|
|
| |
Пост N: 25
Зарегистрирован: 15.11.05
Откуда: Россия, Москва
Рейтинг:
0
|
|
Отправлено: 11.12.07 23:43. Заголовок: Глава 5. Я не могу ..
Глава 5.
Я не могу уйти отсюда в неведении. Не могу. Если я уйду, то не смогу вернуться, но если останусь... нет ни единого способа узнать, что может случиться. Убить время стало жизненной необходимостью, чтобы сохранить рассудок. Не так уж это отличается от тюрьмы, на самом деле, но будь у меня выбор, я бы выбрал это.
Тереза сделала на завтрак тоненькие блинчики. Может быть, я и ограничен в выборе, но хоть кормят меня по-королевски. Я думаю, она действительно улыбнулась, наблюдая, как я ем. Или, может быть, у неё нервный тик, от которого подёргивается губа. Я не разглядел... я уткнулся в тарелку с блинчиками и без зазрения совести набивал желудок.
Я не могу заполучить для себя специалиста по маникюру или педикюру, пока он не приедет сюда, но в его ванной комнате полно средств для личной гигиены. Мария объяснила на смеси испанского и английского, что в эти апартаменты разрешён вход только тем, кого предварительно одобрит Гарри. Это было нелегко, но среди остатков из своей старой косметички и содержимого его аптечного шкафчика я на скорую руку собрал всё, что могло помочь мне стать более презентабельным на вид. Пилочки для ногтей, бритву, ножницы и тому подобное. Не получится остаться симпатичным за решёткой, если не умеешь импровизировать. Я благодарю случайный генетический отбор, который определил, что ниже шеи мне суждено быть практически безволосым. Немного времени с кремом для бритья и бритвой – и чувствую себя чуть ближе к холёной стервозной богине, какой был раньше... и просто для справки... в этот раз... я брил не лицо.
Подпиливание, добросовестная полировка и покраска ногтей на руках и на ногах занимает меня на некоторое время, и это странно успокаивает. Я чувствую себя нелепо, задрапированный в шёлковую пижаму, которая мне явно не по размеру, но это приятно – просто сидеть на шикарном мягком ковре и делать что-то столь откровенно сибаритское, когда никто не стоит над душой. Я не осмеливаюсь отстричь слишком много от шевелюры, поскольку, несмотря на жалкие стереотипы о геях, чтоб быть стилистом, нужно образование, которого я не получал, и я не рискну наделать ошибок и в результате выглядеть ещё более жалким, чем уже есть. По крайней мере, я смог, в основном, подровнять секущиеся концы и неопрятные участки. Это, да ещё я аккуратно подщипал брови – и стал уже больше похож на того, каким себя помню.
Тишина просто зловещая. Я не знаю, сколько это займёт времени – заново привыкнуть к уединению или обществу всего нескольких человек. У меня есть личное пространство! Тюрьма крадёт у вас именно личное пространство, в любом смысле слова. Вы постоянно в окружении людей, под наблюдением, под присмотром, с вами обращаются, как с дешёвой посылкой, которой я, может, и был, но это всё равно бесчеловечно и просто откровенно грубо. Теперь я в открытой, просторной комнате, где больше никого нет, и ловлю себя на желании пойти убираться вместе с Марией или помыть посуду для Терезы, просто чтобы находиться рядом с кем-то ещё. Пройдёт ли это когда-нибудь? Слава богу, здесь есть спутниковое радио, подключено в каждой комнате. Я могу поймать канал поп-музыки в ванной и постараться притвориться, что я снова беззаботная и безмозглая шестнадцатилетка.
С точки зрения интеллекта, я сознаю, что вся поп-музыка – это гипер-произведённый мусор, который оказывает пагубное влияние на эмоциональную незрелость аудитории, насаждая культуру гламура, и богатства, и секса, которая не реалистична, не достижима, даже не полезна для здоровья... но под которую, всё же, так чертовски весело трясти задом, что мне... просто... пофиг!
