Отправлено: 28.01.08 14:40. Заголовок: WK. Сублимация. Кен/Айя. R. PWP

Название: Сублимация
Фендом: Weiss Kreuz
Автор: Dara
Вычитка: aki-no neko
Пейринг: Кен/Айя
Рейтинг: R
Жанр: PWP
Категория: Яой
Предупреждение: нет
Отказ от прав: С написания и выкладки данного произведения ничего не имеем.
Содержание: Сублима́ция (лат. sublimo — возвышаю) — направление сексуальной энергии (либидо) на несексуальные сферы человеческой деятельности.

 Отправлено: 28.01.08 14:43. Заголовок: На ходу застегиваю к..

На ходу застегиваю кожаную куртку, хватаю со стола ключи, перчатки и очки. Тяжелые высокие ботинки выстукивают по лестнице рваный дробный ритм – торопливый и яростный. Окружающие вещи – привычные, знакомые, затаились, стараясь казаться маленькими и незначительными перед очевидной вспышкой разрывающей меня ярости. Глупо. Я ничего не сделаю им. Вещи не виноваты в том, что я не умею справляться с собой.
Дверь все же хлопает громче, чем обычно. Впрочем, ей повезло, что в спешке я вообще не вынес ее.
Все. Холодный ветер влажной волной окатывает с головой, ничуть не остужая, правда, моей ярости.
Мотоцикл подо мной одобрительно урчит. Он всегда понимал меня, лучше, чем кто либо. Давай, дружок, на максимальной скорости, вперед, на восток!
Я распарываю пространство плотного, ледяного воздуха, разрываю серебряные, прядущиеся с низкого неба нити дождя – разбиваю колесами антрацитовые зеркала луж, чтобы мгновение спустя, поймав трепещущий, как хвост воздушного змея, ветер, практически лечь на струю свежего, туманно-серого воздуха, плыть вслед за ним, вплетаясь так естественно в эту дождливую осеннюю ночь. Она точно такая же, как я – минуту назад хлестала мое тело, рассекая кожу длинными ледяными струями воды, чтобы тут же, смирившись, ласково перебирать насквозь мокрые волосы, потереться нежно о горящую кожу щек.
Тонкая грань колеблющихся весов. Мне это знакомо. Потому я всегда, сколько себя помню, убегал от всех и от себя, в первую очередь, сюда, лететь на мотоцикле по переплетениям улиц вперед, пока воздух не станет закручиваться в легких тугими, плотными спиралями, мешающими дышать.
Потом остается только упасть в траву и неторопливо тонкой струйкой выдыхать огненный воздух в низкое, грозящееся вот-вот упасть на тебя, небо.
И никаких мыслей. Но ведь это и было конечной целью твоего побега, не так ли?!
Потому что точкой, вокруг которой все вериться, все начинает и заканчивается, кнопкой пуска вспышек раздирающей меня ярости всегда выступает одно и то же…
Я всегда был на его стороне. Каждый раз, когда кто-нибудь сомневался в правильности его решений или пытался оговорить за глаза – сказать что-то непосредственно вряд ли бы кто решился. Я злился, выкрикивал: «он – не такой». Я, и правда, в это верил. Казалось, если я подожду, буду относиться бережно, то однажды, как во время отлива вода отступит, обнажая влажный, песочный берег, хранящий тысячи, не открытых никому ранее сокровищ – перламутровые обломки ракушек, изумрудно зеленые, обкатанные водой стеклышки – вещи, казалось, не представляющие никакой ценности, но с каким удовольствием я бы принялся изучать их, прятать в тайную сокровищницу. Они были бы только для меня. И я ждал этого отлива терпеливо, день за днем, год за годом, не задаваясь мыслью – для чего мне это.
Там, за совершенной, гибкой броней ледяного спокойствия, он должен быть теплым, мягким – живым.
И день за днем, также как и сегодня, я в ответ слышал равнодушное: «Ну чего ты еще от меня хочешь?» Что же так вывело меня сегодня из себя? Чем сегодняшние его слова, отличались от произносимых каждый день до этого?
Ну да, разговором, что случился до этого…
Из-за человека, случайно попавшего под руку, во время выполнения задания. Тогда все трое словно споткнулись, замерли, растеряно переглядываясь, как новички. Будто времени у них была тьма, и не было приказа сделать все абсолютно тихо, не оставляя следов.
И все равно пришлось бы устранять этого невезучего прохожего. Ему бы пришлось, в конце концов, как командиру. Тогда отчего таким иррациональным страхом и отчаянием сверкнули темно-фиолетовые, с расширившимися зрачками глаза, когда увидели меня позади застывшего человека. Лезвие скользнуло, погружаясь в горло, с сытым бульканьем и умиротворенно вздохнуло, выполнив работу.
Кто бы мог подумать, что первую живую реакцию вызову в нем, позволив смотреть, как убиваю! Я видел, как он судорожно вздохнул, будто мое лезвие вошло в его тело, и дернулся, когда кровь веером выхлестнулась из раскрытого, обнаженного горла.
Кто бы мог подумать?!
Всю дорогу они молчали. И уже дома, когда я весьма довольный бросился наверх в душ, перепрыгивая через две ступеньки, закрылись на кухне.
Впрочем, не то, чтобы «закрылись», просто притворили дверь за собой. Но я почувствовал пылающую, непоколебимую, реальнее любой физической преграды, черту, прошедшую по порогу.
И не то, чтобы меня это задело. Я всегда, кажется, был один. Сам за себя, против всех. Просто последние годы, когда появился он – олицетворение доверия и уверенности, одиночество размылось, подменяясь иллюзией значимости и единства с другими, похожими на меня. Может, поэтому я и тянулся так отчаянно к нему, забывая, что он всего лишь такой же мальчишка.

