Отправлено: 10.09.08 19:17. Заголовок: ГП. "Жизнь в зеленом цвете" часть пятая ГП/ФУ/ДУ, ГП/БЗ, ГП и другие NC-17, ангст/AU

Название: Жизнь в зеленом цвете,пятая
Автор: MarInk
Бета: Teufel
Пеиринг: Гарри Поттер/Фред Уизли/Джордж Уизли,
Гарри Поттер/Блейз Забини, Гарри Поттер и др.
Рейтинг: NC-17, слеш
Специальное придупреждение: пренуждение, экзекуция, жестокость, изнасилование, смерть персонажей, ООС.
Жанр: ангст/AU
Содержание: У всякой монеты есть две стороны, не говоря уж о ребре. Такие близкие и не способные когда-нибудь встретиться, не могущие существовать друг без друга, орёл и решка [особо проницательным: да-да, читай не орёл и решка, а Гриффиндор и Слизерин] ВСЕГДА видят мир с разных сторон, но однобокий мир мёртв. Гарри предстоит убедиться в этом на собственной шкуре, посмотрев на мир с той стороны, с какой он не хотел, но на самом деле смотрел всегда...
Разрешение получено.

 Отправлено: 10.09.08 19:18. Заголовок: Предварительные необ..

Предварительные необязательные ремарки от автора:
1) всем, кто, как и я до этого фанфика, путался в системе Хогвартских старост, советую заглянуть в темку «Забывшиеся факты из канона» на Форуме. Несравненная Melusine осветила это во всех подробностях, за что ей моя благодарность до гроба;
2) я помню, что во второй части обозначила Снейпов чистокровным семейством – ошибки в тексте нет, есть только моя задумка;
3) пожалуйста, ищите двойное дно за событиями, поступками и словами. Оно там есть:)
4) и, как водится, просьба не стрелять в пианиста – он играет, как умеет:)

Глава 1.

Меч его сверкнул во тьме.
Дж. Р. Р. Толкиен, «Властелин Колец. Летопись вторая: Две башни».

«Если я разобью яйцо, оно сразу превратится в яичницу, или минут через десять?». Гарри лежал в саду, посреди розовых кустов тёти Петуньи, и, щурясь, сквозь пыльные стёкла очков наблюдал за тем, как немилосердно палящее солнце клонится к закату.
От земли пахло пылью и травой, а ещё – химическими удобрениями, которые сам Гарри не далее как два часа назад подкапывал под корни кустов. Пожелтелые, жухлые от жары листья нависали над Гарри, и ему всё казалось, что он загорит от этого неровными пятнами – настолько неподвижными были ветви и жгучими – солнечные лучи. Хотя он не впервые проводил так выдавшийся свободным остаток вечера и успел посмуглеть вполне равномерно.
Здесь было самое удобное местечко во всём саду – под окнами гостиной. Все остальные места были засажены тётей Петуньей – то есть не тётей, а Гарри, но, разумеется, под тётиным чутким руководством – до полной непроходимости; имелись только небольшие прямые и ровные дорожки, которые Гарри регулярно посыпал белым песком, но лежать на них было, во-первых, рискованно, потому что его могли даже не то что застукать за бездельем, а просто не заметить и наступить, во-вторых, глупо – песок забрался бы за шиворот и пояс штанов. Конечно, дяде или тёте могло вздуматься высунуться в окно и посмотреть вниз, но вряд ли им пришло бы в голову, что «этот мальчишка» находится именно здесь. В конце концов, мёдом тут было не намазано. Так что Гарри чувствовал себя в безопасности, насколько мог.
И на этом факте исчерпывалось всё хорошее этим летом.
Плохое же можно было перечислять и перечислять, имей Гарри желание жалеть себя. Но он не считал, что достоин даже жалости; хотя подчас трудно было не сорваться и не подумать о том, какие все вокруг гадкие гады, а он – несчастный и всеми не понятый. От подобных поползновений собственного разума Гарри спасался только воспоминаниями о финале Турнира, явственно свидетельствовавшими о том, что обиженных им больше, чем обидевших его.
Однако же, прошлое лето было не в пример веселее.
В этом году Дадли уже не сидел на диете, поскольку записался в секцию бокса, пока Гарри отсутствовал в Литтл-Уингинге, и достиг в этом виде спорта больших успехов. Кто бы, впрочем, сомневался, что Дадли нравится бить других; Гарри помнил те времена, когда служил «крошке Диддикинсу» первой боксёрской грушей. Неустанные тренировки, приведшие Дадли к победе в соревнованиях по боксу среди юниоров юго-восточного графства, не сделали наследника семьи Дурслей легче и изящней, но переместили некоторую часть массы в мышцы – живот Дадли уменьшился, плечи расширились. Сантиметров на пятнадцать, что при общей цифре, приближающейся к метру в обоих случаях, особой роли не играло. Старые брюки и футболка Дадли, которые тот отказался носить где-то в феврале, были торжественно вручены Гарри в начале июля; штаны смотрелись, как юбка, а футболка – как платье, несмотря на то, что за время, проведённое в доме дяди и тёти, Гарри вытянулся очень сильно, куда больше, чем прошлым летом. Фактически, он просто просыпался по утрам и обнаруживал, что стал на пару дюймов выше, и так до тех пор, пока нормальная одежда, приобретённая для него в прошлом году миссис Уизли, не стала Гарри безнадёжно коротка. Толку-то в этом вырастании…
Сам Дадли, считая себя теперь чрезвычайно важной и имеющей полное право на безоговорочное главенство персоной, встретил кузена с такой же радостью, с какой лиса приветствует зашедшего к ней на мясной суп зайца. Травить смотревшего исподлобья мрачного Поттера снова стало для Дадли любимым развлечением; Гарри приходилось проявлять чудеса ловкости и самообладания, проскальзывая мимо Дадли в доме, где дядя Вернон, пожалуй, ещё и помог бы сыну, и давая отпор на улице, где Дадли быстро тушевался при виде палочки. Палочкой Гарри не пользовался, но неизменно показывал её. Несколько раз Дадли удавалось сломать Гарри пару пальцев и разбить губы в кровь, но это было совершенно незначительно; в местном травмпункте хорошо знали Гарри и без проволочек накладывали гипс, а несколько привезённых с собой зелий отлично ускоряли процесс заживления костей. О такой мелочи, как губы, Гарри и вовсе не беспокоился – он давно привык к вкусу собственной крови и к тому, что что-нибудь непременно саднит, жжёт, колет или ноет. Делов-то…
Дела дяди Вернона шли этим летом вполне удачно, так что единственным раздражающим элементом в жизни главы семейства Дурслей был всё тот же Гарри, этакий своеобразный штатный виноватый во всём, от убийства Кеннеди до истончения озонового слоя. И, вне всякого сомнения, дядя Вернон не упускал случая напомнить племяннику, что тот – маленькое неблагодарное дерьмо, ненормальный, которого из милости приютили порядочные люди, дерзкий асоциальный хам, которого стоило сдать в детдом в тот же день, когда его подкинули под дверь добросердечным родственникам. Гарри соглашался мысленно с каждым словом, но вслух обычно ничего не произносил, чтобы не спровоцировать дядю на физическую аргументацию; какие-то ошмётки инстинкта самосохранения у Гарри ещё оставались, хотя он чувствовал, как всё сильнее с каждым днём хочется сорваться, хочется нарваться на наказание – потому что заслужил, потому что боль была единственным, что могло вывести Гарри из оцепенения.
Тётя Петуния оставалась всё той же старой доброй любопытной и властной занудой – гремучее сочетание; она с радостью скинула на Гарри всю возможную работу по дому, чтобы отдохнуть самой, и практически самоустранилась от общения с племянником. Оплеухи от неё были редки – в тех случаях, когда Гарри вставал слишком поздно и не успевал приготовить завтрак и накрыть на стол к тому моменту, когда заспанные Дурсли в полном составе выползали на кухню. Впрочем, боксом, в отличие от своего сына, она не увлекалась, так что Гарри не страдал от этого, как ему доводилось, например, лет в десять.
Но всё это было мелочью по сравнению с тем, что Гарри оказался в полном информационном вакууме; он надеялся на письма от Фреда и Джорджа, у которых была возможность быть в курсе дела, но они слали уклончивые короткие послания. Одно, которое Гарри всегда носил с собой, звучало так:
«Привет, Гарри!
Как ты там? Эти козлы тебя не трогают?
У нас всё нормально. Дамблдор взял с нас Нерушимый Обет не рассказывать тебе ничего существенного, пока мы тут, а ты там, у магглов, поэтому мы не можем ничего написать – дескать, вдруг совы будут перехвачены... Всем остальным он просто запретил. Мама и папа регулярно ругаются с директором о том, чтобы забрать тебя, но тебе, мол, надо пробыть там ещё некоторое время. Если до середины августа они тебя не заберут, мы сами за тобой придём.
Придумываем тут всякие новые штучки для нашего магазина – здесь, где мы сейчас живём, самые условия для этого. Мы ведь не в Норе сейчас, а где, написать не можем… прости, пожалуйста…
С любовью,
Дред&Фордж».
Гарри читал немного про Нерушимый Обет и знал, что близнецы не могли его нарушить; Дамблдор, без сомнения, обладал большими способностями в припирании людей к стенке. Тем не менее, ему было тревожно, нервозно и досадно; из писем он понял, что вся семья Уизли плюс Гермиона находятся где-то вместе и заняты чем-то важным. Он же погибал здесь, драя посуду, гладя бельё, подстригая кусты и давя самоубийственные порывы. Гарри полагал, что если и было на свете что-то, чего он заслуживал, так это были новости о Вольдеморте, который мог творить, что хотел, потому что никто не верил в его возвращение, кроме нескольких человек. Здесь, в мирной ухоженной обстановке Прайвет-драйв, казалась мутной старой сказкой вся история, но стоило Гарри посмотреть в зеркало – на губы в трещинах, синяки под глазами, болезненно бледную и смуглую одновременно кожу, шрамы на лбу и скуле, почти маньячески блестящие глаза с красными прожилками в белке, занявшие чуть ли не половину заострившегося лица – как он сразу понимал, что таких сказок не бывает. А если б были, стоило бы хорошенько проклясть их сочинителя.
Каждую ночь Гарри просыпался до рассвета в холодном поту, шрам на лбу саднил – ему снилось двадцать четвёртое июня этого года. Снился Вольдеморт, круг Пожирателей, мёртвый Барти Крауч, какие-то тёмные коридоры, заканчивавшиеся тупиком, снились изнасилования – и то, что было совершено над ним, и то, что совершил он сам… но самым жутким, самым ненавистным кошмаром был мёртвый Седрик. Пустые тёмно-серые глаза, безжизненно обмякшее тело, удивлённо приоткрытые губы… почему, почему у мёртвых всегда такие удивлённые лица, что хочется упасть на колени и просить у них прощения? Гарри просыпался в слезах, с бешено бьющимся сердцем, с синяками, набитыми, пока он во сне метался по постели, задевая руками стены и спинку кровати, и долго переводил дыхание, а потом садился на подоконник и курил до рассвета, пока ставшая горькой слюна не густела, и привкус табака не поселялся на языке прочно и надолго.
Сигареты спасали его этим летом от перманентного слезоразлития и окончательного раскисания. Едкий дым, проникавший в лёгкие, милосердно затуманивал мозги ровно до такой степени, чтобы притупилась острота воспоминаний. Гарри потихоньку таскал сигареты у Дадли, который закупал их в таком количестве, что пропажа пачки-другой неизменно проходила незамеченной. Гарри не знал, крепкие ли они, да его это и не беспокоило. Вместо зажигалки он пользовался огоньком, вызываемым из ладони, окурки старательно закапывал в саду и курил только на подоконнике, чтобы дым уходил в окно; первая затяжка далась ему на удивление легко – он только кашлянул пару раз, приноравливаясь к новому вкусу и неожиданному тёплу насыщенного дымом воздуха, и курил дальше почти без затруднений. «Вот интересно, а если начать пить и колоться, мне это так же легко дастся?»
Дадли курил в основном ментоловые сигареты – должно быть, ему казалось, что это очень и очень круто. Гарри ничего не оставалось, как курить их же, и он временами ощущал себя большой ходячей жвачкой, настолько его волосы и одежда пропитывались неестественным запахом мяты. Поэтому почти каждая ночь заканчивалась тем, что Гарри мчался в душ и наскоро смывал с себя лишние запахи – не дай Мерлин, учует тётя Петунья или Дадли… «И будет большой и страшный ******»… Под душем были видны и шрамы на руке, нанесённые Гарри самому себе этой весной (днём они были закрыты растянутыми до предела рукавами футболки), и он задавался вопросом, много ли времени пройдёт, прежде чем его можно будет принять за помолодевшего Аластора Грюма. Нос пока на месте, да и обе ноги тоже… но при таком ритме жизни это не проблема…
Серая тоска повисла над Литтл-Уингингом, вползла Гарри в душу и устроилась там клубком; что-то должно было случиться, чтобы разогнать её, что-то зрело в густом зное, который можно было потрогать руками и аккуратно сложить в угол – пригодится котлеты разогревать... Что-то, похожее на грозу – но куда более осмысленное, чем гроза. Более пугающее, более опасное, более… продуманное.

Солнце всё клонилось к закату, неторопливо и вальяжно, словно красуясь, выделываясь невесть перед кем; в гостиной отыграли своё семичасовые новости. Гарри слушал их краем уха, надеясь хоть там почерпнуть информацию о Вольдеморте – в конце концов, вряд ли тот оставил бы магглов в покое только потому, что всего лишь с месяц как возродился. Какие-нибудь массовые убийства, необъяснимые несчастные случаи с большим количеством жертв… но самым трагичным сообщением был сюжет о попугайчике, научившемся кататься на водных лыжах. Как же надо было измываться над бедной птицей, чтобы выдрессировать её кататься на лыжах…
Внезапно тишину Прайвет-драйв прорезал хлопок, до боли напомнивший Гарри звук аппарации; он вскочил, как ошпаренный, вытягивая вперёд руку с огоньком, готовым в любой момент перерасти в полноценный язык пламени. Из-под стоявшей неподалёку на улице машины рысью выметнулась очумевшая от неожиданности кошка; из гостиной донёсся крик ярости, и дядя Вернон, не долго думая, высунул в окно свои лапищи и сжал ими горло Гарри.
Перед глазами у Гарри замелькали цветные круги – дядя давил, как клещами, мгновенно перекрыв Гарри доступ воздуха в лёгкие.
- Немедленно прекрати свои штучки!! – рычал дядя Вернон, своей яростной одышкой интенсивно раздувая волосы на затылке Гарри. – Убери ЭТО!!!
Под «этим», надо полагать, имелся в виду огонь; Гарри погасил его недюжинным усилием воли, но дядя и не подумал ослабить хватку. Глаза Гарри закатились, колени начали подгибаться… он рвал обеими руками пальцы дяди Вернона со своего горла, но никакого эффекта не добился. Тогда он позволил огню снова вырваться на волю – совсем чуть-чуть, совсем немного… Но этого хватило, чтобы дядя отпрянул с воплем, который не решились бы напечатать ни в одной книге, помимо специализированного справочника ненормативной лексики.
Гарри брякнулся на землю под окном, где только что лежал – вот оно всё и вернулось на круги своя; кислотно-яркие звёзды хаотично прыгали у него перед глазами, словно уворачиваясь от пулемётной очереди. Горло ныло, и Гарри был готов поклясться на чём угодно, что на шее останутся синяки.
- Что это ты себе позволяешь, негодный мальчишка?! – дядя Вернон, усиленно тряся в воздухе пострадавшей рукой, продолжал разоряться – правда, немного снизив громкость, потому что любопытные соседи уже высовывали носы из своих окон.
- Это не я, - просипел Гарри и закашлялся.
- А КТО?!!!
- Не знаю, - честно сказал Гарри, садясь и предусмотрительно отползая на несколько футов в сторону.
- Хорошенькое дело, - кипел дядя Вернон, пока тётя Петуния смазывала ему тыльную сторону мясистой ладони мазью от ожогов. – Какого дьявола ты ошивался под окном, а?
- Лежал, - ответил Гарри, подумав немного, – слушал новости…
- На черта тебе наши новости? – дядя Вернон был искренне удивлён. – Нечего мне мозги полоскать, понял? В наших новостях ничего про таких, как ты, не бывает…
- Это вы так думаете, - устало сказал Гарри. – Вы просто не знаете.
- Чего не знаем? – бдительно уточнил дядя Вернон; суженные, и без того крохотные блёкло-голубые глазки поблёскивали подозрительностью.
- Да ни *** вы не знаете!! – взорвался Гарри, вскочил, одним прыжком перемахнул через ограду сада и скрылся за поворотом прежде, чем ошеломлённые таким неприкрытым хамством Дурсли успели что-нибудь сказать или сделать.
Позже вечером, когда он вернётся в дом Дурслей, ему придётся поплатиться за свою наглость. Но до этого знаменательного воспитательного момента у Гарри оставалось ещё некоторое время, и ему хотелось провести его спокойно.

Над Литтл-Уингингом чинно и солидно сгущались сумерки; Гарри брёл по пустой улице, рассеянно пиная перед собой помятую консервную банку, и предавался раздумьям. Всё это время он выписывал «Ежедневный пророк», чтобы искать информацию и там. Но Министерство на все лады отрицало саму возможность того, что Вольдеморт вернулся, и склоняло имя Гарри, как могло. Фразы типа «сказочка, достойная Гарри Поттера», «чушь, подобная россказням Поттера», «просто помешанный, как будто у него на лбу шрам в форме молнии» встречались через статью; особенно старалась Рита Скитер. «Пророк» с упорством Катона, впопад и невпопад твердившего, что Карфаген должен быть разрушен, вдалбливало в головы своих подписчиков, что Гарри – законченный псих.
Гарри не было даже обидно – ему было грустно. Сами же локти кусать будут, когда увидят Чёрную Метку над своими домами… Он очень сомневался, что ему хоть кто-нибудь будет верить, и с уверенностью, для которой не надо было успевать на уроках у Трелони, мог предсказать, что по возвращении в Хогвартс от него станут шарахаться все остальные студенты от мала до велика.
Подтянувшись на руках, Гарри перелез через запертые ворота старого парка, и побрёл по траве к качелям. Только одни ещё не были сломаны Дадли с дружками – туда Гарри и уселся; металлическая цепь качелей холодила пальцы. Гарри слегка оттолкнулся носками рваных кроссовок от земли и качнулся. Цепь тихонько скрипнула.
Даже Сириус не пишет ничего, кроме просьб беречь себя и быть начеку… хотя, уж казалось бы, крёстный мог сжалиться и просветить Гарри хоть немного насчёт того, что там в магическом мире происходит. И вообще, совет не совершать необдуманных поступков от человека, который двенадцать лет по ложному обвинению отсидел в тюрьме, бежал, предпринял попытку совершить то убийство, за которое, собственно, и был осуждён; от человека, и теперь находящегося в бегах вместе с краденым гиппогрифом... такой совет от этого человека мог вызвать не столько послушный кивок, сколько искренний смех.
Гарри просидел на качелях, сгорбившись, слегка покачиваясь, достаточно долго, чтобы сумерки окончательно сгустились, и яркие, как лампочки карманных фонариков, звёзды зажглись на бархатисто-чёрном небе. Сохлая трава шуршала под ногами, и это было практически единственным звуком во всей округе. И, когда тишину нарушили негромкий стрекот гоночных велосипедов, пародирующее нормальный человеческий смех ржание и дурным голосом распеваемая неприличная песня, Гарри без особых усилий опознал источник шума. Дадли с дружками возвращался из очередного рейда по киданию камнями в машины и прохожих, ломанию всего, что попадётся под руку, и унижению младших.
Дружки Дадли распрощались с ним, называя его «Боссом» («Ну хоть не Великим Тёмным Лордом Вольдемортом, и то хлеб»), и Гарри, соскользнув с качелей, пошёл догонять Дадли. Не стоило усугублять наказание, которое Гарри непременно получит сегодня вечером, ещё и опозданием – отчего-то Дурсли пребывали в твёрдой уверенности, что Гарри не должен приходить позже Дадли.
Гарри нагнал кузена и пошёл рядом, держась на расстоянии метра – и не слишком далеко, чтобы не терять Дадли в темноте из виду, и не слишком близко, чтобы, если что, удар не застал Гарри врасплох.
- Что-то ты спокойный больно этим летом, - Дадли первым нарушил молчание.
- Так фишка легла, - безразлично отозвался Гарри.
- Как будто в собственном мире живёшь, а мы так, пыль под ногами.
- Не кури больше такой травы, Диддикинс, - посоветовал Гарри. – Каждый вечер слышишь, что я – дерьмо, которое удобрения под розовыми кустами в вашем саду не достойно целовать, и говоришь какую-то несуразицу.
- Да-а, папа объясняет тебе, кто ты есть, - удовлетворённо протянул Дадли. – Но ты-то так не думаешь. Думаешь, раз у тебя эта штука, так ты самый крутой на милю вокруг. Ты слушаешь и не споришь, но ты не веришь.
- А должен?
- Тебе хочется думать, что должен.
Определённо, Дадли курил сегодня очень хорошую траву.
- Ты уже заговариваешься.
- Нет, - захихикал Дадли. – Это ты заговариваешься. По ночам.
- По ночам? – Гарри прирос к горячему асфальту и недоверчиво уставился на Дадли. – По ночам я сплю.
- Ага, - Дадли выглядел необоснованно довольным. – Ты спишь, и тебе снится. Ты кричишь: «Не убивай Седрика! Не убивай Седрика!» Кто такой Седрик? Твой бойфренд?
На лбу Гарри выступил холодный пот. Он помнил все свои кошмары, но даже не подозревал, что как-то выдаёт себя в это время.
- «Не смей! Я убью тебя, мразь! Не убивай Седрика! Я убью тебя за него, понял?! Нет! Только не Седрик! Я не хотел, я не смог… Седрик, прости меня!.. Ма-ааама!..» - продолжал кривляться Дадли, пародируя голос Гарри.
Следующее слово застряло у него в горле; кончик палочки Гарри был прижат к основанию жирного подбородка Дадли.
- Только скажи ещё что-нибудь об этом, и я убью тебя, - прошипел Гарри. – Ты не знаешь, конечно, кто такой Седрик, но могу тебе сказать, что тому, кто убил его, я оторвал голову собственными руками. Вот этими двумя. Магия, знаешь, и не такое позволяет сделать.
В темноте было видно, насколько побелел Дадли, потому что даже распоследний флобберчервь почуял бы, что Гарри говорит правду. Правда эта давалась Гарри тяжело, резала язык, поднимала мутную волну отвращения и боли где-то в груди – но вот об этом Дадли уже не знал и никогда не узнает.
- Т-ты… ты…убери свою штуку! – голос Дадли дрожал от страха.
Гарри затошнило – чужой всепоглощающий страх ударил в виски тараном, почти сминая тонкие кости. Собственный, лавиной слетевший в ответ чужому ледяной ужас заставил Гарри вздрогнуть – «Что я делаю??!!!..» Отняв палочку от подбородка Дадли, Гарри отступил на шаг, продолжая целиться в кузена. Палочка в руке подрагивала.
- Я предупредил тебя, Дадли, - теперь искренности в голосе Гарри не хватало просто отчаянно, но Дадли был непривередливым зрителем этого театра одного актёра. – Это – именно это – не тема для шуток, если тебе дорога твоя паршивая жизнь.
- Убери эту штуку!
- Ты понял меня, Дадли?
- УБЕРИ ЭТУ ШТУКУ ОТ МЕНЯ!!!
Тьма накрыла Литтл-Уингинг; тьма, разительно отличавшаяся от бархатной ночной темноты. Холод окутал Гарри, безжалостный и проникающий до мозга костей – Гарри впервые понял, что это отнюдь не фигура речи. Исчезли все звуки, словно Гарри и Дадли кто-то накрыл непроницаемым колпаком, источающим холод. Тьма невесомой ласковой вуалью льнула к телу, и Гарри не мог ничего разглядеть, как бы широко ни открывал глаза.
- Ч-что ты сд-делал? – голос Дадли был визгливым.
- Ничего, заткнись, пока я пытаюсь понять, что случилось, - скороговоркой выплюнул Гарри, стараясь почувствовать хоть что-нибудь.
- Я н-ничего н-не в-вижу! Я ослеп! Я...
- Молчи!
- Х-хватит! П-прекрати! Т-тебе с-сейчас не п-поздоровится, п-понял…
В наступившей тишине Гарри слышал, как пыхтит до смерти перепуганный Дадли, пытаясь подобраться к своему ненормальному кузену и врезать хорошенько, как очередному десятилетке, не желающему отдавать свои карманные деньги банде почти взрослых придурков; от этих звуков оказалось легко отключиться, и Гарри услышал, как что-то впереди, во тьме, свистяще, предвкушающе, мертвенно-спокойно втягивает воздух. Чувство опасности Гарри кричало, истошно вопило, корчилось в судорогах, обливало своего хозяина противным холодком, вздыбливая волоски по всей длине позвоночника.
ХРЯСЬ!
Кулак Дадли с силой врезался в плечо Гарри. Гарри отлетел на несколько шагов и упал в пыль неуклюже, как мешок с песком. Где они, квиддичные навыки, умение падать, сгруппировавшись, врождённые инстинкты, доведённые до автоматизма движения?.. «Где, где…» Боль расходилась по левой руке от места удара; Гарри почти судорожно загребал ногтями неподатливый, ещё не до конца затвердевший после дикой дневной жары асфальт, пытаясь вдохнуть – пусть даже этого сырого, холодного, неправильного воздуха… Пинок в предплечье был несильным – просто для того, чтобы понять, где Гарри находится. Под ногой Дадли жалобно хрустнули слетевшие при падении очки. Только бы палочка осталась цела… она выпала из рук… только бы она осталась цела…
- ПРЕКРАТИ ЭТО НЕМЕДЛЕННО!!! - Дадли тяжело рухнул на колени рядом с Гарри; от кузена остро пахло виски, ментоловыми сигаретами и страхом. – СЛЫШИШЬ, ТЫ!..
- Дадли, болван, дай мне что-нибудь сделать! Я твой чёртов шанс выжить! Ааргх… - Гарри поперхнулся собственными словами, когда лапища Дадли ударила куда-то под рёбра.
- Ты!.. Вечно думаешь, что лучше всех, ходишь с этой штукой… убери темноту!
Колено Дадли опустилось между колен Гарри, придавив к асфальту широченные штанины обтрёпанных брюк – Гарри не мог шевельнуть ногами.
- Дадли, пусти меня…
Треск рубашки заглушил свистящее дыхание во тьме. От ужаса Гарри закаменел, а Дадли вцепился в обнажившиеся плечи Гарри и с силой ударил его о землю. Что-то взорвалось в голове Гарри ослепительной белой вспышкой; в ушах зазвенело; горячая солёная струйка крови потекла из уголка рта Гарри по подбородку и часто-часто закапала на землю, впитываясь в тонкую ткань футболки, холодя спину.
- УБЕРИ ЭТО!! ИЛИ Я ТЕБЯ СЕЙЧАС ПРЯМО ЗДЕ…
- STUPEFY! – выкрикнул Гарри, неуклюже взмахивая (лучше «взмахнув») левой рукой; сверкнуло малиновым, и Дадли отшвырнуло назад.
Немного покопошившись суматошно, как перевёрнутый на спину жук, Гарри встал на четвереньки и зашарил вокруг руками в поисках палочки. Неровный асфальт ранил ставшую очень чувствительной левую ладонь; спустя долгих две минуты, наполненных скулежом Дадли и тихим зловещим шорохом, Гарри нащупал палочку. Целую и невредимую. Хвала Мерлину…
Огонёк на ладони высветил толпу высоких фигур в балахонах с капюшонами; эти фигуры, казалось, были сотканы из спрессованной тьмы, которую принесли с собой; Гарри в панике отступил на несколько шагов.
- Дадли, только не открывай рот, понял?! ЧТО БЫ НИ СЛУЧИЛОСЬ, НЕ ОТКРЫВАЙ РОТ, НЕ ТО ТЕБЕ КОНЕЦ! Expecto Patronum!
Жиденькое облачко серебристого газа выползло из кончика палочки так нерешительно, словно собиралось робко попереминаться с ноги на ногу и учтиво осведомиться: «Я туда попал, граждане, или не туда?».
- Expecto Patronum! Expecto Patronum, ну же… - ничего не выходило.
Где взять хоть одно долбаное счастливое воспоминание?
Дементоры приближались; видь Гарри их рты (у них должны были быть рты, не так ли, иначе чем бы они высасывали души?), он поклялся бы, что они ухмыляются.
- Expecto Patronum!.. – бесполезно…
Гарри тонул в зловонном тумане, не в силах ни пошевелиться, ни сказать что-нибудь… мёртвое лицо Седрика с пугающей, выворачивающей душу явственностью встало перед глазами, и Гарри сдавленно всхлипнул.
Седрик, прости, я не защитил тебя, я позволил тебя убить, прости, Седрик, пожалуйста, я так виноват перед тобой, Седрик, мой единственный брат, я должен был умереть, а ты – жить…
Может быть, Гарри думал всё это, а может быть – выкрикивал; он тонул в боли и страхе, он готов был сломаться, сдаться, упасть на колени и подставить губы дементору… не проще ли будет потерять душу, а с ней – воспоминания, которые сводят с остатков ума…
Седрик, Седрик, прости… я убил, я отомстил, но не было никакого толка в этой крови, его смерть тебя не вернула бы, всё бессмысленно, тебя больше нет, Седрик…
Пепельно-серое мёртвое лицо Седрика в памяти Гарри ожило; бледные, почти просвечивающие губы сложились в мягкую подбадривающую улыбку, какую Гарри часто видел при жизни Седрика, крохотный шрам в виде молнии между бровей вспыхнул светом Авады.
- Прочь! Прочь, вы, твари!!
Гарри так и не понял, кто это крикнул; но дементоры отпрянули, отступили – неприятно поражённые, почти возмущённые неожиданным поворотом дел. Испуг и брезгливость читались в каждом их движении. Гарри навёл на них палочку, ходившую в трясшейся руке ходуном, и зажмурился до боли.
Лабиринт. Объятия Седрика – надёжные, уютные. Уходящая широким потоком горечь, как будто тёплый ветер окутал разгорячённое лицо покоем и мягкостью. Лёгкость, почти беззаботность, робкая, смешная надежда на то, что растреклятое «всё» наконец-то будет «хорошо» ныне и во веки веков, аминь… и не думать, не думать о том, что было после!!..
- Expecto Patronum!
Огромный серебряный олень боднул дементора в грудь; дементор плавно, заторможенно отлетел, невесомый, как воздух.
- Спаси Дадли! – Гарри махнул палочкой в ту сторону, где в последний раз слышался скулёж Дадли.
Дементор, склонившись над дрожащим на земле Дадли, бережно, практически любовно разводил в стороны жирные ладони, открывая себе доступ ко рту; капюшон склонялся всё ниже и ниже, постепенно закрывая от Гарри лицо кузена. Патронус налетел на дементора и отбросил разом на десяток метров.
Дементоры всё отступали и отступали, сливались с тьмой так, что Гарри не мог различить, где они, даже в свете Патронуса; с каждой секундой всё легче было дышать, и всё теплее и спокойнее становилось.
Тьма развеялась, и душистый вечерний воздух обнял Гарри.
- Дадли?
Ноги не слушались Гарри; больше всего ему сейчас хотелось опуститься на асфальт, тупо уставиться в одну точку и сидеть так долго-долго, пока мир не рухнет и не выстроится заново, как-нибудь по-другому, более милосердно, более правильно и светло. Но вместо этого Гарри сунул палочку за ремень джинсов и направился к Дадли, который, скорчившись на земле, тихонько постанывал от страха и непонимания.
- Дадли… как ты… он не высосал из тебя душу, ведь нет?
Дадли медленно сел; в свинячьих глазках плескался панический страх. Душа была, без сомнения, на месте.
Гарри рывком поднялся с корточек и почувствовал, как кружится голова и неприятно стягивает кожу засохшая кровь на подбородке.
- Я сверну шею этому Мундугнусу Флетчеру!!
- Миссис Фигг?.. – Гарри воспринял появление назойливой любительницы кошек, как должное – просто не хватало сил удивляться.

