Форум сайта "Мир Эсси Эрганы"

15.01.06. 17.20

Позавчера похороны. Мне соболезновали и гладили по головке. А я замерз на этом гребаном кладбище, торчать на морозе, слушать, как все эти родственники рыдают, противно... Нет, мне пофигу, конечно, просто голова разболелась. Насморк схватил. Крис звонила из Москвы. Сегодня вылетает, чтобы забрать меня. Наверное, не поеду. Что мне там делать? Дальше разлагаться?
Жаль кота. На днях сдох. Я ж жил у Дэна, а жратвы ему не оставил. Правда, жаль кота. Он ни в чем не виноват. Я тоже не виноват, а на меня все смотрят, как на чудовище. Нет, я не плакал. И я просто не хотел всем объяснять, что для меня они оба умерли еще три года назад. И вообще, пошли все к черту. Все. Курить и спать. Всем привет, ваш Санта.

* * *

Кристина ехала без багажа. Наскоро сунув паспорт инспектору, она пробежала через зал ожидания и вышла на улицу. Маршруток на стоянке перед зданием аэропорта не было. Такси тоже. Поежившись от ледяного ветра, она вернулась в зал. Холодно. Кристина опустилась в голубое кресло, поставив сумку на соседнее, и, натянув рукава водолазки на озябшие пальцы, уронила голову на руки. Это была молодая женщина среднего роста, одетая в дорогое кашемировое пальто цвета какао, которое было ей чуть ниже колен. Недлинные светло-каштановые волосы ее были собраны на затылке в тугой хвост, две прямые осветленные пряди по бокам доходили до подбородка, обрамляя по-восточному выпуклые скулы. У женщины была очень ухоженная матовая кожа темно бежевого оттенка, на лице – минимум косметики. Все в ней выдавало прямолинейную и строгую, не склонную к дипломатичности натуру.
Кристина понимала, что разговор не будет легким. В конце концов, она не видела Ника целых четыре года. Конечно, за это время многое в нем изменилось. Об этом говорило и то, как безжизненно звучал по телефону его голос, и то, как наплевательски он звучал. Кристина не могла решить, злилась ли она на брата или жалела его. Конечно, больше жалела, она понимала, что ему в данной ситуации тяжелее всего. Каково это - пережить смерть родителей, не оправившись еще от потери брата-близнеца? Кристина знала, что никогда не сможет понять его до конца. Что это значит – иметь близнеца? Что это значит – потерять его? Быть может, Ник до сих пор обвиняет всех и вся в том, что лишился Ники…
Ник и Ники; Николай и Никита. Родители были уверены, что это будет здорово, если братьев будут звать именно так. Кристина удивлялась, а мальчикам нравилось.
- Доброе утро, Ники!
- Доброе утро, Ник!
Так обычно начинался каждый день в их семье. Братья смеялись, шутили, били друг друга подушками по голове, словом, вели себя, как нормальные мальчишки. И в то же время они всегда были не такими, как все, обособленными от общества. У Ников был свой мир, куда они не пускали никого. Не то, чтобы не хотели пускать, просто не могли и, наверное, не умели. Иногда казалось, что они думают об одном. Иногда – что они читают мысли друг друга. Школьные работы и сочинения, даже заведомо написанные порознь, оказывались практически идентичными. Кристина всегда считала, что это была их тайна, «тайна близнецов», постичь которую невозможно и нереально. Она улыбнулась, вспоминая, каким счастливым было их детство.
От воспоминаний о прошлом женщину отвлек звонок мобильника. Навязчивая мелодия играла все громче, а на дисплее высвечивался незнакомый номер.
- Слушаю, - негромко сказала она в трубку.
- Кристина Андреевна, я полагаю, - произнес на том конце бархатный мужской голос.
- Да, простите, с кем я говорю?
- Меня зовут Эдуард. Я психотерапевт, работающий с Николаем…
- Как вы узнали мой номер? – голос Кристины в момент стал тверже стали.
- Это неважно, - сказал Эдуард. - Сейчас, по крайней мере. Я так понимаю, Вы намерены забрать Николая в Москву?
- Да.
- Я Вам не советую этого делать. Понимаете, парень пережил сильнейшее потрясение, если к этому добавится еще и шок от переезда, у Вашего брата могут возникнуть серьезные осложнения…
- Осложнения у него возникнут, если он останется в Волгограде, - возразила Кристина. – Здесь ему больше нечего делать. Я ответственна за брата, и я его увезу.
- У Вас могут быть большие проблемы, предупреждаю…
- Я не понимаю, из каких соображений Вы мне угрожаете, Эдуард, но я бы не советовала Вам этого делать…
- У меня и в мыслях не было угрожать старшему следователю… - вкрадчиво начал мужчина.
- Хорошо, что вы осведомлены о моих полномочиях, - спокойно перебила Кристина. – Я забираю брата, и прошу Вас не вмешиваться в это дело.

