Отправлено: 16.03.08 00:19. Заголовок: Bleach. Три цвета: Пурпур. Кровь дракона. Ренджи/ Бьякуя. angst/romance. R

Название: Три цвета: Пурпур. Кровь дракона. (Романтические сказки)
Фендом: Bleach
Автор: Dara:Child of The Mist
Вычитка: aki-no neko
Пейринг: Ренджи/ Бьякуя
Рейтинг: R
Жанр: angst/romance
Категория: Яой
Предупреждение: нет
Отказ от прав: С написания и выкладки данного произведения, опять же, ничего не имеем.
Содержание: "Это небо ненастоящее… Как и жизнь – подделка… Ради чего она продлена? Ради чего их наделили способностью страдать, радоваться и, главное, надеяться? Не проще ли было по-другому? Если они в любом случае, не более чем исполнители…"

 Отправлено: 16.03.08 00:20. Заголовок: Это небо ненастоящее..

Это небо ненастоящее… Как и жизнь – подделка… Ради чего она продлена? Ради чего их наделили способностью страдать, радоваться и, главное, надеяться? Не проще ли было по-другому? Если они в любом случае, не более чем исполнители…
Небо, идеально-ровное, как выплеснувшаяся на холст лазурь, вдруг проходит рябью, темнеет, лопается как обожженная кожа, сквозь которую проступают, набухая, багряные капли. Мир течет, как оставленная под дождем картина.
Кровь заливает глаза. Ренджи пытается поднять руку, чтобы стереть эту пелену, но не может пошевелить пальцами.
Что если и эта кровь – ненастоящая? И человек, что стоит сейчас перед ним в ореоле розовой дымки – слишком идеальный для живого создания…
Простите, капитан. За мой робкий, неумелый, неудавшийся шаг против Вас…
Что я хотел доказать? Что я нечто большее, нежели чем яркая бабочка в Вашей коллекции?
Попытаться защитить то, что мне дорого? Даже если ради этого мне нужно было выступить против всех законов мира, заранее зная, что Вы – всегда – сильнее. Зная, что мне не дотянуться до Вас, не достучаться сквозь плотное стекло, которым Вы окружили себя, и из-за которого наблюдаете за всем миром, как за своей личной коллекцией – смотреть, но не трогать.
И даже сейчас. Не могу даже пошевелить пальцами, чтобы стереть с лица эту багровую завесу, из-за которой, проклятье, я не могу видеть Вашего лица, но знаю… что, как и всегда, оно бесстрастно-совершено, глаза изучают, не находя причин моего поступка.
Не сожалеете. Не сомневаетесь.
Я мог бы так подумать. Думал так прежде. Если бы… Если бы не…
Почему?! Даже сейчас, когда Вы почти уничтожили меня, не помедлив и секунды, я все равно хочу защищать Вас?
Откуда это странное ощущение крайней уязвимости, поразительной хрупкости, от которой сердце сжимается, по отношению к Вам?!
Сквозь багровые струйки крови, залившей глаза и рассыпавшихся волос, Ренджи видит свои подрагивающие от усилия, рассеченные тонкими лезвиями пальцы, черный край хакама, едва-едва шевелящийся на ветру, таби, перепачканные кровью и пылью.
Простите, капитан… За то, что снова, проклятье – снова!- не смог быть таким, какой бы Вас устроил.
Ладонь медленно раскрывается, повинуясь приказу разума, сквозь боль, преодолевая сопротивление обессилившего тела, тянется к краю хакама.
Выслушайте меня, хотя бы сейчас…
Я мог бы поверить в Вас такого… Но…
Черная ткань идет мелкой рябью – капитан разворачивается и, так и не произнеся ни слова, уходит. Раскрытые пальцы ловят воздух, истратив на это последнее, бесполезное движение все доступные телу возможности. Последний звук этого мира – мягкий, вкрадчивый, успокаивающий, словно шелест текущей воды… Звук Ваших удаляющихся шагов, капитан… И сквозь боль Ренджи мягко, успокоено улыбается, прежде чем, глаза закрываются и глухая чернота приходит на смену дикому, мучительному багрянцу.

