Отправлено: 20.03.08 01:19. Заголовок: "Lover’s Diary. Хани." original, R-общий. окончание от 18/06+ NEW арт

Название: Lover’s Diary. Хани.
original
Автор: Dara~Child of The Mist
Вычитка: aki-no neko, ga1axy
Рейтинг: R
Категория: яой
Жанр:romance/angst
Саммари: о попытке научиться жить заново
Статус: закончен

От автора: aki-no neko, лови! это для тебя. спасибо за поддержку и терпение в работе с таким капризным и привередливым автором.

NB! Hani by U.G.L.Y.
Скрытый текст


"Hani and..." by U.G.L.Y.
Скрытый текст


"...you wish..." by U.G.L.Y.
Скрытый текст


и новые иллюстрации:

"Хани" by eine kleine hexe
Скрытый текст


"Хани и Юма" by eine kleine hexe
Скрытый текст


Юма by Inanis
Скрытый текст


начало здесь: http://esergy.fastbb.ru/?1-0-0-00003248-000-0-0-1210954655

 Отправлено: 17.05.08 17:12. Заголовок: katenka спасибо!)) ..

katenka спасибо!)) очень приятно, что нравится)

 Отправлено: 18.05.08 11:10. Заголовок: Это просто потрясающ..

Это просто потрясающе. Высший пилотаж) Я в восторге)

 Отправлено: 18.05.08 20:35. Заголовок: Lain спасиб! :sm12:..

Lain спасиб!
окрыленная и вдохновленная, ушла писать дальше

 Отправлено: 18.05.08 23:41. Заголовок: Dara жду-жду-жду-жд..

Dara
жду-жду-жду-жду-жду)

 Отправлено: 22.05.08 23:00. Заголовок: Dara Я вся в предвк..

Dara
Я вся в предвкушении! Скоро ли продолжение?

 Отправлено: 23.05.08 22:18. Заголовок: Hyorin очень планиру..

Hyorin очень планирую на днях закончить и отправить бете. очень жаль, что так затянула, но на работе так загрузили, я просто не успеваю записывать(((
пожааалуйста, подождите еще немного

 Отправлено: 25.05.08 21:23. Заголовок: Dara Жду, жду. Рабо..

Dara
Жду, жду. Работа это святое! А вообще отгоняйте руководство и ловите музу

 Отправлено: 26.05.08 06:29. Заголовок: Hyorin уже у беты) H..

Hyorin уже у беты)
Hyorin пишет:

цитата:

А вообще отгоняйте руководство и ловите музу

вот и мой Муз об этом же мне твердит))
но я пока сопротивляюсь)))) упрямлюсь и говорю - тебе я безраздельно не принадлежу! ))

 Отправлено: 29.05.08 06:35. Заголовок: 2 сентября. 17:00 ..

2 сентября. 17:00

Дождь все не заканчивается. Бесконечный, осенний, серо-голубой дождь…

Я стою, прислонившись лбом к створке двери, на пороге, смотрю на тяжелое, расчерченное длинными мазками черно-синих туч, небо и проблески серебристых змеек, танцующих, извивающихся в потоках ветра. На пороге. Пряча ладони в длинных рукавах, а подбородок - в широком воротнике свитера. Не от холода. На самом деле, довольно тепло. Ветер еще несет в себе отзвуки лета. Просто… так уютнее. Иллюзия чужого присутствия, обволакивающего тебя, хранящего.

Можно было бы, и закрыть дверь. Но… Я не хочу. Стою, пока ноги не озябли от дождевой воды.

Потом устраиваюсь на кровати с ноутбуком.

Подушка пахнет Юмой.

Снова улыбаюсь. Вот-вот, кажется, уткнусь в нее носом, и буду блаженно жмурится.

Скоро мне ехать на встречу.

Хотелось, чтобы мы проснулись вместе.

Но… Не имею права претендовать.С ним это не пройдет. Уподобляясь истеричной девке, не стану заставлять и привязывать. А в голове с образом этой самой девки уже определенно и явно возникает имя: Кайра.

Дождь все не заканчивается. Но мне всегда нравился дождь.

Странно чувство. Законченности. Двигаюсь осторожно, словно бы оплывая предметы, как будто боюсь расплескать… ласку? воспоминания? послевкусие прикосновений?

Кэй, ты поэтому всегда останавливался в последний момент? Боялся, что наша близость завершит «нас», привяжет – крепче некуда, не позволит тебе отдалиться? Потому что я не верю, что была другая причина. Тому, что ты позволял быть с тобою любому, только не мне. Знакомил меня с подругами своих пассий, смеялся, настаивал – давай, Хани, ты так ей понравился.

Одной рукой отдавая меня, другой удерживая, вцепившись накрепко, не понимая, что разрываешь.

Ни с тобой, ни без тебя.

Сейчас по-другому? Что вообще – «сейчас»?

Я… не знаю. Ультрамарин и янтарь.

Отказаться от Кэя? Сжечь, как прошлогодние ломкие листья на погребальном костре… Можно ли?

Но позволить им сосуществовать? Нет. Потому что хочется принадлежать. С Юмой нельзя по-другому.

Не уверен, что смогу отказаться. Не уверен, что знаю, чего именно хочу. Нет, не так. Знаю. Юму. Да. Безраздельно. Это ли не ответ?

Все эти мысли весь день - фоном.

Руки привычно движутся, пальцы послушные, гибкие, теплые. Так давно не было этого. От чувства вернувшейся власти над цветом совершено детский восторг, как в первый раз. Похоже на игру. Это и есть игра. Взгляд, улыбка… Я говорю, и мне отвечают. Мой волшебный мир.

Так, глубоко, что до меня не сразу доходит, что телефон настойчиво звонит уже некоторое время. Вздрагиваю, подозрительно глядя на экран. Первая мысль: «Юма!» и «Что-то случилось». Ниточка, потянувшаяся меж нами так хрупка, что мне кажется, вот-вот разорвется. Я боюсь услышать спокойное, бесстрастное: «Прости, Хани. Мы ошиблись».

Но на этот раз звонил агент. Давно я не слышал это крайней степени довольство, сочащееся в его голосе.

- Хани, поздравляю. Со мной связались из галереи. Послезавтра официальная встреча.

Прижимаю трубку щекой к плечу, задумчиво вытираю руки о джинсы.

- Ммм… Вот как?

Почему мне говорит об этом не Юма? Не захотел сам позвонить? Что если… Судорожно сглатываю, с трудом выталкиваю из себя слова:

- От меня что-то требуется?

Пауза. И голос агента становится удивленным, даже как будто встревоженным:

- Хани, что-то случилось? Конечно. Ты должен приехать туда. Владелец хотел бы знать, что ты будешь…

- Мне все равно, - отчего вдруг так тоскливо. Ничего ведь не произошло. Так хотелось, чтобы он сообщил тебе благую весть? Ты не единственный в его жизни, Хани…

- Прекрати нести чушь! Что за идиотская привычка бросать все на полпути и ни за что не держаться?

Я уже приготовился каяться и соглашаться, когда услышал гудки по второй линии.

Кто еще?

«Ждешь, да?» Нет! «Врешь».

Мельком взгляд на дисплей. Сердце подпрыгивает к горлу.

- Все, понял. Буду, - нажимаю сброс, переключаюсь. – Слушаю! – черт, слишком поспешно.

Пауза. И, наконец, он звучит – негромкий, спокойный голос:

- Не спишь, Хани?

И по одной этой фразе я понимаю, что ничего не случилось, все по-прежнему, и наконец, выпускаю край рукава, который я комкал, и устраиваюсь на краешке стола.

Юма впервые звонит мне.

Молчу, пытаясь умерить бешеный стук сердца, боюсь отвечать – голос выдаст с головой.

- Ты тут? – насмешливо и ласково.

- Нет… в смысле, да, тут. Не сплю, - смешавшись, торопливо отвечаю я. И улыбаюсь.

Слышу, как там кто-то начинает что-то торопливо говорить фоном.

- Подожди секунду, - мне, и совсем другим голосом, холодным, равнодушным, - Да, оставьте на столе. До вечера сделаю.

Мне нравится знать, что я знаю другого Юму. Такого, которого, возможно, не видел никто.

- Ну чего ты так сопишь в трубку? – смеется, возвращаясь ко мне. От этого я начинаю, очевидно дышать еще чаще, так что Юма фыркает и продолжает, - Звоню сказать, что планы изменились.

- Да? - получается, наверное, очень жалко. Но у меня, и правда, сердце обрывается. Это совершенно по-дурацки, понимаю. Но все время кажется, что происходящее - ложно, и что вот-вот Юма покачает головой и скажет: «на что ты рассчитываешь?» И в этом была бы доля правды.

- Ты не против клуба?

- Что?

- Клуба, где мы с тобой тогда встретились, помнишь?

Еще бы! И это кажется, что прошло уже много-много времени… На самом деле…

- Почему?

- Потому что мне хотелось бы встретиться с друзьями. Но при этом я никак не могу отказаться от идеи увидеться с тобой. И я позволил себе эгоистично совместить это.

