Отправлено: 20.03.08 01:19. Заголовок: "Lover’s Diary. Хани." original, romance, R-общий. NEW 15/05+ арт

Название: Lover’s Diary. Хани.
original
Автор: Dara~Child of The Mist
Вычитка: aki-no neko, ga1axy
Рейтинг: R
Категория: яой
Жанр:romance/angst
Саммари: о попытке научиться жить заново
Статус: в процессе

От автора: aki-no neko, лови! это для тебя. спасибо за поддержку и терпение в работе с таким капризным и привередливым автором.

NB! Hani by U.G.L.Y.
Скрытый текст


"Hani and..." by U.G.L.Y.
Скрытый текст


"...you wish..." by U.G.L.Y.
Скрытый текст

 Отправлено: 02.04.08 16:10. Заголовок: Ой, добралась таки. ..

Ой, добралась таки. Мне снова понраилось, но текст, ИМХО, перегружен метафорами. Не то, чтобы это сминает вкус повествования, но отвлекает от динамики сюжета.

 Отправлено: 02.04.08 17:42. Заголовок: Пружинистое небо П..

Пружинистое небо
Пружинистое небо пишет:

цитата:

но текст, ИМХО, перегружен метафорами.

Понимаю. Но в данном случае, без этого не обойтись герой, который пишет этот дневник может писать только так, потому что мыслит такими категориями. Поэтому приходится жертвовать динамикой в пользу раскрытия образа героя. Потому что это первостепенная задача :)

Могу только пообещать, что в сайд-стори, которая уже совсем определенно будет, от лица Кэя, я использую меньше описаний и метафор. Потому что герой совершенно другой и его текст , естественно, будет отличаться))
Возможно Вас заинтересует сайд-стори. Это должно быть интересно) Взгляд с другой стороны)

Пружинистое небо пишет:

цитата:

Мне снова понраилось

спасибо большое!
постараюсь не разочаровывать и дальше

 Отправлено: 02.04.08 18:14. Заголовок: Мне очень понравилос..

Мне очень понравилось... Правда, я нашла две пропущенные запятые перед именем Кэй)))
А так... очень сильно и затягивает. интересно, что будет дальше.. да и рейтинг R )) Радует, радует))
и атмосфера есть... такая мрачноватая атмосфера полуяви-полу кошмарного сна))
Я руками и ногами за сайд-стори!
Лови ромашку, афтор))

 Отправлено: 02.04.08 18:18. Заголовок: Dara Ага, я и списал..

Dara Ага, я и списала стиль на характер героя)) Спасибо Вам))

 Отправлено: 02.04.08 18:23. Заголовок: Juuo Спасибочки! Афт..

Juuo Спасибочки! Афтор любит цветочки))
Juuo пишет:

цитата:

Правда, я нашла две пропущенные запятые перед именем Кэй)))

упс... могла-могла! (шепотом) А где? я все быстренько поправлю, как будто ничего и не было))
Juuo пишет:

цитата:

да и рейтинг R ))

угу, мой любимый размерчик))
уже в следующем кусочке начнем к этому R приближаться))
Juuo пишет:

цитата:

Я руками и ногами за сайд-стори!

как только закончу основную часть! история уже полностью сложилась.
Кэй у нас долго в Лондоне не задержится))

Пружинистое небо

 Отправлено: 06.04.08 22:30. Заголовок: для тех, кто ждет пр..

для тех, кто ждет продолжение))
отмечаюсь. часть закончена и почти отредактирована. будет завтра))

 Отправлено: 06.04.08 22:40. Заголовок: отмечаюсь. часть зак..

цитата:

отмечаюсь. часть закончена и почти отредактирована. будет завтра))

Урррррааа!!!
*притаился, караулит в ожидании проды*

 Отправлено: 07.04.08 11:08. Заголовок: Сайондзи Като пишет:..

Сайондзи Като пишет:

цитата:

*притаился, караулит в ожидании проды*

постараюсь не обмануть ваши ожидания)) - в плане продолжения. что оно будет выложено - это точно. вечером

 Отправлено: 07.04.08 21:56. Заголовок: 27 августа 14:15 Не..

27 августа 14:15

Неужели я поеду?

Для чего…

Солнечный свет широкими полосами ложится на оставленную картину, высвечивая узкое бледное лицо. Кажется, что они бьются – тот, нарисованный, отраженный свет луны, делающий фон зеленоватым, холодным, и реальный, ослепительно-яркий, белый. Солнце побеждает – и вот уже все пространство искрится россыпью сверкающих точек, словно сорвавшихся с широкой кисти, которую встряхнули над полотном. И только глаза ангела – сумеречные, жестокие – неизменно-лунные смотрят на меня, не отпуская…

Ты всегда побеждаешь, Кэй…

14:45

Нет никакого смысла ехать.

Мне не нужно ничего из того, что мог бы дать Юма.

Почему я вообще, решил, что он может мне что-то дать?

На стеллаже стопкой книги. Мне есть, чем заняться вечером…

Они ждут меня с июня… почему бы не ответить на их молчаливое ожидание? Если провести пальцем по разноцветным корешкам, кажется, что гладишь кожу – чуть теплую, немного неровную, плотную – не женскую… Бумага, пахнущая пылью и краской. Я люблю этот запах. Он с детства со мной…

Перепачканные пальцы… Мои. Закушенная нижняя губа, сосредоточенный взгляд и белоснежный платок, которым ты старательно уничтожаешь следы непонятного тебе мира. Я смеюсь, глядя, как яростно ты трешь мои пальцы, и начинаю шептать:

-Индийская жёлтая, жёлтая охра, терр де Сиена натуральная, охра красная, венецианская красная, индийская красная и сепия...(1)

Имена отметин на моих ладонях. Для тебя это звучит заклинанием? Волшебными словами, с помощью которых я творю для тебя иллюзорный, полный света и воздуха мир?

Почему ты тогда злишься? Всегда - зачарованно смотришь на мои акварели, потом морщишься и, недовольно цыкнув сквозь сжатые зубы, отворачиваешься.

-…киноварь, кармин гараис, лак-гаранс, кармин жженый, охра красная, индиго…

Продолжаю, давясь от смеха. Только для того, чтобы увидеть, как темнеют до приглушенно-дымчатого зеленого – оттенок Fern green «Зеленый папоротник», - глаза, неотрывно следящие за движением моих губ, как разливается вдруг чернильная чернота зрачка, захлестывая зелень, размывая ее, поглощая.

-Когда ты произносишь это, мне хочется закрыть твой рот…

Я отлично знаю этот взгляд. Спотыкаюсь на «индиго». Перевожу дыхание. Откашливаюсь.

-И почему в твоем исполнении все звучит так непристойно?

Протягиваешь руку, дотрагиваешься пальцами до губ. Просто легкое прикосновение – не останавливающее поток слов, позволяющее почувствовать выпуклые, объемные формы букв…

-Венецианская красная, индийская красная…

Пальцы обжигают, иссушая губы. Облизываюсь, задевая кончиком языка упругую, чуть солоноватую кожу. Ты не двигаешься, сидишь напротив, не отводя пристального взгляда от моего рта…

Вдыхаю холодный воздух студии, где мы устроились с тобой на парте, друг напротив друга…

-…кобальт, ультрамарин…

Уже не до смеха. Шепчу, пьяный от переполняющих меня ощущений: головокружения, тепла пальцев накрывших мой рот, неизбежности того, что сейчас произойдет…

-…берлинская лазурь…

-Черрррт!

Тянешься резко, рывком, так что мы сталкиваемся носами, замираешь, едва прикоснувшись губами, выдыхаешь:

-Заткнись, Хани. Эта студия подобно храму для тебя, не так ли? Чего добиваешься тогда?

Я все понимаю. Знаю твой цепкий, яростный взгляд, физически-ощутимо исследующий меня каждый раз, когда я заканчиваю занятия в студии – разводы ультрамарина для тебя подобны длинным царапинам, а кармин – следам чужих зубов на моем теле. Трешь кожу платком, причиняя боль…

Закрываю глаза, провожу языком по твоим сухим, плотно сомкнутым губам, раскрывая, как створки нежно-розовой раковины… Целуемся до головокружения…

В том, как ты дергаешь мою рубашку вверх из-за пояса брюк, задираешь ее, сминая, в том, как скользят твои ладони вдоль позвоночника – отчаянная ярость. Тело сотрясает дрожь. Губы ноют, горят…И когда, кажется, уже не остановиться, отстраняешься. Закрыв глаза, нервно, тяжело дышишь. А потом протягиваешь руку: «Пора домой, Хани».

