Отправлено: 30.06.08 17:48. Заголовок: «… и я». Ориджинал. R, angst, в процессе. продолжение от 16.09. тема 3

Название: «… и я».
Автор: Yuk@ri она же вместо_Шульдиха.
Бета: Sutil (до 48-й страницы), Sienna Rise (c 67 страницы)
Консультант: Наги_Наое
Рейтинг: PG-15 (пока что так, потом не знаю).
Жанр: Angst, местами - Drama, местами - Humour. Возможно, в последствии, Romance. (В общем, «смешались в кучу кони, люди…» =))
Размер: Макси.
Состояние: В процессе.
Предупреждение: В тексте присутствует нецензурная лексика (хотя и не так много), сцены физического и морального насилия (первое без графического описания).
Разрешение на публикацию получено.

http://esergy.borda.ru/?1-20-1280-00001318-000-0-0-1215792581 - тема 1
http://esergy.borda.ru/?1-0-120-00003471-000-0-0-1224424142 - тема 2

 Отправлено: 24.10.08 17:53. Заголовок: Спасибо большое за т..

Спасибо большое за то, что пишете этот потрясающий оридж! Честно, влюбилась в него с первых строк и сейчас очень жалею, что не высказывалась раньше.
Глава потрясающая и очень... правильная! Психологическая травма детства, вылившаяся в итоге в такое поведение Егора. Это предполагалось, ощущалось в каждом моменте, в каждом действии, но реальность оказалась намного ужаснее. То, от чего сложно, фактически невозможно убежать, нереально забыть, потому что этот человек породил тебя, всегда был рядом, любил... Собственная мать... Не какой-то маньяк-извращенец, заваливший его в лесу, а собственная мать! И это пережить намного сложнее, и травма намного глубже, и душевная боль невыносимее! Надеюсь, что Егору помогут справиться с его прошлым! *держит пальцы крестиком*

Отдельное спасибо за такой текст! Он очень эмоционален и в процессе чтения с головой утопаешь в этих ощущениях, переживаешь их... Это !!!!

С нетерпением жду продолжения!

 Отправлено: 24.10.08 20:21. Заголовок: Fibari Fibari пишет:..

Fibari Fibari пишет:

цитата:

Спасибо большое за то, что пишете этот потрясающий оридж

Спасибо вам за то, что читаете. =)

Fibari пишет:

цитата:

жалею, что не высказывалась раньше.

Главное, что вы высказались. =) Я всегда с нетерпением жду комментариев: мне очень интересно, что думают те, кто читает мои творения. Честно рада любому отзыву.

Fibari пишет:

цитата:

Не какой-то маньяк-извращенец, заваливший его в лесу, а собственная мать! И это пережить намного сложнее, и травма намного глубже, и душевная боль невыносимее! Надеюсь, что Егору помогут справиться с его прошлым! *держит пальцы крестиком*

Вы все правильно понимаете: когда причиняет боль близкий человек - это вдвойне ужасно. И неизвестно во что может вылиться подобное.
На счет Егора - не буду спойлерить. Скажу только, что в какой-то мере - да - помогут, но по сути он сам себе поможет. Только не думаю, что конец вам понравится.

Fibari пишет:

цитата:

Отдельное спасибо за такой текст! Он очень эмоционален и в процессе чтения с головой утопаешь в этих ощущениях, переживаешь их...

Когда я пишу, то стараюсь смотреть на все глазами героев и если не вживаюсь в образ, то писать не сажусь (в общем-то потому и так медленно пишется: настроиться не так то просто, но когда это получается... держите меня семеро ;))

Fibari пишет:

цитата:

С нетерпением жду продолжения!

Спасибо. Постараюсь не затягивать.

 Отправлено: 07.12.08 23:21. Заголовок: Не знаю, на что я на..