 Отправлено: 28.01.08 14:44. Заголовок: Приступ дикой, разру..

Приступ дикой, разрушительной ярости вызвало другое. Когда я спустился вниз полчаса спустя, на ходу натягивая футболку, чтобы зацепить из холодильника пива, я услышал за дверью в кухне его равнодушный, ровный голос:
-От него не откажутся, он – оголенное лезвие, клинок, вытащенный из ножен, не знающий сомнения, готовый разить. Мертвая сталь, не ждите человеческой реакции. Я должен сделать все, чтобы контролировать его.
Это говорил человек, который вообще за все время ни одной нормальной человеческой реакции не выдал – ну разве что сегодняшним вечером, и говорил перед теми, кто вчера еще посмеивался над ним.
Болезненная судорога свела челюсть. Знаю-знаю это ощущение, и что оно за собой тянет. Но время есть высказать все, что подкатывало к стиснутому горлу.
-О, какие слова, - распахивая дверь, с порога говорю я. – Ты даже знаешь что такое «человеческие реакции»? Помнишь откуда-то из прошлого или есть что-то, чего мы о тебе не знаем?
Кровь гулко, тяжело бьется в висках, багряным туманом застилая глаза. Рот кривится в болезненной усмешке, продолжая выплевывать яд. Рука сама взметнулась вверх, влажные, горячие пальцы охватили его подбородок, вздернули, притягивая к себе. Он, оторопев от неожиданности, позволяет мне это сделать. Прямо напротив себя вижу сузившиеся, растеряно-злые глаза и, наслаждаясь этой его реакцией, жадно впитываю ее, до дрожи, охрипло, отрывисто шепчу:
-Может, ты гоняешь по ночным улицам, надираешься в баре и трахаешь малолеток?
Слова, вырывающиеся из его искривленного рта вместе со срывающимся дыханием, обжигают мою кожу:
-Это все, что входит у тебя в понятие «человеческие реакции»?! Оставь меня в покое. Чего. Ты. От. Меня. Хочешь.
Привычные слова, ставшие уже ритуалом, вытолкнутые сквозь сжатые зубы, срывают все ограничители. Сейчас взорвусь. Меня уже просто трясет от ярости. Багряный туман клубится в голове, готовый вот-вот взорваться, впрыснуться в кровь, отравляя, опьяняя.
Облизываю пересохшие губы и, не отрывая от него диких, уже ничего не видящих глаз, шепчу напоследок:
-Иди, в постельку, поиграй с собой на ночь, давясь запретными радостями и презрением к себе. Ты прав, больше тебе ничего не остается. Ты жалкий!
Снежная кожа, белые, сомкнутые в тонкую полосу губы и пересекающие высокий лоб, контрастом пряди, цвета умирающего пламени, цвета вспышек, мелькающих у меня перед глазами… Ярость душит и хочется то ли сломать, то ли взять в ладони, отогреть и утешить.
-Эй, да вы что…- наконец очнулся то-то.
Я уже не слышу продолжения. Выскакиваю из кухни, хватаю кожаную куртку, на ходу застегиваю ее. Кровь несется по телу со скоростью цунами, выворачивая.
Даже сейчас, когда я лежу в мокрой, холодной траве, стараясь унять дрожь в пальцах, невидящими глазами глядя в низкий, темный купол беззвездного неба, черная, злая сила бьется внутри, встряхивая все тело. Отчего меня так взбесил его вопрос: чего ты от меня хочешь? Не оттого ли, что я сам не знаю ответа.
Он то, чего никогда не будет у меня. Абсолютное спокойствие и решимость, надежная, непоколебимая защита – разум, раз и навсегда взявший верх над темной, иррациональной стороной. То, чем я хочу обладать. Дикое желание разбить, вывести из себя, доказать – ты такой же живой, как и я, твой контроль - иллюзия… и ужас, что однажды мне это удастся. В день, когда ты окажешься обычным, я потеряю интерес.
Поэтому я так стараюсь избавиться от наваждения – задеть и одновременно защитить, оградить. Сложно. Не люблю так.
Так может стоить сказать ему все это и отступиться. Разве понять не первый шаг к тому, чтобы вылечиться?!
Тело дрожит от холода - одежда промокла насквозь. Холодный ветер снисходительно – ласково перебирает темные пряди. Дождь перешел в затяжную стадию уныло – промозглой мороси. Мерзко. Хочется домой. Залезть под горячую воду, потом забраться под одеяло и отрубиться.
