелье, сможете убедиться, что его без потерь можно переместить в колбу, а затем я проведу испытания – подожгу вот этот камень – взмахом руки он указывает на небольшой камешек, лежащий в центре стола на невысокой подставке.

Равенкловцы заинтересованно подаются вперед, и даже кое-кто из гриффиндорцев скашивает глаза в сторону учительского стола. Я напряженно щурюсь со своей последней парты – эх, хорошо бы подсесть поближе – и уже решаюсь было пересесть, как вдруг…

… Сосед Макнота отводит его руку в сторону – поднятая в воздух, она закрывает от него Снейпа с котлом, но Макнот все же успевает подкинуть палочку…

… Которая, совершив в воздухе сложный кульбит, летит к соседнему – равенкловскому – ряду и падает в чей-то бурлящий котел…

… Снейп рывком выпрямляется и делает правой рукой молниеносное резкое движение…

… И котел мгновенно взрывается смертоносным фонтаном ярко-алых капель – жидкого огня.

Ошеломленные лица учеников – никто явно не успел понять, что произошло, застывшее, совершенно белое лицо Снейпа – и я, вскинув палочку, посылаю заклятие прямо в это застывшее лицо, в последний миг все же сменив Аваду на Ступефай. Снейп тяжело валится на пол, опрокинув свой котел, из которого во все стороны растекается розоватая жижа, но мне сейчас как-то не до судьбы недоваренного зелья.

Гад. Мерзавец. Сволочь. Мстительная мразь. И выбрал ведь, на кого напасть – на тех, кто воевал с Пожирателями. А я?.. Успел хоть что-то предотвратить?

- Все назад! – истошно ору я, - Мерлин, поздно, конечно, поздно… - Держитесь подальше от котла! – и трясущимися руками ощупываю столпившихся вокруг меня школьников.

- Гарри, успокойся… - Джинни кладет мне на плечо дрожащую руку. - Кажется, никто не пострадал.

Неверящими глазами я оглядываю сгрудившихся у стены учеников. Боже, но… кажется, это правда.

- Все… все целы? – судорожно сглотнув, спрашиваю я, обводя взглядом бледные потрясенные лица, – и перевожу взгляд на котел, над которым в воздухе все еще висит алая, неправдоподобно яркая взвесь.

Все еще висит?!.. Я медленно подхожу к котлу. Никогда в жизни даже не слышал о подобном – у взвеси странно правильная шарообразная форма – вернее, форма полусферы…

… Как будто она заключена в полусферу.

Я протягиваю руку – и Джинни, стоящая за спиной, взвизгнув, вцепляется в мой рукав, но мои пальцы уже наткнулись на невидимую преграду в миллиметре от смертоносных капель.

- Это… это защитная сфера. Вокруг котла. Зелье блокировано, - выговариваю я непослушными губами, и внезапно высокая равенкловка, та, что спрашивала про Инсендио, всхлипнув, бросается мне на шею.

- Господи, Гарри, если бы не ты… мы бы… спасибо…

- Но я ничего не сделал, я… - бормочу я ошеломленно, - я даже не знаю такого заклинания.

- Тогда кто же?... – начинает чей-то голос, но фраза обрывается, и тридцать голов медленно поворачиваются к учительскому столу.

А мне и оборачиваться не надо. Я и так смотрю в ту сторону и вижу, как он лежит у своего стула, лицом вниз, выбросив вперед правую руку – ту самую, которой он успел блокировать пространство вокруг котла, прежде чем из него выплеснулся жидкий огонь.

Я чуть не применил к нему Аваду. А он успел использовать беспалочковую магию, и промедли он хоть долю секунды – кабинет бы освещало на несколько факелов больше. Живых факелов.

А он не задумался ни на миг, чтобы просчитать последствия. Которые ему и так слишком хорошо известны.

- Мы думали, это он, - тихо говорит кто-то. – Что это он воспламенил зелье. А он, получается, попытался нас защитить?..

Он не попытался, хочется сказать мне. Он защитил. А я… я даже заклятия такого не знал.

Он по-прежнему не шевелится. Наверное, без сознания. Ладно, значит, ему как минимум не больно и я могу потратить еще пять минут на выяснение кое-каких подробностей.

- Ты помнишь, что ты добавил в зелье перед тем, как все случилось? – я перевожу взгляд на хозяина злополучного котла, и он растерянно разводит руками.

- Гарри, я его, правда, почти закончил, но ты же сам слышал, нам не раздали последний ингредиент, да и вообще ни у кого на столах не было ничего драконьего…

- Было, - раздается тихий хриплый голос, - у меня… было.

Да это же Макнот. Макнот, пол-урока забавлявшийся с палочкой. Которая упала в котел перед тем, как...

- Палочка, - хрипло бормочет он, ни на кого не глядя. – У нее сердцевина из когтя дракона. Гарри, ребята… правда же… я не хотел, - он наконец поднимает голову и произносит уже громче и уверенней:

- Да ведь ничего же и не случилось! Никто не пострадал!

- Никто, - спокойно соглашаюсь я. Подхожу к Снейпу и осторожно переворачиваю его на спину – он такой худой, что сделать это очень легко. Рукав цепляется за какую-то неровность в полу, и край манжеты отворачивается, обнажив запястье с фиолетово-черными синяками от наручников. Ничего. Пусть видят.

Никто, - повторяю я, - кроме одного предателя и убийцы. Который применил беспалочковую магию, хотя знал, что это ему строжайше воспрещено и грозит наказанием – те, у кого родня в аврорате, легко могут представить, каким. И он будет наказан, не сомневайтесь. А вот Джеффри Макноту ничего не будет. Совсем-совсем ничего. Ведь этот слизеринский гад даже баллы снять не вправе. Так что ты давай, Джеффри, - я подхожу к побледневшему парню вплотную и отстраненно удивляюсь, как ровно звучит мой голос, - как обзаведешься новой палочкой, заходи на зельеварение, глядишь, еще что-нибудь веселенькое сообразим – и нам прикольно, и Снейпу в радость.

Макнот вскидывает на меня отчаянный взгляд – и опускает глаза, а мне внезапно становится стыдно. Моралист хренов. Сам-то хорош – среагировал бы вовремя, применил бы хоть что-нибудь – да хоть те же Щитовые чары – и Снейпу не было бы необходимости подставляться.

- Ребята, - тихо говорю я, - оглядывая молчащих школьников, - простите, что не смог ничего сделать. Не успел вас защитить.

- Ничего, Гарри, - так же тихо произносит кто-то хорошо знакомый, - а, Колин Криви. – Ты старался. Мы… пойдем уже?

- Идите, - вздыхаю я. – Урок, как видите, окончен.

Класс быстро пустеет, и я остаюсь наедине с жутким котлом – и со Снейпом.

В себя он так и не пришел. Подождать, пока очнется сам – или привести в чувство Энервейтом?

- Зря вы это сделали, профессор, - тихо говорю я, глядя в изможденное белое лицо. – То есть не зря, конечно, но… вас же теперь Блэкстон по стенке размажет.

- А что, мне надо было подождать, пока вы выудите из своей памяти пару защитных заклятий, которыми успели овладеть – и которые все равно не сработали бы? – произносит он, не открывая глаз.

Вот те на, так он в сознании. Может, даже слышал, что я говорил Макноту. Пытаясь скрыть смущение, я наблюдаю, как он приподнимается, опираясь на руки, и, привалившись к массивной ножке учительского стола, наконец открывает глаза.

- Я хоть успел? – внезапно спрашивает он. – Вы столь оперативно сбили меня с ног, что я как-то не понял, получилось ли у меня предотвратить последствия выходки вашего гриффиндорского приятеля.

- Все в порядке, никто не пострадал, а Макнот мне не приятель, - бормочу я и вдруг понимаю, что это правда и с Джеффри мы обычно только здоровались и перебрасывались парой слов в коридоре – но не более того.

- Да не оправдывайтесь вы, - неожиданно хмыкает Снейп, с трудом поднимаясь на ноги. – Вы вовсе не обязаны отвечать за всех гриффиндорцев.

- Я и не пытался, - возмущенно начинаю я – и умолкаю. Снейп – и такая снисходительность?! Или… неужели он заметил, в каком напряжении я все время нахожусь на его уроках, особенно если это занятия со школьниками с моего факультета? И если даже так, какое ему может быть до этого дело?!

Так, Гарри, лучше в это не вникать, по крайней мере, сегодня. Сегодня на повестке дня другие проблемы.

- Я расскажу Блэкстону, как все произошло, - говорю я, глядя, как он, опираясь о края парт, медленно подходит к злополучному котлу. – Скажу, что вы были вынуждены это сделать.

- О, не сомневаюсь, мне это зачтется, - фыркает он, внимательно разглядывая алую полусферу, и я понимаю, что он прав – аврор наверняка в подробности особо вникать не будет.

Ну почему я не знал это заклинание?!

- Потому что это магия другого уровня, Поттер, - замечает Снейп, взмахом палочки уничтожая зелье вместе с защитным барьером, – выходит, обычного Эванеско для этого достаточно. - Ей в Хогвартсе не учат. И очень сомневаюсь, что вы с вашими весьма посредственными способностями в ближайшие годы сможете ее осилить. Хотя, возможно, при большом желании и с хорошим учителем… - он ковыляет к двери и я понуро иду следом, с недоумением глядя в тощую прямую спину.

Уж не себя ли он предлагает в учителя?! Что за бред, нет, конечно. Наверное, это его обычный сарказм – небось на Блэкстона намекает.

Да уж, этот мой… учитель очень скоро преподаст ему… урок. Я вспоминаю слова Снейпа: «Что он такого со мной сделает?..» и невольно вздрагиваю. Уж Блэкстон найдет что.

Когда мы оказываемся в комнатах, я жду, что Снейп попросит разрешения полежать – уж очень нетвердо он держится на ногах, но он неожиданно подходит к двери в лабораторию и оборачивается ко мне:

- Если вы не против, я хотел бы поработать.

- Да нет, не против, - справившись с минутным удивлением, я пожимаю плечами. Почему бы и нет.

Может, он собирается таким образом отвлечься от того, что его ожидает. Может, воспоминания об этих часах в лаборатории позволят ему потом… продержаться. И его лицо будет не таким застывшим и безучастным, как в понедельник после Джоэла и К, и я не буду волоком тащить его на себе в подземелья после допроса.

Я вслушиваюсь в негромкий бархатный голос, мерно диктующий описания зелий, и щекам вдруг становится жарко – я внезапно понимаю, что этим своим бархатным голосом, так же мерно и спокойно меньше чем через час он будет рассказывать прыщавым юнцам с маслеными глазками подробности того, «как, и сколько раз, и что именно он предпочитает».

Левая – свободная - рука невольно сжимается в кулак. Скорее бы уж Визенгамот и Азкабан, если… если нельзя по-другому. Там он будет хотя бы избавлен от «задушевных бесед», а радости, которую могли бы высосать дементоры, у него и так никакой не осталось.

Если нельзя по-другому? А с чего я вообще взял, что для него возможен какой-то другой исход? С того, что он спас от мучительной смерти по меньшей мере десяток ненавидящих его школьников? И ведь даже не скажешь, что он выслуживался или замаливал грехи – у него просто времени не было так просчитать ситуацию, он действовал абсолютно спонтанно, как… как по велению сердца.

С того, что он не помнит, почему совершал все свои злодейства, и не только это – не помнит даже о том, что приходилось делать для Ордена? Черт возьми, он вообще не помнит о себе ничего хорошего, ничего, что позволило бы хоть отчасти смягчить его участь!

Стоп, Поттер, интересная мысль. Он не помнит… не помнит о себе ничего хорошего…

- Что такое, Поттер, переутомились? Прислушиваетесь, не звенит ли уже ваш будильник? – неожиданно прерывает мои размышления Снейп, насмешливо вздернув бровь. Я сердито вскидываю на него глаза - не мог повременить со своим ехидством, я только-только ухватил за хвост какую-то очень важную мысль – но он вдруг коротким жестом отбрасывает мои возможные возражения и внимательно к чему-то прислушивается.

- Кажется, у нас гости, - наконец спокойно произносит он, - не соблаговолите взглянуть?

- Пойдемте, - хмуро говорю я. Кто бы там ни пришел, оставлять его одного в лаборатории я не собираюсь – кто его знает, когда у него возникнут эти самые… суицидальные желания.

Я открываю дверь, пропуская его вперед, и вижу, что в гостиной действительно гость.

Макгонагалл – и явно чем-то встревоженная или взволнованная, хотя по ней, как обычно, этого не скажешь, но уж настолько-то я знаю своего бывшего декана. Прежде чем приступить к работе, я послал ей с Добби записку, где в деталях изложил все случившееся. Неужели она пришла по этому поводу – но почему только теперь?

- Гарри, - быстро произносит она, бросив на опустившегося в кресло Снейпа какой-то непонятный взгляд. – Только что со мной связался Блэкстон. Потребовал, чтобы профессора доставили к нему немедленно. Прямо отсюда.

- Но, - растерянно бормочу я, - еще нет даже пяти часов… мы не закончили…

- Поттер, он сказал – сию секунду – и… не переодевая. Я рассказала ему о случившемся, но… - не договорив, она снова устремляет на Снейпа странный взгляд.

- Что ж, ни на что другое я, признаться, не рассчитывал, - негромко произносит Снейп, медленно поднимаясь на ноги. Он так спокоен, словно его пригласили в «Три метлы» на вечеринку, но я вижу, как напряжены плечи, и руки, на которых я поспешно защелкиваю наручники, едва заметно подрагивают.

- Не проводите, Поттер? – черт побери, он еще и шутит. Он неловко перешагивает через решетку, напоследок насмешливо улыбается Макгонагалл - я замечаю, как она, побледнев, отводит глаза, - и исчезает в зеленом пламени.

Минута проходит в молчании. Затем Макгонагалл устало опускается в кресло, жестом предлагая мне сделать то же самое.

- Гарри, час назад у меня был Макнот и староста Равенкло. Их рассказ в деталях совпал с тем, что сообщил ты. И… слава богу, все живы, - еле слышно произносит она, прикрыв рукой глаза.

- Профессор, я… я должен был что-то сделать, и не смог, - от стыда я не знаю куда смотреть, и чувствую себя совсем паршиво, когда ее сухая рука успокаивающе касается моего колена.

- Перестань, Гарри, все произошло слишком быстро, и никто тебя не винит. Я не понимаю другое, - она опять почти шепчет, - почему он решил так поступить, если… знал о последствиях.

Как будто я это понимаю. Если бы речь шла о ком угодно другом, ответ был бы очевиден – потому что не хотел, чтобы пострадали дети. Но ведь мы же говорим о Снейпе…

Стоп. Кажется, недавно всплывшие бессвязные мысли начинают оформляться во что-то конкретное…

- Профессор, а вы не помните, - начинаю я и подавляю невеселый смешок – ага, не хватало еще и ей потерять память, - когда в прошлом году он был… ну, директором, причинял ли он вред детям?

Макгонагалл прикусывает губу и задумывается так надолго, что мысль о ее амнезии уже не кажется абсурдной. Наконец, заметив мое встревоженное лицо, она, вздохнув, произносит:

- Это несколько неожиданный вопрос, Гарри, но, знаешь… - она медлит, словно собираясь с духом, и наконец говорит: - Он действительно не делал детям ничего… ничего такого, чего не делал бы раньше.

- То есть он снимал немереное количество баллов, издевался по любому поводу и потакал слизеринцам, но не применял к школьникам Круциатус, как другие Пожиратели, не сажал детей в карцер и не позволял Филчу избивать их розгами?

