Отправлено: 07.09.08 15:06. Заголовок: Форум » ГП. "Жизнь в зеленом цвете" часть четвертая ГП/ФУ/ДУ, ГП/БЗ, ГП и другие NC-17, ангст/AU

Название: Жизнь в зеленом цвете. часть четвертая
Автор: MarInk
Бета: Hide-tyan
Пеиринг: Гарри Поттер/Фред Уизли/Джордж Уизли,
Гарри Поттер/Блейз Забини, Гарри Поттер и др.
Рейтинг: NC-17, слеш
Специальное придупреждение: пренуждение, экзекуция, жестокость, изнасилование, смерть персонажей, ООС.
Жанр: ангст/AU
Содержание: У всякой монеты есть две стороны, не говоря уж о ребре. Такие близкие и не способные когда-нибудь встретиться, не могущие существовать друг без друга, орёл и решка [особо проницательным: да-да, читай не орёл и решка, а Гриффиндор и Слизерин] ВСЕГДА видят мир с разных сторон, но однобокий мир мёртв. Гарри предстоит убедиться в этом на собственной шкуре, посмотрев на мир с той стороны, с какой он не хотел, но на самом деле смотрел всегда...
Разрешение получено.

 Отправлено: 07.09.08 15:07. Заголовок: Глава 1 Предвари..

Глава 1


Предварительные необязательные ремарки от автора:
1) извините, что отвечаю не на все отзывы – совершенно нет возможности подолгу сидеть в Интернете, это влетает мне в копеечку, так как я пользуюсь в девяноста процентах случаев Интернет-кафе… но они в большинстве своём меня очень вдохновляют и чрезвычайно радуют;
2) эта часть пробечена милейшим Hide-tyan на предмет опечаток и отгаммлена мной лично на предмет запятых, а также стилистических и фактических ляпов. И если в тексте ещё хоть что-то такое осталось, я пойду и выпью йаду:)...;
3) немножко гета в этой части есть, хотя местами он сомнителен... меня можно поздравить:)
4) по-моему, с четырнадцати уже убирается пометка о ченслэше. Но если нет, то предупреждаю, что он тут есть:)
5) за подобие ликбеза по драконологии спасибо aquamarina и её замечательному фику "Что достаёт Чарли Уизли?". Без неё и без него (aquamarina и фика:)) всё было бы совсем не так и не то;
6) прошу не побивать меня тапками за стиль Риты Скитер...:) я просто закопалась в старые конспекты о публицистическом стиле и клише в нём, а также внимательно изучила канонные творения Риты... результат не просто мне не принадлежит - я буду отстреливаться от него из гранатомёта:)
7) здесь, на мой взгляд, от канона куда как меньше, чем раньше... что вы об этом думаете?

Глава 1.

…Пойду по белым кудрям дня
Искать убогое жилище.
И друг любимый за меня
Наточит нож за голенище…
Сергей Есенин, «Устал я жить в родном краю…».

В жизни Гарри Поттера редко бывали дни, когда он мог признаться сам себе, что практически все его ожидания сбылись, но этим летом таких дней было довольно много. Дурсли – памятуя, видимо, о страшном-ужасном уголовнике-крёстном – вели себя более чем прилично. На Гарри попросту сваливали всю возможную работу по дому, и он крутился юлой, пытаясь всё успеть, а вечером ещё и заняться домашними эссе – любимые преподаватели, очевидно, наивно-прекраснодушно полагая, что на каникулах ученикам делать нечего, постарались обеспечить насыщенный досуг будущим четверокурсникам. Неприятным дополнением ко всему была строгая диета, на которую тётя Петуния посадила всю семью. Строго говоря, в ней нуждался один только Дадли, которому её прописал врач, но для моральной поддержки «Диддикинсу» вся семья в добровольно-принудительном порядке перешла на микроскопические порции фруктов и овощей; так что главенствующим чувством, сопровождавшим Гарри все эти летние дни, был сосущий, грызущий, неистовствующий голод. Гарри почти что чувствовал, как растёт, вытягиваясь каждый день на несколько миллиметров, и его организм настоятельно требовал еды. Даже ЕДЫ. Особенно учитывая, сколько сил он тратил каждый раз, чтобы вычистить дом от чердака до подвала, перестирать, просушить и прогладить грязное дурслевское белье, прополоть все клумбы, подстричь живую изгородь, покрасить изгородь, вытереть с полок пыль…
Несомненно отрицательным моментом Гарри полагал то, что от диеты Дадли, и до того не страдавший особой отзывчивостью и любовью к ближнему, совсем озверел, и, стоило Гарри попасться кузену на заплывшие водянисто-голубые глазки, как тот начинал шпынять Гарри, кидаться в него тяжёлыми предметами, надсадно звать тётю Петунию, объявляя, что «он опять занимался этими своими штучками!», хотя Гарри даже не успевал подумать о том, что было бы неплохо сходить за палочкой и наложить на Дадли… ну, для начала можно Силенцио. Гарри проявлял чудеса акробатики, уворачиваясь от вещей, пропускал мимо ушей нелицеприятные эпитеты и терпеливо возражал тёте Петунии, всегда бдительно являвшейся на защиту ненаглядного чада. Всё это вполне можно было пережить; в конце концов, бить его больше не били (пока, во всяком случае) и даже разрешили держать все свои вещи при себе, во второй спальне Дадли. Со стороны Дурслей это было просто неслыханной милостью и небывалой доброжелательностью.
Каждую ночь Гарри выпускал Хедвиг полетать – ему больше не запрещали слать письма кому бы то ни было (рассудив, надо полагать, что отсутствие вестей от Гарри может рассердить маньяка-крестного), но ему, говоря начистоту, некому было их слать. Пару раз к нему прилетали совы от Фреда и Джорджа; пергамент был опален, пах озоном и жжёной резиной, слова торопливы и почти бессвязны. По этим признакам Гарри безошибочно догадался, что близнецы по уши заняты каким-то новым экспериментом – ему было известно об их мечте открыть магазин приколов на Диагон-аллее – и ему не хотелось мешать им. Хотя втайне он надеялся, что семья Уизли пригласит его к себе на хотя бы часть августа – жизнь с Дурслями, несмотря на некоторые улучшения, была тосклива и противна, как грязные носки. Рон и Гермиона не писали ему – и он подозревал, что они просто не знают, что ему сказать, останавливаясь на одной строчке наподобие «Дорогой Гарри!..»

Этой ночью он проснулся от боли в шраме, что само по себе было странным. До сих пор шрам никогда не болел, оставаясь мёртвой отметиной на лбу; но сегодня его жгло, как огнём. Гарри рывком сел на кровати, смаргивая невольные слёзы, с рукой, прижатой ко лбу до судорог в запястье; он пытался отдышаться и ждал, пока сонные видения сменятся окончательно знакомым видом захламленной комнаты.
К боли он привык давно, с первого курса; а если быть совсем честным, то как минимум с года ему приходилось не единожды испытывать на себе силу негативных эмоций дяди Вернона, который был, вообще-то, прост, как чайник, но широк душой, и если уж ярился на Гарри, то по полной программе учил вежливости своего ненормального племянника. Но эта боль была необычной… если этот шрам был оставлен ему Вольдемортом, не значит ли это, что Тёмный Лорд активизировался? Он ведь должен скрываться где-то, поджидая, согласно пророчеству профессора Трелони, своего верного слугу – Питера Петтигрю… Но что должен делать Вольдеморт, чтобы у Гарри болел шрам? Ведь не своей головой же стучаться об стену – так недолго и последний мозг сотрясти, в самом-то деле…
Сон пропал окончательно. Гарри выудил из кармана висевших на трёхногом (хотя по глубинному замыслу дизайнера он должен был быть четырёхногим) стуле брюк платок и смочил водой из поилки Хедвиг – идти посреди ночи в ванную и будить ненароком Дурслей ему не хотелось. Не наступишь, как говорится, дышать будет легче…
Кажется, там, во сне, был Вольдеморт собственной персоной… и какой-то старик… которого убили. Ему уже ничем не помочь. Гарри сомневался, что этот сон – плод его собственного больного воображения. Если бы его воображению пришло в голову (в голову самого же Гарри, если вдуматься…) устроить ему ночь имени Стивена Кинга и Дина Кунца, оно могло бы найти множество других сюжетов, начиная от самых невинных, вроде надвигающегося василиска, и заканчивая… нет. Об этом не хочется думать.
Прохладная вода успокоила саднящие ощущения в шраме, и Гарри, усевшись на кровати по-турецки, принялся листать журнал о квиддиче, неизменно замечая в полумраке снитч раньше ловца на фотографии – сфотографированные фигурки, зная, что на них смотрят, кокетничали, рисовались, выделывали лишние финты, которых наверняка не было в реальности.
Он честно убил на это релаксирующее, в общем-то, занятие полчаса, но так и не успокоился толком.
Не может же, в самом деле, Вольдеморт рыскать по Тисовой улице. Это было бы действительно смешно. Гарри представил, как нечто высокое в тёмных одеждах, демонического вида (этакий собирательный образ злодея из книг и фильмов) пробирается, чертыхаясь и рассылая во все стороны Аваду, через старательно постриженные вчера самим Гарри кусты роз тёти Петунии, и нервно засмеялся.
Чушь.
Но с чего-то ведь шрам болит? Неужели из-за убийства того старика чёрт знает где? Какая-то деревня, старый дом, ночь, омерзительное существо в кресле, бледный Хвост, зелёная вспышка…
Гарри прислушался к темноте ночи, но её прорезал только мощный храп Дадли. Дядя Вернон, надо полагать, тоже храпел там где-то в своей спальне, но до Гарри эти звуки не долетали через две закрытые двери и коридор – и он был этому рад, полагая, что и одного Дадли более чем достаточно, чтобы уши начали ныть.
Посоветоваться было решительно не с кем; сразу же отпадали Дурсли (это даже за грубую шутку не сойдёт), Дамблдор (Гарри не доверял хитромудрому директору Хогвартса, полагая, что у того существуют на его, Гарри счёт, какие-то свои планы и замыслы; да и очень глупо звучало бы послание вроде «Уважаемый профессор Дамблдор! Желаю Вам приятного отдыха! Извините, что беспокою Вас, но сегодня ночью у меня болел шрам. Искренне Ваш, Гарри Поттер») и семья Уизли – Гарри не хотелось, чтобы они знали, что он впадает в панику от минутной боли. Терпел ведь и куда как хуже – о чём все Уизли отлично знают.
Сириус? Крёстный тоже присылал ему письма, не с совами, а с большущими многоцветными экзотическими птицами; от их перьев пахло морем и солнцем, и Хедвиг очень неохотно позволяла им напиться и поесть из её мисок прежде, чем отправиться в обратный путь. Но писать ему… стоит ли беспокоить? Гарри задумчиво покосился на чистый пергамент и решил всё же написать. Сириус был одним из немногих людей, в которых Гарри не сомневался.
«Дорогой Сириус!
Спасибо за твоё последнее письмо. Эта птица, правда, всё время норовила поклевать Хедвиг, а потом врезалась головой в раму, но, к счастью, улетела прежде, чем Дурсли заподозрили по звукам неладное.
Как у тебя дела? Ты там один или с Ремом? Расскажи о себе поподробней…
У меня всё нормально – в основном, потому что они опасаются, как бы ты не заявился по моей просьбе и не превратил их во что-нибудь мелкое, противное и совершенно, с их точки зрения, неприличное (как и всё волшебство, впрочем). Хуже всего, что приходится голодать за компанию с Дадли… по собственным ощущениям, я уже скинул килограмма четыре, и похож теперь на тебя, когда ты только вышел из Азкабана:)»
Гарри засомневался, стоило ли ставить смайлик – всё же вряд ли они бытовали в магической среде, но потом решил, что смысл знака вполне прозрачен, и продолжил писать.
«Только этой ночью у меня болел шрам. Раньше он никогда не болел – странно… Как ты думаешь, могут болеть шрамы от старых проклятий? Хотя ничего серьёзного.
Отправляю письмо с Хедвиг – в прошлый раз та твоя птица улетела быстрее, чем я успел написать ответ. Передавай от меня привет Клювокрылу. И береги себя, хорошо?
Твой,
Гарри».
Хедвиг как раз не было в клетке, и Гарри отложил пока письмо на край стола.
Солнце позолотило стены комнаты квадратиками – в раму окна была предусмотрительно вделана решётка (ну да, ну да, а то вдруг Гарри возьмёт да и удерёт со второго этажа? А почему нет, только пятки отбить, клумбу помять – и здравствуй, свобода…). Свет поцарапанной во время одной из истерик Дадли настольной лампы потускнел. Гарри почувствовал, что у него слипаются глаза, но пора было вставать и приниматься за обычные дела из числа тех, что входили в круг его непременных обязанностей. Тетя Петуния не скупилась и на дополнительные, если видела, что Гарри возмутительно, как она считала, рано освобождается – поэтому он старался растягивать работу в присутствии тётушки, хотя, конечно, и не совсем тормозить, чтобы не вызвать подозрений.
Солнце помогло ему взбодриться – он сидел на полу, подставив макушку горячим лучам, закрыв глаза, пока снизу не раздался визгливый (особенно визгливый с утра, потому что очень заспанный; хотя у нормальных людей он с утра обычно хриплый…) голос тёти Петунии. По идее, тепло лучей должно было бы, напротив, расслаблять и усыплять его, но Гарри чувствовал, как жар вливает в него новые силы – как будто они были родственны друг другу, он и эти шаловливые золотые лучи, путавшиеся в его волосах, и помогали друг другу, как могли. Странное чувство… оно появилось у него ещё в начале лета, и он был, в принципе, даже рад работать в саду с непокрытой головой – ему отчего-то не грозило перегреться или получить солнечный удар. Проверено опытным путём, так сказать.
Что-то новое расцветало в нём под этими лучами, одинаковыми на ухоженных улочках Литт-Уингинга и на буйных лужайках Шотландии… что-то похожее по ощущению даже и не на цветы, а на что-то совсем иное, другое… но отнюдь не чуждое. Гарри путался в собственных чувствах, но мог сказать точно, что опасность от этих ощущений не грозила никакая.

* * *

Этот вечер ничем особенным не отличался от других. Вся семья Дурслей после обеда пребывала в гостиной: дядя Вернон чинно читал газету, тётя Петуния наблюдала за очередной мыльной оперой – Гарри всё казалось, что тётины уши насторожённо шевелятся в такт звукам с экрана, Дадли резался на своей игровой приставке в «Мегамордобой-3», вымещая на монстрах злобу по поводу диеты. Сам Гарри, засучив рукава необъятной рубашки Дадли, в которую мог завернуться четырежды, мыл ковёр, стоя на коленях. Это была сложная процедура: сначала ковёр требовалось натереть водой со специальный средством для чистки ковров, равномерно вспенив это средство на ворсе, а потом чистой мокрой тряпкой снять пену, протереть начисто ещё раз – иначе оставшаяся пена имела неприятное обыкновение засыхать, образуя клейкие пятна. И в заключение – протереть насухо, распушив ворс, чтобы высохло не как попало. Руки давно устали от монотонных движений туда-сюда, кожа на ладонях порозовела и сморщилась от долгого контакта с жидкостью, спина затекла, а хуже всего была лезшая в глаза чёлка; аккомпанемент страстных вздохов из телевизора и предсмертных воплей монстров, обретавшихся в игровой приставке, забивал уши, как жвачка. Гарри поднялся на ноги, подхватывая с пола тазик с водой, чтобы сменить её на чистую во второй раз, и тут со стороны камина – когда-то бывшего настоящим, но теперь заложенного, ибо Дурсли предпочитали электричество живому огню – донеслись подозрительные звуки.
Громкий стук. Царапанье. Голос.
- Ой! Фред, нет... назад, назад, тут какая–то ошибка... скажи Джорджу, чтобы он не... Ой!.. Джордж, нет, здесь нет места, быстро назад…
- Пап, может, Гарри нас услышит... Может, он нас выпустит?..
Голос Джорджа заставил Гарри выронить тазик. Последний воспользовался редким для себя шансом полетать и перевернулся очень впечатляюще; вода хлынула во все стороны, заливая тщательно отчищенный ковёр, ноги Гарри, розетку удлинителя на полу, в которую была воткнута вилка приставки Дадли. Посыпались искры, раздался треск, синеватые маленькие разряды заметались над мокрым насквозь ковром. Во мгновение ока все до единого Дурсли оказались на креслах, судорожно держась за спинки и прикидывая, как бы убежать отсюда – не иначе как этот сумасшедший Поттер выбрал именно этот мирный летний вечер, чтобы убить их. Электричество покалывало босые ноги Гарри, но не больно, а, скорее, приятно.
Послышался стук из той самой стены, где когда-то был обычный камин.
- Гарри! Гарри, ты нас слышишь?
Старшие Дурсли круто развернулись к Гарри, напоминая целую стаю оголодавших шакалов каждый.
- Ты!.. – прошипел дядя Вернон. – Это всё твои штучки?!.. Это твои ненормальные дружки пролезли в нашу стену?!!
- Что там происходит?! – поддержала мужа тетя Петуния – несколько истерически, но с высоты её положения это звучало достаточно эффектно, чтобы не стать смешным.
Гарри лихорадочно соображал, что ответить; он и сам был изрядно сбит с толку.
- Они… они, наверное, хотели прийти сюда с помощью летучего пороха, - объяснил он медленно. – Это такая специальная вещь, с помощью которой можно перемещаться из камина в камин. Только этот оказался заложен…
Гарри переступил через тазик и приблизился к стене, из-за которой доносились сдавленные ругательства – кто-то кому-то наступил на ногу и, кажется, не один раз.
- Мистер Уизли! Фред! Джордж! – позвал он громко.
Стук прекратился.
- Это я, Гарри… тут камин заложен кирпичами. Вы не сможете здесь пройти.
- Проклятье! – возмутился мистер Уизли. – Какого дьявола они заложили камин?!
- Магглы предпочитают электричество, - объяснил Гарри торопливо, поскольку дядя Вернон медленно, но верно зверел, и вскоре его не смогли бы устрашить как следует даже молнии в ковре. – Настоящий им не нужен…
- Вот как? – неодобрительно заметил мистер Уизли. – Что ж… тогда мне ничего не остаётся, кроме как… Гарри, отойди там в сторону, пожалуйста…
- Жжёшь, папа! – восхитился невидимый Фред.
- Жжёшь? – прогрохотал дядя Вернон, и Гарри предусмотрительно отступил туда, где его не достала бы ни одна оплеуха. – Твои дрянные дружки решили поджечь мой дом?!
- Ему только на пользу будет, - огрызнулся Гарри, не выдержав. – Дизайн смените…
Дядя Вернон хотел что-то ещё сказать – без сомнения, веское и уместное – когда его голос был напрочь заглушен мощным взрывом, разорвавшим стену. Электрический камин, мирно стоявший на своём месте, полетел через всю комнату и впечатался в противоположную стену, образовав в ней приличную вмятину; удушливые облака пыли и щебёнки повисли в воздухе – Гарри надрывно раскашлялся. Никого не задело только чудом.
Мистер Уизли, сопровождаемый Фредом и Джорджем, ступил на изрядно обгаженный обломками стены ковёр. «И на кой чёрт я так старательно его мыл?», - мысленно вздохнул Гарри. Тётя Петуния завизжала, а дядя Вернон лишился дара речи: вид троих огненно-рыжих людей (а Фред и Джордж к тому же были идентичны до последней веснушки) в мантиях волшебников потряс его до глубины души, особенно если вспомнить, как они обставили своё появление.
- Вот так-то, - удовлетворённо заключил мистер Уизли, засовывая палочку обратно в карман. – А вы – дядя и тетя Гарри? – мистер Уизли недружелюбно взглянул на безмолвных Дурслей, из чего Гарри сделал вывод: Уизли не забыли, в каком состоянии его забрали Фред и Джордж перед вторым курсом.
- Да, это мои тётя и дядя, - Гарри взял инициативу в разговоре на себя, подозревая, что конструктивного ответа от Дурслей придётся ждать очень и очень долго. – Они… э-э… не ждали, что вы придёте…
- Мы решили прийти без предупреждения, - пояснил мистер Уизли. – Решили, что заберём тебя в любом случае, и нет нужды спрашивать разрешения… Да, Гарри – ты цел? Хорошо себя чувствуешь?
- Да, меня не задело взрывом…
- Это хорошо, но я имел в виду – вообще как? – мистер Уизли брезгливо мотнул головой в сторону Дурслей. Дядя Вернон наливался багровым, тетя Петуния, наоборот, была бледней сметаны.
Гарри понял, о чём речь.
- Да, всё хорошо. Этим летом всё тихо.
Фред и Джордж улыбнулись Гарри краешками ртов. Гарри заулыбался в ответ – открыто и радостно.
- Тогда мы сейчас уйдём, - решил мистер Уизли. – Гарри, что это на тебе надето?
- Это моя одежда, - Гарри шевельнул рукой, и скособочившийся рукав рубашки развернулся, закрывая руку целиком и оставляя сантиметров пять рукава пустыми. – То есть, это была одежда Дадли, а я ношу, потому что больше нечего.
Мистер Уизли пошёл багровыми пятнами. Гарри обеспокоенно взглянул на близнецов, призывая помочь – не дай Мерлин, тут состоится разборка из-за неправильного обращения с ребёнком. Фред и Джордж поняли его правильно.
- Пап, нам пора, - решительно заявил Фред. – Ты тут почини всё это, а Джордж поможет Гарри собрать вещи. Хорошо?
- Хорошо, - кисло согласился мистер Уизли, с явной неохотой расставаясь с идеей научить этих гадких гадов магглов действительно прогрессивным педагогическим методам.
Гарри, оставляя на полу влажные следы, взбежал по лестнице. Вещей у него было не так много – сундук с книгами и одеждой, метла и клетка с совой; мантии и книги он не выкладывал, так что сборы не заняли много времени.
- Гарри, у тебя и вправду нет ничего нормального? - с сомнением уточнил Джордж. – Только эта попона для слона, которая сейчас на тебе?
Гарри хихикнул; определение ему понравилось.
- Другая одежда тоже есть, но такая же… И ещё школьные мантии. А под ними всё равно не видно, что там надето.
- Так не годится, - Джордж помог Гарри защёлкнуть замок на сундуке. – Надо что-то с этим делать.
- Да всё в порядке… - возразил Гарри, надевая носки и ботинки. Последние тоже не пришлись Джорджу по вкусу, судя по его прищуренному взгляду – до того, как они попали к Гарри, Дадли довёл их до такого состояния, что они отлично подошли бы в качестве части униформы профессионального нищего.
Снизу донёсся возмущённый голос дяди Вернона, обретшего, видимо, дар речи, и вполне себе успешно:
- Что?! Да этот сопляк должен нам по гроб благодарен быть за то, что мы его приютили и воспитали!!
- Издевательства над несовершеннолетним вы называете «воспитали»?!! – голос мистера Уизли Гарри узнал уже с трудом – он никогда не слышал его прежде кричащим.
И напряжённый, искусственно-беззаботный голос Фреда:
- Гарри, Джордж, поторопитесь! Сколько можно вещи собирать!
- Пойдём, пока папа этих сволочей в лепёшку не размазал, - тихо сказал Джордж, и они вдвоём поволокли вещи вниз по лестнице – колдовать на каникулах обоим, к сожалению, было ещё нельзя, а мистеру Уизли было как-то совсем не до того.
- Я готов, - жизнерадостно объявил Гарри. Жизнерадостность получилась фальшивая донельзя и отлично вписалась в сложившуюся в гостиной атмосферу. Питающий слабость к магглам вообще мистер Уизли смотрел на этих конкретных с ненавистью – Гарри даже почувствовал себя неловко, потому что если бы не он, этого бы не было. Дурсли, до сих пор стоявшие на креслах – ну а как вдруг ударит током и прощай, жизнь-жестянка? – платили волшебнику той же монетой, только к их ненависти примешивался ещё и сильный страх, наполнявший для Гарри воздух в комнате муторным тошнотным привкусом.
- Отлично, - мистер Уизли снова вытащил палочку – Дурсли шарахнулись, насколько им позволяли спинки кресел – и указал ею на камин:
- Insendio!
Огонь вспыхнул в камине, ровный и яркий.
- Фред, ты первый, - велел мистер Уизли.
Фред перемигнулся с Джорджем, помахал рукой насторожённо следившим за каждым его движением Дурслям – Гарри померещилось, что он делает это не просто так, а с умыслом – и кинул другой рукой в камин горсть летучего пороха:
- Нора!
Он шагнул в ярко-зелёный огонь и исчез.
- Джордж, ты следующий, - велел мистер Уизли. – И захвати с собой сундук Гарри.
Джордж подхватил сундук без видимых усилий – Гарри даже позавидовал, ему самому приходилось сгибаться в три погибели, чтобы тащить свою поклажу – ухмыльнулся краешком рта и тоже отправился в Нору.
- Теперь ты, Гарри, - мистер Уизли, очевидно, отвёл себе миссию прикрытия отхода. Этакое стояние на стреме, на случай, если Дурсли заартачатся. Впрочем, они были слишком для этого впечатлены той небрежностью, с которой мистер Уизли безо всякого топлива одним словом разжег огонь в старом камине. Вне всякого сомнения, они представили себе, как легко превратить человека в такой же костерок – уж на это их воображения хватило бы. Любимым развлечением того же Дадли было поливание бензином монстров во всех частях «Мегамордобоя» и последующее поджигание – чтобы корчились и орали неестественными смонтированными голосами.
Гарри набрал полную пригоршню летучего пороха и уже шагнул было в пламя, когда заметил на потемневшем мокром ковре россыпь чего-то непонятного, светлого, почти как соль. Пожалуй, если бы он не изучил в подробностях, как выглядит ковёр в мокром и сухом состояниях, он бы и не различил этой широкой полосы, но оттенки ворса Гарри различал безошибочно. Ему вспомнились ухмылка Джорджа и прощальный жест Фреда, и он отправился в прямом смысле слова головокружительное путешествие через камины вполне умиротворённым и довольным жизнью.
Голова действительно кружилась, скоро Гарри затошнило, очки грозили слететь, и он закрыл глаза, чтобы не видеть смазанные пятна других каминов. Резкая остановка заставила его потерять равновесие, и он упал бы на пол, если бы его не подхватили; он вздрогнул – не ждал прикосновения – и его тотчас же выпустили, убедившись предварительно, что он способен самостоятельно держаться на ногах и его вестибулярный аппарат не бунтует. Очки были запорошены пеплом и вообще перекособочены, но Гарри и так знал, что это были Фред и Джордж – их касания он узнал бы, даже если бы это было через средневековую броню.
- Привет! – стройный хор дружелюбных голосов застиг Гарри, протиравшего очки полой рубашки, врасплох.
Он поднял голову, стараясь не щуриться, и улыбнулся всем расплывчатым пятнам лиц и рыжих шевелюр сразу.
- Привет.
Гарри надел чистые уже очки, и мир разом обрёл чёткость. Помимо Рона, Фреда и Джорджа в кухне Норы располагалось ещё два незнакомых Гарри представителя семьи Уизли. Надо полагать, это были Билл и Чарли, старшие братья близнецов и Рона, работавшие за границей. Гарри внимательно осмотрел их.
Один постарше на вид, с широким добродушным обветренным лицом, ладони в мозолях, поверх затрёпанной маггловской джинсовой рубашки с коротким рукавом – жилетка из драконьей кожи. Руки мускулистые, как будто он дни напролёт проводил на тренажёрах, а на одном предплечье – огромный яркий ожог. «И если это не Чарли, что работает с драконами, то я – марсианская балерина. Приехавшая на гастроли. Порадовать землян, так сказать».
Второй был куда более интригующим: высокий, гибкий, с завязанными в конский хвост волосами, в такой одежде, что подошла бы больше для рок-концерта (причём не простому любителю музыки, а лидеру эпатажной группы), с серьгой-клыком в ухе. Ботинки у него были массивными, как маггловские «гриндерсы», и сделаны из панциря дракона.
«Какой клёвый…». Гарри посмотрел Биллу в глаза и обнаружил, что они у того не синие, как у близнецов и Рона, а серо-зелёные, прозрачные, но насыщенные в цвете, как вода в реке с каменистым дном. И выяснил заодно, что Билл в упор, совершенно не стесняясь никого и ничего, рассматривает его самого – то ли насмешливо, то ли восхищённо. То ли просто познавательно, как нечто новое в обстановке комнаты – серо-зелёные глаза, точно так же, как речные воды, отражали всё направленное в них любопытство, оставляя свои тайны при себе. Гарри с вызовом вздёрнул подбородок и пожал обе протянутые в приветствии руки старших отпрысков Уизли. У Чарли мозоли покрывали ладонь надежным защитным слоем – такими натруженными руками можно было, наверно, браться за раскалённую сковородку без опаски. Хм, учитывая, с кем он работает, это более чем естественно… Рука Билла была гладкой, горячей и очень сильной – он стиснул пальцы Гарри до белизны. Гарри ответил ему тем же, чувствуя, как по телу пробегает задорная тёплая волна.
С лёгким хлопком в кухне материализовался мистер Уизли. Его губы были сжаты, лицо было белым с парой багровых пятен на скулах. Надо полагать, они с Дурслями сказали друг другу ещё пару ласковых и нежных слов после того, как Гарри отправился в Нору.
- Это отвратительно! – заявил он без предисловий. – Гарри, я начинаю всерьёз сомневаться в адекватности Альбуса Дамблдора!!
Билл и Чарли, которые явно были не в курсе злоключений Гарри и его трений с родственниками, с любопытством уставились на отца.
- Как он вообще мог… оставить тебя с этими?! – возмущённо продолжал мистер Уизли. – Пусть они твои единственные родственники, но это…
- А что с ними не так? – уточнил Билл.
Гарри покраснел до ушей, чувствуя, как жар крови, прилившей к лицу и шее, буквально витает у самой кожи маревом, как в пустыне.
- Э-э… можно, я пойду?
- Разумеется, - близнецы синхронно поднялись на ноги. – Спать будешь там же, где и в позапрошлом году… ты не против?
- Совсем не против, - улыбнулся Гарри и вышел из кухни следом за близнецами, пока не завели разговор о его тяжёлом детстве. Что ему тогда делать с чужой жалостью? Хватит того, что все остальные Уизли знают…
- А что вы там такое рассыпали у Дурслей? – полюбопытствовал Гарри, закрывая за собой дверь комнаты близнецов. – Порошок какой-то светлый…
Близнецы расхохотались.
- Один из товаров будущего магазина «Ужастики умников Уизли», - Фред плюхнулся на кровать и задрал ноги на стену.
- Порошок для икания, чихания, насморка и прочего, с этим связанного, - пояснил Джордж, пристраиваясь на кровать рядом с братом. – Действие прекращается, только если порошок вычистить весь до последней мельчайшей крошки или нейтрализовать специальным заклинанием. Представляешь, какой чудный подарок студента самому себе: сидит этот студент где-нибудь на лекции у Вектор…
- Сидит себе, скучает, - подхватил Фред. – И хочет прогулять урок, но так, чтобы ему за это ничего не было. Тогда он берёт наш порошок, вдыхает щепотку – и вуаля! Совершенно плачевное состояние, любой преподаватель расчувствуется.
- А доходить до мадам Помфри, сам понимаешь, вовсе не обязательно. Хватит и самому сказать контрзаклинание.
- Мы просто подумали, что хоть какого-то возмездия они заслуживают, понимаешь?
- Можно было бы и что-нибудь убийственное подсунуть, но мы же не слизеринцы… ой, прости, Гарри, я не тебя имел в виду.
У Гарри всё равно изрядно испортилось настроение. Джордж смотрел виновато, но не знал, как ещё извиниться.
- Так вы уже готовы открыть магазин? – Гарри сам попробовал перевести тему.
- Мама нашла у нас прейскуранты, когда убиралась, - Фред ухмыльнулся. – И бланки заказов. Ну и скандал же был… она ведь хочет, чтобы мы пошли в министерство, как папа.
- Мы собираемся пока продавать это всё в Хогвартсе, - добавил Джордж. – Нам, правда, запретили, но какая разница?
- Никакой, - согласился Гарри.
Повисло молчание. Хотя напрягало оно одного только Гарри: близнецы, не испытывая никакого дискомфорта от того, что разговор завял на корню, задумчиво смотрели на него. Не на разговор, разумеется, а на Гарри; хотя он предпочёл бы наоборот.
- Что? – нервно спросил он.
- Ничего… ты пока вещи устрой, что ли…
Мысль была разумной, и Гарри, подавив поползновение спросить, пока что он должен устраивать вещи, принялся рыться в сундуке в поисках чего-нибудь поприличней. Задача осложнялась тем, что всё более-менее новое было Гарри велико до беспредела, а то, что смотрелось всего лишь свободным, было безобразно истрёпано – это были вещи с тех пор, когда Гарри учился на первом или втором курсах.
Хедвиг была выпущена полетать – она уже порядком истомилась в клетке, и Гарри вспомнил о ней только тогда, когда она начала пронзительно кричать. Так умеют только совы; по противности и раздражающим свойствам совиные вопли дадут фору любым завываниям мартовских кошек. Кошки, в конце концов, орут не для того, чтобы надоедать людям, а совы как раз так и поступают. Порой у Гарри создавалось нехорошее впечатление, что Хедвиг дрессирует его; впрочем, оно быстро проходило.
Стоило ему распахнуть форточку, как в комнату заглянул раздражённый Перси.
- Что у вас тут за шум? Вы мешаете мне работать!
- Привет, Перси, - Гарри сел на кровать.
- А, Гарри, привет, - рассеянно буркнул Перси и снова обрушил свой гнев на ни в чём, в общем-то, неповинных близнецов. – Извольте не грохотать и не кричать – мне нужно закончить отчёт!
- Отчёт о чём? – поинтересовался Гарри.
- Это для департамента международного магического сотрудничества, – мгновенно задрав нос, поведал Перси. – Мы должны стандартизировать толщину котлов. А то эти импортные котлы чуточку тонковаты – количество протечек увеличилось за год почти на три процента!..
- Этот отчёт перевернёт мир, Персик! – проникновенно сказал Фред. – Так и представляю себе передовицу «Пророка»: «Котлы спасены! Мистер Персиваль Уизли избавил магический мир от Великой Беды! Вечная слава герою!».
- Главное, чтобы не вечная память, - хихикнул Джордж. – А то мало ли что ещё понадобится стандартизировать – и некому будет… Смотри не сгори на работе, Персик!
- Можете издеваться, - в глазах Перси горел фанатичный огонь, и Гарри был против своей воли потрясён тем, как толщина днищ котлов может захватывать человека до глубины души и подчинять себе все его помыслы. - Но если не принять международного закона, то скоро наш рынок наводнит неудобная, тонкодонная продукция, и это серьёзно увеличит риск...
- Мы поняли, поняли, - поспешно перебил Джордж. – Перси, твой отчёт не запоздает, если ты продолжишь нас распекать?
Перси негодующе фыркнул и убрался в свою комнату.
- Совсем с ума сошёл на своей работе, - со вздохом поведал Фред. – Главное, Гарри, не спроси ненароком Перси о его начальнике, не то будешь слушать часа три дифирамбы мистеру Краучу. Как говорит мистер Крауч... как я сказал мистеру Краучу... Мистер Крауч считает... Мистер Крауч рассказывал мне...
- Думаю, они со дня на день объявят о помолвке, - едко добавил Джордж. Гарри захохотал, представив себе Перси в фате и белом платье – за помолвкой ведь должна была бы последовать и свадьба. Если, конечно, Перси не променяет возможность семейного счастья на работу. А то ведь котлы ждут…
- Наверно, папа уже всё рассказал Биллу и Чарли, что посчитал нужным, - предположил Фред. – Пойдём на кухню, есть хочется.