Ренджи, возможно, был бы счастлив не просыпаться вовсе… Но и в этом он не волен распоряжаться собой. Был способен дышать, а значит, его нужно было собрать, восстановить, вернуть.
Лгу, на самом деле. Мне нравится жить. Просто… трусливо хотелось бы избежать последствий, наверное. Так глупо!
Как мальчишка, который разбил вазу и заметает осколки под ковер, надеясь, что строгий взгляд отца минует его на этот раз. И сам же наступает на эти стекла!
Не жалею. Просто не знаю, что меня ждет теперь, после пробуждения.
За окном идет дождь. Мелкий, косой дождь. Мир дымчато-серый, размытый, скучный.
Самое страшное, что рано или поздно придется выйти отсюда и встретить его. Признать – вновь – свое поражение. И не увидеть на фарфорово-бледном, бесстрастном лице даже тени торжества. Все так и должно было быть, не так ли?! По-другому, просто, не могло закончиться… И эта не-реакция унижает больше всего.
Он смотрит сквозь меня. Как на пришпиленную к планшету бабочку, досконально изученную, экзотическую, восхитительно-мертвую, а значит, неспособную причинять неудобства. И нисколько не спасает то, что он на всех так смотрит.
Мне казалось… Лишь раз…
Стоит признаться себе, что это Бьякуя вытащил, вытянул из засасывающей липкой мглы за руку своего лейтенанта, сам того не понимая. Каждый раз, когда, казалось, Ренджи увяз, не выбраться – он тянулся к единственной светлой точке в этом мазутно-черном пространстве – таящему в дымке, неестественно бледному, смертельно-уставшему лицу. Чтобы и там защитить его, закрыть от боли. Это все, для чего я существую?
Ты сам сделал так, привязал крепче, чем оковами, намертво, лишь раз показав другую свою ипостась. Этого оказалось достаточно. Чтобы я жил этим моментом. Надеждой на возможность его повторения.
Воскрешать в памяти лишь мгновение - не более одной минуты. Но ее оказалось достаточно, чтобы навсегда, оттиском на теле, сохранить теплое, ласковое ощущение гладкой, сладко пахнущей кожи, скольжение мягких прядей по щеке и шее, глубокое, тихое дыхание, вырывающееся сквозь тонкие бледные губы и смертельно-уставшие, умоляющие глаза… И вспоминать… Ни самые дикие оргии, ни бессонные, яркие, пьяные ночи, а лишь мимолетное прикосновение тонких, кажущихся такими слабыми пальцев к груди в вырезе косоде… И распаляться до дрожи, так, что тело отказывается подчиняться, до тянущей боли в животе – от одного только этого секундного соприкосновения тел…
Никогда не думал, что способен натакое…
Дождь не прекращается. Монотонный, затяжной дождь. В комнате, где лежит Ренджи, все холодное и равнодушное, размытое, бесформенное, как и за окном. Сколько прошло времени? А перед глазами снова одно…
Комната. Распахнутое окно, сквозь которое доносятся далекие крики тренирующихся синигами и чей-то смех. Стол, в край которого капитан вцепился побелевшими пальцами. Опущенная голова, волосы, полностью закрывшие лицо. И леденящая спину, даже сквозь одежду, стена, к которой Ренджи прижался лопатками, когда до него дошел смысл слов его капитана. «Кучики Рукия будет казнена». Когда онемение проходит, он и сам не знает, что делать дальше – то ли кинуться спасать подругу детства, то ли броситься к Бьякуе, успокоить, уверить, что это ошибка и все будет хорошо. И разрываемый этими двумя желаниями, Ренджи неуверенно, растеряно произносит:
-Не может быть.
И вздрагивает, когда в ответ на его слова капитан поднимает голову, проводит ладонью по волосам и, глядя на Ренджи в упор, спокойно, ровно говорит:
-Это правильное решение.
Сердце колотится часто-часто, оглушительно громко. Ренджи не может сдержаться, шагает вперед, вскидывает руку:
-О чем Вы?!
Но его порыв Бьякуя останавливает коротким жестом, словно отсекая возмущенного, громкого лейтенанта от своего неподвижного, четко структурированного мира.
-Преступивший Закон должен понести наказание, разве это не правильно?
И с этим не поспоришь. Но сердце сжавшееся, помнящее улыбающуюся Рукию, близкую Рукию, мечтающую о будущем Рукию - против такой логики! Оно против, вообще, любой логики!
-Вы могли бы что-нибудь сделать! – это ответ заходящегося болью сердца, не разума.
Губы капитана сходятся в тонкую упрямую линию. Он выходит из-за стола, на секунду останавливается, чтобы все же удостоить ответом лейтенанта. Отчитывает как шумного ребенка:
-Я не буду ничего делать! И не кажется ли Вам, что этот вопрос не относится к Вашим должностным обязанностям?
Идет к выходу, опустив глаза, так плавно, что, кажется, даже складки одежды не колышутся.
Только вот Ренджи не хочет знать слов «должностные обязанности». Он видит только обозначившиеся косточки скул, выступающие под тонкой кожей и сжатые побелевшие губы. И грубо, резко останавливает Бьякую, когда тот проходит мимо, обхватив запястье, дергает к себе. Робея от такой пугающей близости, прямого, немного удивленного взгляда светлых глаз, все же не отпускает, заканчивает:
-Это не Ваши слова… Ведь даже если бы Вы не любили её, то хотя бы вспомните, что обещали заботиться. Ответственность перед ней…Это для Вас что-то значит? Если не знаете как любить… Заботьтесь. Мы в этом нуждаемся.
И сами слова, и вырвавшееся откуда-то, это странное слово «мы» кажутся Ренджи такими неуместными и бесполезными, что он, краснея жаркой, душной волной, инстинктивно сжимает тонкое запястье капитана и вздрагивает, когда тонкие губы кривит горькая улыбка и во взгляде вдруг мелькает отчаянная, беспросветная тоска. И вместо злости Ренджи остается только щемящая, болезненная нежность.
В том, как он мягко притягивает к себе Бьякую, бережно прижимает к своей груди, сквозит желание защитить, закрыть от всего мира хрупкую, одинокую жизнь, рваным ритмом бьющуюся во все еще стиснутом запястье. Он забывает, кого держит в своих руках.
И поэтому, совсем не удивительно, что тонкое напряженное тело вдруг подается вперед, опираясь на сильного, неподвижного, надежного Ренджи, черноволосая голова ложится на грудь, обжигая голую кожу своей теплотой и гладкостью, щекоча шею мягкими прядками. Тонкие прохладные пальцы ложатся на лихорадочно горящую щеку мужчины, обводят очертания скулы, скользят на подбородок. Голой грудью Ренджи чувствует, как раскрываются губы, начинают двигаться, складываться в неразборчивые слова, смазанные соприкосновением с кожей и прерывистым дыханием: «Что… если и… я…» Вздох. Дрожание ресниц. Холод кейсекана.
Отталкивается обеими ладонями. Уходит, не обернувшись.
Самая ценная минута его жизни…

 Отправлено: 16.03.08 00:21. Заголовок: Я хотел стать Ваши..