- Там будут твои друзья?

- Да, - чуть встревожено - или мне показалось? - но сразу же привычно-ровно, поддевая. – Я понимаю, что ты предпочитаешь остаться наедине…

- И ты берешь меня?

«В качестве кого?» - почти вырывается следом.

- Да. Мне хочется, чтобы ты был рядом.

Улыбаюсь. Черчу бессмысленные линии карандашом по листку бумаги. Этого достаточно.

- Хорошо. Я приеду.

- Время не меняется. Да, я, конечно, просил твоего агента помолчать, но уверен, что он не выдержал…

Мелко штрихую свои капельки и спирали и уже совсем откровенно смеюсь в трубку. Звучит облегченно - ну и пусть!

- Да, не выдержал.

- Ну, значит, подробности вечером.

- Хорошо. До встречи.

Пауза и когда я уже собираюсь закончить разговор, вдруг слышу:

- Эй, Хани… Чем ты сейчас занимаешься?

Так обыденно. Но в этом вопросе – вдруг, неожиданном - для меня столько смысла. В нем так ярко, вспыхивая, искря, проявляется наша ниточка. Пусть и хрупкая, но определенно – реально существующая.

- Работаю.

Тишина. В которой мне чудится улыбка.

- Эй, что ты там себе представляешь?

- Все, что было и больше, - чуть тише, чем прежде, и от этого почти шепота у меня по коже мурашки бегут.

- Дурак! Тебе работать нужно!

- Вот только это и ограничивает полет моей фантазии.

А вот моя, кажется, разыгралась.

Кладу телефон рядом с собой и снова устраиваюсь за столом. Но сосредоточиться уже не получается.

И поэтому… навожу порядок в комнате. Потому что теперь сюда может кто-то прийти. До этого было все равно. Когда я переехал (в надежде, что Кэй будет со мной?), мы вместе устраивались, покупали мебель, а потом Кэй сказал, что будет часто наведываться, и поехал к себе. Словно хотел оставить для себя место, куда мне вход закрыт.

Ему, в общем-то, было абсолютно наплевать на мой бардак.

Но почему-то мне кажется, что не все равно утонченному, рафинированному Юме. Поэтому я собирал старье в коробки, стараясь только не зацикливаться на то и дело возникающих мыслях – «а это со времен, когда мы…» или «покупали вместе…» Потому что иначе – выбрасывать нельзя ничего! Мы с Кэем с девяти лет – каждый день – вместе… были. Похоже на то, что я сортирую вещи после похорон близкого человека. Но…

Ты ведь не вернешься, да?


3 сентября 3:00

Семь часов – не то время, когда в клубе можно ожидать толпу. Хотя сюда часто заходят и просто после работы, выпить, пообщаться. Кэй любил это место именно за универсальность. И за то, конечно, что заходил сюда, как к себе домой: «Привет, Кэй», «О, сегодня опять к нам, Кэй», «Нескучной ночи, Кэй» - с самого порога.

Я привычно от входа иду к угловому дивану. Словно вот-вот Кэй соскочит с места, махнет рукой: «Эй, Хани я здесь», хотя в этом совсем нет необходимости.

Останавливаюсь на полпути. Растеряно озираюсь. Наверное… стоит спросить? В прошлый раз администратор целенаправленно провожал Юму в отдельный кабинет. Я никогда не сталкивался с подобными вещами: VIP обслуживание, отдельный вход, повышенное внимание и готовность облизать с ног до головы. Кэй был из тех, кто пролезет без оплаты билета и без приглашения, а я… В этим моменты он просто хватал меня за руку и тянул за собой.

Нужно спросить… у кого-то?

И в момент, когда я потеряно топчусь на одном месте, вдруг все встает на свои места. Тепло и знакомый, кружащий голову запах. Рука ложится на предплечье, едва-едва сжимает:

- Хани? Что ты тут стоишь? Пойдем. Я уже здесь.

Пальцы сплетаются, ладонь узкая, уверенная, сильная – держит единственно возможно – не причиняя боли, не принуждая, просто делясь теплом и своей силой. Опускаю голову, чтобы спрятать облегченную улыбку.

- Привет, Юма.

На мгновение притягивает меня к себе, мимолетно целует в шею. Влажное тепло поцелуя, и тело послушно отвечает, покрывается мурашками - прежде чем слегка подтолкнуть вперед.

Ощущение, что и в прошлый раз мы сидели в точно такой же отдельной комнатке. Но так много всего изменилось. На этот раз, сделав заказ – вроде бы то, что и обычно: минеральную воду – мне и себе - кальвадос, все кажется иным.

Едва мы остаемся одни, как Юма улыбнувшись, перетаскивает меня на свои колени. Еще до первого прикосновения, только взгляд – лихорадочно блестевших глаз – предвосхищающий, а я уже дрожу от предвкушения. Обхватывает мой подбородок, смотрит, не позволяя отвернуться, пока я не краснею и не начинаю вырываться. Усмехнувшись, притягивает к себе, и наконец, целует, жадно, не давая ни отстраниться, ни вздохнуть.

- Скучал… по мне? – руки забираются под рубашку, гладят, скользят – и там, где только что были пальцы Юмы, мне кажется, остается огненный пылающий след. Он оживляет свой рисунок, тот откликается, ярко проступая на коже.

Упрямство приказывает ответить:

- Вот еще, - задыхаясь, зажмурившись, инстинктивно продолжая тянуться за новым поцелуем.

Притягивает меня за поясницу ближе к себе, кончики пальцев гладят голую кожу под ремнем.

- Идиот! Ты хочешь, чтобы это кто-нибудь увидел? – краснею и, шипя, выскальзываю из рук Юмы. Он позволяет мне сползти с его коленей, одернуть рубашку, потом легко целует в губы и, спокойно глядя на меня, произносит:

- Хани, ты не понимаешь? Я не собираюсь тебя от кого-либо прятать. И скрываться по темным переулкам и квартиркам не планирую.

Замираю, растеряно глядя на Юму. Всего лишь слова… выбившие почву у меня из-под ног. Он ведь и не объяснит. Что хотел сказать этим… Почему я сижу и испугано смотрю на него и, кажется, вот-вот по идиотски расплачусь.

Растрепанный и взъерошенный. Жалкий. Почему он заметил меня? Почему, такой как Юма, захотел удержать меня? Что такого между нами, отчего у меня в груди болит, но я не хочу, чтобы это прекращалось? И страшно. И радостно. И руки дрожат.

- Почему?

- Может быть, поддался соблазну все же снова заглянуть в другой мир, в который закрыл себе дверь. Может быть, потому что ты сам и есть этот зачарованный мир, и я смогу не только смотреть, но и обладать им. Может быть, потому что ты теплый и сладкий, - тонкими прохладными пальцами обводит контур моих губ и, улыбнувшись, касается кончика носа. - Может быть, потому что в тебе столько жизни, что мне захотелось, чтобы ты поделился, вдохнул ее и в меня.

Я не успеваю сказать, что он ошибся насчет последнего точно, вздрагиваю, инстинктивно пытаясь отстраниться, когда приносят заказ.

Обхватываю высокий запотевший стакан пальцами, стараясь собраться с мыслями.

И даже почти рад тому, что тишину нарушил приход друзей Юмы. Я уже видел их – тогда. Блондинка с кроваво-красными губами и округлым, красивым телом, затянутым в шелк. Наверняка, поклонница ар нуво(1). Со спутником – идеальным… именно спутником, нужным только для того, чтобы подчеркнуть вычурную томную позу или намеренно утомленную улыбку. В прошлый раз она мне показалась невнятной и блеклой, но… это не так. Скорее всего, такое впечатление сложилось из-за слишком яркой, оглушающей харизмы Юмы. Сейчас… когда я способен более или менее спокойно смотреть на него, не жмурясь, понимаю – эта женщина из тех, что делают себя сами. Дымка сладких ароматов и, наверняка, Анаис Нин(2) и Миллер(3) на полке.

У моей первой женщины они точно были. Это то немногое, что я отчетливо помню от той ночи. Почему я поехал с ней? Наверняка, из-за Кэя… Получил ли я удовольствие? Наверное. Но скорее от той мысли, что завтра он узнает об этом. И утром в качестве послевкусия - горечь духов на языке, вязь царапин и ярко алых разводов на коже и сонное: «Ты очень красивый, чувственный и нежный мальчик. Приходи, когда повзрослеешь». И… о, да! Кэй заметил…

Вздрагиваю и возвращаюсь в реальность, когда подруга Юмы мягко улыбается мне:

- Ну что ты так смотришь на меня? Я помню. Ты – Хани.

А я вот ее имя так и не удосужился запомнить. Не думал, что пригодится.

Корректное, выученное - мальчика из частной школы: едва-едва заметный наклон головы и безупречно вежливое:

- Добрый вечер! – нестерпимо хочется добавить «мадам» и склониться к холеной ручке.