Темная ярость побесновавшись, улеглась, смирилась, хитрой пантерой затаилась, улеглась в самых дальних сумеречных уголках души, притворяясь ласковой и домашней. Я люблю эту дикую кошку, благодаря ей я могу убивать, благодаря ей я –живой. Пусть взамен она и требует всего меня, как самая ревнивая женщина.
Я сажусь на мотоцикл. Возбуждение короткими разрядами проходит под кожей от кончиков пальцев к напряженным, обтянутым черной, мягкой тканью бедрам. Это чувство схоже с сексуальным напряжением, предощущением наслаждения.
Несколько секунд я раздумываю, стоит ли заехать в какой-нибудь клуб, где никогда не составляло сложности найти выход для этой тянущей – горячечной лихорадке. Нет, сегодня слишком длинный был день. Справлюсь сам.
Нога в высоком тяжелом ботинке легко отталкивается от глянцево – блестящего асфальта. Вслед за летящим мотоциклом сквозь туман тянется багряно-алый, размытый след рассеивающегося света.
В доме тихо. Я даже примерно не знаю, сколько времени меня не было. Но то, что все разбежались, только на руку. Совсем нет желания отвечать на вопросы, успокаивать, дружелюбно улыбаться, не смотря на то, что кошка, затаившаяся внутри, выгибаясь, ластится, все еще требуя крови.
Моя комната холодная и темная. Стоит закрыть окно, как я начинаю задыхаться, готовый бросаться на стены, раздирая панели, пластик двери, чтобы вырваться.
Открытое окно - попытка договориться с диким, не терпящим ограничений зверем внутри.
Я сдираю куртку, мокрую футболку, кидаю одежду на пол, тянусь к ночнику, и вдруг, не успев включить свет, замираю. Что-то не так.
Убираю руку, отступаю в тень к стене, вслушиваюсь в звенящую, густую тишину, осторожно втягиваю воздух носом.
-Что ты здесь забыл? – наконец произношу спокойно.
Кто-то на кровати шевельнулся, потянулся к ночнику. Желтый, как глаз хищника свет вспыхивает, создавая вокруг себя сферу золотистого мерцания.
-Где ты шатался? – голос гостя звучит также сдержанно, равнодушно.
Проклятый рыжий ублюдок, устроился на кровати, откинувшись на подушку. Спал? И поэтому сейчас чуть щурится блестящими, сонными глазами? Теперь вся постель пропитана его запахом, еще полночи не уснешь – пока поменяешь белье. Выводит все, что с ним связано.
-Какое тебе дело? Прошвырнуться, потрахаться ездил. Знаешь, что это такое?
Я сегодня устал. Нет никакого желания цапаться, гладить по шерстке и даже совсем не странно видеть его здесь.
-Тебя не касается, - голос звучит неожиданно с вызовом.
-Ах, жаль. Хотел предложить тебе составить мне компанию,- я прохожу к окну, поворачиваюсь к кровати лицом. Здесь, из-за пьянящего свежего запаха ночи и дождя почти не чувствуется горьковато-сладкий его аромат. Ветер обвивает голое тело, трется о плечи, скользит вдоль ребер, игриво щекоча живот, отчего моя кожа покрывается мурашками и вновь короткие электрические вспышки возбуждения пронизывают мышцы.
-Послушай, во избежание сложностей, которые могут отразиться на всех нас, мне бы хотелось урегулировать…
-Ну чего ты так на меня смотришь? – прерываю я его. Мне неуютно от пристального, немного удивленного взгляда ярких, холодных глаз.
Он спотыкается и замолкает, растеряно моргнув. Кажется, что этот вопрос не вписывается в отрепетированный сценарий предстоящего разговора. Кто бы знал, что так легко вывести его из равновесия.
-Что? – недоверчиво переспрашивает он.
-Чего ты на меня так смотришь? Все еще видишь нескладного, ни на что не годного мальчишку? – получается как-то насмешливо, свысока. Но и этот тон он отчего-то сносит, качает головой и даже отвечает:
-Я никогда не видел тебя таким.
Ну-ну… Тогда откуда были эти постоянные – «осторожней», «не ошибись», «не поранься» в первый год нашего знакомства.
Выводит из себя все, что связано с ним. Так, что кровь бьет в голову и уже вроде бы усмиренная кошка, гибко потягиваясь, поднимается, хищно облизывается, кладет большую лапу с обманчиво мягкими розовыми подушечками и, мурлыкнув, выпускает длинные стальные когти. Киска любит играть.