Даром, что он убийца... у человека есть косметические продукты. Не те, что я предпочитаю, но достаточно хорошие, чтобы с ними можно было работать. Остатки косметики из моей сумочки помогают навести последние штрихи, и в единственном наряде, который у меня есть, я выгляжу относительно прилично... но старомодно. Так что моё основательно пострадавшее эго воспряло духом, всего капельку, но придётся этим довольствоваться. По крайней мере, я знаю, что смогу встретить Гарри Блэка в таком виде, что он не отшатнётся, взглянув на меня.
У большинства людей прискорбно неправильное представление о «переодетых королевах». Они постоянно путают нас с трансвеститами и транссексуалами. У двух последних есть весьма чёткие определения, но про «переодетых королев» объяснить сложнее. Настоящие трансвеститы на самом деле получают сексуальное удовольствие оттого, что одеваются как женщины, даже если они, вообще-то, натуралы и встречаются только с женщинами. Это фетишизм, основанный на самом акте надевания и ношения женской одежды. Наряды или их фактическое ношение действительно их заводят... а я не попадаю под этот критерий.
С транссексуалами всё ещё более очевидно. Это люди, которые всем сердцем желают быть представителями противоположного пола. Мужчины, которые чувствуют, что на самом деле были бы счастливее в качестве женщин, и женщины, которые убеждены, что устроили бы свою жизнь качественно лучше, будучи мужчинами. У природы есть много маленьких причуд, и иногда подобные операции могут внести разительные изменения в жизнь транссексуала и его взаимодействия с обществом. Я не могу не уважать тех, кто сам делает выбор в пользу настолько ошеломляющих перемен и преодолевает всевозможные сопутствующие трудности. У них невероятные нервы и упорство. Но опять же... я не попадаю под критерий.
Мне нравится быть парнем. Мне нравится иметь возможность использовать свой член, даже если обычно он мешается. Был бы я счастливее, родись я девочкой? Не знаю. Сомневаюсь в этом. Получаю ли я сексуальное удовольствие оттого, что выгляжу девушкой? Не особенно. Так чего ради кому бы то ни было терпеть то, что терплю я, просто чтобы выглядеть подобным образом? Я вам отвечу...
Мне нравится, как другие люди смотрят на меня, когда я постарался на совесть и чувствую себя красивым. В реальной жизни я очень симпатичный, очень тощий, природный блондин, и этого должно быть достаточно. Не тут то было. Я иду по улице, и мужчины видят костлявого педика, в чью сторону они скорее выстрелят, чем посмотрят. Женщины видят мальчика, которому даже не хватает мужественности, чтобы на него стоило посмотреть. Не то чтобы мне было дело до того, что думают женщины, однако презрение всё же уязвляет. Дрэйк Малфой – просто худой тощий гей, но Ди красива, как модель. Те же самые мужчины, которые и плевка пожалеют, если я буду охвачен огнём, теперь смотрят на меня с благоговением, мечтая привести меня домой и трахать до потери пульса. Они открывают передо мной двери и придерживают для меня лифты. Головы поворачиваются, а грубияны свистят или выкрикивают вслед. Когда я вхожу в помещение, женщин гложет зависть, и они неосознанно хватают мужей за руки, чтобы напомнить, на кого тем следует смотреть. Вот это – власть. Вот это – красота. Женский наряд освобождает меня. Может, на высоких каблуках и больно ходить, а наводить красоту перед выходом – вообще сплошной геморрой, но быть объектом восхищения и желания гораздо лучше, чем когда тебя ненавидят или игнорируют. Вот мой фетиш. Вот моя причина.
Некоторые выступают в женском наряде за деньги, на сцене в барах, исполняя песни под фанеру за чаевые, потому что не все мы добираемся до Бродвея, но, приложив немного усилий, софитами и аплодисментами можно наслаждаться и в родном городе. Я тоже этим занимался, поскольку это был дополнительный источник дохода, и намного лучший, чем постоянная проституция. Так я и познакомился с Блейзом. Мы все мечтаем об известности и о кусочке «американской мечты», но очень, очень немногие из нас в итоге получают этот кусочек.