Я хотел стать Вашим идеальным инструментом. Которым бы Вы могли располагать, как захотите. Это было бы правильно.
Единственно возможный вариант. Для Вашего неподвижного, волшебного, недоступного мира – чудного, дивного сада, но существующего за высокой оградой, лишь для Вас одного. Для меня – все того же босоногого, вечно голодного мальчишки, которому больше всего хотелось влезть на это препятствие, и оттуда, с высоты взглянуть, онемев от восторга, на нереальную, застывшую красоту. Я никогда не мечтал войти в этот сад смело, через широко распахнутые ворота. Вор, украдкой крадущей частичку Вашей души. Я знаю свое место, капитан…
И все же… Мне все равно, кем Вы видите меня. Вором? Мертвой бабочкой в Вашей коллекции? Инструментом?
Я хочу быть подле Вас. Я – Ваш лейтенант.
Мне так действительно казалось…
Я хотел быть таким…
Но реальность так отличается от наших желаний.
Как бы ни было велико стремление быть – исполнительным, спокойным, рассудительным… Я переворачиваю все, слишком громко смеюсь, дерусь без повода, защищая такие ничтожные, странные понятия, как право чувствовать… право быть живым.
И раз за разом – зная наперед – буду бросать Вам вызов. Цепляться за ничтожно малую надежду…
Я не знаю, что ждет меня за пределами этой комнаты. Окно в серых разводах нескончаемого дождя, отражающее размытые, бесцветные контуры моей обители и алое пятно – мою непричесанную голову – вот и все, в чем заключен мой мир последнее время. Есть ли на самом деле что-то еще?
Капитан не приходил ни разу. Делая уступку растерзанной, свернувшейся вымокшим котенком душе, Ренджи уточняет: «ни разу, пока я был в сознании».
Днем, когда уже совсем смертельно-тяжело, невыносимо от заплаканного, потекшего мира, от ожидания, в котором лейтенант ни за что не признался бы, но от этого не менее терзающего, от того, что тело затекло так, что перестало уже ощущаться своим, дождь вдруг прекратился. Небо очистилось и посветлело до пронзительно-голубого цвета. Робкая, сияющая улыбка природы, такая долгожданная, вселяющая надежду.
А потом в коридоре послышались шаги, и дверь осторожно приоткрылась.
Тошнота подкатила к горлу.
Ренджи заставляет себя повернуть голову. Убеждая, что Кучики-тайчо никогда бы не вошел так робко – испуганно, и сам же с этим споря, заранее объясняя такую вероятность тем, что человек, испытывающий угрызения совести именно так бы и поступал… Угрызения совести? Это о ком? О Бьякуи?
Разочарование и облегчение одновременно – странная смесь. Тело откидывается назад, на подушки.
Ханатаро.
Он буквально просачивается через щель едва-едва приоткрытой двери. Робко, приветливо улыбается. Долго ходит кругами возле кровати, дрожащим голосом, тихо-тихо выдавая подготовленные фразы – пожелания скорого выздоровления, облегчения, что все так хорошо для Ренджи закончилось.
Потом, наконец, садится на краешек кровати. Да и не садится, а так, прислоняется боком и, опустив глаза, сообщает:
-Мне показалось, Вам важно знать это Ренджи - сан.
И начинает говорить… О Рукии и последних новостях.
Ренджи рад за Рукию. Насколько может сейчас «радоваться» его опустошенное, едва живое тело. Облегчение, определенно… Но в нем совершенно явственно чувствуется горький привкус злорадства – хоть на этот раз то, что он защищал, оказалось правильным. И тут же ледяной волной, накрывшей с головой. Что он-то тогда должен чувствовать?!
И усилием разума останавливает порыв откинуть одеяло, сорваться с места, найти капитана, закрыть от всех косых взглядов, от чужих ранящих слов, от которых он совсем не умеет защищаться – потому что перед ними бесполезна Сенбонзакура.
Я мог бы сказать ему: «Это не Ваша ошибка, капитан. Я могу понять Вас».
Но нужна ли Бьякуе защита от бесполезного лейтенанта?! Глупо думать так. Эта мысль останавливает.
-Ханатаро-кун… - пальцы теребят край одеяла, и Ренджи полностью сосредоточивается на этом монотонном, спасительном движении. – А… лейтенанта нового уже назначили?
Мальчишка хмурится, непонимающе смотрит.
-Куда? Ушли же только капитаны? Их еще не…
-В шестой? – почти выкрикивает, пока еще хватает сил на этот вопрос.
И лицо Ханатаро вдруг преображается, светлеет. Он улыбается мягко и понимающе. Осторожно касается дрожащего поцарапанного мизинца лежащего мужчины.
- Поправляйтесь, Ренджи-сан. Капитан шестого отряда ждет возвращения своего лейтенанта. Я так понимаю.
Легкое дуновение воздуха… Свежего, теплого… Едва ощутимый порыв. Там, в области сердца. Дрожание раскрывшихся крыльев мертвой уже, казалось, пурпурной бабочки. Так выглядит сосредоточение души?
-С ним тоже уже все в порядке…
Паника. Сердце замирает. Как он мог забыть! Только от того, что в его сознании Кучики Бьякуя неуязвим... Думать только о себе, погрязнуть в обидах…
-Не беспокойтесь об этом. Вам нужно отдохнуть. Он совсем рядом, в соседней…
Достаточно!
Ренджи откидывает одеяло, хватает сложенную одежду.
Это моя вина… Я снова… снова ничего не сделал. Думал только о себе! А должен был…
Пальцы дрожат, не слушаются. Быстрее. Быстрее… как будто минутное промедление может что-то решить!
Дверь. Коридор. Еще одна дверь. Все.
Облегчение.
Даже если Вы не хотите видеть меня! Даже если я Вам совсем не нужен… Буду сидеть здесь! С места не сдвинусь!
Как непривычно видеть его таким – наглухо запершимся в своем мире. Идеально-прямая спина, высокомерно вздернутый подбородок и взгляд невидящий, направленный сквозь предметы, куда-то вдаль, в окно. Дом, ощетинившийся закрытыми воротами.
Сколько времени проходит в тяжелом, гнетущем молчании, прежде чем он отводит глаза от затянутого облаками неба и поворачивает к лейтенанту голову?
И как странно слышать от Бьякуи эти слова: «Почему ты все еще здесь?»
Пугает не вопрос, а голос – пустой, безразличный.
Я скажу Вам, капитан… Отвечу на Ваш вопрос! На этот раз…
Как же сложно… Как трудно начать, вытолкнуть эти проклятые слова:
-Потому что я – Ваш лейтенант…
Ренджи вздрагивает от шума и от неожиданности, когда в окне появляется взъерошенная голова Ичиго. В этот момент он почти ненавидит этого наглеца – за то, что тот так бесцеремонно врывается, за тупые вопросы, и за это небрежное, фамильярное «Бьякуя» по отношению к его капитану. То, что Ренджи никогда не позволит себе. Не посмеет.
Он уже собирается высказать все, что думает по поводу рыжего мальчишки, когда его останавливает вдруг усталый, пустой взгляд – такой человечный… такой живой…
-Иди домой, Ренджи.
И привычно-холодно, глядя на свои худые, сложенные на одеяле руки, добавляет:
-Если ты уже здоров, можешь приступать к работе. Дел скопилось предостаточно. Не нужно сидеть подле меня. В этом я пока не нуждаюсь.

