Отправлено: 25.03.08 23:06. Заголовок: WK. Часть шестая (заключительная). Изоляция. Кен/Айя. Angst/Romans, POV Айя. R

Название: Изоляция
Фендом: Weiss Kreuz
Автор: Dara:Child of The Mist
Вычитка: aki-no neko, Violet
Пейринг: Кен/Айя
Рейтинг: R
Жанр: Angst/Romans, POV Айя
Категория: Яой
Предупреждение: нет
Отказ от прав: С написания и выкладки данного произведения ничего не имеем.
Содержание: Изоляция - уход от общества, от др. людей, погружение вглубь себя; иногда приводит к трагическому финалу.

Ссылки на предыдущие части:
1.Сублимация 2.Рационализация 3.Отказ 4.Идентификация 5.Проекция

 Отправлено: 25.03.08 23:07. Заголовок: Странная неделя. Как..

Странная неделя. Как во сне… размытое время – то стремительное, то застывшее, неподвижное. Ничего не происходит. Если представить это время, то оно будет как озеро, сияющее на солнце – гладкое, теплое, ласковое и неподвижное… Навевающее сон…
Почему я чувствую себя больным? Утомленным и истощенным - о котором заботятся ласково, осторожно, словно боясь сломать. Это приятно. Чувствовать себя важным для кого-то. Позволить себе слабость быть хрупким.
Как и каждый вечер до этого, забравшись в кресло с ногами, спрятав ладони в рукава свитера, смотрю в книгу. Вошедший в привычку ритуал – умиротворяющий, создающий иллюзию нормальной жизни. Кроме тех двух ночей, когда мы уходили на миссии. Но их можно представить просто плохим сном. Словно я заснул в какой-то момент в кресле, или зачитался захватывающей книгой, в которой драки, погони и кровь – ненастоящая, выдуманная кровь… А потом проснулся от того, что теплые, нежные пальцы гладят лицо, мягко сдвигают упавшую на лоб челку.
Но в это сложно поверить. Потому что во сне руки были бы другими – требовательными, не считающимися с моим желанием, обжигающими…
Всю неделю книга на коленях открыта на странице 37… «Поэзия и проза Древнего Востока»
Пальцы покоятся на строчке: «Время рвать и время сшивать, Время молчать и время говорить, Время любить и время ненавидеть, Время войне и время миру»(1).
Так просто… Непререкаемая истина… Но как узнать, когда и для чего время?
-Айя, хочешь, я сделаю чай?
Ладони ложатся на плечи, скользят вниз.
Йоджи… Озеро мерцает, как самой чистой воды бриллиант, разливается внутри, омывая сердце, циркулируя вместе с сонной кровью.
Качаю головой. Отнимаю пальцы от страницы, накрываю ими покоящуюся возле сердца руку, мягко, стараясь быть нежным, так, как я запомнил это должно быть, глажу запястье. И сразу же чувствую ответную реакцию. Йоджи наклоняется, кладет подбородок мне на плечо – ладони соскальзывают ниже, руки обнимают, губы легко, невесомо касаются шеи. Я бы улыбнулся тебе, Йоджи… Если бы умел…
Кто бы мог подумать, что ты такой, а? Что так нуждаешься в том, чтобы заботиться о ком-то? Идеальная пара мы с тобой, правда?
Сейчас, как и каждый день до этого, ты сходишь на кухню за пивом, а потом вернешься и сядешь перед телевизором…
Отстраняешься.
-Сейчас вернусь.
Я знаю.
Пальцы ложатся на строчку… «Время рвать и время сшивать…»
-Он возвращается! - голос Оми дрожит от радости, срывается, переполненный смехом, - Слышишь, Йоджи? Только что позвонил. Сказал, что уже едет из аэропорта!
Закрываю книгу. Откладываю в сторону. Поднимаюсь и выхожу из гостиной.

