Форум сайта "Мир Эсси Эрганы"

Нелюбовь разведчика

Фэндом: "Трудно быть богом" бр. Стругацких.
Жанр: юмор, местами самопародия.
Герои: дон Румата, дон Рэба, барон Пампа, дон Гуг
Рейтинг: PG
Саммари: на чужой планете высоконравственного прогрессора сильно раздражали местные распутницы. А ведь могло быть намного хуже!
Авторские комментарии: расслабляюсь после сочинения ангста по этому фэндому.
Дисклеймер: все не мои, поиграю и положу обратно.

Действие происходит в начале восьмой главы.

Выпутываясь из обрывков чужого свежестираного тряпья, дон Румата Эсторский, он же разведчик Института внеземной истории Антон Гео-Графский, входит в Веселую Башню, где чиновник зачитывает очередному просителю:
- Дон Жутан, номер..,улица.. За бранные слова, начертанные на стене спальни его преосвященства дона Рэбы, приговаривается к дюжине розог.
Дон Жутан мрачно удаляется в коридор, а из очереди доносится пьяный голос:
- А п-п-почему дон Ж-ж-жутан оказался в с-спальне его перо… п-пресво… преосвя…
Его прерывает оплеуха и визгливый женский голос:
- Заткнись, алкаш, горе мое! Просила же я тебя не нажираться!
- М-м-милая, я же для х-храбрости…
Румата проталкивается к столу.
- Куда лезешь без очереди!
- Мы, Руматы Эсторские, спокон веку не ждем в очередях, - гордо отвечает разведчик.
Не успевает он обратится к чиновнику, тот бубнит:
- Дон Румата, зайдите к его высокопреосвященству дону Рэбе.
- Я уже был у него вчера.
- Зайдите еще, - тихо, но значительно отвечает чиновник.
Румата, пожав плечами, следует за стражниками. В очереди слышатся сдавленные смешки, а дон Сэра провозглашает:
- Не вижу, почему бы благородному дону не ублажить наместника Ордена…

Кабинет дона Рэбы. Хозяин:
- Верно ли, что вы имели какие-то дела с известным бандитским атаманом Вагой Колесо?
- Кто бы говорил, – парирует Румата.
- Помогали ли вы вожакам мятежных холопов Гаранту Зубатому и Марату Брюхатому?
- Не имел такой чести.
- Говорят, что от вас они получили волшебные ящики, стреляющие молниями и градом.
- Уж это точно не от меня! Мое несогласие с Теорией Бескровного Воздействия не заходит так далеко… - Румата спохватывается и зажимает себе рот. Дон Рэба недоуменно смотрит на него и продолжает:
- Люди Святого ордена доложили, что нашли у вас это, - он вытягивает из-под стола потрепанную книжку, на обложке которой прелестное большеглазое сереброкудрое создание обнимает краснорожего детину с резной костью в носу. – Запрещеная богомерзкая поэма Шнура Рифмоплета об имперском принце Легасе, якобы полюбившем меднокожего варвара.
- Врут. – Румата презрительно улыбается и небрежно-аристократичным жестом сморкается в висящую за его спиной портьеру. - Небось, сами и подкинули.
- Еще о вас доносят, – дон Рэба роется в куче бумаг на столе, берет одну, читает: "… а также оный колдун и смутьян Румата путается со своими слугами, о чем сказала мне ихняя кухарка…"
- Подлая клевета! Эта шлюха обиделась, что я не захотел присоединиться в постели к ней и моему кучеру, и захотела отомстить.
- А если бы там не было кучера? – вкрадчиво спрашивает дон Рэба.
- Я бы все равно отказался!
- А если бы кучер был, а кухарки не было?
- К чему вы клоните?
- Хм-м-м… Э-э-э… Даже не знаю, как вам получше намекнуть.
Дон Рэба замолкает, хрустя пальцами и нервно облизываясь. – Мой благородный дон… Я давно хочу вам признаться... Я сам не заметил, как мои сложные и противоречивые чувства к вашей особе переросли в нечто… еще более сложное и возвышенное.
Пытается опуститься на одно колено, но подагричные суставы не позволяют.
- Я люблю вас, как только мужчина может любить мужчину. И надеюсь, что вы сможете разделить мои чувства…
Румата, не дослушав, с обалделым выражением аристократического лица, вылетает за дверь.