Миссис Уизли немедленно припрягла всех к работе, заявив, что в кухне для всех не хватит места, и надо накрыть стол в саду. Гарри и Рону досталось носить вилки и ложки, близнецам были доверены тарелки, Биллу и Чарли – столы.
За столом Гарри досталось место напротив Билла, и от взгляда последнего у Гарри застревал кусок в горле, и он не мог посчитать, что это хорошо, потому что после лета впроголодь есть хотелось ужасно. Впрочем, спустя десять минут внимание ослабло, и Билл завёл разговор с матерью; тема у них была, судя по всему, вечная.
- Зачем тебе эта серьга? – судя по всему, Билл обзавёлся ею совсем недавно. – И с таким ужасным зубом… В самом деле, Билл! Что говорят у тебя в банке?
- Мам, я могу прийти на работу хоть в мини-юбке и шубе, как у Хагрида – им всё равно, пока я образцово выполняю всё, что от меня требуется, - привычно-терпеливо отвечал Билл.
- И твои волосы… что-то уже чересчур, - миссис Уизли с намёком постучала по собственной палочке. – Вот если бы ты позволил их немного подровнять…
- А мне нравится, - заявила Джинни, слушавшая весь этот разговор, сидя по левую руку Билла. – Ему идёт. Ты такая старомодная, мама! И вообще, до профессора Дамблдора Биллу ещё далеко…
Гарри подавился пирогом, пытаясь представить себе Билла с белоснежной бородой до колен, и Чарли, сидевший рядом, хлопнул Гарри по спине – от этого он ткнулся носом в тарелку.
Ужин закончился уже поздним вечером, когда в воздухе остро запахло жимолостью и все очертания были окутаны сумерками, как дымчатой вуалью. Гарри был сыт впервые с того дня, как вышел из «Хогвартс-экспресса» на платформу девять и три четверти, сжимая письмо Сириуса в кулаке.
- Ой, как поздно! – неожиданно всплеснула руками миссис Уизли. – Вам всем надо срочно ложиться, ведь вставать на рассвете. Гарри, если ты мне оставишь список, я тебе всё куплю на Диагон–аллее. Я на всех буду завтра покупать. Потом может и не быть времени. Бывает, игра по пять дней занимает…
Глаза у Гарри слипались безбожно, и он даже не стал спрашивать, что за игра, хотя не понял, о чём речь.
- Не дай Мерлин! – Перси набожно закатил глаза. – Содрогаюсь при мысли о том, на что была бы похожа моя папка с входящими документами, если бы меня не было на рабочем месте пять дней.
- Да уж, кто–нибудь опять мог бы подкинуть тебе кусок драконьего навоза, а, Перс? – подначил Фред, ухмыляясь.
- Это был образец удобрения из Норвегии! – фыркнул Перси, густо покраснев. – В этом не было ничего личного!
- На самом деле было, – шепнул Фред Гарри на ухо, вставая из–за стола. – Это мы с Джорджем послали.

 Отправлено: 07.09.08 15:08. Заголовок: Глава 2. - Омерзите..

Глава 2.

- Омерзительные создания, - заметил де Корте.
Фраза, подсмотренная через плечо читавшего
какую-то книгу соседа по маршрутке.

За окном было темно. Какого чёрта рассвет всё ещё не наступил?..
- Гарри, пора вставать, - голос миссис Уизли заставил Гарри сделать ручкой ускользающему сну.
- Зачем? – поинтересовался он, приподнявшись на локте.
- Как зачем, дорогой? – недоумённо отозвалась миссис Уизли, и у Гарри появилось чёткое ощущение, что он что-то пропустил. – Вам пора отправляться на кубок.
- Какой кубок?
- Кубок мира по квиддичу – неужели ты забыл?
- Да я, собственно, и не знал…
- Как не знал? – искреннее удивление миссис Уизли заставило Гарри засомневаться в собственной адекватности. – Неужели тебе никто ничего не сказал?
- Нет, - осторожно сказал Гарри. – Не сказал о чём?
- Сегодня состоится финал чемпионата мира по квиддичу. Артур достал билеты на всех – и на тебя тоже. Поторопись, Гарри, а то мы опоздаем, - с этими словами миссис Уизли скрылась за дверью, оставив Гарри недоумённо хлопать глазами.
Мило. Даже очень.
Сонный голос Джорджа зазвучал откуда-то из нагромождения одеял; создавалось впечатление, что с Гарри решила поговорить кровать.
- Извини, Гарри… мы забыли тебе сказать. Сначала хотели написать, предупредить, что забираем тебя и отвезём с собой на кубок, а потом папа решил, что мы так и так тебя заберём, и мы передумали писать. А потом так закрутились…
- Ничего, - Гарри нашарил на тумбочке очки. – Кубок – это здорово… хотя ещё лучше было бы, конечно, если бы мне о нём раньше рассказали… Кто с кем играет-то?
- Ирландия с Болгарией. Англия не прошла, позор просто…

На завтрак миссис Уизли раздала по миске овсяной каши; Гарри, хоть и мог разговаривать, передвигаться в пространстве и даже улыбаться, внутренне ещё спал, и организм решительно отвергал саму мысль о еде. Все были бледные, сонные и неразговорчивые; один мистер Уизли был весел, бодр и всё допытывался, похож ли он в джинсах и свитере на маггла. Гарри честно заверял, что похож.
- К чему вставать так рано? – Джинни тщательно протирала глаза руками, пытаясь внушить векам не слипаться.
- Потому что вам ещё надо дойти до портключа, - миссис Уизли поставила перед дочерью стакан с чаем. – Вам ведь нельзя ещё аппарировать.
- Дойти? – удивился Гарри, памятуя свой опыт общения с портключом. – Он что, стационарный?
- Нет, - мистер Уизли, кажется, был приятно изумлён познаниями Гарри в разделе магии, который по программе начинали изучать только на седьмом курсе. – Видишь ли, на чемпионат соберётся огромное количество народу, около сотни тысяч человек. Сам понимаешь, пришлось организовать скользящий график прибытия, огородить противомаггловскими чарами пустынное болото и превратить его в приемлемый стадион для квиддича. Кто-то аппарирует, вот как сделают Билл, Чарли и Перси, а те, кто не может или не хочет, воспользуются портключом. Министерство сделало их в количестве двухсот штук и установило по всей Англии. Ближайший к нам сработает очень рано утром… поэтому мы и встали сейчас. Очень удобно, кстати – можно перемещаться большими группами, а при аппарировании больше одного человека с собой не возьмёшь…
Гарри покивал и стал рисовать черенком ложки в каше всякие узоры, которые быстро расплывались; каша ещё не остыла настолько, чтобы быть твёрдой. Но Гарри и так нравилось. Он сидел, подперев голову рукой, и водил черенком в разные стороны, и глаза его неудержимо закрывались…
- Всё, пора! – деловитая миссис Уизли тоже, кажется, не нуждалась во сне. А ведь встала раньше всех, готовила завтрак, будила… «Вот бы мне так же себя чувствовать», - Гарри зевнул в рукав.
По деревне они тащились в полном молчании; тишину нарушал только мерный стук подошв. Улица была мокрой, небо тёмным, и лунные лучи стелились под ноги. На горизонте была не розовая, а зеленоватая полоска – тем не менее, Гарри думалось, что это рассвет. Не Авада Кедавра же в оптовых количествах, в самом-то деле.
На вершине холма с довольно претенциозным названием Горностаева Голова их уже кто-то ждал; Гарри с некоторым трудом узнал Седрика Диггори – главным образом потому, что с прошлого года запомнил, насколько тот красив. Как модель: отлично сложен, с густой копной тёмно-каштановых волос, глубокими тёмно-серыми глазами и тонкими чертами лица. Седрик улыбнулся Гарри, здороваясь, и Гарри отметил, что у хаффлпаффского ловца есть манера при улыбке слегка наклонять голову к плечу и лукаво кидать взгляд на собеседника. Пока Гарри обменивался с Седриком положенными фразами приветствий, мистер Уизли энергично тряс руку незнакомому Гарри краснолицему приземистому волшебнику с короткой бородой-щёткой.
- Привет, Амос! Как дела?
- Всё отлично, - Амос – надо полагать, отец Седрика, их роднила каштановость волос – пребывал в таком же радужном расположении духа, как и мистер Уизли, и Гарри заподозрил, что умение быть свежим и готовым к новым свершениям в пять утра приходит с возрастом и никаким иным путём не даётся. Или это особое магическое умение, которым нельзя делиться с непосвящёнными. – А это все твои, Артур?
Амос оглядел Рона, Гермиону, Джинни, Фреда, Джорджа и Гарри.
- Мои только рыжие. Это Гермиона, подруга Рона, моего младшего… а это Гарри.
Разумеется, самой примечательной частью Гарри оказался шрам. «И что они все такого в нём находят, чёрт побери, что пялятся так пристально?».
- Гарри? Гарри Поттер?
- Да, - отозвался сам Гарри, мечтая о порции лосьона, изобретённого близнецами.
- Наслышан, наслышан… - мистер Диггори разглядывал Гарри с таким же искренним любопытством, с каким ребёнок таращится на то, как химик превращает привычную бесцветную воду в малиновую и синюю одним движением руки.
- Папа, - вмешался Седрик тактично, - скоро сработает портключ.
- И то верно, - спохватился Амос. – Пойдём, Артур, где-то тут лежал этот портключ…
Портключом оказался старый башмак абсолютно непотребного вида. Гарри, как и все, дотронулся до него пальцем и стал ждать. Знакомый рывок под пупком, и вот они уже вместе впечатались в землю. Гарри не устоял на ногах – слишком резким вышло неожиданное приземление – и упал; на ногах остались только мистер Диггори, мистер Уизли и Седрик.
- Пять ноль семь из Горностаевой Головы, - скучно провозгласил кто-то над их головами и душераздирающе зевнул. – Здравствуйте, Амос, Артур. Проходите быстрей, сейчас прибудет огромная группа из Чернолесья. Так-так… Диггори, второе поле, сторож Пейн… Уизли, первое поле, сторож Робертс. Четверть мили отсюда.
- Доброе утро, Бэзил, - кивнул мистер Уизли говорившему и зашагал во главе процессии своих и чужих детей куда-то вперёд по унылому болоту.

За ограждением поля у Гарри быстро закружилась голова от изобилия палаток; какие-то из них походили на дворцы, какие-то на особняки с садом, замки с башенками, странные сооружения из полосатого шёлка, напомнившие ему о чём-то восточном. Да и люди попадались исключительно колоритные; всем предписывалось маскироваться под магглов, но умели это делать единицы. Прочие же одевались невпопад, разжигали огонь палочками; оставляли детей без присмотра, и те катались на игрушечных мётлах, задевая траву кончиками пальцев ног.
Больше всего, однако, Гарри поразила палатка, которую ставили они с Гермионой – остальные, будучи чистокровными магами, понятия не имели о маггловских способах установки походного снаряжения. Снаружи она выглядела обычнейшей из всех обычных палаток, но внутри была самой настоящей трёхкомнатной квартирой. «Эх, мне бы такую штуку в чулан…».
Пока готовился обед, явились Билл, Чарли и Перси. Не успел обед закончиться, как рядом с палаткой нарисовался Людо Бегмен, глава департамента магических игр и спорта. Он напомнил Гарри школьника, несмотря на то, что окончил школу ещё тогда, когда Гарри и в проекте не было. И Гарри совершенно не понравилось, что Бегмен заключил с близнецами пари на исход матча. Гарри чуял в этом человеке червоточинку… слабость, не подлость, а просто непонимание чего-то, какой-то важной вещи. В общем и целом, Бегмен Гарри не понравился; сам же глава департамента магических игр и спорта проникся к Гарри искренней приязнью – разумеется, предварительно рассмотрев шрам во всех подробностях.
Интересно, а пластической операцией этот шрам свести можно? Деньги, в конце концов, есть…

