|
Отправлено: 14.09.09 14:36. Заголовок: Глава 20 Faber est s..
Глава 20
Faber est suae quisque furtunae*
«Но в глаза
Я тебе смотреть не буду,
И назад,
Как пришел из ниоткуда,
Ты уйдешь,
Взяв с собой кусочек жизни,
Вновь умрешь,
В ночи растворившись»
(с) Канцлер Ги «Guillaumette»
Егор
Я сижу в своей комнате и не знаю, чем занять руки. В голове постоянно крутятся грустные мысли.
Из больницы меня силой забрал дядя Андрей, заявив, что мне там делать нечего.
Кот сейчас без сознания в реанимации. Ему сделали операцию. Хотя операцией это назвать сложно, штопка – вот верный термин.
Господи, как вспомню, что эти ублюдки сделали с ним… да у него на спине живого места не осталось… Про руку я даже вспоминать не хочу, сразу убить этих гадов хочется. За одну только руку. Костя же скрипач, а они ему пальцы сломали… Его красивые длинные пальцы. Врач сказал, что переломы заживут, но вот прежние навыки вряд ли получится восстановить полностью.
Сегодня ко мне приходила Оля. Рыдала, просила прощения, говорила, что просила Тенева «всего лишь слегка попинать Костю», но не думала, что все так обернется.
Я даже не стал слушать, просто позвонил дяде Андрею и попросил его приехать. А Оля и не сопротивлялась, когда ее уводили, просто плакала.
Я опустошен…
***
Прошло уже полторы недели с того момента, как все это произошло. Вина Тенева и Мухина была полностью доказана следствием: это они сначала изнасиловали Володю (который просто оказался не в то время не в том месте), а потом Кота, вот только последнего – хотя, скорей всего, и первого тоже – они в живых оставлять не собирались. Отморозков отправили в СИЗО, ожидать суда.
Но они были наказаны гораздо раньше запланированного. Не зря же говорят, что на зоне насильников не любят. Оба не дожили до слушанья. Тенева «опустили», и он повесился в параше (где он смог раздобыть веревку, так и осталось тайной), а Мухин был заколот ножом в драке. Какая ирония – погибнуть от своей любимой игрушки.
Дядя Андрей сказал, что виновных пока не нашли, хотя следствие продолжается. А мне, если честно, пофиг. Главное – они получили по заслугам.
Ольку, кстати, осудили на три года условно за подстрекательство. Точно не помню, как звучал приговор, но факт остается фактом: она навела подонков на Костю. Суд состоялся вчера. Кота там не было: врачи не отпустили.
Костя все еще лежит в больнице. Кроме сломанной руки у него еще сотрясение мозга средней тяжести, трещины в нескольких ребрах, разрыв сфинктера и некоторые органы отбиты. А еще у него – из-за черепно-мозговой травмы – сильно упало зрение.
С ним сейчас даже поговорить нельзя, так как под действием лекарств он все время спит.
***
Сейчас я сижу рядом с Костей и разглядываю его перебинтованные руки. От этого зрелища мне хочется плакать.
Алексей был здесь полчаса назад. Сначала он вызвал меня в коридор, где и рассказал все подробности своего разговора с Костей. Признаюсь, я не сильно удивился этой новости: не осталось сил, и, кроме того, в глубине души я порадовался тому, что у Кости очень хороший отец. Зайдя в палату, Алексей постоял рядом с койкой некоторое время, помолчал и ушел, так больше ничего и не сказав.
Мне безумно больно в те моменты, когда Кот приходит в себя: он практически не разговаривает, только здоровается, когда видит меня, а потом просто лежит и смотрит в потолок, пока опять не заснет.
К нему через день приходит психолог, и тогда меня выгоняют в коридор. Я не знаю, о чем они беседуют. Интересно, Костя разговаривает с ней? Или все так же молча изучает трещины на штукатурке?
У меня уже нет сил сдерживаться, и я плачу, когда никто не видит, от безысходности.
«Мужчины не плачут», – вспоминается в такие моменты. А я не мужчина. Я всего лишь влюбленный парень, который чувствует, что теряет все.
А я его действительно теряю…
Константин
Все почему-то думают, что жертва насилия сходит с ума. Возможно, так и происходит с кем-то, но не со мной. Я ничего не чувствую. Точнее, я не испытываю никаких эмоций по поводу случившегося. Но все же то, что произошло, помогло мне осознать одну простую истину: Егор не всегда будет рядом. Однажды ему захочется иметь настоящую семью: жену, детей… И мне страшно… Я боюсь этого, потому что я не смогу ему это дать, и он уйдет, а я опять останусь один.