- Лайла, даже не думай! – перебивает Юма, рассмеявшись. – Не про тебя…

- О! – слегка сощурившись, склонив голову набок, смотрит на меня, потом также внимательно на него. – Вот как?!

Ее смех – откровенный, заразительный вызывает нестерпимое желание улыбнуться в ответ. Легкое движение пальцев по моим волосам, а потом Лайла, шагнув к Юме, насмешливо замечает:

- Ты - чертов хитрец! Может, хотя бы потрудишься встать и поздороваться?

Как будто бы попытка подняться, начало движения, но потом Юма обхватывает запястья женщины, тянет на себя и коротко целует в щеку:

- Разве что так! - смеется он, когда Лайла шипит разозлено, пытаясь устоять на ногах. – Давай уже, садись. Я есть дико хочу.

Ее представление закончено. Она снисходительно кивает своему спутнику, словно позволяя – теперь и ты можешь поздороваться.

Тот меланхолично жмет протянутые руки и молча садится рядом с Лайлой.

- Наш верный рыцарь… Все служишь? Эта бестия - не Прекрасная дама, ты ошибся, - смеется Юма. – Позволь же мне, наконец, рассказать тебе, какая стратегия тут будет самой удачной.

-Справлюсь сам, - покраснев, буркнул молодой человек и отвернулся.

Ужинаем, разговариваем и смеемся. Так обыденно. И так ценно. Вдруг. Снова иллюзия не одиночества, сопричастности кому-то. Не один. Так тепло. Когда Юма вдруг оборачивается ко мне, улыбается, кладет ладонь поверх моих пальцев на мгновение, чтобы потом сразу же убрать, вытащить сигарету из пачки и, щелкнув зажигалкой, закурить.

Я влюблен в руки Юмы… Узкие ладони с длинными пальцами – подвижными, гибкими, с аккуратными ногтями – слежу за их движениями, думаю только о том, что так же как сейчас они сжимают сигарету, как обводят бокал по кромке – с той же нарочито небрежной легкостью и страстной силой они касаются и меня.

Жестким, резким движением тушит окурок и, сделав глоток кальвадоса, улыбается:

- Отлучусь ненадолго, - вдруг наклоняется, обхватив ладонями мое лицо, не позволяя отпрянуть, касается губами рта – делясь горечью дыма и пряной сладостью яблок. – Не скучай.

Застыв от неожиданности, жадно глотаю воздух. Почему этот короткий поцелуй прошел по телу волной возбуждения более явного, чем могут вызвать самые откровенные ласки? Не поцелуй даже… соприкосновение… дыхания? Души?

И мне вдруг, наплевав на все условности и приличия, хочется ответить. В момент, когда Юма разгибается, я обхватываю его за шею, притягиваю и, пьянея то ли от горячего близкого запаха лотоса и китайских ароматических палочек, то ли от своей смелости, шепчу: «Не задерживайся».

- Черт! Я вообще уже предпочитаю утащить тебя куда-нибудь, где мы будем одни, - в полголоса отвечает он мне, криво усмехнувшись.

Мой… И мне радостно и тепло от осознания этого.

- Эй, вы только посмотрите! – смеется Лайла.

Юма, довольно улыбаясь, только пожимает плечами и выходит.

- Я тоже… сейчас! – взвивается с места молодой человек (я никак не могу запомнить его имя) и выбегает следом.

Мне немного не по себе от того, что я вынужден остаться наедине с этой женщиной. Она смотрит на меня с интересом, даже не скрываясь, но впрочем, совершенно беззлобно.

- Мы учились все вместе. Юма великолепен, да? Рядом с ним робеешь и чувствуешь себя неказистым подростком.
К чему она? Для чего это говорит? Поднимаю взгляд на Лайлу.

- Поэтому, кажется, что им можно только издалека восхищаться. Кажется, к нему страшно подойти – высмеет и прогонит. Он так успешно морочит этим голову всем.

Да, сначала мне тоже показалось, что Юма, как картина: красивая, яркая, искусно выписанная, не живая. Но…

- Не уверен, что хочу слышать это, простите, - качаю головой, пальцы задумчиво скользят по высокому стакану, в котором давно растаял лед.

- Почему? Ты не хочешь воспользоваться моментом и выспросить у меня подробности его жизни? Я же сказала, знаю его еще с университета.

- Нет… - Юма оставил зажигалку, подталкиваю ее пальцами по столу, очерчиваю закругленные углы, буквы монограммы. – Мне не интересно. Все, что ему покажется важным, он сам расскажет. Остальное… Разве он не имеет право на прошлое? Разве я сам - чист?

- Это хорошо, что ты его так любишь.

- Люблю? – вздрагиваю и поднимаю голову.

- Ну, назови это по-другому. Если так страшишься этого слова. «What’s in a name? That which we call a rose By any other name would smell as sweet…»(4), разве не так? – усмехнувшись, продолжает Лайла. - Его и нужно очень любить.

- Вы не думаете, что мне нужно лишь воспользоваться его положением? – я, и правда, удивлен. Лайла даже не допускает такой мысли?

- Не думаю, - смеется, вытягивает из пачки длинную тонкую сигарету, кивает на зажигалку, которую я верчу, чуть наклоняется ко мне, обдавая волной сладкого медового запаха и, прикурив, вновь откидывается на спинку дивана. Поразительно, чарующе красивая. – Иначе ни за что ты не дождался бы такого его, особого взгляда. Никогда не недооценивай Юму. И тот мальчик, если ты понимаешь, о чем я, не потому был с ним. Это потом грязь разнесли. Неизбежно. А Юма просто, априори, принял все – говорите, что пожелаете. «Все худшее известно обо мне, могу сказать: я лучше этой славы» (5)– все, что он мне тогда сказал. Мальчик… хотел только одного – накрепко привязать к себе. Не смог…

Понимаю…

- Что…

Вместе с вернувшимися мужчинами в комнату ворвалась музыка – агрессивный, спиралью вкручивающийся в мозг ритм, подчиняющий себе тело, оплетенный обманчиво нежными ростками мелодии.

Юма садится рядом, сразу же притягивает к себе, кладет подбородок мне на плечо.

- Ну, и напоследок, в завершение вечера. Будет выставка. То есть ни одна-две картины, а целый маленький праздник. Так что вы приглашены. Думаю, Хани не против?

Могу только ошарашено качнуть головой. Определенно, к такому я не готов. Да, у меня просто не наберется достаточно готовых, достойных работ!

- Ну, а теперь, думаю пора попрощаться.

- Что так рано? – Лайла морщится и качает головой, - Не так уж часто мы встречаемся.

- Мы поедем, - мягко, но настойчиво.

- Кайра звонила?

Сердце сжимается. Словно меня толкнули в спину.

- Лайла! – предостерегающе.

- И не подумаю! Она тебя стережет, как Цербер. Но ты-то не будь…

- Не стоит о моей сестре!

- Она тебе и не сестра даже! – сколько горечи. Но я понимаю. У меня на языке она же. – По крайней мере, чувства ее совсем не похожи на сестринские. А ты можешь быть крайним идиотом! Всегда, когда дело касается ее.

- До свиданья, Лайла. Созвонимся, - поднимается и протягивает мне руку.

Я… дышать не могу. Этот проклятый ком в горле. И встать не могу. Почему только так… можно?

- Хани, хочешь остаться с нами? Пойдем танцевать.

Она жалеет меня. И от этого еще омерзительнее. Глухая, мертвящая тоска.

Правильно было бы остаться. Дать понять – «эй, я не нуждаюсь в тебе, мне вообще наплевать. Ничего нас не связывает. И на связь нашу – эту тонкую нить мне наплевать – порвется или нет». Но… это было бы ложью? Я хочу быть рядом. Хочу попытаться убедить его остаться со мной.

И поэтому – просто вкладываю свою ладонь в протянутую руку. Верю. Бескомпромиссно.

- Простите, Лайла. Очень устал. И много работы перед выставкой.

Понимающе улыбается. Истинная женщина. Подхватывает брошенные мной слова, играет, но в глазах это лукавое «всепонимание».

- Тогда до встречи, Хани. Постарайтесь. Я хоть и любитель, но очень притязательный любитель.

Сама поднимается, подходит ко мне, кладет свои холеные, в кольцах пальцы на предплечья и касается теплыми мягкими губами щеки, а потом возвращается на место, абсолютно игнорируя Юму.

- До встречи, - он кивает спутнику Лайлы, о котором я вообще уже забыл, тянет меня на улицу.

---

Мы молчим. В полумраке салона угрожающе алым светится только кончик сигареты Юмы. Дождь барабанит по крыше, и из-за того, что все стекла покрыты узорами дорожек и не видно ничего кроме размытых пятен фонарей, кажется, что мы заперты, отрезаны от всего мира. Я никак не могу заставить себя повернуть ключ. Потому что в этом случае придется задать тот самый вопрос, что не дает мне покоя: «Куда?»

Кто я тебе? Не этот ли вопрос задавал мне ты, Кэй?