На каждое замечание Макгонагалл отвечает утвердительным кивком – и вдруг широко раскрывает глаза, словно только сейчас что-то сообразила.

- Боже мой, Гарри, - быстро произносит она, - но он запрещал делать это и остальным Пожирателям… ну, тем, кто преподавал в школе, ты знаешь, Кэрроузам, - она брезгливо морщится, - по крайней мере, когда в этот момент оказывался рядом. Несколько таких случаев я сама наблюдала. Тогда мы все, конечно, думали, что он пытается таким образом завоевать авторитет, и ненавидели его еще больше.

- А вы знаете, что он не помнит об очень многих вещах? – тихо спрашиваю я. – Например, о своей работе в Ордене. И ничего не может сказать о мотивах убийства директора и о том, почему вновь стал служить Волдеморту, - Макгонагалл недоуменно хмурится, я коротко рассказываю о понедельничном допросе и заключаю: - То есть получается, что он не помнит ничего из того, что могло бы… хоть как-то оправдать его.

- Оправдать то, что он сделал, невозможно, - шепчет Макгонагалл, на мгновение пряча лицо в ладонях, - но и объяснить то, о чем мы сейчас говорим… Гарри, я не знаю что и думать.

- Я тоже, - угрюмо отвечаю я. – Может… может в воскресенье что-нибудь прояснится.

- Мы молча переглядываемся. Восстановленный портрет Дамблдора – да, пожалуй, только на него вся надежда. И… на то, что Снейп продержится до воскресенья. Похоже, Макгонагалл посещает та же мысль – она мрачнеет и, не глядя на меня, спрашивает:

- Что с ним делают на допросах?

- Поверьте, профессор, вам лучше этого не знать, - хмуро отвечаю я.

- Ты даешь ему какие-нибудь лекарства?

- Мне это запрещено, - наверное, у меня делается такое лицо, что Макгонагалл успокаивающе сжимает мою руку.

- Гарри, - тихо произносит она, - постарайся воспринимать все это спокойнее, ты же всегда был предубежден против него.

- Да, постараюсь, - сквозь зубы говорю я. А что мне еще сказать – что всю жизнь ненавидел одного человека, а сейчас каждый день вижу перед собой другого, которого я совсем не знал и чья непоказная стойкость и преданность своему делу не могут вызвать ничего, кроме безусловного уважения – не будь это Снейп, конечно?

Не будь это Снейп… А может, вот это и есть Снейп?

Нет, я точно рехнусь за эту неделю.

- Блэкстон сказал что-нибудь о том, когда его забирать?

- Нет, наверное, как обычно, - Макгонагалл, вздохнув, встает. – Приходи пораньше, попьем чаю…

- Угу, - вздыхаю я. – Приду.. все равно здесь одному делать нечего.

- А чем вы здесь занимаетесь? – она заглядывает в приоткрытую дверь лаборатории.

- Да вот, разгребаю с ним слизнортовские завалы, - киваю я на заставленные склянками полки. – Уже меньше половины осталось, мы и после допросов иногда работаем, - я запинаюсь, но решаю все же пока не рассказывать ей про галлюцинации. Сам сначала попробую разобраться, в чем дело. – В общем, до воскресенья, может, закончим… если он будет в состоянии работать. А как вообще в школе с зельями?

- Плохо, - Макгонагалл расстроенно машет рукой. – Для госпиталя приходится часто посылать в Сент-Мунго, а там сейчас зельевары – сам понимаешь… да Снейп и раньше был вне конкуренции.

- Он действительно настолько хорош? – тихо спрашиваю я.

- Он лучший из всех, кого я знаю, и это приходится признать, как бы мы к нему не относились, - директриса печально улыбается. – Он не ремесленник, он… ученый. Автор многих блестящих научных работ – и прекрасный практик. Как зельевар он был просто кладом для школы, - невесело заключает она.

- Может, он все же смог бы, даже сейчас… ну, это… варить зелья? – осторожно спрашиваю я. Макгонагалл задумчиво смотрит на меня, но ответить не успевает – в гостиной с легким хлопком появляется Добби.

- Директор, к вам посетители, - пищит он, и Макгонагалл, с сожалением кивнув мне, выходит из комнаты.

Оставшись в одиночестве, я уныло оглядываю опостылевшие за три дня стены. Не представляю, как убить оставшиеся до девяти четыре часа.

А может... черт, это будет полнейшей авантюрой, но раз уж взялся – может, продолжить мое импровизированное расследование, только расспросить уже школьников? В конце концов, в прошлом году Макгонагалл, будучи только гриффиндорским деканом, вполне могла чего-то и не знать. Да и что я, собственно, теряю? Потрачу на это свое личное время, за которое не обязан отчитываться, да и зачем вообще Блэкстону что-то об этом рассказывать, раз он считает копание в снейповском прошлом полной чушью.

Нет уж, извините, уважаемый старший аврор. Я даже Дамблдору не всегда склонен был верить на слово. Лучше уж сам… убежусь.

Около девяти я подхожу к кабинету директора и быстро называю горгулье пароль, чувствуя, что мне просто необходимо поделиться с Макгонагалл тем, что я услышал за эти несколько часов в трех факультетских гостиных – к слизеринцам я по понятным причинам не пошел.

Приступая к расспросам, я нисколько не сомневался, что меня просто завалят подробностями, – и не ошибся. Почти ни один равенкловец и пуффендуец, не говоря уж о гриффиндорцах, не упустил возможности, так сказать, бросить свой камень в ненавистного предателя. Разумеется, фразы типа «ходил, гад, весь такой важный, надутый, со своей обычной мерзкой ухмылкой» начинали каждую вторую историю, и вскоре я начал пропускать красочные описания внешности и поведения Снейпа мимо ушей. Можно подумать, сам в школе не насмотрелся. Но всплывающие конкретные факты… обескураживали.

Чем больше я слушал полные праведного гнева рассказы, тем больше находил подтверждений зыбкой версии, сложившейся у меня после слов Макгонагалл о том, что Снейп не вредил школьникам. Получалось, что он не только не вредил, но и… защищал по мере возможности. Причем защищал так, чтобы это не бросалось в глаза не только хозяйничающим в школе Пожирателям, но и самим ученикам. Им и не бросалось – до такой степени, что даже сейчас, рассказывая мне все в подробностях, все были убеждены, что слизеринский гад в очередной раз пытался напакостить. Я бы, наверное, тоже был в этом убежден – если бы не помнил, что еще на первом курсе Макгонагалл наказала нас, отправив в Запретный лес с Хагридом, а именно про это снейповское взыскание рассказали по меньшей мере человек десять – «и еще загон для гиппогрифов чистить посылал, гад». Несколько школьников вспомнили, что после взыскания, которое накладывали Пожиратели, – а это всегда был Круциатус, – Снейп вызывал их в директорский кабинет и со зверским лицом заставлял пить какое-то чрезвычайно гадкое зелье, в котором по описанию я с удивлением узнал лекарство, нейтрализующее действие Круцио, – как раз сегодня я записывал его характеристику. От тех, кто оставался в школе на рождественские каникулы, я услышал возмущенные рассказы о том, что Снейп никого не пускал в эти дни в Хогсмид, – и сразу вспомнил, как слышал недавно в аврорате, что все прошлое рождество по деревне шатался Грэйнбек и как, мол, здорово, что хоть его опасаться в этом году не нужно.

- В общем, - заключаю я, - может, конечно, он и пытался завоевать таким образом авторитет, только он не мог не понимать, что никакого авторитета все равно не завоюет – да хоть закорми он детей лимонными леденцами, все равно остался бы для всех сволочью. Его, наоборот, должны были презирать за такие попытки.

- Что мы и делали, - кивает Макгонагалл. – Помню, однажды – я тогда страшно мучилась бессонницей – в ящике своего стола в учительской я нашла зелье… отличное зелье, оно мне очень помогло. Конечно, я решила, что это Слизнорт заметил мое состояние и решил помочь, и при первой же возможности поблагодарила его. Но оказалось, что он не имеет к зелью никакого отношения, и я, разумеется, догадалась, что это Снейп – больше было, как ты понимаешь, просто некому.

- И что вы сделали? – я с интересом гляжу на Макгонагалл и замечаю, что на строгом лице проступает слабый румянец:

- Я влетела сюда, в этот кабинет, вылила остатки зелья на пол, прямо перед ним, и… да, кажется, я кричала, что мне не нужны его мерзкие лекарства.

- А он? – я еле удерживаюсь от смешка – смущенная Макгонагалл внезапно напоминает мне Гермиону – не сомневаюсь, что моя решительная подруга поступила бы точно так же, наплевав на последствия.

- Он… он сказал, что, видимо, зря потратил на меня редкие ингредиенты. Потом поднялся и вышел. Честно говоря, я думала, что он применит Круцио, как ты понимаешь, мне было все равно… но когда он этого не сделал, я решила…

- Что он трус и слабак, - заканчиваю я мрачно.

Какое-то время мы сидим в молчании, затем Макгонагалл осторожно спрашивает:

- Конечно, все это более чем странно, но, Гарри… ведь следствие по его делу уже закончено, я не ошибаюсь?

- Да, - киваю я, - сейчас у него просто выясняют подробности про других Пожирателей, и недели, наверное, через полторы, когда он всех сдаст, его ждет суд.

- Тогда… прости, но почему тебя так все это интересует? Ты же наверняка делаешь сейчас то, что тебе не поручали, ведь так?

- Да, мне ничего подобного не поручали… но, профессор, вы ведь тоже сказали, что не понимаете, почему он так подставился сегодня, - я пытаюсь поймать взгляд Макгонагалл, но она опускает глаза.

- Просто… у меня не укладывается в голове, - очень тихо произносит она, - как может один человек делать столь взаимоисключающие вещи – служить Волдеморту - и защищать школьников.

- Вот и у меня не укладывается, - угрюмо киваю я. – И если аврорату это неинтересно, то мне… Понимаете, - мне почему-то перестает хватать воздуха, – я… ненавижу недомолвки. И ненавижу заблуждаться. Я слишком часто в своей жизни заблуждался - и каждый раз из-за этого случались ужасные вещи. На втором курсе чуть не погибла Джинни. На третьем мы упустили Петтигрю. На четвертом – погиб Седрик. На пятом, – я чувствую, как перехватывает горло, и Макгонагалл встревоженно касается моей руки, - я потерял Сириуса. И… - я вынужден остановиться, потому что в горле стоит тугой комок. Макгонагалл быстро пододвигает ко мне чашку с остывшим чаем, я торопливо отхлебываю и сдавленным голосом заканчиваю:

- В общем, я просто хочу знать правду. Всю правду. Почему он делал то, что делал. Почему потом потерял память. Что он еще забыл. Думаю, вы тоже этого хотите.

- Вряд ли даже портрет Дамблдора, - Макгонагалл бросает взгляд на темное пятно на стене, - даст нам ответы на все эти вопросы.

- Вот поэтому я и пытаюсь выяснить хоть что-то сам, - вздыхаю я. – Спасибо за чай, профессор, мне уже пора.

- За тобой сегодня не пришли, - замечает Макгонагалл, - может, подождешь еще?

- Уже десятый час, - хмуро говорю я. – Сколько можно его… допрашивать. У него завтра снова занятия со старшими курсами, а мои… коллеги, - я вдруг ловлю себя на том, что произношу «коллеги» ровно с той же интонацией, что и Снейп, - явно не представляют, что это такое – вести Высшие зелья, да еще когда вся школа тебя ненавидит. И вовсе я ему не сочувствую, - сердито говорю я, поймав удивленный взгляд Макгонагалл, - просто… просто надоело таскать его на себе по коридорам.

Макгонагалл печально улыбается. Кого я пытаюсь обмануть – она знает меня с десяти лет.

- Знаешь, Гарри, - неожиданно говорит она, глядя, как я иду к камину, - твоя мама… она обладала этой способностью - посочувствовать тому, кого другим даже не придет в голову пожалеть. Похоже, ты в полной мере унаследовал эту ее черту.

 Отправлено: 20.01.08 15:40. Заголовок: Лучше бы я унаследов..

Лучше бы я унаследовал ее способности к зельеварению, уныло думаю я, выбираясь из камина в кабинете Блэкстона. Ходил бы тогда все школьные годы у Снейпа в любимчиках, не приставили бы сейчас к нему надзирателем, и его проблемы оставались бы исключительно его проблемами. Черт, я даже не могу определить момент, когда происходящее с ним стало так тесно и остро касаться меня.

Когда он спас сегодня школьников – или еще раньше?

Когда Джоэл сказал, что он гей? Когда я увидел, как он стонет, мучимый ночным кошмаром? Когда рассматривал его вчера в душе?

Гарри, ты идиот.

- Гарри, ты опоздал, - довольный тон Блэкстона не вяжется со строгими словами, - но, признаться, сегодня я на это даже рассчитывал – и рад видеть, что не ошибся. Есть, есть в тебе задатки настоящего аврора, - он довольно потирает руки, - видать, интуиция сработала, и случилось это как нельзя кстати.

- А что такое? – осторожно интересуюсь я. – Вы еще не закончили со Снейпом?

- Да закончили, закончили, - хохотнув, он встает, - его вот-вот доставят. Как мы ему и обещали, получил, мерзавец, по полной за свое самоуправство. Знаю, знаю, - вскидывает он ладонь, - так сложились обстоятельства… а в следующий раз они еще как-нибудь сложатся, так что же теперь, позволить нашему знатоку всевозможной магии размахивать ручонками в свое удовольствие?

- Если бы он не применил беспалочковую магию, наверняка кто-нибудь бы погиб, а я бы ничего не успел сделать, - тихо возражаю я, злясь на самого себя: все равно Снейп уже… получил по полной, так какой смысл в моих возражениях? Тем более что Блэкстон и не пытается вслушиваться.

- Ну, успел же ты уложить его Ступефаем, наверняка и с зельем что-нибудь придумал бы, - произносит он тоном, показывающим, что дискуссия закончена. – Да ты расслабься, понимаю, напряженный день… но мы тебе тут небольшой сюрпризец приготовили… хотя небольшой – это еще как сказать… и, повторяю, очень кстати, что ты припозднился - наш сюрприз получился… выдержанным.

Вот дурацкие недомолвки. Неужели так и не скажет, в чем дело? Я открываю рот, чтобы спросить – но тут из камина вываливается Джоэл, таща за собой Снейпа, и вопрос застревает у меня в глотке.

Одежду с него не снимали – я понимаю это почти сразу: вряд ли авроры озаботились бы столь тщательным застегиванием его бесконечных пуговиц. Значит, его, наверное, не били и уж точно не насиловали.

Тогда что с ним такое?..

Я гляжу на серое лицо, на мертвые ввалившиеся глаза – их застывший взгляд кажется странно расфокусированным – и вспоминаю, у кого я уже видел такой взгляд. Наверное, я увидел бы его у себя самого – если бы в соответствующие моменты моей жизни передо мной оказалось зеркало.

Пожалуй, тогда я предпочел бы, чтобы меня изнасиловали.

- Вы применяли к нему Круциатус? – я стараюсь, чтобы голос звучал ровно. Блэкстон удивленно хмыкает:

- Конечно, а что тебя смущает? Что мы пользуемся непростительными заклятиями? Брось, Гарри, мы же не ко всем подряд их применяем, а Пожирателям полезно испытать свои изобретения на собственной шкуре. Пусть скажет спасибо, что обошлось без интенсивной терапии.

- Ага, по классу А, - хмыкает Джоэл, плотоядно облизнувшись.