Не знаю, на что я надеялся. Может быть, на то, что все волшебным образом срастется, что Антон займет положенное ему место и мои демоны скромно отойдут в тень – туда, где я жил все эти годы, обманывая себя, вспоминая и переживая заново, каждый свой вздох, отравленный болью и отчаянием… смертью. А может быть, мне хотелось встряски и нечто нового, но, так или иначе, я желал обрести родное существо около себя, которое будет совершенно… другим. Моим. Личным. Чистым.
Что я получил? То, что мой дом превратился в поле битвы - это стало ясно уже к концу первого дня пребывания звереныша в квартире. Если не считать того, что случилось предыдущей ночью: поведение Ильи, мое поведение… Не могу прекратить вспоминать: перед глазами лицо рыжего, ощущение пальцев во рту и вкус слюны, которую сплевывает в меня Илья. Унижение, которое он заставил меня пережить: унижение, от которого я испытал острое возбуждение. Ненавижу подобную мерзость… Не знал, что именно этого мне и не хватает. Все из-за присутствия мальчишки! Ну, почему я так болезненно на него реагирую?
После завтрака я уединился в своем кабинете: позвонил в офис, переговорил с Кириллом о том, как продвигается сбор информации по поводу «благотворительности», попросил выслать все, что у него есть мне на электронную почту.
Было немного страшно открывать свой e-mail: я давно его не проверял, и там успело скопиться изрядное количество писем. Изрядное – это еще мягко сказано: их счет перевалил за четыре сотни - фильтр от спама совершенно не работает.
Илья застал меня за увлекательным занятием - разбором электронной почты. Он встал на пороге кабинета и скрестил руки на груди.
Рыжий молча смотрел на меня и не представляю, сколько бы это продолжалось, если бы я не оторвался от экрана монитора и раздраженно не спросил:
- Что?
Илья покачал головой и из-под розового ободка, который, похоже, становился неотъемлемой частью имиджа рыжего, выбилось несколько прядок:
- Ничего. Просто смотрю.
Мой взгляд вернулся к монитору. Взгляд, но не мысли. Сложно сосредоточиться, когда рядом Илья.
- Ты не мог бы «просто смотреть» в другом месте? Я работаю.
- Я тебе мешаю?
- Не помогаешь точно, - в содержании очередного электронного письма не было ничего важного, и я нажал на кнопку «удалить». Так просто…
Илья не уходил. Я снова посмотрел на него:
- Тебе нечем заняться? Могу предложить пару дел, которые отвлекут тебя от безделья.
- От созерцания, - поправил меня рыжий, на что я постарался не обратить внимания, - Что же это за дела такие: вынести мусор, постирать нижнее белье засранца? А может…
- Илья, - начал я предупреждающе, но он меня перебил.
- Да, ладно тебе, Егор! Уже и пошутить нельзя.
- Я бы не хотел, чтобы ты шутил над подобными вещами.
- А под вещами ты подразумеваешь своего зверька?
- Мне повторить?
- Ты редкостный зануда, - Илья вздохнул, отлепившись от дверного косяка, прошел вглубь кабинета и уселся в кресло, стоящее около моего стола, - Ну, так что надо сделать? Мне и, правда, скучно.
Я кивнул:
- Для начала нужно посмотреть, что с кроватью Антона: если можно ее починить – сделай это, если нет, то закажи новую.
- Я?! – Илья подался чуть вперед, облокачиваясь локтями на столешницу, тем самым сдвигая папки с бумагами и подставку для карандашей и ручек в сторону, - Вот я чувствовал, что ты меня попытаешься заставить сделать что-то в таком роде. С какой стати?
- Тебе скучно, - напомнил я, - Илья, если хоть одна папка упадет…
- Ты выпорешь меня, - рыжий лучезарно улыбнулся, но в его глазах мелькнуло нечто, что заставило меня насторожиться, - Я не против, милый.
Рыжий быстро оглянулся через плечо на дверь, как будто кто-то мог войти в мой кабинет.
В чем дело?
- Прекрати, не люблю такие обращения, - я постарался произнести это как можно холоднее.
Илья, смотря прямо мне в глаза, пальцем подвинул бумаги к краю стола:
- А что ты любишь? – в этом он весь: если не напакостит, то день прожит зря.
- Ты уходишь от темы: сделаешь или нет? – моя рука легла поверх его ладони и Илья замер, а затем, страдальчески закатив глаза, оставил папки в покое, осторожно выдернул свои пальцы из моих.
Расслабленно откинувшись на спинку кресла, рыжий сказал:
- Сделаю, куда я денусь. Но не из-за того, что хочу, чтобы этому… твоему протеже жилось тут хорошо, а потому что ты меня просишь.
Я промолчал и Илья прищурился:
- Что-то еще?
- Мальчику надо купить одежду.
- Сопли ему не вытереть?
- Илья!
- Молчу-молчу, босс, - рыжий шутливо поднял руки вверх, показывая, что больше не будет возражать.
- Ты разбираешься в одежде лучше, чем я.
- Конечно, я в этом эксперт, – его ехидству не было предела.
Я устало вздохнул: на любое слово Илья может придумать десять в ответ. Это всегда очень утомляло.
- Илья, как ты только что заметил, я прошу тебя – этого недостаточно?
- Более чем достаточно, солнце мое. Хорошо, что еще не приказываешь. Но у нас ведь все еще впереди?
- Как с тобой тяжело, - я отодвинул клавиатуру и поправил бумаги, возвращая их на место.
- Со мной было легко, пока ты не решил, что тебе хочется острых ощущений, - это был укор, настолько прямой, что я удивленно вскинул брови, но промолчал.
Любой мой ответ вызовет новый поток острот.
Илья, внимательно следивший за выражением моего лица, покачал головой и поднялся из кресла:
- Я посмотрю, что там с кроватью и попытаюсь определить размер мальчишки. Что покупать?
Он так легко сдался, что мне даже не верилось.
- Пару костюмов, рубашки, свитера, брюки, нижнее белье, обувь – все, что может пригодиться обычному подростку, - Антону действительно нужно было приобрести уйму вещей и меня очень радовало, что этим буду заниматься не я.
Илья посмотрел куда-то мне за плечо и довольно сдержанно произнес:
- Заметь, я не спрашиваю, какого хрена пацан заявился к тебе в женских тряпках, с истерзанной спиной, перебинтованными руками и без каких бы то ни было личных вещей: я посмотрел, что было в сумках – одна фигня, вроде учебников.
Я не счел нужным что-либо объяснять, хотя Илья и сделал паузу, словно выжидая, что мне захочется чем-нибудь дополнить эту реплику. Не дождавшись, он продолжил:
- Вот посмотришь, этот юный мазохист наиграется тобой и съебё…
Я кашлянул.
- И свалит, я хотел сказать, куда подальше! – Илья отвернулся к двери, - А я останусь.
- До нового года, - напомнил я.
Рыжий резко обернулся и сверкнул на меня глазами:
- Пусть так, пусть, но останусь! А он – нет!
- Ты, кажется, собирался посмотреть, что там с…
- Я помню! – почти выкрикнул Илья, и даже сделал шаг в моем направлении, но потом остановился и, внезапно улыбнувшись, произнес своим обычным полушутливым тоном, - Я выполню все, что ты захочешь. Только не заставляй меня смириться с ним в твоем доме.
- И в мыслях не было.
Илья усмехнулся:
- Хоть в чем-то наши мнения совпадают... Тебе понравится то, что я куплю, - рыжий развернулся и прежде, чем я успел что-то ему ответить, вышел из кабинета.
Почему мне не внушает доверия его последняя фраза? Я нахмурился и посмотрел на дверь. Нет, Илья не станет... или станет?..
Я не успел додумать свою мысль, как в соседней комнате что-то с грохотом упало, и раздались ругательства Ильи. Не хотелось подниматься, но вскрик мальчика, прозвучавший через несколько секунд, заставил меня это сделать.
Зайдя в комнату звереныша, я увидел Илью скачущего на одной ноге: стопу второй он сжимал в руках. Антон стоял около стола и тер рукой затылок, хмуро смотря на рыжего.
- В чем дело? – спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.
Скрыть недовольство в голосе не получилось. Илья поднял на меня взгляд и прошипел:
- Кровать упала… мне на ногу!
- Не буду пытаться выяснить, как это произошло. Меня интересует другое: почему кричал Антон? – это уже было адресовано только рыжему, потому что, учитывая жесты мальчика, Илья его ударил.
И мне любопытно узнать за что!
Илья отпустил свою ногу и выпрямился.
- А если я не захочу говорить? – поинтересовался он с вызовом.
Просто не понимаю его: к чему такая вредность и склонность к противоречию? Я же все равно узнаю правду.
- Тогда я спрошу у Антона, - я выразительно посмотрел на насупившегося звереныша.
- Ну, конечно, - протянул рыжий усмехаясь, - наша «девочка» все выложит как на духу! Правда, куколка?
Было глупым ожидать от Ильи чего-то другого: возможность нахамить он не упускал никогда. Однако… наша?!
Антон опустил руку, которой он касался головы, зло посмотрел на Илью, и отвернулся. Он промолчал. Это попытка сгладить ситуацию или что-то еще?
Рыжий удивленно приподнял бровь и наклонил голову, снимая с волос ободок:
- Ну, надо же… А знаешь, Егор, - Илья лучезарно улыбнулся, и посмотрел на розовое недоразумение в своих руках, - я, пожалуй, с удовольствием займусь порученным. Это должно стать интересным.
- Я даже боюсь, что именно так и случится, - сдержанно прокомментировал я.
Мальчик с опаской посмотрел на рыжего, но тот, поймав взгляд, только рассмеялся:
- Не бойся, больно не будет, - в его шутке слышались нотки горечи, хотя, вполне возможно, я мог и ошибаться.
В последнее время я только это и делаю!
Илья направился к выходу из комнаты, но обернулся, когда сжал дверную ручку в ладони:
- Кровать я починю сам: там просто подогнулась ножка, - произнес он, не оборачиваясь, - просто подогнулась...
Когда он вышел я тихо, но довольно жестко произнес:
- Надеюсь, меня сегодня больше ничего не отвлечет от дел. Не так ли, Антон?
Звереныш сердито мотнул головой, отчего его отросшая челка упала на глаза, и поморщился:
- Как будто я виноват!
Я немного помолчал, раздумывая над тем, стоит ли расспрашивать или оставить как есть, но любопытство все же взяло верх:
- За что он тебя ударил, можешь сказать мне? Ильи, судя по шуму в коридоре, не будет еще пару минут.
Из коридора слышались странные звуки, которые можно было индифицировать, как падение ящика с инструментами. Если он разнесет кладовку, я убью его.
- Спроси у него самого.
- Антон, огрызаться это не лучший выход.
- Почему?
- Я ставил условие – ты не выполняешь его. Мне стоит задуматься над тем, как сделать так, чтобы ты пожалел? – мне не хотелось применять силу, сейчас не хотелось, - Я с тобой разговариваю, вместо того, чтобы испортить твое лицо и стол, около которого ты стоишь.
Звереныш посмотрел на меня и отвернулся:
- Все равно не скажу, - в голосе сквозило такое же упрямство, какое я иногда слышал в интонациях Ильи. Они чем-то похожи друг на друга… Черт! Я не хочу так думать!
- Хорошо, - это было слишком легкое согласие, и звереныш вздрогнул, вцепившись руками в стол.
Я действительно могу заставить Илью мне все рассказать.
- Сиди тихо, не хочу тебя слышать до конца дня, - я повернулся, чтобы выйти, но мальчик неожиданно произнес:
- Ты не накажешь?
Я вздохнул прежде, чем смог подавить в себе удивление. Он ждет от меня только наказаний, только этого. Я сказал, что не буду сегодня наказывать, но мальчишка сам напрашивается.
- Тебе этого хочется? – спросил я внезапно севшим голосом. Спросил, как у дорогого мне человека, чье мнение может быть важным… к кому я могу прислушаться.
Антон подошел, очень близко подошел ко мне и заглянул в глаза. Что?
От него пахло кофе и карие глаза смотрели так… тепло, что я… я провел пальцами по щеке мальчика, отвел за ухо пряди волос.
Касаться звереныша было приятно: немного прохладная, по-детски нежная кожа под моей рукой как обещание или приглашение. Как сладкое на десерт, от которого нельзя отказаться.
Мальчик закрыл глаза, и я отстранился, опуская руку. Антон, почувствовав движение, снова посмотрел на меня.
- Я тебя не понимаю.
Это была моя фраза…
- Я не буду тебя разочаровывать, - я поднял на звереныша глаза, - Раздевайся.
- Опять?! – вырвалось у Антона, и он невольно вскинул руки, обнимая себя за плечи.
- Ты надел то, что тебе не принадлежит, и я хочу, чтобы ты это снял.
- Но…
- Замолчи, - с нажимом произнес я, - Илья тебе разрешил, но никто не может трогать вещи в этом доме без моего ведома. Поэтому, раз ты так ждал наказания, напрашиваясь на него все утро, не смотря на мое хорошее настроение и нежелание наказывать, я дам тебе то, что ты так хочешь. Раздевайся.
- Егор…
- Быстро!
Губы Антона дрогнули, но в глазах загорелся нехороший огонек. Да.
Мальчик медленно стал расстегивать пуговицы на рубашке.
- Не собираюсь торчать тут вечность: или ты сейчас же все снимаешь, или я стащу с тебя одежду сам, - я сделал шаг вперед, чтобы показать серьезность моих намерений, - Поверь, это будет… неприятно.
Рот звереныша слегка скривился, и мальчик резко потянул край рубашки в сторону. На ковер посыпались оторвавшиеся пуговицы.
Опережая мою реакцию на свои действия, Антон порывисто сорвал рубашку с плеч и швырнул ее мне под ноги:
- Ты не хотел ждать – так было быстрее всего. Видишь? Я хороший, я тебя слушаюсь! – он что, разозлился?
Интересно.
Я решил проигнорировать его выпад и посмотреть, что звереныш сделает дальше.
- Брюки, - я скрестил руки на груди.
Его жесты и глаза говорили лучше всяких слов: «Да подавись!»
Через несколько секунд брюки упали рядом с рубашкой. Бог ты мой, сколько решимости...
- И…
- Нет! – Антон отступил на шаг назад.
Он прекрасно меня понял: на нем остались только мои плавки.
- Да.
- Слушай, блин, ну, и бардак у тебя в кла… - ввалившийся в комнату Илья резко замолчал и присвистнул, - Я что, пропустил все самое интересное?
- Все зависит от того, что сейчас сделает Антон, - я слегка наклонил голову, как бы спрашивая: ну, так что, сам или помочь?
Илья поставил на пол ящик с инструментами и, подойдя сзади, положил подбородок мне на плечо:
- Мы не ремонтируем кровать?
- Нет, мы - не ремонтируем: ты ремонтируешь, Антон – раздевается, я - ухожу работать. В идеале.
- Блин, - протянул рыжий, - как всегда держишь меня в черном теле! Вы тут без меня развлекались.
Я дернул плечом, освобождаясь от Ильи:
- Еще обиженно надуй губы, и я обзову тебя надоедливой…
- Я понял, не продолжай! – рыжий снова подхватил инструменты и прошествовал к кровати, по пути слегка задев мальчика плечом и доверительно шепнув:
- Он любит, когда ему делают минет, стоя на…
Засранец!
Илья не договорил, потому что вскрикнул от боли: Антон, видимо, совсем опьяневший от адреналина, собственной наглости и… отчаяния, изо всех сил ударил рыжего кулаком в плечо. Думаю, что мальчик мог ударить его и по лицу, но инстинкт самосохранения взял верх.
Я, не удержавшись, рассмеялся, прикрывая ладонью рот, но постарался взять себя в руки и изобразить серьезный вид. Все-таки я пытаюсь… о, господи, пытаюсь наказать мелкого паршивца, а не разозлить Илью! Но почему-то получается наоборот. И не по моей вине…
Илья сердито потер плечо и посмотрел на меня:
- Я рад, что тебе весело.
Потом он повернулся к мальчику, который, сжав кулаки, смотрел на него, готовый в любой момент начать защищаться. Но Илья не торопился что-либо предпринимать:
- Егор, ты хотел, чтобы он снял трусы? – рыжий перехватил двумя руками ящик с инструментами.
- Да, это было самое сильное мое желание за последние пятнадцать минут, - видимо, общение с Ильей очень заразно.
- Отлично, - рыжий посмотрел на меня и криво улыбнулся, - Я надеюсь, что ты оценишь мою поддержку и помощь.
Я открыл рот, чтобы ответить, что конечно оценю, но Илья с силой ткнул инструментами в грудь мальчика. Антон, растерявшись, схватился за ящик, обхватывая его руками, а Илья, чуть присев, резко потянул резинку трусов вниз, сдергивая плавки со звереныша. Все произошло так быстро, что я… я тоже растерялся.
Звереныш, издав непонятный звук, разжал руки и ящик с инструментами, падая, чуть не зашиб моего «помощника»: Илья успел в последний момент отпрянуть в сторону, не выпуская из рук ткань нижнего белья мальчика.
Раздался грохот: ящик, упав, раскрылся, и инструменты рассыпались по ковру. Антон, пошатнувшись от того, что рыжий слишком сильно дернул за плавки, съехавшие на щиколотки, не смог удержать равновесия и тоже шлепнулся на пол.
Именно в этот момент Илья с победным воплем, рванул на себя трусы, окончательно стянув их с ног Антона, и помахал ими, словно флагом:
- Кажется, я решил общую проблему! – похоже, он искренне наслаждался ситуацией.
Мальчик подтянул к себе ноги, обхватил их руками так, чтобы ничего не было видно. Пальцы Антона подрагивали, когда он соединил их, губы сжались в тонкую линию, и я ждал чего угодно: криков, возмущения, слез – но не его молчания.