Раньше «американская мечта» состояла из уютного коттеджа в предместьях, приличной машины, работы, на стабильность которой какое-то время можно было бы рассчитывать, и кого-то, с кем можно было бы разделить эту хорошую жизнь. Теперь же мечта – выиграть лотерейный билет, чтобы всё то дерьмо, которое мы видим по ТВ, стало нашим, и мы смогли бы освободиться от долгов, которыми обросли, пытаясь жить в соответствии со стандартами, в которых убеждают нас СМИ. Я насмотрелся достаточно в обоих мирах, чтобы знать – богатым быть лучше, чем нищенски бедным, но я также знаю, что деньги только выглядят решением... притом, что сами же и являются проблемой. Деньги как кокаин. Чем больше у тебя есть, тем больше тебе хочется, пока не вляпаешься в неприятности. Пока они есть, их никогда не бывает достаточно, а когда их нет, они – единственное, о чём ты думаешь, пока снова их не достанешь.
У меня были все деньги мира. Я был одним из тех подростков, которые платили кредитками и ездили в школу на автомобилях, стоящих больше, чем дома некоторых людей. Я потерял всё это, потому что хотел быть в центре внимания. Я хотел быть прекрасным, и знаменитым, и единственным во всём мире. Папочка не стал терпеть образ жизни, которой я собирался предаваться и дальше. Конечно, любой с крупицей здравого смысла был бы разочарован в таком сыне – малолетнем наркомане и распутной оторве... и то, что я был «королевой переодеваний» было только верхушкой айсберга его дерьмового мнения обо мне. По правде говоря, шлюха из меня получилась действительно уникальная, но на этом всё. Это самое близкое расстояние, на которое я продвинулся к своим мечтам. Но это всё в сторону, вот он я... перед зеркалом... снова стараюсь воплотить все эти чудесные эпитеты, потому что хочу немного хорошей жизни, и хочу, чтобы кто-то на меня смотрел и желал меня. Боже, надеюсь, оно того стоит, даже если это ненадолго.
В отсутствие кокаина и/или члена, мне отчаянно нужно отвлечься. Кабинет и та укромная берлога только и ждут, чтобы обеспечить мне времяпрепровождение, которому я не отдавался уже очень долго. Я не читал ничего, стимулирующего мозг больше, чем статьи из номеров «Плэйбоя», с загнутыми углами и пятнами от спермы, которые нелегально проносились в тюрьму за взятки. Люди были бы в шоке от того, сколько контрабанды попадает в тюрьмы. А вы наймите охрану и офицеров в исправительное учреждение на мизерные оклады, и увидите, насколько сможете обеспечить безопасность. Смекалистый охранник будет угождать и нашим и вашим, позволяя проносить безвредные товары и всё же сохраняя работу, в то же время получая несколько баксов сверху или мелкие преимущества. Плохим всё равно, что попадёт внутрь... наркота, стрелковое оружие, выпивка и тому подобное. Раньше я много читал... когда был в старших классах... а потом открыл для себя парней и наркотики, и чтение стало последним, о чём я думал.
Книги. Ряд за рядом книги. И не какая-нибудь дешёвка. У этого человека есть вкус. Как может мужчина, у которого есть практически всё, что когда-либо написал У. Б. Йейтс, быть головорезом-мокрушником? Комедии Мольера. Полное собрание сочинений Эдгара Алана По. Натаниэль Готорн. Марк Твен. Ух... Чарльз Диккенс... Он мне никогда не нравился. Тонкости у него, как у товарного поезда. Гоббс, Вольтер, Рэмбо, Жан Жене, Андре Жид, Руссо, Витгенштейн, Юнг, Фрейд, и другие. Ещё и ещё. Гарри Блэк, очевидно, очень начитанный человек.