Морозный воздух пробирался в щели дверей, Кристина куталась в пальто и смотрела из окна такси на разноцветные огни ночного города, в котором так давно уже не была. Вдалеке возвышалась в свете прожекторов Родина Мать и здание вокзала, тоже хорошо подсвеченное. Город длинный, на дорогах – никаких пробок, Кристина все никак не могла привыкнуть к тому, что она уже не в Москве.
Доехали быстро, таксист взял с нее двести рублей и зачем-то посигналил на прощание. Минут пятнадцать Кристина отмораживалась перед дверью подъезда, снова и снова набирая номер квартиры на кнопках домофона. Никто не открывал. Отчаявшись, девушка принялась звонить в соседские квартиры. В четвертый раз открыли. Поблагодарив людей и тут же попутно выругавшись на брата, Кристина зашла в подъезд. Как назло, лифт не подавал признаков жизни. Поднявшись на десятый этаж пешком, девушка нажала на кнопку звонка, с трудом переводя дыхание. Минут через десять дверь открыли…
- Господи, Ник, это ты? – вырвалось у Кристины.
Высокий молодой человек сложил руки на груди и бессильно запрокинул голову назад, опираясь о дверной косяк.
- Я, - сказал он очень тихо, почти неслышно.
Девушка вошла внутрь, парень проводил ее взглядом, очень медленно, словно нехотя закрыл дверь и прошел в гостиную, не обращая на гостью никакого внимания. Сестра бросила сумку на тумбочку у входа и вошла в зал вслед за ним.
- Чем это так воняет? – спросила она. – Ужас какой.
- Кот сдох, - флегматично отозвался Ник, не отрываясь от экрана монитора. Он что-то очень быстро набрал в прямоугольном окошке, нажал на кнопку «отправить» и, развернувшись на вращающемся кресле, посмотрел на сестру. Он ничего не говорил, просто смотрел на нее глубокими мутноватыми карими глазами и молчал. Кристина тоже пристально смотрела на брата. В нем ничего не осталось от того симпатичного задорного мальчишки, которого она помнила. Глаза утратили живой блеск, щеки впали, он настолько исхудал, что Кристина поражалась, как он еще держался на ногах. Однако девушка отметила про себя, что волосы Ника, которые всегда были предметом его гордости, были аккуратно подстрижены под длинное каре и чисто вымыты, значит, брат пока еще следил за собой.
- Вещи собрал? – поинтересовалась Кристина, решив, что про кота выскажется как-нибудь потом.
- Нет.
- Почему? – бровь девушки недовольно поднялась. Брат пожал плечами. – Иди, собирай.
- Я не поеду, - Ник не двинулся с места. Он все так же сидел в кресле и смотрел на кончики тонких пальцев, выглядывавшие из-под длинных рукавов свитера.
- Еще чего, иди, собирай, я сказала, - Кристина слегка подняла голос. Ник пожал плечами и поднялся. Теперь он был выше сестры, и она смотрела на него снизу вверх. Его аккуратное лицо не выражало никаких эмоций. Девушке показалось, что она смотрит в глаза мертвеца. – Ник, ты меня слышишь?
- Да, - тихо сказал он. Голос его был низкий, с хрипотцой, и тоже отдавал чем-то непрошибаемо каменным.
- Иди собирать вещи! – Кристина чувствовала, что вот-вот сорвется. Ей Богу, стоит только ему еще раз смерить ее таким вот бездушным взглядом, и она заломит брату руки за спину, защелкнет на его запястьях пару наручников, которую всегда носила в кармане пальто, и насильно впихнет его в такси.
- Я не поеду, - повторил парень.
- Еще слово – и я тебя под конвоем поведу, учти, - сказала сестра. Она взяла его за грудки и встряхнула изо всех сил, а Кристина была очень сильная, ей это полагалось по роду деятельности. Каштановая челка взметнулась вверх и снова легла на глаза, Ник все так же молчал. – У нас умерли мама и папа, ты это хоть понимаешь?!
Кристина знала, что не стоило срываться в крик, что брат должен был переживать намного больше нее, в конце концов, это ведь ему пришлось их хоронить. Но она не могла, просто не могла совладать с собой, он так ее бесил, так бесил. Когда?.. когда ее брат стал таким бесчувственным придурком, отморозком, циником и черт знает кем еще?!
- Ник?! Ты меня слышишь?
- Да, - просто ответил брат. Кристине показалось было, что он над ней издевается, но в голосе Ника не было ни капли иронии. Похоже, ему действительно было искренне наплевать на нее, на родителей, на всех.
- Тогда ответь мне, - она уже не стеснялась кричать в полный голос. – Ответь, почему ты так себя ведешь?! Так, словно тебе плевать?!
- Мне плевать, - бросил он так же спокойно, не обращая внимания, что сестра общалась с ним на повышенных тонах. – Они умерли три года назад.
- Ты, морально разлагающийся урод, – по щекам девушки текли слезы, Кристина не могла справиться с обуревавшими ее эмоциями, – ты вообще, понимаешь, что ты несешь?!