Он опять замкнулся в себе, как тогда, когда я оставлял его одного в моем загородном доме. Это воспоминание мне было более чем неприятно и на несколько секунд мне стало страшно, что Антон, как и тогда, все забыл, потерял память, но… этого не может быть. Я его пальцем не тронул: просто раздел. Что в этом такого? Со мной поступали намного хуже. Я же милосерден, почему он не понимает? Да, иногда я срываюсь, но пожалеешь розги – испортишь ребенка!
Мне хотелось дать ему то, что он так усердно выпрашивал – наказание. Его поведение кажется недопустимым и пусть винит только себя, что к наказанию я добавил унижение. Своим поведением Антон оскорбляет меня, ставит под сомнение мои слова: было просто необходимо вернуть ему этот своеобразный долг.
У звереныша, видимо, было на счет происходящего свое собственное мнение, потому что он по-прежнему молчал, не обращая внимания на веселящегося Илью: Антон смотрел только на меня. Взгляд карих, потемневших глаз из-под длинной челки... Что же ты за человек такой?!
- Пожалуй, я сохраню эту тряпку в качестве сувенира! – рыжий все не мог заткнуться, а я не мог разорвать зрительного контакта с мальчиком.
Я сделал несколько шагов и остановился около звереныша. Антон продолжал смотреть на меня снизу вверх.
Илья, наконец, замолчал, опустив руку с плавками, которыми он недавно размахивал.
Не представляю, чего мне хотелось в этот момент, только что-то странное заставляло мое сердце биться сильнее.
Я наклонился и, обхватив звереныша за плечи, поднял его на ноги. Он не сопротивлялся, выпрямившись, практически повиснув в моих руках. Легкий, почти ничего не весит. Наверное, ему надо больше есть… больше и лучше и… у меня где-то были конфеты…
Рыжий внимательно смотрел на нас. Я это чувствовал. И я привлек Антона к себе, обняв, закрывая его от Ильи.
- Егор, - голос Ильи был хриплым и звучал глухо, - Егор…
Я перевел свой взгляд на него и Илья вздрогнул. Рука, в которой были плавки звереныша, разжалась. Иногда мне тебя становится жалко, но ты – не он.
Я погладил мальчика по спине, проводя ладонью то вниз, то вверх, то опускаясь до ягодиц, то поднимаясь до кромки волос, зарываясь в них и ероша пальцами. Я не хочу анализировать.
- Илья.
- Да? – рыжий смешно моргнул одним глазом и опустил голову.
Я продолжал гладить Антона, замершего или умершего в моих руках, такого восхитительно покорного.
- Кровать… сколько времени займет починка? – губы двигались, с языка слетали слова, а я чувствовал себя так, словно выпил несколько стаканов водки.
- Минут десять, - ответил Илья, проводя пальцем по разводному ключу, который лежал около его ноги.
- Отлично, - мои ладони остановились на лопатках мальчика, и сквозь тонкую кожу я ощутил, как бьется его сердце, - Если ты через десять минут не зайдешь в мой кабинет и не скажешь, что все починил, я приду сюда сам. Ты меня понимаешь?
Самое время сострить.
Илья медленно кивнул, продолжая гладить ключ.
- Хорошо, - я отстранил от себя Антона, слегка толкнув, - С ним не разговаривай: он наказан. И пока ты не купишь для него одежду, я запрещаю пользоваться чем-то из моего гардероба.
Вещи после Антона слишком возбуждают…
Посмотрев на Илью и Антона, которые словно бы оба впали в некое подобие столбняка, я вышел из комнаты.
У себя в кабинете, тяжело опустившись в кресло перед компьютерным столом, я закурил. Голова слабо кружилась, но никотин был мне сейчас жизненно необходим. Я должен подумать.
В соседней комнате было тихо и я, как ни старался, не мог расслышать ни одного звука. Неужели они меня послушались. Ладно - Антон, но… Илья?! Это казалось мне чем-то невероятным.
Я посмотрел на часы, засекая десять минут.
Теперь, откинувшись на спинку кресла, закрыв глаза, можно было расслабиться. Он в соседней комнате, совсем рядом со мной, горячий… живой. Мне очень хотелось вернуться в комнату звереныша, еще раз посмотреть в его потемневшие глаза: от ненависти, от страсти, от любви, от… чего угодно. Вышвырнуть Илью, закрыть дверь, запереть, не слушать ничьи крики и сжимать в ладонях лицо Антона. Кто добровольно откажется?
Он стоял и не сопротивлялся, не перечил, ждал моих прикосновений – иначе и быть не могло: я – его хозяин. Его судьба.
Сегодня сумасшедшее бесконечное утро и мне не хочется сопротивляться. Если бы я мог сейчас вернуться…
Ты - шлюха. Посмотри на себя! Ты же готов раздвигать свои ноги для кого угодно, зажмуривать глаза от наслаждения, кусать губы, и отдаваться по первому слову. Ну, посмотри же, мразь!
Как долго это будет звучать в моей голове и течь в моих венах? Никотин – он почти перестал помогать мне, а ведь совсем еще недавно – до моей встречи со зверенышем – сигареты забирали все чувства, растворяя их в белесом дыме.
Ночью Илья дал мне таблетки с алкоголем. Мне не хватает, я не могу дышать. Отпусти!
Я открыл глаза и уставился на свои руки: подушечки пальцев слегка покалывало – я помнил ощущение прикосновения к коже мальчика. Я действительно шлюха. Мне не хватает!!!
Как же хочется вернуться и проверить. Знаю, что Илья волнуется и ревнует: он смотрит на меня с опаской и вожделением. Мне не хочется думать, что его заводит мое безумие. Не хочу думать, что его заводят шрамы на моей душе. Он пытается вывести меня из себя, чтобы получить очередную порцию, а потом… Мне будет это нравиться, потому что воспоминания потускнеют и воспаленная кожа откликнется на каждое прикосновение. Меня научили чувствовать кончиками нервных окончаний и это ничего, что наслаждение сравнялось в моем восприятии с болью, это ничего – это часть плана.
Мои пальцы – они тоже длинные и тонкие, похожи на пальцы Антона, но более ухоженные, с ровно подстриженными ногтями. Я хочу узнать и увидеть, каково это быть мной? Каково быть куском мяса…
Я сжал пальцы, еще раз затянулся, глотая дым, чувствуя отвратительную горечь и легкое онемение крыльев носа. Мама всегда получала то, что хотела. Я всегда отдавал ей желаемое: мне не оставалось ничего. Ничего и даже мое собственное дыхание мне не принадлежало.
Интересно, что чувствует Илья, глядя на меня? Сейчас он думает, что любит меня.
Я вынул сигарету изо рта и аккуратно положил ее в пепельницу. Он хотел от меня только секса и мы прекрасно ладили, он хотел моего тела, и это было… приемлемо. Это было то, что я мог ему предложить. Но сейчас Илья уже не хочет просто трахаться – с появлением Антона оказалось, что ему дорого то, что у меня внутри. Это так смешно, ведь там только… мясо, кишки, кости – там уже нет меня или того, что можно назвать «душа». Там живет среди полусгнивших потрохов шлюха. Правда, мама?
Я не думал, что будет так. Мне надо выбрать или развести в стороны моего друга-любовника и домашнюю зверюшку-мальчика-для-битья.
Ты грязный, тебя уже нельзя отмыть ничем, даже если снять с тебя эту отвратительную кожу, то там все равно будет грязь! Тебя надо лечить, потому что у тебя стоит даже на меня… меня! Я тебе не верю, потому что ты можешь быть опасен и, кроме того, ты - его копия! Все, о чем ты мечтаешь – это упечь меня в психушку, но я тебе не дам этого сделать, ты, тварь!
Уверен только в одном: Илья меня возненавидит. Пока я привлекаю его и ему интересно, но как только рыжий поймет что я на самом деле…
Даже если ты будешь кричать – это ничего не изменит. Даже если я буду кричать – не изменит.
Я хочу вернуться в комнату звереныша и забрать обратно свою жизнь.
Дверь тихо скрипнула, открываясь:
- Я починил кровать, и прошло всего девять минут, - Илья остановился около кресла.
- Хорошо.
- Ты не работаешь.
Я поднял на рыжего глаза:
- Это проблема?
- Нет.
- Отлично.
Илья немного помолчал, а потом опустился передо мной на колени:
- Что с тобой, черт возьми? Что такое, что ты с ночи ведешь себя как последний ублюдок? – он разозлился.
Рыжий немного ошибся и я не видел причин, чтобы его не поправить:
- Как последняя шлюха – ты это хотел сказать.
- Господи, Егор! – Илья взял мое лицо в свои ладони, ласково погладил большими пальцами по щекам, - Егор, что случилось?
- Я только что понял, чем все закончится.
Илья напряженно смотрел на меня: я его определенно пугал, потому что он не понимал, о чем я говорю. Зато меня осенило. Осенило прямо сейчас, когда он до меня дотронулся – это было словно вспышка молнии. И эта молния попала в меня.
- Егор, сколько тебе можно принимать таблеток в день? – гребаная забота о «подрастающем поколении»?
Я улыбнулся, вызывая на лице своего друга выражение почти ужаса.
- С алкоголем?
- Извини, я тогда правда не подумал и… ну, алкоголь же усиливает действие! Я хотел, чтобы побыстрее подействовало. Из-за этого ты такой странный, да? Егор?
Моя улыбка стала шире. Он ни черта не понимает. Я растрепал рукой рыжие волосы, смешно поставив их торчком.
- Что делает Антон?
Илья убрал руки от моего лица и сел на пол, облокотившись спиной о мою ногу.
- А что он может делать? Сидит и молчит, как ты приказал.
- И ты с ним не разговаривал.
- Вот поверишь, я на него даже не смотрел! – Илья бросил на меня взгляд из-за плеча, - Хотя он вроде ничего так…
Я поставил руку на подлокотник и подпер голову ладонью.
- Сейчас я должен начать ревновать?
- Вот для приличия не мешало бы, Егор Палыч!
- Ты сейчас похож на Ольгу.
- На кого?.. – Илья на секунду задумался, но потом сообразил, о ком я говорю, - Егор…
Мое имя прозвучало угрожающе.
- Да?
- Ты с кем это меня сравнил?!
Я снова улыбнулся:
- С секретаршей моего генерального директора.
- С этой дурой?
- Ну, почему же сразу дурой? Она милая и приятная в общении де…
- Егор, не продолжай, меня сейчас стошнит! – Илья высунул язык и засунул два пальца себе в рот.
- Если тебя стошнит на меня, это будет последнее, что ты сделаешь…
- В этой жизни.
- Умница, - я замолчал, рассматривая макушку рыжего.
Похоже, что он решил отращивать волосы.
Я не знаю почему, но у меня внутри было состояние пустоты: все, о чем я думал, превратилось в идеально прямую линию и…
- Ты можешь не переживать: как только ты вышел, он взял покрывало с кровати и завернулся в него, - голос Ильи звучал невыразительно, но это еще не значило, что он был спокоен и что ему было все равно, - Он сел на подоконник и просидел там пока я не ушел. Не разговаривая.
- Не смотрел на него, говоришь? – я погладил рыжего по голове.
Илья повернулся так, чтобы мне было удобнее, и спустя несколько моих поглаживаний ответил:
- Мне нужен только ты.
- Я понял.
- Но не веришь.
- Я не хочу.
Илья перехватил мою ладонь и прижался к ней губами:
- Если ты объяснишь, то я смогу понять.
- Нет. За что ты его ударил?
- Не переводи тему! Погоди… он что, не рассказал тебе ничего? – глаза Ильи удивленно расширились.
Я понял, что Антон только что заработал очко в свою пользу.
- Именно.
- Хм…
- Что?
- Ничего.
- Илья.
- У меня тоже могут быть секреты! – ну, вот, опять я виноват, что он обиделся.
- Илья!
- Мне пора по магазинам, покупать твоей тварюшке одежду, - Илья встал.
- Не обзывай его.
- Пожалуй, не буду.
- Я тебе не верю.
- Не сомневаюсь.
Илья вышел из комнаты и я, скинув тапочек с ноги, поставил ступню на нагретый пол, где только что сидел мой друг.
Если бы я мог преодолеть себя, пересилить эту вечную тошноту и отвращение, если бы я мог вернуться и хоть что-то исправить, то я избавил бы себя от одержимости и грязи. Я стал бы чистым и мог бы остаться с любящим меня человеком. Только это невозможно и я получаю только то, что заслуживаю. Равно как и беру.
Я погладил пол пальцами ноги, словно впитывая в себя остатки тепла.
Илья никогда не поймет, и я даже не буду пытаться объяснить ему: я не смогу сказать – не уходи, не бросай меня, мне так страшно! Наверное, мой рот сгниет, как только я произнесу первое слово. Она бы так и сказала – сгниет. Все, к чему я прикасаюсь – сгниет.
Попытаться найти себя и наполнить каждый вздох смыслом, спрятаться вдвоем, сделать Антона собой: все, что я могу. Он мне не верит и, возможно, не поверит никогда, но он сможет избавить меня от нее и стать для меня семьей. Только тот, кто будет видеть мир моими глазами, сможет меня понять. И я раздавлю любые чувства, которые будут этому мешать.
Я встал и, обойдя стол, опустился в компьютерное кресло, пошевелив мышкой, заставив «ожить» экран монитора.
Ты испоганила все, что только можно, мама. И если я и стал тем, кем я являюсь сейчас, то это только твоя вина. Я пытался выцарапать себе глаза, содрать кожу, откусить язык, но что бы это дало, если внутри я так похож на тебя! Во мне течет твоя кровь, твое вожделение, твоя ненависть… я ненавижу себя! Я ненавижу всех, но, знаешь, мамочка, кажется, я нашел способ, как все это исправить.
Я улыбнулся и открыл первое попавшееся электронное письмо:
- How amazing: i'll create a god.*
…Изредка прерываясь, чтобы перекусить, я, наконец-то, разобрался со всеми своими делами.
Несколько раз вспомнилось, что Антон сидит в своей комнате голодный, но эти мысли были отметены в сторону: когда вернется Илья и принесет одежду, я сам – лично – покормлю мальчика. А пока что пусть терпит.
То, что Антону хватит ума позвать меня, если ему захочется в туалет, я не сомневался. Гадить в уже своей комнате это как-то… недостойно.
Илья вернулся домой где-то около девяти вечера, заставив меня невольно задуматься, где он шатался столько времени.
В коридоре зажегся свет, и я вышел из своего кабинета. Рыжий стоял на пороге, держа в руках множество пакетов. Надо отдать ему должное, так как на всех присутствовали какие-нибудь известные бренды. Во сколько мне это обошлось, я думать не хотел.
- Твоя девочка будет самой красивой из всех мальчиков, - Илья криво улыбнулся.
- Да? – я с некоторым сомнением посмотрел на своего друга, - Может, ты поставишь пакеты и разденешься?
- Ты хочешь, чтобы я разделся?
- Я хочу увидеть, что ты купил.
- На твои деньги, - многозначительно добавил Илья.
- На мои деньги, - согласился я.
По правде сказать, мне действительно было очень интересно, что рыжий купил для звереныша. Я предпочитал не представлять этого, так как общение с Ильей научило меня одной простой истине: не ставь мне диагноз – я все равно его опровергну.
Рыжий качнул головой и улыбнулся:
- Ты увидишь одежду только на нем, - я приподнял бровь: «Да, неужели?», - Я устрою тебе показ.
- Или Антон устроит мне истерику.
- Ты меня недооцениваешь, милый. Это… - Илья с трудом поднял руки с пакетами, - по-любому лучше, чем покрывало с кровати. Расслабься и получай удовольствие. Я приведу мальчишку к тебе в кабинет.
- Ты говоришь как сутенер, - произнес я, смиряясь.
- А ты так выглядишь.
- Илья.
- Чем дольше ты меня будешь задерживать, тем дольше не увидишь свою…
- Прекрати.
Илья только красноречиво посмотрел на меня. Я вздохнул и вернулся в кабинет, снова сев за стол. Надеюсь, что я увижу результат не через несколько часов.
Однако результат появился перед моими глазами уже минут через пятнадцать. И я не знаю, что рыжий сказал такого мальчику, заставив его слушаться. Слушаться т_а_к.
Илья не был бы Ильей, если бы не устроил шоу со всеми отсюда вытекающими. Перед тем как распахнулась дверь в мой кабинет, я услышал громкую музыку. Что-то, что нравится нам обоим. Однако выбор был довольно странным… Placebo – «Space monkey». Хм.
В дверном проеме стоял звереныш в строгом костюме, который сидел на нем идеально. Белоснежная рубашка, галстук и жилетка, видные за небрежно распахнутыми полами пиджака. Босиком, но это совсем не портило общей картины. Илья за его спиной был похож на демона-искусителя. Мальчик прошел в кабинет, встал передо мной, смотря куда-то в пол, но когда он поднял глаза, меня словно окатило кипятком: прекрасен… мой… звереныш.
Рыжий скользнул за Антоном, изящно взял его за кисть, приподнимая руку, делая движение, от которого мальчик повернулся вокруг себя, словно в танце. Илья перехватил вторую кисть звереныша и развел его руки в стороны.
Манипулируя мальчиком как куклой, рыжий приложил одну руку к его груди, а вторую отвел чуть вбок и нагнулся вперед, заставляя поклониться. Он почти лег Антону на спину и приподнял голову, криво улыбаясь.
Каков вкус у совершенства?
Илья вытащил звереныша из кабинета, чтобы уже через несколько минут снова появиться с ним, одетым уже в другую одежду.
Танцуя, заставляя мальчика двигаться в такт музыке и своим движениям, он делал зрелище поистине эстетическим. Захлестывающая поначалу ревность, оттого что кто-то кроме меня касается моей собственности, растаяла в наслаждении от увиденного.