Дотащить Дадли до дома было не так-то просто, учитывая, что Гарри весил где-то в два с половиной раза меньше своего кузена. Миссис Фигг, оказавшаяся не магглой, а сквибом, семенила рядом и трещала, как сорока, вербально выплескивая своё возмущение и беспокойство; Гарри закрывал глаза, утомлённый её словами, и кренился набок вместе с Дадли. Приходилось открывать глаза и тащиться дальше; пожалуй, Иисус тянул свой крест на Голгофу с большим энтузиазмом.
- По приказу Дамблдора я должна была приглядывать за тобой, но ни о чём не рассказывать, ты был слишком маленький. – «Ох уж мне этот Дамблдор, в каждой бочке затычка». – Уж прости, что я так плохо тебя развлекала, Гарри, но Дурсли ни за что не разрешили бы тебе ходить ко мне, если бы знали, что тебе у меня нравится. Это было нелегко, уж поверь... О господи, когда Дамблдор обо всём об этом узнает... как Мундугнус посмел уйти с поста до двенадцати? И где его носит? Как я доложу Дамблдору о происшествии? Я же не умею аппарировать!..
В этот самый драматический момент речи миссис Фигг на сцене появился главный персонаж этого пламенного монолога – Мундугнус Флетчер собственной небритой и обтрёпанной персоной.
- Чё стряслось, Фигуля? - спросил он, невинно хлопая редкими рыжими ресницами и переводя взгляд с миссис Фигг на Гарри, а потом на Дадли. Гарри умилился бы на это обращение, будь у него ещё силы. – Мы чего, уже не под прикрытием?
- Я тебе покажу под прикрытием! - завопила миссис Фигг. – У нас тут дементоры, ворюга чёртов! Дрянь безмозглая!!
- Дементоры? - ошалело повторил Мундугнус. – Дементоры, здесь? Чё, правда? А чё они тут делали?
- Здесь, навоз ты куриный, здесь! - продолжала голосить миссис Фигг, буквально разрезая барабанные перепонки Гарри. – Дементоры напали на мальчика в твоё дежурство!
- Мама дорогая, - слабым голосом резюмировал Мундугнус, бегая глазами от миссис Фигг к Гарри и обратно. – Мама дорогая... да я...
- Ты! Ты в это время скупал ворованные котлы! Разве я тебе не говорила, чтобы ты оставался на месте? Не говорила?
- Ну, я... мне... - Мундугнус выглядел донельзя сконфуженным. – Это была такая уникальная возможность... бизнес, понимаешь?..
Миссис Фигг взмахнула рукой, на которой висела авоська, и принялась с истинной страстью колошматить Мундугнуса по шее и по физиономии. Судя по клацанью, в авоське были банки с кошачьими консервами.
- Ой! Всё, хва... Сказал, хватит, мышь бешеная! Больно же!! И вообще, надо предупредить Дамблдора!
- Совершенно – верно – надо! - миссис Фигг продолжала наступать. – И – лучше – если – это – сделаешь – ты – сам! Сам – ему – и – скажешь – что – тебя – не было – на – месте! – каждое слово она сопровождала точно рассчитанным ударом.
- Хорош, хорош! Сетку с волос потеряешь! - крикнул Мундугнус, приседая и закрывая голову руками. – Пошёл я уже! Всё, нет меня!
И с очередным громким хлопком испарился.
«Я тоже так хочу… о-ох…», - Гарри казалось, его позвоночник сейчас сломается под тяжестью не способного самостоятелельно передвигаться Дадли.
Миссис Фигг довела его до дверей дома Дурслей и распрощалась; Гарри с тоской представил себе предстоящее объяснение с Дурслями-старшими, и ему даже на миг возмечталось бросить Дадли на крыльце, а самому пойти в сад и самопохорониться заживо под розовым кустом – всё веселее.
К сожалению, позволить себе этого Гарри не мог. Он аккуратно прислонил Дадли к стене и позвонил в дверь.

 Отправлено: 10.09.08 19:19. Заголовок: Глава 2. - У Жака ..

Глава 2.

- У Жака самая большая беда. К нему пришли мы.
Оксана Панкеева, «Путь, выбирающий нас».

- Диддичек? Что с тобой?! Расскажи маме!
На Гарри никто не обращал внимания, и он уже поставил было ногу на ступеньку лестницы, мечтая о том, чтобы заползти под одеяло и провалиться на несколько часов в тяжёлый, не дающий отдыха сон, когда зелёный и трясущийся, как желе, Дадли, соизволил наконец разверзнуть уста:
- Это он.
Гробовая тишина, наступившая вслед за этим глубокомысленным изречением, не порадовала Гарри. Он обернулся и поневоле восхитился хищнической яростью, искрившейся в глазах добропорядочной и почтенной четы Дурслей.
- Что ты сделал с моим сыном, гадкий мальчишка? – прошипел дядя Вернон, сжимая кулаки.
- Он доставал эту свою штуку, да? – встревоженно уточнила тётя Петуния. Дадли безмолвно кивнул, не погрешив при этом против истины ни на йоту.
Гарри поправил на носу норовившие свалиться очки – Дадли умудрился повредить всего лишь одну из дужек, линзы были только поцарапаны – и повернулся к Дурслям уже всем телом, а не только головой. Опасность стоит встречать лицом к лицу – хотя бы затем, чтобы знать, в случае чего, в какую сторону не следует драпать.
- ТЫ! А НУ ИДИ СЮДА!
Гарри повиновался без возражений.
Кухня дома номер четыре по Прайвет-драйв обладала потрясающим отрезвляющим воздействием; сев на сверкающий чистотой пластиковый стул – большего контраста с деревянными некрашеными скамьями Большого зала Хогвартса нельзя было и придумать – Гарри понял, что ему поверят только в случае чуда. Чудес же, как известно, не бывает – волшебники знают это лучше магглов…
- Что ты сделал с Дадли, ты, ублюдок?
- Ничего, - устало открестился Гарри. Волосы неприятно липли ко всё ещё покрытому холодным потом лбу.
Большая серая сова влетела в окно кухни и, чиркнув краешком крыла дядю Вернона по макушке, сбросила к ногам Гарри массивный пергаментный конверт. Гарри уже примерно представлял, что там увидит, и представления эти его не обманули.
«Уважаемый м-р Поттер!
Мы получили донесение, что сегодня вечером, в двадцать три минуты десятого, в магглонаселённом районе и в присутствии одного из них, Вами были исполнены Чары Патронуса.
Доводим до Вашего сведения, что, вследствие столь серьёзного нарушения Декрета о разумных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних, Вы исключаетесь из школы чародейства и волшебства Хогвартс. В самые короткие сроки представители Министерства прибудут по месту Вашего жительства с тем, чтобы подвергнуть уничтожению Вашу волшебную палочку.
Кроме того, поскольку ранее Вы уже получали предупреждение по поводу нарушения положений раздела 13 Статута Секретности Всемирной Конфедерации Магов, мы вынуждены уведомить Вас о том, что двенадцатого августа сего года в здании Министерства магии состоится дисциплинарное слушание Вашего дела.
С пожеланиями здоровья и благополучия,
Искренне Ваша,
Мафальда Хмелкирк
ДЕПАРТАМЕНТ НЕПРАВОМОЧНОГО ИСПОЛЬЗОВАНИЯ МАГИИ
Министерство магии».
Вот и всё. Сколько слов и сколько паршивого сарказма во всём этом крайне серьёзном письме. «Ступефай, значит, не отследили? Из рук вон плохо у них там это поставлено…» Гарри медленно разжал пальцы, но дядя Вернон был начеку и не дал пергаменту спланировать на пол.
- Ха, так тебя выперли из твоего дурдома, который ты называл школой! Всегда знал, что тебя нигде не потерпят, даже там!
Гарри зло усмехнулся и сгорбился на своём стуле. Ему было всё равно. Хогвартса больше нет в его жизни… как только до Дурслей дойдёт, какую опасность он собой представляет – возможно, они даже поймут, от чего именно Гарри спас их сына – они выгонят его пинками и правильно сделают, если вдуматься. Вот тогда можно и самопохорониться с чистой совестью. Вроде как никому ничего уже не должен.
Дадли рвало; его лицо приобрели приятный оттенок свежего салатного листа. Тётя Петуния, впрочем, была категорически против подобной цветовой гаммы и причитала, как на похоронах.
- Так что ты сделал с моим сыном, ты, маленький уродец?
- Ничего, - Гарри встал и хотел было выйти из кухни, но дядя Вернон с неожиданной быстротой преградил племяннику дорогу.
- Куда это ты собрался, а?
- Подальше от вас, - в сердцах бросил Гарри.
- Ты никуда не пойдёшь, пока не скажешь, что сделал с моим сыном!
- Ничего я с ним не делал! – заорал Гарри в ответ. – Я спас его долбаную жизнь, и вы могли бы хоть сказать спасибо!
Дядя Вернон всё ещё переваривал эту революционную мысль, когда ещё одна сова уронила конверт в руки Гарри. На мятом, заляпанном кляксами пергаменте значилось:
«Гарри,
Дамблдор только что прибыл в Министерство. Он старается всё уладить. НИКУДА НЕ УХОДИ ИЗ ДОМА. НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ КОЛДУЙ. НЕ СДАВАЙ ПАЛОЧКУ.
Артур Уизли».
- Окей, - Гарри, сунув письмо в карман, плюхнулся обратно на стул. – Я остаюсь.
Он слабо себе представлял, что значит «не сдавай палочку», если представители Министерства явятся за ней сюда с минуты на минуту – драться с ними, что ли? Так можно и в Азкабан загреметь… Впрочем, Дамблдор вряд ли допустит, чтобы Гарри был потерян из виду – в Азкабане не получится наблюдать за ним так же, как в Хогвартсе (да ничего интересного там, если честно, и не увидеть, в Азкабане-то; то ли дело в школе – Авады, Круцио, Фодико, Креагрэ Инкрескунт, просто раздолье…).
Дурсли были неприятно удивлены решением Гарри, но комментировать не стали, не найдя, видимо, достаточно ядовитых и уничижительных слов. Вместо этого они взялись за альтернативный источник информации.
- Диддикинс, солнышко, скажи маме, что он с тобой сделал?
- Он… направил на меня свою палку… - хрипло выдавил из себя Дадли.
Тетя Петуния издала вопль ужаса; дядя Вернон стал похож на огромного злобного таракана.
- А потом, сынок? Что потом?
- П-потом стало темно… совсем темно, я думал, я ослеп... и всякие голоса… в голове, вот тут… - Дадли приложил ладонь ко лбу.
Дядя Вернон и тётя Петуния обменялись одинаковыми взглядами, полными отчаяния и ужаса. Люди, которые слышат голоса в голове, были в дурслевской системе ценностей в самом низу, вместе с колдовством и соседями, в обход закона поливающими свои сады из шлангов.
- Что ты слышал, сыночек? – тётя Петуния была мертвенно бледна; по всей видимости, она была готова услышать всё, что угодно.
Но Дадли только помотал головой, не в силах пересказать родителям то, что слышал, и продолжил:
- Ужасно. И холодно. Жутко холодно. И я… я так чувствовал, будто… будто бы…
- Будто ты никогда больше не будешь счастлив, - тихо закончил Гарри. Дадли пугливо кивнул; это был, на памяти Гарри, первый момент взаимопонимания между двумя кузенами за четырнадцать лет сосуществования.
- Ты! – взревел дядя Вернон. – Ты как-то проклял моего сына, чтоб он теперь думал, что никогда не будет счастлив?!
- Да не я это! – Гарри честно пытался перекричать дядю Вернона, но голос не слушался. – Это дементоры!
- Дементоры? – потрясённо повторила тётя Петуния.
Создавалось впечатление, что она говорит о том, что уже знает.
- Да, - Гарри подозрительно уставился на тётю. Если выяснится, что она тоже сквиб и следит за ним по приказу Дамблдора, это будет совсем уж свинство. – Они.
- Охранники колдовской тюрьмы Азкабан? – переспросила тётя Петуния. – Здесь? Напали на моего сына?
Дядя Вернон в полнейшем изумлении таращился на свою жену.
- Откуда ты всё это знаешь, Петуния?
- Я… слышала разговор… моей сестры и того мальчишки, много лет назад…
- У Вас хорошая память, тётя, - заметил Гарри без всякой задней мысли. Тётя Петуния наградила его уничтожающим взором.
Третья сова влетела в окно.
- Убери своих дурацких сов из моего дома! – активно отреагировал дядя Вернон.
Гарри, не слушая, распечатал официальный конверт из Министерства:
«Уважаемый м-р Поттер!
В дополнение к нашему письму от сего числа сего года, отправленного приблизительно двадцать две минуты назад, сообщаем, что Министерство магии пересмотрело своё решение касательно уничтожения Вашей волшебной палочки. Вы имеете право сохранять её у себя вплоть до дисциплинарного слушания Вашего дела, которое состоится двенадцатого августа и на котором относительно Вас будет принято окончательное официальное решение.
Также, доводим до Вашего сведения, что после беседы с директором школы чародейства и волшебства Хогвартс Министерство согласилось отложить рассмотрение вопроса о Вашем исключении вплоть до вышеупомянутого слушания. В настоящее время и до поступления дальнейших распоряжений вы считаетесь отстранённым от занятий.
С наилучшими пожеланиями,
Искренне Ваша,
Мафальда Хмелкирк
ДЕПАРТАМЕНТ НЕПРАВОМОЧНОГО ИСПОЛЬЗОВАНИЯ МАГИИ
Министерство магии».
Слушание, значит… ну что ж, если что, всегда можно стать драконом и улететь туда, где его никто никогда не найдёт.
- Что новенького? Тебя посадят или как? – с надеждой спросил дядя Вернон. – А смертная казнь у вас бывает? – закончил он уже совсем радостно.
- Всего лишь дисциплинарное слушание, - Гарри рассеянно скомкал конверт и отправил к письму от мистера Уизли. – Я пойду наверх, если у вас больше нет вопросов…
- Нет уж, сядь! – загремел дядя Вернон. – Есть вопросы, ещё как есть! Что ты сделал с моим сыном – или эти дерьмендоры сделали, неважно?!
- Вы хотите знать? – прошипел Гарри. Его глаза полыхнули мертвенным зелёным светом, и все трое Дурслей испуганно сжались. Гарри, опомнившись, погасил свет и продолжил более спокойно:
- Мы шли домой, когда Дадли начал задираться. Я достал палочку, но не пользовался ею. Пока мы спорили, появились дементоры.
- Кто это такие-то? – перебил дядя Вернон. – Здесь не тюрьма, которую они охраняют, так что им тут делать?
- Они забирают у человека всё счастье, - терпеливо объяснил Гарри. – А если им удаётся, они запечатлевают Поцелуй. Таким образом они высасывают человеческие души.
- Но они… они же не высосали душу Дадли, нет?!
- Если б это было так, вы бы сразу поняли, - устало успокоил их Гарри. – Это ни с чем нельзя перепутать. Так вот, они пришли, и я вынужден был применить Чары Патронуса. Это единственное, чем их можно отогнать.
- А, так ты всё-таки делал это!
- Я направлял заклятие против дементоров, а не против Дадли… - Гарри выдохся и замолчал.
- Погоди, а что им надо было здесь? Они что, за тобой пришли? Ты же единственный сам-знаешь-кто на всю округу! – Гарри по достоинству оценил всю иронию этой фразы – к сожалению, недоступную тем, кто не знал истинного значения слов «Сам-Знаешь-Кто». – Хо, так ты бегаешь от закона, да? И они хотели упечь тебя в тюрьму?
- Нет, - терпеливо объяснил Гарри. – Сто пятьдесят процентов, что их послал за мной лорд Вольдеморт.
- Это ещё кто?
- Это тот, кто убил его родителей, Вернон, - тихо сказала тётя Петуния.
- Но… но тот великан, когда мы были на острове… он же сказал, что этот Вольдемрот или Водлеморт… как там его… исчез!
- Он вернулся, - бросил Гарри.
- В-вернулся? – повторила тётя Петуния.
Прижав ладонь к губам, она в ужасе смотрела на Гарри.
- Да, - кивнул Гарри. – Вы тоже понимаете, что это значит – и правда понимаете, тётя. И я его первая цель. Вы ведь знаете, что он из-за меня тогда исчез… так вот, он хочет отплатить мне примерно тем же. Лорд Вольдеморт очень не любит оставаться в долгу.
Гарри уронил голову на руки. Он был опустошён, измотан; ему требовалось подумать обо всём, что он сегодня видел и чувствовал, требовалось закрыть глаза и вывалиться из чёртовой реальности хоть на несколько часов, до очередного кошмара. Покурить, на худой конец, чтобы лицо мёртвого Седрика, до сих пор стоявшее перед глазами, утратило такую точность, такую реальность, перестало резать его на части чувством вины, подёрнулось благословенной расплывчатостью в клубах светлого дыма, пахнущего ментолом.
Оплеуха от дяди Вернона свалила его со стула.
- Немедленно убирайся из моего дома, щенок!! Ещё не хватало, чтоб из-за тебя подвергались опасности мои жена и сын!
Ещё одна сова впорхнула в окно; дядя Вернон с грохотом захлопнул его, едва не прищемив хвост сразу же улетевшей птице.
«Артур рассказал мне, что случилось. Ни в коем случае не выходи из дома. Ни в коем случае».
Записка была от Сириуса; во всяком случае, почерк принадлежал крёстному. «И как прикажете не выходить, если меня сейчас отсюда попросту выставят?»
Гарри скомкал записку в кулаке и поднял глаза на дядю, не двигаясь с места.
- Я не могу. Если я уйду отсюда, меня убьют. А внутрь они не войдут.
- А меня не волнует это всё, понял? Убьют тебя – туда тебе и дорога! Убирайся из моего дома! Мотай отсюда! ВОН!!
Гарри кое-как встал и прижался лопатками к холодной, покрытой кафелем стене – хоть какая-то опора. «И что дальше?»
Очередная сова вихрем перьев и сажи вырвалась из камина. Дадли расчихался, а перед тётей Петуньей упал на стол большой красный конверт.
- Откройте, - посоветовал Гарри, тыльной стороной ладони стирая струйку крови, снова побежавшую из угла рта. – Это Ваше, иначе кинули бы передо мной.
Его даже уже не удивлял тот факт, что тётя Петуния переписывается с кем-то из волшебного мира; саму её, похоже, он, то бишь факт, приводил в самый настоящий ужас – она смотрела на конверт расширенными глазами и не двигалась с места.
- Петуния, не трогай, это может быть опасно! – самоотверженно предупредил её дядя Вернон, опасливо косясь на конверт.
Углы пергамента задымились.
- Сейчас он взорвётся, и все и так всё услышат, - предсказал Гарри.
Конверт вспыхнул. Тетя Петуния закричала, но не сумела перекрыть голос, раздавшийся из взорвавшегося конверта – чем-то знакомый Гарри, но слишком громкий, слишком искажённый голос:
- Петуния, вспомни моё последнее!..
- Последнее что? – дрожащим голосом осведомился дядя Вернон. Никто не соблаговолил ему ответить.
Тётя Петуния судорожно дышала, сжимая и разжимая кулаки – кажется, её била нервная дрожь.
- Мальчишка останется здесь, Вернон.
- Но, Петуния…
- Он останется здесь, - повторила она, и Гарри воочию узрел, кто хозяин в этом доме. – Мы не можем просто так его выгнать. Соседи начнут задавать вопросы… захотят знать, куда его отправили… а если в ближайшей канаве найдут его труп, будет совсем плохо.
Дядя Вернон сдулся, как проткнутый иголкой воздушный шарик. Он пытался ещё что-то возражать, но его уже никто не слушал.
- Иди спать, - велела тётя Петуния, повернувшись к Гарри. – Будешь сидеть в своей комнате. Из дома не выходить. Ясно?
Гарри рассмеялся – смеяться было больно, и кровь потекла быстрее.
- Ясно.
Не утруждая себя пожеланием спокойной ночи, он поднялся по лестнице, держась за перила. Наверху, в своей заваленной старыми вещами Дадли спальне, он распотрошил сундук и выпил общеукрепляющее зелье, чтобы кровь перестала течь. Хотелось ещё покурить перед сном, но сил никаких не было, и Гарри, не раздеваясь, рухнул на кровать ничком. В спальне было душно, одежда липла к мгновенно вспотевшей коже; Гарри закрыл глаза и мгновенно провалился в сон – как сорвался с обрыва.