 Отправлено: 28.01.08 14:44. Заголовок: Ушел бы он, что ли. ..

Ушел бы он, что ли. Не время. Совсем не время выяснять отношения, анализировать, раскладывать по полочкам. А он только так и умеет.
-Ты бесишь, - лениво, устало бросаю я. – Своей полудохлой сущностью.
Он задыхается, со свистом втягивает воздух и сквозь зубы, все еще пытаясь сохранить контроль, отвечает:
-Ты тоже. И что с того? Нам еще работать вместе. Твое поведение не поддается ана…
Он не успевает закончить. Я в один прыжок оказываюсь на нем, давлю раскрытой ладонью на его грудь, не позволяя подняться, низко-низко наклоняюсь, так, что пряди волос ложатся на бледную, моментально покрывшуюся горячечным румянцем щеку и, потершись носом о скулу, выдыхаю прямо в ухо:
-Точно. Что будем с этим делать?
Чувствую, как подо мной напрягается его худое длинное тело, но на лице снова ничего не отражается.
Одним гибким движением он выскальзывает из-под меня, поднимается и беззвучно отодвигается к стене.
-Вот мы и должны найти решение. Я для этого пришел.
Раскидываюсь на кровати, морщу нос и чихаю от сильного, дурманящего запаха, пропитавшего подушку. Кровь, кажется, густеет – тяжело шумит, выжигая изнутри артерии, как жидкий огонь. Нужно было поехать в клуб. Проклятье. Как не во время.
-Ну..? – выжидающе тяну я.
Он стоит, прислонившись лопатками к холодной стене, неподвижный, хрупкий, как ледяная фигурка, которую можно только сломать, уничтожить, но никогда не изменить то, что однажды было сотворено.
-Взять, к примеру, сегодняшний случай…
Голос ровный. Он долго думал над своей речью, убирал все лишнее, находил наиболее точные, подходящие обороты. Это только я говорю прежде, чем подумаю.
-О чем тут говорить? Человеку не повезло. Он оказался там, где не должен был. Конечно, это должен был сделать ты. Но если бы я этого подождал, ты бы выпал даже из иллюзии нормальной жизни на неделю, пока бы не выел себя до основания.
-Тебя это смешит? – настороженно, понизив голос, спрашивает он.
-Не то, чтобы… Ты мертвый. Для вас, возможно, такая реакция правильна…
Я на таком расстоянии чувствую, как сгущается, тяжелеет воздух, пронизанный электричеством, как перед грозой.
-Ты - псих! – шипит он. И эта совершенно человеческая реакция отдается у меня на губах медным привкусом крови.
Спустя мгновение я стою, притиснув его к стене, прижавшись вплотную, ощерившись, нацелившись на беззащитно-оголенное горло. Он вздрагивает, тело напрягается, пытается вырваться, выскользнуть. Я тихо, предупреждающе рычу и, схватив за плечи, припечатываю назад, к стене. Его потемневшие, какие-то нечеловеческие, пьяные глаза смотрят на меня в упор. И это уже точно не его глаза, а какого-то другого вырвавшегося на волю существа, что я так давно и тщетно пытался вызвать к жизни.
Двумя руками упершись в стену по обе сторон от его тонкого напряженного тела, ограничив, таким образом, передвижения, я чуть приподнимаюсь, чтобы достать до его уха и шепчу:
-Нужны оправдания? Будь честен, ты такой, какой есть. Они все мертвы, а ты жив. Это не твоя вина, это твоя сила. Ты выживаешь – снова и снова. Что плохого? Для этого нужны оправдания? Что это изменит? Они слабы, ты сильный.
Чуть поворачиваю голову, так, чтобы в упор встретиться своими – я знаю – уже совсем страшными, черными – без конца и края глазами, затопленными безумной тьмой, с его: фиолетовыми, неподвижными, пораженными. Он почти не дышит – изредка сквозь сухие приоткрытые губы вырывается судорожный вздох, обжигающий, иссушающий мой рот. Мне приходится облизнуться и оттого, что мы так близко, кончиком языка я касаюсь края его рта и мягкой, алеющей щеки. Он дергается и бьется головой о стену позади себя. Резко хватаю его за длинные, багряные в темноте пряди и притискиваю назад, к себе.
-Так наслаждаешься собой и своей силой? – негромко, холодно произносит он и вновь, прогнувшись всем тонким, гибким телом, стремительным движением выскальзывает, болезненно сильно обхватывает мои запястья, толкает. И на этот раз я прижат к стене – чувствую полностью, по все длине прильнувшее ко мне чересчур горячее, тяжелое тело. Теперь уже не только постель, я сам, моя кожа, волосы пропитались его густым, дурманным запахом.
-Мне все равно. Я рад, что эта сила дает мне возможность дышать. А все остальное… мысли и страдания оставлю тебе.
Затаившаяся кошка фыркает – она хочет продолжения игры, но я пока еще могу ее контролировать. Возбуждение встряхивает тело, проходя длинными разрядами по мышцам, скручивая их сладкой, короткой судорогой. Упершись ладонями в грудь удерживающего меня, с силой толкаю – так, что он отступает и садится на кровать.
У меня не так уж много времени.
-Слушай, шел бы ты к себе, а? Завтра будет время отчитать меня, показать всем, что я - псих, а ты совершенный, бесчувственный идол. Я даже не стану сопротивляться. Мне бы хотелось остаться одному. У меня… дела.
Да… чудесное оправдание. На этот раз я, кажется, задел его. Не потому ли он сейчас так рвано, жадно дышит, из-под челки разглядывая меня. И мне совсем не нравится отчаянный взгляд злых, сощуренных глаз. Зверь внутри вздрагивает всем своим подобранным, гибким телом, жадно всасывая разлитый по комнате запах ярости.