15:55

Душ. Холодный. Как наказание за то, что опять не сдержался.

Закусив губы, снова яростно ласкал себя, думая о Кэе. Под жадными, прожигающими насквозь взглядами мертвых глаз бесстрастных, неподвижных ангелов.

Заводит еще больше.

Этим заканчивалось каждый раз. Ты провожал меня, улыбался на прощание и шел дальше. Дома, оставшись один, я воскрешал в памяти лихорадочные, нетерпеливые поцелуи и, кусая губы, уткнувшись лицом в подушку, ласкал себя, пока тело не выгибалось, и я, давясь всхлипами и слюной, не замирал расслабленно…

Неизменно. Вкус черничного сока во рту так явственно, словно только что ты отстранился, разрывая поцелуй, оставляя лишь след своего присутствия – терпкий, едва уловимый, сладкий. Не удержавшись, облизываю губы…

Холодные… Безвкусные…

Сдергиваю со стеллажа верхнюю книгу, резким движением разрушая хрупкую пирамиду.

«-»

Черррт! (еще одно твое словечко, кстати! Даже интонацию скопировал)

Ремарк…

Запах лотоса – тягуче-густой, оплетающий длинными щупальцами… Кружащий голову…

Не поеду!

Мне ничего не нужно…

Ему нечего дать мне.

Звонок.

16:20

Агент ласково поинтересовался, как мое самочувствие и напомнил, что близок день, когда сумма на моем банковском счете приблизится к нулю.

Заботливый кровосос… Ненавязчивый, как будто… Цепкий. Чувствую, как на шеи смыкаются клыки…

Только вот я не поеду.

Мне не нравится Юма. Нет.

Мне не нравится моя реакция на Юму…

Задыхаюсь рядом с ним. Словно легкие протыкают длинными стальными иглами, и я захлебываюсь кровью, идущей горлом. Но, не обращая внимания на это, пьянея, плыву по волнам запаха его одежды и волос – лотоса и сигаретного дыма, горько-сладкого, оплетающего спиралью, робея от своего слепого, инстинктивного желания доверится его пригибающей к земле, абсолютной силе.

Людей, так на меня влияющих, нужно сторониться.

К тому же, я опоздал в любом случае…

Такие как Юма не ждут.

Особенно, таких как я...

28 августа 0:20

Хочу спать… Но нужно записать все. Для тебя. Чтобы освободиться. Чтобы доказать – я чист пред тобой.

Поэтому в левой руке чашка кофе. На коленях ноутбук.

Наверное, ты посмеешься и скажешь: «Хани, я не сомневался, что ты все же поедешь».

Так или иначе, я выскочил из дома, почти скатившись по лестнице, только без четверти пять. Не успевал катастрофически. Но может быть, я и хотел опоздать?! Добраться до уютного, аккуратного домика Юмы, увидеть, что он уже уехал и спокойно вернуться домой. И вообще больше не связываться с этим человеком. Потому что с ним неспокойно.

Он острый, как лунный клинок – рассекает плоть так стремительно, что ты ничего не замечаешь и продолжаешь любоваться его сумеречными глазами и улыбкой, захлебываясь кровью, хлещущей из раскрывшейся, как алые лепестки, раны на беззащитном горле.

Но Юма ждал меня ровно на том месте, где мы расстались накануне – на другой стороне дороги, напротив дома под мертвым, бесполезным сейчас фонарем.

Дыхание перехватывает. Юма потрясающий. Совершенно объективно. Из тех, на кого пялишься, как идиот, не в силах оторвать глаз. Стоит ко мне спиной, скрестив на груди руки. Под тонкой тканью сорочки – выпукло, угловато, острые лопатки – черные прямые волосы аккуратными стрелками лежат на белой длиной шее. Два цвета – ярких, определенных, без полутонов. Темные брюки снова чуть уже классических, так что вполне можно увидеть, если спуститься взглядом ниже, как ткань мягко облегает… Кэй, но я, естественно, не смотрел ниже! Кроме того, я дома в спешке утопил контактную линзу и был в очках, а в них детали разглядеть проблематично – за месяц сидения дома зрение мое явно не улучшилось.

Юма оборачивается, насмешливо, прищурившись от все еще яркого солнца, смотрит на меня. Словно знает о том, что я не собирался приезжать, и заранее был уверен, что я все же буду здесь.

Уже в машине, даже не поздоровавшись, он с ног до головы скользит по мне быстрым, цепким взглядом – по льняной рубашке и клетчатым брюкам, и вдруг начинает хохотать. Но гораздо больше этого меня пугает моя собственная реакция – нет, я злюсь, конечно, и раздражен. Но неожиданно мне хочется рассмеяться в ответ, еще даже не зная причины его смеха.

Просто… Просто от того, что становится невообразимо хорошо и я рад, что сижу здесь, рядом с Юмой, а не в темной квартирке под осуждающими меня взглядами злых глаз. Вот такие он умеет создавать иллюзии, Кэй. Но я не позволю себе попасться. Ты всегда говорил, что я чересчур доверчивый?! Я помню, Кэй…

Поворачиваюсь к нему и хмуро спрашиваю:

-Чего?

-Ты, я вижу, хорошо подготовился. Хочешь умилить всех собравшихся?

Чтобы каменные сердца потекли сахарной патокой? Хитрый.

Наклоняется вперед – так близко, что я невольно резко отстраняюсь, сердце подскакивает к горлу, начинает биться гулко, торопливо. Но Юма всего лишь, не касаясь пальцами моего лица, сдвигает длинную челку с глаз.

Моя реакция кажется глупой и наивной. Моментально краснею от досады, отворачиваюсь к окну, чтобы Юма не заметил мою растерянность, и как можно небрежнее бросаю:

-А ты что, уже поддался? Потискать, как плюшевого зайца захотелось?
Короткий смешок. И ответ. От которого у меня враз перехватывает дыхание, и щеки начинают пылать просто нестерпимо. Спокойным, негромким голосом – который почему-то оказывается действеннее любых шепотов с придыханием.

-Нет. Кое-что более… что явно не вписывается в рамки «потискаться».
Я оставляю его слова без внимания. Но всю дорогу гоню так, что пальцы начинает покалывать от возбуждения. Свистящий ветер, врываясь сквозь окно, наконец, слизывает лихорадочную краску с моих скул.

Моя маленькая месть за слова, выбившие меня из равновесия. Жду, когда Юма попросит сбросить скорость.

Но эта сволочь молчит. Только едва заметно, многозначительно улыбается.
Откуда это омерзительное чувство, что он читает меня?! Почему рядом с Юмой я чувствую себя таким беспомощным?

Все таким же спокойным, пробирающим меня до дрожи голосом, он указывает дорогу. Пока, уже за городом не кивает на двухэтажный особняк на берегу озера.

Мне знакомы такие околохудожественные тусовки. На которые сами художники не допущены. Разве, что весьма востребованные и покупаемые. Потому что эти встречи не имеют никакого отношения к искусству, только к бизнесу. Здесь решается, кого считать талантливым, а кого нет. Неизвестно кем назначенные гуру, отчего-то думающие, что знают об искусстве все, за бокалом виски навешивают на тебя ярлык с названием и ценой.

Но, впрочем, я был там не как художник, а как спутник Юмы. Ведь так?

Или..? иначе как объяснить эти странные косые взгляды и улыбки.

Кого они видят во мне? Какова цель моего присутствия здесь?

Большинство мужчин расхаживают с разодетыми спутницами, которые неодобрительно поджав губы, с неприкрытым любопытством разглядывают меня и Юму.

-Тебя не смущает, что… - начинаю я.

-Не смущает, - не позволяя мне закончить, заявляет Юма.

Действительно, как такой вопрос вообще мог прийти мне в голову.