Сколько времени я стою у окна, прислонившись лбом к холодному стеклу? Оттуда, из зеркальной темноты, на меня смотрят пустые, сонные глаза. Сейчас я достаточно мертв, Кен?
Достаточно – для чего?
Всего-то и нужно - заставить себя отлепиться от окна, спуститься вниз и сказать… Что в таких случаях говорят? «С возвращением…»
Когда человек возвращается, даже если его совсем не ждут… Это всего лишь условность. Ничего не значащие слова… «С возвращением». А потом можно вернуться в гостиную, взять книгу и ждать, когда можно будет уйти спать.
Я не прислушиваюсь. Нет.
Поздоровается со всеми, а потом поднимется к себе… Меня не будет и он наверняка подумает… А если решит подняться сюда, заглянуть, чтобы поздороваться? Нет уж, лучше внизу, при всех. «С возвращением…» Всего-то… Что сложного? Условность. Даже если я ни минуты не ждал твоего возвращения… Наверняка ведь жив и здоров. И ничуть не изменился. Такие, как ты, Кен, не меняются… Наверняка…
Рука в нерешительности лежит на дверной ручке. За ней – ни звука… Что же, он должен был сразу броситься к тебе в комнату? Сердце обрывается, как только этот ехидный вопрос звучит в голове. Ты для этого сюда сбежал?! «О, привет всем! А где же Айя? – Ой, где-то тут был… И куда только делся? Наверное, у себя. – Да? Тогда и я пойду…» Распахивает дверь… И… И?
Чего хочешь-то, а? Чтобы он притиснул тебя к стене или опрокинул на стол, кровать – когда это его волновало? – и оттра… Спотыкаюсь на этом слове, сглатываю наполнившую рот слюну. Нет, не хочу. Мне хорошо на берегу моего неподвижного озера.
Замечаю, что пальцы побелели, стискивая дверную ручку.
«С возвращением…» Что в этом такого? Обезличенные слова двух людей, волею судеб запертых в одной клетке.
Шаг за шагом... Еще чуть ближе… Кивнуть. Сказать заготовленное. Развернуться и уйти.
Смех Оми – такой громкий, заливистый. Словно брата встречает из долгой поездки. Ты и правда скучал по нему, Оми?
-Тогда завтра все расскажешь? Нас наверняка вместе работать поставят!
Пауза. И потом голос – ничуть не изменившийся, и интонации, на которые тело инстинктивно отзывается, узнавая: насмешка и мягкая, вкрадчивая, как будто бы непреднамеренная ласка. Как мимолетное прикосновение… От которого мурашки по коже…
-Я разжалован? С командиром работать в смену уже недостоин?
Зажмурившись, прижимаюсь лбом к стене, так и не решаясь сделать последний шаг и войти в гостиную.
-О, вряд ли Йоджи согласится поменяться, - и на полтона ниже, весело, словно делясь секретом, - Что-то у них там… интересное происходит. Наш любимец женщин как-то в последнее время проявляет трепетно-нежный интерес… Ты бы видел!
Не дышу. Сердцу больно – совершенно определенно физически больно – словно остро наточенную спицу по миллиметру вгоняют в плоть…
Что ты на это скажешь? Как тебе такая новость, Кен?
Пауза. И потом бесстрастный ответ:
-Ну, такой чистой и нежной любви преступление препятствовать, да, мелкий?
И в этом голосе нет ни намека на… Что я хотел в нем найти?
Спицу рывком выдернули из плоти. Сердце лихорадочно сокращается. Выдыхаю. Отталкиваюсь от опоры-стены.
-Привет!
Вздрагиваю от негромкого, низкого голоса, неожиданно прозвучавшего совсем рядом. Поворачиваюсь… Не готов к такому близкому, что накрывает с головой, контакту. Поэтому инстинктивно отшатываюсь, вжимаюсь в стену, чувствуя лопатками ее холод.
Смотрит, склонив голову к плечу – темные глаза непроницаемо спокойны. Не изменился. Волосы разве что отрасли еще больше… и все также взъерошены и челка падает на лицо… Но теперь как то по-другому… словно намеренно. Черная короткая куртка расстегнута… Купил взамен той, что висит в моем шкафу?
Было что-то, что я должен был сказать… С чем шел сюда.
Но только киваю, и, оттолкнувшись от стены, обойдя Кена как можно дальше, возвращаюсь в комнату.
Стук захлопнувшейся двери – оглушительно громкий, сухой, как выстрел.
Йоджи, я прошу тебя, даже не пытайся…
Поворачиваю ключ в замке. От кого? Не будь наивным, никто не придет…