Казалось, ничего не изменилось. Дождь… Затяжной, мелкий дождь… Раздраженные голоса тренирующихся синигами за окном – что им дождь?! Смех отдыхающих под навесом у входа в корпус. Косые взгляды – к ним Ренджи подготовился заранее, их не могло не быть. «Посмотрите-посмотрите… Это тот, кто осмелился бросить вызов… Неудачник! Идиот!» Ничего страшного. Он привык.
Но как же Ему тогда?! Впервые проигравшему…
Где он? Ренджи боится этой встречи. Что, если все изменилось? Что если ему больше нет места даже у стены чудного сада?!
И не меньше боится не-встречи. Потому что сердце уже извелось. И хочется узнать быстрее… Мучительная надежда, вытягивающая все силы.
Поэтому Ренжи весь день мечется между стремлением подойти к своему капитану и спрятаться. Итогом непереносимо-длинного, нескончаемого дня стал лист, разрисованный паутинкой кандзи, складывающихся в имя, тысячу раз перечеркнутое, обведенное, выделенное. И ниже – жирными, расплывающимися линиями втравленное, словно автор стремился сохранить это имя навечно. Черно-белое поле… На которое Ренджи смотрит сосредоточенно, кусая губы.
-Что если каждый день теперь таким будет?
Надолго ли меня хватит…
-Тогда стоит сразу уйти? Сейчас, когда появятся новые капитаны, возможно, им потребуется лейтенант?
Кто возьмет собаку, которая кусает кормящую ее руку?
-Может кто-то другой сможет быть достойным Вас, капитан?
Ты выдержишь это?! Со стороны наблюдать…
Жалкий… жалкий… убьешь ведь любого… голыми руками растерзаешь… горло перегрызешь.
Если не ты, то никто…
-Ну, так скажи ему!
Пальцы яростно сминают лист бумаги, смазывая тушь втравленных букв…
Бесполезно…
Скажи, скажи ему, что ты попытаешься…
Ренджи роняет голову на скрещенные руки, зажмурившись, стиснув зубы, пытаясь закрыться от мыслей, разрывающих, настаивающих, требующих.
Рисунок татуировок на коже мужчины, словно черные подсыхающие линии туши на смятом листе… Тоже - столь много для него значащие, но вдруг кажущиеся наивным ребячеством, попыткой продемонстрировать иллюзорную силу.
Почему он еще не появился передо мной, не указал на то, как я жалок, одним лишь своим бесстрастным, все знающим наперед, высокомерным взглядом?!
Не потому ли, что понимает, он и сам ошибся…
Ледяная дрожь проходит по телу, вонзается сотней стальных игл. Ренджи вздрагивает, резко поднимает голову.
Но тогда же…
Защитить… Закрыть…
-Где Кучики-тайчо? – на ходу, задремавшему под монотонный шум синигами.
-Сегодня не было! – щурясь со сна, как можно бодрее отвечает мальчишка.
В груди, у сердца бабочка испуганно бьется, ей тесно и душно, и нет места для размаха огромных пурпурных крыльев. Как больно… Так, должно быть, болит душа?
Что если?! Что… если…
Весь это день… Бесполезный! Когда он думал только о себе! Снова! Снова…
Бабочка бьется о клетку ребер. Зная даже о том, что крылья слабые и хрупкие, и не смогут разбить преграду. Все равно продолжает, предпочитая погибнуть, но не сдаться.
Эта пурпурная бабочка – сердце. Почему он забыл, что оно у него такое и только таким может быть?!

Земля – сплошное месиво, засасывающее, замедляющее бег. К тому времени, когда Ренджи добирается до дома Кучики, он успевает промокнуть до нитки и испачкать таби. До того момента, как он скидывает обувь и, следуя за девушкой, входит в гостиную, это не кажется важным.
-Подождите здесь, - поклонившись, просит его провожатая и уходит, мягко задвинув за собой фусума.
Ренджи переминается с ноги на ногу, изо всех сил усмиряя порыв сбежать. Он чувствует себя жалким и чересчур неуклюжим в этом безмолвном, аккуратном мире. Ему нет здесь места! Нет, и не будет, ни при каких допущениях. И снова его неконтролируемый порыв защитить кажется таким неуместным.
Он снова забыл, кого хочет закрыть от боли…
Ренджи боится задеть что-то, опрокинуть вазу с ирисами в токономе, или перевернуть стол, поэтому отодвигается от этого хрупкого мира, словно законсервированного, сохраненного неизменным тысячу лет…
Через раздвинутые седзи открывается вид на веранду и умытый дождем сад. Размытый, зыбкий, как картина-набросок, созданный мягкими, длинными мазками розового, лилового и зеленого. Ренджи опускается на татами у самой линии, отделяющей комнату от веранды. Если нельзя войти сюда полноправным хозяином, то хотя бы взглянуть… тайком… пока не изгнали… Сердце сжимается от хрупкости и иллюзорности этого дивного мира. Запретного…

 Отправлено: 16.03.08 00:21. Заголовок: Не стоило закрывать ..

Не стоило закрывать глаза. Слишком явственно - сразу – трепещущий на ветру край хакама, к которому Ренджи тщетно тянется иссеченной в кровь рукой, невзирая на холодный, спокойный голос:
-Не дотянешься… до луны.