И, кажется, не только «не смущает», но, более того, мой спутник всячески подчеркивает то, что мы с ним вместе – не отходит от меня ни на шаг, обращается подчеркнуто по имени: «Хани, может воды? Хани, а ты как думаешь?» и каждый раз слыша это чуть растянутое, на полтона ниже и тише: «Хани» в животе скручивается тугая спираль – виток за витком. Мне кажутся совсем излишними короткие, легкие прикосновения Юмы к моей обнаженной до локтя руке. Я бы опустил закатанные рукава рубашки, но… но… теплые волны, расходящиеся по моей коже от тонких пальцев, подобно кругам по воде, одновременно будоражат, вызывая беспокойство и все же – так откровенно-явно подтверждают, что я не один. А я так соскучился по этому ощущению…

Мы таскаемся от группки к группке уже часа два. И я уже начинаю откровенно скучать, когда мы останавливаемся возле двух женщин лет тридцати пяти, в коротких черных платьях - привет Коко Шанель «little black dress» - с одинаковыми нитками жемчуга вокруг тонких белых шей. Они составляют прекрасную композицию с Юмой – определенно-строго-стильную, как шахматная доска.

-Мальчик мой, рада тебя видеть!

И это к Юме?! Кривлю губы, сдерживая смешок. Мой надменный спутник глотает этот покровительственный тон (интересно, кто эти дамочки?!) и мягко улыбается. Но самое удивительное начинается, когда женщина, что стоит ближе ко мне, вдруг поворачивается и холеной белой рукой касается моего запястья и произносит:

-Куда Вы пропали? На Вас возлагали много надежд.

Мне вдруг становится холодно, кровь отхлынула от лица. Комната, лицо женщины, хрустальная люстра, рассыпающая сотню острых игл-искр, черно-белые шахматные фигурки гостей – все уплывает.

Кэй, меня напугало не то, что она узнала меня! То, что обо мне можно говорить теперь только в прошедшем времени, словно я уже не существую… Это больно, когда тебя забывают…

Пальцы ледяные, непослушные – я пытаюсь ими нащупать опору, чтобы не упасть, потягиваю руку и упираюсь в локоть Юмы… цепляюсь за него – намертво, до боли в сведенных суставах.

Короткий, цепкий, встревоженный взгляд. И Юма вдруг ловко шагает мне за спину, обнимает за плечи и крепко прижимает к своей груди. Лед тает, серебрится в искусственном желтом свете ламп, растекаясь лужицами.

Уверенные руки, закрывающие от всего мира, подтверждающие так определенно, что я жив… Жив…

Облегчение… Паника отпускает. Я откидываюсь назад, лопатками чувствуя вздымающуюся от ровного, глубоко дыхания грудь Юмы. Утопаю в накатывающих волнах пьянящего аромата. Так хочется закрыть глаза…

-Хани готовится к выставке.

Вздрагиваю. Но руки удерживают на месте, не позволяя отстраниться.

-Вот как, - криво улыбается женщина, скользя по нам взглядом. – Неужели ты его переманил?

-Как видишь, - смеется Юма. Руки движутся выше, обнимают уже за шею, совершенно недвусмысленно прижимают к себе.

Отчего я стою и не шевелюсь?! И только медленно заливаюсь краской…

Делаю слабую попытку освободиться.

-Юма, ты не думаешь, что на этот раз переходишь все границы?

Замираю. Металл этого подчеркнуто спокойного, ровного голоса вспарывает кожу. Неужели это слова женщины, которая только что ласково-певуче шелестела Юме: «мальчик мой»?! Вскидываю взгляд. Ее глаза снежная, туманная пустошь – вымораживающие…

Это из-за меня?

Пальцы Юмы отодвигают длинную челку с моего лица, мимолетно касаясь лба, будто расколдовывая от ведьминого, страшного взгляда собеседницы, возвращая возможность двигаться.

-Это только мое дело, Мойра.

-Твоя семья…

-Ты слышала меня?

Вторая начинает нервно улыбаться, судорожно перебирая, наверняка, в голове все нейтральные темы.

-Я готовил новый цикл, - чуть дрожащим, но, в общем, вполне спокойным голосом, начинаю.

-О, - хватается за мои слова, как за соломинку. – Акварель?

-И тушь.

-Вот как. А тема?

Ничего другого не остается… Никто не вытягивал из меня то, что я произнес.

-Ангелы.

-Как интересно! Значит…

Щебетание черной траурной птички прерывает гул голосов у входной двери.

-Это же…

Ага, один из тех модных и востребованных…

И то, как все гости встрепенулись, потянулись ко входу, как стая встревоженных птиц, кажется таким… нет, не вожделенным… Кэй, я клянусь тебе, я лучше останусь в категории «не для всех», чем вот так – самодовольно взирать на стекающуюся к тебе толпу… Тошнит от этой вязкой, клейкой лжи.

-Вам бы не ложиться под Юму, а работать, как тот мальчик!

Удар верно рассчитан и приправлен смертельной дозой яда. Я вздрагиваю и удивленно смотрю на Мойру. Я знаю, как это бывает. И что мир, в который я погружен – не маленький теплый бассейн у дома… Я знаю… И все же…
Судорожно пытаюсь сообразить, что ответить. Но Юма вновь опережает меня:

-Исходишь злостью от того, что под тебя уже вообще никто не хочет ложиться, даже за деньги и протекцию? А сравнивать работы Хани и той куклы, которая специализируется на порно иллюстрациях? Ну не знаю, Мойра, вкус у тебя тоже… испортился.

Какого черта он защищает меня?! Откуда ему-то знать, каков мой уровень? Может моя мазня еще хуже, чем у этого самодовольного выскочки?

Сбрасываю руки, в которых мне было так удивительно спокойно, и быстро иду к балкону.

Конечно, злюсь! Если Юма думает, что вот так просто своей псевдо-защитой он сможет… Что он сможет? Я вообще не понимаю, чего он от меня хочет!

Зачем приволок сюда, где мне явно не место, где я чувствую себя, как рыба в аквариуме – неловким и неповоротливым и куда не пытаюсь плыть, тычусь в стекло.

Я хочу домой… Мне наплевать на все выставки – пусть хоть это будет и Дрезденская галерея, - я просто хочу взбежать по лестнице в свою полутемную мансарду, где живут мои истерзанные призраки и ты так реален, Кэй… За пределами комнаты тебя почти совсем уже не осталось, ты истаял под беспощадными плетями солнечного света.

Помнишь, как-то в марте мы лепили снеговика возле твоего дома? Я как обычно забыл перчатки, и пальцы скоро стали цвета спелой малины… Ты сидел рядом на скамейке и смеялся.

-Хани, брось! Зачем так стараться? Он все равно со дня на день растает!

Но я не унимался и продолжал скатывать снежный ком. И ты сдался. Встал и подошел ко мне. Но не для того, чтобы помочь. Взял мои горящие ладони и сунул их в карманы своего серого пальто, встав так близко, что дыхание согревало мою щеку. Я боялся пошевелиться, даже чуть-чуть сдвинуться и, скосив глаза, смотрел, как тонкая струйка пара вырывается из твоих приоткрытых, обветренных губ…

Он растаял, Кэй… Я точно знаю, когда. Спустя шесть дней.

Память о тебе живет дольше нашего снеговика. Может, потому что я всеми силами сохраняю зиму в своей душе?

Упираюсь руками в балконное ограждение, наклоняюсь вниз. Ветер пахнет рекой – сыростью и водорослями; и летней ночью – уснувшими цветами, источающими даже во сне, сквозь тонкие, сомкнутые лепестки сладкий аромат. После душной, прокуренной комнаты здесь удивительно легко дышать.

Уже стемнело. Но из-за золотисто-желтого тумана, расползающегося от окон и фонарей у парадного входа и подъездной дорожки, воздух кажется многослойным и густым, как сироп. Протягиваю ладонь, как будто я смогу почувствовать тяжесть улегшегося в руку воздуха.

-Здесь тебе спокойнее, Хани?

Слишком близко. Кожа покрывается зябкими мурашками. Прямо в затылок, в голую шею движение теплого летнего воздуха… или дыхания Юмы? Резко выпрямляюсь и разворачиваюсь.

Не легче. Он и правда стоит почти вплотную, так, что мне остается только вжиматься в парапет, нервно царапая камень согнутыми холодными пальцами.