Меня невольно передергивает – видел как-то, что остается от допрашиваемого после этой… терапии, и Блэкстон насмешливо улыбается:

- Не о том ты, парень, думаешь. А думать тебе нужно о нашем сюрпризе. Для тебя – сюрприз, для него, – он кивает на Снейпа, - так сказать, финальный штрих к сегодняшнему уроку. Повторение пройденного.

- Может, хоть что-нибудь объясните? – я начинаю злиться и Блэкстон, поняв это, смотрит на меня с отеческой укоризной – какого черта он каждый раз пытается изображать заботливого папашу?!

- Ну что ты, какой же это тогда сюрприз. Но не переживай, Гарри, ты скоро все поймешь – просто понаблюдай за ним повнимательней. Особенно, - опять эта двусмысленная улыбка, - в душе. И запомни – пусть попросит. Как следует попросит.

- Поделишься потом впечатлениями, - хихикает Джоэл.

Я перевожу сердитый взгляд с одного на другого – это что, черт возьми, проверка на вшивость?! – но Блэкстон уже подталкивает меня к камину.

- Давай-давай, Гарри, преподай урок своему учителю, - и, устремив на меня холодный острый взгляд, добавляет уже без улыбки: - Очень надеюсь, что и для тебя это окажется… нет не уроком, скорее, прививкой от брезгливости.

Преподать урок, думаю я с внезапной злостью, шагая по хогвартским коридорам за спотыкающимся на каждом шагу Снейпом. А если бы среди учеников был его собственный сын? Насколько я знаю, сын Блэкстона учится не то на пятом, не то на шестом курсе в Равенкло, и все произошедшее вполне могло случиться на их уроке – неужели и тогда аврор проявил бы такую же жестокость? Впрочем, он ведь не считает, что жесток. Жестокость или сострадание можно проявлять к людям, а Снейп для него, как он утверждает, вообще не человек – так, записная книжка с именами Пожирателей и рецептами зелий.

Тогда откуда столько удовольствия от унижения этого не-человека? И можно ли применять Круцио к записной книжке?

Круцио. Огненная, опаляющая боль, когда твое тело – просто скопище обезумевших от муки, вопящих клеток, но этой боли не суждено вылиться в крике – горло стиснуто таким спазмом, что простой глоток воздуха, когда удается его сделать, кажется великим облегчением. Но следом катится новая волна боли, и ты опять корчишься, разинув рот в беззвучном вопле. А потом, еще много часов подряд – а если заклятий было несколько, то и суток – тошнота, и головокружение, и боль от любого прикосновения, и мучительные судороги во всем теле, и взгляд никак не сфокусировать на мелких предметах.

Похоже, для Снейпа эти часы уже наступили – он шатается как пьяный, то и дело приваливаясь к выступам стен или колоннам, и когда мы оказываемся у крутой лестницы, ведущей в подземелья, я протягиваю руку, чтобы придержать его за плечо – но, почувствовав мое прикосновение, он неожиданно и как-то судорожно дергается и хрипит:

- Не дотрагивайтесь до меня… пожалуйста.

- Знаю, - говорю я сквозь зубы, - но придется потерпеть, иначе не дойдете.

Он снова дергается, но подчиняется – видимо, слишком мало сил, чтобы освободиться от захвата. Худое плечо под моей рукой дрожит крупной дрожью, и я отпускаю его, едва мы оказываемся в комнатах – здесь даже если упадет, не страшно. Но он удерживается на ногах и, хватаясь руками за стены, - наручники я сразу же снял, – кое-как бредет в ванную. Где, по словам Блэкстона, меня и ожидает сюрприз.

Какие, к черту, сюрпризы. Мыться, затем заставить его хотя бы выпить чай – и спать. Возможно, будут новые кошмары, зато завтра у него занятия только до обеда, так что до шести сможет еще отдохнуть, в лаборатории работать не будем – лучше вечером, после допроса, если, конечно, аврорам не вздумается опять применить к нему Круцио. Хотя Блэкстон сказал сегодня, что пресловутый сюрприз будет, так сказать, финальным штрихом к наказанию. А мне – прививкой от брезгливости – в каком, интересно, смысле? Пирсинг они ему, что ли, сделали на интимных частях тела?

Нет, одежду с него точно не снимали, понимаю я, наблюдая, как в ванной он трясущимися руками сдирает с себя мантию и торопливо расстегивает пуговицы на сюртуке и рубашке, аккуратно заправленной в брюки, - об этом авроры точно беспокоиться не стали бы. Все это он проделывает, стоя ко мне спиной, – собственно, после кабинета Блэкстона его лица я так и не видел, - и, все также не оборачиваясь, вдруг хрипло произносит:

- Просить, чтобы вы отвернулись, должно быть, бессмысленно?

Я пожимаю плечами – как будто он может видеть этот жест. Но, похоже, он правильно расценил мое молчание, потому что, не задавая больше вопросов, с той же непривычной, особенно в его состоянии, торопливостью выпутывается из рубашки и брюк, стащив их вместе с бельем, ковыляет в душевую кабину и сразу включает воду. А у меня от его судорожной торопливости по телу почему-то бегут мурашки размером со слона.

Сегодня он явно не хочет, чтобы я видел его раздетым. Особенно… спереди. Может, - я нервно сглатываю, - они все же били его, через одежду, и как-нибудь… изуродовали? Но на брюках и белье, насколько я успел заметить, нет следов крови, да и на его бедрах не видно обычных кровавых потеков. Тогда почему он ведет себя так… мягко говоря, странно? Включил воду сразу на полную мощность, так что тугие струи вовсю хлещут по плечам и водопадом сбегают по спине, - и, покачиваясь, просто стоит под этими струями, даже не пытаясь мыться. Минута, две, пять - да что, черт побери, происходит? – и тут я с ужасом замечаю, что его бледная кожа постепенно синеет. Мерлин, он же весь синий под своим душем, даром что от мощных струй валит пар.

- Все в порядке? – громко спрашиваю я. Вместо ответа он вздрагивает и встряхивает головой так, что от мокрых волос веером разлетаются брызги и даже до меня долетает несколько капель.

Ледяных.

В несколько шагов я оказываюсь рядом с кабинкой, протягиваю руку, касаясь тугой струи - и тут же отдергиваю ее.

Придурок. Сумасшедший. Чертов самоубийца. Он включил только холодную воду – температура которой здесь, в подземелье, немногим выше нуля. Я сунул руку под струю всего на секунду – и уже впору растирать пальцы… а он – сколько он уже вот так стоит – минуту, пять, десять?..

Я быстро поворачиваю кран, закрывая воду, хватаю его за ледяные плечи, рывком разворачиваю к себе и ору в белое как у покойника лицо с зажмуренными глазами, игнорируя его слабые попытки вырваться:

- Что, черт побери, вы делаете? Скажете, что перепутали кран? Ей-богу, это один из самых диких способов самоубийства, о которых я когда-либо…

- Поттер, перестаньте молоть чушь и… и уйдите… пожалуйста, - вдруг с трудом выговаривает он лиловыми губами. – Просто… уйдите. Я… не покончу с собой, просто мне нужно… побыть одному.

Ага, я выйду, а он опять попытается превратить себя в айсберг? Надо для начала хотя бы выяснить, зачем он это делает. Черт, удерживая его, я стою слишком близко, почти вплотную, даже осмотреть его не могу… значит, надо немного отстраниться… вот так… и…

Мать твою. Они применили к нему Приапис.

Мне никогда это не нравилось, но пару раз я был свидетелем того, как старшекурсники пулялись этим заклятием в общем душе, и страдалец – я, слава богу, избежал этой участи – бегал по душевой со своим набухшим, ноющим хозяйством, пока чья-нибудь снисходительная рука под общий хохот не помогала… справиться с проблемой. Обычно продолжалось это не больше пяти минут – все прекрасно знали, что, продлись все дольше, из источника удовольствия член превращается в сгусток боли, а садистом никто из гриффиндорцев не был.

А я вот стал. Добро пожаловать, Гарри Поттер, в клуб садистов. Смотри, наслаждайся – и ни в коем случае не пытайся помочь, пока он не попросит. Как следует не попросит.

Интересно, они что, всерьез рассчитывали, что он будет меня об этом просить? Еще и выражения небось смаковали – «Поттер, дотронься до меня, пожалуйста… возьми его в руку… сожми…». Плохо же они его знают – или это я за три дня успел узнать его слишком хорошо. Он скорее умер бы от переохлаждения – что, собственно, почти и сделал – чем произнес бы что-то подобное.

Я продолжаю удерживать его оцепеневшими руками – и, конечно, он уже понял, что я все увидел: на щеках проступает неровный румянец и он тихо произносит, по-прежнему не открывая глаз:

- Поттер, мне казалось, что ваша… работа еще не успела вытравить в вас остатки человечности. И в последние дни это как будто… подтверждалось. Поэтому, прошу вас… оставьте меня, тем более что вам, должно быть, омерзительно и противно. А я… просто побуду здесь до утра.

Ага. Я уйду и засну – если смогу, конечно – а он будет корчиться на ледяном полу, хватая воздух лиловыми губами. А кого я здесь найду утром? Паралитика? Безумца? Импотента с трясущимися руками? Нет уж. Я собирался стать аврором, а не дипломированным садистом.

Не отвечая, я снова разворачиваю его спиной к себе, слегка придвигаюсь, так, что его плечо касается моего, а мокрые пряди волос щекочут шею – и тихо говорю, стараясь, чтобы голос звучал ровно и безэмоционально:

- Так, а теперь выслушайте меня, пожалуйста. Я понимаю, что вы должны сейчас чувствовать – в том числе и от сознания того, что именно я оказался рядом. Поэтому… постарайтесь забыть о том, что я Поттер. Воспринимайте меня как своего рода скорую помощь. А если не получится… тогда я хочу, чтобы вы знали – мне не омерзительно и не противно. Мне стыдно, что я вынужден в этом участвовать. Если бы от меня там хоть что-то зависело, с вами никогда такого бы не сделали.

Он молчит, но я чувствую, как закаменевшие плечи слегка расслабляются, и быстро добавляю:

- Я не сделаю ничего против вашей воли. Я прикоснусь к вам, только если вы… сами этого захотите. Не надо ничего говорить - просто кивните. Я почувствую.

Несколько бесконечных мгновений – и… да! – влажная прядь скользит по моей щеке. Он кивнул, это несомненно – и все же мне хочется получить окончательное подтверждение. Поэтому я тянусь губами к его уху, скрытому волосами, и шепотом спрашиваю: «Можно?» - и через несколько секунд слышу в ответ беззвучное, почти выдох:

- Да.

Да. И я левой рукой обхватываю его поперек груди, прижимая к себе, а правая опускается вниз, медленно скользит по ледяной коже впалого живота и наконец встречает его член. И, не медля больше ни секунды, я смыкаю пальцы и обхватываю это горячее, твердое, шелковистое, и оно вздрагивает и подается навстречу, и Снейп, почувствовав мою руку на своем члене, тоже вздрагивает всем телом, со всхлипом втянув воздух.

Прививка от брезгливости? Ну-ну. Подразумевается, что мне должно быть противно – но я ощущаю только жалость и нежность – и к этому человеку, который вздрагивает теперь уже в такт движениям моих пальцев, и к тому влажному, гладкому, горячему, что пульсирует сейчас в моей ладони, - и… и внезапно чувствую кое-что еще – теплую тяжесть и пульсацию в собственных джинсах.

Поттер, ты идио… А почему, собственно? Телу плевать, кто сейчас вздрагивает под моими руками, плевать, что я никогда не дотронулся бы до Снейпа, если бы от этого в буквальном смысле не зависела его жизнь…

Серьезно? А кому вчера хотелось прикоснуться к его коже, чтобы убедиться в ее гладкости?

К черту. Анализировать мотивы собственных идиотских желаний сейчас явно не время, как и разбираться с бунтующей частью тела. Сейчас лучше всего просто… просто… да, вот так… вверх-вниз, слегка сжать пальцы, погладить большим пальцем нежную головку… Опыта подобного рода у меня совсем нет, я просто делаю то, что было бы приятно мне самому – и, кажется, делаю все правильно: Снейп чуть подается бедрами мне навстречу, хриплое дыхание учащается – и, повинуясь этом признакам, я немного убыстряю темп, чередуя плавность с резкостью. Вот так… быстрее… еще быстрее… о, черт, потереться бы обо что-нибудь… но в непосредственной близости только его обнаженное влажное бедро, а этого я не могу себе позволить… он решит, что я пользуюсь его беспомощностью… Перед глазами вдруг всплывает непрошеная картинка – раздвинув ноги, я трусь набухшим членом о его бедро, - и низ живота сводит сладкой судорогой, а в глазах темнеет от острого наслаждения. О, мать твою… даже прикосновения не потребовалось. На какое-то мгновение я теряю контроль над собственным телом – левая рука судорожно притискивает Снейпа ближе, правая, сдавив его член, непроизвольно дергается, и это становится последней каплей: он напрягается всем телом, пульсация напряженной плоти становится бешеной, – и вдруг мою ладонь заливает липкая горячая струя, а Снейп, коротко застонав, обмякает в моих руках как тряпичная кукла, так что я еле успеваю подхватить его и опустить на пол. Быстро заглядываю ему в лицо, - влажные ресницы мелко подрагивают, значит, сознания он не потерял, - и сам обессиленно опускаюсь рядом, пытаясь выровнять дыхание и разобраться в собственных потрясающих ощущениях.

Не то чтобы я никогда раньше не испытывал оргазма такой силы и яркости – но чтобы вот так, даже не дотрагиваясь до себя, просто благодаря воображению и прикосновениям к чужому телу… да не просто к чужому – к снейповскому… А он – от чего он почти лишился чувств? От того, что случившееся оказалось последним звеном в цепочке сегодняшних потрясений – или я действительно смог доставить ему такое удовольствие… хотя и не собирался? Собирался, не собирался… интересно, как можно избавить мужчину от действия Приаписа, не доставив ему при этом удовольствия, раздраженно думаю я, поднимаясь на ноги. Хотя, наверное, это тоже входило в планы Блэкстона – чтобы он испытал унижение даже от наслаждения, которое получил.

Что ж, ему хотя бы просить меня ни о чем не пришлось.

Так, хватит ему валяться на холодном полу. Надо поднять его, сунуть под горячий душ и…

- Зачем вы это сделали? – вдруг спрашивает он, не открывая глаз. Ага, пришел в себя – ну и отлично.

- Затем, - лаконично сообщаю я и вижу, как бледные губы морщатся в подобии улыбки:

- И все-таки?

- Поговорим об этом завтра. Сейчас вы примете душ, горячий,- я подчеркиваю это слово, - оденетесь, выпьете чаю и ляжете спать – надеюсь, лаборатория сегодня не входит в ваши планы. Вам помочь подняться?

- Не надо, - он отстраняет мою руку и кое-как поднимается сам, держась за стену. Сам так сам. Пожав плечами, я иду в спальню, с облегчением стаскиваю с себя намокшую одежду, закутываюсь в халат и выхожу в гостиную. М-да, Добби меня сегодня не дождался, - за эти дни я успел привыкнуть к тому, как он желает мне спокойной ночи, - и чай уже порядком остыл. Мне-то и такой сойдет, а для него надо бы погорячее. Я быстро взмахиваю палочкой, согревая янтарную жидкость в большой фаянсовой кружке, и едва над кружкой начинает струиться ароматный парок, слышу за спиной его нетвердые спотыкающиеся шаги. Слава богу, я успел вовремя, а то не миновать бы нового «зачем вам это нужно».