* How amazing: i'll create a god – Это поразительно: я создам бога.

 Отправлено: 30.04.09 09:37. Заголовок: В Илье умер гениальн..

В Илье умер гениальный постановщик представлений, хотя… как знать, быть может, для него еще не все потеряно. То, что сейчас происходило перед моими глазами, было похоже на сказку со зверенышем в главной роли. Мой маленький принц около которого вьется рыжий Лис - коварный рыжий Лис, затеявший свою игру. И пока она меня устраивает, я подожду, предоставив Илье иллюзию безнаказанности.
Антон был… удивительным. Удивительным и красивым. Одежда на нем сменяла одна другую, и была вся… в моем вкусе.
У Ильи действительно превосходное чутье на красивые вещи… красивых людей… красивые движения.
Я улыбнулся, смотря, как рыжий обнимает мальчика за талию, наполовину разворачивая ко мне. Антон лишь бросил в мою сторону быстрый взгляд и тут же отвел глаза. А он вырастет довольно привлекательным... Моим.
Странные одержимость мальчиком, реакции и желания, делают меня больным рефлексирующим психопатом. Да, я знаю: знаю, как это опасно и как недопустимо, но ничего не могу поделать. И не хочу. Есть множество способов стать безумным, и я выбрал не самый худший. «Это вас беспокоит? Что вы, я этим наслаждаюсь».
Мне иногда становится интересно, что будет, если я посмотрю на все происходящее глазами звереныша? Посмотрю до того, как сделаю его собой. Меня успокоит воплощение своих фантазий в жизнь или это ничего не изменит?..
Я практически чувствую, как связь с этим тощим существом затягивает меня и рождает в моей душе комок боли и противоречий. Если я посмотрю на себя глазами мальчика, увижу ли безумного монстра, получающего наслаждение от вида крови и ощущения власти? Если посмотрю на себя его глазами, я смогу после этого выжить? Смогу ли я не потерять себя в этом темном омуте, который грозит поглотить мое истинное «я» без остатка? Антон – слеп, глух, бездарен. Иначе, как объяснить то, что он не видит возможности стать… моей матерью – мной – получить абсолютную власть и безнаказанность. Это искупило бы все его грехи, это поставило бы его на ступень выше… Если сейчас это невозможно, то у меня нет иного выбора, как принять эту ношу на себя. Да, да, все верно. Я не жестокий – у меня просто нет выбора. Даже масть зверя – мои личные чувства - кто-то выбирает за меня.
Строгие костюмы и однотонные рубашки, сменились свитерами и джинсами, атласными блузами и брюками из какой-то восхитительно мягкой и фактурной ткани. Антон был по-прежнему босым: интересно, означает ли это, что рыжий не купил ему обуви?
Чем дольше я смотрел на устроенное для меня представление, тем больше мне казалось, что Илья с каждым разом все более откровенно прижимается к мальчику, который молча исполняет все… все его желания.
Я откинулся на спинку компьютерного кресла, и соединил ладони рук перед собой, касаясь указательными пальцами губ. Рядом с ним, в пределах его досягаемости, я так хочу быть порочным и развратным, таким, каким меня и воспитывали – жестоким: срывать на нем свою злость, лишая дара речи. Это так волнующе – это лучше, чем просто секс.
Мелодии в музыкальном центре уже сменились несколько раз, и мне оставалось только поражаться логике, по которой рыжий подбирает музыку для «своих» сборников.
Антон двигался неуклюже и неумело, в отличие от неимоверно пластичного Ильи. Узкие кисти рук легли в ладони рыжего, и он их сжал, поднес к губам, целуя, смотря прямо мне в глаза. Звереныш тряхнул головой, так что челка упала на лицо, скрывая возможные эмоции.
Я невольно подался чуть вперед. Так не пойдет: мне хочется видеть его!
Илья, видимо, уловив перемены в выражении моего лица, что-то тихо прошептал, и Антон резко выпрямился, начиная двигаться более быстро и даже яростно. Теперь я вижу, как он относится к Илье – это не достойно даже моей ревности.
Рыжий попытался успеть за тем ритмом, который задала его недавняя жертва, и мальчик от всей души наступил ему пяткой на ногу.
В груди у меня замерло сердце от той улыбки, которая всего на несколько секунд появилась на лице звереныша: это была моя улыбка. Но потом Антон скосил глаза в мою сторону и его лицо – снова - стало отстраненным и ничего не выражающим: «Мне все равно».
Илья, ругнувшись, обхватил мальчика за плечи, разворачивая ко мне лицом. Голова звереныша мотнулась в сторону.
- А теперь главная часть нашего представления, - торжественно и мстительно произнес рыжий, проводя указательным пальцем по шее звереныша, слегка царапая ногтем выступившую жилку.
Кадык мальчика дернулся, когда он сглотнул, губы на мгновение разомкнулись, как будто он хотел сказать что-то, но… промолчал.
Кажется, я уже начал догадываться, что именно имел ввиду Илья под «главной частью». Но… это зрелище не для посторонних. Верно? Во всяком случае, не для моего любовника.
Рыжий продолжал гладить звереныша: ласкал пальцами, зарывался в волосы, утыкался носом куда-то в затылок мальчика. Он, должно быть, ощущал запах, идущий от кожи Антона. Он вдыхал его, пил, крал то, что принадлежало мне, то, что я не хотел ни с кем делить. Чем я не хотел ни с кем делиться.
Антон стоял, замерев, смотря мне в глаза, и все больше казалось, что он надо мною потешается.
Где я ошибся, в чем? Что я упустил в общении с ним?
Его взгляд мне не нравился – это не был взгляд жертвы. Черт возьми, у него уже давно не взгляд жертвы!
Правда, и на статус охотника он не тянул. Нет, но было нечто и это нечто начинало меня раздражать.
Илья, расстегивая снизу вверх рубашку звереныша, уже дошел до последних пуговиц, когда мальчик… улыбнулся. Это не могло мне показаться: он улыбнулся. Уголки его рта приподнялись вверх, обнажая зубы… зубы…
Я растерянно моргнул, опуская руки ладонями на компьютерный стол.
Все сразу встало на свои места, перестало быть загадочным и таинственным. Перестало пугать и настораживать меня.
- Илья…
Рыжий дернулся, хватаясь одной рукой за ворот рубашки Антона, сминая в пальцах тонкую ткань:
- Нет! – сорвалось с его губ в паузе между песнями и от этого восклицания, в секундной тишине, вздрогнули все трое.
- Нет, - повторил чуть тише Илья, настолько тише, что я еле расслышал его за мелодией новой песни.
Если бы Антон повел себя иначе, если бы он не начал эту свою игру, то, возможно, я бы и позволил Илье остаться, но… Мальчик гордо вздернул подбородок.
Я не мог позволить Илье видеть все это, рАвно, как и слышать то, что я собирался сказать.
- Выйди.
Я почти физически ощутил боль человека, стоящего напротив меня. Ненавидящего меня в эту минуту больше, чем кого-либо в своей жизни. Потому что своим… да, своим приказом, я унижал его. Собачка, развлечение, удобная мебель – ничего более. Разве с этим можно было смириться? Разве с этим мог смириться Илья? Разве он мог это простить мне или Антону, или… себе?
Рука Ильи еще сильнее сжалась на вороте рубашки, потянула ее вниз так, что верхняя пуговица оказалась на уровне ключичной ямки. Ткань натянулась, и пуговица неожиданно легко отскочила в сторону. Де жа вю…
Казалось, рыжий не мог разжать пальцы. Все, что он думал в данную минуту, отражалось у него на лице: разноцветные глаза опасно потемнели.
Я видел такой цвет лишь, когда Илья на вечеринке умудрился смешать с алкоголем какой-то наркотик.
И я еле довез его домой, потому что рыжий чуть не разнес мою машину, развалившись на заднем сидении, дико смеясь, со всей силы ударяя ногами в потолок салона и боковое стекло. Потому что Илью потом тошнило прямо на мой костюм. Потому что Илья чуть не задушил меня, прижимая к спинке водительского кресла, нависая сверху. Потому что Илья сбивчиво, жарко что-то шептал мне в ухо между рвотными спазмами, и потому что от него дурно пахло. Как будто мало было выпачкать меня снаружи – он хотел добраться и до… до чего? У меня ничего не осталось незапятнанного внутри. Только Илья об этом не знал. Смотря на его рыжую макушку, отражающуюся в зеркале на лобовом стекле, я хотел Илью как никогда. И как никогда потом его презирал, когда рыжий, пьяно рыдая, сквозь всхлипывания и размазанные сопли, просил у меня прощения, зажимая свои руки под мышками. Он так старался не_прикоснуться ко мне.