Мягкие волны реяцу предвосхищают появление капитана. Так отличается от привычной – держащей на расстоянии, предостерегающей. Что изменилось? Этот дом причина? Или что-то еще произошло?
Ренджи заставляет себя только подняться, уважительно склонить голову, не бросаться вперед.
Сердце бьется бешено-громко, словно вот-вот разорвется. Каждый раз… Сколько времени прошло с их первой встречи? И все же… Этот трепет, сорванное дыхание, словно закончился воздух в легких, в комнате, во всей вселенной… снова и снова.
Тихий звук отодвигаемых сёдзи и три бесшумных шага. Тишина.
Чуть приподнять голову, так, чтобы увидеть ступни и край домашней юката: белой, с бледно-лиловым размытым полукружьем фрагмента рисунка…
Еще три шага – к столу. Садится. И теперь Ренджи виден весь рисунок – грудь в вырезе юката и длинные, черные змейки прядей, лежащих на плечах.
Они мягкие… мягкие… И кожа… сияющая, так сладко пахнущая, гладкая…
Услужливо напоминает никак не желающая успокаиваться бабочка. Ренджи помнит. Ведь только это и важно… Минута из его никчемной жизни…
Осмеливается поднять глаза. Вздрагивает, встретившись с прямым взглядом. Все внутри сжимается от пустоты в прозрачно-голубых, усталых глазах.
Что Вам стоило принять поражение от этого рыжего мальчишки?! Пусть даже условное, с тысячей оговорок. Но ведь в битве это не учитывается? Там, как нигде – есть только черное и белое, победитель и проигравший…
-Садись, Ренджи.
-Да, капитан.
Мужчина вновь неуклюже опускается на татами, замечает короткий неодобрительный взгляд капитана на перепачканные землей таби и, покраснев, поджимает ноги, спрятав ступни в складках хакама.
От этого движения взгляд Бьякуи приобретает привычную холодность, словно он вновь со стороны наблюдает за тщательно рассортированной коллекцией, надежно упакованной в коробки за толстым стеклом.
-Я слушаю.
Об этом Ренджи не успел подумать. Что он должен сказать? «Вы не должны так страдать? Без поражений не бывает побед?» Чему он может научить это сидящее перед ним совершенство? Что он сам-то умеет?!
-Вас не было сегодня… Я подумал…
-Не знаешь, что в таких случаях делать? Растерял навык?
Ренджи вздрагивает. Хотя ничего другого и не мог услышать в ответ. Ничего не изменилось…
Воздух пахнет дождем. Сад плачет.
А Ваша душа это умеет, капитан?
-Мне казалось, я Вам нужен, Кучики-тайчо.
Какая разница теперь, не так ли? Пришел сказать, так говори.
Молчит, смотрит немного удивленно, склонив голову к плечу.
-Из чего ты сделал такие выводы?
Действительно… Ему кто-нибудь нужен?
Склоненная голова… Холодные пальцы, скользнувшие по щеке… Неразборчивый шепот…
Позвольте мне на себя взять Вашу боль, капитан… Я сильный. Я смогу. Вы и не знаете, как много я могу вынести. Вы – нет… Так позвольте…
-У Вас красивый сад, Кучики-тайчо.
Еще один взгляд – настороженный, не менее недоуменный.
-Тебе доступны такие понятия, как…
Бесит это высокомерие! Сейчас он начнет рассуждать о принципах и смысле вещей. И Ренджи, усмехнувшись, перебивает.
-Бросьте! Я всего лишь сказал, что Ваш сад красив. Это все. Ничего сверх этого!
Странная бабочка попала в Вашу коллекцию, да, капитан? Никак не хочет быть классифицированной!
Бьякуя вдруг поднимается и, преодолев пространство до раскрытых седзи, садится рядом с Ренджи. Мятная волна сладкого, свежего запаха окатывает с головой, и лейтенант замирает, скользя по этим нитям аромата бледной, белой кожи, складок одежды, волос; смешавшегося с запахом дождя и цветов из сада, и от этого во стократ усилившегося.
Достаточно, чтобы воскресить сильное, лихорадочное возбуждение той единственной, самой важной минуты. Дрожь проходит по телу, и Ренджи зябко обхватывает себя руками.
-Холодно? Стоит закрыть…
-Не надо! – резко вскрикивает лейтенант.
Еще мгновение, прошу Вас, позвольте мне законно любоваться Вашим садом… Голодный, босой мальчик во мне стоит сейчас, восхищенно раскрыв рот, и тянется, тщетно тянется коснуться пальцами влажного, выгнутого, хрупкого лепестка ириса. Пальцы грубые, не привыкли гладить и ласкать, но он очень хочет хоть как-то, неумело и неизящно выразить свой восторг, от которого сердце замирает…
-Так… отчего ты решил, что должен быть здесь? – негромко спрашивает Бьякуя.
Какой же он хрупкий, тонкий, уязвимый без слоев привычной одежды, без атрибутов своего аристократического сана. Ренджи сморит на острые плечи, вырисовывающиеся под тканью юката, на склоненную черноволосую голову, на шею, беззащитную и тонкую, белеющую сквозь нити волос. Горько усмехнувшись, замечает:
-Потому что я знаю о поражениях все… Это больно. Но они – то, что делает нас сильнее.
Из-за дождя даже закат кажется размытым, расплескавшимся по небу пурпуром, медленно стекающим за горизонт. Сгущающая темно-фиолетовая темнота, лаская, заботливо кутает сад, расползается в тишине, нарушаемой только умиротворенным далеким стуком содзу у пруда.
Бьякуя вновь поднимается – отчего ж ему так неспокойно? - выходит на веранду. Прозрачные капли срываются с крыши, разбиваются у босых ног, и капитан вдруг зябко поджимает пальцы, чтобы ледяная вода не попала на кожу.
-Думаешь, мне эта информация будет полезна? Чему ты можешь научить меня?
Это тот самый, мучительный вопрос, который Ренджи задавал себе тысячу раз. Он и для себя не нашел ответа, почему ж решил, что сможет сейчас ответить своему капитану?!
Поднимается вослед, тоже выходит на веранду. Здесь чуть легче дышать.
Он не знает, как сказать все, что хотел. И все же понимает, что если не сейчас… то никогда уже ничего не получится…