Но, бросив на него быстрый взгляд, я понимаю, что ему сейчас не до расспросов. Горячий душ – впрочем, в подземельях это понятие очень относительное – нисколько не помог: губы такие же синие и озноб колотит его так, что зубы стучат о края кружки, которую он опять обхватывает двумя руками, как ребенок, пытаясь хоть как-то согреться. Я молча пододвигаю к нему корзинку с кексами, готовясь в очередной раз выслушать «я не голоден», - но, пока я придумываю, чем бы его сегодня уязвить, чтобы поел, он неожиданно отставляет кружку, быстро берет самый пухлый кекс и откусывает огромный кусок, против обыкновения не слишком заботясь о манерах.

Я в немом изумлении гляжу, как он сосредоточенно поглощает кекс за кексом, рассыпая крошки, - на меня он при этом, разумеется, не смотрит, - и в голову лезет совершенно идиотская мысль: если это его так пробило на еду после оргазма, так может в следующий раз, когда снова откажется есть, испробовать этот же способ?.. Так, Поттер, похоже, тебе тоже не помешал бы холодный душ… да, честно говоря, и горячий не помешал бы – когда я вижу, как его трясет, самого невольно охватывает озноб.

Когда после душа я вновь вхожу в спальню, - кажется, я основательно растратил хогвартские запасы горячей воды, - то вижу, что он уже лежит, завернувшись в свой плед, закутавшись в него с головой, как… как ребенок.

Черт, ну почему сегодня он то и дело ассоциируется у меня с ребенком?! Потому что только что был так же незащищен и уязвим? Или потому что, как глупый мальчишка, изгадил самому себе жизнь, не задумавшись о последствиях?

Может, Волдеморт его шантажировал? Может, он заставил его принять Нерушимый обет или грозил расправиться с близким человеком – хотя нет, у него давно никого не было… даже друзей не было, кроме Дамблдора. И потом, приняв пост директора и стараясь защитить школьников, он просто пытался хоть как-то загладить то зло, которое причинил? Может…

Поттер, а ты часом не пытаешься придумать для него хоть какие-то оправдания потому, что сегодня довел его до оргазма и сам кончил в его присутствии? Потому, что, сжав его член в ладони, впервые ощутил к этому человеку жалость и нежность? Сглотнув, я отгоняю чересчур яркую картинку, пока не пришлось снова бежать в душ, и, словно защищаясь, мотаю головой. Не буду лукавить, все эти причины тоже… поспособствовали тому, что мне отчаянно хочется придумать для него оправдание, - но не только они.

Просто… просто я действительно узнал его за эти несколько дней гораздо лучше, чем за шесть хогвартских лет. И понял, что человек, который так держится на допросах, так ведет себя с ненавидящими его учениками, так переносит все, что выпало на его долю, включая и меня в качестве надсмотрщика, и при этом прекрасно осознает, что сам во всем виноват, – такой человек вряд ли способен на холодное расчетливое предательство.

Скорее бы воскресенье. Дамблдор…

- Альбус… - тихий дрожащий голос.

Мерлин, нет. У него опять кошмар. И он зовет директора.

Не буду вставать – не могу я на него такого смотреть. В прошлый раз это продолжалось недолго, надеюсь, и сейчас быстро закончится. Надо просто перетерпеть - и я продолжаю вслушиваться в дрожащий голос, в котором сегодня столько отчаяния, что я сжимаюсь и прикусываю губу:

- Альбус, п-прости меня… Я… я должен… должен был попробовать что-то еще, п-прежде чем… Пожалуйста…

О господи. Он плачет. Я судорожно затыкаю уши, чтобы не слышать глухие тяжелые рыдания, но тут же отдергиваю руки. Это малодушие… и это не выход.

Впрочем, то, что я собираюсь сделать, тоже не выход – вряд ли у меня получится прервать его кошмар. Но надо хотя бы попытаться.

Я быстро подхожу к нему, взмахнув палочкой, зажигаю сразу все факелы, – при ярком свете больше шансов, что удастся привести его в чувство, - и, склонившись к нему, - он, как я и ожидал, скорчился в той же позе, голова на коленях, пальцы вцепились в волосы, - изо всех сил трясу его за плечо. Которое обжигает руку даже сквозь плотную фланель.

Черт, у него что, жар? Нет, конечно, ничего удивительного, было бы как раз удивительно, если бы он не заболел – но мне-то что делать?!

Он медленно поднимает голову с колен – мокрое от слез лицо искажено страданием, глаза смотрят сквозь меня на невидимого собеседника – и я понимаю, что он по-прежнему во власти кошмара.

- Профессор! – я почти кричу и снова хватаю его за плечо. Ну же, тебе должно быть больно после Круцио, среагируй хотя бы на боль! – и он действительно реагирует, но реакция оказывается более чем неожиданной - лицо внезапно становится почти спокойным, и – я просто не верю глазам! – правая бровь насмешливо вздергивается.

- Поттер?.. Альбус, с ним слишком много хлопот. Я не могу тратить все свободное время, присматривая за безрассудным юнцом, который что ни год, то вляпывается в неприятности. Хорошо, хорошо, что на этот раз я должен сделать?..

Замерев от удивления, я выпускаю его плечо и почти не дыша вслушиваюсь в тихий успокоившийся голос. Разговор обо мне у них, судя по всему, не первый… но когда состоялся именно этот, привидевшийся сейчас Снейпу? На четвертом курсе? Пятом? Шестом?.. И… он ведь не только не отказывается за мной… присматривать, он действительно беспокоится за «безрассудного юнца», безуспешно пытаясь скрыть это беспокойство за жесткими словами и насмешливым тоном, в котором, впрочем, нет ни ненависти, ни безразличия – уже чего-чего, а безразличия там точно нет.

А я все эти годы считал, что он способен по отношению ко мне только на ненависть, без нюансов и полутонов, а на то, что со мной происходит, ему плевать с Астрономической башни.

Выходит, я ошибался.

Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы я еще в чем-нибудь ошибся – так, чтобы это было в его пользу. Ну хотя бы в том, что у него жар. Но в этом, увы, ошибиться невозможно – кончики пальцев, которыми я осторожно дотрагиваюсь до его лба, опаляет как огнем.

А я не могу даже дать ему лекарство.

Ладно же… Я стискиваю челюсти – и решение приходит само собой. Мне запрещено его лечить – но кое-что я все же могу сделать. И об этом Блэкстон вряд ли сразу узнает – не думаю, чтобы он задавал ему подобные контрольные вопросы. А если вдруг и задаст – как-нибудь выкручусь. Но на полу он больше спать не будет.

- Вставайте, – я тяну его за руку, поднимая с колен, и он послушно подчиняется – может быть, ему кажется, что рядом с ним все еще Дамблдор? А он и правда так думает – когда я довожу его до кровати и он так же послушно укладывается на скрипнувший матрас, я, укрывая его одеялом, слышу, как он бормочет:

- Спасибо, Альбус, но не стоит так беспокоиться… Я не болен… Это просто переутомление.

Ага, переутомление. Видел бы он себя со стороны. Подумав, я набрасываю на него еще и плед, плотно подтыкаю края – наконец-то у меня появился повод это сделать, и он, поворочавшись в теплом коконе, наконец успокаивается.

Ну и день, сонно думаю я, довольно удобно устроившись в гостиной на трансфигурированной из кресла кушетке. Воспламеняющее зелье, сюрприз, очередной кошмар… и он еще говорил, что это я постоянно вляпываюсь в неприятности?!

Он присматривал за мной – а теперь я за ним. Забавно.

Но он спасал мне жизнь – а я?..

Скорее бы воскресенье.

 Отправлено: 20.01.08 15:41. Заголовок: Четверг, 27 ноября. ..

Четверг, 27 ноября.

- Это что, новый вид пытки или магловское лекарство? Терпеть не могу горячее молоко, тем более с медом, – Снейп с отвращением смотрит на большую кружку молока, которую я перед ним поставил.

- Ну, если вам больше нравится кашлять… - я пожимаю плечами, стараясь сохранить равнодушный вид. Вроде подействовало – он осторожно поднимает кружку и, морщась, отхлебывает из нее мелкими глотками. Держит кружку он, как и вчера, двумя руками, согревая пальцы, но больше не напоминает этим ребенка – слишком уж утомленным выглядит.

Сейчас, склонившись над своим питьем, с пледом, наброшенным поверх мантии, он больше всего похож на хищную птицу. Ястреба. Ослабевшего, с подрезанными крыльями, посаженного на цепь – но по-прежнему гордого и… опасного.

Обычно, проснувшись, я заставал его уже одетым, но сегодня он пролежал в постели все утро и вышел из спальни, когда я уже доканчивал свой завтрак. Выглядел он совсем больным, ночной жар сменился такой слабостью, что все первое занятие он против обыкновения ни разу не поднялся со своего стула и, выполняя простейшее заклинание, чуть не выронил палочку. Школьники недоуменно переглянулись – оказывается, не только у нас с Макгонагалл его профессионализм не вызывает сомнений, а я промолчал, но, подойдя к его столу после урока, заявил:

- Я пойду к директору. Скажу, чтобы занятия отменили или перенесли – еще уроните, как Макнот, палочку в котел, а я таких защитных заклинаний не знаю.

Ей-богу, я не думал, что это произведет такой эффект, но стоило произнести эту фразу хотя бы ради того, чтобы увидеть, как он преобразился – сведенные ознобом плечи мгновенно распрямились, дрожащие руки стиснули край стола так, что побелели косточки, и запавшие глаза сверкнули таким огнем, что я невольно попятился.

- Поттер, можете не беспокоиться, я не сделаю этого даже в бессознательном состоянии, - яростно процедил он, и я отошел от стола, пряча улыбку, - того, что Блэкстон называет спесью, ему по-прежнему не занимать. А я теперь назвал бы это силой духа, которой хочется восхищаться даже безотносительно к тому, что он Снейп, как я когда-то, ненавидя его, восхищался его руками.

Хотя нет… пожалуй, уже не безотносительно. И, пожалуй, я наконец понял, что помогает ему держаться.

Его зелья. У него не осталось, как он сам сказал, ни прошлого, ни будущего, авроры ежедневно делают все, чтобы смешать его с грязью, школьники ненавидят, - но у него есть его зелья, в которых он разбирается, наверное, чуть хуже, чем господь бог в устройстве мира, и уже одно это дает ему право держаться с таким достоинством.

Сегодня я несколько раз ловил себя на том, что пристально наблюдаю за тем, как он работает. Попытался разозлиться на себя – можно подумать, за годы учебы не насмотрелся, – а потом сообразил – да, действительно, не насмотрелся. Никогда не рассматривал его на уроке – с чего бы? Нелюбимый предмет, ненавистный преподаватель. А теперь не могу оторвать взгляд: эта картина – Снейп, варящий зелья – завораживает.

Нужные ингредиенты он берет со стола не глядя. А с ножом, пестиком и ступкой обращается как… как с музыкальными инструментами – так легки, точны и изящны его движения. Ни одного лишнего жеста, ни заминок, ни судорожной поспешности – все размеренно, четко и плавно, как музыка. Он даже палочкой взмахивает, как этот магловский дирижер… черт, забыл фамилию… впрочем, куда там всем дирижерам вместе взятым до снейповской плавной стремительности.

А ведь они ничего этого не видят, понимаю я, глядя на школьников, уныло помешивающих в котлах. Не замечают, как мы в свое время. И, наверное, так же, как мы, считают его уродом.

Урод?.. Как легко в одиннадцать лет поставить знак равенства между внешностью и выражением лица – словно залепить себе на шесть лет глаза ярлыком и успокоиться на этом. И не видеть, не замечать в упор, как красиво это умное, гордое и властное лицо – красиво весьма своеобразной, но подлинной и несомненной красотой. Красиво даже сейчас… нет, не так – тем более сейчас, когда оно истончилось до прозрачности, и черные глубокие глаза кажутся огромными, и резче проступили морщины у рта и между бровей, а тонкие губы все в темных запекшихся трещинках.

Я бы сравнил его красоту с красотой северного склона Маттерхорна – или хищной птицы. Ястреба. Прирученного, но сохранившего гордый нрав и прежние повадки.

О том, почему я увидел это сейчас, я предпочитаю не думать, как и о том, что делать с этим новообретенным знанием, особенно если в воскресенье Дамблдор опровергнет мои зыбкие предположения.

Даже не знаю, сказать ему или нет о том, что портрет скоро восстановят. Не знаю, что хуже – ни на что не надеяться или иметь надежду и потерять ее. Хватит с него и той боли, которую ему причиняют на допросах.

Кстати, о допросах… Я же собирался отправить его в спальню, чтобы полежал до шести. Будет возражать? Пусть попробует – в конце концов, он обязан мне подчиняться. Я уже открываю рот, чтобы это сказать – и взгляд вдруг падает на внушительную связку пергаментов, лежащую на краю стола, - он прихватил ее с собой из кабинета, а я почему-то не поинтересовался, что это. Да уж.. Чем же это еще может быть, как не домашними заданиями, черт бы их побрал. Снейп, откинувшийся было на спинку кресла, тоже переводит взгляд на пергаменты и, готов поклясться, смотрит на них с той же досадой.

- Думаю, вам нужно сейчас лечь, проверите работы потом, - все-таки говорю я, и он раздраженно морщится:

- Считаете, это так быстро делается? Девяносто процентов этих… работ, как вы их назвали, не заслуживают тех усилий, что я на них потрачу, но даже чтобы отделить зерна от плевел, нужно время, и, боюсь, проверка займет все четыре часа, оставшиеся до встречи с вашими коллегами.

- Ну конечно, как гриффиндорские работы, так это и не работы вовсе, - язвительно замечаю я. Ох, зря я это сказал – он даже выпрямляется в кресле, и я понимаю, что сейчас на меня выплеснется весь почему-либо нерастраченный за день сарказм.

… И вам, конечно же, никогда не приходило в голову, что домашняя работа – это знание предмета, некоторое количество умственных усилий и толика творчества, а не бездумное списывание из учебника или подвернувшихся под руку неизвестно чьих конспектов, - он вынужден прерваться, чтобы откашляться, и я тихонько перевожу дух. Снейповский сарказм – это как цунами или лавина, не предотвратить и не скрыться, можно только переждать, рискуя быть затопленным или погребенным под завалами. А прервать его, наверное, способно только Круцио… или вот кашель.

Откашлявшись и отдышавшись, он утомленно заканчивает:

- Словом, я так же рад предстоящей возне с этими опусами, как и несчастные гриффиндорцы, потратившие на бессмысленную и нудную работу целых полчаса своего драгоценного времени – а ведь это время они могли бы провести с куда большей пользой, например, пытаясь найти еще один подземный ход в Хогсмид. А вместо этого… - он протягивает руку, наугад выдергивает из связки чей-то пергамент и, развернув, читает:

«Будучи сваренным, в перечное зелье, как известно, добавляют перец, и оно способно излечить простуду, потому что в нем есть перец, и его надо помешать три раза по часовой стрелке, а потом капать в нос».

Не выдержав, я фыркаю, - действительно, редкостная чушь, - и Снейп устремляет на меня негодующий взгляд:

- Вам смешно. Видите, насколько это безнадежно, если даже вам смешно. Но ни вам, ни мисс Перкинс, очевидно, не пришло в голову, что когда-нибудь ей понадобится напоить этим зельем своего ребенка – и что она тогда будет делать? Побежит за стандартным снадобьем, не учитывающим ни возраста, ни индивидуальных особенностей больного и эффективным ровно настолько, насколько добросовестен зельевар, его сваривший?.. – он вновь кашляет, прижав к губам платок, и я отвожу глаза. Ему самому не помешало бы сейчас что-нибудь эффективное, учитывающее индивидуальные особенности и возраст. А то, что он прав, я понял еще в прошлом году – когда мы с Гермионой варили зелье для Рона, ослепшего от заклятия. Хотя варила его, собственно, только Гермиона, а я беспомощно топтался рядом, с ужасом понимая, что если бы готовить снадобье пришлось мне одному, Рон остался бы слепым навсегда.