-Ты не должен меня защищать! Мне это не нужно! – наконец, яростно выкрикиваю, не глядя на Юму, но чувствуя кожей его пристальный, испытующий взгляд.

-Я сказал то, что думал, не более того. Не принимай на свой счет. Я не рыцарь в сияющих доспехах, чтобы кидаться на защиту твоей чести.

-Тогда что это было? Что ты можешь знать обо мне?! Почему ты решил, что я стою твоего внимания?!

-Потому что я видел твои картины, - все также ровно, как само собой разумеющееся. Но у меня от этого заявления сердце обрывается. Поднимаю на Юму глаза; бархатно-фиолетовая мягкость обволакивает меня – подобно летним сумеркам.

-Что? Где? Для чего? – беспомощные вопросы вырываются рвано, скачками.

-Ты серьезно? – в сине-черных глазах, в самой глубине я вижу серебряные, лунные всплески смеха.

А я опять глупо краснею от поднимающейся во мне злости. Почему он всегда насмехается надо мной!

-Хани, в твоем зачарованном мире какой век?

-Что?

-Ты знаешь, в принципе, можно получить любую информацию. И нет ничего удивительного в том, что мне захотелось узнать о тебе чуть больше, чем только имя.

Сейчас расхохочется. Чувствую это в его вкрадчиво-мягкой интонации и в голосе – чуть более громком, чем обычно, в том, как он едва-едва щурится и прикусывает в паузах между словами краешек рта.

-У тебя там, в твоем мире предусмотрены интернет, базы данных университетов и частных школ, а?

Как же глупо! Как глупо… Просто до невозможности…

Вдруг начинаю смеяться. Взахлеб. До слез.

Кажется, впервые за вечность. Неумело получается сперва. Трескаются искусанные, пересохшие губы и болят уголки рта. И так странно это – стоять на балконе посреди летней душной ночи и смеяться вместе с Юмой…

Это... как предательство… да, Кэй?

Но когда мы, наконец, успокаиваемся, мне хочется сказать ему то, что никогда не интересовало тебя. Не знаю, откуда у меня уверенность, что он поймет…

-Меня, правда, не нужно защищать. Я вполне отдаю себе отчет в том, на что способен. От слов человека, неспособного видеть мир, как я, и поэтому не умеющего понять… я не замолчу. Не имею права. Потому что мой дар – данность. Я создан для того, чтобы писать.

Мне неожиданно легко говорить. Особенно если не поднимать головы, не смотреть на Юму, просто чувствовать, что он слушает, что хочет понять.

-Я могу ошибаться. Иногда мне не хватает знаний об этом мире. Но… Я обязан продолжать идти вперед. Поэтому, не стоит, Юма. Я достаточно гибкий, чтобы не сломаться. Это не твоя несгибаемая, как металлический стержень, сияющая сила. Другая… Моя сила.

Замолчав, я поднимаю глаза. Не понимаю, почему Юма ничего не скажет в ответ. Но он стоит и, склонив голову к плечу, молча разглядывает меня.

Но я почему-то уверен, он услышал сказанное мной.

И… Юма улыбается. Мягко, ласково – совершенно точно – мне. Не отводя взгляда. Вдруг, наклонившись, легко, осторожно касается губами моего виска и тут же отстраняется.

Это настолько естественный жест – мимолетное прикосновение, лишенное какой-либо чувственной подоплеки – просто одно движение, заменившее тысячу слов.

Я впервые, наверное, спокойно, открыто смотрю в его лицо. В смешавшемся свете электрических ламп и вышедшей из-за облаков луны, его кожа кажется алебастровой. Прохладной и мраморно-гладкой… И я поддаюсь соблазну, поднимаю руку и кончиками пальцев касаюсь щеки Юмы. И тут же замираю, осознав смысл своего движения. Сейчас он скажет все, что думает в обычной своей уничижительной манере. Перевожу на него встревоженный взгляд. Но Юма не двигается, спокойно смотрит на меня сверху вниз. Его кожа на фоне моих пальцев, словно воск - и также податлива, упруга, тепла.

Задержав дыхание, сосредоточенно закусив губу, веду пальцами по выступающей косточке скулы вверх, потом к узкому прямому носу, обвожу контур тонких чуть выгнутых бровей. Ресницы Юмы вздрагивают и покорно опускаются, накрывая матово-черные, поглощающие даже дрожащий серебристый лунный свет, глаза, позволяя мне провести подушечками пальцев по нежной, гладкой коже век. Я, как слепой, исследую лицо стоящего передо мной человека – и, наконец, начинаю видеть его по-настоящему.

Юма не открывает глаз, когда я накрываю пальцем аккуратную ямку над верхней губой – идеальной формы, словно бы вылепленную моей рукой. Тянущая колкая тяжесть в районе солнечного сплетения. Пытаюсь сглотнуть ее, прогнать – но она словно выпускает шипы, вспыхивает огнем, прижигая, как расплавленный воск, заполняющий меня всего изнутри – мучительная, но неожиданно сладкая боль.

Пальцы перемещаются на рот Юмы, накрывают узкие, бледно-розовые, как лепестки, губы. И когда он едва слышно вздыхает в ответ на мое прикосновение, я вздрагиваю, словно очнувшись ото сна, понимая, что зачарованно смотрю на стоящего вплотную ко мне человека и тяжело, сорвано дышу пересохшим приоткрытым ртом. Отдергиваю руку, сглатываю вязкую слюну, чтобы хоть немного смочить горло.

Я не знаю… Хочу сбежать. Как можно быстрее вернуться в свой дом, спрятаться от странных, пугающий меня реакций предателя-тела, от мысли о том, что я хочу… впервые за долгое время хочу, чтобы Юма прямо сейчас, немедленно прижал меня к себе крепко своими руками и, усмехнувшись, снова дотронулся губами до моего лица.

Резко шагаю назад, к балконным дверям. Попрощаюсь, быстро спущусь вниз, сяду в машину, в которой уже станет легче, потому что она еще не успела пропитаться запахом сигарет и лотоса, как моя одежда, как этот летний душный вечер. Потому что там, в салоне еще можно уловить тень сладкого аромата карамели – запаха твоей кожи, Кэй… Прости… Прости…

-Поедем отсюда.

Останавливаюсь.

Что ж… Мне не сложно подбросить Юму до дома. А потом уже ехать к себе. В мансарду со скошенным потолком и окнами, наглухо задернутыми шторами. К моим стираторам (2), кистям, бумаге, восковым мелкам и краскам - миру, где я – единственно - чувствую себя защищенным.

-Давай просто покатаемся по городу, а, Хани?

Голос, накрывающий с головой пронзительной, сбивающей с ног нежностью… Оттенка берлинской лазури… Вымывающий страх и чувство вины перед тобой. Прости, Кэй… Прости. Но мой ответ Юме был: «Да».

Примечания:
1. Хани перечисляет наиболее часто встречающиеся названия красок для цветных акварелей.
2. Стиратор — приспособление для работы акварелью; состоит из двух рамок, меньшая из которых входит в другую. Зажимая края увлажненной бумаги, С. натягивает ее по высыхании между рамками.

 Отправлено: 07.04.08 22:46. Заголовок: Хани у меня ассоциир..

Хани у меня ассоциируется с маленьким пушистеньким напуганым котёнком, а Юма с снежным барсом
Наконец-то градус повышается

 Отправлено: 07.04.08 23:05. Заголовок: Бодрствующая у меня ..

Бодрствующая у меня Юма с пантерой скорее ассоциируется))
Бодрствующая пишет:

цитата:

Хани у меня ассоциируется с маленьким пушистеньким напуганым котёнком

но он еще будет царапаться) хотя пока... наверное, да - котенок.

Бодрствующая пишет:

цитата:

Наконец-то градус повышается

даа)) и в следующей части тоже))

 Отправлено: 07.04.08 23:47. Заголовок: Ух... шикарно... *ме..

Ух... шикарно... *мечтательно*
Юма, да, и правда барс. А Хани такой котенок!... Пушистенький, маленький дрожащий комочек на ладони...но с коготками острыми. Хм.. даже у барса вызвал желание... защитить) (ну, и все остальное, как же без слэша-то?)
И, проду! *весь в предвкушении*

 Отправлено: 08.04.08 00:49. Заголовок: Сайондзи Като :sm12..