Йоджи даже не пытается подойти, молчит весь следующий день, но его взгляд – искоса, цепкий, не отпускающий, немногим лучше. Почему от него я чувствую, что захлебываюсь чувством вины? Откуда оно? Что я сделал такого, в чем могу упрекнуть себя?
Кена я не видел, и поэтому кажется таким простым сделать вид, что он и не возвращался. Но от этого вина начинает отдаваться тяжелым током крови в висках. Я не хотел его возвращения? Такой выход был бы самым простым? Словно его никогда не было. Словно никогда его пальцы – требовательные, настойчивые, не касались меня так, как никому больше не было позволительно.
Но ведь было… и насмешливый, вызывающий дрожь по коже смех и странная, когда, казалось, никто не мог ее заметить, задумчивая улыбка – мягкая и немного печальная. Какой ты на самом деле?
И сразу же мысль, от которой тело вздрагивает, холодея. А ты пытался понять это?
Пальцы замирают на строчке: «Время молчать и время говорить…»
Все, как и в любой другой вечер. Кресло, в которое я забрался с ногами… Раскрытая книга, косой свет лампы, падающий полосами на страницу… Сейчас войдет Йоджи…
Шаги… Пальцы застывают, словно вмиг окоченев. Мягкие, беззвучные, ощущаемые скорее на уровне подсознания, как сквозняк, от которого тело покрывают мурашки, шаги. Так знакомо.
Что дальше?
Жду удара. Всегда – от тебя – жду удара. И каждый раз – не могу сопротивляться. Так же как и сейчас, просто склоняю голову, подставляя голую шею. Я чувствую движение твоей руки. Вот она поднимается, замирает на мгновение и…
Пальцы мягко касаются головы, перебирают волосы… Это хуже удара! Мгновенно выбивает воздух из легких. Зачем? Зачем так, Кен?
-Мы и правда неделю не виделись? – негромкий голос, без тени насмешки. – Ты из-за них что-нибудь вообще видишь? – снова пропускает сквозь пальцы длинные пряди челки, и, не дожидаясь ответа, - Мне нравится. Вообще не стригись. – Шаг назад. – Хотя, что это я… - и холодом мгновенно приставленного к шее лезвия. – Так собственнически… как будто вправе…
Давай же, заверши свой удар.
Обмануться твоими небывало ласковыми прикосновениями, подумать, что ты мог быть другим…
Но он снова оставляет последний удар на потом, умело оплетая меня нитями своей игры. Молча обходит кресло и останавливается передо мной так близко, что наши колени соприкасаются. Не отдавая себе отчета, задержав дыхание, я неотрывно слежу за его плавными, неторопливыми движениями. Внутри, в районе солнечного сплетения зарождается, растет что-то острое, жесткое, не пропускающее воздух в легкие, иссушающее рот. Болезненное, неспокойное, горячее, пульсирующее… Что, казалось, уснуло…
Он протягивает мне раскрытую ладонь. И я замечаю нечто новое – широкое, серебряное кольцо на большом пальце. Беспокойство подобно прикосновению ледяного острия гвоздя к запястью…
-Это тебе.
Удивленно смотрю на свернувшийся змейкой в ладони черный шнурок и что-то серебристо блеснувшее в тусклом свете лампы.
Не понимаю…
Кен, усмехнувшись, другой рукой поднимает над ладонью шнурок с висящим на нем крестом с закругленным петлей верхом. Сердце обрывается. Анкх… (2)
-Ключ жизни, мне сказали. А у тебя с ней явные проблемы, - насмешливо смотрит, склонив голову набок. – Но ты наверняка обо всем знаешь лучше меня.
Да. Ключ к возрождению.
Тело вновь предает, его бьет лихорадочная дрожь. Как хорошо, что темно и не видно, как горит мое лицо. Но если я протяну руку, эта реакция глупого, слабого тела станет такой очевидной.
Я так и не произношу ни слова. Не могу. Молча склоняю голову, позволяя завязать на моей шее шнурок, искоса продолжая наблюдать за Кеном. Но он только качает головой и резко, до боли стискивает мое запястье, тянет, отнимая от книги – пальцы инстинктивно сжимаются, словно пытаясь поймать ускользающие строчки… «Время любить и время ненавидеть…»
Быстро оборачивает шнурок вокруг запястья, так, что анкх четко ложится в мою ладонь, накрывая линию жизни. Еще один шаг ко мне, совсем близко… Воздух между нами осязаемый, дрожащий от напряжения – словно стекло, которое вот-вот лопнет, разлетаясь в пыль…
Не отпускает… Держит своим взглядом – задумчивым, в котором ничего нельзя прочесть. А я так нуждаюсь в этом… Понять…
Тянет руку к лицу и вдруг наклоняется, согревая холодную кожу запястья теплым, судорожно вырвавшимся вздохом, от которого я дергаюсь, едва не вырвав руку. Но взгляд – предостерегает, а пальцы, нисколько не заботясь о боли, которую причиняют, удерживают ладонь. Ухватывает зубами кончик шнурка, удерживая второй пальцами, затягивает узел намертво. Сомкнутые губы прижимаются к бешено бьющейся под кожей жилке. Комната, дом, весь мир уплывают, словно мы вмиг застываем в янтаре отпечатком вечности. Губы чуть захватывают тонкую кожу, сжимают, и тут же отпускают – и я понимаю, что он готов сделать шаг назад, отойти… Захлебнувшись воздухом, словами – вдруг, сразу переполнившими меня, требующими быть произнесенными – я ничего не говорю. Только протягиваю руки, цепляюсь пальцами за низкий пояс джинсов, тяну… «Время молчать и время говорить…»
-Айя, сделать тебе чай?
Ласковый. Никогда не причиняющий боли. Полный заботы и обиды голос…
Кен скидывает мои ладони со своих бедер, кивает Йоджи: «Привет» и неторопливо выходит из комнаты.
Я с трудом разлепляю пересохшие губы, заставляю себя спокойно, ровным голосом произнести:
-Нет, спасибо. Я пойду спать.