Упс. Чёрт. Я знаю, что мне не стоит усматривать в этом слишком многого. Если я вдумаюсь как следует, я хлопнусь в обморок или спрячусь, когда он сюда доберётся. Может, я вообще не должен был здесь глазеть. Большинство людей, даже состоятельных коллекционеров книг, не хранят старые учебники ЦРУ по подрывной работе и контршпионажу времён холодной войны и беспорядков в Латинской Америке. Здесь три разные версии Настольной книги Анархиста, справочник с дурной репутацией, пошагово обучающий совершению преступлений. Здесь справочники вооружений для более чем двух дюжин разных видов огнестрельного оружия, и приличное количество руководств по ружейному делу и ремонту в полевых условиях. Кому могут понадобиться подобные справочники? Ясно одно... Гарри Блэк наводит на меня ужас в той же степени, что и завораживает, и мне нужно найти какое-нибудь другое местечко, чтобы убить время. Я направляюсь в одну из комнат, которую ещё не осматривал.
Там стоит рояль. Там стоит рояль. Я повторяюсь. Там стоит грёбаный рояль! Всего лишь «детский» рояль, но выглядит новёхоньким. Чёрт! Даже ярлычок на месте. Его доставили сюда неделю назад. Этого не может быть, мать твою. Он этого не сделал. Зачем бы ему это делать? Я всего лишь сказал, что брал уроки девять лет. Я не говорил, что скучаю по ним. Я не говорил, как мне жаль, что я не смогу играть снова. Ни слова. Он просто передал сообщение, и это доставили. Для меня. Ещё до того, как я сюда приехал! Он не... он сделал это, не так ли. Я ненавидел те уроки, но музыку действительно люблю, и всегда расстраивался до слёз, когда не мог заставить её звучать так хорошо, как могли мои идолы. Честно, я был не так уж плох, но когда у вас тренированный музыкальный слух, сложно игнорировать собственные ошибки, даже маленькие.
Я не могу играть на этом. Пока не могу, во всяком случае. Я только час назад сделал маникюр, а ладони дико потеют, когда я задумываюсь, что это может значить. Он купил его из прихоти... просто потому что я умею на нём играть. Это странно. И страшно. А если... а если совсем чуть-чуть? Для разминки.
Я знаю, что делать. Я не всё забыл. Она просто не течёт правильно. Слишком натянуто. Слишком напряжённо. По отдельности ноты правильные, но все вместе они вываливаются, спотыкаясь друг о друга, как нервные незнакомцы. Я всё ещё сонный, поскольку не спал полночи. Я могу пойти вздремнуть и попытаться сыграть в другой раз... на рояле, который Гарри Блэк купил, просто потому что знал, что я умею на нём играть.
-------------------------------------------------------------
Два дня. За два дня я многое узнал о Гарри Блэке, просто живя в его доме. Его личные принадлежности аккуратно расставлены... по порядку, скорее всего, их не трогают без надобности. Ему свойственна выдержанность вкуса. Он глубоко замкнутый... больше чем кто-либо, кого я знал. Я прочесал это место частой гребёнкой, и нашёл только один предмет, проливающий хоть немного света на его прошлое. У большинства людей есть трофеи, или школьные альбомы, или какие-нибудь сувениры на память. Но не у Гарри Блэка. В кабинете, рядом с компьютером, стоит единственная фотография в тонкой рамке. Не дорогостоящая, как всё остальные вещи здесь... просто дешёвая деревянная рамка из магазина полезных мелочей. На фото мужчина и женщина. Они оба немножко похожи на него. Это родители Гарри. Кем же ещё им быть. Мужчина высокий и симпатичный. Он смотрит уверенно и бодро. Его мать очень хорошенькая, и если приглядеться, то понятно, от кого ему достались зелёные глаза.