Сайондзи Като
Сайондзи Като пишет:

цитата:

даже у барса вызвал желание... защитить)

да, Юма просто не устоял)) перед царапучим, но жутко привлекательным котенком)) приручать его будет непросто, кажется...

Сайондзи Като пишет:

цитата:

(ну, и все остальное, как же без слэша-то?)

никуда, конечно же)) тем более, что Юма уже вполне имеет виды на котенка))

Сайондзи Като пишет:

цитата:

И, проду! *весь в предвкушении*

обязательно! закончу непременно. хотя до финала еще...
а потом историю Кэя расскажу, отдельно)

 Отправлено: 08.04.08 17:22. Заголовок: Dara пишет: даа)) и..

Dara пишет:

цитата:

даа)) и в следующей части тоже))

А когда следующая часть?

 Отправлено: 08.04.08 18:00. Заголовок: Да, присоединяюсь, к..

Да, присоединяюсь, когда следующая часть?

 Отправлено: 08.04.08 20:48. Заголовок: Бодрствующая Сайонд..

Бодрствующая
Сайондзи Като
она еще не написана)) от новой части есть две строчки. начало положено и это не может не радовать.
так что ну... примерно... сколько там у нас прошло времени между 3 и 4 частью. не думаю, что эта будет писаться дольше))

 Отправлено: 08.04.08 21:34. Заголовок: Жду с нетерпением :s..

Жду с нетерпением

 Отправлено: 08.04.08 23:38. Заголовок: http://i016.radikal...

Выброшен в сумерки зимнего города,
Сладким дыханием яда манящего.
Эта ль судьба одиночества гордого,
Всеми забытого, но настоящего?

Слепо бреду переулками снежными,
Взгляды презрения вскользь, до отчаянья
То что я выпал из общества прежнего.
Ангел, прости, это вышло нечаянно.

Впрочем, пути мне назад не проложено,
Как до весны доползти сквозь сомнения...
Что это? Только что..? Сердце встревожено
Знал ведь, что «вдруг» не приходит спасение.

Только глаза твои в пепельном мареве,
Тянут сплетением силы и нежности...
Ангел, он спятил! Он стёр мое алиби,
Прикосновением до неизбежности.

Теплым дыханьем к виску возбуждение,
Скручен в спираль до потери сознания.
Он не позволит мне сгинуть в забвении...
Ангел, прости, это вышло нечаянно.

 Отправлено: 11.04.08 03:13. Заголовок: ga1axy спасибо больш..

ga1axy спасибо большое! очень красиво)) и соответствует тексту, по моему)

 Отправлено: 16.04.08 21:12. Заголовок: продолжаем)) часть 5..

продолжаем))
часть 5.

(Файл восстановлен из Корзины)

Меня разбудил звонок.

Я на ощупь отыскал в складках скрученных простыней телефон и, мельком взглянув на дисплей, пока еще слабо понимая, кому и что от меня нужно, ответил.

Тишина.

И вдруг – сквозь эту вязкую, густую тишину отчетливо слышу робкое, сдерживаемое дыхание.

Я понимаю. Никаких других вариантов – ошиблись номером, шутят… Сердце сжимается и начинает биться оглушительно громко, часто, подгоняя ток сонной, густой крови. Губы шевелятся, но горло, стиснутое спазмом, никак не может исторгнуть Имя, и я только беззвучно, как рыба, ловлю ртом воздух. Давай же… Я не могу! Ты позови… Для этого звонишь, да? Ведь это ты… Ты…

Бьюсь с собой, со своим неподатливым слабым телом так, что слезы выступают на глазах и, наконец, слабо выдыхаю в трубку:

- Кэй?

Неровное дыхание. Всплески далеких звуков: сигналы мчащихся автомобилей и, как будто бы, дождь…

Или нет? Этот звук срывающихся, бьющихся о стекло капель гораздо ближе – за моим окном…

-Кэй? – хрипло, придушенно. Пожалуйста…

Из-за того, как сумашедше колотится мое сердце я не слышу уже ни дыхания, ни дождя… Изо всех сил пытаюсь унять этот оглушительный ток крови в висках. Но сердце непослушно…

Зачем? Что тебе понадобилось? Почему ты сейчас вспомнил обо мне? Сейчас, когда мне стало казаться… Что я снова могу дышать, жадно ловить сладкий, дурманный воздух, врывающийся в открытое окно машины и, щурясь до слез от хлесткого, безжалостного ветра, все же улыбаться… тому, кто сидит на твоем месте рядом со мной…

-Эй, какого черта ты звонишь?!

Столько злости в моем срывающемся голосе. Горечи и ярости…

-Соскучился? Тогда хоть не молчи! Даже не можешь сказать этого, да?!

Только бешеное биение моего сердца и - мое же – прерывистое дыхание.

- Иди к черту! Оставь меня в покое!

Телефон летит с кровати, скользит по полу. Спустя несколько секунд экран потухает…

Именно этого времени мне достаточно, чтобы понять, что я сделал!

Кэй… звонил… Что если связь плохая? Что если он хотел сказать мне что-то важное? Что если…

Соскальзываю с кровати, запутавшись ногами в перекрученных простынях, хватаю телефон, раскрываю крышку. Пальцы дрожат. Не попадаю в кнопки, лихорадочно перелистываю список вызовов. Номер не определен...

Невозможно…

Почему… Кто во мне произнес эти слова? Кто нажал эту проклятую кнопку и оборвал звонок? Как можно исправить?

Пальцы стискивают тонкий серебристый прямоугольник, острый край врезается в кожу…

Если бы можно было… Если бы…

Не справиться.

Что ты хотел мне сказать, Кэй? Мог ли ты позвать меня? Попросить…

Какой теперь смысл…

Живот сводит от резкой боли, мучительная, серая муть накатывает приступом тошноты. Я продолжаю держаться за нагревшийся в моей ладони прямоугольник, как за плот - шаткий и разъезжающийся, но все же, пока еще удерживающий меня на плаву.

И только для того, чтобы разбить густую, карамельную тишину, холодные, одеревеневшие пальцы вновь откидывают крышку телефона, нажимают вызов.

Голос уверенный, спокойный, словно поднимающий меня над разъезжающимися досками плота, вздергивающий вверх над готовыми захлестнуть волнами:

-Слушаю.

Шепотом. Позвать. Как последнюю надежду на спасенье.

-Юма…

Дурак! Никто не спасет. Никто. Алые глаза прожигают насквозь, обвиняя. У кого ты посмел просить помощи!?

-Да?

Они чуют предательство. Кончики растерзанных перепончатых крыльев трепещут, словно вот-вот, как летучие мыши, эти ангелы спустятся ко мне, чтобы презрительно зачитать приговор.

Звонок завершен…

28 августа 23:50

Почему я позвонил Юме? Почему в момент, когда тонул, единственным, за чью руку я посчитал возможным ухватиться, был этот человек? Почему я вообще захотел спастись?

Этот вопрос, альбомный лист, покрытый паутинкой карандашных линий и электрический вкус молний во рту – все, что осталось от сегодняшнего дня.

Мне хотелось уйти куда-то, где ничего не напоминало бы о Кэе… Но разве в этом городе, в этом мире есть такое место? Если я сам - карта, с расчерченными маршрутами пальцев Кэя, отметинами его губ, тайными обозначениями и комментариями. Прекрасно изученная, бесполезная уже карта…

Поэтому я пошел туда, где воспоминания будут невыносимо-болезненными, самыми яркими.

Песок пляжа потемнел, напитавшись дождевой водой. Я брел вперед, взметая фонтаны тяжелых, слипшихся комков… Словно важнее этого ничего не было, следил, как песок неохотно рассыпается и снова оседает на землю. Ни о Кэе, ни о Юме… ничего… душа оцепенела, озябла под этим совсем не по-летнему холодным дождем…

Размытый мир… И только резкий, темный росчерк железнодорожного моста – яркий, определенный – доминанта пейзажа в пастельных тонах…

Здесь песок сухой и прохладный. Дождевые капли срываются с края моста, создавая завесу от остального мира, сквозь которую даже звуки доносятся приглушенными отголосками…

Сколько я сидел, прислонившись спиной к бетонной опоре, пересыпая песок из ладони в ладонь, уткнувшись подбородком в колени? Бездумно следил взглядом за клонящимся к горизонту солнцем.