* * *

Игра началась, когда стемнело; к тому времени все успели прибыть и обустроиться. Гарри и семья Уизли одними из первых поднялись в ложу – элитную Высшую ложу: контролёр, проверявший билеты, завистливо косился на компанию везунчиков.
В ложе никого не было, если не считать грустного донельзя домового эльфа, занимавшего для кого-то одно из мест. Гарри даже не рискнул заговаривать с этим эльфом, памятуя манеру Добби чуть что биться головой обо что-нибудь и винить себя во всех смертных грехах. Что-то подсказывало Гарри, что большинство домовых эльфов именно таковы, и лучше их не провоцировать, если не любишь наблюдать за отъявленным мазохизмом воочию.
Впрочем, ложа быстро заполнялась высокими гостями. Например, явились болгарский и английский министры магии. Фадж поздоровался с Гарри по-свойски, как будто они были хорошими друзьями (Перси молча истекал завистью), а болгарский министр, лепеча что-то на своём языке, ткнул пальцем в шрам Гарри с таким ажиотажем, что Гарри еле увернулся и поспешно начесал пятернёй чёлку на свой несчастный лоб.
- А вот и Люциус! – радостно воскликнул Фадж, в очередной раз обернувшись ко входу в ложу. Люциуса, наверно, и ждал. – Добрый вечер, Люциус, Нарцисса! Здравствуй, Драко!
К трём пустующим местам – как раз позади мистера Уизли, Рона и Гарри – пробирались Малфои: отец, мать и сын. При виде Драко Малфоя Гарри крепко сжал губы, чувствуя, как наливается неконтролируемой яростью. Ярость вздымалась внутри него тяжёлой горячей волной; руки чесались врезать по непроницаемому точёному лицу ещё раз, как в поезде… а ещё – сбить с ног, сломать рёбра точным пинком, размазать наглую ухмылку превосходства.
Это была даже не ненависть: Гарри не мог ненавидеть что-то – не кого-то, а что-то! – настолько иное, чуждое, как Малфой, существо из другого измерения, со своей извращённой логикой и моралью. Это была сильнейшая брезгливость вкупе с омерзением, гадливостью и удушливой, необузданной яростью. Такое бывает с людьми, которые терпеть не могут тараканов. Недаром же такие люди, в принципе, не боятся тараканов, и несчастные насекомые, по сути, ничего плохого им лично не сделали, кроме как попались им на глаза, но они гоняются за усатыми обитателями подполья с тапками и газетами, стремясь превратить в мокрое пятно на полу. Зачем? Почему? С точки зрения тараканьего сообщества, такое поведение – варварство и дикарская жестокость, но людям и в голову не придёт прислушаться к мнению тараканов. В данном же случае у Гарри были и более внятные причины желать Малфою превратиться в мешок переломанных костей и повреждённых внутренних органов, чем общая неприязнь и несходство идеологий.
Он всё ещё помнил изнасилование.
Тогда, сразу после, он ушёл в себя, инстинктивно пытаясь заглушить боль, стыд и унижение. Апатия была ему щитом и пропастью одновременно, и дело могло дойти до того, что он стал бы «овощем», безучастным ко всему, но встреча с Сириусом вернула его к жизни. А потом что-то странное начало прорастать в нём под солнечными лучами, сразу же, то самое, что порой сбивало дыхание летом, в саду у Дурслей, и ему было решительно не до Малфоя. Он ухитрился решительно забыть о событии, которое куда более эффектно, чем ему самому хотелось бы, начало его пасхальные каникулы. Но к ощущениям от солнечных лучей он привык, апатия не возвращалась, и никто и ничто не мешало Гарри кипеть, бурлить изнутри таким гневом, какого он никогда прежде не испытывал. Он хотел отомстить за жгучую боль, за острый, густой запах своей крови, за багровый след тела на простыне, за унижение – противное, тошнотворное, как протухшее яйцо, уроненное на собственные колени и расколовшееся.
- Мерлин мой, Артур, - негромко высказался Малфой-старший вместо «Здравствуйте», - где ты взял столько денег, чтобы купить билеты в Высшую ложу? За твой, с позволения сказать, дом никак нельзя было столько выручить…
Мистер Уизли налился багровой краской.
- Артур, Люциус здесь по моему приглашению, - радостно прощебетал Фадж, не расслышавшей последней реплики Малфоя. – Он сделал недавно очень щедрое пожертвование в святой Мунго…
- Как мило, - процедил мистер Уизли сквозь зубы.
- Привет, Потти, - протянул Малфой-младший. – Смотрю, ты здесь с Уизли? Кто-то из них до сих пор тебя трахает?
Гарри плавно, не спеша вскинул руку к плечу раскрытой ладонью вперёд – словно собирался приветственно помахать ею; но из центра его ладони вырвался мощный длинный язык пламени, ровно гудящий, как целый пожар. До лица Малфоя не хватило сантиметров трёх-пяти, но Гарри и не планировал расправляться с Малфоем окончательно. Не здесь, по крайней мере.
Все прочие, находившиеся в ложе, разом смолкли и уставились на Гарри – кто-то гневно, кто-то с интересом, кто-то с одобрением, кто-то с явным шоком.
- Тебе не холодно? – заботливо поинтересовался Гарри, изящным жестом сгибая пальцы и превращая раскрытую ладонь в нечто вроде кулака. – А то ты так дрожал… да ты не бойся, это безопасно. Я всегда контролирую свой огонь. Успокойся уже, что ли, а то вон какой бледный весь стал…
Малфой-младший стал не просто бледен, а очень бледен. Как тюлевая занавеска. Правда, не от страха, который Гарри ничтоже сумняшеся приписал блондину, а от всё той же злобы, что заставляла губы самого Гарри подрагивать в попытках удержаться от неприятного оскала.
- Гарри, ну разве можно так вести себя в общественном месте! – укоризненно заметил Корнелиус Фадж.
«Что, это единственное, что его беспокоит? Дамы и господа, у меня для вас пренеприятнейшее известие (хотя, может, кому как): наш министр магии – полный лопух!»
- Ну что Вы, это ведь всего лишь шутка, - Гарри преобаятельнейшим образом улыбнулся сразу двоим: Фаджу и Малфою-старшему. – Драко такой наивный и непосредственный… всегда покупается на эту шутку, хотя, вроде бы, уже не первый раз её повторяю…
- Это очень жестокая шутка, Гарри, - Фадж, кажется, поверил Гарри; единственный из всех, находившихся в тот момент в ложе. – Не нужно так больше делать, хорошо?
- Конечно, - Гарри очень виновато опустил ресницы и даже заложил руки за спину, показывая, как усердно кается. – Да я, собственно, очень редко так делаю…
На лице Малфоя-старшего ясно читалось: «Ещё одно слово, щенок, и я сделаю то, что не вышло у Тёмного Лорда». Гарри снова улыбнулся – так сладко и безмятежно, что у него самого появилась некая оскомина от этой сладости.
- Может быть, уже сядем на свои места? – Гарри послал невинный взгляд из-под ресниц персонально Люциусу Малфою. – Не хотелось бы из-за моей шутки пропустить начало матча…
- Ты прав, Гарри, - решил Фадж; близнецы и Билл, в восторге от его выходки, поддержали его.
- Билл… - тихонько шепнул Гарри, положив руку на запястье сидевшего справа от него самого Билла. – Ты не поменяешься со мной местами? А то меня заавадят из-под полы раньше, чем я скажу «Шла Саша по шоссе…» [приведён примерный русский фонетический аналог английскому «She sells sea shells on the sea shore…»].
- Конечно, Гарри, - Билл блеснул зубами в короткой улыбке и поднялся со своего места. Грациозный, как профессиональный танцор. «А я всё в ногах путаюсь, как будто попал ими обеими в одну штанину…». Одним из самых больших недостатков быстрого вырастания была непривычка к длине собственных конечностей. Если раньше Гарри был маленьким, худым и шустрым, то теперь он чувствовал себя просто полувеликаном, худым и нескладным. Так себе чувство. Пониже троечки, если оценивать по пятибалльной шкале.
- А сейчас, позвольте вам представить… группа поддержки Болгарии! – оповестил всех магически усиленный голос Людо Бегмена.
- А! – оживился мистер Уизли. – Вейлы!
Гарри хотел было спросить, кто такие вейлы, но как раз в этот момент на поле выскользнуло около сотни женщин. Это были самые красивые женщины, каких Гарри когда-либо видел. Но они не могли быть людьми… просто не могли. Их кожа сияла, как серебро или жемчуг – у каждой вейлы по-своему – а бело-золотые волосы светились собственным светом. «Красиво», - решил Гарри, скорчив гримаску. Они ему не понравились – слишком уж были похожи на Малфоя. Заиграла музыка, и вейлы начали танцевать – завораживающе, чарующе, отточенно. Гарри забыл, как дышать – самым важным, самым нужным было сейчас наблюдать за этим танцем, за изящными движениями совершенных тел, за плавными жестами тонких рук, за тем, как взлетали сияющие волосы…
Что-то было в этом сродни афродизиаку, который когда-то всё тот же Малфой добавлял в свечи, разожжённые для придания надлежащей атмосферы «свиданию» со Снейпом. Что-то искусственное, фальшивое, ложащееся тяжёлым масляно-сальным осадком на нёбо и язык.
Нет. Спасибо, не хочется, ешьте сами.
Гарри кое-как вытянул из кармана палочку и носовой платок.
- Incendio, - шепнул он, и платок вспыхнул. Заметить это могли, пожалуй, только Нарцисса Малфой, Гермиона и Джинни – все прочие в ложе были мужчинами и пялились на вейл, буквально пуская слюни. Кто-то уже примерился шагнуть к ним через край ложи.
Гарри накрыл ладонью огонь и задохнулся от боли. В голове мгновенно прояснилось, и осталась только злость на вейл. Гарри очень не любил терять контроль над ситуацией, убедившись на собственной шкуре, чем это может грозить; ве йлы же беспардонно оный контроль перехватывали, не спрашивая ничьего мнения.
Огонь погас, по ложе разнёсся раздражающий запах палёной плоти – Нарцисса Малфой в двух сиденьях от Гарри закашлялась. На ладони Гарри вздулся огромнейший волдырь, пульсировавший болью, но он посчитал это адекватной ценой за здравомыслие.
Тем же платком он замотал ладонь, решив соврать позже, что порезался обо что-нибудь, и залечить. Если сам не сможет, можно будет попросить кого-нибудь, кто не растрепет. Близнецов, Гермиону или Билла, например…
Вейлы закончили танцевать, и Гарри с ощутимым злорадством наблюдал, как глупо хлопают глазами все прочие, обнаруживая себя наполовину ступившими за край ложи (ведь костей бы не собрали!), и поспешно усаживаются обратно, делая вид, что ничего не было.
Лепреконы, команда поддержки ирландской сборной, засыпали всех золотом. Гарри даже в руки брать его не стал – светел Мерлин, ни один идиот не станет так расшвыриваться золотом ни за что ни про что. Вряд ли сборную Ирландии спонсирует какой-нибудь щедрый человеколюбивый мультимиллионер, решивший осчастливить всех тех, кто явится на финальный матч кубка мира. Поэтому Гарри не стал следовать примеру тех, кто ползал под сиденьями, отпихивая остальных и стараясь собрать как можно больше на безбедную старость; он даже столкнул с колен несколько упавших туда монет. Билл поступил точно так же, сопроводив это замечанием:
- Опять это лепреконское золото…
- А Вы что-то о нём знаете? – Гарри навострил ушки.
- Ради Мерлина, не зови меня на «Вы», Гарри, - рассмеялся Билл. – Я сразу чувствую себя ровесником Дамблдора. А лепреконским золотом очень часто пытаются расплатиться те, у кого нет настоящего. Почему-то они полагают, что если не все обычные волшебники знают, что оно через пару часов исчезают, то и в банке об этом никому не ведомо. Даже странно…
Гарри рассмеялся.
- То есть, всех тех, кто рассчитывает обеспечить себе этим золотом безбедную старость, ждёт большой облом?
- Именно так, - Билл закинул ногу на ногу и устроился вполоборота к Гарри. – Как-то раз один умник хотел погасить кредит, а в хранилище у него не было ни кната – он и сказал, что принесёт сам в нужный день…
Гарри заслушался историей о незадачливом нелюбителе отдавать кредиты, вытряхнувшем из лепрекона целую кучу золота. Вот только, незадача, этот маг не понятия не имел, что данный конкретный лепрекон – большой друг директора банка. Гоблины и лепреконы всегда были в хороших отношениях, поэтому директор велел Биллу, который в то время работал как раз в отделе кредитов, принять умника и взять золото. Часть оставить на столе и дурить ему голову околофинансовыми подробностями до тех пор, пока золото не исчезнет. «Умник» бледнел, краснел, косился на часы и ссылался на срочные встречи – скорее всего, он рассчитывал, что золото отправят в нужное хранилище до истечения двух часов, а там уже никто не разберёт, чьё именно золото пропало. Билл выдумывал что-то уже и вовсе несусветное, мороча голову и без того разнервничавшемуся «умнику», перечислил все возможные услуги, которые предоставлял банк помимо хранения денег, обсуждал с ним курсы различных акций, затевал дискуссию о специфике маггловского и магического бизнеса… В общем и целом, когда золото исчезло, «умник» издал полузадушенный писк и попытался сбежать из кабинета (если бы на здании не стояла защита, он бы даже аппарировал прямо оттуда). Только тогда Билл, в соответствии с инструкцией от директора банка, нажал кнопку вызова охраны и перепоручил им заботы о нарушителе закона.
Билл рассказывал живо, без лишних рабочих подробностей, которых Гарри, ничего в банковском деле не понимая, не уловил бы всё равно, но очень весело. Их не отвлекло от разговора вполголоса даже объявление игроков команд и начала игры. Опомнились они только тогда, когда магически усиленный голос Людо Бегмена заложил им уши:
- ТРОЙ ЗАБИВАЕТ ГОЛ!! 10:0 В ПОЛЬЗУ ИРЛАНДИИ!!!
Гарри даже смутился, сообразив, что часть игры они успешно проговорили о посторонних вещах. Рон, слышавший, что они разговаривают, недоумённо косился на них. Джинни, сидевшая по другую руку от Гарри, была отчего-то напряжена до предела и так старательно смотрела на поле, что Гарри поставил бы последний галлеон на то, что она не видит ничего из происходящего там. Что это с ней?..
Такого квиддича Гарри ещё видеть не доводилось. Это был высший класс! Квоффл летал от одного игрока к другому с такой скоростью, что Гарри не мог различить очертания мяча – только ярко-красную полосу, похожую на мазок краски мягкой кистью. Бладжеры мелькали там и тут, и Гарри успевал сообразить, что они кому-то угрожали, только после того, как отбивший их защитник замирал на секунду с поднятой битой. Больше всего Гарри интересовали ловцы – он ведь и сам был ловцом – но ни Виктор Крам, восемнадцатилетний ловец Болгарии, ни Эйдан Линч, представлявший, соответственно, Ирландию, похоже, пока не видели мяча. Гарри попытался сам найти снитч взглядом, но не сумел – наверно, своенравный мячик и в самом деле пока не хотел ввязываться в игру.
Бегмен не успевал перечислять фамилии, глотая последние слоги – квоффл перелетал из рук в руки чересчур быстро.
- Димитров-Левски-Димитров-Иванова-ух ты!
Сначала Гарри даже подумалось, что «ух ты» - это такая экзотичная болгарская фамилия (ведь представление игроков он благополучно пропустил мимо ушей), и только потом он сообразил, что это был комментарий Бегмена от себя лично. Стадион слитно ахнул, когда Крам и Линч наперегонки ринулись к земле. Гарри лихорадочно вычислил примерную точку, в которой они должны были оказаться – там не было ни намёка на снитч. Кто ошибся, он или эти два ловца?
- Они же разобьются! – испуганно взвизгнула Джинни.
Но в последний момент Крам вышел из пике, предоставив Линчу отдуваться за двоих. Ирландский ловец ударился о землю на полной скорости, не успев даже притормозить. Трибуны взревели, но всех перекрыли ирландские болельщики, издавшие чрезвычайно дружный стон разочарования.
- Здорово… - выдохнул Гарри.
Билл взглянул на непроизвольно подавшегося вперёд Гарри и предложил:
- Хочешь посмотреть в повторе? Всё равно ещё пятнадцать минут Линча будет осматривать врач…
- Спасибо! – Гарри просиял начищенным галлеоном, принимая из рук Билла омнинокль и пиная себя за то, что не додумался днём купить себе такой.
«Финт Вронского – опасный приём по отвлечению ловца чужой команды», гласила сияющая пурпурная строчка, бегущая внутри линз. Было видно, как лицо Крама исказилось от напряжения, когда он выходил из пике; Линч в это время уже распластался по земле. Тут только до Гарри дошло – Крам вообще не видел никакого снитча, он обманул Линча, намеренно увлёк за собой. Гарри ещё никогда не видел настолько виртуозного полёта; Крам словно бы и не нуждался в метле, чтобы летать – он двигался так легко, что, казалось, делал это сам по себе; он выглядел невесомым и естественным, как стриж или ласточка. Гарри, изучив омнинокль поподробнее, повернул регулятор в нормальное положение и навёл окуляры на Крама. Тот кружил высоко в небе над Линчем, которого отпаивала зельем бригада колдомедиков – как будто торжествовал то, что противник повержен. Гарри ещё внимательнее пригляделся к Краму и обратил внимание, как быстро тот шарит вокруг глазами – вывел Линча из строя, и теперь пользуется случаем, чтобы найти снитч без помех... «Обязательно перейму этот приём…»

Дальнейшая игра была жёсткой и почти грязной, как жизнь в Слизерине. Игроки работали локтями, команды поддержки передрались прямо на поле – вейлы, как оказалось, умели швырять огонь пригоршнями и превращаться в этаких пугающих полуптиц, Краму в кровь разбили нос бладжером, болгарские защитники ухитрились поругаться с судьёй… В конце концов Крам поймал снитч, но великолепное трио ирландских охотников всё равно обеспечило победу своей команде; с перевесом на десять очков, ну да любое количество в данном случае переходило в качество – Ирландия выиграла кубок мира.
Самое смешное, что на такой исход событий и ставили близнецы. Гарри понаблюдал за тем, как они с ухмылками ухитряются окружать Бегмена со всех сторон сразу, и подумал, что если бы не… прошлый год… он расцеловал бы обоих. Но их лица до сих пор мелькали в его ночных кошмарах, и он не знал, как это лечить. И вообще, лечится ли такое – липкий страх, обречённость, паническое недоумение, из которого выдираешься, как из трясины, просыпаясь, и сонная одурь не даёт понять сразу, где ты – там, в кошмаре, или здесь, в доме Дурслей, который сам по себе кошмар благодаря своим обитателям…
Но в эту ночь Гарри спал без сновидений. Его сон был крепок, покоен и наполнен разной милой ерундой наподобие квиддича; тем более неожиданным для него была полуночная побудка от мистера Уизли.
- Вставайте! Рон, Гарри, вставайте же!
Гарри резко сел, хлопая ресницами, чтобы прогнать из них тяжесть сонливости, и сразу понял, что что-то случилось: шум, крики, топот… и тревога, страх, разлитые в воздухе. Он наспех нацепил очки, натянул джинсы, куртку и, не успев даже обуться, выскочил из палатки, подгоняемый мистером Уизли. Земля холодила ступни, и Гарри понадеялся, что не наткнётся на что-нибудь острое – простуда ему не грозила, возможность была только пораниться.
В свете немногочисленных – как-никак, ночь уже на дворе, многие спали – костров люди бежали к лесу, спасаясь от чего-то в центре поля. До Гарри доносились крики, пьяный хохот; внезапно над полем вспыхнул зелёный свет, и Гарри вздрогнул. Как много вокруг этих цветов… зелёного и серебристого… лунные лучи мешались с зелёными, переплетались, странным образом не смешиваясь.
По полю медленным шагом, подняв палочки вверх, двигалась группа магов; на них были капюшоны и безликие маски. Высоко в воздухе, управляемые поднятыми палочками, трепыхались четыре фигуры. Палатки, мешавшие магам в масках пройти, безжалостно взрывались, огонь перекидывался на соседние. Всё новые и новые люди в плащах и масках присоединялись к этой группе.
- Бегите в лес! – крикнул мистер Уизли. – Дети, слышите? Бегите немедленно!
Билл, Чарли, Перси и сам мистер Уизли бежали навстречу группе в масках. Со всех сторон сбегались заспанные, растерянные представители министерства. Гарри оценил, как держат палочки те, кто маршируют, и как – министерские работники, и понадеялся, что последним поможет хотя бы численное превосходство.
- Идём, - Фред потянул Джинни за рукав. – Идём же, тут опасно! Рон, Гарри, Гермиона, чего застыли!
Они помчались в лес, как и все прочие несовершеннолетние; цветные фонари, освещавшие вечером дорогу к стадиону, давным-давно погасли. В темноте Гарри уже два раза налетал плечом на дерево и подозревал, что с утра там будет большой синяк. Какие-то люди, чьих лиц было не разобрать и вплотную, толкали его. Рон закричал от боли.
- Lumos! – крикнула перепуганная Гермиона. – Рон, что с тобой?
- Споткнулся о корень, - объяснил Рон, морщась от боли. – Ничего серьёзного, просто больно…
- Неудивительно, что споткнулся, - откомментировал тягучий голос позади, - с такими-то ножищами…
Драко Малфой стоял, небрежно прислонившись спиной к дереву и скрестив руки, и сыто щурил серебристые глаза. При его виде в Гарри вновь всколыхнулось то же самое, что сегодня в ложе, и намного трудней было сдерживать себя, когда рядом были только Рон и Гермиона, а не куча посторонних взрослых.
- Иди на ***, Малфой! – Рон побелел от ярости.
- Как грубо, уизлик... – Малфой чувствовал себя хозяином положения, и Гарри никак не мог понять, почему.
- Небось твой отец там, в маске?! – Рон просто пылал немудрёной, незадумывающейся ненавистью – примерно такой же, какую к Гарри питал Аргус Филч.
- Если бы даже и так, уизлик, разве я тебе об этом сказал бы? – это был ночной Малфой. Тот самый, которого Гарри впервые увидел на первом курсе. Лунный свет казался его естественным ореолом – так для любого совершенно естественно и ожидаемо, что от растёртого в пальцах только что сорванного листка мяты будет пахнуть резкой свежестью. Огромные серебристые глаза, днём бывшие совершенно обычными, теперь занимали едва ли не половину лица, а светлая мантия свободно опадала – как будто под ней и вовсе не было худого мальчишеского тела. Бескровные губы, а волосы – совершенно того же цвета, что глаза. Тогда, в одиннадцать, он напомнил Гарри призрака; а теперь – Патронуса.
Вот только образ Драко Малфоя вряд ли когда-нибудь будет служить кому-нибудь Патронусом. Не того полёта птица.
И снова подступил иррациональный страх, как тогда. Вот уж этого Гарри точно не хотел чувствовать.
- Не стоит с ним разговаривать, - попыталась урезонить Рона Гермиона. – Идёмте отсюда.
- Идите-идите, - почти доброжелательно посоветовал Малфой. – Только ты, Грейнджер, непременно высунься из леса. Ты же грязнокровка, а они как раз ищут таких, как ты…
- Stupefy!! – сначала Гарри выкрикнул заклинание и проследил, как Малфой, вытянувшись в почти горизонтальную струнку, отлетает, оглушенный, куда-то за деревья, скрываясь из виду, и только потом сообразил, что в руках у него нет палочки.
- Вот так номер, чтоб я помер, - хрипло прошептал Рон. – Гарри…
- Он сам напросился, - буркнул Гарри, злясь сам на себя за срыв. – Сейчас посмотрю, жив ли паршивец…
- Добьёшь? – спросил Рон.
Гарри обернулся и пристально всмотрелся в лицо Рона, но так и не сумел понять, серьёзно это прозвучало или в шутку, и если серьёзно, то с надеждой на такой исход событий или с ужасом.
- Что я, идиот? – нашёлся наконец Гарри с ответом. – В Азкабан пока не хочется…
Рон и Гермиона промолчали, и Гарри, углубляясь в лес, с интересом задался вопросом: кем они его считают?
Возможно, просто слизеринцем. А возможно, считают, что конкретно Малфоя он убил бы с радостью, памятуя хотя бы о прошлом сентябре (и это они ещё о пасхальных каникулах ничего не знают; да и не узнают никогда, насколько это будет зависеть от самого Гарри). Мерлин их знает.
Но за ним они не последовали.
Как будто не хотели наблюдать за убийством, которому не могли бы и не хотели бы помешать.
Гарри внезапно подумалось, что они до сих пор остались детьми, а вот он… ну да, тоже ребёнок. Но с психикой, которая выглядит, как машина, въехавшая на скорости сто двадцать километров в час в придорожный столб… душераздирающее зрелище, м-да.
Малфой распластался посреди какой-то невзрачной полянки; глаза были закрыты, руки и ноги неуклюже раскинуты, и Гарри очень ясно понял, опускаясь рядом на колени, что может сделать с ним сейчас всё, что угодно. Даже если не добить… беспалочковый Круциатус тоже неплохая вещь. Или, например, изнасиловать в ответ.
Хм, для этого надо ещё захотеть его. Это уже другая проблема.
Так что, Круциатус?
Гарри внезапно почувствовал себя очень усталым; он сел на землю и упёрся в неё ладонями. Лунный свет играл на волосах Малфоя, бликовал, смещался, узорной светотенью рябил в глазах.
Когда он сможет переступить через этот барьер и напасть на беззащитного? Он мог оглушить Малфоя, пока тот был в сознании и говорил гадости… но сейчас блондин был полностью во власти Гарри.
Гарри не любил такую власть. И возможности, которые она давала, тоже не любил. Слишком уж часто ими пользовался сам Малфой вместе с Забини – так стоит ли, трезво мысля, им уподобляться?
Барьер оставался нерушимым, и Гарри мог биться об него головой с таким же успехом, как, например, о Великую Китайскую стену; только расшибить лоб в кровь и не суметь пройти.
- Cru… - губы не слушались Гарри; Малфой продолжал оставаться без сознания – если, конечно, не притворялся, чтобы в подходящий момент вскочить и дать по морде – и Гарри не мог, никак не мог заставить себя договорить. Всё в нём противилось этому, яростно и почти панически.
«Вот сейчас договорю… потом в Хогвартсе буду за каждый косой взгляд накладывать Круциатус без палочки – ведь хрен когда докажут… потом буду всех иметь в прямом и переносном смысле. И будет весь змеиный факультет меня бояться, слушаться и уважать. И настанут для меня золотые денёчки, когда ни одна **** даже не подумает в мою сторону что-нибудь не то…».
Гарри представил себе подобную перспективу, и у него защемило под ложечкой.
А потом, весьма закономерно, вырвало прямо на траву. Кажется, рвота даже задела рукав Малфоя, но это было мелочью по сравнению с перспективой.
Это было противно. Его вырвало потому, что эта перспектива была отчего-то сродни тому, чтобы упасть с головой в канализационный люк и остаться там, в дерьме, жить, причём получая от этого удовольствие и удовлетворение. Всё с одним и тем же корнем, да.
Так было нельзя. Гарри, сплёвывая кислую от рвоты слюну на траву, не мог объяснить сам себе, почему нельзя, когда Малфой уже заработал на пару десятков Круциатусов как минимум, но твёрдо был уверен, что ничего не сделает, пока тот без сознания.
Не хватало ещё оправдать звание «юного последователя Салазара», в конце концов! Своему же отражению в зеркале невозможно, никак невозможно будет в глаза смотреть. Оно поморщится и отвернётся.
И будет право, абсолютно право. А ему останется только поправить – уже на ощупь – серебристо-зелёный шарф на шее и велеть кому-нибудь из толпы прихлебателей сменить зеркало, потому что это сломалось, какая жалость!
Гарри отчаянно хотелось плакать, но Малфой непременно очнулся бы в тот самый момент, когда Гарри начал бы развозить солёное и горячее по щекам. Конечно, тогда он получил бы своё давно заслуженное Круцио; но Гарри-то от этого легче не стало бы. Совсем.
И это было, пожалуй, самым обидным.