Почему с Юмой никогда не бывает… ровно, что ли? Только тебе кажется, что ты в безопасности, и его рука крепко держит тебя, как тут же, не отпуская, он шагает в пропасть, чтобы потом, когда ты понимаешь, что хочешь спастись, избавиться – вдруг закрыть собой: «Я здесь, мой Хани».

Устал от этого. От того, что возносит к небу, чтобы потом сбросить на острые, окрашенные пурпурным закатом скалы.

Мне не страшно разбиться. Если вместе. С Юмой. Верю ему. Даже если это невозможно глупо.

Когда я уже тянусь к ключу, он, опустив стекло, выкидывает сигарету, на миг прикрыв глаза, глубоко вздыхает – словно пытаясь напиться прохладным свежим воздухом. Ладонь ложится на затылок и Юма притягивает меня к себе, жадно, нетерпеливо целует.

Все вопросы становятся: «мелочи, ни о чем, не стоит задумываться». Как же хорошо! Пропускает пряди сквозь пальцы, гладит шею. Мне не остается ничего другого, кроме как тянуться к нему, закрыв глаза, таять под уверенными прикосновениями. Кажущееся хладнокровие, за которым такая страстная сила и такое неистовство. Если мне позволительно видеть это – дно его черной бесконечной тьмы, с которого вверх взвиваются алые языки пламени, значит, я действительно – особенный?

И когда, мне кажется, губы начинают болезненно гореть, он отстраняется, откидывается на спинку и, опустив ресницы, хрипло негромко произносит:

- Прости… Не мог бы ты подвезти меня до дома?

Подобно удару в солнечное сплетение. Выбивает весь воздух. Мне кажется, упаду, задыхаясь. Захлебываюсь этой черной мутью, подкатывающей к горлу то ли тошнотой, то ли слезами.

- Я… - ну что тут скажешь? - Да… конечно…

Мне кажется, он даже не смотрит на меня. Отвернулся к окну, скрестив руки на груди, бесстрастно наблюдает за бегущими слезами-каплями. Рав-но-ду-шен.

«Его и нужно очень любить…»

Ни черта!

Для чего?

Мне хочется быстрее оказаться дома, и я гоню по темным, подмигивающим разноцветными вывесками улицам, раздирая серебристые нити дождя, взметая вверх веером воду луж.

Не боишься, Юма? Скользко. Плохая видимость. И мне на самом деле все равно, что случится через минуту. Настолько все равно, что я могу сейчас выпустить руль.

Рискованно.

- Я хочу, чтобы ты выставил на продажу своих ангелов, - за рокотом мотора и дробью дождя мне показалось, я не расслышал негромкий, ровный голос Юмы.

- Что?

- На выставке должны быть твои ангелы.

Еще чуть-чуть и мы бы снесли ограждение.

- Нет, - ледяное, чужим голосом, словно изнутри мгновенно все вымерзло.

Вдавливаю ногу в педаль. Еще быстрее.

- Да. Только так, - не отводя взгляда от смазанного, размытого пейзажа.

- Иди к черту! Тогда никакой выставки не будет!

- Идиот! Ради чего всю жизнь перечеркиваешь?

- Ты что ли моя жизнь? Брось! Так, случайный момент! – стискиваю зубы. Летим вперед, капли разбиваются о стекло, впереди – только две нереальных, иллюзорных дорожки от фар.

- Я продам их. Все. Чтобы ни следа того человека не осталось!

Меня передергивает от скрытой, ядовитой ярости, которой сочится угрожающе вибрирующий голос Юмы.

- А я? – руки дрожат. От бессилия. – Что со мной ты сделаешь? Душу вырежешь? Оставишь только лишенное мыслей и чувств тело, которое удобно трахать?

- Плевать. Может, так будет лучше, чем думать о том, что в твоих мыслях вместо меня это делает он!

- Ты ли имеешь право требовать что-то от меня?!

Это похоже на войну. Словно мы бьемся друг с другом в кровь. А должны бы быть на одной стороне. И раны – тонкие длинные порезы от каждого слова, как от стали. Остановись, Юма… Мне больно.

- Я… никогда… ни разу не думал так. О нем… с тобою.

Удивленный, короткий взгляд искоса – такой же, как тогда, в ванной. А потом он роняет голову на скрещенные руки, и я слышу сдавленно, приглушенное:

- Останови.

Визг тормозов и автомобиль, проскользив еще несколько метров, замирает у обочины.

Молчим. Словно внутри стеклянного колокола – ни звуков, ни образов – ничего кроме этого проклятого, бесконечного дождя.

- Кайра, и правда, мне не сестра. Лайла права. Ее родители погибли, когда она была маленькой. Они были близкими друзьями отца. Но… Я никогда не думал о ней иначе. Только как о сестре, - не поднимая головы, в пол, ровным ничего не выражающим голосом. – Может быть, она и ревнует… Да, нет. Точно – ревнует. Каждый раз – пытается отсечь меня от всех, кто оказывается рядом. Но… Не так уж и сложно – сделать это для нее. Если от этого будет спокойнее. Я люблю ее, Хани. Она самый дорогой для меня человек. И… сейчас… не знаю, что мне делать. Придумаю… обязательно. Но мне нужно время.

Голос дрожит. Вот-вот сорвется. И впервые Юма кажется мне таким уставшим и одиноким. Нуждающимся в том, чтобы его любили. «Его и нужно очень любить…»

- Я здесь выйду. Возьму такси. Прости.

Не успеваю остановить его. Резкий, обрушившийся на меня рокот дождя и ветер, пахнущий сырой листвой и бензином, хлопок закрывающейся дверцы и снова тишина. Только мое дыхание и сдавленный всхлип.

6:00

Никак не усну. Даже под одеялом зябко. Дождь барабанит по крыше.

В конце концов, закутавшись в плед, я иду к двери на крышу, чтобы закрыть ее. Но вместо этого застываю на пороге.

Рассвет. Розовато–сиреневая дымка, втекающая в темно-фиолетовый сумрак, разливающаяся над крышами домов. На фоне непрекращающегося дождя – иного – серебристого, высветленного зарей. Нереально красивого – словно с неба падают, извиваясь, длинные сияющие нити.

И я делаю шаг, выхожу на скошенную, блестящую крышу.

…- Эй, Хани, но ведь небо над нами совсем не такое, как в Берлине или Париже? Ты бы не хотел увидеть то небо?

- Я вижу, Кэй, так много всего, что не укладывается в моей голове. Эти образы рвут меня, переполняют, требуют дать им жизнь. А небо… разве оно не тоже самое? Хочешь увидеть его другим – просто дождись рассвета.

- Хочешь, чтобы я остался здесь до рассвета?

- Дольше ты ведь все равно не задержишься. Улетишь…

- … как только переменится ветер(6), - смеешься, обхватываешь сзади за плечи, кладешь голову на плечо.

- Кэй… в Берлине или Париже… ты всегда будешь рваться дальше.

- Ты будешь ждать?

- Есть ли смысл?

- Уезжая, я всегда возвращаюсь – к тебе. Лишь дождусь попутного ветра…

Казалось шуткой, да?

Но… через неделю… ветер, и вправду, переменился. «Не могу больше с тобой…»

Опускаюсь на мокрую холодную крышу, обхватываю колени руками и беззвучно плачу. Пока, насквозь вымокнув, не начинаю дрожать то ли от холода, то ли от опустошения.

Ничего не возвращается. Нельзя войти в одну реку дважды. И даже если… вода… уже станет совсем другой.

И все же… неужели я до сих пор жду, когда этот чертов ветер переменится?!

Или же… это уже произошло? А я ничего не заметил, потому что просидел взаперти.

Вздрагиваю от неожиданной вибрации мобильного в кармане джинсов. Кто в такое время? Номер неопределен.

- Алло, - голос охрип от слез.

- Хани? Не спишь?

Сердце толкается в груди, разгоняя застывшую, заледеневшую кристаллами кровь, согревая.

- Нет…

- Я… знаешь, стою сейчас на веранде, курю. Сегодня странный рассвет и непередаваемо красивый дождь. Мне подумалось, ты захочешь это увидеть.

Черт! Слова произнести не могу. Уткнувшись носом в колени, не выпуская из пальцев тонкий хрупкий прямоугольник телефона, тяжело дышу в трубку. Не могу говорить. Ком… в горле мешает…

- Юма…- на выдохе.

- Что-то случилось? – мгновенная тревога. Представляю, как темнеют его глаза – до цвета бескрайнего черно-фиолетового, сумеречного неба.

- Нет. Я… вижу…

- Что там у тебя шумит?

- Дождь… Юма, это дождь…

Пальцы одеревенели от холода, не слушаются. Прячу их в рукава свитера, прижимая телефон щекой к плечу.

- Что ты делаешь?

- Встречаю рассвет, кажется…

- Кажется? – облегченный смех.

И моя робкая, неуверенная улыбка. В ответ.

- Что-то вроде того…

- Ложись спать.

- Наверное, надо.

- Хани… - после паузы, чуть растягивая гласные в своей обычной манере, так, что у меня мурашки по спине бегут – как он произносит мое имя.

- Да?

- Сегодня… в том же месте?