* * *

- Я хочу его видеть! - срывающимся голосом, захлебываясь слезами, снова и снова повторял Ник. – Хочу видеть брата!
- Сынок, пойми, это невозможно, - мама обняла его за плечи, но он сбросил ее руки.
- Ты врешь, папа врет. Ники жив, и я хочу его видеть!
- Коленька, ты теперь наш единственный сын, - папа пытался говорить ласково, но видно было, что слова эти давались ему с трудом. – Теперь для нас главное – не потерять тебя. Если с тобой случится то же, что с Никитой…
- Никита жив! Я знаю это! Знаю, поверьте же мне! – Ник бился в истерике, рвался из рук матери, он, кажется, даже пнул ее несколько раз локтем в грудь, но она держала крепко. – Я вас ненавижу! Вы его похоронили, даже не пытаясь бороться. Как вы можете просто взять и вычеркнуть Ники из жизни?! Я вас ненавижу!
- Замолчи! Я тебе запрещаю об этом говорить! – отец прикрикнул на сына, и ахнул, схватившись за сердце - из-под каштановой завесы на него смотрели полные ненависти глаза Ника. Это был последний раз, когда во взгляде мальчишки появились какие-то эмоции. Наверное, в этот день Ник и «похоронил» своих родителей.

Убежать из дома. Это казалось ему лучшим выходом тогда. Ненавидеть этих людей еще сильнее он не мог. Хотелось разорвать сердце. Вскрыть вены. Он, конечно, подумывал об этом. Но каждый раз проклинал собственное малодушие.
- Господи, что мне стоит? Что стоит спрыгнуть? – Рыдание. Стон.
Он впервые так высоко. Дверь на крышу была не заперта. Словно невидимые силы звали Ника подняться. Ночь и звезды. Ветер треплет длинные волосы до плеч. Он сам себе напоминал сказочную принцессу. Какую-то Джульетту из глупой трагедии глупого автора с извращенной фантазией. Так не должно быть. Родные братья-близнецы не должны умирать.
- Ты всегда должен держать мою руку! Всегда, Ники, ты понимаешь?! – шепот пробегает по коже. Ветер скользит прядью волос по губам. Ник хочет, чтобы губ больше не было. Чтобы не оставалось ничего, что напоминает об этом. О его любви. Дикой. Невозможной. Кто-то скажет, неправильной.
Но Ник слишком слаб, чтобы прекратить эти невообразимые мучения. Побег не удался. Мальчику пришлось спуститься по лестнице, а не с карниза крыши.
Мама пришла в его комнату ночью и обняла, и он тоже ее обнял. В последний раз. Подумать только, до самой смерти родителей, он больше ни разу их не обнимал. И ни разу им не улыбался.