* * *

Три последующих дня Гарри провёл в спальне безвылазно – его заперли; раз в день он под конвоем дяди Вернона ходил в ванную, раз в день же тётя Петуния вталкивала в пропиленное дядей отверстие внизу двери миску с чем-нибудь малосъедобным – обычно похлёбкой с какими-нибудь овощами. Всё густое Гарри отдавал Хедвиг – которая, впрочем, часто вылетала и охотилась где-то там, на свободе – а сам пил безвкусную жидкость. Есть не хотелось.
Голова кружилась почти постоянно; Гарри беспрестанно мерещился Седрик, стоило только закрыть глаза. Гарри пробовал разные способы – нажимал на веки до тех пор, пока перед глазами не начинали мелькать бело-голубые круги, похожие на вспышки электричества, занимался летними эссе, пока готические буквы учебников не брались за тонкие угловатые чёрные ручки и не начинали плясать в хороводе, вспоминал квиддичные приёмы, стараясь представить себе как можно зримее поле, небо, метлу, снитч… но всегда за любой картинкой, хоть за буквами, хоть за квиддичным полем, вторым планом проступало то лицо Седрика, всё так же мягко улыбающееся, то оторванная голова Барти Крауча… и Гарри падал на колени, сжимался в комок и пытался молиться хоть кому-нибудь, чтобы его простили, чтобы избавили от этого, хотя он, видит Мерлин, заслужил эту боль и эти кошмары… чтобы он никогда, больше никогда никого не убил, потому что этого делать нельзя, как бы сильно ты ни хотел отомстить, потому что месть бесплодна и разрушительна в первую очередь для тебя самого… чтобы хотя бы раз заснуть без грызущего душу чувства вины, горечи и потери.
В первый же день он выкурил всё, что у него было, и потом страдал от нехватки сигарет – впрочем, недомогание из-за зависимости от табака безнадёжно проигрывало всем прочим проблемам, обуревавшим Гарри. Он с трудом заставил себя переодеться на третий день, когда грязной одежды стало элементарно противно касаться, с неохотой разлеплял глаза – каждый раз, когда он просыпался, в нём оживала безумная надежда: вдруг вся его жизнь ему только приснилась, а на самом деле он поступил в «Бетонные стены» по настоянию Дурслей, а Хогвартс, магия, убийства – только порождение шаловливого подсознания. Но осознание того, что это всё реальность, так же регулярно бетонной плитой давило надежду. Глупое чувство, эта надежда.
На четвёртый день вечером дядя Вернон, одетый отчего-то в свой лучший костюм (перестирав и перегладив весь гардероб каждого из Дурслей, Гарри наизусть выучил каждую вещь), зашёл в комнату, насупился и объявил:
- Мы – а именно, мы с Петунией и Дадли – уходим.
- Отлично.
- Пока нас нет, тебе запрещается выходить из комнаты.
- Ладно.
- Запрещается трогать телевизор, стереосистему и вообще наши вещи.
- Хорошо.
- И запрещается таскать еду из холодильника.
- Угу.
- Я запру дверь в твою комнату.
- Как хотите.
Дядя Вернон, явно обескураженный отсутствием возражений, вперил в племянника подозрительный взгляд, но не нашёл, что сказать, и, топая, как бегемот, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Гарри слышал, как поворачивается в замке ключ и как дядя Вернон тяжеловесно спускается вниз по лестнице. Через несколько минут после этого во дворе хлопнули дверцы, раздался шум двигателя и шорох шин отъезжающей от дома машины.
Гарри валялся на постели, закинув руки за голову. Не было сил встать, так что Дурсли зря беспокоились – чтобы, скажем, стащить еду из холодильника, надо было ещё дойти до него и открыть дверцу, и по оценке Гарри это тянуло сейчас на отдельный подвиг Геракла.
Сколько времени прошло, пока он лежал в густой, давящей тишине, он не знал; наверно, совсем немного, потому что солнце, уже начавшее заходить за горизонт к моменту визита дяди Вернона, еле успело скрыться целиком.
С кухни донёсся отчётливый грохот.
«Кажется, кого-то они забыли предупредить не таскать еду из холодильника».
Послышались голоса – кто-то говорил громко, не считая нужным кого-либо стесняться. Вряд ли это были воры, разве что чересчур наглые.
Щёлкнул замок его двери; Гарри сел мгновенно, как будто его подбросило пружиной, но никто не вошёл. «Становится всё интересовательнее и интересовательнее…» Он прихватил с собой палочку и бесшумно выскользнул на лестничную площадку.
- И где же он? – раздался нетерпеливый девичий голос.
- Насколько я могу судить, уже здесь, - пророкотал кто-то знакомый. – Опусти-ка палочку, Поттер, пока не выколол кому-нибудь глаз.
- Выколю – не такая уж будет потеря, профессор Грюм, - съязвил Гарри. – Всегда можно вставить волшебный.
Несколько из восьми или девяти человек внизу, в холле, засмеялись; Грюм одобрительно крякнул.
- Остёр на язык, как Джеймс, - улыбчиво отрекомендовал ещё один знакомый голос, и сердце Гарри пропустило в изумлении пару ударов.
- Профессор Люпин?
- А чего мы всё в темноте? – риторически спросил тот же девичий голос, что в начале. – Lumos!
Кончик чьей-то палочки осветил весь холл; Гарри, щурясь, плавно отступил на шаг. Люди, собравшиеся внизу, пристально смотрели на него. Он, оказывается, успел за месяц отвыкнуть от таких взглядов.
- Мы пришли за тобой, Гарри, - объяснил Ремус. Его улыбка ободрила Гарри, и он нерешительно улыбнулся в ответ.
- Люпин, а ты уверен, что это он? – пророкотал Грюм. – А то хороши мы будем, если под видом Поттера притащим Пожирателя Смерти. Давайте спросим его о чём-нибудь, что известно только ему самому. А может, у кого-нибудь есть с собой Веритасерум?
- Ага, вот только его мы с собой и таскаем, - заметила обладательница того самого неугомонного голоса; у неё были фиолетовые волосы и вздёрнутый носик. – Буквально спать без него не ложимся!
Кто-то снова рассмеялся.
- Когда в позапрошлом году у тебя получилось впервые вызвать настоящего Патронуса? – деловито поинтересовался Люпин.
- На матче с Рэйвенкло, - отрапортовал Гарри. – До тех пор на занятиях получалось только облачко…
- Всё в порядке, Аластор, это Гарри.
Они все заулыбались, не отрывая от него взглядов, и Гарри отчего-то пришло на ум, что он чуть ли не месяц не причёсывался.
- А вы точно те, за кого себя выдаёте – за кого бы вы там себя ни выдавали? – уточнил Гарри. Его слова отчего-то вызвали у собравшихся внизу приступ громового хохота. Гарри терпеливо подождал, пока они поутихнут, и спросил:
- Профессор Люпин, когда я впервые попросил Вас заниматься со мной чарами Патронуса?
- В Хэллоуин, - незамедлительно откликнулся Люпин. – Тогда я спас тебя от Филча и показывал загрыбаста в аквариуме.
- Далеко пойдёшь, Гарри! – одобрил Грюм, улыбаясь до ушей; в исполнении старого аврора подобная эмоция несколько напрягала. – Так и надо, парень – бдительность, бдительность и ещё раз бдительность!
Гарри, опустив палочку, спускался по лестнице – медленно и осторожно, чтобы не упасть.
- С тобой что-то не так? – глазастый Люпин, знавший его лучше прочих, заметил неладное.
- Всё в порядке, - открестился Гарри. – Я просто три дня просидел в комнате, отвык за учебный год…
Люпин и Грюм синхронно нахмурились, но ничего не сказали.
Гарри познакомился с Тонкс – той самой обладательницей фиолетовых волос, а также громоздкого имени Нимфадора, а посему предпочитающей называться по фамилии, с Кингсли Шеклболтом – как и Тонкс, аврором, со Стурджисом Подмором, с Гестией Джонс, Эммелиной Вэнс, Эльфиасом Доджем и Дедалусом Дигглом; новые имена и лица разом смешались у него в памяти.
- Мы твоя охрана, Поттер, - веско пояснил Грюм. – Я знаю, что ты отлично летаешь, так что готовься к тому, чтобы сидеть на метле долго.
Гарри не возражал бы, даже если бы он летал из рук вон плохо. Даже лучше было бы, если бы было так – тогда он попросту упал бы с метлы, разбился, и финита ля трагикомедия.
Когда он вернулся на кухню к «своей охране» вместе с собранными вещами, Люпин заклеивал какой-то конверт.
- Я написал твоим дяде и тёте, чтобы они не беспокоились…
- Они не будут, - с глубочайшей внутренней убеждённостью сказал Гарри.
- …что с тобой всё в порядке…
- А вот по этому случаю они могут и траур объявить.
- …и что следующим летом они снова тебя увидят.
- Это обязательно?
Ответа Гарри не получил.
Грюм наложил на Гарри заклятие прозрачности; странно было сознавать, что теперь ты сливаешься с фоном, незаметный обычному глазу – Гарри смотрел на свои руки и видел только пол и мебель.
Грюм проинструктировал всех на случай, если кто-то из них погибнет («Чёрта с два», - Гарри что-то не верилось, что сегодня на них кто-нибудь нападёт), и по сигналу в виде снопа искр они взлетели.
Они летели так высоко, что от холода у Гарри зуб на зуб не попадал; Тонкс поблизости периодически высказывала своё искренне мнение о перестраховщике Грюме – она тоже замёрзла. Остальные молчали, но думали примерно то же самое – Гарри чувствовал их дискомфорт. Когда они приземлились, Гарри был чрезвычайно удивлён тем, что его не пришлось специально отмораживать от метлы.
- Прочти и запомни, - Гарри послушно прочёл про себя подсунутую Грюмом бумажку: «Штаб-квартира ордена Феникса находится по адресу: Лондон, Гриммаулд-плейс, двенадцать».
«Орден Феникса? Это ещё что такое?»
Грюм сжёг листок; Гарри прокрутил в памяти эти слова: «Гриммаулд-плейс, двенадцать…». И между домами одиннадцать и тринадцать появился дом. Он рос, словно вытесняя собой соседние дома, обитатели которых ничего не замечали; немытые окна, грязные стены, обшарпанная и облупившаяся чёрная дверь с серебряным молотком в виде клубка змей.
Внутри всё тоже внушало мало доверия. Длинный мрачный холл, потёртый ковёр, лампы и канделябры – снова в форме змей, мерцающий тусклый газовый свет. Почерневшие от времени портреты на стенах, опутанная паутиной люстра, подозрительное шуршание под плинтусами. «Гермиониного Косолапсуса сюда – он бы живо вывел всё это шебуршание; не съел, так распугал бы».
- Только тихо, Гарри, - тёплая, вопреки всем законам физики, ладонь Люпина сжала закоченевшее во время полёта плечо Гарри. – Говори тихо, как все.
Все и вправду разговаривали практически шёпотом и старались ничем не греметь; даже Молли Уизли, вышедшая откуда-то из коридора и кинувшаяся обнимать Гарри сразу же, как Грюм снял с него заклятие, причитала о том, как он похудел и осунулся у «этих ужасных людей», исключительно шёпотом. Когда она наконец отпустила его, Гарри отступил на шаг, чтобы оглядеться как следует, но натолкнулся спиной на Тонкс, не ожидавшую такого подлого нападения. Она сдавленно ойкнула и тоже наткнулась на что-то, упавшее с оглушительным стуком; Гарри вздрогнул и поморщился. Но ягодки были впереди: холл заполнил ужасающий вой. Это кричал один из портретов: старуха в чёрном чепце. Её желтоватая кожа собралась гроздьями морщин, глаза закатились, изо рта капала слюна. Она размахивала руками, как будто пыталась поймать кого-нибудь и удушить, не отходя от кассы, и истошно кричала:
- Грязь! Гнусность! Порождение мерзости и скверны! Прочь, полукровки, мутанты, полоумные! Как вы осмелились осквернить порог дома моих отцов...
Люпин и миссис Уизли пытались задёрнуть портрет побитыми молью шторами, но те не хотели закрываться; вопли становились всё громче, Тонкс с бесконечно виноватым лицом поднимала и тащила на место тяжёлую подставку в форме ноги тролля, а Гарри хотел сначала помочь, но забыл об этом, когда из двери в конце холла стремительно вышел высокий мужчина с длинными чёрными волосами. Гарри так давно не видел крёстного… он мог только стоять, широко раскрыв глаза, и жадно впитывать каждое движение Сириуса, своего единственного родного человека на этой чёртовой земле (Дурслей Гарри решительно не брал в расчёт).
- Тихо ты, старая ведьма! – Сириус вместе с Люпином ухватился за шторы.
- Ты-ы-ы! – с остервенением взвыла старуха. – Позор рода Блэков!
- Тихо, я сказал! – вдвоём им удалось задвинуть шторы, и в холле воцарилась звенящая тишина; Гарри даже помотал головой, чтобы вытрясти лишний звон из ушей, но безрезультатно. «И почему все вокруг орут, как будто сели на ёжика? То Дурсли три дня назад, то этот портрет… витаминов им, что ли, не хватает?»
Сириус повернулся к Гарри, раздражённо откидывая со лба чуть вьющиеся тёмные пряди.
- Привет, Гарри, - немного криво улыбнулся он. – Вижу, ты уже познакомился с моей мамочкой.
- Твоей мамочкой? – машинально повторил Гарри, которого вовсе не занимала личность на портрете.
Ему хотелось кинуться Сириусу на шею и сказать, как он скучал по крёстному всё это время; поговорить о родителях, о Седрике, обо всём на свете; но Сириус, казалось, был не так же рад встрече с крёстником.
- Да, это моя милая, добрая мамочка, - кивнул Сириус. – Вот уже месяц пытаемся её снять, но она, кажется, наложила на задник холста неотлипное заклятие... Пойдём отсюда, пока все портреты не проснулись; я покажу тебе, где ты будешь спать.
Гарри подхватил свои вещи, привычно распределяя по всего двум рукам целых три единицы багажа – клетку с Хедвиг, метлу и сундук – но Ремус, укоризненно покачав головой, отобрал последнее, как самое тяжёлое, и понёс за Гарри следом без видимых усилий. Гарри догадался сказать «спасибо» только секунды через три – слишком ошеломлён был самим фактом.
Они поднимались по тёмной лестнице долго; Гарри, у которого опять кружилась голова, только успевал считать ступеньки и этажи – просто чтобы занять себя чем-то и не брякнуться в обморок прямо на лестнице. Ладно сам пересчитает ступеньки уже не мысленно, а головой, но сзади ведь Ремус идёт...
- Вот здесь, - Сириус толкнул дверь сразу направо от лестницы. – Тут живут ещё Фред и Джордж, но они, я полагаю, опять пытаются подслушать, что говорят на собрании, поэтому их здесь сейчас нет…
- На собрании? Собрании чего?
- Это пока закрытая для тебя информация, Гарри, - отозвался Сириус строго. – Тебе только пятнадцать…
- Надеюсь, там нет ничего неприличного вроде подшивки «Плеймага» за прошлый год, - фыркнул Гарри.
Сириус поперхнулся воздухом от неожиданности и отрывисто, лающе захохотал; Гарри сел на свободную (то есть не заваленную всякой милой чушью наподобие заготовок приколов, мантий, книг и шоколадных лягушек) кровать, пристроив рядом метлу и клетку. Ремус поставил сундук у изголовья и укоризненно покачал головой.
- Сириус, занялся бы ты воспитанием Гарри. Как бы он в следующий раз «Плейведьму» не упомянул…
- Её не упоминать, её внимательно рассматривать надо, - лаконично откомментировал Гарри, чем привёл Сириуса в совершеннейший восторг. Ремус только неодобрительно сощурился и вышел – очевидно, направился на это самое загадочное собрание.
Сириус посерьёзнел и присел на край кровати рядом с Гарри; последний невольно зажмурился, впитывая поток тепла и жизни, шедший от крёстного. Сириус буквально излучал эту жизнь, излучал любовь к ней… один взгляд на Сириуса выдавал то его основополагающее качество, которое принято в прикладной психологии называть сухим, ничего на самом деле не отражающим термином «активная жизненная позиция».
- Чёрт с ним, с этим собранием… надо же, в самом деле, заняться твоим воспитанием, - он улыбнулся. – Как там твои дела? Эти паршивые магглы, твои родственнички, тебя не трогают? Молли и Артур рассказали мне, как тебе у них живётся…
Гарри поморщился, как от зубной боли. Обязательно ещё и говорить об этом?
- Всё нормально, Сириус. В меру паршиво… всё, как обычно. Расскажи лучше, как ты тут живёшь? И вообще, что это за дом мечты Фредди Крюгера?
- Не знаю, кто такой Фредди Крюгер, но это мой дом, - откликнулся Сириус. – Дом моих родителей… я ушёл отсюда, когда мне было шестнадцать, и не думал, что вернусь когда-нибудь, но мы предполагаем, а Мерлин располагает… я предложил это строение в качестве штаб-квартиры для Ордена Феникса. Это единственное, что я могу сделать, пожалуй, - в голосе Сириуса звучала горечь.
- Что такое Орден Феникса?
- Это такая организация, Гарри, с Дамблдором во главе. Мы занимаемся тем, что боремся с Вольдемортом. Благодаря тебе мы все сразу узнали, что он возродился, - Сириус, не в силах переносить даже подобие затишья, вскочил и заходил по комнате; Гарри, ссутулившись на краю кровати, взглядом следил за крёстным. – Часть из нас следит за Пожирателями, собирает на них досье, часть вербует новых рекрутов… ты знаком с Тонкс? Она не была в прошлом составе Ордена, до падения Вольдеморта, слишком молода была для этого… большая удача, что Артур убедил её, среди авроров у нас мало сторонников, большинство их придерживаются страусиной точки зрения Министерства… третьи до сегодняшнего дня охраняли тебя, Гарри. Каждое собрание договаривались о сменах.
- Вот только как-то это не очень помогло, - заметил Гарри. – В конечном итоге, мне пришлось самому о себе позаботиться.
- Твоя правда, - согласился Сириус. – Мы все думали, Дамблдор съест Мундугнуса сырым и без соли, когда выяснилось, что Гнус ушёл с поста раньше времени… это было что-то!
- Наоборот, хорошо, что он ушёл, - откликнулся Гарри. – А то торчать бы мне у Дурслей до сентября.
- Да, Гарри, здесь ты прав, - Сириус с размаху снова плюхнулся на кровать и озорно ухмыльнулся Гарри, как ровесник. – Я рад за тебя… и даже завидую, если честно…
- А почему мне никто ничего не говорил? Ладно, сов можно перехватить… но и других способов ведь полно!
- Дамблдор велел всем молчать, - пожал Сириус плечами. – Объяснений он не давал… он вообще их редко даёт, и в мудрости и своевременности некоторых его слов все, как правило, убеждаются постфактум, - сказано было довольно мрачно, и Гарри решил, что некоторыми мудрыми и своевременными решениями Дамблдора Сириус более чем недоволен.
- Ладно… а что вообще слышно о Вольдеморте? Что он планирует делать?
Сириус покачал головой, и Гарри готов был прозакладывать последний галлеон, что знает, что крёстный собирается сказать.
- А вот об этом я уже не имею права тебе рассказывать… если Дамблдор узнает, что я посвящал тебя в подробности, он обоим головы оторвёт.
Расхожее выражение продрало Гарри морозом по коже. «Только не про головы, пожалуйста. Про любые другие части тела… но не про головы!!»
Мысль о «других частях тела» вполне ожидаемо проассоциировалась у Гарри с темой личной жизни.
- А как у вас с Ремусом?
Сириус вздохнул.
- Рем по заданию Дамблдора налаживает контакты с британскими оборотнями… каждый раз пропадает подолгу. Вольдеморт, сам понимаешь, тоже надеется на мощную поддержку от них, они ведь ничего хорошего не видели от официальных властей. Я сегодня первый раз за три недели увидел Рема. А когда он здесь, мы сидим на этих треклятых собраниях, и совершенно некогда даже поговорить.
- А прошлый год, пока Вольдеморт ещё не вернулся?
- Прошлый год… - Сириус мечтательно зажмурился. – Да, это было здорово… Я жил в этом склепе, и Рем тоже. Тогда у него было на порядок меньше дел, и у нас было достаточно времени… хм, для остального ты ещё слишком маленький, Гарри, пусть даже ты рассматривал «Плейведьму».
Гарри выдавил из себя улыбку и легонько ткнул Сириуса кулаком в плечо. «А мне кажется, я и сам могу спокойно описать это «остальное», особенно в исполнении Ре… профессора Люпина»…
- И это называется воспитанием? Я же и домыслить могу, что ты оставил за кадром… ладно-ладно, можешь не пересказывать. Домыслить – оно даже интереснее.
- Совершенно очевидно, - глубокомысленно заметил Сириус, - что все мои усердные попытки воспитать тебя в рамках строгой викторианской морали провалились с треском.
Смех обоих наполнил комнату, резко дисгармонируя с обстановкой.
- А у тебя как с этим делом, Гарри? Ты уже определился, кого предпочитаешь?
- Парней, - чистосердечно признался Гарри, будучи уверенным, что уж со стороны Сириуса точно не встретит осуждения. – И про пестики-тычинки мне рассказывать не надо – это я упреждаю следующий по логике этап воспитания.
- Что-то мне подсказывает, что как раз про пестики с тычинками как таковые ты знаешь куда меньше, чем про то, что принято скрывать под этим эвфемизмом, - парировал Сириус, улыбаясь.
- Наверное, интуиция, - с невинным видом предположил Гарри. – Особенно если учесть, что я в числе лучших учеников на курсе, ты делаешь честь моим познаниям в… гм, эвфемизмах.
Сириус блаженно улыбался.
- Словно на двадцать лет назад вернулся, - признался он. – Вот так же часто сидели с Джеймсом и пикировались… хотя его я, конечно, не пробовал воспитывать. Он сам кого хочешь воспитал бы.
Гарри залез на кровать с ногами, сбросив кроссовки – из обуви он, как ни странно, не вырос, а почему-то только вытянулся вверх – и прислонился к плечу Сириуса.
- Расскажи мне о папе с мамой, - попросил он. Это должно помочь забыться. Непременно должно.
Сириус почесал в затылке.
- Честно сказать, я не умею рассказывать… лучше прочти ещё одно стихотворение Джеймса. Весь июнь вспоминал, мучился.
Сириус вручил Гарри потрёпанный кусок пергамента; Гарри бережно разгладил шероховатую поверхность и только после этого прочёл вслух:
- Облетают последние маки,
Журавли улетают, трубя,
И природа в болезненном мраке
Не похожа сама на себя.
По пустынной и голой аллее
Шелестя облетевшей листвой,
Отчего ты, себя не жалея,
С непокрытой бредешь головой?
Жизнь растений теперь затаилась
В этих странных обрубках ветвей,
Ну, а что же с тобой приключилось,
Что с душой приключилось твоей?
Как посмел ты красавицу эту,
Драгоценную душу твою,
Отпустить, чтоб скиталась по свету,
Чтоб погибла в далеком краю?
Пусть непрочны домашние

 Отправлено: 10.09.08 19:20. Заголовок: Глава 3. - У меня н..

Глава 3.

- У меня нет слов, чтобы выразить, с каким
огромным нетерпением я ждал нашей встречи!
Роберт Шекли, «Агент Х, или конец игры».

И до сих пор сдерживаемые усилием воли слёзы всё-таки хлынули наружу.
Гарри выронил листок со стихами и закрыл руками лицо.
- Гарри? Гарри… - четыре руки сразу обняли его, а он, начав, не мог остановиться, и слёзы, солёные-солёные, горькие, как лекарство, крупные и мутные то ли от боли, то ли просто от того, что им давно пора было пролиться, катились по щекам, просачивались между пальцами, стремительно протачивали броню апатии и бездумья, которой он закрылся этим летом; так чувствуют себя новорожденные, когда впервые холодный воздух касается привыкшего к теплу и безопасности слабого маленького тела, и так больно, так обидно, и надо делать что-то, потому что время, когда можно было спокойно лежать и ждать, прошло, и можно только заплакать, только сказать миру отчаянными слезами, как тебе плохо и как ты против, решительно против, чтобы всё было так, как есть, но ничего, совсем ничего не можешь изменить…
- Мне больно, мне так больно… я заслужил… я знаю, я ведь убил его, какая разница, что я говорил потом, я оторвал ему голову своими руками, я хуже, чем он, он не пытал Седрика, он просто убил его, а я… - Гарри попытался вдохнуть, не сумел и забился в руках близнецов так отчаянно, словно был в агонии, и эти беспорядочные движения были последним, что он вообще мог сделать на этой земле. – Я мразь, я жить недостоин, я убийца и насильник… я не хотел этого, я не хотел, я только хотел, чтобы Седрик не просто так умер, но он всё равно умер… за что мне это, зачем мне всё это, смерть ничего не меняет, я не хотел, я сволочь, я убийца, убийца…
Гарри захлебнулся словами и слезами и смог только вцепиться пальцами в рубашку Фреда так, что ткань протестующе затрещала; Джордж осторожно касался губами макушки Гарри.
Гарри плакал долго, чувствуя, как становится немного, совсем немного легче; плакал столько, что слёзы под конец утеряли всякую солёность и горечь, стали прозрачными и безвкусными, как дистиллированная вода, и струились по щекам без малейшего напряжения слёзных желез – просто и естественно, как льётся дождь. Очищающий, умиротворяющий, обновляющий и возрождающий ливень. И сияющий дождь на счастливые рвётся цветы…
- Хотел, - мягко возразил Фред.
- Ч-что? – Гарри боролся с устойчивым желанием вытереть глаза полой рубашки Фреда.
- Ты хотел убить Крауча. Вот и убил, - пояснил Джордж.
Гарри обмяк; если бы не объятия близнецов, он упал бы с кровати на пол.
- Вопрос тут вот в чём, - невозмутимо продолжал Фред, как будто он не заглянул только что так глубоко в Гарри, как никто и никогда раньше. – Во-первых, понравилось ли тебе убивать и насиловать…
- Нет!!!
- Во-вторых, раскаиваешься ли ты в том, что сделал. В-третьих, намереваешься ли ты делать что-то похожее в дальнейшем.
Гарри прикусил губу, признавая правоту близнецов по всем пунктам, и закрыл глаза.
Отвечать не было нужды; никто не знал лучше них троих сейчас, что он раскаивался каждую минуту прошедшего месяца – проклятого, дьявольского месяца – и продолжает казнить себя за всё сделанное, ежесекундно, непрестанно. Но он всё-таки не удержался и спросил:
- А если я убью кого-нибудь ещё… случайно… так бывает… - «Фу, как звучит-то. Словно о тараканах речь…» - Вы не перестанете меня любить? Вы… вы же будете со мной?
Он чувствовал их улыбки, не поднимая головы.
- Мы с тобой даже тогда, когда ты думаешь, что ты один.
- Если хочешь прямо, то мы никогда не перестанем тебя любить.
- Но я… я же убийца… и насильник…
- Кто сам без греха, пусть первый бросит в тебя Ступефаем, - невозмутимо парировал Фред.
- Конечно, если ты сделаешь убийства и изнасилования своим маленьким хобби, нам будет трудно с этим примириться, - невозмутимо добавил Джордж. – Но «трудно» не значит «невозможно».
Гарри очень хотелось сказать что-нибудь слезливое, слащавое и звучащее неестественно – просто потому так звучащее, что язык человеческий для выражения чувств приспособлен плохо, ибо люди предпочитали развивать его в абсолютно противоположную сторону; но он сдержался, чтобы не изгадить момент – один из тех, которые могут позволить вызвать Патронуса.
В конце концов, розовые слюни – это такая особенная вещь, которая всегда и всюду бывает лишней. В этом, надо думать, состоит их предназначение во Вселенной.