Каждый раз, возвращаясь в реальность и видя, что он рядом, я безумно хочу обнять его и зацеловать, но, к сожалению, я не могу этого сделать: каждое движение до сих пор отдается болью во всем теле. И поэтому я молчу. Я видел однажды, как он рыдал, думая, что один, и не могу заставлять его страдать еще больше.
Иногда ко мне приходит психолог – милая женщина лет тридцати на вид. Она задает мне различные вопросы, заставляя на них отвечать, и каждый раз перед уходом говорит, что со временем воспоминания потеряют свою остроту, а я каждый раз отвечаю, что мне все равно.
Довольно часто заглядывает папа, но чаще всего у меня просто нет сил с ним разговаривать. От этих лекарств постоянно хочется спать.
***
Я открываю глаза и понимаю, что больше не могу так, поэтому я поворачиваюсь к Егору (он теперь всегда рядом со мной) и прошу:
– Поцелуй меня, пожалуйста.
Он аж подпрыгивает на стуле от неожиданности.
– Костя, ты…
– Поцелуй, пожалуйста…
И он целует. Сначала легко, едва касаясь губами моих губ, но я открываю рот, давая понять, что можно войти глубже, и он подчиняется.
Этот поцелуй длится вечность, или мне так только кажется, и я испытываю жгучее разочарование от невозможности зарыться пальцами в отросшие волосы Егора.
Прерывают нас очень грубо. Медсестра, пришедшая сделать мне укол, начинает орать на Егора и силой выталкивает его за дверь, заявляя, что больше его сюда не пустит, а потом еще долго бурчит по поводу вконец обнаглевшей молодежи.
А мне одновременно и горько, и тепло.
Егор
Сегодня Костю выписывают. Я дождаться не могу, когда вновь смогу его увидеть. Эта грымза сдержала свое обещание, и я не смог проникнуть в палату ни под каким предлогом.
Этот короткий поцелуй со вкусом лекарств преследовал меня все три недели, что Кот провел в больнице без меня.
За время своего вынужденного одиночества я успел поступить в институт на факультет журналистики и пойти учиться водить автомобиль.
И вот, наконец, этот момент настал: открывается дверь палаты, и в коридор выходит Костя со спортивной сумкой через плечо. Он подстригся и надел очки (они ему очень идут), теперь его просто не узнать.
Гипс с руки уже сняли, теперь кисть перемотана эластичным бинтом. Кот еще не успел надеть куртку, и я вижу багровые рубцы у него на предплечьях. Я стараюсь отогнать дурные воспоминания, но получается плохо. Перед глазами уже стоит та ужасная картина.
– Привет, – намек на улыбку. Костя опускает сумку на стул и натягивает джинсовую куртку.
– Кот, ты как? – я подхожу к нему, хочу обнять, но он отворачивается.
– Нормально, – бесцветным голосом отвечает он. – Ты иди, я тебя догоню.
Костя поворачивается ко мне спиной и идет по коридору.
– Ты куда? – очень не хочется его отпускать. Меня не покидает предчувствие, что если он сейчас уйдет, то я его больше никогда не увижу.
– В туалет, – говорит он, скрываясь за поворотом. До меня доносится только: – Подожди меня на улице.
– Э… ладно, – я подавляю желание побежать за ним и направляюсь к выходу.
Я выхожу на крыльцо и достаю пачку сигарет. Надо бросать, иначе мои легкие не выдержат, но сегодня можно. Сегодня можно все.
Затягиваюсь. Горький дым обжигает горло, заставляя закашляться. В последнее время я все хуже и хуже его переношу.
– Похлопать? – спрашивает женский голос откуда-то сбоку, я лишь киваю, продолжая кашлять. Маленькая узкая ладонь довольно сильно стучит между лопаток.
– Спасибо, – выдавливаю я, сумев наконец отдышаться, и вытираю выступившие на глазах слезы. Обернувшись, чтобы поблагодарить девушку, замираю: – Лена?
Ленка Самойлова, которая училась с нами до десятого класса, а потом перешла в другую школу.
– Привет, – девушка расплывается в улыбке. Она не сильно изменилась за то время, что мы не виделись, похудела только немного, – неожиданная встреча.