- Сегодня? - закрываю рот ладонью, чтобы сдержать что-то среднее между смешком и всхлипом.

- Да.

- Я приеду.

- Спокойной ночи, Хани.

- Спокойной ночи…

Закрываю крышку мобильного, прижимаю его к щеке, так, словно она может донести до меня дыхание Юмы, аромат его кожи и сигарет… Словно телефон – зримое свидетельство нити, живущей вопреки всему. Она несет в себе оттиск души Юмы, она такая же сильная, бескомпромиссная. И обманчиво хрупкая, но упрямая, как я.

Обхватив колени, закутавшись в одеяло, смотрю на разливающийся по небу багрянец, пронизанный сияющими струнами дождя.

Улыбаюсь рассвету. Сегодня, наверняка, этот бесконечный, серый дождь закончится.

Примечания:
1.Ар нуво - Ар деко в мире, ар нуво, как это понимается во Франции, или модерн, как это называется в России
Стиль “Art Deco” получил распространение в 1918-1939 гг. во Франции, отчасти в других европейских странах и США. Термин “Art Deco” означает стиль, сочетающий в себе классичность, симметричность и прямолинейность. В искусстве “Art Deco” продолжаются излюбленные темы и мотивы Модерна, точнее стиля «Ар Нуво», извилистые линии, необычное сочетание дорогих и экзотических материалов, изображение фантастических существ, формы волны, раковины, драконов и павлинов, лебединых шей и томных женщин. “Art Deco” называют «последним из художественных стилей», соединивших не соединимое.

2. Анаис Нин - американская писательница, автор непревзойденных по своей откровенности прозаических произведений. С ней дружили Генри Миллер, Гор Видал, Антонет Арто, Сальвадор Дали, Пабло Неруда, яркие портреты которых остались на страницах ее дневников, рассказов и повестей. Ее называли автором уникального, "обширного потока внутреннего мира творческой личности". Ей посвятили множество книг, десятки диссертаций, а также марку знаменитых французских духов "Анаис-Анаис"

3. Генри Миллер (англ. Henry Miller; 26 декабря 1891, Бруклин, Нью-Йорк, США — 6 июня 1980) — американский писатель и художник. Его жизнь легла в основу его же скандальных для того времени интеллектуально-эротических романов о времени после первой мировой, времени вседозволености, и о судьбе писателя в этом мире. Самыми знаменитыми работами Миллера являются романы "Тропик Рака", "Тропик Козерога" и "Черная весна", составившие своеобразную автобиографическую трилогию.

4. Шекспир «Ромео и Джульетта». «Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть - нет»

5. Ф. Шиллер «Мария Стюарт» (пер. Б. Пастернак)

6. Кэй проводит ассоциацию с героиней романа Памелы Трэверс «Мэри Поппинс».

 Отправлено: 29.05.08 15:08. Заголовок: Ах.... Так красиво и..

Ах.... Так красиво и утонченно.
Жалко только, что всё правда...
Dara пишет:

цитата:

Это похоже на войну. Словно мы бьемся друг с другом в кровь. А должны бы быть на одной стороне. И раны – тонкие длинные порезы от каждого слова, как от стали. Остановись, Юма… Мне больно.

Так всегда бывает когда эмоции через край.

 Отправлено: 29.05.08 21:17. Заголовок: о, боже, это потряса..

о, боже, это потрясающе!

 Отправлено: 30.05.08 08:48. Заголовок: Hyorin спасибо. Hyor..

Hyorin спасибо.
Hyorin пишет:

цитата:

Жалко только, что всё правда...

почему жалко? )
Hyorin пишет:

цитата:

Так всегда бывает когда эмоции через край.

да, согласна. и ранят нас всегда - больнее всего - самые близкие. потому что знают наши слабые места. туда и бьют. а так быть не должно.

Lain спасибо большое)) значит, двигаемся дальше)

 Отправлено: 30.05.08 17:16. Заголовок: ВАЙ!!! Прелесть! Нак..

ВАЙ!!! Прелесть! Наконец-то Юма заревновал
P.S. а сколько Хани лет?

 Отправлено: 30.05.08 17:55. Заголовок: Я каа-а-а-к пришла....

Я каа-а-а-к пришла... Каа-а-к начала читать... )))
Скажу кратко - Браво, браво, проды)))

Эти чувства... они настолько ЖИВЫЕ... эх... спасибо, автор.

 Отправлено: 30.05.08 20:29. Заголовок: Бодрствующая да, он ..

Бодрствующая да, он долго держался)))) старался казаться бесстрастным, но... вот заревновал. и начал показывать "кто в доме хозяин"
Бодрствующая пишет:

цитата:

а сколько Хани лет?

22-23 года (он несколько лет учился в университете, потом бросил и еще несколько лет болтался в священном ничегонеделании). Юме 25-26.

Juuo аааа)) спасибо за цветочки!!! и теплые слова - особенно! )
да-да-да)) уже пишу) ведь осталось совсем чуть-чуть)))

 Отправлено: 30.05.08 21:34. Заголовок: Dara пишет: ведь о..

Dara пишет:

цитата:

ведь осталось совсем чуть-чуть)))

а сколько?

 Отправлено: 30.05.08 22:07. Заголовок: Бодрствующая 2 глав..

Бодрствующая 2 главы.

 Отправлено: 31.05.08 21:16. Заголовок: Dara пишет: ранят н..

Dara пишет:

цитата:

ранят нас всегда - больнее всего - самые близкие

Вот я и говорю жалко что это правда.
Думаю дело тут не в том что близкий человек знает куда бить, а в том что от него все больнее в 100 раз.

 Отправлено: 07.06.08 17:17. Заголовок: Hyorin да, и это то..

Hyorin
да, и это тоже. Но и мы сами бываем порой жестоки, не думая, что задеваем больное.

меня тут давно не было (( но прода уже на вычитке))

 Отправлено: 07.06.08 23:25. Заголовок: Dara пишет: прода у..

Dara пишет:

цитата:

прода уже на вычитке))

ура-ура-ура-ура)))))))))))))))))))))))))))))) *повесила свои топоры за спину и довольная плюхнулась в кресло*

 Отправлено: 08.06.08 18:48. Заголовок: Lain ну вот, пожалуй..

Lain ну вот, пожалуйста)) приятного чтения, надеюсь))
Lain пишет:

цитата:

повесила свои топоры за спину

да-да-да, острые предметы, пожалуйста, на всякий случай... того-с...

 Отправлено: 08.06.08 18:52. Заголовок: 4 сентября 23:50 Во..

4 сентября 23:50

Возможно, она единственная женщина, которая действительно достойна Юмы.

Возможно, она - та, кто сможет понять его и принять таким, как он есть. Не бунтовать и не упрямиться. Не тащить за собой неподъемный чемодан с мертвецом – бросить нельзя, он родной, но и нести уже, кажется, невыносимо.

Возможно, она могла бы любить его правильно… Не я.

Кайра.

Этой короткой встречи достаточно, чтобы понять ее сущность…

Она – "Инфанта" Веласкеса. Ребенок… Девочка, даже не смотря на то, что совсем чуть-чуть младше меня, с поразительно взрослым, серьезным взглядом «сквозь» толпу, окружающую ее, вынужденная нести ношу своего предназначения, каково бы оно не было.

И как она, должно быть, ненавидит свою обязанность – быть сестрой. Любит.

Но и я… тоже.

И стоит радоваться, что тут у меня фора. Я тот, кого он желает.

Это выводит из себя – то, что она оказалась такой. Взгляд виновной, раскаивающейся, полный слепого обожания и вымученное, долгое: «Юма…» Мне никогда так не произнести. Никогда – так – не смотреть…

И ко мне – ни ненависти, ни угрозы, ничего, что, казалось, было в моем взгляде, обращенном на нее.

Но даже если я всего лишь испорченная дрянь, зубами вцепившаяся в Юму, не позволяющая ему быть – хорошим, правильным сыном и братом, я не – отступлюсь. Не отпущу.

Когда? В какой момент это стало такой привычной обыденностью?

Работать – телефон рядом, в пределах досягаемости, как и прежде: увлеченно, забывшись, осознавая всю полноту вернувшейся власти – мне дан еще один шанс? Сидеть, поджав босые ноги, зябко ежиться от сырого ветра – дождь и правда, сегодня закончился, но мир выглядит промокшим, робко раскрываясь под теплыми лучами солнца. Голова немного болит.

Но, как бы далеко я не уходил, погружаясь в дымку волшебного рассвета «где-то там», я не забываю поглядывать на телефон. В четыре встать, спокойно убрать со стола, и пойти в ванную. Вымыть руки и лицо… Постоять, глядя на себя в зеркало и вдруг жарко, ярко покраснев, отправиться в душ. Далеко идущие планы на вечер?

В 16:30 выйти, тщательно вытирая полотенцем волосы, тревожно взглянув на экран телефона – время еще есть - и мельком, нет ли пропущенных вызовов. Одеться и, сдернув ключи с крючка возле входной двери, спуститься вниз.