- Я не заслужил этого: не заслужил подобного обращения, - его ненавидящий взгляд сделался больным.
Все, что мне оставалось – бить, бить как можно сильнее… Ведь лучшая защита – это нападение? Илья прекрасно знал, как именно сделать меня наиболее уязвимым. И это не жалость, не просьбы – вот этот загнанный взгляд, который бесит! Который ужасно бесит меня!
- Неужели? А что ты заслужил? – в последнее время это стало забавным развлечением между нами: доказывать друг другу что-либо. Заявлять права на м_о_ю территорию.
- Егор… - Илья откинул голову назад и страшно улыбнулся куда-то в потолок.
Все еще сжатая на вороте рука резко дернулась вниз. Мне не было слышно, как затрещала ткань, но было прекрасно видно, как дернулись руки мальчика, когда с него сдернули рубашку.
Илья наклонил голову, фокусируясь на моем лице, и ладонь тяжело опустилась на шею Антона:
- Выключи эту чертову музыку.
Звереныш хотел возмущенно повернуться, но Илья опередил это движение, толкнув мальчика в сторону двери:
- Я сказал, выключи эту чертову музыку!
Я скрестил руки на груди. Антон, чуть не налетев на дверь, обиженно потирая шею рукой, вышел из комнаты. Через несколько секунд музыка стала нестерпимо громче.
Лицо Ильи исказилось и он, с трудом оторвавшись от гипнотизирования меня, вылетел из комнаты. Сквозь музыку раздался грохот, и затем наступила тишина. Впрочем, ненадолго.
- Что тут не понятного?! Ты совсем тупой?!! Вот! Вот эта кнопка!
Еще раз что-то, то ли упало, то ли было отброшено, и я мысленно попрощался с музыкальным центром. Моим, между прочим, музыкальным центром.
Впрочем, мне пришлось прервать свои размышления о судьбе центра, потому что на пороге комнаты появился Илья. Он шагнул в комнату, закрывая за собой дверь.
Я встал из кресла, обошел стол, и прислонился спиной к его торцу.
- Я сказал тебе выйти.
- Я вышел.
- И тут же зашел.
- На счет «не возвращайся» ты ничего не говорил! – Илья прищурился, и его пальцы нервно дернулись.
- А ты бы послушался? – не знаю, зачем мне эти препирательства с ним, но… мне очень хотелось его чем-нибудь достать.
Сыграть на том, что было для него важно.
- Конечно, нет: я не твой мальчик, которым ты можешь распоряжаться, как тебе заблагорассудится.
Заметил все-таки.
Илья приблизился ко мне на опасное расстояние.
Опасным расстоянием, на основании давнего опыта, было расстояние, когда можно протянуть руку, чтобы коснуться. Коснуться_меня.
- Тогда смысл что-то говорить тебе? Ты не понимаешь даже простых фраз.
Рыжий нахмурился.
Он поднял руку и я напрягся, ожидая, что Илья дотронется до меня. Но он всего лишь поправил свою отросшую, неловко лежащую на глазах, прядку. Пальцы дрогнули в волосах, прошлись по кромке уха, задержались на краешке скулы.
- Я правильно понял: ты пытаешься поругаться со мной? После всего?..
- После чего «всего»?
- Не притворяйся, что не понимаешь, – Илья сделал маленький шажок ко мне.
- Что я должен понимать? Что твое «после всего» означает после того, что ты купил Антону одежду на мои деньги? Или после того, как ты трахался со мной, или я трахался с тобой? Или может быть после того, как ты поселился в моем доме? – мне очень хотелось послать его, может быть даже ударить, потому что он… он не смеет.
У Ильи, похоже, было иное мнение.
- Теперь все, что связывает нас так называется, да?
- А чего ты хотел? – я никогда не врал ему.
- Я ничего не хотел! Не отвечай вопросами! – Илья сделал еще один шаг, - Я думал, что…
- Не надо думать, Илья, - я оттолкнулся от стола и, пока не поздно, попытался обойти рыжего, - это тебе не идет.
Илья поймал меня за локоть и притянул к себе.
- Не надо со мной так разговаривать, милый.
- Я просил не…
- А мне плевать! Понимаешь?! Плевать мне, что ты просил!
Илья отбросил мою руку в сторону и уперся ладонями в поверхность компьютерного стола.
Стопка бумаг и папок, лежащих около его рук, опасно наклонилась.
- Осторожно, ты…
Илья опять не дал мне договорить, одним движением смахнув все, что было на столе, включая клавиатуру и подставку для ручек и карандашей, на пол. Он развернулся ко мне и посмотрел в глаза, ожидая ответной реакции на свои действия.
Но я лишь скрестил на груди руки:
- Это все или мне ждать продолжение истерики?
Илья поморщился и покачал головой:
- Какая же ты дрянь. Почему тебе понадобилось все портить? С тех пор как у тебя появилось это дикое увлечение, - рыжий махнул рукой куда-то в сторону двери, - ты ведешь себя как течная сучка! Ты смотришь на него так, как будто он сделан из сахара! И тебе очень хочется сладкого! Не слипнется? Я даже не…
Он оборвал себя на полуслове, тяжело вздохнул и посмотрел в окно.
Я молчал.
- Ты стал другим, - наконец произнес Илья, - Мы ругаемся. Зачем?
- Я не ругаюсь - я довожу до сведения. Но если уж вспоминать про ссоры, то не ты ли сегодня ночью ударил меня? Я уже молчу про то, что было дальше.
- А что было-то? – Илья развел руки в стороны, - То, что теперь ты называешь «потрахались»? Ну, да, потрахались. Или это оскорбляет чувства твоей «девочки»? А «она» ведь была там, «она» смотрела! Разинув рот смотрела! И я «ее» не тронул, заметь, после того, как от тебя не получил ничего – ты просто отрубился!
- Илья.
- Что Илья? Знаешь, когда я сегодня покупал шмотки, думал: что у вас может быть общего? Ты же не такой! Тебе нравятся более зрелые мужчины! Дело во мне? Надоело, приелось, захотелось новизны или просто решил разжиться свежим «мясом»?
- Не вижу смысла отвечать.
Рыжий покачал головой и повернулся ко мне спиной. Он некоторое время рассматривал свои ноги, потом наклонился, подбирая с пола клавиатуру. Из нее при ударе выпало несколько клавиш.
Илья стоял, держа ее в руках, и молчал.
Мне начинало это все надоедать.
- Ты даже скандал устроить мне не можешь, - произнес я, разворачиваясь к двери.
За моей спиной раздался грохот. Мне не нужно было поворачиваться, чтобы понять, что Илья запустил многострадальной клавиатурой в стену. Ну, хоть не в окно... А мне всегда казалось, что из нас двоих, сумасшедший – я.
- Купишь такую же на свои деньги.
- Я люблю тебя, - это не то, что я ожидал услышать. Это не то, что я вообще хотел от него слышать.
- Не надо, Илья.
- А если бы это он тебе сказал? – теперь надо все превратить в дешевую драму?
- Я бы отрезал ему язык.
Илья рассмеялся, только веселья в этом смехе я не услышал. Самым интересным было то, что рыжий подумал, что я пошутил.
- Смешно.
- Да нет, не очень. Больно.
Илья шумно вздохнул, как будто ему внезапно перестало хватать воздуха.
- Больно что? – я знал на какой ответ он надеется, но у меня было не то настроение, чтобы признавать чьи-либо чувства.
- Больно, когда отрезают язык.
- И все-таки ты дрянь. И садист.
Я медленно развернулся к Илье.
- Ты его бьешь, - пояснил он, внимательно изучая мое лицо.
Что ж… я не вижу смысла отпираться. Это не происходит систематически.
- Да.
- Вот так просто «да»?! – глаза Ильи удивленно расширились, - Даже не попытаешься возразить?
- Зачем? Ты сам все видел.
Илья приоткрыл рот, не зная, что мне сказать. Я смотрел, как он пытался подобрать слова и как его попытки сделать это закончились неудачей.
Рыжий посмотрел куда-то в потолок и развел руки в стороны, показывая, что уж такой наглости он от меня точно не ожидал.
Я передернул плечами: у меня внезапно неприятно заныла голова.
- Давай на этом закончим. Будь добр, выйди, - я больше не хочу препираться.
Илья еще немного помолчал, зачем-то поднял с пола подставку для ручек и с громким стуком поставил ее на стол. То, что было в подставке, Илья поднимать не стал.
А потом он подошел ко мне и прижался, уткнувшись носом в плечо.
- Не смотря на то, что ты…
- Дрянь.
- Дрянь… - согласился Илья, - Я тебя люблю. Твоя блажь пройдет. Но вот его я ненавижу. Я пытался быть терпимее с твоим мальчишкой, теперь не буду.
- Это угроза?
- Нет, Егор, - рыжий погладил меня рукой по спине, - Он посмел покуситься на то, что принадлежит мне. Я со свету сживу твою зверушку.
- Не боишься, что я тебя выгоню?
- Нет. А знаешь почему? Потому что ты не сказал: не боишься, что я буду его защищать? Ты меня не выгонишь. Я тебе нужен.
Я внимательно посмотрел на Илью.
- Я тебе нужен, - шепотом повторил он и отстранился от меня.
Наверное, нужно было что-то ответить, как-то возразить, но Илья поднял вверх указательный палец и приложил его к своим губам, призывая меня к молчанию. Затем он сделал несколько шагов назад и вышел из комнаты.
Я стоял в некоторой растерянности. Вдруг все мысли, которые вертелись у меня в голове, исчезли, оставив только тупую ноющую боль, которая разливалась по вискам, делала неимоверно тяжелым затылок.
Мне пришлось вернуться к столу и сесть в кресло.
Илья становился опасным, настолько опасным, что держать его около себя дальше было равноценно игре с огнем. Я не был уверен в том, что готов принять это. Но и прогнать рыжего, просто выставив за дверь…
Я провел рукой по лицу, прикусил кончик ногтя на большом пальце.
Тихо скрипнула половица, и я чуть было не дернулся от этого звука. Если это опять Илья…
Но на пороге комнаты стоял Антон.

 Отправлено: 04.05.09 00:46. Заголовок: :sm36: Наконец-то, ..

Наконец-то, продолжение!!!
Ситуация становится всё более странной, словно на чаепитии у Безумного Шляпника.

 Отправлено: 04.05.09 14:58. Заголовок: Переминаясь с ноги н..