Пристально, сосредоточенно смотрит на деревянный пол веранды, на свои перепачканные таби, чувствуя себя как на экзамене, голодным мальчишкой-оборванцем, стоящем перед комиссией, но думающим только о том, что у него от голода живот сводит.
Ничего не изменилось! Все эти достижения, шаги вверх, попытки вскарабкаться – тщетно, тщетно… Суть не меняется.
Он снова стоит перед Бьякуей, робея, онемев, не находя правильных, красивых слов, не зная как построить свою фразу. Зажмурившись, тихо, почти не слышно начинает:
-Я… Знаю…
Ничего ты не знаешь!
Пурпурная бабочка лихорадочно бьется о ребра, слабея. Она погибнет, если не дать ей свободу. Давай же! Он вот-вот развернется и уйдет в комнату, отгораживаясь седзи от заплаканного, тонущего в пурпурной дымке заката, сада, окутанного сгущающимися сумерками.
-Я – Ваш лейтенант. Если Вы видите во мне только это… Мне достаточно быть Вашим инструментом, верным и надежным.
Бьякуя вскидывает взгляд, удивленно смотрит на Ренджи, тонкие пальцы нервно теребят кромку узорчатого оби.
-Это то, что я хотел бы Вам сказать. То, чем я хотел бы быть. Но… я…
Почему так трудно вырываются эти слова?
Мужчина инстинктивно кладет ладонь на горло, туда, где застыл жесткий, горячий ком, не выпускающий важное, жизненно необходимое…
Хрипло, сквозь силу, сдавленно… еще одна попытка:
-Я…не могу! Все равно буду хотеть большего!
Слова вдруг прорываются сквозь удерживающую их преграду, вырываются криком.
Разбить это стекло, из-за которого он рассматривает меня, упасть на его раскрытую ладонь, расправить пурпурные крылья… Я – живой, капитан!
-Это невозможно, - разворачивается, зябко поведя плечами, и уже на ходу продолжает, - Я говорил, кажется, что тебе не дотянуться…
Не надо! Достаточно! Слышать этого не хочу!
Как и в прошлый раз, Ренджи ловит Бьякую, крепко обхватив запястье, притягивает к себе. Продолжая удерживать, другую руку кладет на затылок и прижимает голову к своему плечу.
Сердцу больно от пронзившей его нежности, когда ладонь зарывается в мягкие длинные пряди, словно текущие под пальцами; когда, сквозь косоде, кожу обжигает судорожный вздох.
-Я поймаю её, капитан. Обещаю. Если это так важно для Вас, я достану эту чертову луну… - зажмурившись, шепчет Ренджи в голую, тонкую шею. Задыхаясь от непривычного, совершенно чуждого ему восторга и накатившего лихорадочного, мучительного возбуждения.
Слова вперемешку с легкими касаниями пересохшими, сомкнутыми губами. Голова кружится от медовых запахов цветов и кожи Бьякуи, таких ярких и сильных в свежем воздухе дождливых сумерек.
Земля уходит из-под ног от отсутствия сопротивления. От покорности, с которой капитан откидывает голову и закрывает глаза, Пьянея, Ренджи прижимает к себе уже совсем не бережно тонкое тело, вздрагивая от его хрупкости и тепла. Стонет сквозь сжатые зубы.
Кровь пульсирует, горит, воспламеняя и взметнувшуюся алыми языками костра реяцу. Как контролировать это? Усмирить огонь, грозящий спалить и пурпурные крылья испуганно бьющейся бабочки, и самого Ренджи. Он испуганно тянется вперед, к кажущейся такой прохладной коже капитана, накрывает тонкие, удивленно раскрывшиеся губы, делясь своим огнем, выплескивая его.
Глаза Бьякуи пораженно раскрываются, скулы покрываются едва заметным лихорадочным румянцем. И когда лейтенант, наконец, чуть отстраняется, чтобы вздохнуть пропитанного дождем воздуха, дрожащие пальцы инстинктивно накрывают порозовевшие губы.
Этот жест – такой живой и бессильный сводит с ума. Ренджи хрипло рычит, обхватывает ладонями лицо мужчины, притягивает и снова прикусывает, целует холодные губы, расцветающие под его прикосновениями алыми цветами. Если так он может вызвать робкую, слабую реакцию, значит, он зацелует Бьякую до умопомрачения. Пока тот не забудет обо всем. До боли. До крови. Как никто никогда не целовал его. Нахально обхватив это мучительно-манящее, прогнувшееся под напором Ренджи тело, трогая всюду, сминая шелк юката. Взахлеб.
Чтоб и не вспомнил о своем вечном страже и защитнике Сенбонзакуре, и мог бы только постанывать и отвечать, вжиматься бедрами в сильное тело.
Это Вам внове, капитан?!
Ренджи не может отстраниться, даже когда ладонь ложится ему на грудь, мягко, неуверенно, то ли отталкивая, то ли направляя внутрь комнаты. Ему хочется верить, что второе. Поэтому он, не отпуская то, что было раз завоевано, не давая Бьякуе прийти в себя, почти втаскивает его внутрь, на ходу дрожащими пальцами нетерпеливо дергая края оби.
Реяцу плещется, заполняя вмиг пространство комнаты, ложась пурпурными, беснующимися отсветами на рисовую бумагу фусума, обволакивает, стискивая прохладный, змеящийся почти у самого пола, строго контролируемый, но уже вот-вот готовый разлиться рекой ручек реяцу Кучики.
Более уверенный, с силой толчок в грудь. И Ренджи застывает, прикусив горящие губы.
Бесполезно?
Шаг назад. Грациозная белая фигура на фоне темного, безмолвного сада. Душа корчится, истекает кровью. И на этот раз – не сумел…
Но вдруг руки поднимаются, уверенно распутывают расшитый оби, роняют его на татами, и тут же впиваются в края юката, стискивая их на груди.
Ренджи сводит с ума, лишает способности трезво мыслить этот жест, полный одновременно и властной, аристократичной грации, и робкой человечной надежды. Гордая черноволосая голова поднята, светлые, как полуденное небо глаза глядят с вызовом и все же – совсем чуть-чуть – умоляя.
И поэтому, как бы ни хотелось мужчине быть нетерпеливым и жадным, он сумеет усмирить себя, успокоить бешено бьющееся сердце. Два шага до того, что он желал так долго. Два шага. Которые он, вдруг, никак не может заставить себя преодолеть.