Пока издалека, нарастая, как снежный ком, на меня не обрушился невыносимый своей дисгармонией скрежет. Пятичасовой экспресс…

И, кажется, ничего не изменилось – не было прошедших лет. Я снова пятнадцатилетний мальчишка, сижу перед ворохом собранных в кучу листьев и коротко щелкаю зажигалкой, которую стащил у отца…

Огонь… С самого первого раза меня нестерпимо манят его трепещущие длинные ленты. Кажется, я и сейчас чувствую тот восторг – сжимается сердце, кончики пальцев покалывает и я снова… снова! – тянусь руками, словно приглашая извивающиеся змейки перекинуться на мои тонкие, всегда перепачканные красками пальцы.

Помню бьющий наотмашь, насмешливый голос:

- Эй, девочка!

Вздрагиваю и поднимаю глаза. Их двое. Оба мне незнакомы. Наверное, не такие уж и страшные, обычные мальчишки моего возраста. Но смотрю на окликнувших меня снизу вверх, замерев, размышляя о том, что я для них - идеальный котенок для мучений, для чего-то слепо забредший в чужие владения. А моя форма частной школы, вероятно, как красная тряпка для быка. Перед ними еще один ублюдочный избалованный ребенок, да еще и, так удачно, тонкий и слабый. И никто не подумает, что деньги – это все, что я вижу от отца, тогда как они проводят со своими родителями все вечера.

- Ты к нам в гости пришел? Какая радость!

Медленно поднимаюсь, стряхиваю сухие листья и песок с форменных клетчатых брюк, выпрямляюсь. Бежать бесполезно. Сердце бьется тяжело, медленно, отсчитывая удар за ударом. Руки покорно опускаются. Стою и, не говоря ни слова, кусаю губы.

- Чего молчишь, а? – не унимается мальчишка.

А что мне тебе сказать? Логичный исход моего поведения. Идеальная ловушка – под железнодорожным мостом на берегу реки, в месте, которое даже не просматривается с дороги, петляющей совсем рядом.

Просить не трогать? Явно ведь этого хочешь. Именно поэтому, бесполезно.

Стискиваю пальцы перед собой, крепко, так что подушечки побелели, и закрываю глаза.

Вижу - реку, полное глянцевое тело дракона, извивающееся, вспыхивающее рыжими бликами, поразительно гибкое, смертельно опасное…

Щеку прижигает, словно мои змейки огня поцеловали меня. Хлестко. Наотмашь. И правда, как девчонку.

- Смотри на меня!

Зачем? Что интересного можешь ты показать? Что в твоем темном, замкнутом мире под мостом способно заинтересовать меня?

Кольца дракона сокращаются, приподнимая неповоротливое, на первый взгляд, влажное, блестящее тело… И огромная голова, разрезая воду, поднимая веер хрустальных брызг, вонзается в плоть реки…

От удара пячусь назад, спотыкаюсь, завязнув в тяжелом песке, падаю. Рот наполняется соленым, горячим соком, струящимся по рассеченным губам и подбородку. Зажмуриваюсь сильнее. Хвост дракона сбивает с ног. Кольца его тела обвивают меня, стискивают, встряхивают. Только не открывать глаза…

- Ты будешь смотреть на меня, мелкий придурок?! Или тебя заставить открыть глазки?!

Треск рубашки. Холодные пальцы на шее… Всхлипываю, подавившись кровью, переполнившей рот… Язык дракона – горячий, раздвоенный касается горла, обвивает, так, что трудно становится дышать…

- Отпусти его немедленно.

У этого голоса медный, ледяной вкус ярости. Той вкрадчивой, опасной, требующей насыщения. И я понимаю, что если даже сейчас меня отпустят – этого будет недостаточно.

Пальцы на горле давят сильнее, и я начинаю задыхаться, выплевываю кровь и жадно пытаюсь ухватить хоть немного сырого, затхлого воздуха.

- Я сказал – немедленно!

Меня встряхивает, стиснувшие кольца распадаются в мгновение ока, и я опрокидываюсь на спину, вцепившись пальцами в зыбкий, текучий, режущий пальцы песок… Не открываю глаз все время пока слышу чужое тяжелое дыхание и звуки ударов. Я вижу иное. Как дракон беснуется, взметая к небу окрашенные багрянцем умирающего солнца брызги. Каким неповоротливым и негибким он вдруг становится на фоне тонкой, крылатой фигурки, разящей его, разрисовывающей глянцевое тело тонкими длинными порезами, сочащимися кровью. Вода, окрашенная алым.. И белый ангел, в ореоле королевского пурпура… Торжествующий… Всегда побеждающий…

- Хани, какого черта?!

Руки подхватывают меня, болезненно-резко встряхивают. Теперь можно. И я открываю глаза.

- Проклятье, Хани! Ты – идиот! Что ты здесь забыл?!

Сколько ярости. Отсветы беснующегося пламени в темно-зеленых глазах…

От попытки улыбнуться трещинки на рассеченных губах вновь наполняются кровью.

Сморишь на меня, сощурившись… Ждешь…

Я должен бы сказать тебе: «Спасибо» или «Прости»… Но… и как я себя ненавижу за это! – могу только думать о том, что вот именно такие глаза будут у моего крылатого победителя на эскизе, за который я сяду, как только доберусь до дома…

Скажу тебе сейчас. Спустя много лет. На этом же месте.

- Кэй, прости…

Помню, меня передернуло, когда я почувствовал тяжелый взгляд, вдруг неуловимо изменившийся, скользнувший по разодранной рубашке, перепачканной кровью, по шее в лилово-багровых оттисках пальцев и по ярко-малиновым опухшим губам. В нем было нечто, как мне казалось, совсем тебе несвойственное: голодная, бешеная ярость – другая – отчаянная, разрывающая на клочки, - пугающая меня.

Иллюзорный мир разлетелся на миллион блестящих осколков, как треснувшее зеркало. Застыв, расширившимися глазами я смотрел на этого нового Кэя. Инстинктивно попятился, когда ты слегка подался вперед, ко мне. Отер губы рукавом - по ткани потянулся змейкой ярко-алый след…

- Кэй..? – неуверенно, дрожащим голосом.

- Кто я тебе, Хани?

- Что?

- Ты видишь меня?

- Что?

- Как мне, черт возьми, сделать, чтобы ты увидел меня?!

Сердце заходится болью и отчаянием, которыми сочится хриплый, резкий голос Кэя.

Смотрит зачарованно на окровавленный рот… Вдруг тянется, толкает на песок, как кошка устраивается сверху, прижав мои плечи раскрытыми ладонями.

Не могу двигаться от парализовавшего страха. Пытаюсь освободиться, отползти. Но пальцы впиваются в предплечья, тянут к себе. Коленями Кэй стискивает мои бедра, склоняется, не отводя дикого, пьяного взгляда ото рта. Инстинктивно облизываюсь. Невыносимо солоно. В ответ на движение моего языка, Кэй шипит – взгляд подергивается опаловой дымкой, будто туман стелется над рекой – и, судорожно выдохнув воздух, накрывает мой рот губами. По телу проходит болезненная дрожь. Нестерпимо больно… И ничего более… Я извиваюсь, пытаясь вырваться. Больно, Кэй!

Низко, по-звериному рычит, удерживая меня на месте, кусает пылающие, припухшие губы, рукой забирается под рубашку. Больно… Мои ресницы дрожат, готовые вот-вот опуститься. Так хочется снова закрыть глаза. Чтобы не видеть этот безумный, страшный взгляд моего Кэя, кровавые пятна на рубашке, казалось, раздразнивающие его еще больше, укрыться от раздирающих губы укусов, от пальцев, расчертивших тело вспухающими багровыми дорожками и сейчас обрывающих пуговицу на моих брюках. Я не хочу… Не хочу, Кэй…

Всхлипываю, вновь и вновь дергаюсь, пытаясь сбросить с себя невыносимо тяжелое, горячее тело.