- Morsmordre! – голос рядом – незнакомый, срывающийся – вырвал Гарри из полузабытья рядом с бессознательным телом Малфоя.
Рон и Гермиона так и не пришли, хотя полянка была совсем близко от того места, где Рон споткнулся о корень.
Что-то огромное, зелёное – опять зелёное! – сверкающее выросло над деревьями, словно кто-то очень-очень быстро надувал большущий – как дирижабль, пожалуй – воздушный шар. Это был колоссального размера череп, составленный из мелких изумрудных звёзд; из оскаленного рта высовывалась змея – как уродливая пародия на язык. Череп парил в светло-зелёной дымке, поднимаясь всё выше и выше, и, будь он белым, он показался бы Гарри новым созведием на ночном небе.
Череда негромких хлопков наполнила тишину, и на поляне материализовалось около двадцати магов с палочками наизготовку. Волоски по всему позвоночнику Гарри предостерегающе вздыбились, и он бросился на землю плашмя, чудом ухитрившись попасть мимо лужи собственной рвоты.
- STUPEFY!! – взревело сразу двадцать глоток, и Гарри похвалил себя за умение довериться чувству опасности – лучи Ступефаев проносились в нескольких сантиметрах над ним, шевеля волосы подобием ветра.
Он перекатился на спину, не дожидаясь, пока они прицелятся поточнее, и сел.
- Стойте! – зак

 Отправлено: 07.09.08 15:08. Заголовок: Глава 3. Эта любовь..

Глава 3.

Эта любовь
Такая неистовая,
Такая хрупкая
И такая нежная...
Эта любовь
Такая хорошая
И безбрежная,
Как небосвод голубой,
И такая плохая,
Словно погода,
Когда погода бывает плохой...
Эта любовь,
Такая верная,
Радостная и прекрасная...
Эта любовь
Такая несчастная,
Словно ребенок, заблудившийся в глуши,
И такая спокойная,
Словно мужчина, которого ничто не страшит...
Жак Превер, «Эта любовь».

Ему, конечно же, рассказали о том, что значила Чёрная Метка в те дни, когда Вольдеморт ещё творил, что хотел. С точки зрения Гарри это было дурновкусием, лишним эффектом – вывешивать её над домами, где кого-нибудь убили – но Вольдеморт, кажется, искренне любил такие вещи. Это же надо было, например, додуматься до такого вычурного имени, как Вольдеморт, а потом запугать всех так, чтобы его имя вовсе не называли вслух. Какой, спрашивается, смысл? Ограничиться стоило бы чем-нибудь одним – либо вычурностью, либо нагнетением ужаса (ибо если имя всё равно не называют, то какая разница, как оно звучит?).
Миссис Уизли, встретившая их на пороге, была заплакана; в «Ежедневном пророке» успели расписать во всех красках происшествие на чемпионате мира, затмившее, похоже, по своей важности даже сам чемпионат.
Гарри было смешно и грустно; он старался отвлечься разбором вещей, которые миссис Уизли покупала по списку, пока они ошивались на всяких там чемпионатах: учебники, ингредиенты для зелий… а это что такое? Гарри развернул бутылочно-зелёную мантию немного не такого покроя, как обычную.
- Что это?
Фред и Джордж занимались тем же самым, то есть запихивали в сундуки всё, имевшее отношение к учёбе; но поддержали разговор вполне охотно, отвлекшись от своего занятия.
- Это парадная мантия.
- На четвёртом курсе она полагается всем.
- Конечно, кому как повезёт с цветом и фасоном…
- Наверняка будет какой-нибудь бал или что-то в этом роде...
- …вот туда в ней и придёшь.
- Она была указана в письме…
- … вот мама и купила. Тебе нравится?
Гарри повертел мантию в руках.
- Нравится, - признал он.
- А теперь открой и другой свёрток, - посоветовал Джордж, интригующе ухмыляясь.
- Какой? А, вот этот… - Гарри зашуршал плотной бумагой, разворачивая непонятный свёрток. – Что это?
- Какие-то одинаковые вопросы ты сегодня задаёшь, Гарри, - хихикнул Фред.
- Это одежда. Мы увидели тебя там, у магглов, во всякой гадости…
- …и решили, что тебе жизненно необходимо обзавестись нормальным гардеробом.
- Но если бы мы потащили тебя по магазинам, ты бы нас привязал в тёмном переулке и смылся от греха подальше, так что мы сказали маме.
- Примерь-ка. У неё всегда был хороший глазомер, всё должно подойти.
Гарри не стал примерять ни одни из трёх новых пар джинсов, пяти разных футболок и двух рубашек. Теплые вельветовые брюки он тоже оставил без внимания – для них всё равно было бы жарко, если уж на то пошло.
- Зачем?.. Я же говорил, всё нормально…
- Не стесняйся, Гарри, куплено-то всё на твои деньги, - хмыкнул Фред. – Тут ты сам виноват – дал маме куда больше, чем надо на учебники.
Гарри потрясённо разглядывал запас чистых носков, белья и чёрный кожаный ремень с металлической пряжкой в виде раскинувшего крылья феникса.
- А вон в том пакете должны быть разные обувки, - подсказал Джордж. – Носи и не возникай, хорошо? Если тебе всё равно, то нам нет.
- Что бы там ни случилось, мы тебя любим. Запиши на бумажке, что ли, и приклей её к пологу кровати – чтоб не забыть.
У Гарри не было слов, и он мог только так ошарашенно рассматривать узкие стильные чёрные ботинки и белые с жёлтыми полосками лёгкие кроссовки, будто никогда прежде ничего подобного не видел.

* * *

До отъезда в Хогвартс оставалась ещё неделя, и её Гарри мог провести так, как ему хотелось. Дни были солнечные, но не жаркие, а в самый раз, и они чуть ли не сутками пропадали в саду всей компанией – Гарри, Рон, Фред, Джордж, Билл и Чарли. Иногда к ним присоединялись Гермиона и Джинни, но никогда не участвовали в шуточных квиддичных матчах, а только комментировали.
Билл всегда оказывался в одной команде с Гарри, так же, как и Рон. Чарли и близнецы составляли другую команду, но никакой враждебности не было; было только напряжение – между ним, Гарри, и Биллом. Во всяком случае, Гарри так казалось. Очень возможно, что только казалось, и на самом деле Билла где-нибудь в Египте ждёт очаровательная смуглая девушка с вьющимися волосами до лопаток и ярким лаком на длинных миндалевидных ногтях. Всё может быть… но Гарри прикусывал губу каждый раз, когда Билл проносился в сантиметре от него или улыбался – только ему, Гарри, и никому больше. Билл это умел: улыбаться и смотреть на тебя так, словно больше никого рядом не было, а если кто-то и был, то был неважен, как те безликие фигуры, о которых пишется в книгах что-то вроде «Прохожие спешили мимо по своим делам, не поднимая глаз».
На третий день они снова гоняли по саду на мётлах. На этот раз это был не квиддич, а дружеские гонки. Очень быстро отстали Рон и близнецы – мётлы у них были совсем древние. Чарли занесло на повороте, и он заработал, приложившись о дерево, здоровенный синяк под глазом – Билл долго хохотал, утверждая, что все коллеги посчитают это следами бурно проведённого отпуска и будут завидовать чёрной завистью, и просил не сводить, но Чарли был непреклонен и, выйдя из гонки, пошёл в дом, где оставил палочку – чтобы всё-таки свести. Остались двое: Гарри и Билл.
Если хоть чем-то материальным Уизли действительно могли гордиться, то это был сад за домом; большой тенистый сад, с высоченными деревьями, сад, за которым в последний раз ухаживал прапрадедушка мистера Уизли. С тех пор всё успело буйно порасти травой и цветами, большую часть которых никто никогда не высаживал; деревья, которых давным-давно не подстригали, раздались во все стороны, и Гарри мог бы без труда спрятаться за среднестатистической здешней веткой, как дистрофик из анекдота за шваброй.
А ещё между этими деревьями был удивительно удобно летать, виляя и выделывая финты. Гарри и Билл с хохотом гонялись друг за другом битых полчаса, периодически меняясь лидерскими позициями, а потом Гарри, в очередной раз засмотревшись на Билла, очень глупо зацепился ступнёй за ветку и мешком свалился прямо под дерево.
Падать оказалось мягко – травы здесь было достаточно, чтобы упасть и с вдвое большей высоты без особых повреждений. Тем не менее, падение вышибло из Гарри дух, потому что сгруппироваться он, как последний раззява, не успел, и первую минуту только лежал, рассеянно моргая, и слушая обеспокоенный голос Билла:
- Гарри, ты в порядке? Гарри, как ты?
Оказалось, что Гарри всё же не совсем в порядке – при падении он умудрился въехать лицом в корень всё того же злопакостного дерева, которому принадлежала коварная ветка, и теперь из уголка разбитой губы текла кровь. Билл осторожно приподнял Гарри с земли и пристроил его голову у себя на плече.
- Всё в порядке, я не ушибся, - по идее, раз всё было в порядке, нужно было бы слезть с поддерживавших рук, но Гарри было слишком хорошо, слишком уютно, слишком спокойно, чтобы так поступить.
- Вот и отлично, - Билл зачем-то крепче прижал Гарри к себе. – Слушай, ты вырос…
- К чему ты это?
- Просто до этого лета я тебя видел только на фотографиях, - Билл рассмеялся. – Причём на тех, где ты годовалый младенец, ещё тех времён, когда Сам-Знаешь-Кто только-только исчез. Так что не ожидал увидеть такого.
Гарри рассмеялся в ответ, беззаботно и дразняще.
- Какого – «такого»?
- Такого красивого, - очень убедительно сказал Билл, чем начисто отбил Гарри всю охоту смеяться.
- Ты… серьёзно? – Гарри поднял голову с плеча Билла и посмотрел прямо в прозрачные серо-зелёные глаза.
- Более чем, - Билл улыбнулся и осторожно слизнул кончиком языка лениво ползшую по подбородку Гарри струйку крови.
Гарри закрыл глаза и нежно коснулся губами скулы Билла – кожа там была нежной и слегка пахла чем-то мужским, вроде лосьона после бритья. Билл перехватил инициативу, целуя Гарри в губы.
Билл вёл, и Гарри оставалось только подчиняться, раскрываясь навстречу – тем более охотно, что Билл был мучительно нежен и деликатен; сделай Гарри хотя бы одно поползновение отстраниться и отказаться от всего, что Билл мог ему предложить, никаких препятствий не встретилось бы. Но Гарри только прижимался к Биллу теснее, стискивая его плечи под белой футболкой с эпатажной надписью «Losers suck, winners pay» так, что пальцы, все в царапинах и пятнах травяного сока, сливались с этой футболкой по цвету – только тёмные травяные пятна выделялись прихотливым узором.
Кто сказал, что он не может позволить себе немного тепла и нежности? В уставе Хогвартса и Уголовном кодексе это вряд ли записано… хотя раз ему только четырнадцать, то в кодексе как раз и записано… но Билла, вроде бы, ничуть не беспокоили подобные нюансы, да и Гарри весьма сомневался, можно ли назвать это совращением малолетнего, не покривив душой до такой степени, что та, бедная, скрутилась бы в ленту Мёбиуса.
На траве было мягко лежать даже без одежды – без новых джинсов, футболки и кроссовок, которые ещё не успели истрепаться; миссис Уизли и вправду угадала размер в точности, кроссовки были по ноге, а одежда облегала тело, не стесняя движений. Хотя совсем без одежды, разумеется, свобода движений была просто пронзительной.
Чудная трава.
Билл скользил губами по телу Гарри; поцелуи были невесомыми, а касания языка – нарочито сильными, с нажимом. Контраст сводил с ума, заставлял выгибаться, просить, бессвязно стонать… губы Билла обхватили член Гарри. Горячая влажность, движения ловкого языка – такие же медленные, нежные, мучительные… Гарри погрузил руку в густые длинные рыжие волосы, растрепав аккуратный конский хвост, и притянул к себе ближе. Билл не противился, принимая в себя Гарри так глубоко, как мог.
Когда палец Билла начал осторожно, чтобы не причинить ни малейшей боли, протискиваться через кольцо мышц, Гарри напрягся. Он помнил прошлый раз – боль, страх, грубое вторжение, темноту – снаружи, под веками.
Но сейчас было светло, и деревья успокаивающе шумели, и на светло-синем, как скол кремня, небе, не было ни облачка; и никакой боли тоже не было. Гарри выгнулся, проталкиваясь в самое горло Билла, и сдавленно всхлипнул, когда перед глазами замелькали звёзды – кайф, невыразимый, долгий, бешеный кайф, перебивший Гарри дыхание. В нём было уже три пальца, и Гарри даже не заметил, когда они там появились.
- Ты уверен? – Билл захватил губами мочку Гарри, и последнему стало совершенно всё равно, уверен он там в чём-то или нет, лишь бы Билл сделал так ещё раз.
- Да, - выдохнул Гарри сквозь зубы.
«Не сейчас – значит, никогда».
- Пожалуйста…
Билл лизнул нежное местечко под ухом Гарри – там обычно чешут кошек – и аккуратно развёл его колени в сторону. Сильные руки приподняли бёдра Гарри; очень хотелось зажмуриться, а ещё лучше, оттолкнуть Билла и убежать – боль, боль, боль, паника; доверие, любовь крошатся осколками и ранят… Гарри заставил себя смотреть на небо. Только на небо. На свет, на чистоту, на спокойствие. И запоминать, как это бывает: нежно. Без боли. До слёз нежно, и Гарри всё-таки заплакал, позволяя той ночи в доме Мартина вытекать из него горьким субстратом – пусть все остальные думают, что это просто слёзы; Гарри знал, что это уходят кошмары, стекают на траву и частью впитываются в землю, частью оседают росой. Боль перегорала, страх таял – оказывается, он сидел в груди огромной ледяной глыбой и хотел заморозить изнутри, но Гарри ухитрился его обмануть, вот так-то.
Тепло в груди разрасталось, превращалось в жар – сначала приятный, а потом жгучий. Билл согнул Гарри почти пополам, обнимая, крепко прижимая к себе и целуя лоб, виски, щёки, пересохшие губы, шепча, какой Гарри красивый, какой замечательный, какой притягательный, как будто в нём горит огонь, и все летят на этот огонь, все, кто видит его глаза, губы, волосы; какой он хрупкий, как хочется его защитить от всего, что только может угрожать, какой он сладкий, самый лучший, самый-самый…
Гарри застонал в голос и вжался в Билла напряжённым членом, нывшим, требовавшим внимания; одного касания было достаточно, чтобы Гарри с громким криком выплеснулся на их тела и траву вокруг, смятую, придавленную их телами – шумевшие над головами ветки дерева замедлили своё движение, звуки распались на множество отдельных мелких-мелких фрагментов, на которые, наверно, в обычном состоянии никогда не разделить птичье пение или шелест листвы, и каждая клеточка Гарри взлетала к седьмым небесам, чтобы вернуться полной ленивой неги и обжигающего удовольствия одновременно. Билл двинул бёдрами ещё пару раз, входя в Гарри до предела, и тихо, сдавленно застонал, расслабляясь.
Какое-то время они молча сидели в обнимку под деревом, голые, в сперме, потные и абсолютно счастливые.
- Гарри, Билл, ау! – Рон, похоже, бродил по саду в их поисках. – Обед сейчас будет, вы где там пропадаете?
Они успели вовремя одеться; Билл очистил обоих заклинанием, но запах всё ещё висел в воздухе и льнул к их телам, дискомфорт в растянутых мышцах заметно влиял на до того беспроблемную походку Гарри, глаза Билла были всё ещё слегка затуманены дымкой оргазма, и Гарри был уверен, что ничего не поняли миссис и мистер Уизли и Джинни (хотя насчёт последней у Гарри тоже имелись некоторые сомнения), а остальным всё было ясно, но они тактично промолчали и сделали вид, что Гарри и Билл исключительно катались на мётлах и ничем больше не занимались (ну-у, хотя если понимать слово метла в том смысле, что обычно используется в пошлых анекдотах…). Разве что близнецы помимо того, что были тактичны, при виде любителей гонок на мётлах прямо-таки расцвели. Гарри заподозрил, что они действительно рады за него и Билла, но спрашивать напрямик не решился, а Фред и Джордж тем более не собирались заводить разговора на эту тему.

Всю эту неделю мистер Уизли и Перси пропадали на работе с утра до вечера; приходили бледные, усталые и измученные.
- Вы не представляете, какой у нас там кошмар, - повествовал за ужином Перси с усталой улыбкой умудренного жизненным опытом старика. – К нам каждым день приходят Вопиллеры, и часть времени мы вынуждены тушить пожары вместо того, чтобы заниматься делом.
- А зачем они шлют вам Вопиллеры? – не поняла Джинни.
- Требуют компенсации за пострадавшее на матче имущество, - объяснил Перси. – Как будто это Министерство устроило этот отвратительный демарш остатков последователей Сами-Знаете-Кого!
- Ну, надо же людям на кого-то свалить все шишки, - разумно заметил Рон. – Так что наберись терпения, Персик.
Перси насупился и принялся без энтузиазма ковырять цветную капусту на своей тарелке. Мистер Уизли явился через десять минут; под глазами у него залегли тёмные круги.
- Доигрались, - сказал он мрачно вместо приветствия, усаживаясь за стол. – Рита Скитер копала всё это время и выяснила наконец что-то о пропаже Берты Джоркинс.
На лицах окружающих отразилось недоумение.
- Это сотрудница Министерства, - пояснил мистер Уизли. – Она уже давно пропала, уехала в отпуск куда-то в Албанию и не вернулась. Я всё говорил Краучу, что пора отправлять кого-нибудь на её поиски, но все были так заняты с чемпионатом… теперь на Министерство выльется очередной ушат де…
- Артур, здесь дети! – предостерегающе напомнила миссис Уизли.
- Ах, да, - спохватился мистер Уизли. – И Краучу ещё повезло, что Скитер ничего не пронюхала о Винки. Какой скандал был бы: домовой эльф работника министерства пойман с палочкой, создавшей Чёрную Метку!
Мистер Уизли сердито замолчал и принялся есть, надёжно испортив настроение всем остальным.
Гарри встал из-за стола – ему не хотелось вместе со всеми сидеть и печалиться о том, что напишет в «Пророк» какая-то там Скитер; он искренне считал, что проблемы Министерства – это проблемы Министерства, и его они беспокоить не должны.
- Гарри, куда ты? – бдительно осведомилась миссис Уизли. – Через пятнадцать минут я принесу десерт…
- Спасибо, миссис Уизли, я сыт, - Гарри старательно растянул губы в улыбке. – Пойду соберу вещи, завтра в Хогвартс.
- Конечно, дорогой, иди, - уступила миссис Уизли; она никогда не могла устоять, если ей демонстрировали разумное поведение и правильные поступки. На притворство Гарри был горазд, да этого умения и не требовалось много, чтобы воздействовать на миссис Уизли. С Дурслями было куда как сложнее, потому что те знали: от его поведения в нём ничего не изменится, он был, есть и будет «ненормальным». Среди волшебников быть с виду хорошим мальчиком было много проще.
Десять минут Гарри и вправду потратил на ревизию сундука; но поскольку всё было тщательно уложено туда ещё позавчера вечером, ему оставалось только убедиться, что флакончики с ингредиентами для зелий не разобьются при транспортировке, что рубашки сложены более-менее аккуратно, и ни одна книга не завалялась в углу комнаты, перепутавшись с учебниками Фреда и Джорджа. Близнецы, как обычно, намеревались собираться в последний момент, называя это «высокой наукой раздолбайства»; Гарри же полагал эту их манеру жить совершенно очаровательным особым видом искусства, но сам так поступать не собирался – его нервировало, когда не было предусмотрено то, что могло быть предусмотрено; жизнь в Слизерине научила его тщательной проработке всех действий.
В саду было уже темно; всё казалось чёрным, листья, стволы, трава, земля, сам Гарри – увидеть собственную ладонь можно было, только поднеся её к лицу вплотную.
- Гарри, ты здесь?
Гарри зажёг на ладони огонёк.
- Без палочки? – с одобрением отметил Билл, садясь рядом и обнимая Гарри за плечи. – Молодец…
- Это само собой получается, - Гарри не стал гасить дрожащий комок света, потому что он отбрасывал на волосы Билла причудливые блики. – Почти как дышать.
- Но не у всех же, не так ли? – Билл улыбнулся и запрокинул голову, глядя куда-то в небо. – Хотел бы я в этом году снова учиться в Хогвартсе…
- Почему?
- Этот год обещает быть очень интересным, - мечтательно поведал Билл, не сделав ситуацию более понятной. – Может, я даже выберу время и приеду посмотреть на это…
- Посмотреть на что? – настойчиво напомнил Гарри о своём присутствии.
- Это «секретная информация, не подлежащая разглашению вплоть до специального решения министерства», - Билл узнаваемо спародировал интонации Перси. – Да ты скоро сам узнаешь…
- И для этого ты сидишь и дразнишь меня, да? – Гарри скорчил рожицу. – Только чтобы сказать, что, хоть и заинтриговал до предела, рассказать ничего не можешь?
- Конечно, - Билл ухмыльнулся.
Не раздумывая, Гарри накрыл губами эту ухмылку; губы Билла были тёплыми и на вкус – как чай с корицей – успокаивающе, уютно, вкусно. Билл зарыл пальцы в густые перепутанные пряди на затылке Гарри и притянул его поближе, углубляя поцелуй; для удобства Гарри поменял диспозицию, оседлав бёдра Билла. Тепло проникало сквозь тонкую ткань джинсов, и Гарри казалось, что они с Биллом сливаются в единое существо с общим теплом, одним на двоих, с жадными губами и блестящими глазами, четырёхногое, четырёхрукое и счастливое до одурения. В довершение романтической сцены где-то на заднем плане зачирикала какая-то птичка, которой отчего-то не спалось в гнезде; не соловей, ну да и так сойдёт – дарёному коню в разные места не смотрят.
- Ну а всё-таки? – Гарри прислонился лбом ко лбу Билла, пытаясь отдышаться. – Что такое будет в Хогвартсе в этом году?
- Ты из меня верёвки вьёшь, - заметил Билл так удовлетворённо, будто как раз об этом ему всю жизнь и мечталось. – Ладно… только смотри никому не проболтайся.
- Могила! – поклялся Гарри.
- В этом году в Хогвартсе будет проходить Турнир Трёх Волшебников.
- А это что?
- Это традиция. Семьсот лет назад директора Хогвартса, Дурмстранга и Шармбатона – тогда это были единственные волшебные школы на всю европейскую цивилизацию – решили проводить раз в пять лет нечто вроде дружеского состязания между учениками. Ну ты знаешь, вся эта тема о взаимопонимании между молодым поколением волшебников разных национальностей, налаживании контактов и прочем. Три чемпиона, которых выбирала такая специальная шняга, Кубок Огня, выполняли три задания. И всё шло отлично, пока Турнир не решили прикрыть из-за высокого уровня смертности. Задания разные бывали…
- А почему сейчас решили возродить?
- Его несколько веков пытались возродить, но ничего толком не выходило. Вот сейчас решили попробовать снова. Приз сделали – тысячу галлеонов. Ввели новые правила, чтобы никто не умер, не дай Мерлин. Например, нельзя подавать заявку на участие в Турнире тем, кому ещё нет семнадцати.
В последних словах Билла содержался явный намёк на то, чтобы Гарри не совал свой нос в смертельные опасности; Гарри скептически приподнял уголок губ. Опасностей ему и безо всяких замшелых турниров хватало.
- Не буду я подавать никаких заявок, что мне, делать нечего. Галлеоны у меня есть, семнадцати мне нет…
- Ты удивительно прагматичен, - заметил Билл.
- Хочешь жить – умей вертеться, - парировал Гарри.
- То-то ты так ёрзаешь, - съязвил Билл.
- Я по другой причине ёрзаю, не для того, чтоб выжить.
- Это по какой же?
- А вот угадай…
Они целовались под деревом в полной темноте – огонёк Гарри давно погасил, чтобы не мешал – не видя лиц друг друга, не видя ничего вокруг в непроглядном мраке, какой можно увидеть, пожалуй, ещё только в чернильнице. Познавать друг друга на ощупь, угадывать повороты головы по дыханию, искать наугад кончиками пальцев и припухшими губами чувствительные точки, скользить пальцами по шёлку волос, по бархату кожи, не зная толком, на что наткнёшься в следующую секунду, закрывать и открывать глаза, и убеждаться в том, что нет никакой разницы… так волнующе, так кружит голову, так здорово…
- Гарри? Билл? Мама беспокоится, все уже спать собираются, а вас нет, - Чарли неожиданно оказался рядом; в руке у него была палочка с холодным белым огоньком на конце.
- Что с нами может случиться? – удивился Билл. – Маньяков в нашем саду, кажется, никогда не водилось, а гномы нам не страшны…
- Она решила почему-то, что вам могло прийти в голову погоняться напоследок на мётлах в этой темени, - объяснил Чарли; он вёл себя так непринуждённо, будто каждый божий день заставал брата под деревьями в компании несовершеннолетних мальчиков. – Вы ведь все дни только этим занимались…
Гарри покраснел; Чарли значительно преувеличивал, злонамеренно подкалывая обоих. И, между прочим, большую часть времени, которое они проводили в саду вдвоём, они действительно летали! И всего несколько раз занимались любовью…
- Вдруг вы разобьётесь? – продолжал Чарли с совершенно невинным видом. – Вот меня и отправили найти вас и вразумить. Ну так как, вразумление требуется?
- Пожалуй, обойдёмся, - хмыкнул Билл, с явным сожалением размыкая руки – Гарри смог соскользнуть с его колен и встать, отряхивая с джинсов налипшие травинки.
- Вот и отлично, - заключил Чарли. – Всё в порядке, значит? Лбов не расшибли?
Билл фыркнул.
- А сам как думаешь?
- Я думаю, что Гарри пора спать, - уклончиво отозвался Чарли.
Гарри закатил глаза и первым пошёл к дому.