Уж совсем непривычно звучит его тихий, растерянный голос:
-Наверное, моя вина есть в том, что ты так отдалился…
Проклятье… Он продолжает о своем. Насколько можно быть непробиваемым, чтобы не почувствовать, что мне все равно. «Отдалился» слово то какое! А ничего, что я никогда и не был «близко»!
-Ради того, чтобы сохранить нашу команду, я думаю, стоит что-то придумать…
Кончики пальцев дрожат – то ли от злости, то ли от горячей спирали скручивающейся внутри, внизу живота: тугой, неподдающейся, требующей выхода.
-Чего бы такого придумать? В кино меня сводишь? По барам вместе проедемся? Девочку одну на двоих снимем? В рамках улучшения внутрикомандных отношений?
Снова этот острый, режущий, обещающий утопить тебя в крови взгляд из-под ресниц. И я весьма странно на него реагирую – горячая волна проходит по всему телу, воздух раскаляется – песчаная буря, закручивающая, размывающая пространство комнаты – жадно облизываю губы.
-Ты только об этом и думаешь? – шипит он.
-Да я вообще недалекое, жадное, ненасытное животное, - самодовольно тяну я.
И совсем уже уплываю, когда вижу, как он краснеет душно и жарко – поднимает руку и легко, удивленно касается своей щеки. Такой хрупкий, беззащитный жест. Как недальновидно показывать хищнику свое слабое, тонкое горло. Это провоцирует. Задыхаюсь, в один короткий прыжок снова оказываюсь на кровати, ставлю колену между его ног, толкаю, откидывая на спину, прижав своим телом к постели. Довольно урчание вырывается из горла, когда, скользнув по нему, подтягиваюсь вверх, задыхаясь от еще более усилившегося сладкого запаха и жара.
-Не нравится? Я бы посмотрел, как она вылижет тебя, поласкает твое тело языком и пальцами, попросит взять ее. Тебе как больше нравится?
Ладонь легко касается скулы, сдвигает ворот футболки, гладит изгиб тонкой шеи, проходит по отчаянно бьющейся под кожей артерии, надавливает на выгнутые, чуть выступающие ключицы. Душно… Кожу покрывает тонкая пленка испарины. Я трусь о распластанное подо мной тело. Он не двигается, только пальцы судорожно вцепились в мой ремень – не ограничивая движений, не останавливая, словно просто держась, чтобы не утонуть.
-Посадишь ее на себя. Она сама все сделает. Как будто ты и вовсе не причем, - хриплый смешок. – Как будто ты так, зашел за мной. Все правильно. Хороший мальчик таким и останется.
Мне не нравится, что он не смотрит на меня – голова склонена на бок и неподвижный пустой взгляд направлен куда-то вдаль, за окно.
-Тебе понравится. Мы в ней хорошо оба поместимся, будем тереться друг о друга…
Рука скользит под футболку, проходит по напряженному, резко взлетающему и опадающему от дыхания животу.
-Горячая, мокрая…
Голос срывается. Уткнувшись носом в его шею, судорожно глотаю слюну и, обжигая кожу дыханием, хрипло шепчу:
-Как тебе? Или обойдемся без девочки?
Срывающееся, тихое-тихое, но вполне ясное:
-Делай, что хочешь…
Это не он! Зачем он притащился сюда?! Почему так себя ведет? Чего. Он. Хочет.
Хрипло рычу, стискивая напряженными бедрами его ноги. Пальцы охватывают острый подбородок, вздергивают – его глаза странные, дикие, потерянные, но полные хрустальной, аметистовой прохлады, в которую хочется нырнуть с головой, потому что только она сможет погасить жадное, разрывающее меня пламя… Жажду…
-Вот как...
Соскальзываю вниз, сажусь, крепко обхватив ногами его узкие бедра, задираю вверх, на его лицо футболку – глаза его проклятые, чтобы не видеть! Он вздрагивает, пальцы, лежащие на моем поясе, напрягаются, царапнув кожу, но тут же расслабляются, отпускают, бессильно падают на покрывало.
Длинно, поперек веду ногтями по его груди – справа от ключицы к выступающей над джинсами косточке слева внизу. На белой коже проступают четыре красных линии – тут же зализываю их языком – на вкус его кожа солоноватая и податливая. Он задерживает дыхание, тело чуть выгибается, но больше никакой реакции. На задранной футболке проступает темное пятно от горячего, тяжелого дыхания. Тянусь к нему, накрываю губами – влажно и жжется. Дыхание замирает, губы под тканью не двигаются, покорно снося давление.
Ярость, чуть поутихшая, алыми искрами взрывается в голове. Резким движением сдираю с него футболку – так и есть - взгляд пустой, сбитый с толку и растерянный, но не больше. Дохлый ублюдок!
Отодвигаюсь на другой конец постели, сажусь, скрестив ноги – глубоко вздыхаю, успокаиваясь, и насмешливо произношу:
-Пока от тебя чего-нибудь добьешься, уже ничего не захочется… Сделай-ка все сам, что ли?!
Этого он не выдержит точно! Сейчас влепит мне по морде, вскочит и уйдет к себе, а я, наконец, закончу дела и лягу спать. Сам не знаю, во что вляпался, но что-то происходящее перестает радовать.
Но… Помедлив, длинная худая рука поднимается, опускается на грудь, замирает и вдруг пальцы неуверенно следуют вдоль процарапанных линий.
Он медленно поворачивает голову, наконец, встречаясь со мной взглядом – в этих прищуренный, горящих синим, ледяным огнем глаз нет ничего от знакомого мне человека, которого ничего не трогало. Я разбил скорлупу? Выпуская на белый свет… что?! И куда это может привести меня?