* * *

- Когда ты начал курить? – спросила Кристина, глядя, как дымилась в изящных руках брата тонкая сигарета. Ник не ответил. – Я с тобой разговариваю.
- А какая тебе разница? – Ник на секунду поднял на нее глаза, затем медленно отвел их в сторону окна. Волга этой зимой замерзла, и с десятого этажа открывался великолепный вид на закованную в снег и лед речку. В тусклом свете лунных лучей, пробивавшихся из-за плотной завесы туч, все было сияющим и синим: снег, массивные глыбы потрескавшегося льда и ветви деревьев на берегу. Ник выпустил изо рта струйку дыма. Такси все еще не было, но его, в отличие от сестры, не томило ожидание.
- Бросишь, когда приедем в Москву. У меня дома не курят.
- Так какой смысл тебе тащить в свой дом морально разлагающегося урода, который, к тому же, еще и курит? – мрачно усмехнулся Ник. Кристина хотела
разозлиться на него, но не сделала этого, сообразив, что остроты брата, пускай и весьма недружелюбные, говорили о том, что он начал «оживать». В конце концов, сигарета в его руках смотрелась как-то даже благородно. Девушка налила себе кофе, радуясь, что хоть что-то в этом доме было свежим. Зачем она пила уже четвертую чашку, Крис не знала. Она, вообще-то рассчитывала поспать в самолете, чтобы утром быть в состоянии пойти на работу, но, видимо, ей это уже не удастся. Из-за дикого количества кофе, выпитого, от нечего делать. Потому что невыносимо было находиться в одной квартире с близким человеком, таким родным и таким далеким, и ничего не делать. Поэтому Кристина чашку за чашкой пила терпкий черный кофе.
- Ты вообще хоть спишь ночами? – спросила она брата. – Вид у тебя нездоровый.
Парень покачал головой и снова затянулся сигаретой.
- Что это значит? – Кристина была твердо намерена разговорить Ника, не дать ему снова уйти в себя. – Я с тобой разговариваю, между прочим.
- И что? – глухо спросил Ник.
- Когда старшая сестра с тобой разговаривает, надо отвечать, - усмехнулась Кристина.
- Жаль, кота нет, а то бы ты с ним поговорила, если больше не с кем, - устало отозвался парень. – А от меня отвяжись.
- Ну, ты и свинья! – девушка с громким стуком поставила кружку на стол и со злостью воззрилась на брата. Тот посмотрел на нее в ответ, взгляд его не выражал ничего, словно он и не хотел ее злить. Может, и правда не хотел?
- Бери вещи, - скомандовала Кристина, когда раздался звонок телефона, и ей сообщили, что такси на месте. Ник затушил сигарету, кинул последний взгляд в окно на замерзшую реку и поплелся в прихожую одеваться.

В аэропорт они приехали поздней ночью. Кто вообще придумал лететь последним рейсом? Крис, видите ли, решила, что не успеет разобраться со всеми делами за полдня. Ник усмехнулся про себя. Она зачем-то убралась в квартире. Так смешно было наблюдать за сестрой. Она драила пол в вязаной водолазке из тонкой, нежной шерсти, в своих шелковых бежевых брюках и толстых желтых резиновых перчатках, так контрастировавших с ее строгой прической. Из хвоста выбивались тонкие пряди и падали на лицо. Кристина всякий раз фыркала и пыталась убрать их, смешно задирая локти. Пару раз с губ девушки слетали очень не подходящие ей выражения, когда Крис пыталась заставить Ника ей помочь.

- Ты бы поспал, - заботливо сказала сестра. - Попросить у стюардессы одеяло?
- Не маленький, сам попрошу, если надо будет, - буркнул Ник, не отрывая взгляда от бурых облаков, проплывавших за стеклами иллюминаторов. – Тебе обязательно со мной разговаривать?
- Я не видела брата четыре года, - пожала плечами девушка. – Естественно, я хочу с ним поговорить.
Ник пожал плечами, достал из рюкзака плеер, одел массивные наушники, откинулся в кресло и прислонил голову к стеклу иллюминатора. Кристина поражалась наглости брата. Она предполагала, что им будет тяжело общаться, но даже представить не могла, что Ник окажется настолько закрытым. Казалось, он не просто не признавал их родственную близость - ему вообще было глубоко наплевать не только на нее, но и на себя. Кристина поежилась – ей предстояли нелегкие времена – жить в одной квартире с абсолютно асоциальным типом – такая перспектива ее угнетала. С другой стороны, девушка улыбнулась про себя, если бы не Ник, она никогда бы не поняла, каким дерьмом был ее молодой человек. Бывший молодой человек.