 Отправлено: 07.09.08 15:09. Заголовок: Глава 4. Из всех не..

Глава 4.

Из всех неприятностей произойдёт
именно та, ущерб от которой больше.
Третье следствие закона Мёрфи.

Наутро шёл дождь, долгий, нудный, явно настроившийся лить долго-долго; Гарри, проснувшийся раньше близнецов, тихонько забрался с ногами на подоконник, прижался виском к холодному стеклу и следил за стекающими вниз каплями до тех пор, пока Джордж не проснулся и не сопроводил «Доброе утро» закономерным вопросом о том, что это Гарри там интересного увидел.
Лето кончилось, только и всего…

На завтрак Гарри пришёл невыспавшимся и хмурым, пряча руки в рукавах свитера, полученного от миссис Уизли на прошлое Рождество – из года в год она вязала ему зелёные с серебряным свитера, полагая, очевидно, что он будет рад символике своего факультета, и он не знал, как объяснить ей, что чувствует к Слизерину, опустив в этом объяснении некоторые существенные подробности, а свитеров других цветов у него попросту не было. Было зябко, и Гарри, отодвинув подальше тарелку с едой, глотал понемногу горячий чай, пока миссис Уизли суетилась, собирая своим детям бутерброды в дорогу. Даже голова уже знакомого по чемпионату Амоса Диггори в камине не вызвала у Гарри особого интереса.
- Молли, позови Артура, это срочно!
Мистер Уизли прибежал со второго этажа, путаясь в собственных шнурках.
- Артур, Грозный Глаз опять вляпался из-за своей подозрительности. Где-то под утро его соседи-магглы услышали шум и крики и вызвали этих… как их там… по-лу-цель-ских. Тебе придётся туда отправиться, Артур…
Миссис Уизли деловито сунула мужу лист пергамента и перо с чернильницей, и мистер Уизли принялся так же деловито строчить.
- Удачно, что я узнал об этом, отдел по неправомочному использованию волшебства уже собирался в полном составе пойти к Грозному Глазу домой, - продолжал вещать мистер Диггори. – Если об этом прознает Рита Скитер, Артур…
- А что говорит Грозный Глаз?
- Говорит, кто-то среди ночи забрался к нему во двор и заколдовал мусорные баки. Разумеется, он не нашёл ничего лучше, как выскочить во двор самому и начать активно обороняться от мусорных баков, - Диггори недовольно поморщился. – Мусорные баки в долгу не оставались и отстреливались, как могли. Когда прибыли полуцельские, один бак ещё палил мусором.
Мистер Уизли страдальчески застонал; вид у него был такой, будто он был готов побиться головой об стенку.
- Ясное дело, это какая-нибудь бродячая кошка копалась в мусорных очистках, а Грозный Глаз как услышал шум, так и начал палить во всё, что было за окном. Но чёрта с два тут кто-нибудь что-нибудь докажет. Артур, если Грозного Глаза ещё раз привлекут за неправомочное использование волшебства… у него же сегодня, по идее, первый день на новой работе…
Гарри допил чай и натянул рукава, прикрывая пальцы от прохладного воздуха. Помимо уюта и теплоты, свитер очень удачно имел высокое горло и скрывал незажившие вчерашние засосы – Билл предлагал их свести, да Гарри и сам мог бы, но не захотел.
- Молли, сможешь сама отвезти ребят на Кингс-Кросс? – мистер Уизли пытался одновременно надеть плащ и зашнуровать ботинки – в совокупности эти два простых занятия становились интереснейшей задачей.
- Конечно, Билл и Чарли мне помогут. Главное, разберись с Грозным Глазом…
В кухню вошли Билл и Чарли. Гарри чуть сдвинулся вбок, чтобы чувствовать тепло Билла, который сел на соседний стул.
- Билл, а кто такой Грозный Глаз? – ничего лучшего для затравки разговора Гарри не придумал.
- Раньше он был великолепным аврором, работал в Министерстве… пол-Азкабана заполнено его усилиями. Правда, и врагов из-за этого нажил предостаточно – в основном, это семьи тех, кого посадили. Говорят, к старости он стал настоящим параноиком и бросается на каждого встречного-поперечного – ему во всех мерещатся тёмные маги. Никому не доверяет. А что ты вдруг о нём спросил?
- Он утверждает, что к нему в дом кто-то хотел забраться, - ответила вместо Гарри миссис Уизли. – Амос только что вызвал Артура разобраться с этим. Ешьте быстрее, не хватало только опоздать на вокзал.

На вокзал они успели за пятнадцать минут до отхода поезда; три из них Гарри потратил на торопливое сваливание вещей на полку в купе, а потом снова выскочил на перрон, к провожающим. Ему смертельно хотелось обнять Билла на прощание и поцеловать – так, чтобы надолго запомнить его вкус; но при миссис Уизли это было бы, пожалуй, неуместно.
Чарли переобнимал всех, кого провожал, не делая различий между рыжими и прочими; из него бы, наверно, вышел отличный отец, вот только, насколько Гарри знал, единственной бескорыстной и чистой любовью Чарли были драконы.
- Не хочу уезжать, - пожаловалась Джинни, цепляясь за Чарли обеими руками. – Так редко дома появляешься…
- Может, мы увидимся раньше, чем вы все думаете, - Чарли улыбнулся.
- Ты о чём? – не понял Рон.
- Увидишь. Только Перси не говори, что я упомянул об этом, а то это «секретная информация, не подлежащая разглашению вплоть до специального решения министерства».
Гарри согнулся пополам – его душил хохот.
- Где-то я это уже слышал… - выдавил он из себя.
Чарли неодобрительно покосился на Билла. Билл пару раз невинно хлопнул ресницами и развёл руками – ничего не знаю, сижу тут с краю, щёлкаю семечки, коротаю времечко…
Поезд предупреждающе засвистел. Гарри решился обнять Билла – миссис Уизли косилась на них одобрительно, считая, надо полагать, что Билл заменил Гарри старшего брата или ещё что-нибудь в этом роде; Чарли глядел на брата с характерным выражением «опомнись-ты-в-общественном-месте». Гарри мысленно послал всех к Мерлиновой бабушке, спрятал лицо на груди Билла и пару раз глубоко вдохнул: запах одеколона, чистоты и немного – самого Билла, терпкий, горьковатый запах, мужской.
- Я буду по тебе скучать, малыш, - Билл взъерошил волосы на макушке Гарри.
- Приезжай в Хогвартс, - Гарри с сожалением заставил себя отцепиться от Билла. – Я буду ждать.
- Твои глаза душу вытянут из кого угодно, - пожаловался Билл куда-то в пространство и мягко подтолкнул Гарри к поезду. – Опоздаешь. Давай, до встречи.
- До встречи, - Гарри вспрыгнул на подножку – из всех уезжающих он один до сих пор оставался на перроне – и помахал рукой. Вознаграждением ему были ответные прощальные жесты; Гарри постарался запомнить их и резко отвернулся.

* * *

Вокруг Хогвартса царила грязища; Гарри был перемазан по уши к тому времени, когда добрался до замка вместе с остальными, и настроение у него было под стать погоде – ливень лупил по макушкам, стекал за воротники, проникал в обувь, серый, холодный. Вокруг Гарри слышались кашель, чихание и чертыхание; его самого, как обычно, простуда миновала, но приятного всё равно было мало.
- Гарри, привет! – прозвенел по Большому залу счастливый, восторженный голосок Колина Криви – совсем, кажется, не выросшего с того дня, когда Гарри его впервые увидел.
- Привет, - осторожно отозвался Гарри, отступая в сторону слизеринского стола.
Колина ничто не смущало, и он не отставал от Гарри ни на шаг.
- Гарри, знаешь что? Знаешь что, Гарри? Гарри, в этом году мой брат идёт в школу! Представляешь, Гарри, сюда, в Хогвартс, он тоже маг, Гарри! Его зовут Деннис, Гарри! – казалось, Колину доставляло физическое удовольствие повторять имя Гарри так часто, как получалось – пусть и без нужды.
- Здорово, - буркнул Гарри и плюхнулся на скамью. Отступать дальше было некуда.
- Я так рад, Гарри, так рад! – Колина не смущало, что на него косятся с неодобрением и недоумением – он был, очевидно, безоблачно счастлив в сложившейся ситуации и менять её не собирался. – Знаешь, Гарри, я так хочу, чтобы он тоже попал в Гриффиндор! Скрести за него пальцы, ладно, Гарри?
«Я за себя-то скрестить не сумел…». Колин ухитрился проехаться по одному из самых больных мест Гарри, и хорошего настроения это последнему не прибавило.
- Э-э, Колин, может, тебе пора за гриффиндорский стол? Сейчас Сортировка начнётся…
- Конечно, Гарри! – Колин закивал и, всё так же сияя, отправился, куда было велено.
- А попросить его полизать тебе задницу ты не пробовал, Потти? – Малфой, сидя на другом конце стола, развлекался, почти выкрикивая гадости – чтобы они непременно достигли ушей Гарри.
Волна ярости, горячая, дурная, немедленно всколыхнулась в Гарри; снаружи откликнулся громовой раскат, и синеватая молния запоздало расколола небо – Гарри усиленно смотрел в потолок, пытаясь успокоиться. Получалось так себе.
Прихлебатели Малфоя присоединились к высказываниям последнего, стараясь перещеголять друг друга. Не то, чтобы они стремились, как Малфой, к открытому конфликту – большинство из них просто недолюбливало Гарри и держалось от него подальше – но выслужиться перед блондином им хотелось больше, чем жить спокойно. Только одного знакомого голоса Гарри не различил. Забини то ли здесь не было, то ли он молчал. Гарри поднял голову; воодушевлённый хоть какой-то реакцией Малфой удвоил усилия, но Гарри, отвлёкшийся на раздумья о Забини, и вправду уже не слышал, что там нёс блондин.
Забини был здесь – мрачный, как те тучи на небе; вот только водоизвержением он вряд ли собирался заниматься. И неотрывно смотрел на Гарри – даже странно, что Гарри не почувствовал этого взгляда раньше; теперь это было куда более материальное ощущение, чем прикосновения рук, тяжёлое, гнетущее, сковывающее. Взгляды Гарри и Забини столкнулись; Гарри показалось, что за матово-чёрными, яркими (вроде бы и сидел далеко, но цвет всё равно виден чётко) радужками кипит лава. И даже собирается в скором времени вырваться наружу. «Везувий, блин. Чтоб ему булочкой подавиться…». Гарри равнодушно опустил глаза к тарелке – какая разница, что все тарелки были всё ещё пусты. Почему-то он чувствовал себя проигравшим, как будто эта встреча взглядов имела какое-то значение.
Не было его. Не было никакого значения. Вот хоть режьте – не было!
Шляпа, старательно подпрыгивая в начале каждого куплета, пела свою песню:
- Лет тыщу, а то и поболе назад,
Меня тогда только пошили,
Четыре – о них и теперь говорят –
Великих волшебника жили.

Отважен сын диких болот Гриффиндор,
Добра Хаффлпафф, дочь равнины,
Умна Рэйвенкло, родом с горных озер,
Хитёр Слизерин – порожденье трясины.

И маги задумали школу открыть,
В которой могли б, как мечтали,
Младых колдунов чародейству учить,
Так Хогвартс они основали.

Но каждый свой колледж в той школе создал,
Поскольку в питомцах своих
Искали задатки тех главных начал,
Что были важнее для них.

Так, Гриффиндор отвагу
В учениках ценил,
У Рэйвенкло пытливый ум
Всему мерилом был.
Для Хаффлпафф упорный труд –
Начало всех начал.
Властолюбивый Слизерин
Тщеславных привечал.

Питомцев по нраву мог выбрать всегда
Без промаха каждый мудрец.
Но кто же займётся набором, когда
Их веку настанет конец?

Решенье бесстрашный нашел Гриффиндор,
Меня лихо сняв с головы,
Он молвил: «Поручим мы шляпе набор,
Вложив в нее знанья свои!»

Надень же меня, натянув до ушей,
Я в мысли твои погляжу,
Скажу без ошибки, не бойся, поверь,
Путь верный тебе укажу.

«Указала мне тут однажды, до сих пор расхлёбываю…». Гарри зябко обхватил себя за плечи и пожелал Шляпе максимально близкого знакомства с молью.
Первым в Слизерин сегодня попал некий Малькольм Бэддок – хрупкий синеглазый черноволосый малыш с таким забитым видом, что Гарри невольно стало его жаль. Впрочем, жалость сразу испарилась, когда Бэддок, кинув на него самого испуганный взгляд, поспешил сесть рядом с прочими слизеринцами – подальше от Поттера, подальше.
Первокурсникам Гарри не аплодировал и мечтал только о том, чтобы сегодняшняя ночь прошла спокойно, а не как обычная первая сентябрьская ночь. Речь Дамблдора о Турнире он пропустил мимо ушей – всё это он уже знал от Билла. Единственной полезной информацией было то, что делегации из Дурмстранга и Шармбатона прибудут в Хэллоуин, ну и то, что квиддич в этом году отменяется. Ну вот и хорошо, а то не слишком ли жирно Слизерину будет получать кубок столько лет подряд? Перерыв тоже полезно иногда делать. Скривившись, Гарри решил, что эта мысль была очень уж самонадеянной, но до сих пор среди ловцов прочих команд не бывало никого, кто мог бы поймать снитч раньше Гарри – разве что среди младшекурсников отыщется какой-нибудь самородок…
А вот что было действительно забавным – так это явление Грозного Глаза Грюма народу. Это было эффектно: дверь распахнулась со стуком, обе створки сразу, и на пороге возник человек в чёрном плаще с капюшоном, неприятно напомнив Гарри о чемпионате мира по квиддичу. Молния высветила, как он сбросил капюшон одним движением головы, и ясно была видна проседь в гриве тёмно-серых волос – оттенок, скорее, не мышиный, а волчий.
Человек в плаще этаким ходячим собирательным образом постаревшего супергероя прошёл к учительскому столу – каждый второй его шаг сопровождал странный стук. Вся школа, насторожённо притихнув, наблюдала за этим процессом. Ещё одна молния услужливо осветила его лицо, когда он обернулся к залу, и девочки слитно ахнули. Его лицо напоминало неумело сделанную деревянную маску; впечатление было тем более отталкивающим, что маска из дерева – не самая популярная и целесообразная вещь в этом мире. Грубые черты были испещрены шрамами, словно кто-то когда-то задался целью искрошить это лицо до состояния кусочков для «бефстроганов», рот был косой прямой линией, нос присутствовал лишь частично. Но интереснее всего были глаза: один маленький и чёрный, другой – светящийся голубоватым электрическим светом, размером с сикль; голубой глаз непрерывно вращался во все стороны – так, как порядочным человеческим глазам и вовсе не свойственно.
- Позвольте представить вам, - с энтузиазмом провозгласил Дамблдор, - нового преподавателя Защиты От Тёмных Сил – профессора Грюма.
Зал молча взирал на нового профессора; тот отвечал залу частичной взаимностью – нормальный его глаз смотрел на подцепленную на вилку сосиску, волшебный же крутился, как на горячей сковородке, осматривая учеников и словно бы просвечивая каждого насквозь. Впрочем, холодный приём Грюма не смутил; ну так он сюда и не за аплодисментами пришёл, в конце концов.

В спальне четвёртого курса Слизерина было холодно; Гарри отчаянно пожалел, что у него нет с собой ещё десятка свитеров, чтобы надеть их все разом. Малфой был мрачен и изволил наорать на Кребба с Гойлом, когда те осмелились окликнуть своего царя и бога; зачем они его окликнули, его не интересовало (кого, в самом деле, могут заинтересовать столь незначительные детали). Гарри про себя порадовался плохому настроению блондина; уж такую-то малость он мог себе позволить. Лицо Забини было каменным, но Гарри чувствовал чудовищный раздрай, царивший у того на душе; там были и злость, и растерянность, и жалость, и радость, и светлая грусть, и отчаянное желание получить что-то (Гарри так и не понял, что), и возмущение, и что-то ещё, что Гарри не было доступно; он чувствовал, но не мог даже для себя сформулировать, что же это такое.
Гарри задёрнул за собой полог; рука сама по привычке потянулась за палочкой, чтобы наложить Меус Локус Арканус и Нолите Иррептаре. Малфой выкрикнул ему вслед:
- Эй, Поттер!..
Гарри молча показал Малфою оттопыренный средний палец – правда, через полог кровати, так что адресат не мог этого видеть, но на душе всё равно стало немного теплее.
«Мотать отсюда надо, пока жив».
Спальня затихла через десять минут. Гарри натянул мантию-невидимку и выскользнул из кровати; спать хотелось ужасно, но опыт прошлых лет укоризненно качал головой и поучительно говорил, что спать в своей постели – верный путь заработать Аваду в лоб, ножом по горлу или ещё что-нибудь, столь же радикально пресекающее любую жизнедеятельность.
Глаза у Гарри слипались, и он выпадал в сон на ходу; побродив по коридорам и понатыкавшись на стены – во сне он терял равновесие, и неизбежный удар о стены его гарантированно будил – он не выдержал и сжал феникса на груди.
У библиотеки было пусто и тихо; где бы ни охотился Филч в эту ночь, но явно не на третьем этаже… Гарри потянул на себя ручку двери, намереваясь забиться в какой-нибудь угол подальше от библиотекарского стола и там прикорнуть на сложенных руках вместо подушки. Резкий запах библиотечной пыли ударил в нос; Гарри, поспешно захлопнув за собой дверь, прислонился к косяку и начал долго, с некоторым удовлетворением от процесса, чихать. Дурслевская пыль, которую он вычищал всё лето, была совсем другой, какой-то мягкой и липкой, аморфной. Эта же резала ноздри, проникала в лёгкие, раздражала гортань, как комариное жужжание раздражает барабанные перепонки, и чихание скоро перешло в надсадный кашель. Библиотека узнавала и принимала его, недовольная его долгим отсутствием. «Ну, хорошо хоть, не при мадам Пинс обчихал эту полку с драгоценным трактатом Ульриха Гамбургского об анимагии – кажется, кто-то в прошлом году загнул в нём угол одной страницы, и шуму было на весь этаж…». Стеллаж с книгами по трансфигурации стоял у самой двери, и Гарри редко подходил к нему, предпочитая копаться в глубине помещения, где никто не мог его видеть.
Ульрих Гамбургский явно никак не пострадал, и Гарри, успокоенный, окинул было библиотеку взглядом, прикидывая, где бы устроиться, но сообразил, что спать уже не хочется. «Вот свинство-то…».
Гарри предстояла вся ночь в компании собственных мрачных раздумий и отчаянного нежелания возвращаться утром в свою спальню. Компания для дружеских посиделок. Красные поутру глаза, мятая одежда и вполне складный план насчёт того, как утопиться, используя в качестве подручного средства стакан с тыквенным соком, прилагаются в комплекте.
«Ну, знаете…». Гарри ещё раз обвёл библиотеку взором – на этот раз не ищущим, а возмущённым; многострадальный трактат Ульриха попался ему на глаза, и Гарри, не раздумывая, дёрнул фолиант с полки. Пусть послужит благому делу; тем более что МакГонагалл в прошлом году рекомендовала его прочесть, а Гарри так и не удосужился.
К тому же интересно, как это – анимагия… отец и Сириус ведь сумели стать анимагами – и очень может быть, что они действовали именно по Ульриху; Гарри сомневался, что МакГонагалл рекомендовала что-нибудь другое двадцать лет назад – многострадальная книга была выпущена семьдесят восемь лет назад, так что декан Гриффиндора и сама могла по ней учиться. В чём профессору трансфигурации отказать было нельзя, так это в постоянстве привычек – например, за три года учёбы Гарри ни разу не видел на её голове никакой причёски, кроме закрученного пучка. И не лень же каждый день стягивать в него волосы… Гарри рассеянно подёргал себя за отросшие почти до плеч пряди и углубился в Ульриха. Вот этих желтоватых хрупких страниц, может быть, касались руки отца…

* * *

На гербологии он клевал носом; профессор Спраут сняла со Слизерина пять баллов за его невнимательность, но Гарри было совершенно фиолетово. Чем меньше у Слизерина баллов, тем лучше…
Зато уход за магическими существами мигом разбудил и Гарри, и всех прочих, кто клевал носом по каким-то своим причинам: милейшие существа под названием соплохвосты, выведенные Хагридом лично, были просто созданы для того, чтобы держать нерадивых студентов в тонусе. Те, у кого тонуса было недостаточно, поплатились по прошествии менее получаса с начала занятия: кого-то покусали, как Дина Томаса, кого-то обожгли, как Панси Паркинсон, кого-то ужалили, как Парвати Патил.
- Теперь я понимаю, зачем мы их тут, так сказать, изучаем, - едко высказался Малфой. - Кому же не захочется заиметь питомца, который с одного конца жалит, с другого кусается, а с третьего обжигает!
- Если ты такой умный, Малфой, что же ты не бросил уход за магическими существами? – злобно спросил Рон, потерпев неудачу в переговорах со своим соплохвостом о том, что вместо человеческих рук порядочным соплохвостам полагается есть лягушачью печень. Соплохвост, кажется, порядочным не был, а был той ещё аморальной тварью, всё порываясь разнообразить своё меню человечиной.
- Разумеется, чтобы видеть тебя почаще, Уизел, - мгновенно парировал Малфой. – Зачем же ещё?
- Не знал, что у тебя неразделённая любовь к Рону, Малфой, - не удержался Гарри. – Так романтично, признаться в своих чувствах при половине курса…
Малфой сжал губы; на бледных скулах выступило два лихорадочных красных пятна. Гриффиндорцы охотно заржали в ответ на реплику Гарри, лишив Малфоя возможности ответить – всё равно бы никто не услышал.
- Да ты, Потти, никак, голубой – сразу только об одном и думаешь, - ответ Малфоя был не таким эффектным, как мог бы, но смолчать означало окончательно признать своё поражение. – И, кстати, всю эту ночь где-то шлялся…
Гарри выпрямился, забыв про соплохвоста, отставил одну ногу вбок в одной из балетных позиций (как-то раз увидел это по телевизору и поразился бесстыдному, непринуждённому изяществу движения), выпятил губы и капризным высоким голоском осведомился:
- А ты ревновал, Дракоша? Всю ночь ждал меня в холодной постели, да? Ничего, я уверен, тебе есть, кем утешиться: Кребб, Гойл, Забини – отличный выбор! Ну не в моём ты вкусе, сколько раз объяснять?
Гриффиндорцы снова заржали; на этот раз отчего-то пятна выступили на скулах Забини – за державу, то есть Малфоя, обидно стало, или за себя? Малфоевские пальцы сжались на палочке, и Хагрид, до того с видимым удовольствием наблюдавший за тем, как четвёртый курс Слизерина в полном составе обтекает под комментариями Гарри в адрес признанного лидера подрастающего поколения змеиного факультета, поспешил вмешаться.
- Эта, Малфой! Ну-ка, берись за соплохвоста, он у тебя, значить, не кормлен ещё! Гарри, а ты, того, Рону помоги, хорошо?
Гарри прекратил кривляться и кивнул. Вот теперь точно лучше в спальню вообще не соваться – голыми руками порвут на корм для попугайчиков. Точнее, не вообще руками, а конкретно наманикюренными ногтями порежут.

На Прорицании после обеда Гарри снова попал в пару с Забини. Последний демонстрировал полнейшее равнодушие, глядя исключительно на Трелони и успешно делая вид, что на соседнем пуфике вообще никого нет; это не могло не радовать Гарри, но и настораживало.
- Сегодня, мои дорогие, мы будем заниматься звёздами, движениями планет и теми таинственными предзнаменованиями, которые они раскрывают лишь тем, кто способен уразуметь рисунок небесного танца. Человеческая судьба зашифрована в излучении планет, сочетающемся...
Гарри пропускал речь Трелони мимо ушей; ему представлялось более чем сомнительным, что судьба каждого зашифрована в звёздах. Если и имеет смысл гадать о будущем, то по чему-нибудь личному – линии руки, те же руны, настроенные на владельца… но звёзды-то здесь при чём?
Спустя несколько минут Гарри получил дежурное предсказание смерти, в которой, оказывается, был повинен гибельный Сатурн, влезший на небо как раз в момент рождения Гарри. Чёртова туча человек, родившихся в тот же день и в тот же час, выкрутились как-то, надо полагать, а вот Гарри не смог... и не попадись ему на пути профессор Трелони, он, пожалуй, так никогда и не узнал бы, кто на самом деле во всём виноват!
Забини наносил на круговую схему положение планет в момент своего рождения так быстро и непринуждённо, будто занимался этим раньше регулярно и теперь только вспоминал; Гарри же закопался в таблицы с головой и путался в расчётах, успев благополучно позабыть все основы математики, изученные в маггловской начальной школе. Забини, прищурясь, следил за чертыханием Гарри, бормотанием по поводу того, что в гробу он всё это видел через крышку, и сердитым черканьем по измятым листам; в тёмном, как речения Мишеля Нострадамуса, взгляде читалось нескрываемое презрение. А ещё Гарри чувствовал, что в Забини медленно, но верно нарастает истерика, подгоняемая паническим отчаянием; впрочем, учитывая способность Забини держать себя в руках, истерика, без сомнения, могла подождать ещё пару месяцев.
У Гарри получилось целых два Нептуна на карте, и он подозревал, что где-то обсчитался. «Надо было ещё и на арифмантику записаться, а то сижу – дурак дураком, хуже только Кребб и Гойл…».

