Форум сайта "Мир Эсси Эрганы"

Мы умираем, заключенные в парафине неправильных выходов-тупиков из сказки об условиях и условностях.

POV David.

В комнате – смутный полумрак. Лучи солнца проникают сквозь полуопущенные газовые шторы, пронизывают букет из искусственных цветов в аляповатой вазе на подоконнике. Медитирую на нее минут пятнадцать, с момента, когда Симона сказала, что сейчас позовет сыновей и попросила подождать. Малолетние монголы отправились в очередной раз прощаться с каким-то там памятным деревом, и красиво забив на строгие указания в нужное время быть собранными, упакованными и готовыми к дальнейшему движению к порабощению мира. К счастью, такие вольности случались с ними редко, поэтому прощались.
Немудрено – впервые за четыре месяца – дома. В кроватях, в которые толком не влезают-то уже, с кусками подгоревшего маминого пирога с ревенем в руках, в старых, рваных джинсах. Знакомая картинка – собирание своего детского сада после каникул и перерывов – вначале необходимость, сейчас ставшая толи привычкой, толи обычаем. Вначале – ГГ. Традиционный чай дома у Густава, с его бабушкой и сестрой. Георг, в спешке спихивающий вещи в чемодан, он никогда не бывает готов вовремя. Потом уже – Каулитцы – небольшой дом, с гравиевой дорожкой. Пыльные искусственные цветы во всех углах, запах парафина, Симона в длинной юбке и со связанными узлом волосами, неизменно приветливая и безразличная. Она устает от сыновей.
Нет, безусловно, она их любит, как иначе-то? Искренне рада редким приездам, объятиям, расспросам и всему такому. Главное, чтобы они не затягивались слишком уж и не ломали ее устоявшийся мирок.
Вот сейчас она поцелует каждого в лоб, вытолкнет за порог и помашет вслед, закрывая дверь.

- Медитируешь?! – звонко, слишком резко для этого застывшего в капле парафина доме. Билла всегда много, он врывается весенним ураганом, привычно огибая желтоватую гипсовую скульптуру с отколотым носом на подставке. – Извини что задержались, там собралась компания каких-то фанаток…
Машет руками и улыбается на все тридцать два.
- …мы ждали, пока они уеб*тся куда-то!
- Ясно с вами. – Поднимаюсь с дивана, хлопая его по плечу. – А где…
- Сейчас придет, он в толчок побежал, – хихикает, - красоту наводить!
- Иди на х*й, братик, – нежно произносит Том, входя в комнату. – Шайссе, еле дотерпел… Привет!
Подходит ко мне и кладет руку на плечо, ловя мой взгляд. Не смотрю в ответ, но знаю, что там тоска кромешная. Он смаргивает и улыбается.
- Так едем?! – Билл хлопает ладонью по запястью. Резкий звук разбивает атмосферу неприятной тишины, и я встряхиваю волосами.
- Едем, – киваю, переводя взгляд с одного на второго.
С*ки, ну и вымахали уже – так вроде привычно, а когда не видишь некоторое время – приходится опять вспоминать, как это надо запрокидывать голову для разговора с подопечными. И в кого только такие длинные и нескладные, не Симону же об этом спрашивать? Да и помнит ли она, с какими потомками татаро-монгольского ига, она грешила в далеком восемьдесят девятом?

Когда Билл садится в машину, всегда очень смешно складывается пополам, а иногда – забывшись, стукается головой о раму. Поэтому Саки всегда придерживает, уберегая его от невольных травм, а нас от получасового ворчания, в адрес всех автопроизводителей. Раньше это вызывало улыбку, пока не приелось, впрочем, как и шутки Тома на эту тему.
Сам старший, как ни странно, не то что не путается в своих одеждах, даже не спотыкается и не цепляется – если трезвый. Гибкий очень, ловкий.
Раньше, я так и разбирался, если ребятки, припрятав где-то бутылку виски, успешно вводили ее в действие. У Билла вид значительный и загадочный, двигается осторожно и смирно, только глаза в разные стороны смотрят. А Том наоборот – цепляется за все подряд, теряется в трех стенах и норовит где-нибудь приземлиться посидеть «всего минуточку» - расплавленный парафин.
Захлопываю за собой дверцу, и киваю водителю. Поехали.