- Тогда пойдемте, - поднявшись, говорю я. – Быстрее начнете – быстрее закончите… и сможете отдохнуть.

- Вы хотите, чтобы я работал в лаборатории? Зачем? Я и здесь прекрасно все проверю.

- В лаборатории буду работать я, - мой тон решителен, и его зрачки удивленно расширяются. – Хочу попробовать сам разобраться с оставшимися зельями. А оставлять без присмотра вас так надолго я не намерен.

- Ах да, я и забыл, вы с чего-то решили, что я в двух шагах от самоубийства. Но сегодня я его, пожалуй, отложу, раз меня ждет такое упоительное времяпрепровождение.

Усмехнувшись, он встает, придерживая плед, и я быстро беру со стола пергаменты, - с него еще станется оставить плед на кресле, чтобы освободить руки, а в лаборатории куда прохладнее, чем в гостиной. Замерзнет, будет кашлять. И мне опять придется просить для него у Добби молока с медом.

Ага, Поттер, вот именно поэтому ты все это и делаешь – чтобы молока не просить. Ты еще скажи, что не хочешь, чтобы он кашлял, потому что кашель спать мешает.

В лаборатории он устраивается на своем жестком стуле с резной спинкой, разворачивает один из свитков и, бегло просмотрев его, начинает что-то быстро писать на полях, изогнув губы в язвительной усмешке, - а я, вздохнув, призываю зелья с очередной полки и приподнимаю за горлышко первый попавшийся флакончик с чем-то серебристо-лиловым.

Алпрениум аллистер? Это еще что за хрень?!

Не буду просить совета. Не попрошу – тресну, а не попрошу. Не попрошу… Черт…

- Профессор, может… просто посоветуете, - быстро говорю я, чтобы не передумать. – Вот… алпрениум…

- Что такое? – он недовольно поднимает глаза от очередного свитка – вот черт, уже три пергамента успел проверить, пока я ковыряюсь с одним-единственным флаконом! – Алпрениум? Второй курс, Поттер… впрочем, вас в то время больше занимали таинственные голоса в стенах…

- Я помню, - сжав зубы, говорю я. Сейчас опять начнет поливать своим сарказмом. Но его запал как-то на удивление быстро улетучивается.

- Алпрениум, или сыворотка внимания… записывайте живее и постарайтесь отвлекать меня не чаще раза в пять минут, а не каждую секунду, - ворчит он, и я торопливо киваю, чувствуя укол совести. Собрался, называется, отправить его в спальню отдохнуть… Но что делать, если я и правда ни черта не помню про этот Алпрениум! И про Замораживающий экстракт – на третьем курсе меня гораздо больше занимал беглец из Азкабана… И про настойку ветреницы…

… Поттер, вы вообще что-нибудь помните?

Уж всяко побольше, чем вы, хочется мне сказать, но я мрачно выдавливаю:

- Безоар… помогает от большинства ядов.

- Первый курс… Блестяще. Ладно, - он машет рукой, - вы больше не студент, можете не стесняться своего невежества, так что валяйте дальше. Что там у вас?..

… С течением времени количество пузырьков на моей половине стола медленно, но верно уменьшается – впрочем, горка проверенных пергаментов у его правого локтя растет гораздо быстрее. Еще бы, я ведь почти перестал его отвлекать – половина зелий с очередной полки оказались различными обезболивающими, о которых, я, что называется, в силу жизненного опыта знаю, наверное, больше, чем иной зельевар. Так что тишина, царящая в лаборатории, теперь нарушается в основном позвякиванием флакончиков, скрипом пера и изредка его язвительным хмыканьем. В какой-то момент он фыркает настолько выразительно, что я поднимаю голову от очередной этикетки:

- Что, опять перечное зелье?

- Нет, но это не уступает шедевру мисс Перкинс. Оцените: «Если добавить в это зелье волос единорога и настоять на лунном камне, когда выпьешь то, что получилось, можно мгновенно приобрести утраченное мужское достоинство».

Не выдержав, я смеюсь в голос, и Снейп, поморщившись было, тоже неожиданно улыбается - впрочем, эта мимолетная улыбка тут же гаснет, но на какое-то мгновение его лицо удивительно преображается, и я вдруг вспоминаю, что ему только сорок. На долю секунды он вдруг словно помолодел лет на десять, даже несмотря на серебристые пряди в черных волосах.

Интересно, когда они у него появились? Может, как раз в год владычества Волдеморта, когда, мучаясь раскаянием, он занял директорский пост, чтобы хоть как-то защитить детей?
Поттер, это догадки, всего лишь догадки. И если в воскресенье они не подтвердятся… Но не хочу сейчас об этом думать. Не хочу хотя бы сейчас помнить о том, что он преступник, а я – его надзиратель. Черт возьми, имею я право хоть на несколько часов покоя и… уюта. А мне и вправду уютно здесь, в этой холодной, заставленной унылыми шкафами комнате – неужели только потому, что в ярде от меня он внимательно пробегает глазами неровные строчки, склонив над очередным свитком усталое сосредоточенное лицо?

Никогда бы не подумал, что рядом со Снейпом может быть так… спокойно. Что его ироничные замечания могут веселить, а не раздражать. Что его комментарии могут быть настолько уместными, а сарказм – оправданным. Что я с таким вниманием буду прислушиваться к его советам и замечаниям. Кстати… кажется, придется снова спрашивать совета – опять совершенно незнакомое зелье.

- Профессор… - начинаю я, но ничего больше сказать не успеваю – дверь неожиданно распахивается и в лабораторию входит – или, скорее, вбегает – Макгонагалл.

В таком состоянии я видел своего декана, кажется, только после сообщения о смерти Дамблдора. Тогда на нее было просто страшно смотреть, теперь она пытается сдерживаться, но руки дрожат, лицо искажено горем и побледнело так, что может, пожалуй, поспорить со снейповским.

- Профессор, что случилось? – вскочив, я торопливо пододвигаю ей стул. Но она, не садясь, стискивает спинку стула побелевшими пальцами, на секунду прикрывает глаза, будто на что-то решаясь – и, распахнув их, устремляет отчаянный взгляд на Снейпа.

- Северус, - она говорит торопливо и бессвязно, - я помню, я говорила, что не позволю вам… но… Я… я бы никогда сюда не пришла, если бы… - задохнувшись от волнения, она умолкает. Я в ужасе гляжу на обычно столь сдержанную директрису – что же должно было случиться, если она не только не в состоянии объяснить, в чем дело, но и обратилась к Снейпу по имени?! Мерлин, только бы он не начал язвить и высказываться в том духе, что, мол, и в нем в кои-то веки нуждаются. Но Снейп и не думает язвить – он отвечает Макгонагалл серьезным взглядом и быстро произносит:

- Я знаю, что вы никогда не обратились бы ко мне за помощью, если бы не что-то действительно экстраординарное. Поэтому сядьте, постарайтесь успокоиться и внятно расскажите, что произошло и чем я могу помочь.

Поразительно, но Макгонагалл послушно опускается на стул, какое-то время молчит, словно собираясь с силами, и наконец глухо выговаривает:

- Близнецы Льюис.

Похолодев, я подхожу к ее стулу и машинально опускаю руку ей на плечо. Льюисы, теперь, должно быть, третьекурсники… Близнецы из магловской семьи, в день распределения они, как ни странно, удивительно напомнили всем Фреда и Джоржда. Как выяснилось, сходство не было случайным. Распределившись – разумеется, в Гриффиндор – они маленькими рыжими смерчами ворвались в нашу гостиную и тут же умудрились поджечь гриффиндорское знамя, и это было только первой из череды бесконечных проказ. Только на моей памяти чуть ли не десяток раз они были на грани исключения, но на все выговоры и сердитые отчитывания Макгонагалл отвечали виноватыми, но удивительно жизнерадостными улыбками – и продолжали шкодить. Для Хогвартса они, так же, как в свое время близнецы Уизли, поистине стали стихийным бедствием в квадрате - и любимой всеми школьной достопримечательностью.

- Они устроили соревнования на опушке Леса… на метлах. Кто быстрее, и... - Макгонагалл всхлипывает, - видимо, не рассчитали скорость. Джон свалился с метлы… на камни… а Мэтью проткнуло сучьями.

- Они живы? – быстро спрашивает Снейп.

- Да, живы… пока. Но держать их заклинаниями удастся, как говорит Помфри, самое большее шесть часов. А Феникс Лакрима… мы связались с Мунго…

- Но зелья там не оказалось, - Снейп не спрашивает, а утверждает. – Понятно. И вы примчались сюда в надежде, что я, - не договорив, он кашляет, с досадой прижимает платок ко рту, словно пытаясь затолкать кашель внутрь, и хрипло заканчивает: - я… попытаюсь.

Замерев, я смотрю, как он поднимается, сбрасывает с себя плед и принимается растирать руки. Он что, действительно собирается?... Я кое-что знаю об этом зелье – честно говоря, даже больше, чем хотелось бы. Первое средство при ранениях, не совместимых с жизнью; мертвая вода из магловских сказок. В прошлом году Гермиона пыталась спасти с его помощью Джастина Финч-Флетчли – и не смогла. Просто не успела доварить. До сих пор помню, как она рыдала над страшно изуродованным телом и все пыталась объяснить мне сквозь слезы: «Понимаешь… оно такое сложное… сложнее чем все, что я умею… честное слово, я справилась бы, но двенадцать часов, Гарри!...». Помню, как я тогда утешал ее: «Никто не смог бы работать быстрее» - и был в этом уверен.

Двенадцать часов. А у нас только шесть. И он болен. Но, кажется, он и вправду… собирается это сделать.

- Вы действительно попытаетесь его сварить? – Макгонагалл неверяще смотрит на Снейпа, и я вдруг понимаю, что она пришла сюда скорее выплакаться, чем в надежде на реальную помощь. – Ведь это… просто невозможно, шесть часов… и вы, по-видимому, нездоровы.

- Какая наблюдательность, - скривившись, произносит Снейп, продолжая разминать распухшие пальцы. – Я полагаю, вы все же не о моем здоровье сейчас беспокоитесь?

- Но для зелья нужна будет… - начинает Макгонагалл, но Снейп, хмурясь, прерывает ее:

- Простите, вы собираетесь рассказывать мне, что необходимо для приготовления зелья? Успокойтесь, с этим ингредиентом проблем не будет. Но мне понадобится кое-что другое – во-первых, остальные составляющие - Поттер, запишите…

Торопливо записывая мудреные названия, я искоса поглядываю на Макгонагалл – отчаяние на бледном лице сменяется чем-то вроде надежды. Кажется, поверила.

Получив от меня исчирканный клочок пергамента, она быстро кивает:

- Все будет здесь через десять минут. Во вторых?..

- Во-вторых, мне нужны мои руки. В нормальном состоянии, - Снейп раздраженно встряхивает отечными кистями. – Как, скажите на милость, я буду работать вот этим?

Я перевожу взгляд на Макгонагалл, кажется, только сейчас заметившую, в каком состоянии его руки, и невольно сдерживаю улыбку – по-моему, пришла ее очередь переживать мой воскресный шок. Но на счету действительно каждая секунда – и я быстро киваю директору, отрывая ее от шокирующего зрелища:

- С этим все будет в порядке. Идите за ингредиентами, профессор.

- Интересно, как вы собираетесь вернуть мне работоспособность? – язвительно спрашивает Снейп, как только дверь за Макгонагалл закрывается. - Силой мысли?

- Ну, во-первых, вы уже варили зелья, так что все не настолько безнадежно…

- Поттер, вы сравниваете изготовление школьных зелий с Феникс Лакрима? Вы хоть отдаленно представляете себе…

- А во-вторых, - спокойно заканчиваю я, - я готов выслушать ваши предложения. Что мне нужно искать? Мазь? Настойку? Говорите скорее, я найду.

Вот этого он и впрямь не ожидал – он даже прекращает растирать руки и, помедлив, тихо и очень серьезно спрашивает:

- Вы действительно дадите мне лекарство?

- Я ведь сказал, что дам, - нетерпеливо отвечаю я, - говорите же!

- Вы понимаете, что ни один аврор не сделал бы ничего подобного? Вы осознаете, чем вам это…

- А это уже не ваша забота, - цежу я сквозь зубы, но сердце и впрямь сжимается от нехорошего предчувствия. На этот раз, стоит Блэкстону узнать, отеческими нравоучениями я не обойдусь. И самое страшное, что аврору и впрямь будет все равно, - я вдруг осознаю это с ужасающей ясностью, - ради кого я это сделал.

Ну и плевать. Зато мне не все равно. Если есть хоть малейший шанс на спасение мальчишек, я обязан его использовать. Не как аврор. Как человек.

- Мазь, - быстро произносит Снейп. – Мобилиус Кинезис. Я сам ее изготовил, и если остатки еще сохранились, она подействует в течение пяти минут.

Я тут же взмахиваю палочкой, и через секунду на стол со стуком опускается маленькая склянка. Есть! Кое-как вытащив пробку, Снейп щедро зачерпывает жирную желтоватую массу и быстрыми, но плавными движениями начинает втирать ее в ладони и тыльную сторону кистей.

Все-таки я, наверное, никогда не перестану восхищаться этой стороной жизни магического мира – то, что маглы восприняли бы как чудо, здесь является естественным и даже обыденным. Хотя процесс, происходящий сейчас, даже по магическим меркам можно назвать необычным – маги искусные целители, но отнюдь не всесильные чародеи из магловских сказок. А сейчас творится самое настоящее сказочное волшебство - отечные кисти с плохо гнущимися распухшими пальцами, с трудом справившимися с притертой пробкой, прямо на глазах становятся меньше, уже, пальцы делаются тоньше и гибче. Еще несколько плавных движений – и я, даже не пытаясь скрыть восхищение, не таясь, разглядываю до неузнаваемости преобразившиеся руки. Я и забыл, какие они красивые – узкие, сухие, с длинными изящными пальцами, тонкие почти до хрупкости. Но в этой хрупкости нет и намека на женоподобие. Очень мужские руки… и очень снейповские.

Снейп, заметив мой восхищенный взгляд, довольно хмыкает и тоже смотрит на собственные конечности с нескрываемым удовлетворением. Впрочем, довольное лицо тут же становится строгим и сосредоточенным.

- Вы думаете, что справитесь? – тихо спрашиваю я.

- А что бы вы хотели, чтобы я ответил? – с горечью отвечает он. – Что я во всем уверен и зелье будет готово вовремя? Ни в чем я не уверен, Поттер. Мне приходилось варить Феникс Лакрима в довольно сжатые сроки, но шесть часов… - он умолкает.

Кажется, одна и та же мысль приходит нам в голову одновременно – когда Снейп снова начинает говорить, я уже знаю, что он сейчас скажет.

- Поттер… - начинает он, но я поспешно прерываю его:

- Все что угодно. Я готов помогать, только скажите, как.

С полминуты он оценивающе смотрит на меня и наконец кивает, словно приняв решение.

- Будете подчиняться мне беспрекословно, - его тон становится сух и резок. – Забудьте на эти несколько часов о том, что я… Снейп, - его губы складываются в невеселую усмешку, и я тут же вспоминаю свое вчерашнее «забудьте о том, что я Поттер». – Помните только…

- О мальчиках, - заканчиваю я. – Конечно. Только вот вряд ли у меня это получится, добавляю я мысленно, – не помогать, конечно, тут я готов горы свернуть, - а забыть о том, кому беспрекословно подчиняюсь.