Переминаясь с ноги на ногу, ковыряя пальцем дверной косяк, эта бестолочь заявила:
- Я хочу есть.
Хочу есть.
Мои руки сжали подлокотники кресла: все желания этого мальчика сводились к настолько низменным инстинктам, что мне не хватало слов. Где среди всего этого супового набора мое место? Что он отводит для меня? Или я совсем не вхожу в его систему ценностей?
Вопросов было много и, увы, ни одного ответа. Это бесило, раздражало и… расстраивало. Потому что я с какого-то хрена стал думать о том, что творится в голове мальчишки. Есть вещи, которые прощать нельзя.
Я посмотрел в глаза Антона и нахмурился. Голова болела все сильнее, и лицо звереныша виделось мне будто бы за колышущейся завесой.
Свет от лампы… я с каждой секундой ощущал, как он становится все ярче и невыносимее. Выжигает все. Если во мне что-то осталось, то это будет уничтожено…
Я облизнул пересохшие губы и вздохнул.
Антон молчал. Он просто стоял передо мной в одних брюках, опустив руки, и смотрел на то, как мне невыносимо больно.
Душно.
Глаза начали слезиться, и образ мальчика стал расплываться. Я не мог позволить себе, словно слепой крот, щуриться и всматриваться в черты его лица, поэтому я прикрыл веки и откинулся на спинку кресла.
- Ты очень хитрый, - тихо произнес я и не узнал своего голоса.
Он не мог принадлежать мне. Он прозвучал хрипло и надтреснуто, старчески… устало.
Антон сделал несколько шагов. Даже с закрытыми глазами я слышал его: звереныш подошел к моему креслу и встал рядом.
Пришлось сделать над собой усилие и посмотреть на мальчика.
- Почему? – он не отводил от меня взгляда, и от этого мне стало не по себе…
Он словно пытался понять меня.
- Я только сказал, что хочу есть.
Почему, как только он оказывается в пределах досягаемости – на расстоянии вытянутой руки – я перестаю соображать? Не могу смотреть ему в лицо, не испытывая острого желания прикоснуться. Мне не нужна его кожа – не это, не волосы, не тело. Я хочу е_г_о самого. Смотреть, чувствовать – этого мало.
- Почему ты не отвечаешь? – Антон слегка наклонил голову, - Тебе снова плохо?
Отросшие волосы упали ему на лицо. Мальчик поднял руку и попытался заправить их за ухо.
- Не надо.
Звереныш замер с зажатой в пальцах прядью.
- Что?
Я знал, что не нужно произносить подобных просьб. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Но я не мог заставить себя не говорить этого.
- Не заправляй. Пусть будет… как есть.
- Ладно, - Антон опустил руку, и я проследил это движение взглядом.
Мучительно хотелось выключить свет, чтобы комната утонула в благословенной темноте. Чтобы я, наконец-то, не смог ничего увидеть.
- Зачем ты делаешь это? – его ладонь задела ткань брюк, прошлась по бедрам и скользнула назад, соединяясь там со второй рукой.
- Что? – у звереныша получилось изобразить удивление.
Я рассмеялся и прикрыл ладонью глаза.
- Расскажи мне, что ты задумал.
- Я не понимаю. Мне только…
- Хочется есть! – с внезапной злостью перебил я, ударяя кулаком по подлокотнику, что тут же отозвалось волной боли в голове, отчего по щекам из-под пальцев потекли невольные слезы, - Я знаю! И это меня совсем не интересует.
- Но я, правда, не понимаю! – в голосе мальчишки мне послышалось отчаяние.
Я убрал от лица руку и внимательно посмотрел на Антона:
- Твое поведение, - что еще мне надо ему сказать, чтобы до него дошло?!
- Я…
- Не делай такого лица! – я начинал выходить из себя: он не может не понимать, что творит! – Ты же все прекрасно осознаешь! Ты ведешь себя отвратительно! Ты позволяешь делать с собой отвратительные вещи! Почему? Почему ты не сопротивляешься!?
Я подался вперед, но, задохнувшись от боли, снова облокотился спиной о кресло. Было так больно, что на секунду мне перестало хватать воздуха и я судорожно вздохнул, пытаясь успокоиться и восстановить сбившееся дыхание.
Антон покачал головой:
- А что ты хочешь от меня? Что я могу с вами сделать один?! – он отступил на шаг назад, - Ты… ты поставил мне условие, и я его помню. Я ничего – ничего! – не могу сделать! Я тут как игрушка! Я не понимаю, зачем! Зачем, если у вас…
Звереныш сглотнул и сделал неопределенный жест рукой:
- Если у вас все хорошо, - выдавил он из себя, видимо, не в состоянии подобрать других слов к тому, что он видел сегодняшней ночью.
- Это не ответ! Когда ты был за городом, ты сопротивлялся. Ты всячески показывал свое неудовольствие. Что же теперь? – я ожесточенно потер пальцами пылающий лоб, - Ты ведь все просчитал. Верно?
Глаза мальчика расширились:
- Просчитал?
Он разыгрывает меня. Он не может не понимать! Не может действовать безотчетно, а это значит, что он что-то задумал.
Я пытался придумать какое-то, ну, хоть какое-то оправдание Антону и у меня это не получалось.
Мой взгляд метался от одного предмета в комнате к другому, нигде не задерживаясь: теперь я старался не смотреть на звереныша.
Голова буквально раскалывалась. В какой-то момент мне даже захотелось позвать Илью, чтобы он помог мне дойти до кухни – до аптечки с лекарствами, но… я не мог так поступить. Это было бы равносильно бегству. Равносильно унижению перед Антоном. Перед всеми его лживыми «я не понимаю»! Они словно живые существа, каждое его слово, словно живое существо – змея – жалит, кусает, не позволяет сократить расстояние между мной и им! Зачем они все играют со мной? Он, Илья – почему?! Сколько можно?!
Мне все же пришлось приподняться, чтобы дотянуться до Антона, ухватить его за запястье и подтащить к себе. Впрочем, он не сильно и упирался. А говорит, что не понимает… Он понимает все!
- Конечно. Прекрати мне врать, - я посмотрел на него снизу вверх, - ты все отлично осознаешь. Ты просчитал: тебе нечего бояться того, что тут может произойти. Илья, все его действия – я же не позволю, верно? Я не позволю ему сделать что-либо с тобой, а значит, тебе можно издеваться надо мной! Я прав!?
Звереныш попытался вырвать из моих рук свою кисть. Я видел, что в выражении его лица появился страх. Освободиться не получалось и он скривился, стараясь свободной рукой разжать мои пальцы.
- Но ты кое-чего не учел, мой хороший, - говорить стало неимоверно тяжело, и я понизил голос до шепота, - Если Илья не может тебе сделать ничего плохого, то это могу сделать я.
Мои пальцы сжались сильнее на запястье мальчика, и я потянул его вниз. Морщась от боли, Антон присел передо мной. Теперь наши лица находились на одной линии. Он так близко от меня. Так близко…
- Даже сейчас ты молчишь. Ты мне не веришь? – в моем шепоте появились свистящие нотки, а рот переполнился слюной так, что она потекла с краешка моих губ, прежде я сглотнул ее.
Я понимал, что выгляжу сейчас ужасно, что нельзя… нельзя показывать этому существу свои слабости, но мне было слишком больно, слишком плохо, чтобы я смог позаботиться о себе. Потом, все потом. Я хочу, чтобы Антон ответил мне. Пожалуйста… пожалуйста…
Мой взгляд упал на губы мальчика. Чуть подрагивающие, приоткрытые… Я ведь еще ни разу так и не прикоснулся к нему по-настоящему. Я не посмел это сделать. Единственное, что надо было сделать сразу, чтобы закрепить мою власть над ним. Я ни разу не поцеловал его. Ни разу…
Последняя мысль наполнила меня таким отчаянием, что мне захотелось заскулить.
Да, я не коснулся его, не сделал ему ничего плохого. Совсем ничего! Все остальное же не считается, совсем нет. Но как я могу прикоснуться к нему, когда он… когда он любит ее больше, чем меня!?
- Верю.
Я вздрогнул от его слов. О чем он? Я не мог вспомнить, что спрашивал у Антона.
Звереныш осторожно освободил свою руку из моих ослабевших пальцев и встал.
- Я позову твоего друга.
Меня качнуло и пришлось ухватиться за брюки мальчика, чтобы не упасть. Поднимая глаза, я увидел, что край ткани сполз, обнажая верх нижнего белья. Я прищурился, стараясь рассмотреть. Медленно, очень медленно, моя ладонь легла на пояс брюк, и я пальцем попытался приспустить его. Это получалось плохо, потому что брюки были застегнуты. Пришлось расстегнуть пуговицу и… я отшатнулся, хватаясь за подлокотники кресла, как если бы вдруг пол в этой комнате оказался не твердой поверхностью, а темной, грязной водой, грозящей поглотить меня, если я не буду сопротивляться, пытаться выжить.
На Антоне были не плавки. Это было нечто белоснежное, имеющее тонкий кружевной край. Я не хочу видеть этого!
Звереныш взялся за край брюк, оттягивая их пониже. И я снова подался вперед, хватая его за руки, мешая сделать то, от чего мой желудок скручивался в тугой комок. Меня сейчас стошнит.
- Не смей.
- Разве ты не хотел увидеть? Он купил это для меня. Правда, классно? – в голосе мальчика слышалась горечь и обреченность.
Он не красовался передо мной. Он давал мне понять, во что его превратили.
- Убирайся.
- Я…
Мне пришлось сжать пальцы на его руках, чтобы сохранить хоть капельку самообладания.
- Убирайся, - я склонился к коленям, - Пожалуйста. Иди в свою комнату.
- А…
- Я принесу тебе пожрать, если только это тебя волнует! – заорал я, отталкивая звереныша прочь.
Хочу, чтобы он ушел. Чтобы ушел! Сейчас же!!!
Мальчик, больше не говоря ни слова, вышел из комнаты. Я с силой ударил рукой по выключателю лампы и, обхватив себя руками, уткнулся лбом в колени.
Не знаю, сколько я так просидел, в прохладной темноте, спасаясь от прожигающего меня света. Мне было тяжело, гадко. Меня тошнило. Надо было собраться, во что бы то ни стало собраться с силами и выйти из комнаты. Уйти от своих мыслей, от теней, которые – мне не обязательно поднимать голову, чтобы увидеть их – стоят сейчас вокруг меня. Сегодня весь день…
Чуть пошатываясь, я поднялся из кресла и, опираясь на мебель, вышел из комнаты.
Остановившись на пороге, я увидел Илью, который стоял у противоположной стены коридора, облокотившись на нее спиной и скрестив руки на груди.
Илья смотрел прямо мне в глаза, и на его лице не было ни тени улыбки или ерничества. Хотя наверняка он слышал все, что происходило между мной и зверенышем. Слышал, как я унижался перед мальчишкой. Интересно, что бы он отдал ради того, чтобы я так же унижался перед ним? Что бы он сделал для этого?
- Илья, я не хочу разговаривать.
- Я могу принести тебе таблетки.
- Ты все понимаешь, не так ли? – я попытался улыбнуться, но всего лишь поморщился, превозмогая головную боль.
Он тоже – тень.
- Я понимаю больше, чем тебе бы хотелось.
- Иди в комнату.
- Ты меня отправляешь так же, как и его.
- Илья, какие проблемы?! Какие проблемы, черт тебя возьми! Я сказал, иди в комнату! В комнату!!! Что тебе не ясно?! Или тебе тоже надо все объяснять?! Тоже??? Когда это закончится, когда вы все…
- Егор, успокойся, - я осекся и замер, смотря на Илью.
Он мягко оттолкнулся спиной от стены и подошел ко мне.
- Я все понял. Я иду в комнату. Но перед этим зайду на кухню за таблетками.
Мне нечем было ответить Илье на подобное «проявление заботы».
Я все еще стоял в коридоре, когда рыжий прошел из кухни в комнату со стаканом воды и упаковкой моих таблеток. Он не смотрел на меня, даже не повернулся в мою сторону и не замедлил шага: просто зашел в полумрак дверного проема и через несколько секунд я услышал, как Илья поставил стакан на тумбочку. А после заскрипели пружины кровати.
Мои пальцы дрожали, волосы противно лезли в глаза. Но надо было покормить Антона.
Войдя на кухню, я открыл холодильник: Илья, когда готовил, то имел привычку расфасовывать еду по небольшим одноразовым тарелочкам, запечатывая их пищевой пленкой, чтобы потом можно было быстро разогреть порцию на одного человека.
Я прикоснулся к пленке и почувствовал, что сейчас потеряю сознание. Перед глазами заплясали черные точки. Однако мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы все же достать еду и закрыть холодильник. О том, чтобы разогреть ее, я не думал. Антон должен быть рад и этому.