 Отправлено: 25.03.08 23:08. Заголовок: Поднимаюсь. Иду к дв..

Поднимаюсь. Иду к дверям, ненавидя себя за то, что не могу поднять глаз на Йоджи, за то, что осмелился надеяться, что эту ненасытную, ядовитую черноту в моей душе можно просто стереть, что я имею право на место возле безмятежного, переливающегося на солнце озера.
Не держись за меня, Йоджи…
-Я зайду чуть позже.
Ловит меня в кольцо своих рук, бережно обнимает, мягко, успокаивающе улыбаясь.
Как?! Как я после этого могу сказать ему: «Нет»?!
Неопределенно повожу плечами и выскальзываю из даже не пытающихся удержать меня рук…
Отдаленным, глухим звуком хлопает входная дверь. Значит все по-прежнему… Значит снова полночи тебя не будет…

Пальцы теребят серебряный анкх, покоящийся в ладони. Так непривычно. Нечто чуждое, не позволяющее забыть о себе. Неуместная вещь. Определенно лишняя. Недопустимая для мечника.
И шнурок этот не развязать. Только разрезать…
Или научиться сосуществовать. Например, если перекинуть его с ладони на другую сторону, то вполне возможно…
Самое неподходящее место для того, чтобы прятаться… Темная комната, распахнутое настежь окно. Ветер танцует по полу, словно радуясь возвращению хозяина. Хлещет меня по босым ногам, как чужака, лишнего здесь. Но ведь так и есть.
Я не могу найти рационального объяснения, почему пришел сюда, в место, где мне неспокойнее всего, где сосредоточены все воспоминания. Сажусь на кровать… Как в первый раз. Провожу ладонью по смятым простыням – холодным, хранящим едва различимый запах, знакомый, пробуждающий уснувшую душу. Требующий немедленного ответа тела, растекающийся тонким слоем по коже, аромат…
Так трусливо прятаться. Бежать от человека, который никогда не сможет причинить тебе боль. За этой самой болью бежать. Неужели я просто не могу по-другому чувствовать себя живым? Так отчаянно нуждаюсь в этом?
Все не так. Нужно просто прийти в себя. Йоджи придет в комнату, увидит, что меня нет, и уйдет. Не подумает даже искать здесь… И я смогу спокойно пойти спать. А Кен не вернется теперь долго…
Уверен, что совсем не надеешься на обратное?
Закрываю лицо руками – холод серебра обжигает щеку.
Я. Могу. Это. Контролировать.
Просто то, что произошло в гостиной… Словно не было этой недели, не было слов: «когда ты вернешься, все будет по-другому», не было протянутой руки Йоджи, за которую я с такой готовностью ухватился, веря, что могу быть спасен…
Ничего и не было, кроме ветра, свистящего в ушах, пульсирующих светофоров, обветренных, искусанных губ, накрывающих мой, ноющий от бесконечных поцелуев, рот… И шепота, словно бы невзначай, между делом, усмехнувшись, даже не глядя в мою сторону: «Любишь…»
Откидываюсь назад, касаюсь пальцами сухих губ… Закрываю глаза… Можно ли было сделать так, чтобы…