* * *

Успокоившись и пригревшись, Гарри не заметил сам, как заснул; и когда перед ним снова возник Седрик, ему даже подумалось сначала, что это наяву, хотя умом Гарри отлично понимал, что в реальности такого быть не может, потому что не может быть никогда. Седрик, подогнув одну ногу под себя и покачивая второй, сидел на краю стола в Большом зале – отчего-то совсем пустом, как тогда, когда оба уходили из комнатки за Залом, с полчаса как ставшие чемпионами.
- Седрик? – осторожно подал голос Гарри, которому упорно мерещилось, что всё это происходит наяву.
Седрик слегка склонил голову к плечу и лукаво улыбнулся; у Гарри защемило сердце от этого жеста, слишком знакомого, слишком мирного, слишком… седриковского.
- Знаешь, Гарри, о чём я больше всего жалею?
- О чём? – заворожённо спросил Гарри. Ему было всё равно, о чём говорить – лишь бы Седрик был рядом… лишь бы не умер снова.
Звучало так, будто Седрик ожил; но во сне Гарри было плевать на то, что мёртвые не оживают. Седрик был здесь, труп ли, живой ли – это сейчас не имело никакого значения.
- О том, что так и не подарил тебе плюшевую мышку, - совершенно серьёзно сказал Седрик. – Обещал ведь…
Гарри жадно всматривался в лицо своего единственного брата, заново узнавая каждую чёрточку – ямочки на щеках, непослушную прядь волос, упавшую на левую скулу, мягкий изгиб губ, приподнятые, разлетающиеся кончики бровей, высокий лоб с еле заметной вертикальной морщинкой… это был он, это был ныне мёртвый Седрик Диггори… только отчего-то пепельно-серый, словно сотканный из клубов сигаретного дыма, почти прозрачный, воздушной акварелью прорисованный на фоне безлюдной, тёмной огромной комнаты…
- Мышку? – удивлённо повторил Гарри. – Ты умер и думаешь о плюшевых мышках?
В этом сне казалось вполне естественным беседовать на подобные деликатные темы; Гарри был отчего-то уверен, что такой вопрос не покажется Седрику бестактным.
В конце концов, пока Седрик был жив, им доводилось разговаривать и о более щекотливых предметах, чем смерть кого-то из них.
- Ну-у, я мог бы подумать о судьбах мира, о жизни и смерти, о загробном мире, о грехах и благодеяниях, - нарочито заунывным тоном перечислял Седрик. – На худой конец, я мог бы найти Мерлина где-нибудь – он ведь тоже умер – и дознаться наконец, что делал слон, когда пришёл Наполеон…
- Мерлин умер раньше, чем родился Наполеон, - машинально сказал Гарри. – Откуда ему знать?
- Мерлин знает всё, - проникновенно сказал Седрик. – Уж поверь мне, котёнок, я мог бы узнать всё об этом животном, которое вечно себе на уме и с никому не ведомыми целями шляется по полям. Но…
- Но?
- Но мне это не интересно. Пусть о судьбах мира и всём прочем думает кто-нибудь другой. А я лучше подумаю о плюшевой мышке.
- Но ты же умер и в любом случае не сможешь её мне подарить…
- Не ограничивай никого в правах по жизненному признаку, - менторским тоном указал Седрик. – Не будь расистом.
Гарри несмело улыбнулся, и Седрик ответил ему тем же.
- А почему ты пришёл ко мне?
- Потому что это нужно нам обоим, - невнятно объяснил Седрик.
- Смерть плохо на тебя повлияла, - мстительно сказал ничего толком не понявший Гарри. – Ты стал разговаривать, как Кровавый барон.
Седрик беззаботно рассмеялся.
- Значит, это какое-то наше особое свойство, и никуда тебе не деться.
- Наше?
- Наше. Я же теперь призрак, как Кровавый Барон. Ну… почти как он.
- Призрак? – это довольно много объясняло. – Но я точно знаю, что я не должен быть в Хогвартсе. Зачем мы здесь? Я же был где-то в другом месте…
- У нас обоих много связано с этим местом, - Седрик спрыгнул со стола и для вящей убедительности своих слов топнул ногой по полу. Звук от соприкосновения подошвы ботинка с каменным полом был именно такой, какой должен быть, когда живые люди поступают таким образом. – И какая, собственно, разница, где? Главное…
- Что главное?
- Самое главное-разглавное, Гарри…
…- Гарри! Просыпайся! Мама зовёт ужинать, - Джордж бережно тормошил Гарри.
- А? Что? Ужин? Какой ужин?
- Самый обыкновенный, - весело отозвался Фред от дверей. – Мы уже идём, мам, всё в порядке… нет, никому не стало плохо, через пару минут спустимся…
Гарри только слышал, что миссис Уизли что-то говорит, но не мог различить её слов. Впрочем, угадать их по ответам Фреда было нетрудно.
- Нет, мам, вам всем показалось – никто не кричал и не плакал. Это дом шутит, наверное… ну что значит «дома не шутят»? Этот – может, Сириуса спроси… Ну не будешь спрашивать, тогда тем более… да спустимся мы сейчас, не беспокойся…
Миссис Уизли наконец ушла; всё это время Гарри позволял себе внаглую лежать на Джордже, прижавшись спиной к его груди. Сомкнутые руки Джорджа на талии Гарри были одним из самых, пожалуй, потрясающих ощущений в жизни последнего: тёплые, сильные, живые, тяжёлые – достаточно тяжелые, чтобы удержать его, лёгкого, как мыльный пузырь, невесомого… почти как призрак… удержать от того, чтобы взлететь и умчаться с ветром куда-нибудь далеко-далеко, где холодно, нет ужина, приготовленного миссис Уизли и можно, не рассчитав, въехать лбом в дерево.
Фред присел на кровать рядом с братом и Гарри. Близнецы одновременно поцеловали Гарри в виски – так синхронно, словно репетировали заранее.
- Как ты?
- Я? – растерянно повторил Гарри. Его мучило какое-то ускользнувшее от внимания дело… недоговорённость, незаконченность, крошечная трещинка в мироздании… и он никак не мог понять, где тут была зарыта собака, и кто и с какой, собственно, целью устроил это импровизированное кладбище домашних животных. – Я в порядке.
Как ни странно, он действительно был в порядке – впервые после двадцать четвёртого июня.
Ещё бы не это забытое неоконченное дело…
Только что увиденный сон клочьями расползался по памяти и стремительно таял под светом ламп – так всегда бывает, если разбудить внезапно. Ловить его теперь было ещё более бессмысленно, чем гоняться за снитчем без метлы…

«Миссис Уизли бы на место Дамблдора, - размышлял Гарри, наблюдая, как шустро припряжены к делу близнецы, Джинни, мистер Уизли и даже Тонкс – хотя последняя явно обладала антиталантом к обращению с мало-мальски хрупкими предметами. – Она бы тут живо всех построила… и лицемерила бы не в пример меньше».
В столовой была вполне мирная атмосфера… если не считать мебели и освещения, которые одни отбивали даже мысль об аппетите. Плюс к тому, для самого Гарри в качестве неких персональных бонусов было ещё несколько напрягающих нюансов. Например, Билл, который как ни в чём не бывало сидел на другом конце стола. Одна мысль об их прошлой встрече немедленно направляла взгляд Гарри к потемневшей от времени поверхности стола и заставляла его искать под столом руки близнецов – едва он касался их пальцами, как Фред и Джордж с двух сторон успокаивающе сжимали его ладони. Что бы он делал без них? В лучшем случае сошёл бы с ума и провёл остаток жизни в Сейнт-Мунго, пуская слюни на подушку с больничным синим штампом. В худшем – стал бы той тварью из зеркала Еиналеж на первом курсе… обе перспективы одинаково не вдохновляли Гарри.
- Гарри, ты что ничего не ешь? – Сириус сидел напротив крестника и при желании мог бы без труда положить руку на его плечо – стол был длинным, но узким.
- Не хочется, - честно сказал Гарри, ковыряясь вилкой в рагу.
- Ты не заболел? – мгновенно захлопотала миссис Уизли, кладя руку ему на лоб. – Плохо себя чувствуешь? Или эти… снова?
- Что снова? – почти раздражённо спросил Гарри. – Я просто не голоден, вот и всё. Температуры у меня нет.
По правде говоря, он почти отвык от еды за эти три дня во второй спальне Дадли – три дня молчаливой боли и полузабытья. Но Дурсли были здесь фактически ни при чём – в конце концов, они ничего не знали о последнем состязании Турнира. Они не знали о Турнире вообще, если подумать ещё немножко; они всего лишь искренне, истово ненавидели Гарри и всё, что его окружало. Это, право, была такая мелочь. «На каждое дерьмо найдётся что-нибудь подерьмее», - сформулировал Гарри про себя свой фундаментальный закон бытия.
От таких мыслей ему не только не захотелось есть, но и вообще начало подташнивать при одном взгляде на содержимое тарелки.
Миссис Уизли хлопотала около Джинни, мистера Уизли и Люпина, оставив Гарри на минуту в покое, и близнецы коварно этим воспользовались. Джордж придерживал Гарри за плечи, пока Фред подносил ко рту последнего сэндвич, приговаривая:
- Давай, съешь кусочек… скажем, за Сириуса…
- Сириус и сам поесть может, без моей помощи, - буркнул Гарри, демонстративно отворачивая лицо в сторону.
Данная реплика могла считаться правдой лишь с некоторой натяжкой – спектакль немало позабавил Сириуса, который отложил ложку, перестав есть, и подпёр подбородок ладонями, чтобы удобнее было наблюдать. Гарри пофыркал и принялся есть сам, пока миссис Уизли не переняла от своих сыновей эксклюзивные методики кормления поттеров.
Примерно так это и происходило каждый раз в те самые чёрные на памяти Гарри дни в конце июня. Если бы не близнецы, Гарри мог бы уже давно скончаться от жажды и голода – и не обратить на это никакого внимания.
Тонкс развлекала Джинни, Рона и Гермиону тем, что меняла лицо усилием воли – Гарри не без любопытства узнал о существовании метаморфов. Кто-то шутил, велись какие-то ни к чему не обязывающие разговоры, Мундугнус Флетчер с увлечением повествовал о своих «торговых подвигах»…
Но уют и веселье – чересчур, на вкус Гарри, нарочитые – сразу же исчезли, стоило Люпину поставить на стол локти, сплетя пальцы рук, и сказать, внимательно смотря на Гарри:
- Знаешь, я тебе удивляюсь. Почему ты ничего не спрашиваешь о Вольдеморте?
Гарри аккуратно поставил на стол стакан с соком, поднесённый было к губам, и спокойно ответил:
- Я спрашивал… мне сказали, что я мал, что мне не следует ничего знать. Это звучит достаточно смешно, если учесть, что я уже знаю о Вольдеморте больше многих членов Ордена…
- И они были совершенно правы, - напряжённо перебила его миссис Уизли, впиваясь пальцами в подлокотники. – Ты ещё слишком мал для такого!
- С каких это пор для того, чтобы задавать вопросы, необходимо быть членом Ордена? – задиристо осведомился Сириус. – Гарри целый месяц как в тюрьме сидел у магглов. Казалось бы, он имеет право знать, что произошло за это время...
- Не тебе решать, что хорошо для Гарри, а что плохо! – воскликнула миссис Уизли, и на её обычно добром лице появилось весьма опасное выражение. - Забыл, что сказал Дамблдор?
- Что конкретно? – вежливо, но с интонацией человека, готового к сражению, поинтересовался Сириус.
- То, что Гарри не нужно рассказывать больше, чем ему следует знать, - миссис Уизли особенно подчеркнула два последних слова.
Гарри засмеялся – отрывисто, хрипло, насмешливо; только внешность осталась от того капризного, почти инфантильного подростка, которого с полчаса назад кормили с ложечки, этакого обаятельного, самоуверенного, психологически так толком и не выросшего трогательного карапуза. Не осталось ни намёка на беспомощность и ребячливость. Гарри без труда чувствовал лёгкий шок окружающих, вызванный такой метаморфозой; «Ну, может, они что-нибудь поймут наконец…»
- Это звучало бы прекрасно, миссис Уизли, если бы я уже не знал больше, чем Вы предпочли бы, чтоб я знал, - Гарри старался говорить как можно вежливей, но слова падали в тишину тяжёлыми каплями расплавленного металла, и с каждой каплей глаза у всех, кто был в столовой, распахивались всё шире. «Довольно ли света, хорошо ли вам видно, Бандерлоги?», - сыронизировал Гарри про себя. – Я был там месяц назад, а никто из вас не был. Вольдеморт охотится за мной, и вот это Вам уже прекрасно известно. Мне пятнадцать лет; пусть я несовершеннолетний, но я уже могу решать за себя сам. Безусловно, я благодарен Вам за заботу обо мне, но иногда она бывает излишней – в таких случаях, как этот. Вы знаете, что я имею право знать.
Всё это звучало пафосно, напыщенно и чересчур театрально, а в последней фразе два раза повторённый глагол «знать» и вовсе резанул Гарри по ушам. Но как это было действенно! Метод Дамблдора – пафосные почти бессмысленные речи, действующие на эмоции – работал на удивление безотказно. «Ага, ещё бороду до пола отрастить, сменить очки на полукруглые и таскать с собой в карманах годовой запас лимонных долек – и вуаля, готов любимец детей и кумир взрослых!.. Блюэ-э…»
- Очень хорошо, - надтреснуто произнесла миссис Уизли. – Джинни, Рон, Гермиона, Фред, Джордж! Выйдите за дверь.
Это вызвало бурю возмущения.
- Мы совершеннолетние! – хором заявил близнецы.
- Если Гарри можно, почему мне нельзя? – заорал Рон.
- Мам, я тоже хочу! – заныла Джинни.
- НЕЛЬЗЯ! – закричала миссис Уизли, вставая. - Я категорически запрещаю...
- Молли, ты не можешь ничего запрещать Фреду с Джорджем, - устало проговорил мистер Уизли. – Они совершеннолетние.
- Но они ещё даже школу не закончили!..
- В то же время официально они взрослые, - повторил мистер Уизли всё тем же усталым тоном. Гарри мысленно поблагодарил его за своевременное и уместное вмешательство – он ещё не чувствовал себя готовым остаться здесь, наедине с людьми, большая часть которых активно жаждала уберечь любой волосок на нём от падения.
Миссис Уизли сравнялась цветом лица со зрелой свёклой.
- Я... мне... хорошо, пусть Фред с Джорджем остаются, но Рон...
Рону, Гермионе и Джинни пришлось всё же уйти; нельзя сказать, правда, что они были довольны этим обстоятельством. К их негодованию охотно присоединился портрет миссис Блэк; на успокаивание неугомонного куска холста ушло ещё минут десять. И только потом, когда все снова расселись, Сириус заговорил:
- Итак, Гарри... Что ты хочешь знать?
Гарри сделал глубокий вдох и задал вопрос, бывший на сей день одним из самых актуальных.
- Где Вольдеморт? – спросил он, не обращая внимания на негативную реакцию остальных. – Чем он занят?
- Ничем особенным, - сказал Сириус, - по крайней мере, насколько мы знаем... а знаем мы немало.
- Во всяком случае, больше, чем он думает, - добавил Люпин.
- Почему он не убивает?
- Не хочет привлекать к себе внимание, - объяснил Сириус. - Для него это было бы опасно. Понимаешь, его возвращение прошло не так, как он рассчитывал. Не так гладко.
- И всё благодаря тебе, - вставил Люпин с довольной улыбкой.
- Как это? – поднял брови Гарри.
- Он не думал, что ты останешься жив! – воодушевлённо воскликнул Сириус. – Имелось в виду, что о его возвращении будут знать только Пожиратели Смерти. А вышло так, что ты тоже стал свидетелем.
- А уж меньше всего ему хотелось, чтобы о его возвращении сразу узнал Дамблдор. А ты первым делом известил именно его.
- Ну и что? Что толку-то? - продолжал недоумевать Гарри.
- Шутишь? – подал голос Билл. – Дамблдор – единственный, кого боится Сам-Знаешь-Кто.
Гарри не соизволил даже взглянуть на Билла.
- Благодаря тебе Дамблдор созвал Орден Феникса буквально через несколько часов после возвращения Вольдеморта, - сказал Сириус.
- А чем именно этот Орден занимается? – Гарри обвёл взглядом присутствующих.
- Делает всё возможное, чтобы помешать Вольдеморту осуществить свои планы.
- А откуда вы знаете, что у него за планы? – уцепился Гарри.
- Дамблдор о них догадывается, - ответил Люпин, - а догадывается он обычно правильно.
Гарри оценил, о да… догадывается! Хотелось бы верить, не гадает на кофейной гуще!
- И что же, по мнению Дамблдора, собирается делать Вольдеморт?
- Прежде всего, вновь собрать свою армию, - спокойно заговорил Сириус. – В прошлом она была огромной: во-первых, преданные Пожиратели Смерти, потом, всяческие тёмные существа, плюс те, кого он околдовал или силой вынудил перейти на свою сторону. Кроме того, как ты сам слышал, он намеревается обратиться к великанам – и это отнюдь не всё. Он не такой дурак, чтобы пытаться захватить Министерство магии с десятком Пожирателей Смерти.
- Значит, вы мешаете ему собирать армию?
- Делаем всё возможное, - уклончиво сказал Люпин.
- Сейчас главное – убедить людей, что Сам-Знаешь-Кто и в самом деле вернулся, оповестить их об опасности, - добавил Билл. – Как оказалось, это не так-то просто.
Билл явно пытался наладить с Гарри дипломатические контакты – для того, ли, чтобы успокоить собственную совесть, для того ли, чтобы унять яростные взгляды близнецов, от которых и Вольдеморту сделалось бы не по себе;Гарри был категорически против в любом случае.
- Почему?
- Из-за политики Министерства, - вставила свою лепту Тонкс. – Ты же сам видел Корнелиуса Фаджа сразу после возвращения Сам-Знаешь-Кого. С тех пор ничего не изменилось. Он отказывается верить, что это случилось.
- Но почему? - вскинулся Гарри; на языке явственно проступил вкус Веритасерума, выпитого в конце прошлого учебного года. – Откуда такая твердолобость? Раз уж даже Дамблдор...
- Вот именно, - криво усмехнулся мистер Уизли, - Дамблдор.
- Понимаешь, Фадж его боится, - печально произнесла Тонкс. – Боится того, что, как ему кажется, он замышляет. Фадж уверен, что Дамблдор собирается его свергнуть. Он думает, что Дамблдор хочет сам стать министром магии.
- Но он ведь не хочет...
- Разумеется, нет, - подтвердил мистер Уизли. – Дамблдор никогда не хотел быть министром. Хотя после того, как Миллисент Багнолд ушла на пенсию, многие хотели видеть на этом посту именно Дамблдора. Министром стал Фадж, но он, видимо, не в силах забыть, какой поддержкой избирателей пользовался Дамблдор несмотря на то, что даже не выдвигал свою кандидатуру.
- В глубине души Фадж знает, что Дамблдор намного умнее его и сильнее, как маг. В первые годы своей карьеры он то и дело просил у Дамблдора совета и даже помощи, - продолжил Люпин. - Но теперь, похоже, власть ударила ему в голову, и, кроме того, он стал гораздо увереннее. Ему безумно нравится быть министром магии, и ему, кажется, удалось убедить себя в том, что он во всём прав, а Дамблдор просто мутит воду, чтобы создать ему неприятности.
- Он думает, что возвращение Вольдеморта – это мелкие неприятности для него лично? – окружающие снова дружно дёрнулись при звуке имени Тёмного Лорда, но Гарри даже не обратил внимания.
- Вроде того. Если Министерство признает, что Вольдеморт вернулся, то их ждут такие трудности, каких они не видели вот уже четырнадцать лет, - горько сказал Сириус. - Фадж не в состоянии посмотреть правде в глаза. Ему проще думать, что Дамблдор сочиняет страшные сказки из желания подорвать его репутацию.
- Видишь ли, в чём загвоздка, - пояснил Люпин, - пока Министерство будет утверждать, что никакого Вольдеморта нет, нам будет крайне трудно убедить людей в том, что он вернулся, они ведь и сами не хотят в это верить. Более того, Министерство очень рассчитывает на «Пророк», на то, что редакция не станет публиковать, как выражается Министерство, грязных слухов, раздуваемых Дамблдором. В результате простые маги до сих пор ничего не знают о случившемся, и от этого становятся лёгкой мишенью для Империуса Пожирателей Смерти.
Гарри кивнул, ожидая продолжения. Люпин покорно заговорил снова:
- Дамблдора всячески пытаются дискредитировать. Не читал «Пророк» на прошлой неделе? Там было сказано, что Дамблдор лишился кресла председателя Международной Конфедерации Чародеев из-за того, что постарел и потерял хватку. Но это ложь, это произошло потому, что после его речи, в которой он объявил о возвращении Вольдеморта, многие министерские маги проголосовали против него. Ещё Дамблдора сняли с поста Верховного Мага Визенгамота – это высший колдовской трибунал – и поговаривают, что его хотят лишить ордена Мерлина первой степени. У него крупные неприятности из-за того, что он говорит правду.
«Хм, так вот почему он научился так хорошо врать, честно глядя при этом в глаза – жизнь заставила, только и всего…»
- Если Дамблдор будет продолжать дразнить Министерство, то окажется в Азкабане! – резко добавил мистер Уизли. – А вот этого нам уже совсем не нужно. Пока Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут знает, что Дамблдор в курсе его планов и свободен в своих поступках, он будет соблюдать осторожность. Уберите Дамблдора – и вы дадите Сами-Знаете-Кому зелёную улицу.
Гарри воочию представил себе Вольдеморта в красной гоночной машине, мчащегося по просвету между жмущимися к обочинам автомобилями на скорости двести километров в час, в защите, в каске – всё, как полагается… «Знакомьтесь, Вольдеморт Шумахерович Риддл!». Нервный смех едва не вырвался наружу, и в процессе попыток сдержать неуместный ржач лицо Гарри изрядно перекосило – как будто он с размаху откусил кусок свежего грейпфрута.
- И это всё, чем Вольдеморт занят? Просто набирает сторонников? – Гарри очень сомневался, что Вольдеморт только и делает, что тупо тычется в каждую щель в поисках союзников.
Задумчивые выражения на лицах старших собеседников тотчас же подтвердили ему, что у Вольдеморта всё схвачено, и план действий, вне всякого сомнения, имеется; упомянутые выражения обозначали: «Рассказать – не рассказать...»
- Он ищет кое-что, что ему нужно. Это кое-что можно только украсть…
«Что, автограф Шекспира с великим вопросом «Пить или не пить?» хочет из музея спереть?»
- Что это?
- Это… ну, скажем так, оружие… - мялся Сириус, не в силах подобрать подходящих слов под почти испепеляющим взором Люпина.
- Какое?
- Ну всё, хватит! – миссис Уизли пылала праведным гневом. – Немедленно ИДИТЕ СПАТЬ!
- Молли, ну зачем же так кричать? – раздражённо поинтересовался Сириус. – Мамулин портрет разбудишь…
Несколько ядовитых реплик Сириуса и миссис Уизли спустя Гарри понял, что продолжения беседы можно не ждать. Он перемигнулся с близнецами и отправился наверх.

Фред и Джордж поступили достаточно оригинально – свалили всё барахло с одной кровати на вторую, и на освободившейся легли спать вместе. Кровать Гарри была свободна, хотя бы потому, что он и не думал пока распаковываться – не до того было, но сразу он ею не воспользовался. После энного времени, проведённого после истерики в дремоте, Гарри не хотелось спать. Отчаянно хотелось курить, но сигареты кончились уже давно… хотя… что мешает здесь, где полным-полно взрослых? Гарри трансфигурировал моток пергамента в пачку совершенно кошмарных сигарет (МакГонагалл, конечно, никогда такому не учила, но возжаждавшему покурить Гарри море было по колено, а уж какая-то там Трансфигурация вообще болталась на уровне подошв). Огонёк вспыхнул, едва не ослепив уже попривыкшего к темноте Гарри, и кончик сигареты начал тлеть; на вкус и запах, правда, это был не ментол, а всё тот же пергамент, но Гарри не был привередлив. Он загасил огонёк и поудобнее устроился на подоконнике; всю дальновидность этого решения он оценил часа через два, когда, пропахший дымом насквозь, сонный и с гудящей от мыслей головой, он слез с подоконника и обнаружил, что у него затекло всего одно место. Одно из ключевых, правда, но это уже детали…
Глаза слипались, и Гарри, подумав пару секунд, прилёг на край кровати близнецов – идти в пустую холодную постель одному было как-то невесело, особенно после всего сегодняшнего. Гарри прикрыл ноги пледом и, неожиданно для себя, очень быстро отрубился.
И ни единого сна – темнота, пустота и тишина.
Идеальный отдых.

 Отправлено: 10.09.08 19:20. Заголовок: Глава 4. Как бы мн..

Глава 4.

Как бы мне не обменяться личностью:
Он войдёт в меня, а я в него…
Саша Чёрный, «Все в штанах, скроённых одинаково…».