Все это кажется таким привычным - ритуалом, уже устоявшимся, полным тайного, сакрального смысла. Совершенным противовесом тех, прошедших пустых месяцев, полных бессмысленной, выедающей тишины и бессистемных передвижений.

А сейчас... К полседьмого я должен быть на «том же месте». В какой момент, это «то же» не требует уточнений – где?

Множество мелочей, вдруг ставших нашими. Зримые выражения связи? Немые свидетели нашей истории? Мне хотелось бы верить. Что все не пройдет бесследно… Нет, что все не - пройдет…

Привыкаю. К тому, что можно без трепета и без сладкого замирания сердца (почти!) набрать номер Юмы, выждать мучительные три долгих гудка перед спокойным, мягким с чуть повышающейся к концу интонацией: «Хани?» от которого дрожь по позвоночнику – сколько бы раз не слышал.

- Где ты?

- Еду.

Да, слышу рокот мотора и хлесткий звук колес по лужам. Наверное, в такси. Ловлю себя на мысли, что невольно
представляю, как он прижимает плечом сотовый, смотрит в окно на мелькающие дома и магазины и улыбаюсь.

- Опаздываешь! – нарочито хмуро произношу я.

Но Юма только смеется:

- Это ты рано! Не терпится встретиться?

Мне на это нечего ответить, и я просто фыркаю в трубку.

- Столик уже забронирован, спроси, тебя проводят.

- Хорошо.

Так и делаю. Администратор подобострастно кивает, провожает к парапету террасы. Не смотря на то, что прохладно, я рад, что можно сесть здесь, а не внутри. Вижу солнце, тонущее в реке, и вспоминаю самый первый закат, который наблюдал отсюда. И вновь не могу понять, когда все изменилось?

Смотрю на реку. На дрожащую маслянистую пленку цвета гранатового сиропа на воде:густую, нанесенную широкими, сильными мазками. И мерцающую россыпь искр-углей вспыхивающего алым, тлеющего изнутри, как перегоревшее полено в камине, солнца. Зябко повожу плечами. И все же вздрагиваю, когда мне на шею ложатся горячие ладони, гладят голую кожу.

- Замерз, Хани? – прямо над ухом, лаская теплым дыханием до лихорадочной дрожи, до замирания сердца. Так сладко. Наклоняю голову и быстрым движением трусь щекой о его запястье, вдыхая древесно-пряный запах. Скучал. Как мне не хватало его.

Недостаточно этого. Коротких встреч. Проклятье, какой же я жадный. Мне так много нужно его. Так много.

- Переберемся внутрь? – мягко, коснувшись ладонью щеки, также мимолетно, не акцентируя на этой короткой ласке чьего бы то ни было внимания, но и не таясь.

- Нет. Все хорошо.

- Заказывал?

- Тебя ждал.

Как много скрытого тайного может быть в лишенных, на первый взгляд, смысла фразах? Родство, непоколебимо подтверждаемое каждым словом. Нежность. От которой сердце сжимается.

Каждая минута имеет непередаваемую ценность. Именно потому, что я ее – каждую – пропускаю через себя, как капли росы, которые просачиваются сквозь, чтобы тут же безвозвратно уйти в землю. Я знаю – вот-вот это закончится. И иллюзия мира (перемирия?) - это хрупкий стеклянный шар на рождественской елке.

И закономерно, что, сколько бы мы не сидели за столом, уже поужинав, сколько бы я не цедил свой сок, и не смотрел на щурящегося от сигаретного дыма Юму, изо всех сил старательно делая вид, что мне не холодно – рано или поздно, он ставит широкий острый росчерк в счете и встает. А я на ватных, подгибающихся ногах следую за ним. Потому что сейчас нам придется сесть в машину, и я совершенно ясно снова почувствую ядовитый, гнилой вкус: «куда?» на языке.

И тяну сколько можно. Просто еду вдоль набережной вперед. Захочет – остановит.

Но Юма молчит, задумчиво смотрит в окно.

Почему так много горечи в этой тишине? Почему «наш» вкус: сладость брызнувшего граната и яд олеандра, чьи корни лечат, а сок листьев убивает?

Но когда уже тянуть нет возможности, прямо у того самого железнодорожного моста, он поворачивает ко мне голову и улыбнувшись, спрашивает:

- Не хочешь пройтись немного?

- Да… Да.

Почему бы и нет?

Спускаемся к воде.

Такая странная эта осень… Слишком яркая… Цвета – определенные, перетекающие один в другой: золото и багрянец, выплеснувшиеся на выгнутую изумрудную зелень листьев, глубокая синева реки – индиго, сейчас, в сумерках, подернутая нефритовой патиной, словно несущая отпечаток времени медь. И запахи – густые, как сироп, дразнящие: сжигаемых листьев, дыма стелющегося над водой и яблок. Такая… реальная… Что кажется, можно зачерпнуть и цвет, и запах в ладони, донести до дома, чтобы там разжать пальцы над альбомным листом.

Разве я так и не делал всегда? Не более, чем губка. Сосуд для… осколков этого мира. Ребенок, собирающий на берегу обломки ракушек и обкатанные водой стеклышки – мелочи, возводимые в ранг бесценных сокровищ.

Песок темный, тяжелый, пропитанный дождевой водой. Присаживаюсь на корточки, провожу кончиками пальцев по холмикам – холодно, жесткие крупинки остаются на коже, колются, когда я пытаюсь растереть их между пальцами.

Мне не страшно. Здесь. Больше.

В этом месте, где, кажется, между балок железнодорожного моста накрепко привязанное леской, растянуто наше прошлое. Свет включили, и жуткий оскалившийся монстр оказался стулом в углу комнаты. И все, что от него осталось – привкус кошмара на языке и вспотевшая горячая кожа.

Темно. Зарываюсь пальцами в песок.

- Ты как ребенок, Хани. Вся время хочешь попробовать этот мир на вкус.

Юма присаживается позади меня, притягивает к себе, прижавшись губами к ямке на шее сзади, ровно над воротником рубашки. Чувствую, как бьется его сердце. Совсем рядом с моим. В разнобой, не попадая в общий ритм – нас двое. Мы не единое целое, не единый организм. Нас двое. И именно от этого так хорошо.

Есть что беречь, правда? Возможность быть собой, но при этом быть - вместе.

- Юма… - не оборачиваясь, неуверенно начинаю я. Чувствую, как его руки чуть сильнее сжимаются у меня на груди, ждет продолжения. Но я молчу. То, что я хотел сказать – правильно ли это? Я не знаю. Я…

- Ммм? – тянет лениво, словно слегка подталкивая.

- Продай их все… Пожалуйста…

- Хорошо, - легкое влажное прикосновение губ к изгибу шеи. Поцелуй – подтверждение. Поцелуй – завет.

Я… не отрекаюсь от тебя, Кэй… Я… кажется, просто устал ждать. То, что я обрел – разве не равноценно тому, что потерял?

Не знаю, какой путь верный. Просто… есть то, что я хочу всеми возможными способами удержать.

- Завтра вечером вы должны будете приехать к четырем в галерею. Для уточнения деталей, ну, и так, для полуофициального начала нового проекта.

Киваю. Юма бы уже не был Юмой, если бы, словно между делом, не заговорил о бизнесе.

- Там немного сложно будет проехать… - достает записную книжку в черном кожаном переплете, раскрывает, уложив на колене, - Сейчас я тебе нарисую схему.

- Великий творец за работой? – смеюсь я, зачаровано глядя, как тонкие длинные пальцы легко, без нажима держат глянцево-блестящую ручку, ведут ею по бумаге, словно играясь. И представляю, на самом деле, другое – кисть, создающую невиданные миры. Я бы хотел увидеть это. На самом деле. Всегда такой ревнивый к чужому Дару, сейчас чувствую только жгучее любопытство.

- Вот это… - улыбнувшись, тычу в переплетение линий в левом нижнем углу, - это вот... что?

- Твоя машина возле дома, - смеется. На миг ручка замирает над листком, а потом легко, быстро чертит, - и ты, в запарке выбегающий из подъезда. Потому что, как всегда, проспал и опаздываешь.

- Это? Потрясающий образчик кубизма.

Поднимает на меня взгляд, сдерживая смех, совершенно серьезно уточняет:

- Думаешь?

- Определенно. Учитывая, что ты свел к минимуму… эммм… - строгим менторским тоном добавляю, - изобразительно-познавательные функции искусства.

- О! – фыркнув, качает головой, - да ты не так просто просиживал несколько лет в Академии, что-то там, - касается пальцем моего лба, - зацепилось.

- Дурак! – выхватываю ручку, закусив кончик языка, в верхнем левом углу изображаю что-то весьма схематичное, но с приветственно поднятой рукой, на крыльце дома-прямоугольника, - Узнаешь?

Едва сдерживается, чтобы не расхохотаться, смотрит на меня блестящими глазами, чуть сверху вниз.

- Ждешь критического разбора?