Некоторое время я стоял, прислонившись к холодильнику, пока мне не стало немного лучше, потом медленно пошел в комнату звереныша.
Когда я открыл дверь, то там было так темно, что мне понадобилось какое-то время, чтобы разглядеть мальчика, сидевшего на окне.
Он не стал включать свет. Почему? Неужели он все же озаботился моим состоянием? Заметил?.. Нет, я хочу слишком многого. Разве может он заметить?
- Вот, - я с трудом поднял руку с одноразовой тарелочкой, - Твоя еда.
Он смотрел на меня из темноты, и я не смог разглядеть его лица: только черный силуэт на фоне окна.
Мне хотелось всего лишь завершить бесконечный день.
- Спасибо.
Я медлил, словно ждал от Антона чего-то еще. Чего-то, что я не мог определить для себя сам.
Но мальчик неподвижно сидел на подоконнике и даже не делал попытки, чтобы подняться и подойти ко мне, чтобы забрать то, что я принес. Я что, должен сам к нему подходить?!
Внезапно мне вспомнилось, что на нем одето. Одето под тяжелой тканью брюк: белое, кружевное, тонкое…
Мои пальцы сжались на пленке, покрывающей тарелку, а потом я с силой швырнул ее на пол. Еда не рассыпалась, но я не мог больше сдерживаться.
- Не выводи меня из себя, - как можно спокойнее произнес я, - Не буду тебя запирать, но если увижу, что ты бродишь по квартире… Ты меня понимаешь?
- Мне можно выходить в туалет? – Антон соскочил с подоконника на пол.
- Да.
- Мне можно снять…
- Да!
Звереныш подошел ближе, так что мне стало видно его лицо. Он нагнулся и подобрал свой ужин. Посмотрел на него и тихо произнес:
- Тебе не понравилось, что он купил.
Мне было понятно, о чем он говорит. О том самом. Антон не спрашивал – он утверждал. И было похоже, что это его удивляет.
Я отступил назад и взялся за ручку двери, но перед тем, как закрыть ее, слегка запинаясь, спросил:
- Там… сзади… - я не знал, как правильно сформулировать свой вопрос: мои мысли путались, стоило только представить, как именно выглядели трусы на мальчике, - Они… узкие?
Мне пришлось прикусить губу до крови, чтобы не спросить что-нибудь еще.
Антон поднял на меня глаза. Его взгляд был странным.
- Да. И очень неудобные.
Я видел, как его ноздри подрагивают, как он щурится, разглядывая меня. Словно животное.
- Показать?
- Нет, - почему-то шепотом ответил я, - не надо.
- Мне все же ходить в них? – звереныш вертел и мял в своих руках тарелку и я некстати подумал, во что превратится еда после его манипуляций.
- Нет, - так же шепотом повторил я.
Мальчик кивнул.
Тихо притворив дверь, мне пришлось прислониться к ней лбом. В висках стучало, и рот снова наполнился таким количеством слюны, что я боялся, что меня стошнит прямо тут – около двери в комнату Антона.
Я не против такого белья. Не против, что мальчик будет его носить, но…
Илья был прав: мне надо принять таблетки.
Я отстранился от двери. Тупо смотря прямо пред собой, провел по ее поверхности ладонью и пошел к себе в комнату.
Верхний свет был потушен - горело только бра на стене. Рыжий поставил рычажок регулятора света на минимум и ждал меня, раскинувшись на кровати.
Я молча сел рядом, снял с себя майку и отбросил ее в сторону. Кажется, она упала куда-то на пол. Сейчас мне было все равно. Немного посидев, я сбросил с ног тапки и откинулся на подушки.
Мы лежали в тишине. Я рассматривал потолок, а Илья - мое лицо. Потом он приподнялся, перегнулся через меня, взял с тумбочки стакан с водой и упаковку таблеток.
- Сколько?
- Две.
- Растворить?
- Да, - пока что меня хватало на односложные ответы и рыжий это понимал.
Он бросил лекарство в воду и покачал стаканом.
- Я тут кое-что вспомнил, - Илья протянул мне стакан с пузырящимися на его дне остатками таблеток.
Немного приподнявшись, я взял стакан и залпом выпил все его содержимое.
Илья забрал у меня его, иначе я бы выронил эту чертову стекляшку прямо на кровать, и поставил обратно на тумбочку.
Я знал, что ответ рыжего мне не понравится, не стоило даже спрашивать, но если не сделать этого, то Илья будет намекать на это очень долгое время:
- Так что ты вспомнил? – я поднял руку и положил ее себе на лицо так, что мой нос уткнулся в изгиб локтя.
Свет, даже самый слабый, все еще раздражал меня. Но в нем не было тени – она копилась по углам – в нем не было ничего, что пугало бы меня. Ничего кроме жара, маревом заволакивающего все вокруг.
- Ты приехал как-то домой в окровавленной одежде, - рыжий замолчал.
- Прекрасный момент для обсуждения, - глухо произнес я в руку.
Надеюсь, что Илья не будет продолжать эту тему. Не знаю, что можно на это ответить. Впрочем, зачем отвечать – он и так уже все понял. Даже если я буду все опровергать, это ничего не изменит. Слишком очевидно.
Мои надежды не оправдались: Илья явно хотел продолжить:
- Да, не совсем подходящий. Однако до меня только сейчас дошло.
Приподняв локоть, я посмотрел на рыжего. Глаза опять начали слезиться, хотя головная боль притупилась, сменившись странным ощущением, будто у меня внутри все сделано из ваты. И почему-то вспомнилась книжка про гуттаперчевого мальчика. Хм…
- Рад за тебя, - я снова прикрылся рукой.
Илья немного помолчал, потом я почувствовал его ладонь на боку – рыжий гладил меня, щекотно перебирал пальцами, словно бы считал мои ребра. Было не очень приятно, но я не делал попыток отстраниться или как-то воспрепятствовать этому.
- Хочешь сказать, не имеет значения то, что я вижу, если ты все равно ничего не расскажешь?
Я кивнул.
- Прекрасно, - он убрал руку и по тому, как дрогнула кровать, мне стало понятно, что Илья откинулся на спину.
Я лежал, прислушиваясь к тишине квартиры. Она была не абсолютна: из комнаты звереныша доносились слабые шорохи, звуки шагов и еле слышная мелодия. Наверное, Антон включил стереосистему. Что он слушает? Расслышать музыку мне мешало шумное дыхание лежащего рядом Ильи.
И мне тоже захотелось задать один вопрос:
- Скажи, зачем ты купил ему такое нижнее белье?
Илья дернулся:
- Что?
- Ты расслышал. Мне больно повторять, - действительно больно.
Рыжий помолчав, усмехнулся:
- Он что, тебе показывал? Вот ведь… - Илья проглотил нелицеприятный эпитет по отношению к зверенышу, - Я хотел сделать это сам.
- Что именно? Унизить его?
- Нет. Предложить тебе.
Я опустил руку и посмотрел на Илью. Он лежал, уставившись в потолок.
- Оригинальное решение.
- Ты двинулся на нем. У тебя крыша поехала. Я не знаю, что у вас за высокие отношения, но, похоже, что вы даже еще не трахались.
Я сжал зубы, пытаясь промолчать.
- Для чего ты его бережешь? Хотя «беречь» - это не подходящее слово, если посмотреть на спину мальчишки, - рыжий развернулся ко мне лицом, - Ты ведь от него тогда приехал – весь в крови. Никому ты не помогал – ты просто избил его, верно? За что? Или это у вас такие игры? Он не похож на мазохиста.
- Ты задаешь слишком много вопросов, - я устал.
- Правда? – Илья лучезарно улыбнулся, - Так вот знаешь, я хотел предложить его тебе, чтобы ты, наконец, отымел его и забыл!
- Не буду это комментировать.
- И не надо! У тебя и так все на лбу написано.
Я приподнял одну бровь, показывая свое отношение к словам Ильи. Он покачал головой и снова лег на спину:
- Может, если ты трахнешь его, то успокоишься? Нет, я понимаю, что это мои мечты, но попробовать стоило. Видимо, я ошибался, раз мальчишка сам тебе показал свою обновку, и ты никак не отреагировал.
- Ну почему же, я отреагировал.
Илья снова развернулся ко мне.
- Как?
- Мне это не понравилось. Ты не имел права.
- Покупать ему такие вещи от твоего имени?
- Именно.
- Твоя хрупкая психика окончательно разбита.
- Еще одно слово про мою психику и…
- Извини, правда, прости, я не подумал, - его извинения были похожи на искренние.
Но я пропустил их мимо ушей: обижаться на Илью – это бесполезно. Он извиняется и тут же говорит вещи еще более ужасные, чем произнес до этого.
Мне была интересна еще одна деталь:
- Он переодевался при тебе?
- Ты имеешь ввиду все или только эту особенную часть его гардероба? Кстати, она называется – стринги.
- Илья, ты специально пытаешься разозлить меня?
- Нет. Это выходит инстинктивно.
- Может тебе вообще съехать отсюда, раз все так обстоит?
- А может ему съехать?
- Нет, - мы же уже говорили на эту тему. Мне хотелось застонать.
- Чем я хуже? У него что, задница какая-то особенная? Хотя, пардон, вы же еще не…
- Илья!
- Он переодевался не при мне. Я отвернулся, - рыжий уткнулся лбом в подушку, продолжая говорить слегка приглушенным голосом, - Если ты не веришь, то можешь спросить у него. Я вообще отворачивался, когда он переодевался. Не представляю, что может заставить эту тварюшку раздеться при ком-то еще – такая неприкрытая невинность… Он же еще девственник, я прав?
Я промолчал. Он его не видел – это было главным. Конечно, прошлой ночью Антон был почти голым, но… он_не_раздевался_перед_Ильей.
От этой мысли мне внезапно стало очень хорошо, и я улыбнулся.
- Давай спать?
Рыжий приподнялся на локтях:
- Ты улыбаешься.
- Да, - я действительно улыбался и не видел смысла отпираться.
- Не буду спрашивать тебя почему – это наверняка отвратительно.
- Пожалуй, - моя улыбка стала шире.
Илья помолчал и потянулся к выключателю. Перед тем как выключить свет он тихо произнес:
- Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - так же тихо ответил я и закрыл глаза.
В тишине дома слышались только звуки, доносящиеся из комнаты мальчика. Потом скрипнула дверь и я услышал звук крадущихся шагов. Они замерли напротив двери в комнату, как если бы кто-то остановился посмотреть, что здесь происходит.
Что же ты хочешь увидеть? Вряд ли ты, Антон, тут чтобы пожелать мне хорошего сна… Я не хотел вставать, не хотел уличать звереныша в нарушении еще одного моего приказа – не выходить просто так из комнаты. Я просто слушал тихое поскрипывание половиц, когда Антон переступил с ноги на ногу, а потом пошел в сторону кухни.
Короткий всписк микроволновки заставил меня еще раз улыбнуться. Он дома. А наказать я успею в любое время.
Я повернулся лицом к Илье и, уткнувшись в его плечо, вздохнул. Мне на спину тут же опустилась теплая рука, заставляющая прижаться к жаркому телу рыжего.
Все будет хорошо. По крайней мере, сейчас…
Я слышал сердце, бьющееся в безумном ритме. Который сейчас час? Наверное, нет еще и двух. Илья, ты чувствуешь, как боль отпускает меня?
Рыжий заерзал, устраиваясь поудобнее рядом со мной.
Ты торопишься… торопишься. Потому что знаешь, что опоздаешь. Уже все под его контролем и я больше не принадлежу только тебе. Я вообще никому не принадлежу, но он… он имеет на меня чуточку больше прав, чем все остальные. Ты знаешь это, Илья? Он у себя дома, он разогревает свой ужин, он не слушается, постепенно изменяясь, превращаясь из уродливой личинки – в кого?
Я рассматривал лицо рыжего, сквозь полуопущенные ресницы.
Твои глаза закрыты, но мне интересно, что ты хранишь под веками? Я уверен, что мои слова. Ты стараешься изо всех сил понять меня или забыть то, что я произносил. Ты это делаешь так легкомысленно. Рука на моей спине, тень над тобой – мы никогда не сможем, понимаешь?
Илья открыл глаза и наши взгляды встретились.
По твоему лицу видно, что ты пытаешься найти выход. Я не буду помогать тебе. Не имеет значения – ты никогда не услышишь это от меня, и я не позволю тебе идти за собой. Я – болен. Я – отравлен. Мне необходимо идти все время вперед, стирая в_с_е.
- Почему ты не спишь?
- Я сплю.
- У тебя глаза открыты. Ты меня рассматривал?
- Нет, - я обнял Илью, пряча свое лицо от его взгляда.
В моей голове все перепуталось. Вокруг меня нет ничего постоянного и чистого. Мои видения…
Я не смог завершить эту мысль, потому что Илья приподнял мою голову за подбородок, заставляя вновь взглянуть в свое лицо. А потом он поцеловал меня… И я не хотел уже думать ни о чем: совершенно ни о чем, обхватывая его руками, чувствуя взгляд в спину и слабый запах еды.