– Да. Ты какими судьбами здесь?
Ленка сразу же грустнеет и говорит:
– Бабушку сбила машина. Я к ней приходила, но она все еще без сознания.
Ну вот, только встретились, а я уже не знаю, что сказать. Утешать я так и не научился…
– А ты здесь почему? – продолжает она.
– На моего друга напали гопники. Сегодня его выписывают...
– Это хорошо. Пойдем посидим?
Мы направляемся к ближайшей скамейке. Садимся, и Ленка всхлипывает.
– Я так боюсь за бабушку… Тот, кто ее сбил, скрылся с места аварии, а номера никто не запомнил.
– Ох, Ленчик, ты главное верь, что все наладится, – я обнимаю плачущую девушку за плечи. – Ни в коем случае нельзя опускать руки. Если ты сдашься, то кто же бороться будет?
– Я стараюсь держаться, но это тяжело…
– Знаю, солнце, знаю…
Константин
Я выхожу на улицу, оглядываюсь в поисках Егора и вижу его обнимающего незнакомую красивую девчонку.
В этот момент в голове что-то щелкает, и я уже знаю, что должен сделать.
Быстрыми шагами пройдя через больничный парк (натянув при этом кепку на нос, чтоб Егор меня не узнал), я направляюсь к дороге, где и ловлю такси.
Приехав домой и попросив таксиста подождать внизу, я поднимаюсь в свою квартиру. Быстро собираю вещи и, запихав сопротивляющегося Конрада в переноску, выхожу на площадку.
Притормозив у соседней двери, я засовываю в щель записку. Все. Я сделал то, что должен.
Егор
Расставшись с Леной и так и не дождавшись Костю, я отправляюсь на его поиски, но в больнице сообщают, что он уже ушел. Звоню ему, но оператор сообщает, что телефон абонента выключен.
Я бегу на остановку и вскакиваю в подъехавший автобус, молясь про себя, чтобы Кот оказался дома. Но, когда я приезжаю, то обнаруживаю, что Костина квартира пуста. Исчезла вся его одежда и личные вещи. А также нигде не видно Конрада.
Все еще не потеряв надежду, я бросаюсь к двери в свою квартиру и вижу записку, зацепленную за косяк.
«Егор.
Я хочу попрощаться. Боюсь, больше мы не встретимся.
Я уезжаю, куда не скажу. А смысл говорить? Ты все равно не сможешь поехать за мной. Да и не нужно это.
Хочу сказать только одно: я люблю тебя. Прости меня, если сможешь.
Ты, наверное, задаешься вопросом: «с какого перепуга», ну, или что-то в этом роде. Понимаешь, чем дольше будут длиться наши отношения, тем больнее будет разрыв. А я этого просто не вынесу. Боюсь боли…
Поэтому лучше прекратить все сейчас, пока еще у тебя остался шанс начать все заново, найти красивую девушку, влюбиться, создать семью, завести детей…
Со мной у тебя нет будущего, поэтому прощай, любимый.
Твой Кот»
Я сползаю по стене прямо на грязный пол подъезда и шепчу, чувствуя, как все холодеет внутри:
– Уже слишком поздно.
***
Не помню, сколько сидел так, но вскоре меня нашла Лора. Она, прочитав записку, чуть ли не пинками погнала меня на кухню, где принялась отпаивать чаем с коньяком, а потом отправила в комнату.
Вечером она заглянула ко мне и, присев на краешек моего дивана, выдала:
– Егор, обещай, что не будешь ругаться…
– Угу…
– Я беременна.
– Что?! – я сажусь на постели и ошарашенно гляжу на сестру. – Да ты меня разыгрываешь!
– Это правда, – со вздохом говорит она, задирая свитер и позволяя мне увидеть округлившийся животик, – уже восемнадцать недель.
– Он...? – я не могу заставить себя назвать его имя, слишком больно.
– Отец – Костя.
– Что делать будешь? – да, глупее вопроса я придумать не мог.
– Рожать, что же еще? Я даже не думала об аборте, когда узнала.
– И давно?..
– Почти с самого начала.
– И молчала?!
– Да. Я не хотела вам мешать. Тем более, что я люблю Алексея. Я так маме и сказала.
– И мама знает?
– Да все знают, – бурчит сестра. – Ты пойми, дурень, не могла я тебе сказать! Не могла! Ты бы тогда глупостей наделал. А так, Алексей предложил мне выйти за него замуж. Я согласилась.