На ужин Гарри плёлся усталым физически и морально. Рон и Гермиона, встреченные по пути, тоже были измотаны первым днём, и все трое брели в Большой Зал в молчании.
У входа в Зал образовался небольшой затор по неизвестной причине; около сотни человек нетерпеливо топталось в вестибюле, ожидая, пока можно будет пройти. Остановившись в хвосте своеобразной очереди, Гарри привстал на носки кроссовок и медленно, прочувствованно, как это делают кошки, потянулся, откидывая назад руки и голову, выгибаясь тетивой лука – на миг он почувствовал себя таким же тонким и поющим на ветру…
- Noxio sanguine parento injuriae suae! – голос Малфоя, дрожащий от ярости, с лёгкостью перекрыл весь невнятный гул переговаривающихся о чём-то своём школьников.
Гарри застыл в этой самой позе, изогнувшись, стоя на кончиках пальцев; только напряжение мышц, от которого уже начинало сводить всё, что только могло сводиться, удерживало его от падения. Но худшим было не это, а рваная рана в том месте, куда попал тонкий горячий луч из палочки Малфоя; из раны хлестала кровь, тугой струёй, как хорошенько взболтанное шампанское при открытии. Боль была жгучей – словно к ране приложили уголёк; пошевелиться Гарри так и не мог – может, это входило в действие заклинания, может быть, и нет, но боль лишала Гарри способности думать, и он твердил себе, чувствуя, как кровь вырывается наружу непрерывным фонтаном, даже не в соответствии с биением сердца, а постоянно: «Не падать… не падать… не падать…».
Кровь начала подтекать под кроссовки, и Гарри, у которого уже всё тело начало подрагивать от напряжения, поскользнулся в этой ярко-алой луже. Брызги разлетелись во все стороны; все те, кто до сих пор стоял и ошарашенно взирал на творящееся, шарахнулись в стороны. Девушки завизжали, словно очнувшись от спячки, парни зашумели. Гарри прикрыл глаза – кровь продолжала бить из раны, едва не поднимая его над полом, и наваливалась странная слабость, ни рукой, ни ногой не пошевелить… и мозги, кажется, прилично сотряс ударом о каменный пол…
Волосы намокли в алой луже и холодили затылок, а одежда, тоже вся в крови, прилипала к телу – это Гарри помнил чётко. А вот всё остальное воспринималось рвано и нечётко – крики, визг, вспышки заклинаний, жгучая боль, периодически то утихавшая, то вспыхивавшая заново, торопливое испуганное бормотание Гермионы, пытавшейся как-то заставить кровь утихомириться… Noxio sanguine parento injuriae suae. Кровью преступника смываю свою обиду. Лечащие заклинания тут не помогут – нужно, чтобы тот, кто пустил кровь, сам почувствовал, что обида смыта. А если не почувствует, то раненый истечёт кровью раньше, чем успеет в связи с причиной своей смерти сформулировать вопрос к Мерлину примерно такого вида: «Что за *****? Это что, на ***, вообще такое было, а?».
Отчего-то у Гарри имелись чёткие сомнения в том, что Малфой решит, что он, Гарри, невинен аки птичка колибри, и отменит заклятие.
Крики множились, эхом отдавались в ушах, теряли смысл, превращались в назойливое неразборчивое что-то, как бормотание испортившегося радио, перемежаемое треском на волне.
- НУ УЖ НЕТ, МАЛЬЧИК!! – этот голос выделился из других, чётко обозначился на фоне общего шума – хотя бы потому, что был очень громким.
Рану обожгло снова – ярко, пронзительно, как открытым огнём; Гарри тихонько застонал, прогибаясь, пытаясь дать доступ прохладного воздуха к ране, но боль прекратилась сама, так же неожиданно, как появилась. И кровь, кажется, больше не шла.
Но опасность-то никуда не делась… судя по обстановке, никто из примерно сотни окружающих ничего не мог сделать с Малфоем; пожалуй, начни тот раскидываться Авадами во все стороны, наблюдатели точно так же продолжали бы визжать и бестолково метаться.
Гарри попытался сесть; голова кружилась, и его, кажется, шатало из стороны в сторону… или это перед глазами так всё плывёт?
- Гарри, Гарри, как ты?
- Отлично, - буркнул Гарри, откидывая волосы с лица; волосы не откидывались, потому что Гарри всё время промахивался. – Просто прекрасно. Где Малфой?
- Тут…
- Где тут? У меня над ухом? – Гарри усиленно заморгал, но перед глазами всё ещё мелькали расплывчатые цветные пятна.
Рядом истерически хихикнули.
- Нет. Не над ухом… его трансфигурировали.
- Как трансфигурировали? Он что, чайник? – Гарри вспомнился прошлогодний экзамен по трансфигурации.
- Нет… профессор Грюм появился и превратил Малфоя… в хорька…
- В кого?! – Гарри зажмурился и потряс головой.
- В белого хорька, - терпеливо повторил голос над ухом, и Гарри наконец узнал его: это был Рон. Руки Рона бережно поддерживали Гарри, норовившего завалиться набок. Ещё бы, потерять столько крови…
Теперь у предметов всего лишь слегка неясными были очертания, но общая картина различалась ясно: профессор Грюм указывал палочкой на маленького белого хорька, и тот то взлетал к потолку, то шлёпался с силой об пол; лапки и хвост беспомощно болтались в воздухе, сливаясь в одно белоснежное пятно. Это – Малфой?
- Не люблю людей, которые нападают из-за спины, - рычал Грюм под аккомпанемент жалобного верещания хорька, - это низость, это подлость, это трусость! Никогда больше так не делай!
Увещевания, конечно, были достаточно наивны, но вполне доходчивы. Гарри улыбнулся и почувствовал, как холодно мокрой от крови спине. Кажется, рана уже не кровоточит… ну, если того, кто держал заклинание, превратили, то понятное дело, что взять палочку ему нечем, а если даже и сумеет, то кто ж никто ему даст снова сосредоточиться…
- Что здесь происходит?- голос Снейпа прорезал атмосферу, как падающая с крыши сосулька; Гарри даже показалось, что он видит, как растекаются по воздуху затейливые завитки инея от этого голоса.
- Я учу одного нерадивого студента соблюдать элементарные правила приличия, старина Снейп, - ответствовал Грюм, продолжая подкидывать и опускать хорька.
- Это – студент?! – у Снейпа, кажется, полезли на лоб глаза. – В Хогвартсе запрещена трансфигурация как средство наказания!
- Не знал, - пожал плечами Грюм, не прекращая своего занятия. – В любом случае, ему не помешает хорошая трёпка… представьте себе, он при всём народе напал на Поттера, и если бы я не пришёл, с Поттером можно было бы уже прощаться…
Глаза Снейпа удивлённо распахнулись; он выхватил палочку, и через мгновение громкий хлопок ознаменовал собой превращение хорька обратно в Драко Малфоя, пунцового от унижения. Платиновые, с золотым от света в холле отблеском волосы, неприятно напомнившие Гарри волосы вейл, падали на лицо – спутанные донельзя; одежда была измята, что называется, напрочь и навзничь.
- Драко, с Вами всё в порядке? – Снейп придержал Малфоя за плечи.
- А о Поттере позаботиться не хотите? – вставил свою лепту Грюм. – Он, в конце концов, тоже Ваш студент.
Снейп мельком глянул на Гарри, неуклюже копошившегося на полу в луже собственной крови – встать никак не получалось, было скользко, да и ноги не держали – и бросил:
- Уизли, отведите Поттера в больничное крыло. Драко, пойдёмте.
- А я, стало быть, пойду прямо к Дамблдору, - напомнил о своём присутствии Грюм. – Он, полагаю, будет рад…
- Идите, - неприязненно бросил Снейп, продолжая держать руку на плече Малфоя. – Я скоро тоже туда приду – прояснить кое-что о произволе некоторых преподавателей…
- Произвол учеников, стало быть, лучше, – понимающе кивнул Грюм. – Ну-ну…
Гарри в очередной раз попробовал встать, но ноги снова подвели, причём в тот момент, когда он уже почти сумел подняться. Кровь снова разлетелась во все стороны – такая яркая, такая алая… перед глазами снова замелькало что-то даже отдалённо не похожее на реальный мир, и Гарри бессильно распластался на каменном полу. Холодно, чёрт побери!
- Фред, Джордж, помогите, - Рон, пыхтя, подсовывал руки под колени и лопатки Гарри.
Потрясённый синхронный вздох обоих близнецов – только что, наверное, подошли к Большому залу, и вот Гарри уже в воздухе – три пары рук сразу подняли его легко, как комок тополиного пуха. Гарри протестующее шевельнулся, но от движения организм отказывался наотрез, решив, что хватит с него на сегодня.
Мир потемнел, и стало тихо. Последним звуком был сердитый голос Фреда:
- Расступитесь, блин! Что вы таращитесь, дайте пройти в больничное крыло!..

 Отправлено: 07.09.08 15:12. Заголовок: Глава 5. В первом с..

Глава 5.

В первом случае выйдет хаос, а во втором – и вовсе балаган.
Макс Фрай, «Сказки и истории».

В больничном крыле Гарри пролежал недолго – всего два дня. Всё, что ему, по сути, требовалось – это покой, пара порций кроветворного зелья, еда, вода и сон. К нему пускали Рона, Гермиону, Фреда и Джорджа. Они-то и приносили ему новости. Новости были интересные.
Например, Малфой получил достаточно мягкое наказание за то, что едва не убил сокурсника – отработки у Снейпа до Рождества, плюс потерял с полсотни баллов своего факультета. Гарри не сомневался, что мытьё котлов и нарезание маринованных слизняков – это последнее, чем блондин будет заниматься на этих отработках; похожие раздумья, написанные на лицах крупными буквами, посещали и гриффиндорцев, но они деликатно молчали – может быть, не хотели расстраивать Гарри. Будто он сам не привык, что никто никогда не отвечает за причинённую ему боль и его пролитую кровь. Дело-то житейское…
И совсем неясно было, почему Малфой напал даже без повода в виде, например, предшествующей перепалки. Гарри ничего не делал – только потягивался… но это, кажется, никакой сумасшедший не посчитает преступлением, так что мотивы Малфоя оставались сокрыты за семью печатями.
Профессор Грюм имел долгую беседу с Дамблдором и Снейпом; после оной Снейп ходил по школе раза в три более злым, чем обычно, Грюм оставался невозмутимым, а директор, как ни в чём не бывало, рассылал вокруг волны оптимизма.
Кровь так и не смогли оттереть до конца; никакие средства для мытья, которых Филч извёл не одну и даже не десять бутылок, никакие заклинания – Фред и Джордж лично наблюдали, как профессор Флитвик на пару с МакГонагалл размахивали палочками в холле – не удалили след. Тёмно-багровое пятно неправильной формы, как дождевая лужа, красовалось в нескольких метрах от входа в Большой зал, и самые впечатлительные обходили его стороной, совершая по холлу крюк; одни только слизеринцы любого возраста бестрепетно шагали, не разбирая дороги. Гермиона утверждала, что это пятно нарушает все законы магии, и сожалела, что не может провести анализ крови Гарри (лаборатории под рукой не было, за исключением снейповской, но её можно было и вовсе не брать в расчёт) – дескать, это было бы очень интересно.
Самому Гарри тоже было интересно; но не настолько, чтобы думать об этом больше двух минут подряд.
Ему снились странные сны – одни и те же обе ночи в лазарете. Небо, солнце, зелёная трава, чувство дух захватывающей, головокружительной, безмятежной свободы, какой никогда не бывало в реальности; а потом снился лесной пожар, дым, и снилось, как он дышит этим дымом, улыбаясь, и погружает руку в огонь. А потом вынимает её – чистую, смуглую ладонь с парой царапин. И без малейших следов ожога.
Бред сивой кобылы.

В тот же день, когда Гарри вышел из лазарета, по расписанию значилась ЗОТС, первая в этом учебном году, с самого утра. Гарри даже не стал заходить в спальню – в сумке, с которой тоже никто не сумел отчистить кровь, но не потому, что не старался, лежало достаточно пергамента и чернил на один день.
Грюм прошёл к учительскому столу всё с тем же странным клацаньем, что сопровождало его шаги в Большом зале. Скосив глаза, Гарри разглядел высовывающуюся из-под края мантии деревянную когтистую лапу. Так у него ещё и ноги нет… не человек, а конструктор ходячий, право слово. Гарри иронизировал про себя, но был весьма удивлён и порядком заинтригован поведением Грюма два дня назад. Какая ему была корысть помогать Гарри? Конечно, он учитель и аврор, но, в конце концов, четвёртый год остальные учителя благополучно «не замечают» ничего, что творится с Гарри… так зачем?
Перекличку Грюм проводил очень удобно для себя – нормальный глаз смотрел в журнал, а волшебный рыскал по ученикам. Будь это не слизеринцы, а, скажем, хаффлпаффцы, они бы вздрагивали каждый раз, как взор сверкающего волшебного глаза останавливался на них, но воспитанники Дома Змеи реагировали на происходящее неизменно хладнокровно. Если не знать, что они, часто бывает, срываются с катушек, то можно даже решить, что это не дети, а статуи…
- Вы достаточно подкованы в том, как обороняться от темномагических существ, - начал Грюм с места в карьер, захлопнув журнал. – Но вас необходимо подтянуть в том, что касается проклятий. Один маг может сделать с другим то, что не придёт в голову ни одному финтиплюху.
Гарри сжал губы, чтобы не расхохотаться нервно на весь класс.
- Проклятия бывают разной силы, - продолжал Грюм; на лице у него была написана лёгкая брезгливость и лихорадочная насторожённость – словно он читал лекцию не перед малолетними студентами, а перед матёрыми убийцами-рецидивистами, от которых в любую минуту ждал удара каким-нибудь проклятием посильнее. – В министерстве полагают, что мне следует показать вам только контрпроклятия, что я считаю чрезвычайно глупым. Если вы не будете знать, что может вас ожидать, вы не сумеете и защититься. Где-нибудь в магической битве ваш враг вряд ли предупредит вас, чем именно он собрался в вас кинуть. Профессор Дамблдор и я утвердили на этот год особую программу занятий. Кто может назвать самые опасные проклятия из всех?
Взор обоих глаз Грюма остановился на Гарри; но Гарри решил не поднимать руку для ответа. Всегда лучше погодить с обнаруживанием собственных знаний и умений – чем меньше от тебя ожидают, тем проще и комфортней.
- Например, Империус, - подал голос Нотт, не потрудившись поднять руку. – Заклятие подчинения.
Слизеринцы следили за Грюмом, как за опасным диким животным, готовым без причины накинуться и перегрызть глотку. Они платили ему такой же сильной неприязнью, какую он питал к ним – он ведь знал наперечёт их отцов и считал правильным засадить в Азкабан оба поколения змеиного факультета – и Гарри, право же, чувствовал себя совершенно лишним на этом празднике жизни.
- Правильно, Империус, - Грюм выудил из ящика стола стеклянную банку с тремя пауками и вынул одного, посадив на ладонь. Паук шустро перебирал мохнатыми ногами, пытаясь сбежать, но Грюм ловко наклонял ладонь так, что даже самые хитрые манёвры паука оказывались безрезультатными. – Imperio!
Гарри поёжился, сочувствуя мгновенно замершему пауку. Он помнил, каково это – лишиться собственной воли…
Паук свалился с ладони Грюма и повис на тонкой шелковистой нити. Затем начал раскачиваться взад и вперёд, как на трапеции. Потом неестественно вытянул в стороны ноги и сделал кувырок назад. Паутинка порвалась, паук упал на парту и начал ходить колесом. Грюм дёрнул палочкой – паук встал на две задние ноги и исполнил чечётку.
Класс наблюдал за этим с каменными лицами. Гарри прикрывал рот рукавом – нервный истерический хохот норовил вырваться из него. Так вот на что это похоже со стороны…
- Вот так, - Грюм отпустил паука. – Полный контроль. Абсолютное подчинение.
Слова Грюма никого не впечатлили, и Гарри подумалось, что ничего нового тот ниому не рассказывает. Только то, что известно с самого детства.
- Ещё знаете Непростительные?
- Круциатус, - сказал вальяжно развалившийся на стуле Малфой. Взгляд серебристых глаз из-под полуопущенных ресниц обещал своему собеседнику эксклюзивнейший Круциатус из всех возможных – лишь бы никто не помешал в самый ответственный момент.
«Змеиный выкормыш, кишка у тебя тонка», - ответил Малфою взгляд Грюма.
- Отлично, - Грюм ухмыльнулся, что при особенностях черт его лица выглядело диковато и чрезвычайно эффектно. – Crucio!
Второй паук задёргался в беззвучной агонии; губы у Гарри пересохли. Грюм позволил пауку извиваться почти пять минут; это время прошло в гробовой тишине и внимательнейшем наблюдении всего класса не за пауком, а за Грюмом.
- И третье Непростительное, - Грюм снова сфокусировал оба своих взора на Гарри, которому стало даже как-то неуютно. – Поттер?
- Авада Кедавра, - пожал плечами Гарри.
- Именно, - удовлетворённо заключил Грюм. – Убийственное проклятие. Avada Kedavra!
Третий паук не успел и дёрнуться – ослепительная зелёная вспышка из палочки Грюма отбросила злосчастное насекомое на спину. Паук был мёртв. «Так оно и бывает… - Гарри почти зачарованно пялился на мёртвого паука на руке Грюма. – Так было с моими родителями… вспышка – и всё. И только тело…».
- Никакого контрзаклятия, - подытожил Грюм, отбросив мёртвого паука в сторону. Паук подкатился к самым ногам Дафны Гринграсс, которая брезгливо поджала губы и отпихнула трупик носком туфли. – Блокировать невозможно. Единственный человек, который сумел пережить это, сидит сейчас на задней парте среднего ряда этого класса.
Все головы с преувеличенным вниманием повернулись к Гарри. Гарри сцепил пальцы рук на уровне подбородка, опираясь локтями на стол.
- Авада Кедавра – проклятие, которое требует огромной силы. Вы можете все вместе уставить на меня палочки и произнести нужные слова, а у меня, самое большее, пойдёт кровь из носа. Но это неважно. Я здесь не для того, чтобы обучать вас исполнять Непростительные.
Гарри ткнулся губами в собственные указательные пальцы, мощнейшим усилием воли сдерживая смех. Слизеринцы с каменными лицами записывали лекцию, а Гарри почти лежал на парте, скрывая лицо с истерической идиотской усмешкой на нём.

* * *

После обеда у четвёртого курса Гриффиндора тоже состоялся урок ЗОТС. Рон пришёл в совершеннейший экстаз от манеры Грюма вести занятия и всё вещал Гарри об этом за ужином, успешно игнорируя тот факт, что Слизерин всё это тоже слышал.
- А как он его Авадой – бац, и нету! – Рон мечтательно уставился в потолок Большого зала и толкнул Гарри в бок локтем; Гарри поперхнулся соком и в который уже раз пожалел, что сел в этот раз за гриффиндорский стол. Но уж очень не хотелось сидеть со змеёнышами… - Здорово, правда?
- Рон! – возмущённо возопила Гермиона. – Замолчи немедленно!
- А что? – рыжий недоумённо уставился на Гермиону.
- Ты думаешь вообще прежде, чем сказать? – Гермиона укоризненно показала Рону взглядом на Гарри, механически вертевшего в руках кусок хлеба и методично отрывавшего от последнего по крошке. Горка крошек гордо высилась прямо на жареной картошке, которую Гарри как-то расхотелось доедать.
- Ты совершенно прав, Рон, - подтвердил Гарри. – Бац – и нету. Совсем нету. Нигде и никогда. Я уже наелся, пойду напишу эссе для МакГонагалл.
Спиной Гарри чувствовал взгляд Рона – сначал недоумевающий, потом виноватый донельзя. Но оборачиваться не стал.

В гостиной Слизерина было довольно людно. Гарри сел в своё законное кресло в углу, на отшибе – кресло изгоя и отщепенца – и раскрыл учебник по Трансфигурации. Малфой проводил Гарри недобрым взглядом, и Гарри утвердился в мысли, что эти чёртовы взгляды самой разной эмоциональной окрашенности – его крест. На него пялились, пялятся и будут пялиться. Единственный выход – убить всех к Вольдемортовой бабушке, но как-то уж чересчур радикально…
Эссе писалось через пень-колоду, потому что мысли Гарри были заняты совсем другими вещами; он пытался сдерживать брезгливое гневное отвращение, что в одной комнате с Малфоем было по меньшей мере затруднительно, и желал, чтобы мадам Пинс хорошенько икнулось за то, что она сегодня закрыла библиотеку так рано. Эссе всё тянулось и тянулось, как резина, и Гарри начинал тихо ненавидеть Трансфигурацию.
Гостиная постепенно пустела – многие уходили спать, некоторые уходили по каким-то своим делам в рейд по ночному Хогвартсу. Гарри чувствовал, не поднимая головы от учебника, что Малфой всё ещё здесь, и Забини не думает покидать гостиную, и Кребб с Гойлом тоже ошиваются при своих царях и богах. И скоро тут никого не останется, кроме пятерых с четвёртого курса Слизерина… Гарри захлопнул учебник и встал с кресла.
- Куда-то торопишься, Потти? – Малфой, кажется, хотел нарваться. Очень хотел.
- А тебе какое дело, Малфи? – Гарри понял, что не помнит, в каком кармане у него лежит палочка.
- Моё дело? – протянул Малфой, вставая с дивана одним слитным движением. Змеиным. – Я хочу знать, Потти, далеко ли ты собрался… и твоё дело – открыть свой гриффиндоролюбивый ротик и ответить мне. Понял?
Кребб и Гойл выжидательно топтались рядом; первый курс, кажется, ничему их не научил. «А мне ведь уже давно не одиннадцать. И я, мать вашу, не обязан всё это терпеть. Отмазывают Малфоя – и меня отмажут, к тому же я и без Непростительных могу обойтись... Я им всем зачем-то ещё нужен…»
- Нет, Малфи, не понял, - Гарри слегка наклонил голову к плечу, невольно пародируя запомнившийся жест Седрика Диггори, и нащупал палочку кончиками пальцев правой руки. – Пусть тебя Кребб с Гойлом слушают или вон Забини – тупые холодильники и верный жополиз… у тебя тех и других с избытком.
«Как бы только ядом не начать капать. Разговаривать по–змеиному уже разговариваю… и я вовсе даже не имею в виду серпентарго».
Забини вскочил, в его пальцах оказалась палочка – быстрее, чем Гарри успел понять что-нибудь.
- Stupefy!
Гарри бросился на пол, пропуская заклятие над собой. Учебник Трансфигурации упал рядом, и Гарри понадеялся, что его – учебник – не затопчут, если что.
- Объяснить тебе снова, Потти? – Малфой, которому, похоже, вид распластавшегося на зелёном с серебром ковре Гарри неподдельно грел душу, задумчиво прикусил губу.
Гарри уловил движение палочки Малфоя раньше, чем тот вытащил её окончательно, и стремительно вскочил на ноги.
- Petrificus Totalus! Petrificus Totalus!
В Малфоя заклятие попало, а Забини успел увернуться, подставив вместо себя Гойла.
- Ну что, дуэль? – Гарри прищурился, не опуская палочки.
Забини презрительно искривил губы.
- Много чести тебе, Поттер. К тому же труп твой девать куда-нибудь надо будет…
- Будто не найдёшь, куда, - фыркнул Гарри. Что-то из разряда личных чёртиков, сидящих, как правило, на левом плече, практически дёрнуло его за язык:
- А что, ты предпочитаешь меня вживую под Инкарцеро? И чтоб самому перед этим глотнуть Многосущного зелья, да?
Палочка Забини хрустнула в смуглых пальцах; слизеринец рассеянно взглянул на неё и бросил на пол. Палочка подкатилась к учебнику по Трансфигурации, наткнулась на трепаный корешок книги и замерла.
- Откуда ты знаешь?..
- Я там, кажется, присутствовал, - садомазохистски напомнил Гарри, не собираясь пересказывать Забини, как он узнал о Многосущном зелье. Как очень удачно выразился сам Забини, много чести…
- Тебе неоткуда знать! – в тёмных глазах Забини, как в клетке, металась паника; Гарри был изрядно удивлён. Чего пугаться-то? Простых слов?
- А вот знаю. Ну и **** же ты, Забини, - Гарри укоризненно качнул палочкой. – О Малфое и не говорю, на нём пробу ставить негде…
Забини с размаху сел на ковёр и расхохотался. Гарри смотрел на него с шоком и беспокойством, а Кребб – со священным ужасом, решив, видимо, что Забини свихнулся.
- Aguamenti, - Гарри взмахнул палочкой, и на Забини обрушился поток холодной воды.
- Спасибо за душ, Поттер. – Забини резко посерьёзнел и поднял голову. Длинные пряди облепили лицо, став совершенно чёрными, потемнев от воды. Редчайший красно-бордовый слабый оттенок не был больше виден, и Гарри почувствовал нечто вроде сожаления и небольших угрызений совести. Как будто статую в музее поцарапал, и теперь видишь, чувствуешь сам, как некрасива стала статуя, как нецельна, и какой ты сам вандал. – Здесь было жарковато….
- Всегда пожалуйста, - Гарри подумал немного, поднял учебник и сунул подмышку. – Идите-ка вы все на…
- Тебя Филч поймает! – крикнул Забини вслед собравшемуся выйти из гостиной Гарри.
- Насиловать не станет – и ладно, - выпустил Гарри парфянскую стрелу и вышел.
Спать хотелось ужасно, и Гарри, добравшись до библиотеки только на третий раз, мирно уснул за дальним столом лицом в раскрытый том Ульриха. Он уже как-то сжился с этим томиком, просто сроднился, как маленькие девочки из рекламы сока и детского питания – с плюшевыми мишками.