Живы ли они? Они знают, чем их ребёнок зарабатывает на жизнь? Мой отец ни за что не признается, что у него есть сын, который занимается тем, чем я. Моя мать, вероятно, слишком пьяна, чтобы заморачиваться об этом, или слишком напичкана валиумом, чтобы помнить, что у неё есть сын. Что бы чувствовали к нему его родители? Гарри Блэк, убийца, который привёл домой потаскушку. Они выглядят ужасно молодо на фото... наверно, не старше, чем я сейчас. Вероятно, даже чуть моложе. Его родители вообще живы?
С Марией и Терезой мы хорошо поладили. Я ухитрился собрать воедино некоторые не-испанские слова или разговорные выражения, которые использует Мария, да и с Терезой становится легче разговаривать. Думаю, я им понравился... как своя девчонка. Кроме них, мне здесь не с кем поговорить. От них я узнал немножко о Гарри, но они не сказали ничего такого... опасного. Они, вероятно, много и не знают, особенно, если не листали его книги. Он переехал сюда три месяца назад. Очень вежливый и очень тихий. Он никогда не повышает голос и не сердится, а иногда его не бывает днями или неделями, потом на несколько недель он возвращается домой, пока снова не придётся ехать куда-то в рабочую командировку. Они думают, что он работает в корпорации, но я-то лучше знаю.
Они не знают, что я вышел из тюрьмы, а я не сообщаю эту подробность. Оказалось, что Тереза, повар, хмурится так всё время. Никто здесь не знает, откуда я приехал, им было только велено подготовиться к приёму особого гостя и хорошо обо мне заботиться. Тереза жалуется, что я слишком худой, а Мария вежливо завидует моим светлым волосам, но они обе, кажется, настроены исполнять приказы мистера Блэка всерьёз и следить, чтобы я был всем доволен, несмотря на мои многочисленные заверения, что мне и так хорошо.
Послезавтра мне стукнет двадцать пять лет. Я думал, что придётся проигнорировать этот день рождения, как и шесть предыдущих. Они теряют значение, когда отмечают ещё один год, потерянный навсегда, пока я гнил в каменно-стальном мешке, подставляясь людям, которых по собственной воле не коснулся бы даже пальцем, исключительно чтобы остаться живым и невредимым. Теперь они снова обрели значение... вроде как. Я не знаю. Двадцать пять лет. Восемнадцатый день рождения я отпраздновал с размахом: Блейз водил меня всюду, где мне хотелось, я засветился в клубах, куда большинству даже вход заказан, и завершил праздник неистовым секс-марафоном на кокаиновом топливе до самого восхода солнца. Послезавтра мне исполнится двадцать пять, и я буду здесь, в доме убийцы, пьяный, и в компании горничной и поварихи.
Я честно упражнялся в игре на рояле. Я ужасен по сравнению с тем, как играл в пятнадцать лет. Может, по сравнению с тем, кто знает только «Ярко, звёздочка, сверкаешь»*, всё не так плохо, но когда ты выступал на концертах и купался в похвалах искушённых в музыке взрослых мужчин и женщин, унизительно сознавать, что ты опять на уровне начальной школы. Из хороших новостей: я обнаружил тренажёрный зал и сауну в этом дворце мечты, а мучиться по поводу увядшего таланта весьма затруднительно, когда ты разомлел в пару и тюремная вонь потихоньку покидает поры, пока ты снова не почувствуешь себя чистым.
Я смотрел телевизор до рези в глазах. Я много лет ничего не смотрел сосредоточенно, но для разнообразия это было неплохо. Так много поменялось всего за несколько коротких лет. Включая моего отца. Этой подробности в местных новостях я не ожидал совсем. Особенно того момента, когда назвали его должность... Конгрессмен Малфой. Он теперь член Палаты представителей. Он разливался соловьём о том, как он предан делу привнесения прогресса в Чикаго, как будто без его усилий один из крупнейших городов мира засохнет и развеется по ветру. Мерзавец. Когда его спросили, не собирается ли он баллотироваться в Сенат, он напустил на себя ауру скромности и загадочности, как возбуждённая девственница на школьной вечеринке, которая привлекает к себе внимание, сверкая телом, но никогда не даёт. По-своему очаровательный и элегантный, мой отец – шлюха такого уровня, который мне и не снился. Я хотя бы признаю свои грехи... и выполняю свои обязательства. По его разумению, любой его поступок оправдывается фактом, что именно он его совершил, а уж если он его совершил, тогда этот поступок априори хороший.