Поутру Гарри обнаружил, что Фреда и Джорджа рядом нет, а сам он передвинут в середину кровати и заботливо укрыт одеялом до подбородка. Было тепло и уютно, и так хорошо, как только несколько раз раньше – тогда он просыпался вместе с близнецами в Гриффиндорской башне на Рождество. Гарри лежал, бездумно пялился в тёмный потолок и желал всем сердцем, чтобы так всегда и длилось – так хорошо бывает достаточно редко, чтобы забыть, как это, к тому времени, как с тобой случится ещё раз такое чудо. Что ж, тем приятней узнавание…
- Не спишь, чудо в перьях? – близнецы появились в спальне внезапно, как какой-нибудь названный женским именем ураган в ясный день; два рыжих жизнерадостных смерча плюхнулись на кровать рядом с Гарри и уже по устоявшейся привычке принялись щекотать.
Гарри хохотал и в шутку отбивался; одеяло, старое и строгое, было категорически против подобных забав и запуталось между ними тремя так, что плечо Гарри оказалось припеленато к уху, левая нога Джорджа намертво была привязана к правой руке Фреда, и плюс ко всему Гарри открывался очаровательный вид одновременно на шею Джорджа и спину Фреда, чья рубашка предательски задралась, открыв гладкую кожу и крепкие мышцы.
- Да, - вспомнил Джордж, - мы, собственно, зачем пришли – мама просила тебя разбудить, накормить и потащить тебя с нами приводить дом в порядок – в гостиной в шторах обнаружилось до чертиков мольфеек.
- Мольфеек?
- Ну да, это такая дрянь с крылышками, которая заводится в старой ткани, - пояснил Фред. – Мы вообще ведь тут не просто так, а помогаем вычищать дом. Здесь же жить невозможно…
- …всё пыльное и грязное…
- …в каждом шкафу водится какая-нибудь пакость вроде боггарта…
- …или тех же мольфеек…
- …и всякого барахла, как в музее…
- …вот мы всей бандой и делаем уборку…
- …есть здесь один домовой эльф…
- …так этот ушастый жабокрыс в наволочке…
- …только мешает! Так что…
- …всем занимаются люди…
- ...эй, ты нас вообще слышишь?
- Слышу, - очнулся Гарри, расплывшийся в улыбке до ушей при звуках голосов близнецов и не особо вникавший, если честно, в смысл. – Убирать. Жабокрыса. То есть гостиную.
- Примерно так… ой-й, блин… - близнецы начали предпринимать попытки вылезти из цепких объятий одеяла. Гарри помогал, как мог, внося ещё больший хаос. Одеяло трещало, но не сдавалось.
- Фред, Джордж, Гарри, вы идёте завтракать или как? – Рон распахнул дверь, не подумав.
Лучше бы он всё-таки подумал, прежде чем входить; теперь же его взору предстала чрезвычайно интригующая картина – Гарри и Джорджа подлое одеяло уложило в позицию «шестьдесят девять», а Фреда уткнуло лицом Гарри в поясницу. Признаться, Гарри сильно жалел, что не мог увидеть со стороны ни всей конструкции, ни выражения лица Рона.
- Извините… - Рон быстренько хлопнул дверью и уже из коридора прокричал:
- Так я скажу маме, что вы идёте!
- Скажи-скажи, - пробормотал Фред, отвоёвывая священное право на свободу для своей щиколотки. – Она порадуется…
Гарри, хихикая, исхитрился вытащить из-под себя угол одеяла, откатился в сторону, чтобы не мешать близнецам, и брякнулся на пол, чувствительно приложившись пятой точкой.
- Ничего жизненно важного не ушиб?
- Нет, - Гарри улыбнулся и запрокинул голову, устраивая её на краю кровати; близнецы, наклонившись над ним, по очереди нежно целовали его в губы, запускали руки в растрёпанные волосы, проводили кончиками пальцев и языков по шраму на лбу… Гарри хотелось мурлыкать.
Стук в дверь прервал их.
- Миссис Уизли желает знать, где вы втроём застряли и надо ли вас оттуда вызволять, - тоном вышколенной секретарши оповестила их Гермиона; в комнату она благополучно решила не заходить – в отличие от Рона, ей не составило никакого труда сложить два и один.
- Не надо, - хором откликнулись Фред и Джордж.
Гарри, прикрыв глаза, почти физически чувствовал, как ускользают последние мгновения перед тем, как нужно будет встать и пойти заниматься всякой ерундой в каких-то пыльных гостиных.
- А это ещё что? Гарри, твоё?
- Что? – Гарри открыл глаза и увидел в руке Фреда небольшую, с ладонь размером, тёмно-серую пушистую плюшевую мышку. – Это?
- Ага, это. У нас такой точно не было…
- Это… моё, - Гарри бережно взял мышку в ладони. Плюш щекотал кожу, чёрные бусинки-глаза блестели, как живые, длинные проволочные усы были завиты на концах.
- Симпатично, - отметил Джордж.
- Ага, - согласился Гарри, непроизвольно сжимая игрушку в руке так, что плюш едва не лопнул в возмущении и не выкинул в Гарри всю мышиную «начинку».
«Хотела бы я понять, как это делается, как сказала Жанна Д’Арк, наблюдая за огнеглотателем из бродячего цирка…»

Миссис Уизли продолжала демонстрировать недюжинные организаторские таланты, едва ли не по росту выстроив всех востребованных ею принудительно-добровольцев и направив на борьбу с мольфейками. Гарри без особого труда опрыскивал на лету роями вылезающих из старых штор мольфеек и складывал в предназначенное специально для этой цели ведро. Фред и Джордж украдкой сунули пару парализованных мольфеек в карманы, шёпотом объяснив Гарри, что было бы неплохо поэкспериментировать с их ядом для Забастовочных Завтраков. Гарри потребовал подробностей – что ещё за Завтраки? – выяснилось, что за лето Фред и Джордж успели много что сделать помимо выметания паутины из углов дома номер двенадцать по Гриммаулд-плейс. Они разработали целую кучу всяких разных штучек вроде Блевательных Батончиков – оранжевая часть батончика заставляла желудок едва ли не вывернуться, фиолетовая возвращала все внутренности на положенные им места. Помещения для магазина приколов близнецы пока не нашли, но это их не смутило, и они работали пока по почтовому каталогу и даже дали объявление в «Пророк», резонно полагая, что миссис Уизли об этом не узнает, и не будет очередного скандала до седьмых небес на тему «торговля-сомнительными-приколами-не-дело-вы-должны-следовать-по-стопам-отца-идите-работать-в-Министерство-магии». Никогда ещё «Пророк» не клеветал на Дамблдора и Гарри так своевременно (из-за этого, собственно, миссис Уизли и перестала его читать).
- И всё благодаря тебе, Гарри, - заключил Фред. – Если бы не твой выигрыш в Турнир, не знаю, что бы мы делали…
- Не-ет, это всё благодаря вам, - не согласился Гарри и щедро прыснул антимольфеином на одну наглую мольфейку, нацелившуюся цапнуть Джорджа за плечо. Мольфейка, негодующе пискнув – куда, дескать, «Гринпис» смотрит, тут такие безобразия творятся! – свалилась на пол. – Если бы не вы, чёрта с два я бы получил когда-нибудь этот выигрыш.
- Так или иначе, часть прибыли – твоя, - решительно заявил Фред. – Ты ведь вложил деньги в это дело…
- Да ну, не надо, - попробовал отбиться Гарри. – Это подарок был! Подарок! Если бы мне нужны были деньги, стал бы я их отдавать?
- Самое интересное состоит в том, что, конечно, стал бы, но дело сейчас не в этом, - возразил Джордж. – Твою долю мы перечисляем тебе через «Гринготтс». Собственно, мы просто ставим тебя в известность. И не спорь – ты же не хочешь, чтобы наш бизнес потерял удачу? Первого инвестора обжуливать нельзя. Золотой телец накажет, - тон был серьёзным, но глаза смеялись.
- Второго и третьего, выходит, можно? – Гарри парализовал двух мольфеек сразу и пихнул их в ведро.
- А это уже наша коммерческая тайна, - Фред опрыскал мольфейку над головой Гарри и перехватил её прежде, чем она успела упасть на любезно подставленную макушку.
- Фред, Джордж, Гарри, вы делом занимаетесь или болтаете? – миссис Уизли явно была не в духе.
- Болтаем, - вполголоса буркнул Джордж и мстительно опрыскал на подлёте разом трёх мольфеек.

Явление Кричера, домового эльфа Блэков, потрясло Гарри до глубины души. До сих пор количество виденных им эльфов исчерпывалось двумя, Добби и Винки; оба они были опрятными, робкими, услужливыми, вежливыми и заботливыми. Кричер отличался от них кардинально, начиная с внешности.
Он был невероятно стар – казалось, морщинистая кожа велика ему на несколько размеров. Как все домовые эльфы, он был лыс, но из огромных, как у летучей мыши, ушей росли большие пучки грязных белых волос. «Ну, бороды до пола нет, и то хлеб». Глаза Кричера были пронизаны кровяными жилками, как у Мундугнуса Флетчера, а нос просто пугающе походил на свиной пятачок. Единственным его одеянием была засаленная набедренная повязка из старой наволочки.
Эльф не обращал никакого внимания ни на кого в комнате и вёл себя так, будто был здесь один. Пошатываясь из стороны в сторону, он зашаркал в дальний конец комнаты, безостановочно бормоча себе под нос хриплым, низким, словно сорванным голосом:
- ...воняет, как сточная канава, бандит до мозга костей, только и она не лучше, жалкая предательница, загадила вместе со своими ублюдками дом моей дорогой хозяйки, бедная, бедная моя хозяйка, если бы она только знала, если бы знала, кого они понатащили в дом, что бы она сказала старому Кричеру, о, позор, позор, мугродье, оборотни, воры, выродки, бедный, старый Кричер, что он мог поделать...
- Привет, Кричер, - очень громко сказал Фред, изо всех сил шарахнув дверью о косяк.
Домовый эльф замер на месте, прекратил бормотать и крайне неубедительно вздрогнул от удивления.
- Кричер не заметил молодого хозяина, - проговорил он, поворачиваясь и кланяясь Фреду. И, не поднимая глаз от ковра, отчётливо добавил:
- Мерзкого отпрыска предателей нашего дела.
- Что-что? – очень вежливо переспросил Джордж. – Не расслышал последних слов.
- Кричер ничего не говорил, - ответил эльф, кланяясь Джорджу, и вполголоса, но очень отчётливо произнёс:
- А вот и его гадкий близнец. Пара вонючих мартышек.
Гарри не знал, смеяться ему или плакать; на миг ему захотелось вбить Кричеру в глотку его поганый язык, чтобы он больше не смел говорить ничего подобного о близнецах, но дряхлый и, совершенно очевидно, выживший из последнего ума эльф был слишком жалок. Кричер распрямил спину, обвёл всех злобным взглядом и, очевидно, убеждённый, что его никто не слышит, продолжил:
- ...а вот и отвратная, наглая грязнокровка, стоит, как будто так и надо, о, если бы об этом узнала моя хозяйка, о, сколько слёз она бы пролила, а вот ещё новый мальчишка, Кричер не знает его имени. Что ему здесь надо? Кричер не знает...
- Кричер, познакомься, это Гарри, - с твёрдой неуверенностью в успехе представила Гермиона. – Гарри Поттер.
Блёклые, словно посыпанные мукой глаза эльфа расширились, и он забормотал ещё быстрее и яростнее:
- Грязнокровка разговаривает с Кричером так, словно они друзья, о, если бы хозяйка увидела Кричера в подобном обществе, о, что бы она сказала...
- Не смей называть её грязнокровкой! – хором выкрикнули Рон и Джинни, очень гневно.
- Ничего страшного, - прошептала Гермиона. – Он не в своём уме, он не знает, что гово...
- Не обманывай себя, Гермиона, он отлично знает, что говорит, - перебил Фред, смерив Кричера неприязненным напряжённым взглядом.
Кричер, уставившись на Гарри, бормотал, словно в забытьи:
- Неужто это правда, неужто это Гарри Поттер? Кричер видит шрам, значит, это правда, это тот мальчишка, который помешал Тёмному лорду, Кричеру интересно, как ему это удалось...
- Всем интересно, - перебил Фред.
- А вообще, что тебе тут надо? – полюбопытствовал Джордж.
Взгляд непропорционально огромных глаз эльфа метнулся из стороны в сторону.
- Кричер проводит уборку, - неопределённо протянул он.
- Свежо предание, - сказал голос за спиной у Гарри.
Сириус стоял у двери и с необычайной гадливостью смотрел на эльфа. При виде крёстного Гарри Кричер молниеносно согнулся в гротескно низком поклоне, слегка вдавив пятачок в пол.
- Встань прямо, - нетерпеливо приказал Сириус. – Говори, что затеял?
- Кричер убирается, - повторил эльф. – Цель жизни Кричера – служить благородному дому Блэков...
- Отчего благородный дом становится всё грязнее, - перебил Сириус, - и всё больше походит на неблагородный хлев.
- Хозяин такой шутник, - Кричер снова поклонился и добавил чуть слышно:
- Хозяин – неблагодарная свинья, разбившая материнское сердце...
- У моей матери не было сердца, - ледяным тоном сказал Сириус, - она жила одной своей злобой.
Кричер опять поклонился и гневно проговорил:
- Как скажет дорогой хозяин.
И продолжил вполголоса:
- Хозяин не достоин вытирать пыль с туфель своей матери, о, бедная моя хозяйка, что бы она сказала, если б знала, что Кричер вынужден служить тому, кого она ненавидела, кто так разочаровал её...
Сириус открыл было рот, чтобы оборвать этот монолог – не столько раздражающий, сколько абсолютно бессмысленный и бесполезный – но Гарри взмахнул рукой, останавливая крёстного, и приложил палец к губам. Глаза Сириуса расширились от любопытства, но он промолчал. Гарри подмигнул всем сразу, кроме Кричера, и присел на корточки, чтобы их с Кричером лица были на одном уровне:
- Кричер, ты ведь не любишь своего хозяина? – на этих словах эльф резко вскинул голову, прекратив сверлить взглядом дырки в полу. Гарри вкрадчиво продолжал, перейдя почти на шёпот, медитативный и завораживающий:
- Твой хозяин предал свою мать, предал идеалы благородного дома Блэков, хозяин ненавидит всё, что связывает его с прошлым, и этот дом он ненавидит больше всего… дом будет мёртв, Кричер… этого дома скоро не будет – может быть, от него останутся стены и крыша, но больше ничего прежнего не будет… ты – душа этого дома, Кричер… маленькая злобная упёртая душа, такая, какая подобает этому дому… когда дома не станет, ты будешь свободен, Кричер… а если ты будешь докучать хозяину, он отпустит тебя, и ты должен будешь уйти оттуда, где жил столько веков.. если я попрошу, он отпустит тебя прямо сейчас, Кричер, он даст тебе одежду, даст прямо в руки, и ты не сможешь не взять, потому что он прикажет… хочешь, чтобы тебя освободили, Кричер? – Гарри ласково улыбнулся. – Прямо здесь, пока ты пытаешься спасти что-то из того, чему всё равно суждено погибнуть…
Кричер завизжал, едва не оглушив Гарри; этот визг в сочетании с пятачком делал его чрезвычайно похожим на поросёнка. Эльф попятился, чуть не упав; водянистые глаза заняли почти две трети лица.
- М-молодой хозяин ошибается… Кричер не будет свободным… не будет!!!
Гарри улыбнулся снова.
- А почему бы и нет? Сириус… - Гарри обернулся к крёстному, уже зная, что сейчас будет.
С новым воплем, полным чисто животного ужаса, Кричер вылетел из комнаты, начисто, похоже, забыв, зачем туда приходил.
Шквал аплодисментов от близнецов, Сириуса, Рона и даже Гермионы обрушился на Гарри.
- Мои поздравления, Гарри! Ты его сделал! – восхищённо заявил Рон.
- В тебе погибает обалденный актёр, - глаза Джорджа сияли.
- А по-моему, вовсе даже не погибает! – Фред улыбался до ушей.
- Ты единственный, кому удалось поставить этого поганца на место, - в глазах Сириуса была неподдельная гордость. – Полный Орден взрослых людей ничего не мог сделать! Только, Гарри, на самом деле отпустить его я не могу – он слишком много знает об Ордене…
- Я понимаю. Но он ведь поверил – я знал, что поверит, - слова сорвались с губ непроизвольно.
- Откуда? – Сириус был удивлён.
Гарри почувствовал себя даже не то что не в своей тарелке, а в чужом кофейнике.
Вольдеморт двадцать четвёртого июня разговаривал с Пожирателями точно таким же свистящим шёпотом, чтобы вызвать в них страх и чувство вины.
«Что со мной происходит?»
- Ну… я так чувствовал. Это было жестоко, да, но я не мог больше слушать, как он оскорбляет всех вас, - Гарри смущённо покосился на крёстного и близнецов.
- Это было в самый раз! – Сириус ободряюще хлопнул Гарри по плечу. – Если уж он тебя за несколько минут так достал, представляешь, каково тем, кто его уже больше месяца слушает?..
- Представляю, - машинально ответил Гарри.
Сначала делать, потом думать – что за гадкая привычка… «Хотя если б я сначала думал, я бы вообще ничего не стал делать в этой жизни. Одни только домашние задания. Потому что всё остальное неизменно шло наперекосяк, что можно было бы предугадать, пошевелив мозгами…». Следуя этой логике, подобное обращение с Кричером должно было также привести к неприятностям…
- Чёрт, кажется, здесь опять неотлипное заклятие… - Сириус, сунув руки в карманы, хмуро смотрел на старый гобелен на стене. Гарри подошёл ближе и прочёл надпись, вившуюся по верху буквами размером с человеческую голову: «Древнейший и благороднейший дом Блэков. Toujours pur».
- А что значат вот эти слова?
- Чисты навеки, - отозвался Сириус. – Здесь вся моя семья…
Генеалогическое древо, вышитое на портрете, ветвилось, рябило в глазах – нитки повыцвели и вылезли местами.
- Тебя здесь нет…
- Я был здесь, - Сириус брезгливо ткнул пальцем в одну из аккуратных, словно прожжённых сигаретой дырочек на холсте. – В шестнадцать лет я сбежал из этого склепа, и меня выжгли с древа. Прожил лето у твоего отца… лучшее лето в моей жизни… потом дядюшка Альфард, чуть ли не единственный вменяемый здесь, оставил мне наследство – видишь эту дырку, здесь был дядюшка – за это его и выкинули отсюда, настоящие Блэки выродкам и отступникам не помогают…
Гарри пришло в голову, что здесь вряд ли было веселей жить, чем у Дурслей.
- А почему ты сбежал?
- Меня тошнило от них всех, - голос Сириуса был усталым; так мог бы говорить Сизиф, в очередной раз толкающий свой камень вверх, в гору, и понимающий, что всё бесполезно, сколько бы ты ни старался, всё рассыпется в прах, всё придётся начинать сначала, заранее зная, что ничего не выйдет во веки веков… - От их твердолобости, от их высокомерия. От родителей с их манией насчёт чистоты крови, с их вечной убеждённостью в своём превосходстве, от братца-идиота, который во всё это верил…Вот он… Регулус.
- Он умер пятнадцать лет назад?
- Как и многие другие Пожиратели, - пожал плечами Сириус. – Родители всячески поощряли его сделать это, они гордились им… Он был счастлив, пока не понял, что дело тухло пахнет. Запаниковал, захотел выйти из игры… сам Вольдеморт его за это и убил – ну, или велел кому-нибудь из других своих приспешников. Можно подумать, из Пожирателей уходят на пенсию!
- Ланч! – провозгласила миссис Уизли, входя в комнату с большущим подносом, на котором возвышалось несколько многоярусных конструкций из бутербродов и пирожных.
Все проявили большой энтузиазм при виде еды; Гарри и Сириус же предпочли остаться у древа Блэков.
- Давно не разглядывал его… Вот Финеас Найджелус, видишь?.. Мой прапрадедушка... самый нелюбимый из всех директоров Хогвартса... Вот Арамина Мелинорма... кузина моей матери... пыталась протащить в Министерстве билль о разрешении охоты на магглов... Дорогая тётя Элладора... это она начала милую семейную традицию рубить головы домовым эльфам, когда они становятся слишком дряхлыми и уже не могут носить подносы с чаем... Естественно, в семье рождались и приличные люди, но родственники быстренько от них отказывались. Вот Тонкс, например, здесь нет. Наверное, поэтому Кричер её не слушается – по идее, он должен повиноваться всем членам семьи...
- Вы с Тонкс родственники?
- Да, её мать Андромеда – моя любимая двоюродная сестра, - подтвердил Сириус, не отводя глаз от гобелена. - Кстати, и Андромеды тут нет, смотри...
Он указал на ещё одну прожжённую дырочку между «Беллатрикс» и «Нарциссой».
- А вот её родные сестры никуда не делись: они были достаточно благоразумны, чтобы выйти замуж в приличные чистокровные семьи, в то время как глупышка Андромеда полюбила магглорождённого, Теда Тонкса, и, следовательно...
- Погоди, если Кричер не слушается Тонкс, потому что её нет на фамильном древе, почему он слушается тебя? Тебя же тоже выжгли с него…
Сириус пожал плечами.
- Может, потому что от Андромеды официально отреклись, а от меня нет. Хотели, но всё никак не собрались, а потом Регулус погиб, и род прервался бы, если бы и я не был больше Блэком. Хотя, если честно, я толком не знаю, почему.
Гарри рассматривал гобелен; от старого холста веяло пылью, плесенью, дымом и кровью.

Уборка одной только гостиной заняла три дня, а комнат было ещё много… Дом сопротивлялся отчаянно, каждой мелочью, каждой усыпляющей музыкальной шкатулкой, каждой кусачей табакеркой с бородавочным порошком внутри, каждым ядовитым кольцом – Рон едва не укололся одним таким. Это была война с домом номер двенадцать – по крайней мере, Гарри чувствовал себя, как на фронте; чувство опасности не покидало его, непрестанным холодком пробегая по позвоночнику даже тогда, когда он ложился спать в уже давно очищенной комнате Фреда и Джорджа. Словно дом мог сдвинуть стены и превратить в кровавые – грязнокровные и чистокровные вперемешку – лепёшки своих непрошеных гостей. Одно было плюсом – здесь Гарри больше ничего не снилось. Может быть, как раз дом был тому причиной – казалось, это агрессивное строение обладает собственным разумом, ограниченным, как у кошки или собаки, но имеющим одну чёткую цель, вокруг которой крутились все куцые мысли: «Убить. Отомстить. Защититься». Гарри было с каждым днём хуже здесь, где он почти слышал эти мысли-обрывки, то и дело стряхивал с рук липкую, затхлую ненависть, где от срубленных голов домовых эльфов несло болью и радостью одновременно, где даже в вычищенных, свободных от всякой нечисти и мусора комнатах нельзя было находиться подолгу – обволакивало чувство собственной ошибочности, коренной и непоправимой, росла и крепла уверенность в том, что здесь, в этом доме, находиться нельзя, табу, закон, надо уходить, пока шкура цела… пока дом не наказал тебя за своеволие и нахальство. Гарри подозревал, что больше никто здесь ничего подобного не чувствует – хотя бы потому, что только Гарри стал периодически обнаруживать себя неподвижно сидящим на каком-нибудь продавленном диване в никому не нужной пустынной пыльной комнате и остекленело пялящимся в стену напротив, слушая тихий шёпот дома: «Защититься. Убирайся. Убить. Отомстить. Убирайся отсюда».
Окружающие поголовно считали, что он переживает из-за дисциплинарного слушания, на котором будет решаться вопрос об исключении из Хогвартса; чёрта с два! Слушание мало заботило Гарри. Конечно, магическое образование – это неплохо, но с другой стороны, есть большие шансы попросту не дожить до диплома. И если захочется вдруг знаний, то здесь, в доме номер двенадцать по Гриммаулд-плейс, отличная библиотека. Большая часть книг, правда, по чёрной магии, но и цивильные темы были освещены так, что Запретной секции не снилось. Жаль только, у Гарри не было времени копаться в библиотеке в эти дни… И, в конечном счёте, наверняка договориться с домом будет легче, чем с человеком – вон Кричер не человек, и с ним добиться коммуникативных успехов было куда как проще, чем с любым из одноклассников. А уж с домом-то всё должно быть пусть трудоёмко, но просто.
Вечером перед днём слушания все вели себя так, словно ожидались, по меньшей мере, чьи-то похороны; говорили тихо, двигались бесшумно, ложками о тарелки не стучали. Исключение составляли только близнецы, которым совсем не был безразличен результат слушания, но которые умели видеть разницу между трауром и ожиданием результата рядового, вообще-то, разбирательства.
- Я постирала твои джинсы и футболку, выгладила и подогнала заклинанием по размеру, - сообщила миссис Уизли за ужином таким скорбным тоном, как будто информировала Гарри о том, что белых тапочек его размера в магазине не нашлось. – И вымой голову сегодня вечером. Встречают всё-таки по одёжке…
Гарри кивнул и продолжил жевать котлету. Рон, Гермиона и Джинни тревожно глазели на него; Фред и Джордж успокаивающе придвинулись ближе – их тепло было таким настоящим, что Гарри чувствовал себя призраком, обманом затесавшимся в компанию живых людей, и всё бы ничего, но призрак – не человек, и рано или поздно лучшим выходом станет уйти, откуда явился… Это состояние удавалось легко скрывать благодаря следованию нескольким простым рекомендациям, которые Гарри дал сам себе ещё лет в семь-восемь и в последующие годы шлифовал. Это было нечто вроде набора основополагающих правил, помогавших не застывать, не впадать в стагнацию – внешне, по крайней мере. Если ты ранен, лечись, как можешь. Если тебе дали задание, приступай к нему по порядку. Если ты не знаешь, куда идти, спроси у кого-нибудь или проследи за кем-нибудь. Если ты проснулся утром и не знаешь, зачем ты это сделал, потому что больше всего на свете тебе не хочется жить, встань, прими душ, почисти зубы, оденься и иди завтракать. Волна подхватит тебя, и ты поплывёшь по течению – до тех пор, пока не сумеешь грести сам. Но если остаться на месте, то утонешь. Утонешь непременно. До сих пор этот набор немудрёных максим ни разу не подводил Гарри – не подвёл и теперь. По крайней мере, даже Фред и Джордж, кажется, не догадывались о степени глубины его меланхолии. Во всяком случае, виду не показывали.
- Вместе с Артуром пойдёшь в Министерство, - продолжала миссис Уизли, не имея ни малейшего понятия об интенсивных мыслительных процессах, обуревавших Гарри. – Побудешь у него в кабинете до начала слушания. И, Сириус… Дамблдор заходил вчера поздно вечером и сказал, что лучше будет, если ты останешься дома. Сам понимаешь, тебе опасно появляться в Министерстве, даже если ты хочешь поддержать Гарри морально.
Сириус хотел пойти с ним на слушание в образе собаки, чтобы поддержать морально? Гарри вопросительно уставился на крёстного, злобно воткнувшего вилку в кусок мяса.
- Я не говорил тебе, Гарри, что хочу пойти с тобой, - пояснил он, не поднимая головы; на скулах Сириуса проступили лихорадочные красные пятна. – Не сомневался, что запретят…
- Всё в порядке, - Гарри легонько сжал ладонь крёстного, перегнувшись через стол. – Кстати, в любом случае, исключат меня или нет… можно мне жить у тебя, а не возвращаться к Дурслям? Если здесь штаб-квартира Ордена Феникса, то здесь, наверно, безопасно…
Сириус уставился на Гарри; со всеми этими пятнами раздражённого румянца, с нахмуренными бровями, с широко раскрытыми глазами, с приоткрытыми в недоумении губами он казался едва ли старше собственного крестника, несмотря на то, что годился ему в отцы и провёл дюжину лет в местах с далеко не курортным климатом.
- Каковы же Дурсли, если ты хочешь жить в этом гробу…
- Какая разница, гроб или не гроб! Главное, здесь ты, - Гарри упрямо мотнул головой; неровно постриженные в начале июля волосы взвихрились. – А там они.
Остаток ужина прошёл в напряжённой и тоскливой одновременно атмосфере; ковыряя вилкой в тушёных овощах, Гарри задавался вопросом, не будет ли, как минимум, у половины присутствующих несварения желудка от тяжких раздумий и необходимости жевать со скорбно опущенными уголками губ, дабы поддерживать общее настроение.