 Отправлено: 28.01.08 14:46. Заголовок: По крайней мере, сей..

По крайней мере, сейчас я могу только не дыша, не отрываясь, смотреть в эти неподвижные, подчиняющие глаза. Вздрагивают длинные ресницы, опускаются на секунду, словно отпуская меня, я перевожу взгляд ниже, слежу за неторопливыми, движениями узких белых ладоней с длинными пальцами скользящими, почти не касаясь, по сияющей изнутри приглушенным светом коже. Пальцы на миг останавливаются на открытом горле, стискивают так, что, кажется, ему нечем дышать или он борется с чем-то, душащим, но тут же спускаются вниз к животу, пробегают по бокам, очерчивают впадинку пупка, ныряют под пояс, останавливаясь на выступающих косточках.
-Так? – хрипло, глухо спрашивает он.
Конечно, нет! Нет ничего более неправильного, чем это!
Такой он – странный! И бесит еще больше! Потому что повелевает воздухом – заставляет его густеть, путами обвивать мои руки, не позволяя пошевелиться, голову – заставляя смотреть, не мигая. Жесткая спираль возбуждения скручивается в животе до предела, требуя выхода, высвобождения. Но вот еще, я не поддамся ей! Нет ничего опаснее пойманного в ловушку зверя. Поэтому я с глухим рычанием разрываю невидимые липкие нити, ограничивающие движение, вскакиваю с кровати, отхожу к окну, опираюсь ладонями о подоконник, жадно вдыхаю промозглый, напитанный влагой и ветром воздух. Но даже он уже не может перебить въевшийся в меня горько – сладкий запах горячего, сильного тела. Поднимаю руку, провожу запястьем по лицу – да, пробуждающий непереносимый голод аромат и здесь, на моей коже.
Резко, решительно разворачиваюсь к кровати.
Он все также с вызовом, прищуренными глазами с расширившимися зрачками, смотрит на меня, не отрываясь. Правая рука неторопливо, плавно вытянула ремень из петель. Приподнявшись всем телом, расстегнул джинсы, едва-едва спустил их, обнажая белоснежную полоску трогательно-мягкой, сияющей кожи, скользнул пальцами за пояс.
Я бы уже не смог ничего сказать ему. Просто смотрю на темные, длинные пряди, кровавыми дорожками змеящиеся по подушке, бледное тонкое лицо – кукольно-спокойное, с глазами, одновременно испуганными, широко раскрытыми перед неизвестностью, словно он и сам боится того, что делает, и все же непокорными, вызывающе-лукавыми, полными прозрачной чистой прохлады; на его яркие, чуть приоткрытые губы, обнажающие жемчужно поблескивающие, стиснутые зубы.
Такое убивает верно – смесь острых, беззащитных линий: выступающих косточек – локтей, коленей, ключиц и вызывающих, напоказ движений.
Глаз не отвести, кровь пульсирует толчками, тяжело, жарко.
Джинсы сползают еще чуть ниже. Он откровенно возбужден. Длинные пальцы движутся неторопливо, гладят… А глаза все также неотрывно, изучая смотрят на меня. Также как я, с трудом продираясь сквозь дрожащий, душный воздух, не отводя взгляда, слежу за его движениями.
Больше всего хочется последовать его примеру. Мои пальцы дрожат, когда я подношу руку ко рту, чтобы отереть выступившую в уголке губ слюну.
Он судорожно вздыхает, приподнимаясь всем телом, словно тянется сам за своими пальцами, прикрывает глаза, пытаясь хоть чуть-чуть взять себя в руки, переносит ладонь на живот, скользит вверх, оставляя за собой влажный блестящий, след на коже.
-Нет, - хрипло выдыхаю я. – Продолжай.
Мгновение он молча смотрит на меня, потом подносит руку ко рту, меж приоткрытых губ мелькает острый розовый кончик языка, и, не отводя взгляда, проводит им по ладони, хрупкому выгнутому запястью, облизывая, и снова опускает руку, оттягивает еще ниже грубую ткань. Его глаза кажутся почти черными, тонкие ноздри хищно раздуваются. Я заставляю себя не двигаться… просто смотреть… жадно вдыхать разлившийся по комнате тяжелый мускусный запах возбуждения. Не забывать дышать… Обхватываю себя руками за плечи, вонзаюсь в кожу ногтями, чтобы не позволить себе уплыть, потерять контроль. Смотрю, как он сжимает ладонь сильнее, движения становятся увереннее, быстрее. Сквозь приоткрытые губы судорожный всхлип, тело не подчинятся – тело не хочет оставаться безучастным, выгибается, дрожит, покрывается капельками пота. Кто бы знал, что он может оказаться таким податливым…