Тихий стук в дверь – и в щель просовывается круглая голова Добби.

- Вот, - пищит он, бочком проскальзывая мимо Снейпа и вываливая на столешницу груду мешочков и шкатулочек. – Профессор Макгонагалл сказала, что здесь все необходимое, и передала, что пока побудет с мальчиками. Велела передать, что говорила с Блэкстоном и допроса сегодня не будет. И еще она передала… профессору С-с…, - Добби запинается, боязливо глядя на Снейпа, и я нетерпеливо наклоняюсь к эльфу:

- Все в порядке Добби, что именно она еще передала профессору Снейпу? Только говори быстрее, у нас совсем нет времени.

- Удачи, - шепчет эльф и мгновенно исчезает.

- Удачи, - усмехнувшись, повторяет Снейп. – Самый ценный ингредиент. Ну что ж, Поттер, - он привычно проводит рукой по волосам, отбрасывая их за спину, и я отвожу глаза – сейчас не время думать о красоте этого жеста. – Приступим.

… Кажется, только несколько часов назад я сравнивал его действия с музыкой, а движения – с дирижерскими взмахами палочкой. Если бы тогда меня попросили представить эту музыку, я бы, пожалуй, выбрал что-нибудь из Моцарта или даже Гайдна – плавное, выразительное, но не слишком поспешное. То, за чем я наблюдаю сейчас – хотя нет, конечно, не наблюдаю – в чем участвую, отчаянно боясь промедлить и задержать его хоть на пару секунд – напоминает самый сумасшедший из этюдов Паганини с его бешеным «престо».

Снейп движется неуловимо и стремительно, как одушевленная ртуть. Какое там любование красотой жестов – если бы у меня даже было на это время, я просто не успел бы отследить конкретный жест, на который можно полюбоваться. Нож взлетает и опускается серебряной молнией, пестик мелькает так, что рябит в глазах, и лопаточка будто сама по себе помешивает в котле.

А еще он успевает давать мне указания.

… Теперь скарабеи. Растереть. Отмерить полторы унции – и в котел…

… Через три минуты мне понадобятся листья ивы. Мелко нарезанные. Две унции…

… Истолочь бессмертник и смешать с соком асфоделей. Быстрее!..

Сжав зубы, я пытаюсь подстроиться под невозможный, нереальный, немыслимый ритм, и через какое-то время – пять минут, полчаса, час? – обнаруживаю, что, кажется… получается. Этот ритм затягивает, всасывает, как в воронку – и вскоре окружающее перестает для меня существовать, и значение теперь имеют только движения собственных рук - когда из судорожных они успели стать плавными и стремительными?! – и его резкие отрывистые команды.

А если попробовать еще немного ускориться – вот так – то в паузах между указаниями можно попытаться отследить и скопировать его движения, хотя бы то, как он держит нож… Вот так… кажется, получи…

- Поттер, не стойте столбом! Это не практикум! Измельчить цветки лилии – живо!

… Кажется, я стою у этого стола уже целую вечность. Я не замечаю, когда в комнату снова входит Макгонагалл, как она присаживается на стул у стены, просто в какой-то момент ловлю на себе ее умоляющий взгляд. Не успеваю стереть со лба едкий, щиплющий глаза пот. Мерлин, я на пределе, я вообще уже ничего не успеваю! И в ту секунду, когда я понимаю это, одушевленная ртуть напротив неожиданно прекращает движение.

Почему он остановился? Мы что… закончили?

- Поттер, высыпайте это в котел… и садитесь, вы мне больше не нужны, - хрипло произносит Снейп. – Мы почти закончили. Минерва, сколько осталось времени?

- У нас еще полчаса, - сообщает Макгонагалл каким-то странным тоном, и, проморгавшись от пота, заливающего глаза, я понимаю, откуда эта интонация. Снейп похож даже не на призрака – больше всего сейчас он напоминает инфери, тех, из подземного озера – лицо страшно посерело, полузакрытые глаза ничего не выражают, волосы слиплись от пота и свисают неопрятными прядями. Почему он-то не садится?! И… что значит – почти закончили?

- Полчаса… это хорошо, - он почти шепчет. – Я обещал последний ингредиент… но боялся, что не успеет набраться достаточно… да и теперь не уверен, что смогу… но, во всяком случае, я постараюсь.

Непонимающе гляжу на него, на Макгонагалл, которая прикусывает губу, словно боясь расплакаться – что это с ней?! – снова перевожу взгляд на Снейпа – и, оцепенев, наблюдаю, как он откидывает рукав мантии, обнажив худое предплечье – и, держа руку над котлом, быстро взмахивает другой рукой…

… в которой зажат нож.

Совсем как Дамблдор когда-то. Совсем как Дамблдор. Это единственное, что крутится в голове, когда я смотрю, как темная кровь тонкой струйкой стекает в котел. Вот, значит, о чем он говорил, утверждая, что с последним ингредиентом проблем не будет.

Кап… кап… кап… Опираясь правой рукой о край стола, Снейп ритмично сжимает кулак, кровь щедро разбавляет густую жижу, которая из темно-бурой постепенно становится жемчужно-розовой… но медленно, очень медленно.

Еще бы. Откуда взяться напору, если он ежедневно теряет кровь на допросах. И почти ничего не ест.

- Может быть, достаточно? - в какой-то момент произносит Макгонагалл, с тревогой глядя на Снейпа, и он – я даже вздрагиваю от неожиданности – вдруг слабо фыркает:

- Кто здесь, интересно, варит это зелье? Я попросил бы посторонних не вмешиваться… или мой ассистент вас выведет.

Это что, бред от переутомления? Или опять галлюцинации? Не мог же он всерьез - да хотя бы и в шутку – назвать меня ассистентом?! Да ведь это…

… да ведь это правда, Поттер. Пять с половиной часов ты ассистировал профессору зельеварения Северусу Снейпу – и, судя, по результату, довольно удачно, а учитывая твои успехи в зельеварении – и вовсе блестяще.

Может, сменить род занятий?..

Так, а вот теперь у тебя бред и галлюцинации. Даже если предположить, что такое вообще возможно – где ты собрался ему ассистировать в дальнейшем? В Азкабане?

Я не буду сейчас об этом думать. Сейчас имеет значение только струйка крови, сочащаяся из глубокого пореза на бледном предплечье – чуть выше слегка выцветшей, но все еще хорошо заметной Черной метки.

- Все, - наконец выдыхает Снейп, опустив руку и словно вслепую шаря по столу. – Готово. Где-то здесь… должны быть пустые флаконы…

Ну уж нет. Ассистент я там или еще кто, но на такую-то мелочь я и сам способен. Я быстро подхожу к нему – и очень вовремя, ноги его совсем не держат, так что я еле успеваю пододвинуть стул и поддержать его под локоть, помогая сесть. Затем нахожу флаконы и, переливая зелье, боковым зрением вижу, как Макгонагалл тоже подходит к столу – лицо нахмурено, губы решительно сжаты – и, склонившись к Снейпу, берет его обмякшую безвольную руку.

- Поттеру запрещено это делать, но я, слава богу, не аврор, - негромко произносит она и, откинув рукав его мантии, быстро проводит палочкой над все еще сочащимся кровью порезом, пробормотав заклятие. Края раны мгновенно смыкаются, но Снейп никак на это не реагирует – глаза по-прежнему полузакрыты, измученное серое лицо ничего не выражает, и, кажется, все его силы уходят теперь на то, чтобы удерживать себя на стуле в вертикальном положении – то есть попросту не сползти на пол в обмороке.

- Гарри, выйди со мной на секунду, - просит Макгонагалл, забирая у меня флаконы. На всякий случай оставив дверь лаборатории приоткрытой, я выхожу за ней в гостиную и быстро взглядываю на часы.

- Еще пятнадцать минут, - кивает она, заметив мой взгляд. – Я успею. Ты не смог бы подойти ко мне сегодня чуть позже – часа через полтора? Это касается записок.

- Вообще-то мне запрещено оставлять его одного, - хмуро говорю я, - но в его состоянии вряд ли можно чего-то опасаться. Я приду, как только он заснет, хорошо?

Макгонагалл молча кивает и, уже дойдя до двери, вдруг оборачивается ко мне и быстро произносит:

- Ты сможешь… хоть что-нибудь для него сделать? Сделай что-нибудь, пожалуйста.

Дверь за ней закрывается прежде, чем я успеваю что-то ответить. Да и что бы я ответил? Все, что я смогу сейчас для него сделать – накормить ужином – по крайней мере, попытаться - и уложить в кровать. Ну что ж… хотя бы это.

Я зову Добби, и он, будто ждал моей просьбы, появляется уже с подносом, полным еды. Вот умница, и про горячее молоко не забыл. Заставить бы теперь Снейпа его выпить… Кстати, что-то слишком надолго я оставил его там одного. Я быстро распахиваю дверь в лабораторию и вижу, что он сидит в той же позе – голова откинута на высокую спинку, руки безвольно лежат на коленях. Вряд ли он пытался что-то искать. Что же все-таки он хотел забрать отсюда в воскресенье? Может, просто укрепляющее зелье? Зря я ему тогда помешал – спрятал бы где-нибудь флакон и отхлебывал бы помаленьку, и мне не пришлось бы сейчас ломать голову над тем, как вернуть ему хоть немного сил.

Я молча помогаю ему подняться и веду в гостиную, придерживая под локоть. От моего прикосновения он опять вздрагивает, как вчера – наверное, все еще последствия Круцио, а может, снова лихорадит. Наверняка у него опять жар, но как это проверить – даже в таком состоянии он вряд ли смолчит, если я попытаюсь коснуться его лба. Вот разве дотронуться до руки, усаживая в кресло, будто ненароком… точно, жар. Ну все, от молока он у меня не отвертится.

 Отправлено: 20.01.08 15:43. Заголовок: Я со стуком ставлю п..

Я со стуком ставлю перед ним дымящуюся кружку, раскладываю намазанные абрикосовым и вишневым джемом тосты, - сладкое, как я успел заметить, он предпочитает всему остальному, так что, может, соблазнится, - и напоследок призываю из лаборатории плед. Набрасываю ему на спину, заставив приподняться, укутываю так, что остаются открытыми только руки, – и наконец усаживаюсь сам, чувствуя, как подрагивают коленки. Черт, я и сам порядком вымотался. Как хорошо, что можно откинуться на мягкую спинку и, прикрыв глаза, не спеша отхлебывать чай, поглядывая сквозь ресницы на человека, сидящего напротив, и понемногу отходя от страшного напряжения последних часов. Я прокручиваю их в памяти – и внезапно только теперь до конца осознаю, ЧТО он сделал.

Он не просто изготовил сложнейшее зелье в рекордно короткий срок и вопреки собственному состоянию. Он, Пожиратель смерти, правая рука Волдеморта, сделал это для двух маглорожденных мальчишек – и сварил для них не какое-нибудь Перечное зелье, а Феникс Лакрима, щедро поделившись собственной кровью, которой у него и так не то чтобы в избытке. И, разумеется, не ожидая – ни от них, ни от кого-либо еще – не то что похвалы, даже простой признательности.

Как там вчера сказала Макгонагалл – что у нее не укладывается в голове, как может один человек делать столь взаимоисключающие вещи? Вот и у меня… не укладывается. Ну не может Пожиратель - эгоист по определению – оказаться способным на такое самопожертвование, если только он не шизофреник и не служил Волдеморту под Империо. Но ни безумием, ни зависимостью от заклятия здесь не пахнет – Снейп слишком сильная личность для того и другого. Значит… значит…

- Поттер, - неожиданно произносит Снейп. Черт, ну почему он прерывает мои размышления всякий раз, когда я начинаю додумываться до чего-то важного?! Я с досадой гляжу на него – слава богу, молоко он выпил и даже съел тост с джемом. Абрикосовым… надо это запомнить…

- Может быть, вы все-таки объясните, - он говорит очень медленно и устало, но без пауз, - почему вы это делаете?

- Делаю что? – машинально интересуюсь я, хотя прекрасно понимаю, что он имеет в виду. А ты что, Поттер, и правда надеялся, что он не придаст всему этому значения или воспримет как должное?

- Не пытайтесь изображать непонимание, у вас плохо получается, - он устало морщится. – Ладно, мазь можно опустить – вы помогали мальчикам – но остальное? Кровать – думаете, я не обратил внимания, где проснулся сегодня утром? Горячее молоко. Плед. И эти трогательные попытки запихнуть в меня побольше еды. Почему вы обо мне заботитесь – именно вы, Поттер? Вы хоть понимаете, насколько это противоестественно?

- Что противоестественного в том, чтобы заботиться о человеке, который болен и потерял много сил? – хмуро говорю я. – Вы ведь обо мне заботились, когда мне нужна была помощь, и я тоже не понимаю, зачем вы это делали.

Он непонимающе смотрит на меня – так я и знал, и это он забыл. Приходится пересказать содержание сегодняшнего кошмара, хотя я почти уверен, что это ничего не даст.

- Не помню, чтобы я когда-либо говорил с Дамблдором о чем-то подобном, - тихо произносит он. – Но, впрочем, речь не обо мне. Если даже отвлечься от того, что вы ненавидели меня в школе... – но вы ведь аврор, хоть и начинающий, и заботиться о таком, как я – вы ведь помните, кем меня считает ваш начальник? – вам просто по должности не положено. Вам предписано всячески меня унижать, чтобы я ни на секунду не забывал о том, что я мразь, - он произносит это очень спокойно, и меня невольно передергивает. - И вчера у вас был великолепный повод унизить меня так, как вам, должно быть, и не мечталось, а вы, - он запинается, но договаривает до конца, - сделали все, чтобы избавить меня от унижения. Вы хоть понимаете, - он сглатывает, и на впалых щеках выступают красные пятна, – не предложи вы мне… помощь – и через пять минут я умолял бы вас, в ногах бы валялся, а вы… - задохнувшись, он умолкает, но после мучительной паузы все же заканчивает: - вы не воспользовались такой блестящей возможностью сбить с меня спесь, как выражается ваш начальник.

- Я не Блэкстон, - угрюмо говорю я. – Мне не нравится унижать людей.

- А кто вам сказал, что ему это нравится? – спокойно возражает Снейп. – Может быть, Джоэлу – но не Блэкстону, для него это просто работа, так сказать, производственная необходимость. И потом, я ведь для него не человек, он считает меня…

- Мразью. А я так не считаю. Для меня вы не мразь, - глухо выговариваю я. – Вы сожалеете о том, что сделали. Вы пытались как-то загладить свое предательство, помогая детям. Вы и сейчас им помогаете – вот скажите, почему вы вчера воспользовались магией, прекрасно зная, чем это грозит, или варили сегодня это зелье – у вас что, вдруг избыток крови образовался и вы решили от него избавиться?

- А вы предпочли бы, чтобы кто-то погиб? – отвечает он вопросом на вопрос, и я немедленно этим пользуюсь:

- Вот видите. Для вас это было настолько естественным, что вы даже не пытаетесь ничего объяснять – а я и не настаиваю: мотивы этих ваших поступков мне понятны. А остальных? Вы убили Дамблдора и предали Орден не из страха или корысти, это я уже понял, но тогда почему? Вы не знаете. И я не знаю. Но клянусь, что узнаю. А пока я это не выяснил, я буду относиться к вам не так, как велит начальство, а так… как считаю нужным. По обстоятельствам. А школьная ненависть, - заканчиваю я, усмехнувшись, и усмешка неожиданно получается почти снейповской, - вы не допускаете мысли, что ребенок в конце концов вырастает и способен избавиться от некоторых стереотипов и заблуждений?