- Гарри! Гарри!
Гарри с трудом разлепил глаза; сон был тяжёлым, и голова болела.
- Гарри, ты здесь?
- Здесь… - честно ответствовал Гарри и сел, спустив ноги с кровати; тоже проснувшиеся близнецы молча встали, словно готовые защитить его от нежданных ночных визитёров. – А что? Я должен быть не тут?
- Lumos, - белый, резкий огонь заклинания осветил лица Люпина, Сириуса и Тонкс.
- Ты всё время был здесь? – уточнила Тонкс.
- После ужина – точно, - пожал Гарри плечами. – В чём дело-то?
- Ну тогда всё в порядке… - облегчённо выдохнула Тонкс. – Так не хотелось думать, что это правда… Фред, Джордж, вы можете подтвердить под Веритасерумом, в случае чего, что Гарри был здесь всю ночь?
Кажется, Тонкс совсем не смущало то, что они трое спали в одной постели, равно как и Ремуса; Сириус же слегка покраснел.
- В любой момент, - близнецы сделали по полшага друг к другу, частично загораживая Гарри. – Но что случилось?
Тонкс плюхнулась на жалобно скрипнувший стул у дверей и устало вытянула ноги.
- Чёрт, ну и ночка… я сегодня дежурила по аврориату, разбирала все сообщения о чрезвычайных происшествиях. И читаю одно сообщение, а у самой глаза на лоб лезут… - Тонкс покачала головой. – Вроде бы Гарри Поттер появился на Диагон-аллее, в «Дырявом котле», в баре, который и ночью работает… появился, значит, и давай требовать у Тома огневиски. Том отказался продавать Поттеру спиртное, сказал, что несовершеннолетним нельзя. Поттер впал в буйство, заявил, что раз он Вольдеморта имел, то и всех здесь поимеет, и стал угрожать Тому палочкой. Том сказал что-то вроде «Шёл бы ты спать, Гарри, свободные номера наверху есть», а Поттер в ответ применил к нему Круциатус.
Гарри подавился вдыхаемым воздухом и раскашлялся; близнецы сделали друг к другу ещё полшага.
- Да успокойтесь вы двое, - махнула рукой Тонкс. – Никто не будет его арестовывать, если докажем, что он всю ночь мирно спал здесь. Лучше дальше слушайте. После Круцио все посетители повскакали с мест, принялись кричать, пулять в Поттера Петрификусами; Поттер отразил всё и впечатал всех в стены Ступефаями. Хотя там и не такие уж слабые маги сегодня сидели… А потом Поттер повернулся к Тому, сказал длинную пафосную речь – что-то о том, как плохо не слушаться Победителя Тёмного Лорда – и убил старика Авадой.
- Ч-что? – на более умную реплику Гарри не хватило.
Тонкс вздохнула и развела руками.
- Больше никого ты, к счастью, убивать не стал, а вышел на улицу и исчез бесследно. Во всяком случае, когда люди начали отходить от Петрификуса, тебя на Диагон-аллее уже не было.
- И все свидетели очень хорошо запомнили внешность, - добавил Люпин. – Шрам на лбу, зелёные глаза, чёрные волосы почти до плеч…
- Почти до плеч? – повторил Гарри и недоумённо взъерошил свою шевелюру, безжалостно обкромсанную тётей Петунией в первый же день, как он вернулся из Хогвартса этим летом. По правде сказать, теперь самый длинный волосок на голове Гарри едва ли достигал двух с половиной дюймов.
Все присутствующие молча уставились на него.
- Я помню, когда мы тебя забирали, волосы у тебя были такие, как сейчас, - с сомнением сказала Тонкс.
- Меня подстригли сразу, как я приехал на Прайвет-драйв в этом году…
- Замечательно, - деловито сказала Тонкс. – Раз ты не метаморф, это тоже послужит доказательством. Ты знаешь, где твоя палочка?
Гарри потянулся к тумбочке у кровати и не глядя выбрал свою из трёх лежавших там палочек.
- Вот.
- Можно?.. – Тонкс взяла палочку из его рук. – Priori Inkantatem!
Размытый образ серебристого оленя повис в воздухе.
- Патронус, отлично, - удовлетворённо сказала Тонкс. – Сейчас запротоколирую свидетельские показания…
Она выудила откуда-то из кармана свиток пергамента и Самопишущее Перо, неприятно напомнившее Гарри такое же Перо Риты Скитер; Тонкс перехватила его взгляд на злосчастную письменную принадлежность и пояснила:
- Это служебное. Не везде же получится разложить обычное перо и чернильницу, мало ли куда по делу занесёт… У нас эти перья строго пишут то, что диктует аврор. Никаких вольностей, как у журналистов.
Гарри кивнул и устало потёр глаза.
- Есть какие-нибудь идеи насчёт того, кто это мог быть?
- Ясное дело, кто-то из Пожирателей Смерти, - пожал плечами Люпин. – Вот только как они это сделали… Чары Иллюзии? Их человек может применить только сам к себе, так что если это они, то тебя изображал кто-то знакомый с тобой лично, по колдографии хорошую иллюзию не сделаешь… К тому же эти чары довольно слабые, зависят от того, насколько сильно в памяти отпечаталась нужная внешность, а описание совпадает в точности, до самых мелких деталей. Многосущное зелье? Для этого нужна частичка человека…
Сириус сел на кровать рядом с Гарри и обнял крестника за плечи.
- А самое плохое, Гарри… - осторожно начал он.
- Что самое плохое?
- Тонкс сегодня дежурила в паре с Долишем… он всецело предан Министерству… короче, он тоже видел это сообщение. И когда Тонкс помчалась на место преступления, он остался якобы писать отчёт по уже принятым сообщениям.
- И? – Гарри начала раздражать необходимость вытягивать из крёстного информацию клещами.
- И он немедленно отправил копию в «Ежедневный Пророк».
Гарри открыл рот, вспомнил, что здесь девушка, и благовоспитанно закрыл – не стоило при Тонкс высказывать свои мысли прямо. По крайней мере, эти мысли.
- И, по нашим сведениям, завтра выйдет экстренный выпуск, посвящённый исключительно тебе, - добавил Люпин.
Тонкс, прикусив от старательности кончик языка, просматривала запротоколированное.
- Ну вот и всё! – жизнерадостно объявила она. – Утром отдам отчёт начальству… только, Гарри, вряд ли то, что я сейчас написала, попадёт в «Пророк» так же скоро. Пока это прочтут, пока перепроверят десять раз, пока к делу подошьют…
- А ты сама не можешь отправить копию в «Пророк», как Долиш? – без особой надежды спросил Гарри.
Тонкс сожалеюще посмотрела на него.
- Я бы отправила, Гарри, но они же не опубликуют. «Пророк» полностью подчиняется Министерству. А Министерству выгодно, чтоб тебя поливали грязью, сам понимаешь, почему… Даже если я и отправлю, как максимум в конце выпуска появится строчка мелким шрифтом: «Расследование ведётся».
Гарри стиснул зубы. Сириус потрепал крёстника по голове.
- Ничего… не обращай внимания…
- Я бы и рад не обращать… - сумрачно откликнулся Гарри.
- Какая разница, что большинство твоих знакомых прочтут этот бред, - «нет, из Сириуса решительно никакой утешитель». – Те, кто тебе дорог, не поверят. А на остальных плевать!
«Легко сказать», - Гарри представил, как уже в поезде падает в обморок от напора негатива со всех сторон. Если бы не эта чёртова способность чувствовать чужие эмоции… как легко было бы быть «стоически переносящим испытания юным героем» (некоторые выдержки из творчества Риты Скитер намертво застряли в памяти Гарри)!
- В любом случае, Гарри, тебе давно пора спать, - подал голос Люпин. – Тонкс, если ты закончила с Фредом и Джорджем, пойдём отсюда. У Гарри завтра дисциплинарное слушание. Нехорошо выйдет, если он заснёт посреди заседания суда.
Тонкс прыснула.
- Хотела бы я на это посмотреть… ладно, ребята, продолжайте спать… кстати, а что это вы все трое на одной кровати?
«Она только сейчас заметила?»
Люпин за спиной Тонкс покачал головой. Сириус сдавленно фыркнул, сдерживая смех – первое смущение он преодолел быстро, тем паче что актуальна была в этот момент совсем другая тема.
- Нам так хочется, - невозмутимо ответил Джордж.
- А что? – убийственно серьёзным тоном спросил Фред.
Если бы Гарри не был наполовину сонным, наполовину всерьёз расстроенным принесёнными новостями, он бы рассмеялся. Но он всё никак не мог избавиться от мыслей об убитом бармене Томе… Гарри помнил, каким дружелюбным был старик, когда перед третьим курсом Гарри жил некоторое время в «Дырявом котле», как много народу всегда было в прокуренном уютным баре, как была отполирована за десятилетия локтями деревянная барная стойка… Том был неотъемлемой частью «Котла», такой же органичной, как Кричер в доме Блэков; не то, чтобы бармен как-то походил на домового эльфа, но он точно так же принадлежал своей гостинице. Гарри передёрнуло, когда он почти помимо своей воли представил себе мёртвое лицо Тома, и он зябко обхватил себя руками.
«Гадство какое».
- Да так, ничего… - растерянно пробормотала Тонкс.
- Замёрз? – Джордж набросил Гарри на плечи плед.
- Да, немного, - соврал Гарри; просторная пижама, наследие всё того же Дадли, грела надёжно.
- Ну тогда залезай под одеяло побыстрей и засыпай, - посоветовала Тонкс, неуверенно оглядывая близнецов и Гарри – словно всё ещё пытаясь понять, отчего же они трое спят в одной постели, хотя в комнате есть ещё две свободные.
- Так и сделаю, - кивнул Гарри.
- Пойдём, - Люпин приобнял поднявшуюся со стула Тонкс за плечи и увёл из комнаты.
Сириус скрипнул зубами и кинулся следом.
- Зря ревнует, - прокомментировал Джордж, стоило двери закрыться.
- Она Люпина не интересует, - добавил Фред.
- Хотя он её – да…
- …но это уже практически ничего не значит.
- Вот на тебя, Фредди, Кэти заглядывалась, - поддел брата Джордж. – Ты тогда точно так же сказал…
- Кэти? – заинтересовался Гарри.
- Кэти Белл, ловец нашей команды, - Фред натянул одеяло на них троих до самого подбородка. – Лично я не заметил, что ей нравлюсь… но это и правда неважно.
- Правда? – Гарри возненавидел себя за то, что его голос дрогнул. «Если кто-то из близнецов захочет тебя бросить, то это их личное дело, ты, идиот», - твёрдо сказал Гарри сам себе.
- Она никудышный ловец, - Фред рассмеялся. – Мы предпочитаем того, кто у неё всегда выигрывает

 Отправлено: 10.09.08 19:21. Заголовок: Глава 5. - Этот суд..

Глава 5.

- Этот суд вообще интересуется тем,
что в действительности произошло на лайнере?
Брайан Герберт, Кевин Андерсон, «Дюна. Дом Атрейдесов».

Утром Гарри всё ещё отчаянно хотел спать, когда миссис Уизли подняла его с постели ни свет ни заря. Мистер Уизли начинал свою работу безобразно рано, по мнению Гарри, но это уже было не во власти последнего.
Тонкс, Сириус и Люпин уже были на кухне. Тонкс, нынешним утром – кудрявая блондинка, отчаянно зевала, не замечая, как Сириус и Люпин обмениваются через стол сердитыми взглядами; очевидно, остаток ночи после того, как Тонкс вернулась на работу, они потратили на выяснение отношений, но к какому-либо определённому выводу так и не пришли.
- Всю ночь пробегала, - пожаловалась Тонкс. – Сейчас позавтракаю и спать пойду… ужас просто…
- Что будешь, Гарри? – осведомилась миссис Уизли. – Оладьи? Копчёную рыбу? Тосты? Яичницу с беконом?
- Тост, если можно, - слова Гарри переросли в душераздирающий зевок.
Мармелада и тостов, появившихся перед ним на столе, хватило бы даже Хагриду; пока Гарри вяло жевал, миссис Уизли села рядом и принялась поправлять его футболку - заправила этикетку, разгладила морщинки на плечах. Гарри предпочёл бы, чтобы она его не трогала, но не стал ничего говорить.
- Ты как себя чувствуешь? – осведомился мистер Уизли.
Гарри пожал плечами.
- Скоро всё будет позади, - утешил его мистер Уизли. – Через несколько часов тебя уже оправдают.
Гарри ничего не ответил.
- Слушание состоится на моём этаже, в кабинете Амелии Боунс. Она – глава Департамента магического правопорядка, и именно она будет тебя допрашивать.
- Она хорошая, Гарри, - с серьёзным видом заверила Тонкс. – И справедливая. Она тебя выслушает.
Гарри, по-прежнему не зная, что сказать, кивнул.
- Главное, не выходи из себя, - посоветовал Сириус. – Будь вежлив и честно всё рассказывай.
Гарри снова кивнул.
- Закон на твоей стороне, - негромко проговорил Люпин. – В опасных для жизни ситуациях колдовать разрешается даже несовершеннолетним.
Гарри опять кивнул, чувствуя себя китайским болванчиком.
- Ну, я полагаю, нам пора, - бодро предложил мистер Уизли, покосившись на обгрызенный по краям тост Гарри.
- Ага, - Гарри встал, чуть не опрокинув стул – тело решительно отказывалось от продолжения банкета и требовало вернуться в кровать и спать дальше.
Но, разумеется, все остальные решили, что он просто до ужаса переживает из-за слушания – иначе с чего бы сочувствие прямо-таки полило из них через край? Это было по меньшей мере тошнотворно. «А если меня исключат, это будет уже жалость. О-ох…»

* * *

Под каким-то смехотворным предлогом мистер Уизли решил добираться на работу маггловским способом, на метро; Гарри не выказывал особого энтузиазма, но вошедшего в магглолюбческий раж мистера Уизли это не остановило. Поскольку оба плохо знали, что полагается делать, когда едешь в метро (сказать, что мистер Уизли, чистокровный волшебник, не имел о данном процессе ни малейшего понятия – ничего не сказать, а Гарри крайне редко бывал в Лондоне стараниями Дурслей, и во время своих нечастых визитов не пользовался метро), со стороны они, надо полагать, выглядели забавно. В особенности восторг мистера Уизли при виде того, как ловко турникет заглатывает карточку, и как эскалатор ухитряется двигаться без магии. Иными словами, на подходе к обшарпанной телефонной будке, долженствовавшей провести их в само Министерство, мистер Уизли был в радужном настроении, а Гарри – в самом что ни на есть мрачном.
Недолгие переговоры с равнодушным женским голосом (не знай Гарри, что здесь со стопроцентной вероятностью была использована только магия, он заподозрил бы, что это маггловский автоответчик), Гарри обзавёлся серебристым (ну а какого ещё цвета, собственно, он мог оказаться?!) прямоугольным значком с надписью «Гарри Поттер, дисциплинарное слушание». «Это, видимо, для тех политически неподкованных, кто меня сразу не опознает…»
После поездки в этой самой кабине под землю Гарри и мистер Уизли ступили в очень длинный вестибюль с тёмным, до блеска отполированным паркетным полом. По переливчато-синему потолку, непрерывно меняясь, перемещались золотые символы, отчего потолок походил на огромное небесное табло. По обе стороны вестибюля, стены которого были обшиты тёмным полированным деревом, располагались длинные ряды позолоченных каминов. Из каминов по левую сторону зала каждые несколько секунд с шуршащим свистом вылетал маг или ведьма, а у каминов справа потихоньку образовывались очереди на отправку.
В середине зала находился фонтан: круглый бассейн и, в самом его центре, золотая скульптурная группа, выполненная в масштабе, превосходящем натуральную величину. Главной фигурой группы был высокий маг самой что ни на есть благородной и мужественной наружности, воздевавший в небеса волшебную палочку. Вокруг колдуна стояли красивая ведьма, кентавр, гоблин и домовой эльф. Последние трое, подняв головы, обожающе смотрели на мага и ведьму, из кончиков волшебных палочек которых, так же как из стрелы кентавра, верхушки шляпы гоблина и обоих ушей эльфа били кристально прозрачные водные струи. К шелестящему рокоту воды присоединялся шум аппарирования и стук шагов сотен работников Министерства, с мрачным утренним выражением на лицах спешивших к золотым воротам в дальнем конце вестибюля.
- Сюда, - скомандовал мистер Уизли.
Они влились в плотную толпу людей, одни из которых несли в руках кипы пергаментных свитков, другие – потёртые портфели, а третьи читали на ходу «Ежедневный Пророк» - Гарри порадовался, что они не поднимают голов от газетных листов.
Проходя мимо фонтана, Гарри заметил на дне поблёскивающие серебряные сикли и бронзовые кнаты. Маленькое затрёпанное объявленьице рядом с фонтаном гласило:
«ВСЕ СБОРЫ ОТ ФОНТАНА ДРУЖБЫ ВОЛШЕБНЫХ НАРОДОВ ПОСТУПАЮТ В ПОЛЬЗУ БОЛЬНИЦЫ СЕЙНТ-МУНГО – ИНСТИТУТА ПРИЧУДЛИВЫХ ПОВРЕЖДЕНИЙ И ПАТОЛОГИЙ». «Причудливые повреждения и патологии? Хотел бы я знать, что конкретно имеется в виду…»
- Сюда, Гарри, - ещё раз сказал мистер Уизли. Они вышли налево из потока, движущегося к золотым воротам, и направились к столу под вывеской «Служба безопасности». При их приближении бритый наголо маг в переливчато-синей, в тон потолку, мантии поднял глаза и опустил «Пророк».
- Я сопровождаю посетителя, - мистер Уизли показал на Гарри.
- Подойдите ближе, - лениво бросил охранник.
Гарри подошёл. Бритый маг взял длинный золотой прут, тонкий и гибкий, как автомобильная антенна, и провёл ею вдоль тела Гарри вверх-вниз с обеих сторон. «Металлоискатель, типа?»
- Палочку, - пробурчал он, откладывая золотой прут и протягивая руку.
Гарри отдал ему палочку. Маг небрежно плюхнул её на загадочный медный прибор, похожий на весы с одной чашкой. Прибор завибрировал, и из прорези в его основании выползла тонкая пергаментная лента. Оторвав её, охранник прочёл вслух:
- Одиннадцать дюймов, сердцевина из пера феникса, находится в пользовании четыре года. Всё верно?
- Да, - кивнул Гарри.
- Это остаётся у меня, - охранник наколол полоску пергамента на небольшой медный штырь. – А это возвращается вам, - добавил он, сунув палочку в руки Гарри.
- Спасибо.
- Подождите... – медленно протянул охранник.
Его взгляд метнулся от серебряного гостевого значка на груди Гарри к шраму на лбу.
«Поздравляю, читать умеешь», - злобно подумал Гарри. На развороте отложенного охранником в сторону номера «Ежедневного Пророка» красовалась колдография Гарри в полстраницы. Старая, ещё тех времён, когда он только-только стал четвёртым чемпионом Турнира, но узнать по ней Гарри можно было без малейшего труда. Заголовок огромных размеров начинался со слов «Тайная суть Гарри Поттера, Мальчика-Который-Выжил-Чтобы-Убивать?». «Фирменный стиль Риты Скитер, узнаю за десять шагов…», - мрачно заключил Гарри.
- Мы торопимся, - нервно объявил мистер Уизли, тоже заметивший газету. – До свидания, Эрик.
Взгляд Эрика жёг Гарри спину, а от чужого потрясения и неприязни кололо виски. «С почином тебя», - кисло поздравил Гарри сам себя.