Я, как идиот, защищал его, а он хотел, чтобы его заставили, чтобы ему приказали.
-Быстрее.
Зверь внутри довольно скалится, выгибаясь всем своим гибким, лоснящемся от удовольствия телом, требуя продолжения, выхода, взрыва.
Он подчиняется. В глубине глаз вспыхивают фиолетовые, как отблеск пляшущих клинков, искры, притягивая, заставляя приблизиться, жадно присосаться к прохладному вожделенному источнику.
Но мне это неинтересно.
Его левая рука ложится на грудь, движется лихорадочно, то поглаживая, то впиваясь в кожу, словно стараясь рассечь ее, разорвать, только чтобы прекратить, остановить, найти выход.
Я медленно подхожу к кровати, останавливаюсь так близко, что в нос бьет горячий тяжелый запах мускуса и пота. Чувствую жар от его алеющей кожи, и на секунду кажется, что вижу мелькнувшую вспышку надежды вперемешку с просьбой в широко раскрытых, влажно блестящих глазах.
Его побелевшие пальцы движутся лихорадочно: быстро и неумело.
Он так хочет. Вывести меня, достать, чтобы я трахнул его. И никаких угрызений совести. Он снова ни в чем не виноват. Хороший мальчик. Как будто бы и не его желание. Всего лишь вынужден подчиняться.
Хочешь так?
Усмехнувшись, я опираюсь ладонями о кровать и наклоняюсь. Он закусывает губы, голова запрокидывается, снова подставляясь мне тонким белым горлом.
Так я не хочу!
Поэтому накручиваю на пальцы длинную челку, тяну, заставляя снова посмотреть на меня – его взгляд совсем уже расфокусированный, дымчато – лавандовый, дикий. Хриплое, рваное дыхание вырывается прерывистыми толчками из откровенно раскрытых, ярких губ.
-Назови мое имя, - вдруг еле различимо, сквозь короткие резкие вздохи произносит он.
-У мертвых есть имена? – мой рот насмешливо кривится.
Он ничего не говорит. Вряд ли даже уже до него доходит смысл слов, но то, какую реакцию вызывает у него звук моего хриплого вкрадчивого голоса, выдыхающего слова прямо в его пересохший рот, окончательно сносит мне крышу. Он крепко зажмуривается, кривится, как от невыносимой боли, закрывает глаза левой рукой, пытаясь отвернуться от меня, а я могу только шипеть от распирающего, мучительного предощущения взрыва.
Кошка щерится, норовя выгрызть меня изнутри, если прямо сейчас, немедленно я не позволю ей… Тсс… Еще совсем чуть-чуть… Если сейчас потерпишь, киса, нам будет с кем поиграть.
Чересчур резко поспешно провожу пальцами по алым, как раздавленная клюква, губам, задевая болезненно стиснутые зубы, пробегаю вдоль свежих припухших царапин и кладу свою ладонь поверх его движущейся руки. Напряженные пальцы вздрагивают, готовые расцепиться, но я сдавливаю их, не позволяя остановиться, и в этот момент его покрытое испариной, одеревеневшее тело еще больше напрягается и вдруг опадает, словно разом лишившись остова удержавшего его, расплывается, как вода, вышедшая из берегов, начинает влажно, горячо пульсировать.
Широко распахнутые глаза пораженно, испуганно смотрят на меня. Я выпускаю, наконец, из своей ладони его слабую, покорную руку, провожу пальцами по подрагивающему впалому животу, смазывая хаотичный рисунок жемчужно-перламутровых капель, потом отворачиваюсь и иду к выходу.
Уже у двери останавливаюсь и, не оборачиваясь, бросаю:
-Я не сделаю того, что ты ждешь от меня. Хочешь услышать свое имя, стань чем-то большим, чем пугливая полудохлая тень.
Спокойно закрываю за собой дверь.
Секунду спустя я уже в ванной. Тяжело прикладываюсь лбом к холодной гладкой стене, щурясь от чересчур яркого света, торопливо, дрожащими пальцами, с глухим щелчком вытягиваю ремень, расстегиваю пуговицы и мгновение спустя, наконец, тугая спираль стремительно раскручивается, вымывая и дикую черную ярость и тянущее, разрывающее возбуждение, расплескивая их по стене ванной потекшей неровной кляксой. Я обессилено сползаю на пол. Ненасытная дикая кошка довольно мурлычет, доверчиво подставляя розовый животик под мои мокрые, перепачканные нашим семенем пальцы.
Кажется, теперь ее станет легче контролировать.