Румата врывается в камеру, где барон Пампа дон Бау-но-Суруга и прочая и прочая, вися в кандалах на стене, ревет, как слон в брачный сезон:
- Трусливые ублюдки шелудивых ослов, жертвы пьяных зачатий, труполюбы!..
Далее следует подробный рассказ барона об интимных связях, которые он якобы имел с допрашиваюшим его чиновником, палачом, стражниками и их родственниками обоих полов, но эти речи мы здесь ради приличия опустим.
Румата направляется к палачу, тот кричит благим матом, и в камеру вваливается с десяток стражников.
Землянин смотрит на них злобно-многообещающе. Вращая мечами. Слуги зла мнутся, не решаясь напасть.
- Барон, воодушевленный появлением друга, орет:
- Помет безухого шакала, мерины блохастые! Раскуйте меня, и мы сразимся, как подобает мужчинам!
Тут укрывшийся за столом чиновник храбро метает в землянина чернилницу. Румата, отбивая ее, невольно раскрывается, и толстопузый сержант, пользуясь моментом, командует:
- Вперед, все вместе!
Приказ выполняется. Друг другу стражники мешают, так что большую часть ударов раздают не врагу, а своим же напарникам. Но их слишком много. Вот-вот землянин будет повержен…
Спасение приходит неожиданно: в свалке один из стражников случайно хватает Румату пониже пояса. Тому это напоминает о недавних домогательствах дона Рэбы, от злости силы его удесятеряются, он расшвыривает и глушит противников. Освобождает барона, и они выходят из башни.
- Друг мой! – прочувствованно говорит барон, - даже не знаю, как вас отблагодарить! Нет, знаю!
Тянет его в кусты, скидывает с чресел фартук, обнимает Румату, и пытается поцеловать. Землянин в ужасе его отталкивает.
- Я думал, вы верны баронессе!
- Обычно – да. Но ради такого случая…
Снова пытается облапить своего спасителя. Румата хватает его за руки, и на суровом мужественном лице барона отражается почти детская обида.
Румата с облегчением смотрит на бегущих к ним через площадь монахов с дубинами. Барон неохотно отпускает его, запрыгивает в седло, перерубая повод, и бросает коня в галоп.
Мы еще встретимся!
Надеюсь, при этом вы будете в другом настроении, - бормочет землянин.

Румата бредет домой сквозь непривычно малочисленную уличную толпу, и вдруг чувствует, что к нему за пазуху,щупая, лезет чья-то рука. Выкручивает, швыряет ее хозяина на мостовую и методично лупит его эфесом меча, приговаривая:
- Вот тебе, паршивый мужеложец!
Тот, закрываясь от ударов, обиженно скулит:
- Я не такой! Я всего-навсего хотел спереть что-нибудь!
Румата плюется, рычит:"а бес вас разберет!", но экзекуцию прекращает.

Румата подьезжает к Пьяной Берлоге, входит. Мрачно косится на отца Кабани, спящего лицом в миске с кашей. Идет в кладовку, и видит починенный самогонный аппарат. Выхватывает из ножен меч, и, матерясь по-русски, по-эсторски, по-меднокоже-варварски, и еще на каких-то, плохо знакомых ему самому наречиях, крушит ни в чем не повинный механизм. За этим занятием его застает дон Гуг.
- Антон, хватит!
- Знаешь, как мне осточертела эта планета дикарей, уродов и извращенцев?!
От последнего слова Пашка явственно морщится. Антон, не замечая этого, продолжает:
- И ведь я с детства хотел на эту …ую планету, чтобы учить ее обитателей разумному, доброму, вечному! Помнишь, как мы с тобой и с Анкой играли в детстве?
- Да. Эх, детство беззаботное!.. А помнишь, как мы дрались из-за того, кому с Анкой гулять?
- Ага, до первой крови. Ты мне чуть ухо не откусил. А она обозвала нас дураками и белыми варварами, и стала ходить с тем долговязым десятиклассником, забыл, как его там. Зато нам не было обидно. Раз ни одному из нас не досталась…
- Дон Гуг краснеет. Молча сгибает и разгибает невесть как оказавшийся в этой лагуге серебряный кубок работы ируканских мастеров, безуспешно пытаясь завязать его узлом. Наконец тихо говорит:
- Антон… я ведь тебя тогда не просто так укусил. Я тебя… (еле слышно) поцеловать хотел. И сейчас хочу, через двадцать лет! И не только целовать.
Тянется, блудливо улыбаясь. Антон смотрит на него с ужасом.
- И ты, Брут?!!
Его лицо искажается безумной гримасой, которой позавидовал бы даже настоящий Румата Эсторский, потомок двадцати двух поколений аристократов, прославленных зверством, пьянством, буйством и распутством. С диким воплем он замахивается мечом, и дон Гуг едва успевает отскочить.
Румата преследует его, определенно пытаясь зарубить, они вываливаются из избы, наматывают вокруг нее несколько кругов, прежде чем Румата попадает в крепкие обьятия дона Кондора, обезоружившего его секретным приемом, неизвестным молодым сотрудникам Института внеземной истории. Сдавленно рыдает в его обьятиях, позволяя отвести себя в избу и уложить на нары, и засыпает.
Выслушав неохотный, но честный отчет дона Гуга, дон Кондор постановляет:
- На Землю! Лечиться! Обоим!