Министерство оставило у Гарри впечатление чего-то большого, шумного и яркого; даже лифт здесь был позолоченным! Те из других пассажиров лифта, кто не был занят своими делами, пялились на Гарри во все глаза, и он чувствовал своей многострадальной головой, кто из них уже читал сегодняшний экстренный выпуск «Пророка», кто только пролистал наспех, а кто ещё и на первую страницу не смотрел. Последних было удручающе мало. Гарри представил себе, насколько дружелюбно к нему будут настроены начитавшиеся сомнительных плодов творчества Риты Скитер судьи и скептически пожал губы. «Прощай, Хогвартс, было очень неприятно познакомиться…»
Кабинет мистера Уизли и его напарника, Перкинса, показал Гарри ненамного больше чулана под лестницей. Шкаф с документами и два письменных стола сокращали свободное пространство так существенно, что два человека не разминулись бы на единственном не занятом мебелью пятачке пола.
Среди прочего на столе мистера Уизли имелась семейная колдография; с разрешения Гарри взял её в руки и улыбнулся машущим руками близнецам, цепляющейся за руку матери Джинни, любопытно уставившемуся Рону, Молли Уизли, едва достававшей до плеча чем-то смущённого Чарли. Привалившегося к краю колдографии Билла Гарри проигнорировал, но вот отсутствие Перси его удивило.
- Мистер Уизли, а почему здесь нет Перси? – ещё не договорив, Гарри понял, что разговор на эту тему был плохой идеей.
Лицо мистера Уизли буквально закаменело; Гарри сжался, ожидая бури, но мистер Уизли совладал-таки со своими чувствами и безэмоционально ответил:
- Он решил, что семья нищих сторонников Дамблдора испортит его карьеру, и ушёл из дома.
- Простите… - Гарри осторожно поставил колдографию назад.
Мистер Уизли ничего не ответил, и в кабинете повисло тягостное неловкое молчание; Гарри опасался даже двинуться, а мистер Уизли, ни чьих скулах ходили желваки, смотрел в стену. Наверное, заново проигрывал в воспоминаниях сцену ухода Перси; зная характер обоих, Гарри мог предположить, что это не было что-то из серии «давайте останемся друзьями».
Гарри готов был благословить вбежавшего в комнату сутулого невысокого волшебника с пушистой, как у созревшего одуванчика, седой головой.
- Артур! - в отчаянии воскликнул он, не обратив никакого внимания на Гарри. – Хвала небесам! Я не знал, что мне делать, ждать тебя здесь или что. Я совсем недавно послал тебе домой сову... понятно, она тебя уже не застала... десять минут назад пришло срочное сообщение...
- Ты о чём, Перкинс? – голос мистера Уизли стремительно обретал прежнюю мягкость и жизнерадостность.
- Слушание дела Поттера... Они поменяли время и место! Слушание начинается в восемь утра, внизу, в старом зале судебных заседаний номер десять...
- Внизу, в старом?.. Но я думал... Мерлинова борода!
Мистер Уизли взглянул на часы, вскрикнул и вскочил со стула.
- Скорее, Гарри, мы уже пять минут, как должны быть там!
Перкинс привычно вжался в шкаф, и мистер Уизли с Гарри стремглав выбежали из комнаты.
От бешеного бега по коридорам у Гарри через десять минут закололо в боку; в лифте, двигавшемся до отвращения медленно, Гарри согнулся пополам, упираясь ладонями в бёдра и пытаясь отдышаться. Мистер Уизли, привалившись к стене, бормотал – или говорил обычным голосом, но из-за собственного прерывистого дыхания Гарри еле разбирал его слова:
- Эти залы судебных заседаний не используют вот уже много лет, - сердито говорил он. – Не понимаю, зачем устраивать слушание там... если только... но нет... хвала Мерлину, что мы приехали заранее, а то бы ты пропустил слушание, а это уже настоящая катастрофа!
Кто-то ещё зашёл в лифт, и мистер Уизли мгновенно замолчал; Гарри заставил себя выпрямиться и прижался лопатками к прохладной стенке лифта. Вошедший, которого мистер Уизли назвал Бедоу, уставился на Гарри немигающим взглядом, и, хотя Гарри и было совсем не до того, он почувствовал эмоции Бедоу. Точнее, полнейшее отсутствие всяких эмоций; Гарри продрал мороз по коже – не холодок чувства опасности, а тот самый мороз, столь активно эксплуатируемый авторами беллетристики самого разного пошиба. «Млин, он человек вообще или как?», - на лбу Гарри выступила испарина, и, когда лифт раскрыл наконец двери на нужном этаже, Гарри рад был выскочить на всех парах в очередной длинный коридор.
По пустынному коридору вперёд, налево и вниз лестнице, снова по коридору, полутёмному, освещённому лишь немногочисленными факелами; тяжёлые деревянные двери в три человеческих роста, с железными засовами, каменные стены, от которых шёл холод, как в подземельях Хогвартса. Сердце Гарри колотилось где-то в районе горла, когда мистер Уизли резко затормозил и ткнул пальцем в одну из дверей.
- Зал номер десять… здесь… дальше мне с тобой нельзя, Гарри… - выдохнул он.
Гарри рад был бы остаться здесь с мистером Уизли, и постоять у стеночки, пока дыхание не выровняется, но выбора у него не было.
Чтобы повернуть тяжёлую металлическую дверную ручку, Гарри пришлось приложить почти такое же усилие, какое требовалось, чтобы удержать на поводке соплохвоста.
- Вы опоздали, - холодный мужской голос раздался словно из ниоткуда.
- Я не знал, что заседание перенесли… - машинально проговорил Гарри, застыв на месте.
Вполне вероятно, со стороны это выглядело более чем глупо. Но Гарри был слишком ошеломлён тем, что это был тот же самый зал, где судили Лестрейнджей и Крауча-младшего. Не похожий, а именно тот самый; Гарри отлично помнил всё, что видел в воспоминаниях Дамблдора.
- Визенгамот в этом не виноват, - сказал голос. – Этим утром Вам была заблаговременно послана сова. Садитесь.
Гарри на негнущихся ногах подошёл к одинокому креслу в центре зала; цепи, долженствовавшие приковать к подлокотникам руки любого, кто сюда сядет, угрожающе шевельнулись, стоило ему сесть, но приковывать не стали. Посчитали, видимо, что ещё рано. Гарри вспомнилось, как бился и рвался на этом кресле Крауч-младший, и просил собственного отца не отправлять его в Азкабан; «А потом, через тринадцать лет, я убил его голыми руками…»
Председательствовавший Фадж выглядел чрезвычайно довольным, хотя Гарри и чувствовал, как министр магии был напуган. «А ну как я на месте превращусь в дракона и разнесу пол-Министерства?», - «сочувственно» подумал Гарри.
- Дисциплинарное слушание от двенадцатого августа сего года, - заговорил Фадж, и Перси, исполнявший здесь обязанности секретаря, сразу же начал писать, - по обвинению в нарушении декрета о разумных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних и Международного Статута Секретности Гарри Джеймса Поттера, проживающего по адресу: Суррей, Литтл-Уингинг, Прайвет-драйв, дом № 4. Дознаватели: Корнелиус Освальд Фадж, министр магии; Амелия Сьюзан Боунс, глава Департамента магического правопорядка; Долорес Джейн Амбридж, старший заместитель министра. Судебный писец, Перси Игнациус Уизли...
- Свидетель защиты, Альбус Персиваль Ульфрик Брайан Дамблдор, - произнёс звучный голос за спиной у Гарри.
Дамблдор остановился рядом с Гарри, смотря, впрочем, на одного только Фаджа; последний несколько стушевался и сразу же растерял те крохи уверенности в себе, что у него имелись.
- А, - умно сказал Фадж. – Хм… Дамблдор. Да. Значит, вы... э-э... получили наше... э-э... сообщение о том, что время и... э-э... место слушания были изменены?
- Нет, оно до меня не дошло, - весело ответил Дамблдор. – Однако, по счастливому недоразумению, я оказался в Министерстве на три часа раньше, чем нужно, так что ничего страшного.
Гарри с трудом сдержал неуместное желание заржать в рукав. Дамблдор сотворил себе кресло и сел рядом с Гарри. Эта мнимая поддержка окончательно успокоила Гарри; несмотря на всю «доброжелательность» к нему Дамблдора, вряд ли директор так запросто выпустил бы его из Хогвартса на волю, в пампасы. А кого тогда раз за разом подставлять под удар? Кому тогда ничего важного не говорить, кого Веритасерумом под видом чая поить, кому лапшу на уши вешать в промышленных количествах, кому лежалые лимонные дольки скармливать в качестве закуски к Веритасеруму, за чьими попытками выжить наблюдать регулярно («Тоже мне реалити-шоу – «Гарри Поттер и большие неприятности!», каждый день с вами!»)? «Если это недоразумение, то я – помесь пингвина и бегемота…»
Фадж, однако, так не считал; появление Дамблдора возмутило министра до крайности, и обвинения в адрес Гарри Фадж зачитал таким свирепым голосом, от которого известные своей непробиваемостью к любым видам воздействия, кроме прямого физического, тараканы обыкновенные, чёрные попередохли бы. Последовавшие за этим два десятка вопросов задавались с пулемётной скоростью, и всем, что Гарри мог сказать, было «Да, но…» Это звучало удручающе, и для Гарри, скорее всего, суд закончился бы плачевно (или очень даже радужно и многообещающе, это уже как посмотреть), если бы Дамблдор не взял дело в свои руки. Вытащенная буквально из рукава миссис Фигг мялась и стеснялась, но каким-то – несомненно, волшебным – образом практически убедила суд в том, что дементоры в Литтл-Уингинге всё-таки присутствовали.
- Так Вы действительно создали Патронуса? – уточнила ведьма, обозначенная в начале заседания как Амелия Боунс. – Овеществленного Патронуса?
- Э-э… да, мадам.
- То есть, это и вправду было не облачко серебристого дыма? – продолжала допытываться впечатлённая рассказом миссис Фигг мадам Боунс.
- Нет, это всегда олень, - честно сказал Гарри.
- Всегда?
- Ну… я умею создавать Патронус уже больше года, - отчего-то говорить эту правду Гарри было неловко; словно подержать в руках парашют и врать потом, что имеешь звание мастера спорта по затяжным прыжкам. – Меня научили на третьем курсе…
- И Вы действительно анимаг и превращаетесь в дракона?
«Нет, я понарошку анимаг! Вы знаете, я тут так, плюшками балуюсь…»
- Да, мадам, - Гарри учтиво склонил голову.
- Потрясающе… совершенно потрясающе… в таком возрасте… более чем впечатляюще… - мадам Боунс восхищённо покачала головой, и Фадж, не выдержав, прервал наконец этот странный диалог.
- Какая разница, Амелия, что умеет этот мальчик! – брюзгливо вопросил министр. – Будто кто-то поверит, что там действительно были дементоры – вот что нам сейчас действительно важно! Какова вероятность, что, прогуливаясь по Литтл-Уингингу, дементоры совершенно неожиданно наткнутся на единственного живущего там волшебника и решать поужинать его душой?!
- Будто кто-то поверит, Корнелиус, что они оказались там случайно, - невозмутимо заметил Дамблдор.
- Вы хотите сказать, Дамблдор, что кто-то приказал дементорам туда явиться? – окрысился Фадж в наступившей тишине. – Дементоры подчиняются Министерству магии!
- В таком случае, - совершенно светским тоном, как будто обсуждал погоду, вопросил Дамблдор, - кто из Министерства приказал дементорам явиться в Литтл-Уингинг и напасть на Гарри?
В звенящем, совершенно ошеломлённом молчании раздался высокий девичий смех; Гарри повернул голову на этот звук и увидел женщину, представленную в начале заседания как Джейн Долорес Амбридж. По правде сказать, ему подумалось, что, если она анимаг, её анимагической формой непременно должна была бы быть жаба; слегка выпученные круглые холодные глаза смотрели на Гарри как на муху, чья участь – быть схваченной ловким липким языком и отправленной в широкий рот с опущенными книзу уголками губ; при взгляде на этот рот думалось, что он попросту слишком длинный, чтобы удержаться в горизонтальном положении. Дряблая кожа лица то и дело казалась в неверном свете факелов нездорово-зелёной, и Гарри сморщился от отвращения, поняв, что шеи, как у дяди Вернона, у Долорес Амбридж практически нет. Как эта короткая толстая шея могла выпускать из своих недр такой нежный льющийся голос – если быть точным, то и не голос даже, а голосок?
- Кажется, я недопоняла Вас, профессор Дамблдор, как глупо с моей стороны. Но мне на кро-о-охотную долю секунды показалось, будто бы Вы высказали предположение, что Министерство магии могло отдать дементорам приказ напасть на этого мальчика! – она залилась смехом, от которого чувство опасности Гарри встало на дыбы и принялось бить копытами, настоятельно требуя сматываться отсюда сию же секунду, пока цел.
- Если верно, что дементоры подчиняются исключительно приказам Министерства, и если так же верно, что неделю назад два дементора напали на Гарри и его кузена, то из этого логически следует, что они сделали это по приказу человека из Министерства, - вежливо возразил Дамблдор. – Разумеется, возможно и другое объяснение: что именно эти два дементора вышли из-под контроля Министерства...
- Дементоров, вышедших из-под контроля Министерства, нет и быть не может! – Фадж взвился, как укушенный.
Долорес Амбридж успокаивающе положила руку на кулак Фаджа, вдарившего по столу с такой силой, что чернильница подпрыгнула и совершила безукоризненное сальто, залив своим содержимым всё, что было на столе. Гарри, полуприкрыв глаза, чувствовал, что министру и противно, и приятно одновременно. Фадж побаивался Долорес Амбридж и одновременно был твёрдо уверен, что она среди окружавших его сплошных сторонников Дамблдора – просто луч света в тёмном царстве. И да, её прикосновение мгновенно успокоило министра.
Гарри брезгливо потёр тыльную сторону ладони, где ему всё чудилось прикосновение чужой влажной холодной кожи; это включение в чужие эмоции по большей части приносило одни проблемы…
Опомнившись от своих безрадостных раздумий, Гарри понял, что благополучно пропустил приличный кусок заседания; Дамблдор неспешно договаривал:
- …закон, который разрешал бы данному собранию наказать Гарри за все прегрешения разом, пока ещё не принят. Ему было выдвинуто конкретное обвинение, и он представил доказательства в свою защиту. Всё, что мы с ним можем теперь сделать, это покорно ожидать решения почтенного собрания.
Гарри откинулся на спинку кресла – твёрдая и лишённая какого-либо намёка на удобство, она всё же давала некоторую опору уставшей спине.
Около минуты прошло в перешёптывании судей; Дамблдор, сцепив пальцы на коленях, ждал их решения; Гарри, сунув руки в карманы джинсов, ждал возможности уйти из сумрачного зала.
- Поднимите руки те, кто считает, что обвиняемый невиновен, - провозгласила мадам Боунс.
Поднялось довольно много рук… неохотно, но поднялось. Гарри точно знал, что все они ещё не успели прочесть экстренный выпуск «Пророка».
- Поднимите руки те, кто считает, что обвиняемый виновен!
Подняли руки Фадж, Амбридж и ещё несколько человек, чьих имён Гарри не знал.
- Очень хорошо, очень хорошо... – процедил Фадж сквозь зубы; по его голосу явственно чувствовалось, что он с куда большей охотой подверг бы Гарри Поцелую дементора прямо здесь, чем произнёс то, что должен был произнести сейчас. – Оправдан по всем статьям.
- Превосходно, - Дамблдор стремительно поднялся на ноги. – Что ж, мне нужно идти. Всем доброго дня.
Доброго дня Дамблдор желал вроде бы всем, но в глаза при этом смотрел одному Гарри; смотрел так, словно пытался увидеть в них что-то такое, что и самому Гарри не было заметно.
«Ты теперь у меня в долгу, мой мальчик», - ненавязчиво напоминали глаза директора.
«Это ты так думаешь», - отвечали глаза Гарри.
Безмолвный диалог длился не дольше доли секунды; по сути, он не был замечен даже теми из числа окружающих, которые во все глаза следили за Гарри и Дамблдором.
- Поттер, - окликнула мадам Боунс.
- Да, мадам? – Гарри сделал пару шагов ближе к ней.
- Я читала экстренный выпуск «Пророка».
Гарри вскинул брови.
- Но почему тогда Вы голосовали за мою невиновность?
- Потому что Вы невиновны, Поттер, ясное дело, - ответствовала мадам Боунс. – Собственно, я хотела Вам посоветовать держаться подальше от Диагон-аллеи, а в особенности от «Дырявого котла». Линчуют.
- Благодарю за предупреждение, - кивнул Гарри. – Но не могу удержаться от вопроса: не всё ли Вам равно, мадам, линчуют меня или нет?
- Не меряйте всех по себе, Поттер, - отрезала мадам Боунс. – Если Вам всё равно, это не значит, что всем всё равно.
Гарри растерянно захлопал ресницами. Последнее заявление явно нуждалось в тщательном осмыслении.
- Идите уже, Поттер, - посоветовала мадам Боунс. – Вас наверняка ждут.
Гарри кивнул и пошагал к выходу, забыв сказать «до свидания».
На вопрос мистера Уизли: «Ну как, Гарри? Дамблдор вышел молча…», Гарри ответил так коротко, как мог:
- Оправдан.
Мистер Уизли сиял просто-таки неземным счастьем – по крайней мере по сравнению с хмурым Гарри.

В одном из бесконечных запутанных коридоров мистер Уизли вдруг замер, как вкопанный; Гарри, едва не ткнувшись ему в спину носом, выглянул из-за плеча мистера Уизли. Увиденное его не порадовало: в нескольких шагах впереди Корнелиус Фадж, всё ещё пышущий злобой и раздражением, разговаривал с Люциусом Малфоем.
При звуке шагов Малфой обернулся; бледное лицо искривилось в тщательно рассчитанной презрительной ухмылке.
- Так-так-так… Поттер, создатель Патронусов… - протянул Люциус Малфой, смакуя издёвку.
«Нагл, нагл…», - оценил Гарри. Те же серые глаза, что сейчас пренебрежительно щурились в обрамлении платинового цвета прядей, несколько недель назад смотрели на Гарри сквозь прорези маски Пожирателя Смерти. Ты знаешь, что я знаю; я знаю, что ты знаешь, что я знаю… игра древняя, как мир.
- Министр рассказал мне, как ты счастливо отделался, Поттер, - продолжал витийствовать Малфой. – Поразительно, как тебе всегда удаётся ускользнуть от наказания?.. Какой ты скользкий, Поттер! Прямо как змея.
В последних фразах содержалось слишком много намёков, чтобы Гарри пропустил их мимо ушей. Он слегка склонил голову к плечу – непрошеное воспоминание о Седрике кольнуло под ложечкой – и спокойно ответил:
- Да, мистер Малфой. Я беру пример с моих скользких друзей. Без мыла везде пролезу, знаете ли.
Малфой сузил глаза до узких щелей, из которых било серебряно-серое угрожающее сияние; холодок опасности нерешительно скользнул по позвоночнику Гарри и исчез.
- Мистер Уизли, пойдёмте, - Гарри решительно потянул мистера Уизли за рукав; тот послушно сдвинулся, сверля Малфоя яростным взглядом. – Нас ведь ждут, нам некогда заниматься болтовнёй в коридорах…
Болтая без умолку, чтобы не дать Малфою или Фаджу вставить своё «веское» слово, Гарри дотащил мистера Уизли до ближайшего поворота, остановился, повернулся и, улыбнувшись так сладко, будто переел лимонных долек, послал Люциусу Малфою воздушный поцелуй.
Как ни странно, сражён этим жестом наповал оказался не Малфой, а Фадж, которого поцелуй вообще никоим боком не касался.

 Отправлено: 10.09.08 19:22. Заголовок: Глава 6. Ясно, что ..

Глава 6.

Ясно, что она посчитала его полезным, а это шаг в
нужном направлении. Но назначение это было идиотским.
Фрэнк Герберт, «Досадийский эксперимент».

На кухне дома номер двенадцать по Гриммаулд-плейс собрались уже практически все его постоянные обитатели – за исключением, пожалуй, Кричера. Все они старательно делали вид, что чинно пьют чай, но на самом деле никто не отпил и глотка; переступив через порог кухни, Гарри успел заметить только эту подробность, пока мистер Уизли, практически подпрыгивая от избытка чувств, объявлял радостную новость об исходе слушания. Сразу после этого на Гарри налетел ураган рыжих волос, сияющих улыбок и блестящих синих глаз; близнецы подхватили Гарри на руки и закружили по кухне так быстро, что вся обстановка промелькивала мимо прежде, чем Гарри успевал толком её опознать. Впрочем, Гарри не возражал; он любил смех близнецов, их голоса, любил, когда они в четыре руки поднимали его в воздух и начинали дурачиться. Они так давно этого не делали… «Ты бы ещё больше мировой скорби предавался! – въедливо заметил внутренний голос. – Естественно, они этого не делали, пока ты ходил такой же бодрый, как переваренная макаронина…»
Из рук близнецов Гарри, у которого слегка кружилась голова, перекочевал прямиком в материнские объятия миссис Уизли; по правде сказать, он предпочёл бы остаться там, где был, но спорить было бы не то чтобы невежливо, но попросту трудноосуществимо, настолько миссис Уизли была щедра на упомянутые объятия.
Вдох-выдох… Пока Гарри потихоньку восстанавливал кровообращение и выравнивал дыхание, остальные присутствовавшие на кухне поздравляли его словесно. Сириус, Рон, Джинни, Гермиона… И все они действительно были рады; только Сириус, хотя и улыбался не меньше прочих, пожимал Гарри руку, и вообще всячески выражал радость, был огорчён. Гарри чувствовал, что причина в нём, но решительно не понимал, что он такого сделал.
- Сириус?
- Всё в порядке, Гарри? – Сириус снова улыбнулся, и даже безо всякого чтения эмоций теперь было видно, как старательно эта улыбка вымучена.
- У меня да, а у тебя?
- Всё просто отлично, - Сириус потрепал Гарри по волосам и поднялся со стула. – Пойду-ка навещу Клювокрыла… наверно, соскучился уже по мне…
Звериная тоска Сириуса обжигала Гарри голову изнутри, и он был почти рад, что крёстный ушёл.
Фред и Джордж впихнули Гарри в руки кружку с горячим чаем и булочку с изюмом; Гарри выпил чая, обжёг кончик языка, не поморщившись, отставил чашку и начал злостно издеваться над булочкой, постепенно превращая её в кучку крошек.

* * *

В следующие несколько дней состояние Сириуса только ухудшалось; теперь он не мог даже строить хорошую мину при плохой игре. Он не разговаривал почти ни с кем и всё чаще запирался в спальне матери, там, где держал Клювокрыла; Гарри сквозь стены и лестницы чуял тоску, обиду и злость – обиду на других, злость на себя.
- Нет, ну что с ним всё-таки? – тревожно бурчал Гарри себе под нос, натягивая пижаму. – Если что-то не так, почему не сказать прямо?
- Ну так он страдает и обвиняет себя в эгоизме, - откликнулся Фред, хотя вопрос Гарри был чисто риторическим.
- Ты ведь о Сириусе говоришь? – уточнил Джордж.
- Ага…
- Ну и вот. Он сидит и злится на себя и на судьбу.
- Почему?
- Потому что ты возвращаешься в Хогвартс…
- …а он хотел бы, что ты остался жить здесь, с ним, - близнецы, склонившись над столом так, что одинаково растрёпанные чёлки смешивались, и невозможно было понять, где кончается один и начинается другой, складывали аккуратной стопкой прайс-листы на свои шуточные товары.
- Видишь ли, Гарри, ты – единственное, что у него осталось…
- …и ему не хочется, чтобы Хогвартс отобрал тебя у него.
- Конечно, он понимает…
- …всю эту муть по поводу необходимости образования…
- …плюс подозревает, что всё, чему тебя могут научить…
- …может однажды помочь тебе выжить…
- …но всё равно не хочет с тобой расставаться.
- И за это себя и казнит.
- Дескать, он плохой крёстный отец…
- …никудышный старший друг, чья поддержка тебе сейчас нужна…
- …бесполезный эгоист, который только и может, что выметать пауков из гостиных ненавистного дома своего детства…
- В общем, плохо ему.
- А вы откуда знаете? – ошеломлённый простотой и чёткостью, с которой близнецы разложили всё по полочкам, Гарри только растерянно хлопал глазами.
- А мы слышали, как он с Клювокрылом делился своим проблемами, - Фред и Джордж сели на кровать. – Больше никому, видно, не доверяет.
- А-а… - Гарри присел рядом с Фредом и нахохлился, обняв подушку. – Самое интересное, что Хогвартс этот мне нужен, как собаке пятая нога… и Сириус из-за него расстраивается…
- Не выдумывай, - Фред слегка щёлкнул Гарри по носу. – Учиться, учиться и учиться, понял? Уж на что он нам не нужен, а мы всё равно туда возвращаемся.
Гарри только вздохнул. Разумеется, близнецы не знали всего; Гарри старательно хранил от них в секрете то, что мог сохранить. Он был бы рад просто учиться, но ему никогда не давали покоя – даже при всём оглушающем одиночестве, окружавшем Гарри в стенах Хогвартса.
А уж в этом году… Гарри не смог даже заставить себя дочитать до конца тот самый экстренный выпуск «Пророка» - с него хватило абзаца: «Последние минуты незабвенного старого Тома были ужасны! Изрыгая хулу и оскорбления (полный список не будет приведён во избежание оскорбления общественной морали), Поттер пытал его раз за разом, произнося темнейшие из заклинаний. Кровью пропах воздух, и огненные буквы готовы были зажечься на обшарпанной стене «Дырявого котла», потому что никакие высшие силы не были больше в силах терпеть и далее это попрание законов чести и совести!.. «Авада Кедавра!», - прозвучал холодный веселящийся голос, и мертвенно-зелёный луч настиг старого бармена, который навсегда будет незабвенен в наших скорбящих сердцах…»
В подобном стиле было выдержано полвыпуска; вторую половину честно делили между собой нелицеприятные интервью о Гарри Поттере с самыми разными людьми, от случайных прохожих до заслуженных авроров и целителей из Мунго, и старые колдографии самого Гарри. Худой, бледный, лохматый, бросающий мрачные взгляды исподлобья, в мешковатой одежде, то и дело отворачивающийся от смотрящего… на этих колдографиях он вызывал одно из двух чувств: сильная жалость или острая неприязнь. Учитывая содержание окружавшего картинки текста, на первый вариант Гарри рассчитывать не приходилось. Да не особо и хотелось, если честно.
«Ну, может, хотя бы трогать не будут. А то мало ли, зааважу с полпинка…»
Но Гарри знал, что эти надежды лишены всякого смысла; все те, кто его обычно «трогал», отлично знали, что кидаться Авадами направо и налево было совсем не в характере Гарри. Вряд ли их так уж впечатлит эта статья – скорее, только позабавит. А все остальные поверят статье; для них отчего-то что написано пером, то не вырубишь потом ничем. Дескать, ложь и клевету никто печатать не будет – ага-ага…
Гарри заснул, крепко обнимая Фреда и Джорджа. Когда его пальцы переплетались с их пальцами, и он чувствовал слабый запах шампуня от их волос, и тепло их тел прогоняло мурашки с его озябшей кожи – тогда ему не снились кошмары, но не снилась и гнетущая тёмная пустота. Гарри словно выпадал куда-то в такую же бесконечную несуществующую зону, в которой, наверное, обитает сознание ещё не родившегося ребёнка. Там было всегда спокойно и безопасно – достаточно для того, чтобы просыпаться, не желая сдохнуть на месте.
Почти всё время слабо-слабо ныл шрам; так на грани слуха звенят комары, не привлекая к себе особого внимания, но мешая и угрожая сеансом кровопития. Гарри это слегка раздражало – тоже нашёлся недремлющий мститель, блюститель идеалов чистокровности, мечтающий изничтожить пятнадцатилетнего мальчишку, день и ночь бдит, думает думу тяжкую, как бы с врагом справиться…

Жизнь на Гриммаулд-плейс очень быстро входила в колею; каждый день в одно и то же время они вставали, завтракали и принимались отчищать комнаты от пыли, мусора и всяческих неприятных мелких созданий. Кричер всё ещё пытался таскать вещи, предназначенные мусорному ящику, но только не в той комнате, где был Гарри; едва завидев «молодого хозяина», эльф исчезал со скоростью, сделавшей бы честь любому космическому кораблю. Действительно, мало ли что придёт в голову этому страшному и ужасному самодуру… вдруг да пихнёт в руки одежду – и что тогда делать?
Дом номер двенадцать продолжал угрожающе шептать, но Гарри казалось, что родовое гнездо Блэков постепенно свыкается с ним, принимает его – главным образом потому, что он мог слышать этот угрожающий шёпот… а может быть, потому, что ему не было страшно даже тогда, когда он слышал это, в то время как Джинни боялась по вечерам в одиночку подниматься по лестнице, полной смутных теней и специфического тонкого запаха мумифицированных эльфийских голов, прибитых к стенке холла.
Всё реже и реже Гарри обнаруживал себя уставившимся в стену где-нибудь в безлюдной комнате; дом прекращал свои попытки изгнать его таким образом. Гарри порой было интересно, что будет, если капнуть немного своей крови куда-нибудь на пол в одной из этих комнат, которыми никто не пользовался. В Хогвартсе его кровь оказывала на замок очень странное влияние… может, дом Блэков тоже как-нибудь отреагирует? Но дело никогда не заходило дальше мыслей. Кровь не вода, чтобы вот так ею разбрасываться из чистого любопытства.