Сколько прошло времени прежде, чем я открыл глаза. Моргнул, привыкая к темноте, пытаясь понять, где я. И увидел распахнутое окно и сидящего на подоконнике Кена, обхватившего руками согнутое колено и положившего на него подбородок.
Я рывком сажусь на кровати. Краснею от слов, прозвучавших в тишине:
-Ну, что ты опять-то тут забыл… Чего ты хочешь?
И сам не знаю. Впервые даже не пытаюсь найти ответ.
Быть здесь правильно…
-Не понимаю… Тебе идти некуда, что ли?
Соскальзывает с подоконника, поворачивается ко мне. Лунный свет из окна, как серебряная, беспокойная река, обтекает его фигуру, бесстыдно лижет обнаженную, золотистую кожу, струйками стекает по животу, к поясу низко сидящих джинсов. И когда Кен делает шаг ко мне, я замечаю на боку, справа, переплетение черных, втравленных в кожу линий, складывающихся в рисунок роскошной, выгнувшейся пантеры с гипнотизирующими золотыми глазами… В горле пересыхает.
Смотрю на приближающегося ко мне Кена, не в силах отвести взгляда. Никогда… Никто не мог одним только движением, жестом… сужать размеры мира до куба, в котором нет ни света, ни звуков, и воздух сладкий, залепляющий легкие. И нет ничего, кроме глядящих в упор на меня золотых, немигающих глаз…
Останавливается. Небрежно, резко, коленом раздвигает мне ноги, встает между разведенных бедер. Так, что я невольно отстраняюсь, просто повинуясь, как раньше, молчаливому приказу, от которого напрочь пропадает способность размышлять и анализировать. Так давно ничего подобного... Встряхивающего душу, рывком, бесцеремонно пробуждающего ее, требующего выхода… Я нуждаюсь в тебе. Так просто, если подумать… Впервые – за неделю могу дышать… обжигая легкие ледяным, злым ветром…
Чуть наклоняется, так, что я вижу капельки влаги, мерцающие на коже в ямочке между ключицами, смотрит, сощурив глаза, и хриплым, низким шепотом произносит:
-Что, там мало трахают? Или слишком нежничают?
Меня тошнит от едкой, разъедающей горечи, пропитавшей его слова. Голова кружится от бесстыдного неудержимого желания, от которого болят суставы и кровь бешено пульсирует в висках, от вины и жаркого, мучительного стыда…
«Время любить и время ненавидеть…»
И то, и другое вместе… переплелось так тесно, что не разорвать…
Не остановить. Не перебороть.
Нагревшееся от жара кожи серебро скользит по шнурку. Ключ к возрождению. У меня в руках…
- Или похвастаться пришел, показать, чему ты научился? – усмехнувшись, продолжает Кен и выпрямляется, отстраняясь. Удерживаю его, резко сведя колени. Ловлю вопросительный, недоумевающий взгляд. И выдыхаю едва слышно:
-У меня никого… кроме тебя… не было…
Секунда… Еще одна… Как капли, срывающиеся вниз, разбивающиеся об пол…
А потом лавиной… сразу… Тяжелое горячее тело давит, прижимая к кровати, так, что не вздохнуть. Кен негромко предостерегающе рычит, заводя мои руки за голову, стискивая коленями бедра, словно я мог бы попытаться сбежать…
Мой… Как сладко, томительно, что голова кружится… Не вышло избавиться, да?
Я вижу, как лихорадочно-жадно блестят в темноте темные, расширившиеся глаза. И это ощущение нашей связи – нерасторжимой, живущей вопреки, сводит с ума.
Наклоняется ко мне, губы так близко, что я чувствую кожей их движение, но не касаются, и от этого так больно, что тело само выгибается, пытается выскользнуть из-под удерживающей его тяжести.
Шепот возле уха, сорванный, привычно насмешливый, но все же... совсем чуть-чуть неуверенный, неровный:
-Будешь сопротивляться?
-Да… Каждый раз…
Замирает, внимательно глядя в мои глаза – от испуганного, потерянного выражения мелькнувшего в их глубине – больно и гордо – я… я… причина твоей растерянности. Значит, и ты не смог развязать этот узел… Пальцы разжимаются, соскальзывают с запястий…
«Время войне и время миру… »
Приподнимаюсь, стаскиваю с себя футболку, цепляю пальцами пуговицу на джинсах… Я хотел бы не торопиться… Хотел бы увидеть тот огонь, сметающей все на своем пути, как лесной пожар, нарастающий, неостановимый… Но этот голод, что сейчас в твоих глазах, то, что твои пальцы едва заметно дрожат, когда ты отстраняешься, не допускает даже мысли о том, чтобы медлить. Поэтому я почти рву эти проклятые пуговицы, чтобы только как можно быстрее вновь подтвердить свою принадлежность, понять, что ничего не изменилось, и ты - все еще мой…