Конец

 Отправлено: 28.01.08 15:48. Заголовок: aki-no neko Прочит..

aki-no neko

Прочитала и... не знаю. Подумаю - вернусь и сообщу.
Пока могу только сказать - текст сильный. Такой Кен... редко встречается в текстах. Не в том плане, что сверху - но в плане, что бешенный...

 Отправлено: 28.01.08 20:49. Заголовок: Кен шикарный. Тварис..

Кен шикарный. Тваристый и агрессивный, осознающий и готовый к ответственности... В конце концов, ну не одним же флаффом нам питаться?
aki-no neko Спасибо!

 Отправлено: 29.01.08 00:46. Заголовок: Saviri нам, с автор..

Saviri
нам, с автором будет интересно узнать Ваше мнение.

Мария Карела
спасибо на добром слове, хотя главная благодарность автору. Моя только вычитка.

Автор благодарен всем за отзывы, сам не появляется будучи занятым новым текстом, по Fruits Basket.

Кстати у Сублимации есть продолжение, которое будет вывешено в самое ближайшее время.

 Отправлено: 29.01.08 17:41. Заголовок: aki-no neko пишет: ..

aki-no neko пишет:

цитата:

Кстати у Сублимации есть продолжение, которое будет вывешено в самое ближайшее время.

Здорово!!!

aki-no neko пишет:

цитата:

хотя главная благодарность автору. Моя только вычитка.

спасибо вам обоим))))

 Отправлено: 29.01.08 22:54. Заголовок: Продолжение в новой ..

Продолжение в новой темке - "Рационализация".
Спасибо всем, кто читает и комментирует!

 Отправлено: 18.02.08 06:19. Заголовок: понравилось. сильно ..

понравилось. сильно

 Отправлено: 07.03.08 15:55. Заголовок: когда начала читать ..

когда начала читать второй цикл, решила, что нужно обязательно перечитать первый.. эмоций не убавилось...