 Отправлено: 16.03.08 00:22. Заголовок: Давай же… Давай… ..

Давай же… Давай…
Разбей это проклятое стекло, которое всегда было между вами. Будь для него единственно-живым… Просто…Будь. Для. Него.
Шаг. Намеренно короткий, пугающе резкий. Взгляд капитана впивается, предостерегая – дальше пути нет. Обожжешься. Сгоришь.
Нужно пройти до конца на этот раз. Никаких остановок на полпути больше.
Я - то, что есть. Все, что могу дать…
Шаг. Вплотную. Поднять руки, разжать нежно, палец за пальцем сведенные, вцепившиеся в ткань намертво кулаки Бьякуи. Поцеловать раскрытые ладони… Запястья, обвитые голубовато-нефритовыми дорожками вен… Он сопротивляется не руками. Взглядом убивает, обещает самые страшные наказания, если ослушаешься, не внемлешь предостережению.
Но это не страшно. К этому я привык, капитан…
Хмурится, зло сощурив глаза, в ответ на улыбку.
О, какое же ребячество, капитан…
После того, как мою кожу рассекла Ваша Сенбонзакура… После того, как я ловил одеревеневшими пальцами край ваших одежд… И умирал под звук Ваших удаляющихся шагов…
Шелк скользит под пальцами, словно тоже сопротивляясь прикосновениям Ренджи. Но мужчина уверенно, рывком разводит полы юката, сдвигает с плеч. И одежда водой льется по покорно-застывшему телу, жемчужно-белой пеной ложится у ног.
Дыхание перехватывает. Вожделенный. Восхитительно-близкий. Пусть отстраненный, пусть механически-кукольный. Это можно исправить. Заставить чувствовать. Научить.
Сколько бы времени на это не ушло… Оно не будет дольше ожидания первого прикосновения, которое привело его сюда, в эту комнату…
Ладони Ренджи скользят по коже, исследуя, жадно, бесстыдно, спускаясь все ниже. Он движется вслед за своими пальцами – скользит на татами, кладет руки на узкие бедра, притягивает безвольное тело к себе ближе. Судорожно вздыхает, когда в ответ на прикосновения его губ, Бьякуя вздрагивает и коротко, сдавленно стонет. Опускает влажные горячие ладони на плечи Ренджи – почти невесомо сначала, вдруг впиваясь, когда чужие губы смыкаются, начинают двигаться.
Будьте таким лишь для меня, капитан… Сбитым с толку, дрожащим, тихо стонущим сквозь закушенные губы…
Не отдам. Теперь, когда я знаю Вас таким. Горло перегрызу за Вас… Я по-другому не умею. Остался все тем же – диким, шипящим, неприрученным зверьком – раз и навсегда выбирающим себе хозяина.
Всхлипнув, Бьякуя оседает вниз, в кольцо подставленных рук. Скулы жарко алеют, и он прячет лицо на плече своего лейтенанта, позволяя беззастенчиво трогать себя, гладить и целовать.
Молча подчиняется, когда Ренджи кладет его на татами. Смотрит в потолок, не реагируя на бережные поцелуи, складывающиеся во влажную дорожку на внутренней стороне бедер. Вздрагивает всем телом от холода жестких, нетерпеливых пальцев. Выгибается, пытаясь инстинктивно отстраниться. Шипит, когда его властно стиснув, возвращают на место, удерживают. Испуганно жмурится, ожидая проникновения, морщится от тяжести тела Ренджи, придавившего его, слишком большого и столь непривычно - и неприлично- близкого. Закусывает губы, когда становится больно.
Нестерпимо больно. От чужого, хриплого, сбившегося дыхания, от выступившего липкого пота, на смуглой, расчерченной черными линиями татуировок коже, от костром посреди ночной мглы пылающей пурпурной реяцу, взметнувшейся за спиной Ренджи, подобно огромным, узорчатым крыльям и от головокружения, которое никак не удается перебороть.
Тело Бьякую не слушается. Своевольничает. Поддается навязанному ему ритму, дрожит, выгибаясь в сладкой судороге, беззастенчиво льнет к сильному, неконтролируемому сейчас синигами . Ладони скользят по стальным, рельефно очерченным мышцам спины, пальцы царапают предплечья, впиваются в рассыпавшиеся по плечам кроваво-алые пряди, резко дергают в ответ на болезненный, отдающийся во всем теле электрическим разрядом, толчок.
Только беззвучный вздох в густой тишине, когда Ренджи вдруг замирает, стиснув бедра, которые он все это время удерживал разведенными, и через несколько плавных, мягких движений, отодвигается, упершись руками по обе стороны от тела своего капитана, закрывает глаза, прижимается горячим, мокрым лбом к косточке на бедре Бьякуи.
И так же, в полном безмолвии, по тонкому, вытянувшемуся на татами телу проходит волна горячей дрожи, выплескиваясь на пальцы Ренджи, на вздрагивающий, сведенный живот.
Сбившееся дыхание постепенно выравнивается.
Что дальше?
Ренджи чувствует порыв Бьякуи подняться, уйти.
Не отпущу! Еще немного…
Садится, скрестив ноги, прижимает к своей груди, обхватив обеими руками, гибкое, теплое тело.
Как же хорошо. Какой громкой может быть тишина.
Так сидеть можно сколь угодно долго, а потом опрокинуть любовника на татами и снова, неторопливо, вдумчиво ласкать его, открывать как шкатулку с секретом… Но капитан поводит плечом, выпутываясь из переплетения рук и ног. И по выражению его лица, ледяному и отстраненному, понятно, что сейчас не стоит пытаться удержать. Слишком много для него. Он так остро, болезненно, наверное, ощущает обнаженной кожей чужие прикосновения. Те, с кем его капитан был прежде… Какими они были? Как он отвечал на их ласки?
А нужно ли это знать? Ренджи сможет стать единственным, на чьи прикосновения он будет отзываться, в отчет на чьи поцелуи он станет стонать и просить…
Накинув юката, Бьякуя подходит к сёдзи, напряженно-внимательно вглядываясь вглубь темного, безмолвного сада.
Лейтенанту хочется мечтать. Пока руки автоматически, привычно справляются с завязками на хакама и расправляют складки косоде, можно думать о том, как сладко стиснуть это тонкое тело, закрыть собой, сомкнуть огненные крылья своей души над ними, отрезая от всего мира…
Беззвучно-мягко ступая, полный животной, вкрадчивой грации, Ренджи подходит сзади к Бьякуе и упирается острым подбородком в его плечо.
Все изменилось, да? Для нас все по-другому теперь?
Капитан поворачивает голову и, кивнув в сторону огромной круглой луны, выплывающей из-за разорванных облаков, произносит:
-Она все еще там.
Ногти впиваются в плоть ладоней. Ветер студит тело, покрывшееся вмиг гусиной кожей. И вновь ощущается и мерзкий, затянувшийся дождь, и хрупкость этого дома, в который он, Ренджи ворвался, не спросив, ждут ли его…
Ну и пусть! Его нигде не ждут. Он привык к этому. И выбьет место в этом призрачном саду. Пусть и сражаться ему придется против всего мира.
-Я достану ее… - хрипло, тихо, уверено, как мантру.
Не надо ничего больше говорить, капитан.
Охватывает пальцами подбородок, поворачивает к себе лицо, целует самый краешек припухших губ, скользит языком, раскрывая, слизывая медовый вкус, задыхаясь от неуверенного ответа. Целовать. Почти не соприкасаясь успевшими вновь стать далекими друг другу телами. Не отрываясь. Чувствуя, что снова не хватает… воздуха. Глотнуть его, захлебываясь, отстранившись лишь на мгновение и снова… Нет! Раскрытая ладонь ложится на грудь, отталкивает.
-Кровь дракона…
-Что? – нахмурившись, переспрашивает Бьякуя, стискивая на груди края вновь разошедшейся юката.
-Совершенное противоядие. Если точно рассчитать пропорцию. Но если ошибиться, или пожадничать, то это лекарство становится идеальным ядом. У Ваших губ вкус крови дракона…
-И что же ты…
-Никогда не умел остановиться на золотой середине. Мне нужно всё.
-Мне нечего дать тебе.
-Это не…
-Тщетные усилия, Ренджи. Тебе кажется, мир переменился? Да вот только, нет. Все, как и прежде. И у каждого из нас свое место в этом неизменном мире – раз и навсегда предопределенное. Даже если бы я… - споткнувшись на этих словах, плотнее стискивает на горле юката, отворачивается.
-Кучики-тайчо…
-Для тебя задание. Отправляйся вместо Рукии присмотреть за этим мальчишкой.
Так проще, да, капитан, когда Вы не смотрите на меня?
Снова этот проклятый комок, который не позволяет ни слова произнести.
-Это все. Спокойной ночи.
Три беззвучных шага. Растекшаяся по полу, искрящаяся синяя реяцу, собирается в ручеек, льнет к босым ногам Бьякуи.
Еще раз попытаться. Удерживать. Снова и снова…
Хоть на этот раз сделай все правильно…
Капитан вздрагивает и пытается вырвать руку, но Ренджи лишь раскрывает его ладонь, бережно целует переплетение неглубоких линий в центре и произносит:
-Я хотел бы, чтобы Вы тоже ее видели.
Косой, недоумевающий взгляд.
-Бабочку, вспорхнувшую на Вашу ладонь. У нее слишком большие для замкнутых, тесных пространств крылья… Она может быть свободной только в Вашем прекрасном саду. Поэтому прошу Вас, капитан, сберегите ее до моего возвращения.
Сжать вздрогнувшие, тонкие пальцы в кулак, отдавая самое важное, доверяя.
Верю…
Больно в груди – не вздохнуть. Но я обещал, капитан, быть с Вами рядом.
Я – Ваш лейтенант…