Да уж, от одного из стойких школьных заблуждений – насчет внешности бывшего учителя и… эээ… степени его привлекательности - я за эти дни точно избавился. Правда, об этом ему лучше не знать… пока, во всяком случае. Хотя при его-то наблюдательности вычислить, что меня тянет к нему совершенно определенным образом, наверное, ничего не стоит. Ну вот зачем, спрашивается, он так внимательно меня сейчас разглядывает? Я смущенно отвожу глаза, пытаясь не ерзать под его пристальным изучающим взглядом, а он задумчиво поглаживает подлокотник тонкими пальцами и наконец негромко произносит:

- Да, вы действительно… выросли. Или, возможно, я в свое время чего-то в вас не разглядел. И, пожалуй, был неправ, сказав вам недавно, что вы ничему не научились у Дамблдора. Думаю, главному вы все же успели у него научиться – человечности.

Это что, похвала или констатация факта? Щекам вдруг становится жарко, и я смущенно опускаю глаза, но он, словно не заметив моего смущения, продолжает:

- Но тогда, если позволите… нет, не вопрос, а небольшой совет. С такими личностными качествами и задатками вам нечего делать в аврорате. Вы напрасно выбрали эту профессию – она не принесет вам никакого удовлетворения, только искалечит душу.

Я возмущенно открываю рот, чтобы возразить – и осекаюсь. Конечно, он не может быть прав… но сколько раз за последние дни, думая о работе авроров – их нежелании расследовать темные пятна в снейповском прошлом, их методах ведения допросов, их неоправданной жестокости – я испытывал раздражение и злость?

- Вам присуще стремление восстановить справедливость и докопаться до истины – чем вы успешно занимались в школе, к сожалению, в ущерб знаниям – и вы, наверное, считаете, что в этом и заключается цель аврорской деятельности, - продолжает Снейп. - Но вы ошиблись – любой настоящий аврор стремится не восстановить справедливость, а наказать виновных – и так, чтобы остальным, как говорится, неповадно было. А степень виновности конкретного человека авроры определяют сами – и не особенно утруждают себя расследованием обстоятельств дела. Разве иначе ваш крестный провел бы тринадцать лет в Азкабане?

Я снова пытаюсь возразить – и вновь умолкаю. Вот тут крыть мне нечем. Разве кто-нибудь из задержавших Сириуса посреди взорванной магловской улицы поверил его рассказу про Петтигрю? Да ведь, - я до боли прикусываю губу, вдруг осознав это простой факт, - достаточно было применить к нему легилименцию или Веритасерум – уж у него-то с памятью все было в порядке – чтобы понять, что он невиновен. Но к чему, когда доказательства вины столь очевидны? Преступник задержан, магический мир успокоился – чего же еще желать? Кстати, Стэн Шанпайк до сих пор в Азкабане, вдруг вспоминаю я. Несколько раз я пытался поговорить об этом с Блэкстоном, но он каждый раз искусно уводил разговор в сторону.

Получается, что Снейп все же… прав? Человек - это его выбор, говорил Дамблдор… Значит, я, несколько лет мечтая об этой работе, в результате сделал не тот выбор?..

- А вы-то сами? – внезапно вырывается у меня.

- В смысле? – Снейп удивленно приподнимает бровь.

- Вас, с вашими… личностными качествами и задатками – каким образом вас занесло к Пожирателям Смерти? Вы что, с детства мечтали очистить этот мир от маглов и маглорожденных – или к чему там призывал Волдеморт?

Выпалив это, я тут же жалею о вырвавшихся словах, но уже поздно. Вздрогнув, словно от удара, Снейп на секунду прячет лицо в ладонях, а когда опускает руки… Мерлин, ну почему я такой идиот? Правда, я и так собирался спросить его об этом – но уж сегодня, когда он спас двум маглорожденным жизнь - причем сделал это сознательно – можно было удержаться… А я не удержался – и теперь вынужден наблюдать, как утомленное, но вполне живое лицо в считанные секунды превращается в посмертную маску с пустыми мертвыми глазами.

- Профессор, можете считать это риторическим вопросом, - быстро говорю я, - и вообще, уже поздно, вы устали и…

- Нет, Поттер, - перебив меня, произносит он ровным – слишком ровным – тоном. – Я отвечу на ваш… риторический вопрос. Тем более вы как никто имеете на это право.

О чем это он? Ах да… пророчество. Я пытаюсь найти в себе следы негодования, которое испытал после рассказа Дамблдора, и не нахожу его - наверное, потому, что уже давно его не испытываю. Снейп ведь действительно понятия не имел о том, кому посвящено пророчество, а если бы узнал или догадался – наверняка сообщил бы моим родителям. Самое интересное, что я пришел к этому выводу после того, как в прошлом году спас Малфоя из горящей Выручай-комнаты. Тогда одна мысль о том, что мой заклятый враг может погибнуть, вызвала во мне такой ужас, словно я сам стал бы его убийцей, и потом, разбираясь в своих ощущениях, я невольно подумал, что Снейп мог испытывать то же самое. Посмотрим, совпадет ли его рассказ с моими выводами.

- Вы, конечно, подумали о пророчестве, но рассказать сейчас о нем – значит начать с конца, а я хотел бы все же начать с начала. Не бойтесь, я не собираюсь расписывать вам свои детство и юность в подробностях – это заняло бы всю ночь и совершенно неинтересно – просто представьте себе ребенка, у которого в силу разных обстоятельств почти нет друзей, зато ему необыкновенно легко дается магия, особенно темная.

Я киваю – похоже на мое магловское детство, правда, в особенностях магии я тогда не разбирался – и он тихо продолжает:

- Но были несколько человек - большинства уже нет в живых, остальные, как я, ждут суда - которые охотно посвящали меня в темную сторону магии, а я с удовольствием учился – во-первых, как я уже сказал, мне легко давалась эта магия, а во-вторых, это было так… соблазнительно - в совершенстве знать то, в чем не разбираются другие, выделяться из серой массы…

Он на секунду замолкает, а потом продолжает совсем тихо, так, что я невольно придвигаюсь ближе:

- Самое страшное, Поттер, что я уже тогда догадывался о, скажем так, нравственном аспекте и в общих чертах понимал, что собой представляют мои новообретенные знания. И, знаете… мне это нравилось. Нравилось думать, что у меня есть мощное оружие против врагов, нравилось чувство превосходства, ощущение власти над окружающими, которое давало мое тайное знание – но еще больше нравилась власть над этим знанием. Я считал, что, в совершенстве овладев Темными искусствами, подчинил их себе, что они превратились в средство, которое я, конечно же, буду использовать, только когда это действительно необходимо.

Я снова киваю – и это мне, оказывается, хорошо знакомо. Когда я обнаружил, что могу видеть окружающее глазами Нагайны – а значит, Волдеморта – я совсем не спешил закрыть он него свое сознание, считая, что смогу использовать это в своих целях, - и в результате потерял Сириуса.

- А еще мне льстило, что мной восхищаются… избранные, как они себя называли. Льстило, что со мной, полукровкой, считаются дети чистокровных волшебников – и льстило тем больше, чем меньше со мной считались остальные.

- На самом деле большинство школьников вам завидовали, - так же тихо говорю я, - даже Мародеры. Сириус и Люпин не раз говорили об этом. Потому и издевались.

- Да, потом я это понял. Но тогда… Всем, кто, как я думал, считал меня нулем и пустым местом, я стремился доказать, что это не так. Почему я тогда не ограничился зельеварением? – невесело усмехается он. – Почему решил превзойти этих гриффиндорских зазнаек в том, в чем они просто по определению не могли со мной соперничать? А когда я наконец понял, что доказать им свое превосходство у меня нет и не будет никакой возможности, мои… приятели рассказали мне о человеке, который, как они сказали, преследует исключительно благие цели и тоже пользуется Темными искусствами только как средством их достижения и которому нужен такой помощник, как я.

- И вы попросту купились? Вот так взяли и поверили? - недоуменно спрашиваю я.

- Поттер, я не просто, как вы выражаетесь, купился. Я поверил им с восторгом – наконец-то нашелся человек, способный в полной мере оценить мои знания и умения, человек, который вознаградит меня по заслугам. Я был счастлив, вступая в ряды Пожирателей, и горд, принимая его знак, - он встряхивает левой рукой, в запястье которой впечатана Метка. - Об оборотной стороне его идей, в которые я особо не вникал, – мне достаточно было того, что я кому-то нужен, - я тогда вообще не задумывался.

- А когда задумались – после пророчества? – я пытаюсь говорить спокойно, будто речь идет вовсе не о моих родителях.

- Нет, раньше, - глухо отвечает он. – Когда понял, что он меня использует, как я использую магию – просто как средство для достижения цели. Что ему нужен не помощник, не друг, а слуга, беспрекословно выполнявший бы его указания. Я варил для него яды… страшные яды, от которых нет противоядия – но он не объяснял мне, зачем это нужно, а когда я попытался сам расспросить его, сказал, что вознаграждает исполнительных, а не любознательных. Но я всегда был любознательным – и мне не понравилось подчиняться так… слепо, и, пожалуй, тогда впервые пришло в голову, что другим это тоже может не нравиться. Что ни маглы, ни маглорожденные не обязаны подчиняться чистокровным магам только потому, что у тех магия в буквальном смысле в крови. Помню, что я обдумывал это всю ночь и под утро пришел к выводу, что не хочу жить в мире, где человека можно использовать, как вещь – и уничтожить, как вещь, если не нужен или мешает. И на следующий день я сказал ему, что хочу уйти.

- Вы… сказали Волдеморту… - я потрясенно умолкаю, и он надменно вздергивает подбородок:

- Вы что, считаете, что я когда-нибудь боялся его? Конечно, я понимал, что он может попытаться наказать или уничтожить меня, но я не уступал ему ни в чем, кроме легилименции, а остальных его слуг – о да, они были счастливы, называя себя его слугами – превосходил и в этом, так что сражаться со мной в одиночку никто бы не рискнул, а до нападений скопом они тогда еще не опустились. Так что он выслушал меня вполне спокойно и… отпустил. Попросил только о небольшой услуге напоследок – провести вечер в «Кабаньей голове» и сообщить, если услышу что-то примечательное.

- И вы услышали, - шепчу я, и от его высокомерной позы не остается и следа – он опускает голову так низко, что длинные волосы полностью скрывают лицо, и глухо выговаривает:

- И я услышал. И сообщил, считая, что сообщаю нелепицу – кто и когда верил пророчествам Трелони?! И ушел от него в уверенности, что перелистнул эту страницу своей жизни без особых потерь. А потом узнал от Малфоя – с ним единственным из Пожирателей я продолжал общаться по школьной привычке, - что Волдеморт разыскивает тех, о ком говорилось в пророчестве. И не абстрактных мужчину и женщину – а Джеймса Поттера и Лили Эванс.

- Поттер, - произносит он так тихо, что я скорее угадываю, чем слышу слова, - вы вправе мне не верить, но я никогда не желал смерти вашим родителям и если бы хоть на миг предположил, что речь идет о них, никогда бы не рассказал Волдеморту о пророчестве - даже несмотря на то, что считал сказанное бессмыслицей… и тем более потому, что мы с вашим отцом были врагами. Я всегда предпочитал разбираться со своими врагами один на один, а не подставлять их под чью-то палочку.

Я молча киваю, не в силах выговорить ни слова. Я угадал и с незнанием, и с мотивами – а Дамблдор был прав, сказав мне, что Снейп совершил ошибку, но не преступление. Если уж на то пошло, вдруг приходит мне в голову, он виновен в смерти моих родителей не больше, чем сам Дамблдор. Снейп сообщил информацию, которую считал бессмыслицей, ни для кого не представляющей опасности, а директор, уже зная о планах Волдеморта, не счел нужным настоять на том, чтобы самому стать хранителем тайны. Кстати, когда он узнал?..

- Когда вы сообщили Дамблдору? – наконец выдавливаю я.

- В тот же день. Рассказал все как было. И тогда же предложил свои услуги в качестве шпиона. Дамблдор пытался меня отговорить, считая, что для меня это слишком опасно – представляете, Поттер, он еще и за меня тогда беспокоился! – но я настаивал, и он согласился, правда, с одним условием.

- Каким?

- Он предложил мне эту работу. Сказал, что Волдеморт охотнее мне поверит, если я пообещаю когда-нибудь поднести ему Хогвартс на блюдечке, и я, как ценный слуга, буду рядом с ним в относительной безопасности. Как вы понимаете, собственная безопасность меня тогда не слишком волновала – но школе был нужен зельевар, и я принял его предложение. А затем вернулся к Волдеморту.

- То есть вы пришли к Волдеморту и просто сказали, что передумали и хотите вернуться? – уточняю я – слишком уж неправдоподобно это звучит, и Снейп слабо фыркает:

- Это было гораздо проще сделать, чем вам кажется. Тогда у него было не слишком много сторонников, а я мог принести немалую пользу – и, кроме того, чувства тех, кто ему подчиняется, его никогда не интересовали – только поступки. Он посчитал, что я ушел от него потому, что меня переманил Дамблдор – и вернулся тоже с корыстной целью, содрать с него побольше за шпионаж в Хогвартсе. Уверяю вас, это ему даже понравилось – ему нравились понятные и предсказуемые слуги.

Он умолкает и молчит так долго, что я начинаю беспокоиться – я ведь по-прежнему не вижу его лица за завесой густых прядей.

- А что было… потом? – осторожно спрашиваю я.

- Поттер, я ведь, кажется, уже ответил на ваш вопрос, как меня занесло к Пожирателям. Впрочем, если хотите… Хорошо. – Его голос звучит тускло и невыразительно, но дрожащие пальцы внезапно с силой стискивают подлокотники. – Когда я узнал о гибели ваших родителей, я принял яд. Здесь, в этих комнатах. К несчастью, Дамблдор именно в тот день решил меня навестить, хотя тогда он очень редко спускался ко мне в подземелья. Возможно, он просто что-то почувствовал. В лаборатории не было противоядия, но он где-то – позже я так и не поинтересовался, где – раздобыл безоаровый камень… в результате, я как видите, выжил, а он сказал потом… сказал… - Снейп прерывисто втягивает воздух, но все же заканчивает: - сказал, что должен был составить мне компанию, потому что не меньше моего виновен в их смерти, но не будет этого делать, и мне не советует, потому что у Поттеров остался сын, которому понадобится помощь и поддержка.

Хорошо, что его лицо все еще скрыто волосами и он не видит, как я смаргиваю слезы. Я задал ему один вопрос, а получил ответы сразу на несколько, в том числе и на тот, который занимал меня все шесть хогвартских лет – почему директор доверяет Снейпу.

Потому что нашел его здесь умирающим – а после такого других доказательств раскаяния обычно не требуется. Решил навестить его… к несчастью… почему он так сказал?

- Почему вы сказали – к несчастью? – негромко спрашиваю я, горячо надеясь, что голос звучит ровно.

- Потому что если бы я тогда умер, он, возможно, был бы сейчас жив, - отвечает он как-то бесцветно и наконец-то отбрасывает с лица волосы. Я поспешно отвожу глаза, боясь увидеть следы слез, но изможденное лицо по-прежнему напоминает маску своей застывшей безучастностью. Да… пожалуй, я предпочел бы слезы. Похоже, он опять готов посвятить вечер занятию, за которым восемнадцать лет назад застал его Дамблдор, случайно – или неслучайно – заглянувший в подземелья.

