Форум сайта "Мир Эсси Эрганы"

Гамбург накрыла душная, плотная и какая-то болезненная жара. Ртуть на градуснике перевалила за отметку 30, и от завывания кондиционеров и вентиляторов в ушах постоянно стоял гул. На улицах пахло горячим асфальтом и выхлопными газами, воздух был густой и тягучий, создавая полное ощущение того, что его надо пить, а не вдыхать. Девушки расхаживали в почти неприлично коротких мини и топиках на голое тело, а несчастные клерки и служащие закатывали рукава обязательных белоснежных рубашек, стаскивали галстуки и буквально растекались по сидениям застревающих в многокилометровых пробках автомобилей. Было совершенно непонятно, как в середине лета в практически пустом городе возникали эти огромные заторы, но факт оставался фактом.
С наступлением темноты дышать становилось немного проще, хотя жара и не спадала. Стоя у распахнутого настежь окна, Билл пытался поймать губами хотя бы небольшое движение ветерка, как никогда мечтая «пройти сквозь муссон», да желательно поскорее. Из-за непрекращающегося зноя и частого принятия холодного душа его волосы вились на концах и страшно путались, отчего он расчесывался по сорок раз на дню, но все равно не желал завязывать их резинкой. Кожа беспрестанно покрывалась солеными капельками, и если он целый день носил одну и ту же футболку, то к вечеру ее вполне можно было выжимать.
Шум большого города, обычно не смолкающий ни днем, ни ночью, практически стих: жара и духота утомляли сильнее двенадцатичасового рабочего дня. Квартира была погружена в чернильные летние сумерки, и Том, вошедший в комнату, не сразу разглядел тонкий силуэт брата у окна. Старший Каулитц переносил зной хуже близнеца: тяжелые дреды давили на голову и как будто конденсировали тепло, заставляя кожу гореть; длинные, широкие футболки прилипали к спине и груди, создавая практически вакуумное пространство; джинсы из-за обилия ткани и заклепок казались просто неподъемными, постоянно путались и не давали нормально ходить. Дома он старался надевать на себя как можно меньше одежды, потому что любое прикосновение к разгоряченной и чересчур чувствительной коже вызывало раздражение. Ну… почти любое.
Том не спеша подошел к брату и обнял его со спины, вжимаясь всем телом и устраивая подбородок в укромном местечке между шеей и плечом.
- Тоооом, - протянул младший Каулитц, - не надо… Мне так жарко…, - его голос звучал томно и тягуче, и вместо того, чтобы оттолкнуть близнеца, он накрыл ладонями обнимающие его руки.
Том немного повернул голову и прикоснулся губами к гладкой коже за ухом. Длинные черно-белые прядки щекотали ему нос, но он не прекращал мягких поцелуев, спускаясь вниз по горячей шее. Билл шумно выдохнул и прикрыл глаза. Его ресницы дрожали, а пальцы сжимали ладони брата; он остро ощущал жаркое, практически обнаженное тело близнеца. Температура, и так превышающая норму, ударила в голову, и Билл слабо застонал, почувствовав нежный укус. Он резко развернулся в томовых объятьях и, закинув руки брату на плечи, прижался губами к маленькому колечку пирсинга, втянул его в рот, потеребил языком. Том, не выдержав таких соблазнительных манипуляций, вовлек Билла в глубокий поцелуй, то лаская мягкие, чуть солоноватые губы, то играя со штангой, то проводя языком по деснам. У Билла окончательно сбилось дыхание, воздух вырывался из него со всхлипами; его пальцы гладили влажные, худощавые плечи, проходились по сильным рукам, следуя дорожкам выступающих вен, дотрагивались до ладоней, сжимающих его поясницу. Том уже покрывал поцелуями небольшую родинку под его губой, горячо выдыхая.
Билл потерял ощущение времени: казалось, всего один миг назад он стоял около окна, разглядывая уснувший город, и вот уже лежит на смятой постели среди влажных простыней, запрокидывая голову в попытке глотнуть хоть немного кислорода. Том, навалившись сверху и прижимая к кровати, лихорадочно шарил руками по его телу, стаскивая черные обтягивающие плавки. Отстранившись на минуту, чтобы избавиться от своих, старший внимательно оглядел близнеца. Тот раскинулся на постели, судорожно сжимая тонкими пальцами края простыни; его глаза стали совсем темными и влажно блестели; приоткрытые пересохшие губы постоянно облизывал еле заметный в темноте кончик языка.
- Ну что ты, Том? – позвал Билл с придыханием и непередаваемым выражением желания на лице, разводя согнутые в коленях ноги.
Том скользнул вперед, провел пальцами по гладкой коже щиколотки, обвел изящный изгиб икры, потянулся и поцеловал брата в левое колено. Тот дернулся, не ожидая, что такое простое и обыденное место как коленка может обладать потрясающей чувствительностью. Последнее, что Билл запомнил, - то, как ладони брата ласкают нежную кожу внутренней стороны его бедер.
А потом – только жар, ритмичные толчки, вспышки света по стенам и потолку, видные даже сквозь прикрытые веки, хлесткие удары тяжелых дредов по плечам и хриплый шепот, многократно отдающийся в ушах: «Люблю, люблю, люблю…»
В комнате непередаваемо жарко, но они лежат, крепко переплетясь руками и ногами, не желая отодвигаться ни на сантиметр. Билл, умостив голову у брата на плече, заворожено смотрит на маленькие соленые капли, стекающие с виска Тома на шею, и время от времени тянется и слизывает одну или две. Старший Каулитц расслабленно водит кончиками пальцев по бедру близнеца, прислушивается к его дыханию и смотрит в потолок. Внезапно вязкую и сладкую тишину прерывает непонятный шум, гулом отдающийся у них в ушах. Билл, первым сообразив, что он означает, высвобождается из горячих объятий и бежит к окну. Поднявшийся ветер швыряет ему в лицо белый ажурный тюль, который словно кокон охватывает тонкую высокую фигуру.
- Том! На улице ливень! – кричит младший Каулитц, подставляя разгоряченные руки под прохладные струи дождя.
Занимается рассвет.