Конец.

 Отправлено: 16.03.08 13:12. Заголовок: как обычно восхищает..

как обычно восхищает словно скрытая от глаз зрителя частичка повествования... потрясает глубиной чувств... честно аригато

 Отправлено: 16.03.08 17:18. Заголовок: Еще один классный фи..

Еще один классный фик на еще один здоровский пейринг Я в восхищении от прочитанного)) Это просто замечательно!!!

 Отправлено: 16.03.08 18:07. Заголовок: ga1axy спасибо! ну т..

ga1axy спасибо! ну ты ж знаешь, как я Бьякую лублуууу))
ga1axy пишет:

цитата:

словно скрытая от глаз зрителя частичка

душа всегда прячется. как и истинные мотивы, желания и страхи. То, что нам видимо - конечный результат, так сказать, конфетка. А мне вот интересно ее развернуть, потому что без фантика - голая, обнаженная душа - намного "вкуснее". как то так, если коротко)) Поэтому этот фик вновь попытка ответить на вопрос "Почему именно так"?

Marise оу, какие прелестные цветочки! Спасибочки. а слова... я очень ценю, что вы находите время ответить. потому что ваши комментарии - необходимы, чтобы понять, на правильном ли я пути и, вобще, стоит ли мне продолжать)) И просто очень-очень приятны. Очень ценю эту обратную связь.

хм... хотя насчет стоит ли продолжать... боюсь уже все равно не остановиться...

 Отправлено: 16.03.08 20:46. Заголовок: Dara,воть вам еще мн..

Dara,воть вам еще много-много цветочкофф
Удачи)

 Отправлено: 17.03.08 18:34. Заголовок: Marise какая прелест..

Marise какая прелесть)) спасибо!

 Отправлено: 18.03.08 11:02. Заголовок: Очень интересный фик..

Очень интересный фик, мне понравилось!

Хотя, я не люблю Бьякую...

 Отправлено: 18.03.08 15:17. Заголовок: Фик интересный, но в..

Фик интересный, но вот это постоянное "Вы" с прописной сбивает. Так пишут только в личной переписке, или цитируя ее.

 Отправлено: 18.03.08 19:04. Заголовок: Mellu это хорошо. по..

Mellu да? думаю, что это из-за того, что хотелось подчеркнуто-вежливое, я бы даже сказала крайне вежливое - отношение показать - не только эмоционально, но и нюансами. а выделять "вы" шрифтом постоянно было бы излишним.
И еще, думаю, причина в том, что когда я мысленно обращаюсь к кому-то, кого бесконечно уважаю и кем восхищаюсь, то в моих мыслях Вы к нему всегда с большой буквы)) так и легло.
Очень жаль, что это сбивает. Хотя, с другой стороны, может быть для восприятия текста - его мелодии не лишним будет, что каждый раз на "Вы" - Вы будете спотыкаться. Думаю, что Ренджи мысленно обращаясь к Бьякуи, точно делал в эти моменты паузу.

Lili Спасибо большое!
Lili пишет:

цитата:

Хотя, я не люблю Бьякую...

а я вот очень.
А Ренджи?

 Отправлено: 19.03.08 13:00. Заголовок: отличный фик! Ренджи..

отличный фик! Ренджи ахренительно хорош

 Отправлено: 19.03.08 13:52. Заголовок: Dara: очень люблю Ре..

Dara: очень люблю Ренджи!

 Отправлено: 19.03.08 21:19. Заголовок: danechka Спасибо! Ре..

danechka Спасибо! Ренджи - да, получился, как я и хотела))

Lili Ренджи я тоже люблю)) Но все же, Бьякую больше...

 Отправлено: 22.03.08 20:34. Заголовок: Dara Потрясающе! В..

Dara

Потрясающе! Впрочем, от вас - это не удивительно. Вы великолепно пишете. Так ярко и эмоционально! И каждая близость ваших героев - словно изящное произведение искусства.

 Отправлено: 23.03.08 01:21. Заголовок: Verlis спасибо больш..

Verlis спасибо большое за Ваши слова. Мне просто очень хочется поделиться тем, как я вижу этот мир и героев.

Я очень рада, что мне удается "нарисовать" эмоции. Спасибо большое, что читаете, делите со мной яркие, красивые истории придуманного мира)))

Verlis пишет:

цитата:

И каждая близость ваших героев - словно изящное произведение искусства.

близость людей - это всегда хрупкий, волшебный шар, который легко разбить. Не важно в жизни или в литературе. Момент близости - каждый раз разный,неповторимый . Наверное, поэтому он очень важен для раскрытия замысла рассказа и самих героев

Если нравится, я, непременно, буду продолжать