Список книг из школы прислали только в самый последний день перед каникулами. Обычно присылали раньше, но Гарри мог себе представить смятение, воцарившееся в умах преподавательского состава.
Внутри конверта лежало три листка пергамента. Обычное напоминание о том, что учебный год начинается первого сентября, список учебников – новых было всего два, «Теория защитной магии» за авторством некоего Уилберта Уиляйла и «Сборник заклинаний (часть 5)» Миранды Гошок… третий лист заставил Гарри заподозрить сначала: а не по ошибке ли это было сюда вложено. Но его фамилия в тексте опровергала эту, казавшуюся такой соблазнительной, версию.
«Уважаемый м-р Поттер, - гласило письмо. – Мы рады сообщить Вам, что в этом году Вы назначены старостой факультета Слизерин. Соответствующий значок прилагается к данному письму.
Подробные инструкции по поводу своих обязанностей Вы получите у Лучших Ученика и Ученицы. Во время движения Хогвартс-экспресса Вы должны будете вместе с напарницей патрулировать коридоры и вагоны, соблюдая порядок и спокойствие. Ехать Вы обязаны в вагоне старост.
Искренне Ваша, М. МакГонагалл, заместитель директора».
Гарри медленно перевернул конверт и тряхнул его; на подставленную ладонь упало что-то маленькое, изумрудно-серебряное. Может быть, то и не были настоящие драгоценные камень и металл, но смотрелись они более чем солидно – примерно как та связка колец с гербами Блэков, найдённая в процессе уборки в одном из шкафов. Большая буква «С» на фоне слизеринской змеи выглядела абсолютно реальной.
- Староста?.. – Гарри попробовал слово на вкус. Он решительно не понимал, что ему делать с этим назначением. – Староста? Староста…
Слово определённо ему не нравилось. Оно слегка царапало язык и содержало в себе некую фальшивость, как сахарозаменитель.
- Какой из меня, к Мерлину, староста? – в понимании Гарри, староста должен был иметь хотя бы подобие авторитета среди сокурсников. Его должны были уважать хоть за что-нибудь. Его не должны были, чёрт побери, бить и насиловать свои же одноклассники.
- Гарри, тебе пришло письмо? – близнецы влетели в комнату. – Мама хотела заставить нас разобрать ещё какую-то комнату, но когда письма пришли, передумала и стала планировать поход на Диагон-аллею… что это там у тебя?
- Значок старосты, - Гарри протянул значок близнецам.
Глаза Фреда и Джорджа округлились.
- Чего этот старый интриган от тебя этим хочет? Рассчитывает приструнить змеёнышей с твоей помощью?
Гарри пожал плечами.
- По крайней мере, тебе к глазам пойдёт, - тщательно изучив значок, Фред вернул его Гарри.
Гарри машинально сжал руку. Острые края значка резали кожу на ладони.
- А отказаться от должности старосты никак нельзя?
- Не-а, - качнул головой Джордж. – С этой должности тебя может снять только директор. Ты же не думаешь, что он отдаст этот дурацкий значок кому-нибудь другому, если ты попросишь…
Гарри так не думал.
Внизу, в кухне счастливая миссис Уизли душила в объятиях Рона, получившего с письмом значок старосты Гриффиндора. Его напарницей был Гермиона – Гарри, собственно, ожидал этого. А вот кто достанется ему самому… Панси Паркинсон? Миллисент Булстроуд? Бр-р…
- Поздравляю тебя, Гарри, - Джинни робко улыбнулась.
- Спасибо, - буркнул Гарри, буквально падая на стул. Значок он всё ещё сжимал в руке.
- Просто потрясающе, Гарри! – миссис Уизли оторвалась от своего сына и обратила внимание на Гарри. – Подумать только, староста, в такие сложные и трудные времена… я уверена, ты хорошо повлияешь на своих сокурсников!
Гарри понял, что край значка прорвал кожу насквозь, только тогда, когда Гермиона и Джинни тихонько взвизгнули при виде тяжёлой ярко-красной капли, тяжело упавшей на серый от времени ковёр. Расплывшись неровным пятном, кровь подержалась с минуту под охи, ахи и причитания миссис Уизли и впиталась в ковёр без остатка. Гарри был уверен, что слышал, как удовлетворённо сглотнул дом номер двенадцать.
- Ох, как всё это здорово… - миссис Уизли, не заметившая инцидента с кровью, краем фартука вытирала слёзы умиления; должно быть со стороны представшая перед ней картина была действительно умилительной – три подростка со значками старост, растерянные, худые, взъерошенные, залитые бледным светом солнца, проникавшим в окно. Бесцветные пока лучи очень чётко высвечивали каждую веснушку на лице Рона и скользили по каштановым завиткам волос Гермионы.
- Asclepio, - Джордж коснулся кончиком палочки царапины на ладони Гарри и ободряюще сжал его руку.
Гарри ответил на пожатие и улыбнулся через силу.

* * *

Остаток дня ушёл на сборы; миссис Уизли в одиночку отправилась на Диагон-аллею, вооружённая всеми списками учебников, и то ли забыла раздать перед уходом руководящие указания, то ли намеренно оставила всех в покое, чтобы было время собрать загадочным образом расползшиеся по всему дому вещи.
Гарри, стоя на коленях перед сундуком, утрамбовывал мантии и носки рядом со стопкой учебников; Фред и Джордж успешно захламливали ингредиентами для своих приколов единственную незахламленную ещё кровать, утверждая, что это они так наводят порядок в своих запасах; Гарри кивал с философским видом, решив про себя, что, в конце концов, в том, чтобы поспать одну ночь на полу, нет ничего страшного.
Настроение у Гарри было отвратительное – десять минут назад он столкнулся на лестнице с Сириусом, чья чёрная тоска била наповал по вискам изнутри; при виде Гарри, что самое обидное, она только усугубилась. Вот интересно, если бы Сириус знал, что Гарри чувствует, как свою, вымученность той улыбки, что появилась в этот момент на лице крёстного, стал бы он стараться и изображать радость?
Гарри с остервенением плюхнул тонкую стопку футболок поверх носков и припечатал сверху запасом пергамента на весь год. Колени болели от долгого стояния, и Гарри, не долго думая, сел на пол, прислонившись спиной к сундуку и обняв руками колени.
- Чего? – не выдержав, поинтересовался он у близнецов, которые, стоило ему сесть, моментально бросили всё, чем там занимались, и молча уставились на него.
- Да не расстраивайся ты так…
- У меня что, всё на лбу написано? – пробурчал Гарри. Временами его почти пугало, насколько близнецы видели его насквозь - словно он был сделан из стекла и лежал у них на ладонях, прозрачный и хрупкий, открытый предельно, обнажённый, откровенный до такой степени, до какой люди не доходят и на самой экстатической исповеди.
- Насчёт лба не знаем… у тебя на нём чёлка… а так всё по лицу крупными буквами, разборчивым почерком, - близнецы соскользнули с кровати и устроились рядом с Гарри.
- Чьим почерком?
- Твоим, разумеется, - левая рука Фреда и правая – Джорджа легли на плечи Гарри. – Там написано, что ты опять расстраиваешься из-за Сириуса.
Гарри вздохнул.
- Ну что мне делать… ему всё ещё плохо из-за того, что он хотел, чтобы меня исключили… он чувствует себя виноватым, я чувствую себя виноватым…
- И оба делаете это совершенно зря, - резонно заметил Джордж. – Ни от одного из вас не зависело, оправдают тебя или нет. На Сириуса мы повлиять не можем…
- …так что хоть ты перестань казниться.
- Смотреть больно.
Гарри устроил голову на плече Джорджа.
- Может, Ремус на него повлияет…
- Вряд ли, - Фред с сомнением покачал головой. – Не знаю, как там у них с Люпином раньше было, но сейчас в таких деликатных вещах он вряд ли чем-то поможет…
- Почему ты так думаешь? – Гарри удивлённо воззрился на Фреда, не поленившись ради этого даже оторвать голову от плеча второго близнеца.
- Повторюсь, точно нам ничего не известно, - задумчиво сказал Джордж. – Но Сириус точно знает, что тогда, четырнадцать лет назад, Люпин поверил в виновность своего лучшего друга.
- По совместительству любви всей своей жизни, - добавил Фред. – Это видно, что они до сих пор любят друг друга. Но Сириус так и не простил предательства.
- Почему? – Гарри казалось, у Сириуса и Ремуса всё в порядке…
- Просто не смог. Может, простит ещё, - Фред пропускал короткие пряди волос Гарри меж пальцев правой руки; Гарри довольно щурился.
- Сириус-то простит, - отозвался Джордж. – Люпин сам себя не прощает. Не замечал?
- Нет, - пристыженно признался Гарри. Мало, значит, быть эмпатом. Надо ещё голову на плечах иметь.
- Сириус Ремуса не прощает, Ремус сам себя не прощает, Сириус чувствует себя виноватым, Гарри чувствует себя виноватым… - нарочито унылым речитативом затянул Фред.
- И все потихоньку сходят с ума, - подытожил Джордж так тихо и мечтательно, будто это было наилучшим исходом из всех возможных.
Гарри рассмеялся, и всё дурное настроение куда-то подевалось.
Они ещё долго сидели молча в сгущавшихся сумерках; рядом с близнецами даже эти сумерки во враждебных тёмных стенах казались уютными. До тех самых пор, пока в комнату – как водится, без стука – не ввалился Рон.
- Гарри, Фред, Джордж, мама ужинать зовёт! Ой…
- Что «ой»? – живо заинтересовались близнецы.
- Я помешал, да? – Рон процвёл равномерным багровым румянцем.
- Нет, а хотел бы? – с искренним интересом уточнил Фред.
- Ч-что… хотел бы? – смущённый до последнего предела (запятая) Рон пятился к двери, но за неимением глаз на затылке всё никак не мог отыскать точного пути и то и дело натыкался на стены и косяки.
- Рон, что с тобой? – Гарри всерьёз заподозрил, что Рону плохо. Может, на радостях, из-за назначения старостой?
- Со м-мной? – глаза Рона обратились напрямую к Гарри, и видно было, как расширились зрачки, закрыв яркую светло-синюю радужку практически целиком.
- С тобой, не со мной же, - Гарри был совершенно сбит с толку. Проклятая способность чувствовать чужие эмоции молчала как раз тогда, когда была нужна больше всего.
- Со м-мной? Ни… ничего…
- А почему тогда заикаешься? – продолжал допытываться Гарри; близнецы отчего-то хранили молчание, хотя от них было бы естественней ждать вороха блестящих и колючих, как пайетки, комментариев.
- Я? Я не… не з-заикаюсь… всё хорошо… - попытки с пятнадцатой Рон попал таки спиной в дверной проём и едва не выпал в коридор. На веснушчатом лице отражались неимоверное облегчение и радость. – Так я скажу маме, что вы идёте!
Торопливые, какие-то заплетающиеся шаги по коридору, и всё стихло.
- Что это с ним? – так ничего и не поняв, Гарри воззвал к мудрости близнецов.
- Да ничего особенного, - откликнулся Джордж. – Пойдём-ка ужинать, пока мама лично сюда не явилась.

Ужин был довольно многолюдным; попрощаться с уезжающей в школу гурьбой явились Тонкс, Грюм, Люпин, Мундугнус Флетчер и отчего-то Билл. Хотя было естественно, что он хотел повидаться с братьями и сестрой. С какой бы стати ему думать о реакции Гарри? Они друг другу никто… и всегда были никем…
Гарри отводил глаза от Билла, сидевшего напротив и чуть наискосок, и наталкивался взглядом на Грюма с его неконтролируемо вращающимся глазом, который тот имел привычку то и дело вынимать с чавкающим звуком и промывать в стакане воды. Это зрелище не прибавляло Гарри аппетита, и всё, что ему оставалось, это пялиться на повешенный на стену малиново-золотой переливающийся плакат: «ПОЗДРАВЛЯЕМ РОНА И ГЕРМИОНУ, НОВЫХ СТАРОСТ ГРИФФИНДОРА». Ниже маячило что-то зелёненькое с буквами «Га» и «С», закрытое от Гарри столом и спинами, но он был уверен, что речь там шла о его злосчастном назначении. Лучше бы о нём забыли…
Даже Сириус сидел за столом вместе со всеми, и Гарри чувствовал, что крёстному немного легче. «И правда, сколько можно страдать в компании гиппогрифа?» Ремус то и дело взглядывал на Сириуса с тревогой, и Гарри невольно замечал каждый раз боковым зрением, как крёстный ободряюще и успокаивающе улыбается Люпину. Гарри хотелось верить, что то предательство всё-таки будет прощено…
«А сам бы ты простил?», - Гарри передёрнул плечами и залпом выпил полстакана сока.
Вряд ли.

Разговор за столом шёл вполне дружелюбный. Гарри не принимал участия, а только слушал; с разных сторон до него доносились реплики, терялись в шуме, выкристаллизовывались из него.
…- А я так и не стала старостой, - весело сообщила Тонкс. – Профессор МакГонагалл сказала, для этого мне не хватает кое-каких важных качеств.
- Каких, например? – заинтересовалась Джинни.
- Например, умения себя вести…
Взрыв девичьего смеха.
…Другой смех – отрывистый, лающий. Сириус.
- Я – староста? Да ты что! Никому бы и в голову не пришло! Мы с Джеймсом почти всё время отбывали какие-нибудь наказания. Хорошим мальчиком у нас был Ремус. Ему-то значок и достался.
- Думаю, Дамблдор втайне надеялся, что если я буду старостой, то смогу оказывать больше влияния на своих непутёвых друзей, - отозвался Люпин. – Излишне говорить, что его надежд я совершенно не оправдал…
…- Это уже ни на что не похоже, ты ведь такой красивый, и было бы куда лучше, если бы они были покороче, правда, Гарри?
Гарри вздрогнул, выдираясь из своего странного оцепенения; миссис Уизли на полном серьёзе интересовалась его мнением о причёске Билла. Ещё не хватало.
- Не знаю, миссис Уизли, я не специалист, - одними губами улыбнулся Гарри и встал из-за стола, движимый почти бессознательным желанием спрятаться где-нибудь подальше.
Ближайшее – и единственно, пожалуй, возможное – безопасное место было рядом с близнецами, которые в это время в укромном углу кухни о чём-то шептались с Мундугнусом Флетчером.
- Так за всё вместе десять галлеонов, да, Гнус?
- Это со всем-то геморроем? – с некоторым вызовом интересовался Мундугнус. – Не, парни, двадцать, и ни кнатом меньше.
Завидев Гарри, Мундугнус с подозрением на него уставился; Фред положил руку Гарри на плечо.
- Всё нормально, Гнус. Гарри свой, он наш спонсор, - Фред подмигнул Гарри.
- Смотри, что нам Гнус принёс, - сияя, Джордж протянул Гарри горсть каких-то тихонько грохочущих сморщенных чёрных горошин. – Семена щупалицы ядовитой. Так просто не достать – они относятся к классу С и в свободную продажу не выпускаются.
- А нам очень нужны сам знаешь для чего, - подытожил Фред.
- А Гнус у нас очень любит шутки, - доверительно поведал Джордж Гарри. – Его лучшая хохма на сегодняшний день – шесть сиклей за мешок перьев сварля.
Гарри покивал.
- Это здорово, - признал он. – Только вы тут поосторожнее, ребята… Думаете, Грюм своим глазом не рассмотрит, чем вы тут занимаетесь?
- Ох, и правда, - переполошился Мундугнус, косясь через плечо на Грюма. – Ладно, давайте десять за всё, и я пошёл.
- Да здравствует Гарри! – ликующе воскликнул Джордж, осторожно пересыпая семена щупалицы себе в карман. – Надо побыстрее уложить это… не скучай пока без нас, ладно?
Гарри, оставшись один, привалился плечом к стене, и задумался о том, зачем он всё ещё здесь. Не лучше ли пойти наверх тоже?
- Ты как, Поттер? Нормально? – пророкотал Грюм где-то над ухом Гарри.
- Всё отлично, - Гарри распахнул прикрытые было глаза.
- Тяжело тебе придётся в этом году, - глубокомысленно заметил Грюм. – Змеёныши вряд ли признают тебя старостой.
Гарри с трудом сдержался от того, чтобы выразительно поморщиться. В гробу он видел это признание!
- Мне это и не нужно.
- Тогда они тебя съедят, - возразил Грюм. – Либо ты их, либо они тебя.
Гарри не мог усомниться в справедливости данного утверждения.
- Если бы я хотел, они бы поклонялись мне ещё на первом курсе.
«Достаточно беспалочкового Круциатуса… большинство из них понимает только силу».
- Гордыня – не порок, Поттер, - одобрил Грюм. – Но не задирай нос слишком высоко, а то споткнёшься.
«Вот уж что мне не грозит».
- Не беспокойтесь, профессор Грюм. Я привык смотреть под ноги.
- Смотри вдвое, - маловразумительно посоветовал Грюм. – Я тоже когда-то учился в Слизерине.
- Вы?.. – Гарри недоверчиво приоткрыл рот. До сих пор он никогда не задумывался о том, где учился Грюм. Подавляющее большинство авроров закончило Гриффиндор, некоторые Рэйвенкло или Хаффлпафф. Но Слизерин…
- Совершенно верно, - кивнул Грюм. – Оттого-то, Поттер, я их и ненавижу. Знаю, чего можно от них ждать.
Гарри поморгал в знак того, что слышит и понимает; сказать ему было решительно нечего.
- У меня кое-что есть, Поттер, - Грюм вынул из кармана плаща какую-то обтрёпанную бумажку. – Думаю, тебе будет интересно.
Это оказалась старая колдография.
- Вчера вечером искал запасную мантию-невидимку – Подмор, бесстыжий, так и не вернул мне мою лучшую – и вот, нашёл колдографию. Подумал, что многим здесь будет интересно взглянуть на первый состав Ордена Феникса.
- Вот я, - сухой морщинистый палец Грюма ткнулся в колдографию так резко, что чуть не проткнул её насквозь. – Рядом со мной Дамблдор, а с другой стороны – Дедалус Диггл... Вот Марлена МакКиннон, её через две недели после этого убили, всю семью взяли. Лонгботтомы, Фрэнк и Алиса...
- ...бедняги, - продолжал вещать Грюм, пока Гарри, почти зачарованно смотрел на людей, махавших ему с колдографии руками. Через некоторое время они сойдут с ума под пыткой и оставят своего сына, застенчивого неуклюжего Невилла, почти сиротой… - Лучше уж умереть, чем так, как они... А вот Эммелина Вэнс, ты её видел, вот Люпин, это понятно... Бенджи Фенвик... тоже попался, по кусочкам его искали... Эй вы, подвиньтесь-ка, - добавил Грюм, повелительно постукивая по колдографии. Маленькие фигурки потеснились, уступая место на переднем плане тем, кого было плохо видно.
- Эдгар Боунс... брат Амелии, его тоже взяли со всей семьёй, сильный был колдун... Стуржис Подмор... мать честная, молодой-то какой!.. Карадок Милород, пропал через полгода после этой колдографии, так мы его и не нашли... Хагрид ... ну, этот не меняется... Эльфиас Додж, его ты тоже видел... Я и позабыл, что у него была такая идиотская шляпа... Гидеон Прюэтт... Понадобилось пять Пожирателей Смерти, чтобы их убить, его и его брата Фабиана... настоящие герои... Шевелитесь, шевелитесь...
Люди на снимке задвигались, и на первый план вышли те, кого совсем не было видно за спинами других.
- Это брат Дамблдора, Аберфорт, я его только один раз видел, странноватый товарищ... Это Доркас Мидоуз... его Вольдеморт убил лично... Сириус, ещё с короткими волосами... и... вот, смотри! Вот что тебе будет особенно интересно!
Мама и папа сидели на какой-то скамье, лучась улыбками. Между ними примостился Питер Петтигрю; глаза его слезились, и он улыбался как-то забито. Должно быть, в Ордене его не любили. Джеймс Поттер махал рукой так интенсивно, что растрепал, случайно задев, причёску жены. Лили шутливо стукнула его по затылку, Джеймс в притворном ужасе отгородился от неё руками; а потом они снова замахали своему сыну с куска старого пергамента.
- Ну, как тебе? – Грюм был чрезвычайно горд собой.
- Спасибо, профессор, - Гарри медленно опустил руку, зажав в пальцах уголок колдографии.
Внимание Грюма на что-то отвлекли, и Гарри, воспользовавшись случаем, улизнул по-английски, оставив колдографию на краю стола.
На лестнице было темно и тихо; в комнате, где жили близнецы и он сам, был полумрак, сгущавшийся с каждой минутой, но Фред Люмосом подсвечивал Джорджу, пока последний распихивал по отдельным пакетам многие интересные вещи, которые, вроде той же щупалицы ядовитой, Гарри ни разу не видел. В другой момент он бы присоединился к ним и потребовал бы объяснений по каждой мелочи, и близнецы с удовольствием прочли бы с десяток лекций более насыщенных, чем одна Трансфигурация и одно Зельеварение, вместе взятые. Так уже бывало не раз.
Но теперь Гарри хотел только накрыться одеялом с головой и тихо лежать там до тех самых пор, пока не придёт время тащиться на вокзал. Староста… Улыбающиеся родители – такие молодые! Наверное, только-только поженились, у Джеймса совсем мальчишеское лицо… Наконец, «Пророк», ежедневно, соответствуя своему названию, выливающий на него по нескольку вёдер грязи. Идеальное начало учебного года. Хотелось бы знать, какие ещё неземные радости полетят на его многострадальную голову следом…
Гарри под одеялом развернулся ногами к подушке и подполз к спинке кровати; там, в ногах, стоял уже собранных сундук. Высунув из-под одеяла голову и руку, Гарри откинул крышку и выудил лежавший сверху мешочек с рунами. Близнецы с любопытством наблюдали за манёврами Гарри.
Когда он совершил обратный путь, снова пристроив голову на подушке, Фред не выдержал:
- Это новый вид спорта? Ползанье под одеялом?
- Ага, - туманно сказал Гарри и укрылся с головой.
- А это как называется? – по голосу Джорджа Гарри без труда определил, что тот ухмыляется.
- Познание, - буркнул Гарри из своего мини-убежища, запуская руку в мешочек с рунами и мысленно формулируя вопрос: «Что со мной будет в этом году? Вообще, что будет?»
- И что именно ты там познаёшь в уединении? – ехидно уточнил Фред. – Выглядит крайне подозрительно, если честно…
Гарри зашипел сквозь зубы – одна из рун была горячей, как огонь свечи; он уже пробовал накрывать ладонью горящую свечу – и касаться этой руны было ничуть не лучше. Остальные же были так холодны, что тыльная сторона ладони Гарри потеряла всякую чувствительность.
Фред и Джордж ещё что-то говорили, но Гарри не слышал, смотря на вытащенную руну, которая, как ни странно, не прожгла простыню, хотя, казалось, почти пылала, и машинально дуя на обожжённую руку. Thurisaz. Турисаз.
Гарри вынырнул из-под одеяла, закинул руки под голову и зажмурился. Страница словаря возникла перед его мысленным взором, и он начал цитировать дословно, практически читая с отпечатавшейся в памяти страницы. Он всегда любил Древние Руны. Это был, пожалуй, единственный урок, на который он ходил с подлинным энтузиазмом; всё остальное было постольку-поскольку, даже безумно на самом деле интересные Зелья – из-за Снейпа весь возможный энтузиазм Гарри вял на корню.
- Молот Тора. Воля и Сила. Это безусловная мощь. Руна не признает условностей и ограничений. Это абсолютное действие. Здесь нет компромиссов, размышлений и, самое главное, нет дальнейшего регулирования. Воздействие наложено, и его уже нельзя остановить, нельзя изменить или направить в другое русло. Руна применяется в тех ситуациях, когда нет разумного сочетания, позитивного сотрудничества порядка и хаоса, нет дальнейшей перспективы развития. Порядка просто не существует. Есть сплошной хаос. Или идет лавинообразный процесс нарастания хаоса, который однозначно приведет к полной победе хаоса над порядком. Итак, есть хаос и вместо этого хаоса нужно создать порядок. То есть, то, что было ранее, должно быть уничтожено. Это должно быть уничтожено невзирая ни на что, и ничего не принимая в расчет, не соблюдая принятых законов и норм. Ибо законы и нормы сформированы хаосом или уже подмяты хаосом под себя. Эти законы и нормы должны быть уничтожены вместе с хаосом.
Гарри облизнул губы, зажмурился сильнее и продолжил; слова всплывали в памяти, делались чётче на воображаемой странице, словно сама руна помогала ему; впрочем, почему бы ей так и не поступить? Это было бы в её же интересах…
- Проявление Воли. Только безусловная Воля сумеет, уничтожая хаос, пойти против Системы, против Закона, которые стали убежищем хаоса. А иногда пойти и против самого себя. Проявление Воли характеризуется тем, что применение руны Thurisaz – это серьезный риск. Каждое применение руны – это риск, риск превысить полномочия. Ибо, если полномочия превышены, то руна обращается против того, кто ее применил. И нужна определенная Воля, чтобы пойти на такой риск, зачастую смертельный риск. Поскольку символом этой Руны являются врата, она указывает на необходимость выполнения как внутренней, так и направленной вовне работы. Thurisaz представляет границу между небесным и мирским. Достижение этой границы есть признание вашей готовности к контакту с монументальным, с Божественным, готовность наполнить свой опыт светом настолько, чтобы его смысл сиял сквозь его форму. Руна указывает на ускорение вашего развития. Но даже в периоды интенсивного роста у вас будет появляться повод приостановиться на пути, переосмыслить старое, интегрировать новое. Импульсы действия должны быть умерены заботой о правильности образа действия. Не пытайтесь выйти оттуда, куда вы еще не вошли. Соблюдайте спокойствие, сохраняйте самообладание и положитесь на волю Небес. Руна знаменует собою действие глубинных трансформирующих сил. Это не сама жизнетворная сила, но ее передатчик, сламывающий сопротивление и высвобождающий энергию, необходимую для нового начала. Чистая воля, не регулируемая самосознанием.
Гарри выдохся и замолчал. Во рту пересохло. От руны веяло прямо-таки смертным холодом, и Гарри убрал её, исполнившую свою миссию, обратно в мешочек, когда-то на третьем курсе трансфигурированный Фредом из старого носового платка.
Близнецы не стали спрашивать, к чему это; в конце концов, они присутствовали при создании рун, и, зная Гарри, могли бы дословно воссоздать вопрос, который он задал обточенным индюшачьим косточкам.
Фред и Джордж сели на кровать по обе стороны от него и взяли руки Гарри в свои – тёплые, тонкие, сильные; Гарри ощущал, как кровь размеренно движется по капиллярам под кожей близнецов.
Воздействие наложено, и его уже нельзя остановить, нельзя изменить или направить в другое русло.
То, что было ранее, должно быть уничтожено.
Чистая воля, не регулируемая самосознанием.
Гарри было страшно.
Он рывком сел и обнял Фреда и Джорджа за плечи, притягивая к себе; близнецы не противились, молча принимая этот жест почти отчаяния.
- Я не хочу… - это прорвалось вслух, и Гарри отчаянно покраснел; ныть, тем более при близнецах, из-за неизвестно ещё чего, совсем не хотелось.
Они всё поняли и сделали то единственное, что было ему в тот момент необходимо.
Фред скользнул губами по скуле Гарри вниз, прочертил губами и кончиком языка слегка влажную линию к подбородку и спустился к шее. Джордж прижал к губам руку Гарри и медленно, тщательно целовал центр ладони, проводил языком по глубоким линиям, обводил каждый холмик; дыхание Гарри участилось.
Фред, расстёгивая пуговицу за пуговицей на рубашке Гарри, выцеловывал ровную дорожку на открывающейся коже; очень скоро короткие рукава рубашки соскользнули с плеч Гарри, и Фред беспрепятственно коснулся языком его левого соска. Гарри выгнулся, невольно прикусив губу, чтобы не стонать; Джордж ласково накрыл губами напряжённый рот Гарри, и последнему не оставалось ничего, кроме как расслабиться и позволить Джорджу целовать себя. Он доверял близнецам.
Снова доверял. Как будто в прошлой жизни была та боль, причинённая обманом…
Гарри разомкнул губы, и язык Джорджа погладил изнутри верхний ряд зубов Гарри; когда кончик языка близнеца коснулся нёба, Гарри прошила невольная дрожь.
Это было так медленно, так ласково… Гарри чувствовал себя любимым – любимым безмерно и бескрайне, безо всяких условий или ограничений, любимым такой любовью, о которой поэты пишут километры строк, но которую почти никто не может найти и не найдёт никогда; любимым как брат, как друг, как любовник, как сын… как просто Гарри, отчаянно ищущий тепла и постоянно принимающий слабый жар спички за солнечный