Только не закрывать глаза… Смотри, Хани… Смотри на него…

Хотя бы сейчас раскрой для него себя – настежь… без преград… пусть для ярости и боли, пусть для крови… Будь для него... Хотя бы сейчас…

Вижу тебя другого. И такого тоже - принимаю.

Жесткие пальцы не ласкают – царапают, стискивают, мучают. Только боль. Все, что я чувствую. За обоих.

Бледное лицо с острым подбородком, перепачканным моей кровью, подергивается туманно-серой дымкой. Смаргиваю слезы, чтобы снова четко видеть – прилипшую ко лбу белую прядку и широко распахнутые глаза, в которых вдруг мелькает ужас. Отпускаешь мои руки. И я тут же тянусь, стираю дрожащими пальцами бурые разводы уже подсохшей крови с твоих закушенных губ.

- Кэй… Больно… - сквозь слезы, застывшие неподатливым жестким комом в горле, шепчу я.

Не смотришь на меня. Тяжело дышишь. Сползаешь на песок, бессильно закрыв лицо руками. Мне хочется сказать, что я понимаю… Но и сам дрожу, как в лихорадке, даже зубы стучат. Обхватываю себя руками. Совсем не чувствую своего тела – как будто оно одеревенело или растворилось полностью, остался только саднящий рот, которым я пытаюсь – для тебя - изобразить улыбку…

Ты открыл мне такого себя – страдающего, измученного. Я – позже - когда сам, первый поцеловал тебя по-другому, - показал тебе нежность… Равноценный обмен, Кэй…

Тогда я неделю ходил в свитерах с высоким горлом. Иначе – заметь отец, который как раз вернулся домой, посиневшие, недвусмысленные следы на шее, - убил бы меня. Он и так подозрительно косился на мой запекшийся кровью рот. Но я сказал, что подрался. В конце концов, это так естественно для мальчика моего возраста – драться. Думаю, это наоборот, даже успокоило его…

Сейчас я снова пришел сюда… В место, где все началось.

Мне почти хочется, чтобы прозвучал грубый окрик: «Эй, девочка!». Я готов на это, если потом, вслед за ним прозвучит твой голос, как в идиотской романтической сказке…

- Хани?

Вздрагиваю от неожиданности. Голос, выдирающий из полуяви-полудремы, в которой меня крепко удерживали переплетения острых, в шипах веток. Словно я спал, а в это время терновник моего прошлого прорастал вокруг меня, обнимая, протыкая кожу длинными, древесными иглами.

Понимаю, что сижу, зажмурившись, стиснув побелевшие ладони.

Пытаюсь встать, но гибкие ветви крепко держат, шипы впиваются сильнее, больно раня…

Почему он здесь? Как нашел меня?

Юма быстро спускается вниз по насыпи… Даже сейчас – гибкий, полный скрытой силы, властный. Такой яркий на фоне размытого серого мира, являющегося не более чем фоном в картине, в которой он – всегда центр.

Входит под мост, останавливается возле опоры, прямо перед стеной срывающегося вниз дождя, отгородившего нас от остального мира.

-Что ты здесь делаешь?

Я, и правда, хочу встать, стряхнуть с себя эти предательски-нежные ветви и шагнуть… Но… каждое движение рвет кожу до крови.

- Ты звонил мне, помнишь?

Я ж ни слова ему не сказал.

- И что?! Ошибся… номером…

Стоит молча, только неопределенно поводит плечом. Белоснежная сорочка промокла насквозь – и под тканью видны очертания тонких острых ключиц и округлые, гибкие мышцы предплечий, которые выделяются чуть более рельефно, когда Юма скрещивает на груди руки. С длинных мокрых волос течет вода – сосредоточенно, взглядом скольжу вслед за блестящими дорожками - по тонкому носу, упрямо сжатым губам, по подбородку, замираю вместе с капельками в ямочке, а потом срываюсь на ладони – узкие, с длинными пальцами. Сердце гулко бьется. Смотрю, как Юма опускает руки, достает из кармана пачку сигарет и тонкую серебряную зажигалку с монограммой. Всплеск огонька, лизнувшего тенью бледное лицо…

- Не кури!

Усмехнувшись, выпускает струйку лилово-сизого дыма.

-С чего это?

Кровь приливает к лицу. Раздражает. Самоуверенностью. Своей плещущей, такой определенной, доминирующей над всеми силой.

Поднимаюсь рывком, зашипев от молниеносной болезненной вспышки в ногах - то ли затекших, то ли раздираемых терновыми шипами, пытающимися удержать меня.

Юма сжимает сигарету между пальцев легко, словно и не удерживает вовсе. И в тоже время крепко.

Меня так сможешь, Юма? Не сломать и не отпустить…

Смотрит насмешливо, из-под длиной, мокрой челки на мои неуверенные, неуклюжие шаги. И даже не пытается сделать движение навстречу. Подожди, я смогу преодолеть это расстояние.

Чувствую себя младенцем…

Останавливаюсь вплотную, судорожно вздыхаю сладковатый, влажный воздух… пряный, теплый… Почему же рядом с тобой так трудно дышать? Горло стиснули. Задыхаюсь. Но вместо того, чтобы отойти в струи прохладного, безвкусного воздуха – напротив, прижимаюсь к острому горячему плечу лбом.

Мгновение помедлив, рука Юмы поднимается, ладонь ложится мне между лопаток, чтобы еще секунду спустя крепко прижать к себе.

Не понимаю… И ничего прямо сейчас не желаю знать. Достаточно того, что он держит меня. И я хочу… больше…

Поднимаю голову. Встретившись со спокойным, уверенным взглядом черных матовых глаз, приподнимаюсь на цыпочки и, скользнув носом по прохладной мокрой щеке, прижимаюсь ртом к губам Юмы. Морок прошлого так силен, что мне кажется, не поджившие мелкие трещинки на губах расходятся, начинают сочиться кровью. Но вкус Юмы – кофейные зерна и малина…

Глубже… Ноги подгибаются от слабости. Он не отстраняется, продолжая обнимать, но лишь позволяет себя целовать. В момент, когда я готов отстраниться, Юма вдруг кончиком языка медленно проводит по моим раскрытым губам и чуть сжимает нижнюю. Это касание подобно разряду шаровой молнии, ударившей в солнечное сплетение – встряхивает все тело. Впиваюсь пальцами в плечи Юмы, оседаю в его объятиях, потерянно моргнув.

Легкое касание – скула, висок.

-Ну все, все, Хани. Поедем домой… - как к ребенку. Нужно бы разозлиться, но получается только всхлипнуть и сильнее сжать пальцы, сминая тонкую ткань рубашки…


Едем на такси. Всю дорогу я держу Юму за локоть. Он ни о чем не спрашивает. Не говорит, как нашел меня и почему.

Город плывет в серой дождливой дымке за окнами машины. Я бездумно слежу за движением размытых, смазанных домов, людских фигур под зонтами, клонящихся от ветра деревьев.

Юма быстро оглядывает мансарду и сразу же коротким приказом отправляет меня в душ. Подчиняюсь. Потому что сейчас совсем нет желания упрямиться.

Не хочу, чтобы он уходил. Мне казалось, я смогу… дышать. Мне казалось. Но так невыносимо. Зубы стучат. Никак не согреться.

На дно ванной, свернуться, спрятаться под теплыми, секущими тело струями. Нет, выйти. Позволить этой молнии снова встряхнуть мое тело, оживить, реанимировать.

Но… как?

Небрежно, спокойно: «Эй, трахни меня, а?» или слащаво-романтично, как в кино: «Будь со мной, ты мне нужен?»

Что если, пока я сижу здесь, Юма ушел? Зачем ему ждать меня? Он явно дал понять, что не заинтересован. Или… это все же был ответ? Вздрагиваю при воспоминании об ответном движении губ Юмы.

Эй, Кэй… Ну что? Тебе нечего мне сказать? Почему ты тогда остановился? Почему ты всегда останавливался?

Значит, всего лишь это будешь не ты, Кэй…

Торопливо вытираюсь и надеваю хлопковые штаны и рубашку. Волосы как следует не высохли. Но времени на это нет. Пока я не растерял решимость, быстро выхожу из ванной.