Меня затошнило прежде, чем они смогли продолжить, и я пожалел, что у меня нет пульта, переключение каналов на котором заставит его исчезнуть на самом деле, но на данный момент под рукой только обычный.
В моём бывшем «доме» уже навели порядок. Больше никаких мятежей, никакого кровопролития. Никакого упоминания о Гарри Блэке. Но я узнал кое-что интересное. Пятеро убитых, первые жертвы мятежа, должны были откинуться в течение двух следующих лет, и каждый из них был связан с авторитетными криминальными группировками. Не самые крупные рыбы, но у всех были хорошие связи, и они бы вернулись в организации, покинутые из-за ареста.
Федералы и копы не организовывают мятежи, просто чтобы убить преступников. Если они хотят вашей смерти, они подбрасывают вам «ствол», после того как застрелят вас, и объясняют, что были вынуждены открыть огонь в порядке самообороны. Если коронёр знает, что для него лучше, он «забудет», что пули вошли в тело сзади, указывая на бегство или на беззащитного подозреваемого, а не на человека, оказывающего сопротивление. Гарри Блэк никакой не коп. Он наёмный убийца, и, должно быть, работает на того, кто не любит конкуренцию. Я пытаюсь отвлечься, но не могу игнорировать это. Не могу.
Что, если он как Блейз? Он был добр ко мне... там... но он был на деле, заставлял события работать на себя, и ему был нужен молчаливый сообщник. Может, он был милым... потому что хотел, чтобы я помалкивал и не предал его, как Флинта. Может, он приедет сюда и будет другим, раз работа выполнена. Я слишком напуган, чтобы и дальше испытывать возбуждение или желание. Эйфория свободы всё ещё со мной, но я не чувствую себя и близко к тому, что ощущал в первую ночь. Я – очень красивая игрушка, а людям подобного типа, которые хотят меня, рано или поздно надоедают все их игрушки. Некоторые ненавидят признаваться в собственных изменах, так что их жестокость – это способ развеять скуку, и, когда вы от них сбегаете, они могут назвать вас трусом и снять с себя любую вину, поскольку именно вы их бросили.
Это место – прекрасный сон, но скоро я буду вынужден проснуться. Мне нравятся шёлковые простыни и шампанское. Мне нравятся изысканные блюда, и сауна, и джакузи. Мне нравится рояль, и коллекция CD, и огромное зеркало в чистой и хорошо освещённой ванной. Мне нравятся всё это, но при этом мне ещё нравится не бояться. Я был слишком юн и глуп, чтобы бояться Блейза, или я бы понял, что произойдёт. Теперь я не настолько юн, а глупость с тех пор из меня вы#бали, выбили и выжгли. Если мне покажется, что Гарри Блэк будет рационален в этом вопросе, я спрошу, можно ли мне уехать. Если он предложит деньги, я возьму, но просить их не стану. Я просто хочу быть живым и на свободе, даже если я никогда не смогу жить так, как сейчас... по крайней мере, я выживу.
Может быть, я встречу двадцатипятилетие в каком-нибудь паршивом баре в Бойстауне, в наряде, купленном для меня семь лет назад, поджидая клиента, который хорошо заплатит и отведёт куда-нибудь переночевать, но я не буду бояться до чёртиков пары зелёных глаз, за которыми прячется душа, способная убивать. Я не умру здесь… из-за него. Я поблагодарю его за гостеприимство, выкажу благодарность и дам ему, что он хочет, а потом пойду своей дорогой и вопреки всякой надежде буду надеяться, что он не сочтёт меня угрозой, потому что я знаю о его недавних деяниях.