* * *

Его разбудила сова – жутко недовольная Хедвиг с письмом, прикрученным к лапке. Гарри, поминутно зевая – дело было на рассвете, и весь Хогвартс спал так крепко, что можно было бы при желании захватить замок голыми руками – отвязал письмо и развернул.
«Гарри!
Я срочно вылетаю на север. Новость о твоём шраме – ещё одна в целом ряду подозрительных слухов. Если заболит снова, расскажи об этом Дамблдору. Говорят, он пригласил в этом году Грозного Глаза. Это значит, что он тоже видит знаки.
Скоро свяжусь с тобой снова. Будь начеку, Гарри, и береги себя.
Твой,
Сириус».
Вот *****! Ему же опасно здесь появляться!! Гарри, приглушённо издавая такие слова, какие библиотека вряд ли слышала со дня своего основания, скомкал письмо и сжёг. Сириус, Сириус… Ремус наверняка тоже с ума сойдёт, когда узнает… И так ведь, кстати, и не написал о себе ничего. Как он там, в бегах, с кем?
Ох, Сириус…
«Дорогой Сириус!
Тебе нет никакой нужды возвращаться туда, где рыщут авроры. А с моим шрамом не происходит ничего серьёзного. Мне просто показалось – я тогда сильно хотел спать. Оставайся, пожалуйста, в безопасности. Я за тебя беспокоюсь.
И ты так ничего и рассказал о себе. Я хочу узнать тебя получше, Сириус, ты ведь мой крёстный… но для этого не нужно приезжать. Пиши мне почаще, хорошо?
Твой,
Гарри».
Хедвиг была очень возмущена хамской бесконечной эксплуатацией, но всё же полетела.
Во рту у Гарри словно стая дохлых кошек ночевала – зубы он не чистил уже примерно сутки. А чтобы пойти и почистить, следовало явиться в спальню. А там Малфой и Забини; один злой, как невовремя пробужденный от зимней спячки медведь, другой – вообще псих ненормальный…
Но и ходить так по Хогвартсу он не мог. Гарри заставил себя вспомнить о своей гриффиндорской составляющей – были же у Шляпы причины колебаться, в конце концов – и пойти в спальню. Смелой гриффиндорской поступью.
В комнате уже никого не было, так что всё заготовленное мужество Гарри пропало втуне. Он прикинул, что если пропустить завтрак, на который он и так уже опоздал, и наскоро умыться, то вполне можно успеть на пары.

В теплицах профессора Спраут было душно, и Гарри, вместе со всеми удобряя куманику гигантскую, мечтал о том, чтобы выйти на свежий воздух. Тем более что удобрение воняло на редкость пакостно, не хуже навозных бомб, и одна только профессор Спраут не морщилась и не использовала очищающие воздух чары – привычка, видимо.
Большой кусок удобрений врезался в спину Гарри прямо под шеей – наверное, хотели попасть в голову, но промахнулись немного. Он почувствовал, что всё это начинает его не на шутку бесить.
Малфой поигрывал палочкой, заставляя следующий кусок удобрений летать по замысловатой траектории. Гарри вытянул из кармана свою палочку, чувствуя, как в нём снова разгорается то гневное отвращение, то самое омерзение и желание убить, что впервые подняло в нём голову на чемпионате мира по квиддичу.
- Finite Inkantatem!
Удобрение плюхнулось на пол. Гарри не стал прятать палочку.
- Тебе жить надоело, Малфой? – вкрадчиво осведомился Гарри. Во рту прочно стоял кислый привкус ярости, без труда перебивавший интенсивную мяту зубной пасты. – Я могу ведь и ответить.
- Ты три года терпел всё, Потти, - ухмыльнулся Малфой. – Мне думается, тебе это просто нравится…
Ярость взорвалась внутри Гарри, тяжёлая, густая, горячая; пора было положить этому конец…
- Comae comburo!
Волосы Малфоя, тщательнейшим образом уложенные, платиновой волной спускавшиеся на тонкие плечи, вспыхнули ярко-оранжевым, неправдоподобным каким-то огнём. Сдавленный вопль боли был тут же подавлен; Малфой всё повторял и повторял Фините Инкантатем, и только раз на пятнадцатый ему удалось сбить пламя. Гарри наблюдал за этим с подкатывающей к горлу тошнотой, не опуская палочки.
Теперь причёска Малфоя представляла собой жалкое зрелище. Укоротившиеся вдвое волосы – что характерно, никто из слизеринцев не помог Малфою отменить действие заклятия – обуглились и завились на концах, утеряли свой платиновый блеск, посерев от дыма и сажи. Мантия на плечах была прожжена, так же, как рубашка – видны были беловатые волдыри, испещрившие бледную кожу.
- Я предупреждал тебя, Малфой, - губы плохо слушались Гарри, дрожа от ярости. – Хочешь продолжения?
- Просто мечтаю. Vino Dementia!
- Protego! Impingo!
- Reflecto!
- Pullulo! – Гарри пригнулся, пропуская собственное отражённое заклятие над головой. Кажется, оно в кого-то там попало, но узнавать, в кого именно, Гарри было недосуг.
- Caedo! – Малфой, кое-как извернув руку с палочкой, сумел избавиться от обвивших его ростков всё той же куманики (они попросту была ближашим к заклинанию растением), но Гарри воспользовался краткой паузой:
- Expelliarmus!
Палочка Малфоя вырвалась из рук хозяина; Гарри выхватил её из воздуха и сунул в карман.
- Дети, дети, что вы делаете?! – профессор Спраут подоспела очень вовремя.
Гербология у Слизерина проходила совместно с Рэйвенкло; на самом умном факультете, похоже, редко случалось что-то подобное, потому что Падма Патил почти истерически сообщила:
- Они устроили дуэль, профессор… они чуть не убили друг друга!! – девочка отчего-то разрыдалась.
Профессор Спраут перевела разом потяжелевший взгляд на Гарри и Малфоя: первый весь взъерошенный, с перекошенными очками, на спине след удобрений, второй – местами обугленный, весь в обрывках стеблей и листьев куманики. При виде обезображенного растения (хотя его всё равно оставалось ещё целая теплица) глаза профессора сузились.
- Мистер Малфой, мистер Поттер, следуйте за мной.
- С вещами на выход, - откомментировал Гарри и махнул Малфою рукой на дверь – поворачиваться к блондину спиной в его планы не входило.

- Как вы могли? – обычно добродушные глаза директора за очками-половинками метали молнии. – Устроить драку прямо на уроке… у Вас, мистер Малфой, уже есть взыскание до Рождества – Вы хотите ещё одно, до конца учебного года?
Снейп, находившийся здесь же, пока молчал, но Гарри не сомневался, что Малфоя в любом случае отмажут. Даже если директор действительно возмущён нарушением дисциплины, Малфой всё равно пострадал на этот раз больше – ожоги были уже обработаны лечебной мазью, но заживали через пень-колоду.
Малфой разглядывал свои ногти и тоже молчал.
- А Вы, мистер Поттер? Я не ожидал от Вас такого…
Гарри ощутил, что снова начинает злиться.
- В следующий раз драка будет не на уроке, директор, сэр, - фыркнул он.
- Мистер Поттер! Ваше поведение возмутительно! – эти демагогические фразы нагоняли на Гарри тоску. – Из-за Вас факультет Слизерин лишается пятидесяти баллов. И Вас ждёт месячная отработка с мистером Филчем.
Малфой хихикнул, за что и поплатился тут же.
- Ваша отработка продляется до марта, мистер Малфой. И минус сорок баллов со Слизерина за Ваше поведение.
- Господин директор, могу я увести Драко? – вмешался Снейп. – Он нуждается в более тщательной медицинской помощи.
- Да, Северус, конечно. Потом зайдёшь ко мне. Нам нужно… обсудить кое-что.
Снейп молча кивнул и вывел Малфоя за руку из кабинета. На пороге блондин обернулся и послал Гарри торжествующий взгляд: «Ну что, Потти, попал?». «Мечтай, шлюшка», - так же одними глазами ответил Гарри и отвернулся.
- Гарри, Гарри, - тон директора разительно поменялся, став таким заботливо-отеческим, что Гарри затошнило. – Ну зачем ты так?
На лице Дамблдора отражалось глубокое разочарование в Гарри. Питай последний такое же доверие и уважение к директору, как, например, Рон и Гермиона, это разочарование расстроило бы его. Но увы и ах, как говорится…
- Я могу идти, господин директор? – Гарри уставился мимо Дамблдора, на портреты бывших директоров. Все они сейчас неодобрительно качали головами и цокали языками, старые, благообразные, уверенные в своей правоте, сочувствующие своему коллеге, которому приходится как-то справляться с такими дерзкими непослушными хулиганами.
- Конечно, можешь, Гарри, - вздохнул Дамблдор.
Гарри воспользовался разрешением.

* * *

Практически весь следующий месяц прошёл в виртуозном укрывательстве в библиотеке по ночам и тотальном игнорировании Малфоя днём. Душ Гарри принимал во время обеда или ужина, тогда же переодевался и складывал в сумку нужные книги; уроки делал в библиотеке. В гостиной он и вовсе предпочитал не оставаться – ни к чему хорошему его это не привело бы. И отработки с Филчем занимали чёртову тучу времени: завхоз трепетал от счастья, заполучив «маленького паршивого тёмного мага» в своё распоряжение, и каждый раз чистка и мытьё то серебра и золота в Трофейных залах всех четырёх факультетов, то унитазов, то пола в Большом зале затягивались на три-четыре часа вместо положенных двух-двух с половиной. Разумеется, никакой магии. Руки Гарри безжалостно разъедало чистящее средство, и он сварил себе заживляющий и увлажняющий крем в одну из ночей, устроившись на Астрономической башне.
Ульрих Гамбургский был выучен практически наизусть – с ним Гарри просто не расставался первые три недели; профессор МакГонагалл могла бы им гордиться, если бы знала. Теперь он изучал книги по Защите, чтобы исключить наконец возможность проникновения Малфоя за полог кровати Гарри. Мерлин побери, у него есть право спать в своей постели!
Одно из них, Locus Singularis, вполне удовлетворило Гарри – оно просто-напросто изолировало тот кусок пространства, в котором находилось заранее указанное место, и туда невозможно было попасть никому без специального заклятия, в которое вдобавок вплетался пароль, сочиненный самим наложившим Locus Singularis. Даже такая вещь, как Praefocabilis, не действовала на изолированное пространство – оно имело автономный воздух и вообще на самом деле находилось в другом месте. Домовые эльфы, правда, всё равно имели к нему доступ; автор книги утверждал, что чары были изобретены лично основателями, продумавшими эту деталь. Кто-то позже сделал пометку на полях, где указал, что всякий, основателем не являющийся, получает от возмущённого подобной наглостью Хогвартса сильный магический удар и может даже лишиться способностей. Но отчего-то Гарри казалось, что его эта беда, скорее всего, минует…
В тот самый день, когда он решил наконец вернуться в подземелья, состоялся крайне занимательный урок ЗОТС.
- Я наложу Империо на каждого из вас по очереди, чтобы понять, можете ли вы ему сопротивляться.
- Это незаконно, - подал голос Забини.
- Кто не хочет, может выйти, мистер Забини. Всё согласовано с профессором Дамблдором. Он хочет, чтобы вы все прочувствовали на своей шкуре, что это такое.
Забини всё же остался в классе, и Грюм начал вызывать учеников по алфавиту.
Миллисента Булстроуд исполнила серию блестящих гимнастических трюков, на которые в обычном состоянии способна решительно не была. Гойл спел гимн Англии, взобравшись на парту. Дафна Гринграсс станцевала фокстрот. Кребб написал на доске «Дифференциация сверхъестественного» без единой ошибки. Малфой с выражением рассказал всему классу стихотворение о Джоне Ячменное Зерно («И откуда только знает маггловские стихи?»). Теодор Нотт виртуозно жонглировал шестью учебниками сразу. Панси Паркинсон взяла на руки ещё одного паука, которых у Грюма, кажется, был неисчерпаемый запас, и погладила по спинке. Противиться заклятию подчинения не мог никто.
- Поттер! Imperio!
Знакомый беззаботный туман обволок мысли Гарри. Снова, как в прошлом году, все сомнения уплыли прочь. Стало легко и просто. Он смутно сознавал, что на него с жадным вниманием смотрит весь класс, тоже наверняка не забывший прошлогодних событий, но в кои-то веки ему было всё равно.
- Прыгни на парту, - велел голос Грюма.
Гарри приготовился было согнуть ноги, чтобы прыгнуть, но тут ему забрела в голову мысль: «А зачем, собственно?». Он выпрямился и с трудом, словно преодолевая сопротивление, мотнул головой.
- Прыгни на парту! – теперь Грюм говорил повелительно, и Гарри нестерпимо захотелось послушаться – что-то внутри уверяло его, что так правильно, так будет хорошо, нужно только делать то, что говорят, а самому думать и вовсе необязательно – к чему?..
- Нет! – вырвалось у Гарри, и блаженная туманная одурь спала безвозвратно.
Он обнаружил, что стоит посреди класса, судорожно сжимая палочку в кармане, и Грюм смотрит на него с явным одобрением.
- Отлично, Поттер! Тебя им не поработить!
Эдриан Пьюси за две минуты вышил на своём носовом платке цветочек. Забини довольно успешно изобразил белку, потерявшую орех. В качестве итога занятия Грюм ещё раз рассыпался похвалами в адрес Гарри и поставил его всем в пример, что никак не улучшило его взаимоотношений с сокурсниками – взгляды в его адрес были пронизаны искренней неприязнью и пожеланиями нарваться на два прочих Непростительных, коль скоро первое на него не действует.
Всё как всегда.

* * *

Октябрь прошёл достаточно мирно. Малфой усиленно игнорировал Гарри и, кажется, вдрызг разругался с Забини: во всяком случае, теперь они везде сидели порознь и не разговаривали. День тянулся за днём; дожди лили, как проклятые, и по подземельям расползалась сырость. Влажным было всё, от постельного белья до учебников, чьи страницы сморщились и стали шероховатыми. Гарри казалось, что всё так мирно только потому, что так уныло, и невозможно заставить себя сделать что-нибудь требующее больших усилий, чем поднесение вилки ко рту или взмах палочкой для трансфигурации ёжика в подушечку для иголок. Студенты походили на осенних мух – бледные и вялые; домашних заданий было на порядок больше, чем в прошлом году, и Гарри только поздравлял себя с тем, что с первого курса привык тщательно делать всё это – учёба не представляла для него ни малейших трудностей, разве что занимала чуть больше времени, чем бывало раньше.
Иногда по вечерам он отправлялся полетать – тренировок в этом году не было, и он был рад этому. Возможность просто танцевать в воздухе, наперегонки с ветром, наперерез каплям дождя, камнем рушиться вниз, направив метлу почти вертикально в землю и стоя на руках, выравнивать её резким рывком и садиться, как полагается, одним плавным движением, подстроив это под очередной финт, смеяться, подставив лицо струям ливня, пронизывать холодные тяжёлые облака, не думая о снитче, игре или ещё о чём-нибудь… ему хотелось солнца, но оно всё не выглядывало. Вероятно, полагало, что хорошенького понемножку, и Гарри довольствовался тем, что было. Полёты дарили ему свободу – почти такую же, как в тех снах, которые до сих пор повторялись время от времени. Единственно, Гарри опасался, что может по рассеянности сунуть руку в настоящий огонь – наяву это вряд ли было бы таким беспроблемным.

Сонная одурь была нарушена вечером двадцать третьего октября, когда в холле перед ужином появилось огромное, на полстены объявление.
«ТУРНИР ТРЁХ ВОЛШЕБНИКОВ, - гласило оно. – Делегации представителей школ Шармбатон и Дурмстранг прибывают в пятницу 30 октября в шесть часов вечера. Занятия в этот день закончатся на полчаса раньше. Учащимся предписывается отнести учебные принадлежности в спальни и собраться перед замком для встречи гостей, после чего в честь последних состоится торжественный ужин».
Объявление всколыхнуло школу, как увесистый камень мутит лужу. Все только и говорили, что о Турнире, о нём шептались, шушукались, его обсуждали. Куда бы Гарри ни пошёл, он только и слышал, что глубокомысленные предположения о том, кто может стать чемпионом Хогвартса, честолюбивые мечты, планы обмануть всех, притворившись совершеннолетним и пройдя отбор, предположения о том, в чём будут заключаться задания (одно предположение бредовей другого), домыслы насчёт того, чем ученики Шармбатона и Дурмстранга отличаются от них самих. «Ага, у них по три ноги, хобот на лбу, глаза на стебельках и нетопыриные рудиментарные крылышки, у всех до единого», - мысленно иронизировал Гарри.
- Вот здорово было бы стать чемпионом… - Рон в мечтательной задумчивости облокотился о край ящика с соплохвостом.
Гарри поспешно толкнул гриффиндорца; изрядно подросший соплохвост разочарованно щёлкнул зубами, упустив так неосмотрительно оставленную в поле досягаемости руку, и мстительно выпустил вслед несколько искр. Искры не долетели.
- О, спасибо, Гарри. Ты представляешь – тысяча галлеонов! И победить в Турнире – это такая слава… - Рон зажмурился, явно воображая, как он становится победителем.
У самого Гарри славы было и так куда больше, чем ему требовалось. А тысяч галлеонов в его хранилище в Гринготтсе, оставшемся от родителей, обреталось достаточно много, чтобы он мог не впадать в священный транс при звуке этой суммы. Возможно, если смотреть на ситуацию с этого ракурса, то ему даже в какой-то степени повезло…
К тому же он практически обещал Биллу, что не будет с этим всем связываться, и намеревался своё обещание выполнить.
Гарри скучал по Биллу – по его длинным рыжим волосам, ласковым губам, сильным рукам, низкому смеху, задорному блеску глаз… Иногда ему хотелось написать Биллу, но каждый раз он останавливался прежде, чем рука дотягивалась до пергамента и чернил. Что написать? «Скучаю, приезжай полюбоваться на шармбатонцев с нетопыриными крылышками, люблю, всегда твой, Гарри»? И адреса Гарри толком не знал. Хедвиг, конечно, нашла бы, но… А что, если ответом будет «Мне некогда, не скучай, целую, Билл»? Или просто не будет ответа? Уж лучше так… уж лучше просто скучать.
- Это очень опасно, Рон, - возразила Гермиона. – Не зря есть ограничение по возрасту – тебе не кажется, что мы могли бы сейчас и не справиться с заданиями? Нам только по четырнадцать, мы так много ещё не знаем…
- Вот Гарри тоже четырнадцать, но он в такие переделки попадал! Куда там заданиям! – привёл Рон поистине неотразимый аргумент.
- Ну, это же Гарри… - Гермиона пожала плечами и не стала добавлять подразумевавшееся «Не сравнивай с собой».
Гарри с остервенением пихнул соплохвосту в морду порцию лягушачьей печени – соплохвост отшатнулся и поджал хвост, словно говоря: «Ешь сам, злобный гуманоид. Мало ли чего ты туда подсыпал…»

В Хогвартсе в эту неделю проводилась генеральная уборка, какой замок, вероятно, не знал со времён основателей. Отчищали всё, окна, стены, пол, портреты, парты, доспехи в нишах… Филч доводил первокурсников, забывших вытереть ноги, до истерики. Гарри даже неуютно было в таком сверкающем, с иголочки замке – здесь словно никто никогда и не жил. Учителя были дёргаными и пытались навести порядок в головах учеников, что удавалось им с переменным успехом. От завышенных требований все только терялись и нервничали, и Невиллу Лонгботтому не раз доставалось от профессора МакГонагалл на Трансфигурации, которая, как правило, проходила совместно со Слизерином. На также общем зельеварении Снейп буйствовал, как никогда прежде: они проходили противоядия, и декан Слизерина обещал к Рождеству отравить всех, чтобы они сами сварили себе противоядие и проверили таким образом свои знания. Это вселяло уныние во всех, кроме большей части слизеринцев, которых Снейп в обиду всё равно не дал бы, и Гарри. На последнего фаворитизм слизеринцев у своего декана не распространялся, но он был уверен в своих знаниях, в отличие от того же Рона, самозабвенно делившегося долгими вечерами в библиотеке своим веским нелицеприятным мнением о «старом змее» до тех пор, пока мадам Пинс не начинала угрожающе коситься на них, и Гермиона не одёргивала рыжего.
Тридцатого числа зал был украшен празднично: на стенах висели огромные полотнища, представлявшие собой символы каждого факультета. Зелёное с серебристой змеёй для Слизерина, жёлтое с чёрным барсуком для Хаффлпаффа, красное с золотым львом для Гриффиндора и синее с бронзовым орлом для Рэйвенкло. Позади учительского стола находилось так и вовсе гигантское, многоцветное, с изображением флага всего Хогвартса – лев, змея, орёл и барсук, каждый в своей четверти герба, вокруг большой буквы «Х». «Пафосно», - решил Гарри. Он вообще с каждым днём был всё более мрачен. И доставленное этим утром письмо от Сириуса не улучшило его настроения.
«Гарри,
Я уже в Шотландии и нахожусь в надёжном укрытии. Не нужно переубеждать меня. Я должен быть рядом с тобой. Не волнуйся за меня, а лучше береги себя. И, пожалуйста, информируй меня обо всём, что происходит в Хогвартсе. Меняй сов почаще, не посылай одну Хедвиг. Помни, что я говорил тебе о шраме.
Твой,
Сириус».
Ну что же это такое?! У Гарри же больше никого родного нет, и Сириус это знает, получше многих! Ну зачем, зачем он является сюда и как будто специально подвергает себя опасности, благородный гриффиндорец, чёрт побери. В

 Отправлено: 07.09.08 15:13. Заголовок: Глава 6. - Ирландец..

Глава 6.

- Ирландец вы или англичанин, всё равно вы – подлый пират.
Лицо Блада омрачилось, и он вздохнул.
- Боюсь, вы правы, - согласился он. – Я всячески старался
этого избежать, но что делать, если судьба настойчиво
навязывает мне эту роль и предлагает для этой карьеры
столь великолепное начало?
Рафаэль Сабатини, «Хроника капитана Блада».