Юма не ушел. Сидит у стола, на котором навалены альбомы, краски и карандаши, разглядывает наброски, быстро переворачивая листы – сосредоточено, но бегло, как наверняка делает на работе, в своей галерее. В голове раскладывает по полочкам «Годен» - «не годен»… И мне бы, наверное, хотелось знать, к какой категории отнесен я, но сейчас… Когда я и дышать-то могу с трудом от того, что собираюсь сделать, меня абсолютно не интересуют мои акварели и мнение Юмы о них.

Он не обращает на меня никакого внимания. Пока я не останавливаюсь, касаясь ногами его коленей.

Поднимает голову, скользит взглядом по волосам, с которых капает вода, по моему раскрасневшемуся лицу и, усмехнувшись, наконец, откладывает, рисунки.

- Хочешь знать, как мне они? – секунду спустя интересуется он насмешливо.

Качаю головой. Юма удивленно приподнимает бровь, но ничего не говорит, лишь смотрит с немым вопросом.

Сейчас…

Облизываю пересохшие губы, кладу руку на верхнюю пуговицу рубашки, пытаюсь расстегнуть – пальцы никак не могут совладать с маленьким пластиковым кружочком. Помоги, а?

Почему я делаю это? Злость на Кэя? Усталость? Невозможность больше задыхаться в душном, спертом воздухе этой мансарды в одиночку? Это не повод! Стоп! Проталкиваю почти поддавшуюся пуговицу назад, в петлю, но руки не опускаю.

Помоги?

Сидит и смотрит на меня. Не знаю, от чьего взгляда я чувствую себя более неуютно: от злого, осуждающего алоглазых ангелов или от этого - спокойного, сумеречно-фиолетового…

Я смогу. Эй, стражи, оставленные мне Кэем, я хочу, чтобы вы наблюдали…

Скольжу вперед, на колени Юмы, обвиваю шею руками, бесстыдно трусь о его бедра. Не глядя в удивленно распахнувшиеся глаза, мягко, нежно прикусываю губу Юмы, провожу по ней языком, прежде чем, вздохнув и закрыв глаза, как в детстве – в реку с моста - падаю в распахнутые передо мной объятия бескрайней темноты.

На этот раз я чувствую ответную реакцию – сразу же. Ладони стискивают мои бедра, подтягивают к себе ближе. Поцелуи Юмы до головокружения глубокие, уверенные, требовательные. И я сам не замечаю того момента, когда начинаю откровенно подаваться вперед, прижимаясь теснее, вплетая пальцы во влажные после дождя черные волосы.

Хочу… еще…

Откидываю голову, подставляясь под ласки Юмы голой шеей. Но когда уже совсем задыхаюсь от поцелуев, и пальцы начинает покалывать от желания прикоснуться, наконец, к лунно-бледной коже... Он вдруг отстраняется и, на секунду прикрыв глаза, глубоко вздохнув, как расшалившегося ребенка снимает меня с колен и встает.

Почему? На смену растерянности и обиде приходит ярость. Только не говори, что ты не хочешь! Только не говори, что тебе все равно!

Смотрит на меня с сожалением и бесконечной жалостью. Этот взгляд… Это выражение… Меня просто трясет от него.

-Что?! Что, Юма?! Что?! – выкрикиваю я, попятившись, и налетев спиной на угол стола.

-Хани… - и в голосе оно же, это ненавистное всепонимание…

Проклятье! Я – не фарфоровая кукла, которую нужно беречь! Что ты можешь понять?!

- Что?! Почему бы тебе просто не заткнуться и не трахнуть меня?

Его взгляд: потерянный, пораженный - много стоит… Но меня он только еще больше выводит из себя.

- Будто бы тебя кто-то просит о большем! Ведь хочешь же! Какая разница?! Почему вы всегда останавливаетесь?! Почему вас не интересует, что я хочу?! Только ваше долбанное спокойствие!

Голос взвивается вверх, срывается на стон, когда я резким движением сметаю со стола на пол раскрытые баночки с красками, кисти и воду, забрызгивая паркет, белоснежную рубашку Юмы и свою одежду.

Все повторяется… Ты не допустишь измены, Кэй… Твои стражи бдительны…

Тяжело опершись о край стола, стою, зачарованно разглядывая свои ладони в разноцветных дорожках акварельной краски…

Боль раздирает изнутри, требовательно, настойчиво рвется наружу.

Бессильные, злые слезы…

- Индийская жёлтая, жёлтая охра, терр де Сиена натуральная…

Шепчу, как заклинание, едва слышно… Справлюсь… А самого трясет от ледяного одиночества, выевшего уже все живое внутри.

Всхлипываю, не сдержавшись, когда мою раскрытую ладонь снизу подхватывает рука Юмы. И пальцы второй начинают чертить узор, смешивая цветные дорожки в абстрактный рисунок. Время застыло и стекло расплавленным оловом, как на полотнах Дали, когда низкий, тихий голос продолжил, подхватывая сияющую, витую нить:

- …киноварь, кармин гараис, кармин жженый, охра красная…

Тихий смех. Поцелуй в запястья – в маленький участок не перепачканной краской кожи – там, где бьется пульс…

- Ты очень устал, Хани. Ложись спать.

Стою, глядя на раскрытую ладонь. Явственно вижу след поцелуя… Индиго… Определенно, индиго…

Потом, когда прихожу в себя от хлопка входной двери, понимаю, что и правда, все, что мне хочется – спать…

Мрачно смотрю на смазанную радугу на полу, перевожу взгляд на стол и тогда замечаю его – на краю, там, где сидел Юма – вырванный из альбома лист, испещренный угловатыми резкими карандашными линиями. Озеро в туманной утренней дымке, по которому плывут горделивые, с выгнутыми лепестками, лотосы, посреди которых - журавлик на слабых, подгибающихся ногах…

Не любительский рисунок… своеобразная манера – яростная, напористая, но чарующе-притягательная… Глаз не оторвать.

Умея так, почему…

Желая меня, почему…

А, Юма?!

Так хочется спать… Но я должен закончить. Записать для тебя все. Хочу, чтобы ты увидел, Кэй… Меня не стоило беречь. Посмотри на меня сейчас! Я всего лишь бесстыдная, ненасытная дрянь.

 Отправлено: 16.04.08 22:47. Заголовок: Нет слов. Астрал пол..

Нет слов. Астрал полный.

 Отправлено: 17.04.08 00:13. Заголовок: Бодрствующая :) мог..

Бодрствующая :) могу ли принять эти слова, как то, что продолжение вышло достойным?

 Отправлено: 17.04.08 01:36. Заголовок: Dara Более чем :sm1..

Dara
Более чем

 Отправлено: 17.04.08 01:38. Заголовок: Похоже, Кэй, сам тог..

Похоже, Кэй, сам того не понимая, послужил толчком Хани к Юме

 Отправлено: 17.04.08 13:23. Заголовок: Бодрствующая :sm12:..

Бодрствующая
Бодрствующая пишет:

цитата:

Более чем

о, ну я рада))

Бодрствующая пишет:

цитата:

Похоже, Кэй, сам того не понимая, послужил толчком Хани к Юме

если бы он об этом только знал...
ну Кэй или личные заморочки Хани. мы ведь по сути не знаем, кто звонил. Ведь этот звонок может иметь абсолютно обычное объяснение. но мы сами часто строим предположения и обманываем себя. Хани хотел, чтобы Кэй ему позвонил, подспудно ждал этого и вот - один непонятный звонок и он уже все для себя решил))

 Отправлено: 17.04.08 14:02. Заголовок: Dara,как всегда вели..

Dara,как всегда великолепно)))) Безумно понравилось твое "Первое Лето" и фики на Блич)))) И этот фик не отстает! Все такие же яркие и живые герои,читать про которых одно удовольствие! И как всегда самый мой любымый рейтинг))) R-очка!!!! Dara,пасиба тебе)))) Воть тваи лубимые рамашшки

 Отправлено: 17.04.08 19:14. Заголовок: Чудесно-чудесно-прек..

Чудесно-чудесно-прекрасно))
Села читать в невменяемом состоянии, но уже к середине увлеклась и прониклась... знаете, автор, у вас есть удивительная способность создавать атмосферу... "Первое лето" - ваш фик?)))
Просто прекрасно)) Проду)))