– Значит, свадьба, – говорю я, пытаясь свыкнуться с мыслью, что теперь уже ничего не будет как прежде. – А родители?
– Они не против. Мама сказала, что это лучше, чем растить ребенка в одиночку. Кстати, маленький уже толкается, хочешь потрогать? – спрашивает Лора и улыбается. Когда я киваю, она берет мою ладонь и прикладывает к своему животу.
Это потрясающее чувство, когда ощущаешь под рукой легкий толчок. Если честно, то не помню, когда я был настолько изумлен и одновременно рад происходящему. Наверное, никогда. Это ведь новая жизнь, мой будущий племянник или племянница. Крошечное существо, растущее внутри моей сестры. Сейчас я ощущаю восторг напополам с грустью, потому что понимаю, что своих детей у меня не будет никогда. Я не смогу жениться. Я слишком сильно люблю Костю…
Эпилог
– Егор… – в комнату заходит встрепанная Лора, прижимая руки к огромному животу. – Началось…
– А? – я отрываю взгляд от ноутбука и сразу понимаю, что произошло. Подол халата моей сестры мокрый.
– У меня отошли воды! – Лорка чуть не плачет, да и мне вдруг стало как-то не до смеха.
Алексей еще с начала недели в командировке, поэтому Лора сейчас живет у нас, а родители куда-то свалили.
– Сумку собрала? – спрашиваю я, отключая компьютер и начиная одеваться. Она кивает. – Тогда иди переодевайся, сейчас в больницу поедем.
Я довел Лору до машины (хорошо, что права я уже получил), и через десять минут мы прибыли в роддом. Лорку тут же куда-то увезли, а я принялся звонить родителям и зятю.
Родители и Алексей прибыли практически одновременно (как оказалось, Леша уже подъезжал к нашему дому, когда я позвонил).
Через десять часов Лорка родила девочку. Когда нам показали красное сморщенное личико моей племянницы, мама заплакала. Лорка тоже рыдала от счастья, да и мы с Алексеем были на грани.
Девочка родилась здоровенькой. Красавица, как и ее мама. Невольно вспомнился Кот, и горло сдавило еще сильней.
Когда я спросил Лору, расскажет ли она Косте про дочь (если он объявится, конечно), она покачала головой и сказала:
– Верочка – моя дочка. Кот тут ни при чем. Это была моя идея насчет секса, значит, и ребенок мой.
После этого разговора я отдал ключи от Костиной квартиры Леше и постарался забыть Кота.
Пока получается плохо, он снится мне каждую ночь. Иногда это старые кошмары. Но чаще всего просто счастливые воспоминания, от которых, проснувшись, хочется выть.
Как я еще не сошел с ума, не знаю. Держусь из последних сил, всего себя отдавая учебе.
Костя, я еще не забыл тебя, но я очень стараюсь.
***
Нью-Йорк
Кладбище
23.00
У одной из могил стоит высокий молодой человек в строгом сером пальто и в очках. Холодный ветер треплет его темные, до плеч волосы.
Юноша смотрит на надгробие, где на сером граните выбито: «Джеймс Томас. Пусть твоя душа улетела, но ты навсегда останешься в наших сердцах. Покойся с миром». Затем опускает на могилу букет – двадцать белых роз и шепчет:
– Спи спокойно, Джимми. Прощай, милый друг.
А потом разворачивается и идет по тропинке к выходу с кладбища.
***
Приближается Рождество. Юноша наблюдает за веселыми людьми, спешащими купить подарки своим близким. Его лицо спокойно. Он никуда не торопится. Его никто не ждет, только кот и воспоминания о прошлой счастливой жизни.
Этот юноша не знает, что именно в этот момент в далеком Санкт-Петербурге у него родилась дочь. Да и не нужно ему этого знать, как и того, что другой юноша спустя два часа будет напиваться у друзей дома, стараясь утопить свое горе в алкоголе, а заодно отпраздновать рождение племянницы.
– Егор, – шепчет Костя, глядя в темноту ночного неба, – прости...
Конец.
До встречи в следующей части =)
________
* Faber est suae quisque furtunae (лат) – Каждый сам кузнец своей судьбы.
|
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
вся надежда на сиквел.....
С нетерпением жду проду и ХЭ 
, все читатели в слезливом состоянии пребывают после прочтения главы. 
