|
Отправлено: 27.04.08 01:27. Заголовок: Билл много думает. Е..
Билл много думает. Ему часто кажется, что Том не осознает всего до конца, и что он, Билл, на самом-то деле один в этом, катится под горку - точнее, падает в яму, в необозримую воронку, и даже не пытается цепляться ногтями за края. Билл сидит на подоконнике, сидит на полу перед гримеркой, сидит на заднем сидении микроавтобуса, сидит на закрытой крышке унитаза запершись, сидит на балконе отеля, сидит на крыше съемочной студии. Много-много моментов выпадения из реальности. Он не строит логических цепочек, потому что все давным-давно уже продумано и проговорено - и нет решительно никакого выхода - он просто созерцает в некой меланхолии ситуацию и привычно тыкается в тупики идей. Нет, на самом-то деле выходов много. И в то же время - ни одного. Он тогда пришел, мокрый, с дождя, в уши била Нена - сносило крышу, тело казалось легким, движения - незначительными, абсурдность порывов - восхитительной, просто рванул ремень из пояса, а Том опустился на колени, прижался и обнял. Слов было не нужно. Три года назад. Три чертовых года назад. Три благославенных года. С тех самых пор все выходы и закоротило. Нельзя ведь обойтись без ряда вещей, без азота, кислорода и углерода. Без печени, сосудов и легких тоже не протянешь. Нельзя повзрослеть без детства и нельзя прожить в этом мире без денег. Надо каждый день пить, есть... иными словами, без брата было нельзя, возможно, еще в большей степени. Потому что об азоте ты не думаешь. Азот не вбирает шершавыми губами мочку твоего уха по утрам. Азота, считай, и нет в твоем сознании вовсе. Том же есть везде - внутри, снаружи, в мыслях, на коже, запахом, звуками, памятью, ассоциациями, забытыми вещами, синяком под коленкой. Вез-де. А значит, эти выходы все фальшивые. ** "Нельзя", - говорил Билл беспомощно стаскивая с себя майку. "Иначе не выйдет", - отвечал Том, помогая. "Нельзя", - говорил Билл, выгибаясь под мозолистыми кончиками пальцев. "Скажи мне прекратить", - отвечал Том, мучая его сладко. "Нельзя, - говорил Билл, - нельзя, нельзя! Этого нельзя делать!" "Я знаю", - шептал Том. Он и вправду знал. Оба знали. ** Потом было лето. Жаркое, тягучее. На улицах звонкие удары мяча об асфальт - дынн, дынн, вспомнишь звук, сразу поймешь. Лето запаха костра и голоса пеночки-тиньковки из леса. Лето апельсиновой жвачки. Лето затершегося мелка на дорожке. Мари плюс Бенгт... - К черту, - сказал Том мрачно, - пусть катятся. - Том. - Пусть, пусть, - ехидно. Как будто они могли ехидничать или издеваться. Издеваться вообще можно было только над ними. По определению, теперь-то. - Том. - К чер-ту. В задницу. Я их не знаю; они меня тоже...меня... нас. Билл! - Мама тоже... - Маму тоже к черту, - твердо, не сгоряча. Вскинутый резко взгляд в ответ, так больно, больно, больно, слезы просто брызжут из глаз, как в мультике, как же плохо, господи, хуже еще не было никогда, никогда вообще. - Я не смогу т-так. Я н-не... Том опустился на пол. Подумал, прижал коленки к носу. - Я очень тебя люблю, - проскулил почти. - М-мама... она... - Я очень тебя люблю, - задушенно. Напев, молитва, - я очень тебя люблю. Я очень тебя люблю. Пополз на коленках, шипя от боли - по ковру голым больно, обжигает. Схватил за ворот, дернул. Дреды мотнулись. - Бииии... - на выдохе, шепотом. - Все, - шептал Билл, обнимая, успокаивая, - все, все, - и глядел уже почти сухими глазами в пространство. ** Билл много думает, часто ловит себя на том, что выпадает из разговоров, просто не слышит, что говорят вокруг. Какая-то жизнь, какие-то лица. Вспоминает иногда, как он Дэвида смешно за рукав тогда вдруг дернул "Слушай, Про...". Он первый раз пришел на вечер с длинными волосами, и вдруг испугался, еще на входе. "Дэвид, я ведь уже не маленький". Йост хохотнул: "Еще не старичок". А Билл трясся и не хотел идти на середину зала, где их ждали, потому что всплыло вдруг в памяти "Да в шоубизнесе все через постель, вот подрастешь, начнут тебя подкладывать ко всяким жиряям в кроватку, по-другому у них не бывает". А он уж слишком красивым себя чувствовал. Так, как будто вдруг влез во взрослую шкуру, будучи ребенком еще совсем. "Дэвид, можно я пойду смою макияж?", "Не дури". ** Маленьким тогда еще был очень, ничего не соображал. И не мог ничего без Тома, вообще ничего, никуда, до смешного. Теперь по-другому. Теперь на середину зала - не страшно, любым, в любом виде. Пусть меня боятся, если кому охота. Когда внутри тебя живет такая штука, ты лишаешься большей части страхов. Просто на понимание этого ушло много времени. А теперь ощущение - все равно что носить под пиджаком тикающую бомбу и стесняться спросить, где в здании туалет. Чушь. Не страшно. А если когда-нибудь... Мы ведь всех послали к черту. С болью ли, с равнодушим ли - но всех. Компромиссов не могло быть, мы слишком неправильные изнутри, чтобы делать исключения - ведь никто никогда не сделает исключения для нас. Мы выпотрошили себя. Нам все равно. Мы живем, разговариваем и играем, но это пустое. Мы искренние, мы любим всех, и маму, и фанатов, и друзей, всех - но ровно отмерянным временем до взвода курка. Совсем другое ощущение. Острее. Тоньше. Ведь в этом мире осталось совсем немного. Все наше с тобой - в другом. Мы переехали, приходите на чашечку шизофренического чая, соседи - призраки и воспоминания, летние мячики и мелками "Том плюс Билл"... Приходите. Мне не страшно, меня больше никто не сможет задеть. Поэтому я улыбаюсь и смело знакомлюсь с новыми спонсорами. Поэтому я крашу глаза все ярче и отвечаю все бездумнее. Моя тикающая бомба спит рядом со мной ночами. И до взрыва - один поворот ключа в двери. Всего один.
|