Кен облизывается, глухо, предостерегающе рычит, как зверь перед смертельным прыжком. А потом скользит вверх по моему телу, черная, вытатуированная на коже кошка трется о мой сведенный судорогой живот. Кен прикусывает кожу, оставляя наливающиеся багрянцем следы, метит перед всем миром, и тут же зализывает укусы, жадно, поднимаясь все выше, пока не останавливается у бешено бьющейся жилке на шее. Замирает, трется об нее носом, поднимает голову, снова смотрит абсолютно черными, бешеными глазами и, наконец, прижимается губами к моему рту. Просто прикосновение… И стон, полный муки и облегчения одновременно… Дрожащие ресницы, щекочущие мою пылающую щеку… И вдруг – не отстраняясь, прямо в губы, вместе с дыханием, слова, складывающиеся в мозаику, смысл которой разрядом молнии проходит по всему моему телу, выгибает его, останавливает сердце и тут же заставляет его биться на пределе своих возможностей.
-У тебя и не будет никого, кроме меня…
Настойчиво раскрывает мой рот, скользит языком по нижней губе, прикусывает ее. Я пытаюсь поймать его, заключить в ловушку, растворить в себе – навсегда, чтобы никогда больше он даже не посмел подумать о побеге. Но на этот раз – это будет совершенная ловушка, не только тела, но и души…
Задыхаюсь от его лихорадочной торопливости, когда он стаскивает с меня джинсы, расстегивает свои, отстраняется, удерживая меня на месте раскрытой ладонью, когда я пытаюсь тянуться вслед за ним, и хрипло, тихо произносит:
-Повернись.
Дыхание перехватывает от бесстыдной откровенности одного-единственного слова.
То, что я ждал… От чего просыпался всю эту неделю – ночь за ночью, мокрый и дрожащий от возбуждения… Чего ждал, покорно склонив голову, от другого – нежного, чужого человека… Который никогда не станет таким близким, таким необходимым, что в его отсутствии остается только перестать дышать. Как не жаль…
И пусть эти чувства больные, неправильные… Без них я мертв… Ты один умеешь наклониться ко мне и, глядя темными, все обо мне знающими заранее, глазами, прошептать: «Встань и иди». И эти слова для меня сродни приказу…
Пальцы скользят по телу, больно впиваясь, царапая, словно изучая, вспоминая, проверяя, действительно ли ничего не изменилось. И я позволяю ему это, поворачиваюсь, ложусь.
Теперь я не один. И ради того, чтобы в полной мере почувствовать это не-одиночество, эту хрупкую, но такую нерасторжимую связь, я терплю боль, когда он резко входит в меня, когда начинает двигаться… с силой … глубоко…
И я только стискиваю зубами край подушки, сминаю ладонями простынь, всхлипываю. Вдруг ослепляющей, огненной, пульсирующей вспышкой проходит по телу судорога наслаждения, когда твоя ладонь, скользящая по моему животу, сжимается и ногти вонзаются в кожу, движутся в бок к бедру, оставляя мгновенно побагровевшие, горящие полосы и тут же – рука расслабляется, скользит еще ниже, охватывает мою плоть.
Глаза закрываются. Лоб покрывается испариной… Огненные точки пульсируют перед глазами в ритме рваных, торопливых толчков, разрастаются, приближаясь. Золотые глаза… испытывающие… проверяющие…
Вниз… Так глубоко вниз… На самое дно… Внутрь этой пульсирующей сферы… Ногти расцарапывают кожу… Так, что хочется сбросить стиснувшие бедра пальцы. Опираюсь на руку, чтобы перевернуться, вывернуться из удерживающих рук – в ладонь впивается острый край амулета на запястье, пронзая мгновенной болью. Вздрагиваю всем телом, подаюсь назад.
-Сейчас…сейчас… Не торопись… Тише… - хрипло шепчет Кен, притягивая к себе, оплетая мокрое непослушное тело руками, даже не думая ласкать или замедлить темп.
Золотая сфера, как солнце – чем ближе, тем горячее… Я пытаюсь удержаться на краю, сосредоточиться, и все же соскальзываю в плещущуюся, растекшуюся лаву, которая растекается даже внутри, когда ты замираешь, прекращаешь движение, но не отстраняешься… Острые фрагменты мира… Я не стану сопротивляться сейчас… Когда ты крепко прижимаешь меня к себе… Переворачиваешь… Целуешь плечо… Когда я, беззвучно выдохнув, выгнувшись всем телом, замираю, наконец перестаю дрожать, уткнувшись мокрым горячим лбом тебе в шею, чувствуя бешеный рваный ритм тока крови в артерии… Ты вернулся… И ты мой…
Мир без звуков… Мир без образов… Мир без надежды на будущее…
Все лучше, чем мир без тебя…
Мир, сосредоточившийся в твоей раскрытой ладони, покоящейся на моем дрожащем от рваного, никак не успокаивающегося дыхания, перепачканном животе. Осторожно поднимаю свою затекшую руку, переплетаю мои пальцы с твоими, вздрогнув от ответного касания, уверенного движения – не отпущу…
«Время рвать и время сшивать…»
«Время молчать и время говорить…»
«Время любить и время ненавидеть…»
«Время войне и время миру…»