Встряхнуть бы его сейчас как следует, так, чтобы почувствовал – но после Круцио боль наверняка будет… как после Круцио. А если вот так?..

Я протягиваю правую руку и кладу ее поверх хрупкой кисти, все еще сжимающей подлокотник – но не стискиваю, как собирался, а поглаживаю, неторопливо, плавно, почти нежно, и – да! – на безучастном лице медленно проступает что-то похожее на удивление.

- Что вы такое делаете, Поттер? – негромко спрашивает он и пытается высвободить руку – но я в корне пресекаю эти вялые попытки, левой рукой осторожно придерживая локоть, а правой продолжая поглаживать горячую – кажется, жар еще усилился – кисть.

- Пытаюсь доказать вам, что вы живой, - будничным тоном сообщаю я. – Что он хотел, чтобы вы жили, раз вытащил вас с того света – и верил, что вы больше этого не сделаете… да и вообще он вам верил, а вы собираетесь наплевать на его доверие и трусливо смыться, так и не узнав правду?

- Какую правду? – да, видимо, дела совсем плохи, раз даже упоминание о трусости его не зацепило. – Вы собираетесь доказать, что это не я убил директора? Вы, бывший этому свидетелем?

- А то, что Сириус Блэк уничтожил кучу маглов, видели по меньшей мере человек тридцать, - говорю я спокойно. – Вам напомнить, чем там все закончилось?

Я очень рассчитывал на это довод, и он подействовал даже круче, чем я ожидал: Снейп прекращает попытки высвободить руку, на секунду его кисть замирает под моими пальцами, и вдруг поворачивается – я не успеваю помешать этому движению – и тонкие горячие пальцы сжимают мою ладонь с неожиданной силой, а огромные глаза, распахнувшиеся во всю ширь, внезапно оказываются в нескольких дюймах от моих.

В понедельник, когда я пытался заставить его подчиниться, они оказались так же близко, но тогда этот взгляд был полон взбесившего меня превосходства. А сейчас в черных зрачках плещется такая сумасшедшая смесь отчаяния с надеждой, что у меня перехватывает дыхание.

Так близко. Так ошеломляюще близко, что не отвести взгляд.

Радужка полированного черного мрамора, такая, что не различить, где кончается зрачок… Синеватые тени на тонкой нежной коже подглазий в сеточке ранних морщин…

Я мог бы коснуться их губами.

Во рту мгновенно пересыхает, а сердце, замерев на секунду, пускается вскачь, словно с русских горок. Кажется, ты хотел заставить его почувствовать себя живым? Учись, Поттер, у него это получилось гораздо лучше. Живее просто некуда.

Только бы он отпустил сейчас мою руку. Только бы не отпускал.

А он даже не подозревает, что натворили два его простых движения.

- Вы действительно верите, что все можно… как-то объяснить? – тихо спрашивает он, еще сильнее стиснув мою окаменевшую ладонь. – Вы и правда попробуете это сделать?

- Правда, - бормочу я. – Верю и попробую. Только давайте не будем сейчас выяснять, почему я собираюсь это сделать – уже двенадцатый час, вам давно пора в постель, чтобы завтра хоть как-то держаться на ногах, а мне еще к Макгонагалл идти.

- И вы не боитесь оставить меня одного? – слава богу, он наконец разжал пальцы и откинулся в кресле.

- Ну, - пожимаю я плечами, - вам же хуже, если надумаете что-то с собой сделать – так и не узнаете, чем все закончилось, а любознательность, как я недавно выяснил, всегда была вашей отличительной чертой.

- Любопытство сгубило кошку, - ворчит он, поднимаясь, и я облегченно перевожу дух – кажется, это снова Снейп, а не кандидат в покойники. Но когда за ним закрывается дверь спальни, я все-таки накладываю на нее запирающее заклятие. Рисковать не стоит – любопытство любопытством, но в лаборатории полно ядов, и наверняка не на все есть противоядия, а экспериментировать с безоаром мне сегодня как-то не хочется.

А то, чего мне хочется… То, что несколько минут назад я почти готов был сделать – и сделать сознательно…

Нет, я точно идиот. И в доказательствах это не нуждается. Ладно, вчера все можно было списать на гормоны и неразумную часть тела, что я с удовольствием и сделал… да еще с каким удовольствием. Но поцелуй – это уже не прихоть тела, это… движение души, и если телу, как выяснилось, достаточно воображения, то с душой-то мне что теперь делать?!

Ведь если это вполне осознанное желание означает… то, что оно означает, – это же катастрофа. Во всех смыслах.

Хорошо, пусть не во всех. Пусть то, что он старше на двадцать лет, не имеет значения, то, что у него отвратительный характер, – несущественно, а его многолетняя ненависть ко мне, как оказалось, не вполне соответствует действительности. Но то, что я помню и никогда не забуду, – умоляющий шепот Дамблдора, зеленый луч, вылетающий из снейповской палочки, холодное «Авада кедавра»… Кого я пытался убедить в том, что этому можно найти оправдание, – его или себя?!

Как будто даже самое убедительное оправдание сможет – нет, не перечеркнуть, а отменить то, что он сделал. Повернуть все вспять, так, что, войдя в знакомую до последнего завитка на обоях круглую комнату, я снова встречу внимательный изучающий взгляд ярких голубых глаз за стеклами-полумесяцами.

«Гарри, я всецело доверяю профессору Снейпу…»

Со сдавленным стоном я прислоняюсь к стене пылающим лбом – и прикосновение к ледяному граниту слегка отрезвляет.

Спокойно, Поттер. Может, все не так катастрофично. Может, то, что ты принял за влюбленность – всего лишь проявление сочувствия и жалости, а в этих чувствах к нему я себе уже признался, и даже Макгонагалл не считает их предосудительными.

Ага, конечно. Кого ты пытаешься обмануть? Кровать, плед, горячее молоко… и этот несостоявшийся поцелуй. Впечатляющее завершение цепочки… интересно, что окажется следующим звеном?

Следующего звена не будет, мрачно обещаю я себе, шагая по полутемным коридорам. Я забочусь о нем, потому что он нуждается в помощи и заслуживает ее, и мне плевать, что думают по этому поводу мои… коллеги. Пытаюсь докопаться до истины, потому что в его деле слишком много неясностей, которые никого, кроме меня, не интересуют. Но я никогда не позволю себе испытать что-то большее, чем сочувствие, к человеку, убившему Альбуса Дамблдора, чем бы он при этом ни руководствовался. А прихоти тела и движения души могут отправляться к дементорам.

И вообще хватит об этом думать, по крайней мере на сегодня. У меня есть и другие заботы – да хотя бы здоровье близнецов… черт, и здесь без мыслей о Снейпе не обойтись… или вот записки – уж они-то с профессором никоим образом не связаны.

- С мальчиками все, кажется, обошлось. Правда, оба еще без сознания, но Помфри утверждает, что главное сделано и недели через две даже последствий не останется, - Макгонагалл, отложив бумаги, утомленно откидывается в кресле. Она выглядит очень усталой и постаревшей, и я обещаю себе побеседовать с негодниками по душам, как только их выпишут из больничного крыла. – А что с… профессором?

- Наверное, спит, - хмуро отвечаю я. – Я дал ему горячего молока, если это можно считать лекарством.

Ага. А еще выслушал его исповедь. В очередной раз отвлек от мыслей о самоубийстве. И…

- Зато хотя бы допроса сегодня не было, так что, надеюсь, завтра он сможет вести занятия, - быстро заканчиваю я, отметая воспоминание о сухих горячих пальцах, сжавших мою ладонь. Макгонагалл кивает так торопливо, будто ждала от меня именно этих слов:

- Да, Гарри, конечно, это очень важно. Это я и хотела узнать. Знаешь, так утомительно перекраивать расписание… Кстати, ты не подождешь пару минут, пока я закончу со школьными делами, а то потом забуду, что собиралась сделать.

Я невесело улыбаюсь, глядя, как она снова склоняется над каким-то длинным свитком. Похоже, не только мне приходится скрывать от себя и окружающих истинные мотивы своего отношения к Снейпу. И, пожалуй, в этом смысле ей еще тяжелее, чем мне – все-таки они столько лет работали вместе, и для деканов соперничающих факультетов отношения у них были вполне мирные. А потом еще и Орден, для которого Снейп, как ни крути, сделал уж всяко не меньше, чем Макгонагалл… пока не стал тем, кем стал.

Не меньше… да какое там, гораздо больше. До сих пор помню признание Моуди на одном из заседаний Ордена, уже без директора: «Невыносимо думать, что это ублюдок приносил на порядок больше пользы, чем любой из нас» и сказанные тогда же слова Люпина: «Приходится признать, что без Снейпа мы беспомощны, как новорожденные котята». Помню, что, услышав это, я тут же вспомнил кошек миссис Фигг, бесстрашно защищавших свое слепое пищащее потомство, и с горечью подумал, что даже у новорожденных котят есть защитник и они не столь уязвимы.

Но какое-то время орденцам продолжало везти, порой просто невероятно, и многие приписывали это остаткам защитной магии Дамблдора. А потом стали появляться записки.

Одни оказывались под дверью дома на площади Гриммо, другие таинственным образом появлялись в карманах, третьи влетали в каминные трубы – но ни одну, насколько я помню, не принесла сова или домашний эльф. Написанные неровным детским почерком на клочках замызганного пергамента, они содержали столь ошеломляющие сведения о планах Волдеморта, что на первые две мы никак не отреагировали, считая их провокацией. Но потом, убедившись, что описанные события действительно случились и, что самое прискорбное, привели к предсказанным последствиям, орденцы стали использовать полученную столь странным образом информацию - и она оказывалась бесценной. Понятно, что в войну некогда было вести подсчеты, но после победы выяснилось, что именно благодаря запискам Ордену удалось провернуть свои самые блестящие операции, а большая часть орденцев и вовсе обязана их загадочному автору жизнью.

Несколько записок были обнаружены в Хогвартсе – все с сообщениями о той или иной беде, грозящей школьникам. Благодаря одной из них уцелел весь пятый курс Равенкло – профессор Вектор успела увести детей с Астрономической башни буквально за пять минут до ее падения; а еще одна предупредила Макгонагалл об Удушающем заклятии, наложенном на гриффиндорские спальни, – если бы не это сообщение, на следующий день гриффиндорцев в школе вообще не осталось бы.

Я тоже получил пять таких записок. Три – с исчерпывающей информацией о местонахождении хоркруксов, одну – с предостережением не появляться в Рождество в Хогсмиде – тогда там буйствовал Грэйнбек, и последнюю, написанную так коряво, что я еле разобрал почерк, – накануне Хогвартской битвы. В ней было всего пять слов: «Используй против Волдеморта только Экспеллиармус», - и лишь благодаря этой информации я выжил и уничтожил того, кто был уверен, что я обречен. Если бы не этот клочок пергамента, я применил бы против него все, что умею, - и погиб бы, пораженный первым же заклятием, отскочившим от Зеркала, как погибли в Последней битве десятки защитников Хогвартса. Считалось, что заклятие Зеркала давным-давно утрачено, но Волдеморт сумел разведать и этот секрет, как в свое время тайну хоркруксов, и настолько уверился в собственной непобедимости, что снова, как в ночь своего возрождения, решил расправиться со мной собственноручно и даже очертил магический круг. Только вот он не знал, - а может, не придал значения - что проникнуть через Зеркало способно невинное, почти детское заклятье.

Ну, то, что мой Экспеллиармус подкинул его палочку в воздух так, что он сам оказался в зоне ее обстрела, было, конечно же, чистейшей воды везением. Но если бы не записка, у меня и этого шанса не оказалось бы. Помню, как, выпалив заклинание, на долю секунды я почувствовал себя второкурсником в Дуэльном клубе, и безгубый рот Волдеморта изогнулся в глумливой усмешке, - мол, это все, на что ты способен?! - а в следующую секунду он уже падал, пораженный собственной Авадой, потому что от хозяйской палочки Зеркало не спасало.

Гадать, кто автор записок, было так же бессмысленно, как и пытаться вычислить его по почерку – корявые неровные буквы могли принадлежать совсем несмышленышу, только-только научившемуся письму. Но писал, разумеется, не ребенок. Писал взрослый, применивший потом заклинание, снова сделавшее его почерк детским, – помню, на шестом курсе оно было в большом ходу у авторов любовных посланий, и Гермиона, хихикая, показывала мне писульки с кривыми каракулями Рона. Самое интересное, что при определении авторства обычное Идентификационное заклятие не срабатывало - изменить почерк на подлинный мог только автор… который, скорее всего, был уже мертв, иначе зачем бы ему скрываться от славы и заслуженной благодарности.

Тем не менее Скримджер лично дал аврорам указание расследовать это дело и выразился при этом с несвойственной ему выспренностью – я помню его слова из статьи в «Пророке»: «Мы просто обязаны воздать по заслугам человеку, перед которым весь магический мир в неоплатном долгу». Он произнес это непривычно горячо и искренне – и в кои-то веки я был с ним согласен. А в аврорате расследованием занялся сам Блэкстон. Помню, как я был удивлен, узнав, что он лично опрашивает всех хоть сколько-нибудь причастных к получению записок, и как он ответил мне без своей обычной дежурной усмешки:

- Мой сын… он тоже был в тот вечер на башне. И если есть хоть один шанс поблагодарить человека, спасшего жизнь моему мальчику, или хотя бы отдать дань его памяти, я этим шансом воспользуюсь.

Но на самом деле шансов было не так уж много. Колдографии записок несколько раз печатались в «Пророке», мы получили несколько сов с сообщениями о предполагаемом авторстве, но всякий раз оказывалось, что похожий почерк принадлежал давно умершим людям. Допросы Пожирателей, в том числе, конечно, и Снейпа – автор мог быть в какой-то момент разоблачен или признался под пыткой - тоже ничего не дали. Оставалась надежда, что записки принадлежат кому-нибудь из пациентов св. Мунго – несколько человек, попавших под заклятия, до сих пор находились без сознания. Но… кто из них мог быть настолько осведомлен о планах Волдеморта? Как записки попадали в Хогвартс? Вопросы, вопросы…

- Вот, Гарри, нам их вернули, - закончив со своими бумагами, Макгонагалл с грустной улыбкой протягивает мне несколько клочков пергамента с неровными краями, ставших совсем плоскими, столько раз я их перечитывал. – Блэкстон оставил у себя только один, тот, что с предостережением о падении башни. Сказал, что для опросов его достаточно. Но знаешь, - привстав, она прячет свои записки в небольшой шкафчик за спиной, оставив одну на столе, - на самом деле я боюсь, что он потихоньку сворачивает расследование. Сказал, что уже опросил всех, кого только можно, разве что домашним эльфам образцы почерка не показывал.

- А что, это мысль, - оживляюсь я, - и Добби мог бы помочь – он ведь наверняка знает всех домашних эльфов, а эльфы могут помнить, как их хозяева писали в детстве… Завтра же отдам ему одну из своих записок!

- Да я уже приготовила, - Макгонагалл задумчиво вертит в пальцах темный клочок. – Знаешь, столько раз их рассматривала – и иногда кажется, что вот-вот вспомню… но каждый раз что-то ускользает. Не исключено, что это мог быть один из моих учеников, но, Гарри, я столько ваших пергаментов перевидала… Хотя почерк, конечно, примечательный, даром что совсем детский. Вот видишь этот нажим, эти четкие линии – и самомнения хватает, и решительности, и смелости этому ребенку было не занимать.

- И взрослому тоже, - тихо говорю я. – Представляете, как он рисковал? Только вот как он добывал сведения?