Завтрак в день Хэллоуина ознаменовался торжественным киданием бумажек с именами дурмстранговцев и шармбатонцев в Кубок Огня, стоявший на табуретке в центре тонкой золотой окружности – того самого Возрастного Рубежа.
- Привет, Гарри. А кто из Хогвартса уше кинул? – поинтересовался Олег, садясь рядом.
Видно было, что золотоглазый дурмстранговец старательно пытается вести себя с «самим Поттером», как ни в чём не бывало. Гарри не собирался ни усложнять, ни упрощать ему эту задачу.
- С утра уже бросили Уоррингтон из Слизерина, Анджелина Джонсон из Гриффиндора и Седрик Диггори из Хаффлпаффа. Может, ещё кто-нибудь – больше я никого не видел, - Гарри искоса взглянул на Олега. – Тебе их имена говорят о чём-нибудь?
- Нет, - честно признался Олег в том, что Гарри и так знал.
- А зачем спросил? – Гарри задавал вопросы в лоб, не для светского ни к чему не обязывающего разговора, а чтобы посмотреть, как будет выкручиваться собеседник.
Какой-то скрытый смысл всё же обретался за всем этим. Какое-то двойное, а то и тройное дно. Гарри никому не хотел доверять. Ни за что. Только не после всего, что уже было.
- Просто так, - Олег беззаботно потянулся за копчёной рыбой. – Слушай, а кто у вас ведёт Защиту От Тёмных Сил?
- Вон тот, третий слева за учительским столом, с разными глазами. Аластор Грюм, бывший аврор. А тебе зачем?
- А у нас в Дурмстранге нет такого предмета – у нас преподают сами Тёмные Искусства. Любопытно посмотреть, кто может преподавать Защиту от них. И как преподаёт?
- Хорошо. Учит нас бороться с заклятиями… даже с Непростительными. В основном с первым, - добавил Гарри, заметив, как округлились, делаясь и вовсе уже неправдоподобными, глаза Олега. – С остальными двумя не очень-то поборешься.
Олег засмеялся.
- И то правда…

Гарри тянуло на воздух – просто магнитом, как будто он был перелётной птичкой, и для него настала пора перелетать из душного помещения в вольные поля и леса, туда, где есть воздух, есть ветер, тепло и зелёная трава. Навсегда перелетать, не на время – и жить там, где есть свобода – настоящая, не надуманная… Ага, быть бы, например, птичкой колибри – вот кому хорошо живётся на свете, никакой Винни Пух ей в подмётки не годится. Она ведь даже не перелётная – так и живёт себе в тропиках, в отличие от какого-нибудь головой стукнутого журавля, который как проклятый мотается туда-сюда по нескольку раз в год. Ест, как не в себя, а веса не набирает – просто предмет жгучайшей зависти тёти Мардж…
Тепла на улице не было – в этом Гарри был жестоко обманут собственными ожиданиями. Зато из-за недавней грозы пахло озоном, и Гарри невольно расширял ноздри, стараясь не упустить ни частички этого воздуха. Ещё бы не было так холодно и влажно… Гарри зябко спрятал ладони в рукавах мантии и решительно побрёл к Хагриду – греться.
У Хагрида его ожидал бесплатный цирк; ну, Гарри и в самом деле решил, что это было бы смешно, не будь оно так грустно. Принаряженный Хагрид со следами попыток причесаться на голове, политый одеколоном (которым до того, как эта страшная жидкость попала неведомыми путями в хижину лесника Хогвартса, наверняка ещё Гриндевальд травил Дамблдора, но так и не дотравил, к сожалению), внушал почти благоговение и нервное хихиканье.
- Хагрид, что ты с собой сде… э-э, ты куда это такой нарядный, если не секрет?
Хагрид усиленно побагровел и очень деликатно сменил тему:
- Обедать будешь, Гарри?
Есть Гарри не хотелось, хотя завтрак был уже три сочинения и одну домашнюю лабораторную работу назад.
- Ладно…
Мясную запеканку Хагрид рекомендовал, как говяжью; Гарри плохо знал анатомию коров, но сомневался, что у них есть когти, поэтому деликатно расковырял поданное и оставил на тарелке, не отправив в рот ни кусочка.
- Эх, чего на первом-то испытании у чемпионов будет, - мечтательно вздыхал Хагрид, закатывая глаза к небу; учитывая, что параллельно с закатыванием он зашивал свои носки, это было как минимум чревато попаданием иголок под ногти. – Эх, жаль, говорить об этом нельзя…
- А ты скажи мне, я никому не проболтаюсь, - предлагал Гарри, которому начинало становиться действительно любопытно, хотя вся эта суета с Турниром относилась к нему постольку-поскольку.
- Нет, Гарри, нельзя мне, - мотал Хагрид головой. – Дык ты ж и сам увидишь, поди, всем посмотреть можно будет, всей школе…
Гарри чуть не брякнул в сердцах: «А если меня однокласснички укокошат раньше?».

Сведения из «Истории Хогвартса» были точны и подробны, но не давали Гарри никаких догадок насчёт того, в чём таком может заключаться первое задание. Например, когда-то в конце восемнадцатого века чемпионы должны были ловить василиска (это задание ошарашило Гарри, знакомого с василисками отнюдь не понаслышке). Несколько раньше – оседлать птицу Рух. А ещё: сражаться с боггартами-переростками из Гималаев, мучиться над загадками сфинкса (причём в случае неправильного ответа принципиальное магическое существо съедало незадачливого чемпиона на месте, не обращая внимания на Ступефаи, Авады и прочие лучики весёленьких расцветок), искать на дне моря (это когда дело было на территории Дурмстранга) одну-единственную нужную ракушку, попутно начищая морды всяческим волшебным созданиям, от гриндилоу до акул… Причём акул и многих других зубасто-плотоядных созданий туда запустили специально, чтобы чемпионам жизнь не показалась чересчур беспроблемной. Иначе говоря, фантазия изобретателей испытаний была неисчерпаема. Возможно, они таким образом просто избавлялись от неугодных учеников, а вся трепотня про налаживание международной дружбы (ага, в компании недружелюбно настроенных голодных акул и василисков чувство любви к ближнему, у которого зубы не больше твоих, да и изъясняющемуся более-менее понятно, наверняка прорезается с невероятной скоростью, как нельзя более способствующей долгой и счастливой дружбе стран) – не более, чем именно трепотня.
Поэтому Гарри питал надежду на то, что что-нибудь, да прояснится, когда Кубок выберет чемпионов. Во всяком случае, ему было любопытно, кто будут эти чемпионы, в особенности хогвартский (главное, чтобы не Уоррингтон!).
И вечером за ужином Гарри подчищал содержимое тарелки так же суетливо-торопливо, как и все окружающие, хотя его самого выбор чемпионов как таковой не касался. Когда блюда опустели, чувство дежа-вю посетило Гарри – Дамблдор поднялся со своего места и начал говорить:
- Что ж, Кубок почти готов выдать ответ. По моим оценкам, осталось ждать не более минуты. Как только имена чемпионов будут названы, я прошу их подойти сюда, к учительскому столу, и пройти вот в эту комнату, – он показал на дверь позади себя, – где они получат первые инструкции.
По взмаху палочки директора все огни в зале погасли – самым ярким источником света оставался Кубок Огня. Все смотрели на бело-голубое пламя с таким жадным вниманием, словно оттуда вот-вот должен быть выскочить фокусник с цилиндром и вытащить из этого цилиндра – нет, не пару десятков кроликов – а счастье для всех вместе и каждого в отдельности.
Спустя пятьдесят шесть томительных секунд огонь в Кубке резко покраснел, выпустил несколько искр, как подходящая волшебная палочка при покупке, и выплюнул длинный, словно борода Дамблдора, язык пламени, на кончике которого плясал полуобугленный кусок пергамента. Директор Хогвартса ловко выхватил пергамент из воздуха и громко прочёл:
- Чемпион Дурмстранга – Олег Крам!
Зал взорвался бешеными аплодисментами; Олег встал со своего места и, рассылая во все стороны какие-то профессиональные лучезарные улыбки, прошёл в указанную Дамблдором дверь. Походка Олега была выверенной и отточенной до последнего жеста – Гарри только сейчас это заметил; как будто у дурмстранговца была и своя, врождённая грация, но к ней было добавлено ещё несколько лет шлифовки.
Кубок снова выплюнул порцию искр.
- Чемпион Шармбатона – Флёр Делакур!
Снова аплодисменты – ставшие тем более ярыми, когда из-за стола Рэйвекнло поднялась девушка с гривой серебристо-золотых волос до пояса, гибкая и стройная, донельзя похожая на вейлу. Изящество её движений не нуждалось в шлифовке, и взгляды, восхищённые, откровенно сальные, восторженные и ещё много какие провожали её до самой двери. «Я рад этому году, на самом деле. Наконец-то внимание обращено не на меня».
- Чемпион Хогвартса – Седрик Диггори!
Хаффлпаффский стол взорвался неверящим, захлёбывающимся счастьем, бурным, неудержимым, ударившим Гарри в виски так, что его чуть не сбило со скамьи. Смущённо улыбающийся Седрик шёл мимо своего стола, и руки собратьев по факультету хлопали его по плечам, тянулись взъерошить волосы, дотронуться хотя бы мельком до удачи, силы, избранности.
«И все трое, что интересно, красивые такие… их по этому признаку отбирали, что ли? – с интересом подумал Гарри, облокачиваясь локтем на стол – спина устала держать равновесие. – Тогда понятно, почему Уоррингтон пролетел…»
- Прекрасно! – радостно воскликнул Дамблдор, когда замерли последние приветственные крики. – Что ж, теперь у нас есть все три чемпиона. Я не сомневаюсь, что каждый из вас, включая неизбранных учеников Шармбатона и Дурмстранга, будет изо всех сил поддерживать чемпионов. Тем самым вы внесёте поистине неоценимый...
Но внезапно Дамблдор замолчал, и всем сразу стало ясно, почему.
Огонь в чаше снова стал красным, полетели искры. В воздух выстрелил точно такой же, как три предыдущих, язык пламени и вынес ещё один кусочек пергамента.
Впервые за всё время своего стояния на грешной земле Шотландии Хогвартс (а вместе с ним часть Шармбатона и Дурмстранга в лице избранных старшекурсников) удостоился зрелища, до сих пор считавшегося невозможным. Альбус Дамблдор, тот самый Дамблдор, у которого всегда наготове были, помимо лимонных долек трёх сортов, тысячи планов и вариантов самых разных мало-мальски важных событий, был потрясён до глубины души, сбит с толку и растерян. Он был в смятении.
Пауза затягивалась, и Дамблдору не оставалось ничего, кроме как прочесть написанное на пергаменте:
- Гарри Поттер.
«Что?»
Ему положительно следовало вымыть уши этим утром. Или он заснул за столом, и теперь ему снится странный сон… сон, в котором Кубок Огня выплёвывает его имя, как будто он чемпион. Четвёртый чемпион в Турнире Трёх Волшебников.
И все взгляды были обращены на него: недоумённые, злобные, возмущённые, сбитые с толку. Ни одного дружелюбного или поддерживающего. И гробовая, мать её, тишина, давящая на уши.
В этой тишине постепенно нарастал потрясённый шёпоток, возбуждённый гомон, полный недоброго изумления; многие вставали со своих мест, чтобы увидеть словно пригвождённого к своему месту Гарри.
Это, должно быть, какая-то шутка.
Профессор МакГонагалл, сидевшая рядом с Дамблдором как заместитель, тихо сказала ему несколько слов. Директор Хогвартса коротко кивнул и снова заговорил:
- Гарри Поттер! – повторил он, и Гарри понял, что если это и сон, то, скорее всего, такой, от которого не просыпаются. – Гарри, будь любезен, подойди сюда.
Гарри послушно встал – ноги не гнулись толком – и пошагал по Большому залу к учительскому столу. Тишина, снова, враждебная, густая; она давила Гарри изнутри на стенки черепа, и он предпочёл бы потерять сознание прямо на ходу, чем продолжать идти.
Лица без выражения, пустые глаза – ученики и учителя были удивительно схожи в этот момент. Гарри остановился перед учительским столом и попробовал заговорить, но из горла вырвался только невнятный хрип – всё пересохло до самого пищевода. Он торпливо кашлянул и сказал – на этот раз вполне успешно:
- Я не подавал заявки. Это ошибка…
- Что ж, Гарри… тебе вон в ту дверь, - сказал Дамблдор таким же эмоциональным голосом, как тот, что объявляет станции в метро.
Бесполезно.
Гарри повернулся и побрёл, куда сказали, вдоль учительского стола.
Комната Большого зала была маленькой и увешанной от пола до потолка портретами незнакомых Гарри волшебников. В дальнем конце помещения горел камин, и именно там расположились все три чемпиона. Флёр накручивала на палец серебристую прядку, Олег прислонился к стене, скрестив руки на груди, Седрик, заложив руки за спину, смотрел в огонь.
- В чьём дьело? – певуче осведомилась Флёр, заметив его на пороге. – Нас зовут об’атно в заль?
Гарри молча смотрел на них троих. Ему вдруг как-то сразу стало видно, что даже Флёр выше его почти на голову, а тому же Седрику Гарри, пожалуй, вряд ли достал бы до плеча.
Они даже не подумали, что он тоже может быть чемпионом – ну так и с чего бы им сомневаться в своих способностях к счёту? Они, кажется, подумали, что его прислали передать им что-нибудь от директоров…
- Гарри, чшто ты молчишь? – подал голос Олег, разглядывавший застывшего на пороге Гарри со спокойным вниманием.
Гарри попросту не знал, что им сказать.
Послышался топот ног, и в комнату влетел Людо Бегмен. Он взял Гарри за руку ниже локтя и подвёл его ближе к остальным.
- Это нечто экстраординарное! – забормотал он, сжимая руку Гарри. – Абсолютно экстраординарное! Господа... и дамы, – прибавил он, подходя ближе к огню и обращаясь к трём другим чемпионам. – Разрешите представить вам – каким бы невероятным это ни казалось – четвёртого участника Турнира Трёх Волшебников.
- Какая вьесёлая шутка, мистьер Бегмен, - Флёр эффектно тряхнула серебристыми волосами – блики огня в камине заплясали по полотну густых прядей.
- Какие тут шутки! – отозвался Бегмен, выглядя вполне серьёзным. – Я говорю абсолютно серьёзно!
Чемпионы пребывали в вежливом ступоре, соображая, очевидно, не первое ли сегодня апреля, случаем.
- Но ведь очьевидно, что п’оизошла ошибка, – упрямо заспорила Флёр. – Он не может со’евноваться. Он очьень мальенький.
- Согласен... всё это очень странно, – Бегмен рассеянно потёр подбородок и ободряюще улыбнулся Гарри. – Хотя, как вы знаете, ограничения по возрасту введены только в этом году в качестве дополнительной меры предосторожности. К тому же его имя выдал Кубок Огня... я имею в виду, на данном этапе отступать некуда... таковы правила, вы обязаны... теперь Гарри просто придётся сделать всё, что...
В комнату вошли разом все директора, Снейп, МакГонагалл и мистер Крауч. Сразу стало как-то тесно, из Большого зала донёсся гул голосов – Гарри передёрнуло, когда он представил себе, что все эти несколько сотен человек думают сейчас о нём.
- Мадам Максим! – Флёр решила искать справедливости у знакомого представителя власти. – Они гово’ят, этот мальенький мальчьик тожье будьет со’евноваться!
Маленький мальчик? Если бы Гарри не было так смешно при мысли о том, что он, оказывается, всё ещё маленький мальчик, он был бы очень и очень зол на того человека, который взял на себя неосмотрительность утверждать подобное. «Держу пари, её никто никогда не пытался пустить по кругу. И беспалочковый Круциатус ей слабо сделать».
Нашли маленького, слабого и наивного… пальцем в небо, вот как это называется.
- Что это значит, Дамблёдоррр? – поинтересовалась мадам Максим вкрадчиво.
Ядовитая перепалка между директорами длилась минуты три – Каркаров и мадам Максим требовали возможности выставить ещё по одному своему чемпиону, Дамблдор утверждал, что это невозможно, так как Кубок Огня погас и до следующего Турнира не разгорится снова. В ответ директора Шармбатона и Дурмстранга практически хором заявляли, что в следующем Турнире они участвовать не будут, коль скоро Хогвартс поступает таким подлым образом. Дамблдор ухитрился перевести разговор на чуть-чуть другие рельсы, обратив всё своё внимание на Гарри.
- Гарри, ответь честно – ты помещал заявку со своим именем в Кубок Огня?
- Нет, - мотнул Гари головой; волосы щекотнули шею.
- Просил ли ты кого-нибудь из старших классов сделать это для тебя?
- Нет.
«И какого чёрта они спрашивают, если всё равно не верят?»
- Как же, в таком случае, заявка попала в чашу? – не выдержал Каркаров. – Не сам же Кубок её сочинил, в конце концов!
Мнение было веским, но, увы, света на проблему не проливало.
- Я не вижу никакого иного выхода, Игорь, - пожал плечами Дамблдор. – Гарри будет участвовать в Турнире, потому что теперь он связан магическим контрактом.
- Ну, знаете!.. – взъярился Каркаров. – Это самый настоящий произвол! Я полагаю, мне следует уехать отсюда!
- И б’осить своего чемпиона? – буркнула ему мадам Максим, которую, кажется, тоже настигала подобная мысль, но оставить Флёр без присмотра она не решилась.
- Как чертовски удобно сложилось, - заметил доселе молчавший Снейп задумчиво.
- В каком смысле, Северус? – вопросы от Макгонагалл и Каркарова были идентичны и раздались синхронно.
- Всё очень просто. Кто–то поместил заявку от Поттера в Кубок, зная, что в случае, если чаша выберет его, ему придётся участвовать. И если кому и стоит здесь жаловаться, так это Поттеру… но, удивительное дело, как раз от него я не слышу ни слова.
Снейп говорил без тени враждебности, и Гарри невольно ощутил некоторую благодарность. Кажется, в этом кругу сильных мира сего мастер Зелий пользовался достаточно большим авторитетом, чтобы к его словам внимательно прислушивались.
- Почьему ему жаловаться? – взвилась Флёр Делакур, топнув ножкой. – Он получьиль шанс со’евноваться, так? Мы всье ньедьелями надьеялись, что нас избье’ут! Это чьесть для наших школь! П’из в тысьячу галльеонов – за это многие согласились бы умье’еть!
- Возмошно, кто-то как раз и надеется, чшто Поттер умрёт за это, - никто не ждал от Олега этой реплики, и все невольно вздрогнули.
«А ему-то какая корысть меня защищать? Просто потому, что я – «хороший», что ли?». Гарри слабо верилось в альтруизм – примерно так же, как в йети, обитающего на поросших вереском холмах.
- Севе’ус, ты уве’ен? – с сомнением уточнила мадам Максим. «Да он тут, как я погляжу, со всех сторон свой…». – Это ведь ‘ебёнок. Он мог обмануть ‘убеж и вступить в Ту’ни’, не подумав, что делает…
- Конечно, Поттера редко отличают здравомыслие и благоразумие, - ухмыльнулся Снейп, и Гарри почувствовал, что краснеет. – Но в данном случае он вряд ли виновен. Чтобы Кубок поверил, что в Турнире участвуют не три, а четыре школы – и Поттер, надо полагать, был обозначен как единственный представитель четвёртой – нужна исключительная Дурильная Порча, которая ребёнку не под силу. Такого рода чары, как вы, господа, разумеется, помните, накладывать с возрастом становится всё легче, и раньше седьмого курса в нашей школе такого не проходят.
Аргумент был убойный. Но возмущённой Флёр, которая готова была съесть без масла наглого четырнадцатилетнего выскочку, было всё мало:
- Что-то Вы много знаетье об этом, - сказала она, вздёрнув точёный носик. – Даже ст’анно!
- Флёр! – возмутилась мадам Максим.
- Довольно споров, господа, - вклинился в многообещающую беседу Дамблдор. – Каким образом могла возникнуть подобная ситуация, мы не знаем. Однако мне кажется, что нам не остаётся ничего иного, кроме как принять её. И Седрик, и Гарри избраны для участия в Турнире. Следовательно, именно это они и будут делать...
- Ах, но Дамблёдорр...
- Моя дорогая мадам Максим, если Вы можете предложить альтернативное решение, я был бы счастлив узнать о нём.
Альтернативного решения у раздосадованной и сердитой мадам Максим не было. Недовольными выглядели все, но никто не нашёл, чем ещё возразить директору Хогвартса.
Один только Людо Бегмен был рад более-менее благополучному разрешению конфликта.
- Ну–с, может, приступим? – предложил он, потирая руки и одаривая всех улыбкой. Наши чемпионы ждут своих первых инструкций, не так ли? Барти, ты как, хочешь побыть председателем?
Мистер Крауч вышел из глубокой задумчивости.
- Да, – рассеянно кивнул он, – инструкции. Да... первое задание...
Гарри устремил взгляд на мистера Крауча, как и все прочие, в ожидании инструкций, и подумал, что вид у того совсем больной. Под глазами пролегли глубокие тени, морщинистая кожа на лице со времени чемпионата мира истончилась и приобрела какой-то бумажный нездоровый оттенок.
- Первое задание имеет своей целью испытать вашу отвагу, и поэтому мы не скажем, в чём конкретно оно будет заключаться. Храбрость перед лицом неизвестности есть очень важное колдовское качество... очень важное...
«Что его заедает, как пластинку?»
- Первое задание состоится двадцать четвёртого ноября в присутствии всех школьников и судейского жюри. При выполнении заданий Турнира чемпионам не разрешается просить помощи в каком бы то ни было виде или принимать таковую от своих преподавателей. Первое испытание чемпионы встретят, вооружённые исключительно своими волшебными палочками. Информация о втором состязании будет получена вами по прохождении первого. Также вследствие того, что участие в Турнире отнимает много времени и сил, чемпионы освобождаются от сдачи экзаменов.
Мистер Крауч повернул голову к Дамблдору:
- Я ничего не забыл, Альбус?
- Вроде нет, – отозвался Дамблдор, смотревший на мистера Крауча с некоторым беспокойством. – Ты уверен, что не хочешь остаться на ночь в Хогвартсе, Барти?
Снейп сжал губы – Гарри сначала краем глаза уловил мимолётное движение и только потом собразил, что это было.
- Нет, Альбус, мне необходимо вернуться в министерство, – отказался Крауч. – У нас сейчас очень трудное, такое напряжённое время... Пришлось оставить за главного юного Уэзерби... он проявляет большое рвение... по правде говоря, слишком уж большое...
- Может быть, по крайней мере, выпьешь чего–нибудь перед дорожкой? – предложил Дамблдор.
Снейп явственно слегка позеленел – Гарри стоял к своему декану ближе всех и только поэтому заметил. Правда, он так и не понимал, что именно в невинном разговоре так действует на зельевара.
- Да ладно тебе, Барти! Я вот остаюсь! – с энтузиазмом воскликнул Бегмен. – Ты пойми, всё самое важное происходит здесь и сейчас, а ты – министерство, министерство...
- Я так не думаю, Людо, – сказал Крауч, и в его голосе засквозили нотки былой безапелляционности.
- Профессор Каркаров, мадам Максим, не желаете по рюмочке перед сном? – любезно осведомился Дамблдор.
«Надраться с горя ему не с кем, что ли?»
Но мадам Максим уже положила руку на плечо Флёр и повела её прочь из комнаты. Гарри слышал, как они, выходя за дверь в Большой зал, быстро-быстро говорят по–французски. Каркаров поманил Крама, и они тоже вышли, но молча. На пороге Олег обернулся и послал Гарри ободряющую улыбку. Кажется, золотоглазый дурмстранговец действительно поверил, что Гарри не бросал в Кубок треклятую заявку.
- Гарри, Седрик, я думаю, вам тоже пора возвращаться в свои гостиные, - директор говорил обычным тоном, но его глаза могли без дополнительной магической помощи замораживать воду.
- Да, господин директор, - дисциплинированно отреагировал Седрик и потянул за рукав всё ещё ошеломлённого всем произошедшим Гарри. – Пойдём, не тормози.
В Большом зале было пусто и тихо; шаги всего двух человек гулко отдавались по каменному полу.
- Скажи только, как ты сумел бросить заявку в Кубок? – Седрик нарушил молчание только тогда, когда они подошли к лестнице.
- Я её туда не бросал, - Гарри почувствовал себя чрезвычайно усталым. Сколько раз ещё он услышит этот вопрос? Сколько раз он прочтёт это в неприязненном взгляде? Сколько ему ещё доказывать, что он не тот верблюд, что нагадил у всех на дороге?
Седрик остановился и подцепил Гарри двумя пальцами за подбородок, заставив посмотреть в глаза.
- Правда?
- Правда, - досадливо выплюнул Гарри. – Какая тебе разница?
- Я просто хотел знать, - серьёзно сказал Седрик, убирая руку. – У всех о тебе разное мнение…
- И к какому же ты склонился? – поинтересовался Гарри скорее из вежливости, чем из любопытства.
- Я составляю своё собственное, - Седрик подмигнул Гарри.
- И каковы первые результаты?
- Мой двоюродный брат, - заговорщически сообщил Седрик, - которому сейчас восемь, растёт таким же милым и хамоватым. Правда, глаза у него серые, как у меня – это между вами главная разница.
- Твой двоюродный брат? – Гарри показалось, что он что-то пропустил.
- Ну да. Не в капусте же меня нашли, у меня полно родственников, - улыбнулся Седрик. – Серьёзно, вы одинаково ершистые.
- И ты сравниваешь меня со своим братом? – недоверчиво уточнил Гарри. – Я же слизеринец, змееуст и вообще псих опасный…
- Псих – это когда по вечерам споришь с Мерлином о том, что делал слон, когда пришёл Наполеон. У тебя, кажется, до этого ещё не дошло.
Создавалось странное ощущение, что Седрик относится к нему непредвзято и считает нормальным человеком. Вот только с чего бы это?
Гарри сощурился.
- Пока нет… как дойдёт, обязательно тебе об этом расскажу.
- Договорились, - тёмно-серые глаза озорно блестели, и Гарри помимо воли задумался о том, что было бы, имейся у него нормальный брат.
Не такой, как Дадли.
А, например, такой, как Седрик.
Вот только хрен ли Диггори так глупо шутит? На радостях, что стал чемпионом, говорит, не думая? Эйфорический бред, что-то вроде…
- Вот и отлично. А тебя там не заждались хаффлпаффцы, готовые качать на руках? – ненавязчиво намекнул Гарри.
- Тебя не любят в Слизерине, да? – спросил Седрик вместо ответа.
- Могу только повториться, Диггори – а тебе-то что за дело?
Седрик покачал головой.
- Это любимый вопрос Кевина.
- Кевина?
- Это тот мой двоюродный брат.
- А.
- Удачи тебе, - Седрик махнул рукой на прощание и быстрым шагом направился к своей гостиной.
Гарри долго смотрел ему вслед.
Не любят. Совсем.
И можно было только догадываться о том, что думают слизеринцы по поводу «вечного выскочки Поттера», отхватившего себе звание четвёртого чемпиона; впрочем, догадываться вполне уверенно.