Наше с тобой время… Одно на двоих…

 Отправлено: 25.03.08 23:11. Заголовок: Эпилог. Регрессия. ..

Эпилог. Регрессия.
Благодаря регрессии формируются эмоциональные, психологические барьеры, которые человек часто преодолевает с большим трудом

Айя…
Идет дождь… Капли с шумом разбиваются о подоконник…
В комнате пахнет мокрым асфальтом и опавшими листьями…
Как трудно…
Сморишь на меня, но мне никак не понять, о чем говорят твои глаза…
Ночь, вырванная из контекста жизни… Что сделать для того, чтобы мир так и оставался за пределами этой комнаты? Пусть там будут миссии, нежная забота Йоджи, работа, «белые охотники», «злодеи», принципы морали и категории правильности-неправильности…
А здесь… Туманная, лунная река, ключ жизни на шнурке, оплетающем мое запястье, и ты, довольный, развалившийся на кровати, едва-едва прикрытый простыней, сонно щурящийся…

Кен…
Впервые ты молчишь, милая, и просто обалдев от удовольствия, пресытившаяся, лежишь, доверчиво подставляясь розовым животом под ленивое движение моих пальцев. Тишина. Впервые – полная смысла, умиротворенная. Ты довольна, упрямица?
Позволь мне…
Прошу тебя…
Я всегда буду твоим.
Но все же… Позволь мне… Отвоевать это право… быть… с ним…
Он сидит на кровати, скрестив ноги, облокотившись о спинку и задумчиво, тоскливо смотрит в окно.
Что ты видишь там?
-Эй, Айя!
Вздрагивает, медленно поворачивает ко мне голову – кожа, как мрамор, подсвеченный льющимся из окна лунным светом. Моя тонкая, хрупкая, никогда не надоедающая, не имеющая ответа головоломка.

Айя…
Всего лишь еще один вопрос, который не имеет ответа.
Обычно я их задаю.
Но не в этот раз.
-Что дальше?
Я не знаю.
-Не сумеем остановиться.
-Да.
-Пожалеем.
-Да.
-Тогда… как?
Я не знаю, Кен… Правда, не знаю…

Кен…
Задохнувшись, застываю, услышав тихий, полный боли и невыразимой тоски, ответ…
-Так, чтобы в конце можно было сказать: «Жили они долго и счастливо, и умерли в один день…»

Примечания:
1.Экклесиаст 3,7-8.
2.Анкх называли ключом к энергии, ключом к новому рождению, ключом к возрождению. Этот ключ обязательная принадлежность богов и фараонов. Бог, хранитель тела, вкладывал анкх в рот фараона. Анкх усиливает силы человека до сверхчеловеческих, до божественных.


Конец.

 Отправлено: 26.03.08 02:11. Заголовок: Красиво... Раньше н..

Красиво...
Раньше не писала вам отзывов, но мне очень понравился весь цикл.

 Отправлено: 26.03.08 12:40. Заголовок: Сосна спасибо большо..

Сосна спасибо большое! )) рада, что понравилось. тем более, что это был мой первый опыт написания именно фанфика
хорошо, что все удалось!