Узнав о смерти родителей, Кристина почему-то первым делом подумала о брате. Она почти не плакала, мгновенно пришла идея о том, чтобы забрать Ника в Москву. Быть может, именно она, эта мысль, помогла Кристине перенести гибель отца и матери. Она не смогла приехать на похороны, но как только получила на работе отгул, позвонила Артуру.
- Я хочу, чтобы ты слетал со мной в Волгоград, - выпалила Кристина, едва взяли трубку.
- Но я не могу, котик, - устало протянул Артур. – Надо еще два заказа доработать.
- У меня умерли родители, - сказала девушка. – Я должна забрать брата. Боюсь, он не захочет ехать, поэтому мне нужно, чтобы ты поговорил с ним, как мужчина.
На том конце воцарилось долгое и напряженное молчание.
- Ты хочешь забрать брата? К себе? – спросил, наконец, Артур.
- Да.
- И он будет жить у тебя?
- Конечно, где еще?
- Но это же так неудобно для нас. Ты не могла бы как-нибудь там его устроить, он же не маленький, в конце концов, - голос мужчины стал очень недовольным.
- Я не вижу проблемы, Артур, - сказала Кристина.
- Ты будешь жить в квартире с другим мужчиной, как я это должен воспринимать, по-твоему?
- Это мой брат! – воскликнула девушка. – И у него погибли родители, как и у меня, ты не понял?!
- Я тебе соболезную, рыбка, но ты же понимаешь, для меня, как для мужчины...
- Ты чем слушаешь? – Кристина была готова расплакаться. – У меня погибли мама и папа, ты это понимаешь?!
- Да-да, но...
- Иди к черту, - Кристина повесила трубку и разрыдалась. Определенно, ее парень оказался полным дерьмом. Бывают же такие черствые и донельзя самолюбивые люди, думала она. К счастью, Крис сумела понять это вовремя.

Ник сидел, склонив голову на плечо, и глядел на свое отражение в овальном иллюминаторе. Он не узнавал самого себя - мерещилось улыбчивое лицо брата. Та же челка. Те же глаза. Лицо, которое он никогда не смог бы забыть. Даже если бы выкинул все фотографии, на которых они, обнимаются или держатся за руки. И весело смеются. Нику всегда казалось, что близнец улыбался ярче и теплее.

Очень часто они стояли перед зеркалом в ванной и пялились туда, как дураки. Пытались отличить друг друга. «Давай закроем глаза и перемешаемся», - говорил Ники. Ник понимал, что это значит. «Перемешаемся» - это мозаика. У них такая была в детстве. Белая пластиковая дощечка с дырочками и маленькие цветные кусочки пластмассы на штырьках. Из них можно было складывать картинки по образцам из инструкции. Но Ники всегда перемешивали куски до полнейшего хаоса и из него создавали на дощечке, как на мольберте, какие-то странные картины. Не то футуристику, не то сказки, думал теперь Ник. Дощечка осталась на антресолях в квартире родителей, Ники исчез, нет, умер, конечно. А он, Ник, ехал в Москву. Крис хотела ему другую жизнь. Крис хотела что-то упорядочить, что-то исправить, исцелить его. Ник знал, что не получится. Потому что он не забудет. Потому что, пока не изрежет свое красивое лицо до неузнаваемости, не сможет вытравить из груди сладкого щемящего чувства, которое просыпается где-то на лбу, усиливается на изгибе бровей и достигает своего пика на приоткрытых губах. А к кадыку становится невозможным! Ник никогда не может подолгу смотреть на себя в зеркало.
В салоне погасили свет. Лицо близнеца в иллюминаторе наконец-то исчезло, и парень смог вздохнуть спокойнее. Он прикрыл глаза, легко коснувшись кончиками пальцев ледяного пластика.
«Где бы ты ни был, наверное, я просто идиот, что все еще верю в тебя. Как в этого гребаного Санта-Клауса»