Забирает назад ручку и вдруг, ткнув ею в две фигурки на противоположных концах листа, негромко произносит:

- Ну, вот. Есть ты. Есть я. Осталась такая малость. Провести линию, которая соединит.

Тупо пялюсь на лист бумаги, понимая, что отчего-то и слова произнести не могу… Никаких препятствий, никаких причин – чистый, пустой лист бумаги. Одно движение руки – прямая, четкая линия. Но отчего мне кажется, что так сложно… будет ее провести.

- Понимаешь… - наконец произношу я, вновь перехватив ручку и начав нагромождать прямоугольники и квадраты, - Здесь банк… а здесь торговый центр и какое-то песочного цвета офисное здание.

- Значит, просто мы проведем линию вот здесь… на перекрестке повернем направо, чтобы можно было обогнуть совершенно страшную громаду нового комплекса: там стекло и бетон, смотреть не на что, лучше проехать по набережной – тебе точно приятнее будет. Потом – здесь возвращаемся в Старый Город, тут не потеряешься. И за храмом – два квартала придется попетлять, но вот здесь, - рисует крестик, – пекут вкусные булочки. Можешь купить мне с корицей, они не успеют остыть. Ни в коем случае не соглашайся на лакричные конфеты, хозяйка их всем предлагает, но тебе не понравится.

Это похоже на игру? Мне хочется сказать, что я родился в этом городе и знаю… Но молчу и внимательно слежу за длинными тонкими пальцами Юмы. Слушать его… Идти за ним по переплетениям улиц, нырять в тупики, пробовать горячий шоколад в кафе – самое увлекательное путешествие, которое не требует билетов, денег и багажных квитанций. Можно просто вложить свою руку и закрыть глаза, следуя за алой шерстяной ниточкой его голоса.

- А вот здесь, - заканчивает линию у фигурки в верхнем углу, - уже жду тебя я. Справишься?

- Да.


Время – капля янтаря, застывшего в слоях песка неровным фрагментом чьей-то жизни. Моей? Все равно. Просто хорошо сидеть так, рядом, не задавать вопросы и не искать ответы. Тепло. Как же ты все же теплый, Юма…

А пальцы прохладные, жесткие – обжигают, когда он осторожно касаясь, отводит волосы с шеи, гладит голую кожу, неторопливо, дует и целует, и я невольно тянусь к нему, откидываю голову.

- Тссс… тихо-тихо-тихо… - смеясь, шепчет Юма. – Упадем.

- Ну и пусть, – закрываю глаза, упершись затылком в его плечо. – Переживаешь за свой дорогой костюм?

- Переживаю за то, что ты замерзнешь и поранишься, пока будешь лежать на холодном песке голой…

- Эй, с чего это ты решил… - возмущенно прерываю его и замолкаю. – О-о-о… - рывком поднимаюсь, вырываюсь из рук Юмы, недовольно ворчу. – Фантазии только на это хватило?

Зря спросил. Да. Он откровенно хохочет, прищурившись, глядя на меня снизу вверх:

- Ммм… Если подумать.

- Не надо.

Но память весьма услужлива. И она явно на стороне Юмы.

- Черт, это просто невозможно, - тру виски и нервно сглатываю вдруг заполнившую весь рот слюну.

- Почему?

Легко поднимается, вновь приближается ко мне. Страшный контраст – холодный сырой ветер и жар его губ, касающихся моей кожи. Дрожу, аж зубы стучат. Руки Юмы обхватывают меня крепко, прижимают к себе, но вот если бы это меня хоть чуть-чуть успокоило! Нисколько не легче. Трепещу в его объятиях, положив поверх пальцев свои ладони. Чтобы даже не думал – отстраниться.

- Хочу тебя, - шепчет на ухо, трется носом о мою шею, смеется.

-Ненасытное чудовище, - фыркаю, покорно откидывая голову назад, подставляясь обнаженным горлом.

- Да?..

- Угу, - что-то совсем уже невнятное вырывается у меня. Не хочется открывать глаза. – Вернемся? – прозвучало с надеждой и предвкушением? Но меня, и правда, уже трясет.

- Да, сейчас… - пауза, от которой отчего-то у меня обрывается сердце. То ли из-за тона, которым это «сейчас» было сказано, то ли из-за мимолетного движения пальцев Юмы, скользнувших по груди. Мне знакомо это… отчаяние? Попытка напиться перед предстоящими неделями жажды? Раздирающий, уничтожающий поцелуй – последний? Вздрагиваю, резко разворачиваясь, тревожно вглядываюсь в непроницаемо–черные глаза Юмы, выискивая отзвуки такого знакомого мне: «прощай».

- Что? – неровно, хрипло.

- Хани, я уеду. В октябре.

Этот мучительный стон все-таки срывается, и, кажется, я бы точно упал, так резко я подался назад, прочь из рук Юмы, если бы он крепко не удерживал меня.

- Нужно, Хани. Очень. Месяц или около того.

Стою, уткнувшись носом куда-то в ямку над ключицей. Все… бесполезно?

- Поедешь со мной?

Не верю. Поднимаю голову, смотрю на него, нахмурившись, не понимая, о чем он вообще спросил.

- Что?..

- Поедем вместе, а?

- В качестве кого, прости, я буду сопровождать тебя?

Смотрит на меня абсолютно серьезно и, как мне кажется, немного грустно. Мне не по себе от взгляда его темных, чуть удлиненных, как у сфинксов, глаз. Есть вещи, к которым не привыкнуть.

- Тебе непременно нужно название? Определить, поставить на место, классифицировать?

Упрекает? Но… Но это ведь, и вправду, важный для меня вопрос. Или?..

- Что сложного, Хани? Просто ответить. Может быть, стоит в кои-веки не загонять себя в угол, а просто: «да» или «нет»? В качестве кого? – руки соскальзывают, отпускают, - а что ты хочешь услышать? Какой бы ответ тебя устроил?

В том то и дело, что ответа на мой вопрос не существует. По крайней, для нас. И задал я его… не потому ли, что, как бы не ответил мне Юма, это было бы поводом для моего «нет»? Уехать на месяц… Закрыть мансарду, куда в любой момент может постучаться… Уехать, значит попрощаться.

Я не хочу думать об этом сейчас.

Может быть, просто убегаю. Может быть…

Но мне гораздо проще взять Юму за руку, потянуть за собой:

- Давай вернемся.

И я облегченно вздыхаю, когда он повинуется, молча идет за мной вверх по насыпи.

- Ты - долбанный эгоист, Хани.

Рука замирает, так и не коснувшись ключа. Слышу, как трещит стекло нашего перемирия. Я не смогу не ответить. Кусаю губы, пальцы начинают дрожать.

- Ты мне об этом говоришь?

Он не кричит и не злится, произносит слова совершенно спокойно, будто просто зачитывает прописные истины. И это выводит из себя еще больше.

- Идешь, шаг за шагом, держишься за мою руку, вцепился, не позволяя отвлечься, отвернуться. Но это было бы… было бы приемлемо. Если бы ты сам при этом не оборачивался постоянно. Ждешь, что тебя окликнут? Сидишь под дверью, чтобы, как только в нее постучат, броситься открывать? Так вот, я не уверен, что меня устраивает такой ход событий.

Я… От каждого холодного, бесстрастного слова сжимаюсь. Но… Вижу, как его рука опускается на ручку – мгновение, и он уйдет, а я снова останусь один… Наедине со своими стражами… Неужели нет выхода?

И в этот момент звонит телефон Юмы. Вздрагиваю от неожиданности, словно приходя в себя. Резкий звук раздирает мое оцепенение. И я, клянусь, кто бы там ни был, почти благодарен ему. Потому что Юма опускает руку, вновь откидывается в кресле и достает телефон.

Время…

- Слушаю.

У меня есть время, чтобы найти слова. Чтобы объяснить. Чтобы - для себя, наконец, сделать выбор.

И я так погружен в себя, что пропускаю тот момент, когда голос Юмы теплеет, наливается беспокойством, оставаясь при этом успокаивающе - ровным:

- Кайра, что случилось? Где ты?

Вздрагиваю и стискиваю пальцы на руле. Мне хочется выругаться. Хочется вырвать телефон и выбросить его в окно. Уничтожить, разбить, закрыть уши Юмы ладонями, сесть к нему на колени, так, чтобы он видел перед собой лишь меня.

- Где ты?

Повторяет. А я слышу поток бессвязных слов в трубке.

- Черт, Кайра! – срывается Юма. – Где. Ты. Сейчас.

И меня передергивает от вдруг обнажившегося металла его голоса. И от ненависти: горькой, ядовитой – к этой далекой, незнакомой мне девчонке. Но я… Насколько я отличен от нее? Пытаясь уверить Юму, что мне не нужна его поддержка, что я могу идти сам… неужели, я действительно мог только тащиться за ним, вцепившись в его руку?

- Тебе сделали что-то плохое? – вкрадчивый, успокаивающий голос. Он ведь и со мной так говорит. А я… и не замечал этого. Только о себе.