Каждый день Мария стирает мой единственный наряд, а потом, позже – пижаму, которую я одалживаю. Думаю, что буду почти скучать по этому. Приято чувствовать себя растрёпанным и неухоженным с утра, и всё же быть вымытым и чистым и носить что-нибудь мягкое и удобное. Куда лучше, чем чувствовать себя склизким, и грязным, и воняющим несчастьем и страхом перед остальными, с маслянистыми следами нефтехимического геля и застарелой спермы, от которых промежность моих старых коротких шорт становилась заскорузлой и гадкой. Что угодно лучше, чем рыбная вонь собственного немытого паха или едкий пот подмышек, иногда ослабляемый струями воды, отдающей металлургическим заводом и индустриальным мылом, после которого я ощущал себя облитым щёлоком. После такого бродить по утрам в мешковатой шёлковой пижаме, впитывая кофе и решая, какой скраб для тела мне подходит больше, - это чистейший рай.
Я снова могу ходить на каблуках. Я знал, что немного практики вернёт мне это умение. Это как кататься на велосипеде… на самом деле, вы никогда не забываете, как это делается. Я становлюсь беспокойным, ожидая Гарри, но еда отличная, девочки милые, и всё такое удобное, что я могу подождать ещё чуть-чуть, если нужно. Я подрезал ногти полностью, так как у Марии есть накладные, которые я потом смогу позаимствовать. Досадно, что все усилия, потраченные на мои собственные ногти, пропали, но теперь я хотя бы проворнее играю на рояле.
Некоторое время после обеда я провёл, читая ”Le Livre Blanc”, «Белую Книгу», в оригинале на французском. Шедевр Жана Кокто, открывающий окно в мир того, что это значит – смотреть на другого мужчину и находить его прекрасным, не потерял своей остроты. То, что я там, где могу прочитать подобное произведение, а потом играть на рояле в своё удовольствие, - наслаждение, не поддающееся описанию. Если бы только его не оттеняло знание того, что я в квартире боевика и что мне придётся покинуть это место и вернуться в мир, который я теперь едва знаю.
Пора скидывать каблуки и играть. Не Элгара или Листа... помпезные партии меня всегда раздражали. Мне следовало знать лучше, чем делать это, но, как бы то ни было, я пробую вальс «Минутка» Шопена. Я запорол его начисто. Это достаточно короткое произведение, так что я помню его без нот перед глазами, но я основательно подрастерял скорость и растяжку за последние восемь лет, чтобы сыграть его правильно. Там есть моменты, когда мелодия безудержно устремляется ввысь, а я на сегодняшний день существо бескрылое. Допортив окончание, я выругался вслух и уронил голову на руки, переводя дыхание.
- Бл#дь! - Мат, по крайней мере, даёт возможность слегка выпустить пар. Ненавижу ударяться о потолок собственных ограниченных возможностей.
- Ты знаешь, по традиции, завершив произведение вроде этого, следует встать и поклониться, но маэстро – ты, и ты можешь завершить по-своему, если хочешь.
Гарри Блэк приехал домой.
____________________________________
* «Twinkle, twinkle, little star,
How I wonder what you are!
Up above the world so high,
Like a diamond in the sky.»
«Ярко, звездочка, сверкаешь,
А зачем - одна ты знаешь!
Смотришь ты с небес на нас,
Как таинственный алмаз». Пер. Корюкин Е. Б. «Избранные фольклорные английские стихи для детей» (Изд. "Айрис-Пресс", Москва 2001, изд.4)
|
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
Мда, интересно как всё будет складываться вне "зоны". 
Но ведь у Роулинг не было написано, что он НЕ трансвестит, нет? Так что даже нельзя сказать, что Драко ООС. Очень даже в характере. Просто здесь он описан с симпатией, а у Роулинг без таковой. И вряд ли можно написать ориджинал, который не будет никого коробить, если это слэш-ориджинал. 
А как хорош Снейп в "Большом Чикаго"! Аааа... Ууууу... Ах, Сев, Сев...* мечтательно вздыхает *