Вот что точно медитация – процесс выбора одежды. Уже смирно сидит на диванчике в холле этажа Густав, в стороне разговаривает по телефону Георг, вышедший из номера минуту назад Билл, о чем-то негромко беседует с Наташей, которая по-хозяйски поправляет ему воротник куртки, глядя в хромировано-полированные двери лифта. И не имея рентгена, и умения проникать взглядом сквозь стены, я знаю, что Том задумчиво созерцает содержимое «кепочного» чемодана, и усиленно решает «синяя или все же зеленая». И подгонять его бесполезно, впрочем, как и пытаться давать советы. Только мирно ждать, пока в этой дредастой голове совершатся все необходимые мыслительные процессы.
- Пните кто-то Тома. Сколько можно возиться? – ворчу, протирая болящие глаза ладонями.
- Он спустился вниз полчаса назад, - всезнающе отзывается Густав.
Что?
Видимо эта мысль, отражается на моем лице, поскольку драммер пожимает плечами, и хмыкает:
- Откуда я знаю, что его сегодня так рано подорвало?
- Билл?
Младший, наконец, отрывается от созерцания своего бесподобного отражения и отвечает вполоборота:
- За выполнение обязанностей пресс-атташе Тома, мне положена дополнительная плата?
Это можно было бы считать смешной шуткой, если бы оно не повторялось с завидной регулярностью, во всех подобных случаях. Иногда младший напоминает мне обезьянку, заучившую несколько трюков, и ждущую поощрения за очередное успешное исполнение.
- Только в случае, если за выполнение обязанностей любящего родственника, станут платить во всем мире. По контракту.
- Ты сволочь, - вздыхает звезда. – Не по контракту. Мне надо на карманные…
- Едем? – Георг завершил разговор и подходит ближе, засовывая трубку в карман.
Очередное мгновение, застывшее в парафине прошлого. Воск сейчас трудно достать, цивилизация искусственных заменителей.

Медитация – наблюдение за рассказами Георга о своей прошлой подружке. Он смешно иллюстрирует размер ее груди и перекривляет манеру говорить, неприятно растягивая гласные. Билл сидит на краешке дивана и задумчиво с неким садистским удовольствием, отгрызает головы желатиновым мишкам – тела он почему-то аккуратно складывает на столе рядом собой. Ему хоть учебник сопромата читай, будет кивать с таким же согласием – звезда не с нами, а где-то в дебрях своего мира, нарисованного карандашом для глаз на блестящей поверхности миллионного диска.
Густав тяжело зевает, но интерес удерживает его здесь. Если он не услышит, как именно Гео послал незадачливую подружку – не заснет точно. Его длинный нос торчит из всех секретов команды, наш милый Буратино. Он не в силах пропустить хоть какую-то новость, даже если бы с большим удовольствием закутался в толстое одеяло, отвернулся к стенке и вырубился.
- Билл!
Нет, я честное слово, не ожидаю реакции. Ну какие нормальные люди, отзываются, когда их зовут по имени, а? Чушь ведь.
- Мм?- выныривает из своих хрупко-парафиновых размышлений и по-детски морщит нос.
- Где твой братец, а? Неужели он может пропустить хоть одно обсуждение прекрасных... баб?
Младший закатывает глаза и собирается озвучить привычную «остроумную» фразу. Машу рукой и рывком поднимаюсь с дивана, покачиваясь вместе с едущим турбусом.
- Не сидите долго.
Не отдыхать едем.

- Билл, а что с Томом в последнее время? - из-за полуоткрытой двери.
Билл тоскливо разглядывает полусдершийся лак на ногтях правой руки.
Тишина.

Он клубочком свернулся на своей полке, неловко подвернув ногу и обняв почти плоскую подушку.
Спит. Крепко, спокойно – лицо тихое, умиротворенное. На щеках – тени длинных ресниц, чуть подрагивают, рот полуоткрыт и видна влажная полоска зубов.
Несколько секунд просто эстетически любуюсь этим зверьком, потом поднимаю сброшенное покрывало, и укрываю его, аккуратно подтыкая по краям, и убирая, чтобы не лезло в лицо.
- Дэйв? – беспокойно шевелится. Брови собираются жалобным домиком, а я почему-то не могу отвести взгляд от маленького поперечного шрамика. – Ты мне снишься?
Где-то за окном барабанит по стеклам дождь, цепляясь костлявыми полупрозрачными пальцами за ледяной металл обшивки.
- Снюсь-снюсь. Спи.
Это даже не слова, так – движение губ, читаю в мимике:
- Мне плохо без тебя.
Его дреды пахнут парафином и медом.

Водитель в полуоткрытую дверь замечает мой кивок и послушно останавливается.
- Ты во второй бус? А мы еще немного посидим, – тоскливо, рука с обдертым лаком на металлическом поручне.
Тишина.