- Не кажется ли тебе, что ты пьяна? – закрывает глаза, бессильно роняет голову на скрещенные руки. Но голос… голос не меняется. Все такой же уверенный, как протянутая рука, за которую хочется схватиться, чтобы выбраться. - Тогда почему бы тебе просто не выйти из ванной и не поехать домой?

Снова только поток слов из трубки. Ты же мучаешь его, девочка…

Выпрямляется, трет пальцами висок.

- Кайра! – резкий окрик, на выдохе. – Я сейчас буду.

Захлопнув крышку телефона, глубоко вздыхает.

Сейчас уйдет… Если сейчас уйдет… то все… завтра у нас не будет. Я так остро вдруг чувствую это. И боль, и растерянность, и страх, и страшную, раздирающую грудь ненависть, смешанную с яростью – все вместе мутной волной, подхватившей меня, закрутившей. И я хватаю руку Юмы, тяну к себе.

- Если сейчас уйдешь, клянусь, дальше ничего не будет! – выкрикиваю, прежде чем прижаться ртом к его губам.

Не уходи! – про себя, вместе со стоном-выдохом.

Но… Юма вдруг, не произнеся ни слова, отвечает, отчаянно, яростно обхватывает меня руками, тянет к себе на колени.

Лихорадочно. Неудобно. Больно.

Он остался. Не важно, как я смог убедить его. Главное, что он со мной…

Дыхание обрывается – слишком громкое в замкнутом пространстве салона. Закрываю глаза, роняю голову на плечо Юмы – кожа под рубашкой горячая и одуряюще пахнет… им. Так знакомо. Так необходимо. Уже. Не откажусь. В том, как он – сильно? отчаянно? - проводит ладонями вдоль позвоночника по спине, вниз, столько щемящей, ранящей нежности…

- Юма… Пожалуйста… Пожалуйста…

В горле ком… Не знаю о чем прошу сорванным, хриплым шепотом, прижимаясь щекой к его плечу. Губы припухли, болят и, чтобы только почувствовать эту боль – напомнить себе причину ее – обвожу их языком, морщась.

- Тихо – тихо, Хани… Тсс… - шепчет, удерживая. Не позволяя причинять себе боль, двигаясь слишком торопливо, слишком резко.

- Я не хочу… Не хочу… Не хочу… - закрываю рот ладонью, удерживая поток этих бессвязных, отчаянных слов. Но Юма осторожно сдвигает мои пальцы, целует их, прихватывая губами кончики, - Не хочу… так. Не хочу делить тебя. Не хочу. Останься. Пожалуйста…

Накрывает с головой. Дыхание рвется. Тело, как ртуть – рассыпалось на миллионы капелек, подвижных, живых, сокращающихся, пульсирующих, как обнаженное сердце. Сижу, крепко прижавшись к Юме, закрыв глаза, не в силах пошевелиться, вслушиваюсь в биение его пульса под моей щекой, в его глубокое, чуть сбившееся дыхание. Мое место - здесь. Самое правильное место. Веду ладонью по его шее – так знакомо – теплая, гладкая кожа, по груди... тонкая ткань сорочки… И запах. Человека, которого я люблю.

Гладит меня по голове, перебирает прядки, целует висок. Сердце сжимается. Не хочу двигаться. Подставляюсь под его пальцы, трусь носом о плечо и пьяно, довольно жмурюсь, когда слышу его тихий, расслабленный смех. Слава Богу. Все хорошо. Мы перешагнули порог в завтра. Снова.

И так будет и впредь. Шаг за шагом. Потому, что я не хочу отпускать его руку.

- Хани, давай съездим, заберем мою сестру… Я волнуюсь… все же. Пожалуйста…

Просит. Мягко. Открывая дверь в свою жизнь. Приглашая стать частью ее? Это ли не лучший выход? Увидеть ее, наконец.

Торопливо привожу себя в порядок, нервно смеюсь, больно стукнувшись локтем о приборную панель. Сажусь. И переведя дыхание, спокойно спрашиваю:

- Куда едем?

Юма диктует адрес, и мне кажется, что в его голосе звучит облегчение и… благодарность.

- Они у подруги отмечали начало нового учебного года, но, кажется, Кайра перебрала, - усмехнувшись, говорит он.

Считает, что я должен услышать это? Или… просто хочет рассказать? Это вдруг становится таким ценным – пустая история о человеке, который совершенно далек мне. Но важен – Юме. И значит, я буду внимательно слушать, и пытаться понять.

- Сказала, что сидит в ванной и не выйдет оттуда, пока я не заберу ее.

- Она у тебя избалованная эгоистка, кажется? - не удержавшись, говорю я.

Я не думаю, что он ответит. И более того, боюсь, что вновь замолчит. Но Юма, пожав плечами, усмехнувшись, замечает:

- Нет. И… да. Чувствует границы. То, что она требует… Не меньше отдавая в ответ. Это правильно, кажется?

Мне сложно понять. Поэтому я, просто хмыкнув в ответ, молча вглядываюсь в темноту, на подсвеченные номера домов.

- Здесь? – киваю на многоквартирный дом середины прошлого века – серый основательный классицизм с колоннами.

- Да. Подожди пять минут… пожалуйста.

Легкое, мимолетное касание, скольжение губ по скуле и прежде, чем я успеваю сказать что-то, обернуться, Юма уже выходит.

Я не волнуюсь. Вовсе. Просто жду. Барабаню пальцами по рулю, напряженно вглядываясь в темный провал подъезда. Мне наплевать, какая она, сестра Юмы… Просто…

Просто.

Едва достает ему до плеча. Идет сзади, покорная… тепло-золотистая. Инфанта. Растерянная девочка. Робеет перед ним. Юма останавливается возле машины, и она сразу же замирает, что-то говорит – мне не слышно – и качает головой. Чувство страшной вины, осознание себя обузой – это я явственно вижу в ее взгляде. И мне… жаль? Гораздо хуже возможной ненависти, которую готов был испытать. Она – не враг мне… Это так больно.

Вздохнув, тянусь, открываю перед ней дверцу.

Скользнув на заднее сидение, опускает голову, едва слышно выдавив: «Здравствуйте…» и замирает, сложив руки на коленях.

Рядом с ней тепло… Родство – то, что я чувствую, совсем того не желая.

- Прости, Хани, что пришлось тащиться сюда.

Улыбка Юмы – вопрос? Ожидание? Он тоже волновался? И если так, значит, и ему не все равно. Значит, я должен... кивнуть, дать понять, что все хорошо. Познакомить нас – это и был твой компромисс, а, Юма?

- Брось, мы же хотели покататься. А твоя сестра явно нуждается в помощи.

Звучит издевкой? Мягче добавляю:

- Ничего страшного не произошло?

- Капризы. А теперь вот вырубилась и сопит, как ни в чем не бывало.

В голосе Юмы вдруг прорывается страшная усталость.

- Ну, тогда отвезу вас домой.

Он благодарно кивает, откинувшись в кресле, повернув ко мне голову, мягко, молча улыбается.

И уже напоследок, когда мы останавливаемся возле его дома, и Кайра, прошептав: «Спасибо», выбирается из машины и топчется, дожидаясь Юму, он оборачивается, смотрит на нее, потом на меня и просто произносит:

- Спасибо. До завтра. Твоему агенту уже позвонили.

- Да.

Так и будет. Мы будем рвать его. Мне это знакомо. И он не будет счастлив. Если только… Если… «Его и нужно очень любить…»

- Возьми меня с собой, Юма.

Вопросительный, удивленный взгляд.

- Когда ты уедешь… Я хочу поехать с тобой…

Прощай, Кэй…

 Отправлено: 08.06.08 19:25. Заголовок: Афтор... Вы телепат?..

Афтор... Вы телепат? Эмпат? Наблюдательный и проницательный человек? *преданно глядя в глаза*
Почему те чувства, котрый я здесь читаю, я уже жила, ощущала, была?..
Это просто... великолепно.
Мне нечего сказать... только вопрос - можно ваше творение скопировать к себе в коллекцию, ня?

 Отправлено: 08.06.08 19:32. Заголовок: Juuo я очень рада, ч..

Juuo я очень рада, что получается передать всю гамму человеческих чувств, зачастую очень сложных и нелогичных))

спасибо большое. и даааа... за цветочки "улыбаюсь... да нет, смеюсь уже"
Эмпат... ну, может))

Juuo пишет:

цитата:

только вопрос - можно ваше творение скопировать к себе в коллекцию, ня?

я не против. спасибо, что спросили.
еще одна глава будет. последняя. в принципе, она на 50% уже написана, так что не думаю, что затяну.

 Отправлено: 08.06.08 21:06. Заголовок: О_О Вау... Автр, у в..

О_О Вау...
Автр, у вас потрясающий язык. Мои аплодисменты!

 Отправлено: 08.06.08 23:57. Заголовок: а мне почему-то жалк..

а мне почему-то жалко Кея

 Отправлено: 09.06.08 00:16. Заголовок: Спасибо! Спасибо! Та..

Спасибо! Спасибо! Так ждала...
Теперь можно и спать лечь. Сны будут со вкусом ванили и ночного тумана.