 Отправлено: 05.05.09 01:35. Заголовок: Потрясающе реалистич..

Потрясающе реалистичное описание. У Антона необыкновенно гибкая психика, Илья не даром так бесится, мальчик меняется под Егора, но при этом меняет и своего "хозяина".

 Отправлено: 24.05.09 07:58. Заголовок: Утром меня разбудил ..

Утром меня разбудил какой-то методично повторяющийся звук. Приоткрыв один глаз и приподняв голову, я посмотрел в ту сторону, откуда он доносился.
В кресле около окна сидел Илья и вертел в руках свешивающийся рычажок управления жалюзи, открывая и закрывая их.
У рыжего был угрюмый и задумчивый вид. Казалось, что он не осознает, что делает, механически повторяя одни и те же движения. Его мысли были где-то очень далеко от этой комнаты. А, может быть, мне это действительно только казалось, потому что взгляд он почувствовал и посмотрел в мою сторону.
Его глаза категорически мне перестали нравиться: в них появилось нечто… опасное.
- Доброе утро, любимый.
Я откинулся на подушку: это был не Илья, если бы он не попытался снова втянуть меня в словесную перепалку. Даже такой невинной фразой: «Доброе утро, любимый», - он знал, как я ненавижу все эти эпитеты. Он знал и все равно, каждый раз употреблял их, словно проверяя на прочность мое терпение. А я ведь старался не вспоминать вчерашнюю стычку с ним.
- Доброе ли? – хотелось закрыть глаза и, как в детстве, поверить, что весь мир, кроме тебя самого, сейчас исчезнет.
- Ну, если ты так хочешь знать…
Мне пришлось снова приподняться:
- Что? – я становился параноиком, находя скрытый смысл в каждой его реплике.
- Что что? – Илья ни на секунду не прерывал своего занятия, вертя рычажок жалюзи, от чего в моих глазах начинало рябить. Не самое приятное ощущение.
- Прекрати.
Рыжий на удивление послушно оставил в покое жалюзи, сложил руки на животе и улыбнулся.
- Итак? – у Ильи был такой вид, как будто за ночь уже успело что-то произойти. Мне оставалось надеяться, что это не так.
- Итак, - повторил мой любовник и, поджав губы, посмотрел в потолок.
В последнее время вся моя жизнь превратилась в некое подобие мелодрамы. Какой-то невообразимо нелепый фарс и мне казалось иногда, что я слышу трагическую музыку за кадром. Предметы искажались, все приобретало иной смысл, люди… люди оставались прежними, но в их глазах я видел то, чего не замечал раньше.
Илья стал напоминать мне паука в банке: если к нему подсадить второе такое же насекомое, то он будет бороться за место своего обитания, пытаясь пожрать конкурента.
Собственно, в его банку уже поместили незваного гостя – звереныша. У меня не было иллюзий на счет того, кто из этих тварей одержит победу. Мальчик просто не выживет рядом с опытным и злым рыжим.
В сложившейся ситуации оставалось только позаботиться о том, чтобы мои насекомые сидели по разным углам импровизированной банки и не подходили друг к другу. Если мальчишку я могу просто запереть в комнате, то Илью лучше держать на расстоянии, не подпуская к себе. Потому что как только рыжий почувствует свою значимость - видимость значимости - его уже не удержишь.
Вздохнув, я отбросил одеяло и сел на постели:
- Илья, я скажу только один раз: прекрати повторять мои слова.
- Иначе?
- Иначе пойдешь отсюда к чертовой матери!
- Егор, - Илья укоризненно посмотрел на меня, - еще утро, а ты уже в плохом настроении.
- И кто виноват?
- Ты у меня спрашиваешь? – рыжий зачем-то кивнул и пожал плечами.
Я поднялся и подошел к шкафу с одеждой.
- В комнате только ты.
- Ну, не знаю. Ты мог бы заглянуть в соседнюю комнату и… найти там одного мелкого засранца, который…
Я резко развернулся и внимательно посмотрел на Илью.
- Что произошло.
Мне не надо было спрашивать: я четко формулировал то, что хотел узнать. С Ильей стало совершенно невозможно разговаривать. Очень не хотелось бы и сегодня продолжить вчерашнюю тему.
Рыжий перебирал пальцами край своего свитера, при этом он приподнял брови так, как будто раздумывал: говорить мне или нет?
- Илья.
- Ничего не произошло. Пока ничего.
- Замечательно, - я открыл шкаф, рассматривая свою одежду, думая, что мне надеть на встречу с детективом, - Я был бы тебе признателен, чтобы… и дальше… ничего… не происходило. По крайней мере, с твоим участием.
- А с чьим участием можно?
- Не пойму: тебе с утра поговорить захотелось? – мой взгляд упал на строгий черный костюм.
Не знаю, как он оказался тут – ненавижу подобного рода одежду – но это лучший безлико-официальный стиль, который не скажет ничего лишнего обо мне. Детективы – это не те люди, перед которыми стоит одеваться в коллекционную одежду от Армани. Они поразительно искажают факты. И так же хорошо их добывают.
- Примерно так.
Было слышно, как скрипнуло кресло, когда Илья поднялся с него. Он неспешно пересек комнату и встал за моей спиной.
Я достал костюм, чтобы лучше его рассмотреть. Пожалуй, даже не стоит гладить. Да. Идеально. Захлопнув дверцу шкафа, я развернулся.
- Ты уходишь? - Илья лениво накручивал на палец отросшую прядь челки.
- Возможно.
Я подошел к креслу, на котором недавно сидел рыжий и положил на него костюм.
- Может ли ничтожный раб узнать…
- Илья, прекрати паясничать.
Рыжий снова подошел ко мне и обнял за талию привлекая к себе. Так как я еще не оделся, его свитер неприятно колол мне спину. Стоило определенных трудов освободиться от рук Ильи. Ночи было вполне достаточно, чтобы и сейчас продолжать… отношения. Или то, что подразумевает под этим Илья.
Но ответить рыжему все же стоило, иначе наши препирания могли затянуться.
- Я еду в офис, а после на деловую встречу. Удовлетворен?
Мне пришлось аккуратно обойти Илью, чтобы подобрать с пола майку и брюки.
За моей спиной раздался короткий смешок:
- Конечно, милый, я полностью удовлетворен.
- Илья, тебе заняться нечем? – спросил я, натягивая на себя одежду, - Завтрак, например.
Я даже не трудился сделать так, чтобы мой любовник не обиделся: ведь именно на этих условиях рыжий и уговорил меня оставить его в квартире.
- Чего изволите откушать? – достойный результат моих «усилий».
Я резко одернул майку, взглянул на Илью, скорчившего идиотскую рожу, и довольно грубо ответил:
- Пошел ты к черту.
Вышло тихо и устало. Глаза рыжего удивленно распахнулись. Я не стал дожидаться, что он мне ответит и вышел из комнаты: надо было проверить звереныша. И решить, стоит ли его запирать до того времени, пока я не вернусь или проверить как Антон будет себя вести в мое отсутствие?
Дверь в комнату мальчика была приоткрыта. Не смотря на то, что на улице светило солнце, в помещении царил полумрак из-за плотно задернутых штор.
Я подождал, пока глаза привыкли к темноте, и переступил порог.
Звереныш спал, завернувшись в одеяло. Только ноги торчали из-под пододеяльника: ноги в смешных детских носочках с корабликами.
Я не помню, действительно не помню, были ли у меня вот такие же носки в детстве или это удел только счастливых и благополучных детей. Было ли у меня вообще что-нибудь, что я мог назвать детством.
Мне пришлось рано повзрослеть и страстно возненавидеть все, что связано с гребаным счастьем и благополучием. Потому что для меня этого никогда не существовало. Я ничего не смог получить: ни любви, ни понимания, ни какой бы то ни было заботы. Отец, который меня предал. Мать, ставшая инквизитором. Родные, забывшие о моем существовании. Друзья, которых у меня не было. Ни до того, как я стал грязным и порочным, ни после – тем более после – этого.
Смотреть на чистеньких и ухоженных людей, улыбающихся матерей, смеющихся детей – это было невыносимо. Я частично компенсировал себе это, заставляя своих жертв страдать… умирать - ведь умирая вместе с ними, я понимал, что еще живу.
Они сами искали своих ран, умоляя меня, выпрашивая свою смерть. Их горечь была сладка. В том самом загородном доме, в который я возвращался с надеждой, что наконец-то я найду там самого себя, а не избитое и униженное существо.
Я возвращался, я смотрел, но я - не узнавал себя. И это был уже не мой грех, не мое упущение – эти твари заставляли меня так себя чувствовать. Они смеялись надо мной даже из своих могил. Смеялись и издевались голосом той, которую я ненавидел, пожалуй, больше всех – голосом моей матери.
Она говорила, что любовь – это просто привычка, которую надо искоренять в самом ее зародыше. Потому что любовь – это всего лишь путь к ненависти, и она учила меня этому пути.
Странно, сейчас, смотря на ноги моего звереныша в этих нелепых носках, я был благодарен матери за урок. Сделать мальчишку собой - уберечь от этого мира. Вызвать в нем ненависть, боль – заставить его быть живым… по-настоящему живым. Разве я в чем-то ошибаюсь? Разве я не прав?!
Ненавидеть все вокруг себя, ненавидеть все, что может быть его. Или моим. Понять, что яд жизни не в том, что он обречен на меня, а в том, что когда-нибудь он уйдет и отравится своей свободой. Он изменится, а мир, который будет вокруг него – останется прежним. Родные, друзья, знакомые – приторный сахар, привлекающий отвратительных насекомых.
Ненависть – это должно стать целью его существования. Антон должен научиться этому сам.
Научиться всегда возвращаться ко мне…
Я подошел к кровати мальчика и сел на ее краешек. Антон слабо пошевелился. Пальчики ног, прикрытые мягкой трикотажной тканью, сжались, подбираясь, и тут же расслабились.
Я протянул руку и осторожно дотронулся до звереныша – его ступней. Приятное тепло коснулось моей ладони, и я тут же отдернул ее.
Я запутался – это надо признать и отдать Антону должное. Не понимаю, чего мне хотелось бы больше…
Моя рука снова качнулось в сторону мальчика, замерев в самый последний момент перед прикосновением.
… мучить его, делать ему больно, заставлять ненавидеть или видеть улыбку на его лице, такую же теплоту в глазах, как и тогда, когда он говорит о своей матери?
Антон вздохнул и перевернулся на спину.
Неужели я хочу любить его? Научиться понимать, делить с ним какие-то мелочи и значимые события… просто быть рядом и знать, что он в соседней комнате… Я хочу так же, как и все остальные наслаждаться обществом другого человека?! Но он не человек и не может им быть – он моя собственность! Как же я могу… как могу вот так?!
Я моргнул, и чуть было не оперся о мальчика рукой от этой неожиданной мысли. Мои пальцы задрожали. Этого не может быть… если я так думаю, то признаю себя зависимым. Отдаю – уже добровольно – в еще одно рабство и оно ужаснее всего, что со мной когда-то произошло.
Мне стало страшно. Я лихорадочно пытался найти оправдание своим мыслям и чувствам.
Ноги в носочках – очаровательный фетиш влюбленного идиота. Но я не хочу быть таким идиотом! Не хочу! Или… неужели моя мать права? Я - тварь, которая кидается на любого в надежде заполучить – украсть – то, что мне не принадлежит и принадлежать не может? Не-ет… нет же!
От такого я готов был расплакаться – не могло являться правдой то, что я категорически не допускал. Мое отчаяние было ужасно, как и внезапно пришедшее облегчение - я почувствовал его каждой клеточкой своего тела, словно ток. И неизвестно, что было больнее.
Скользнув по поверхности одеяла рукой, почти погладив его, я положил ладонь себе на колено. В памяти всплыла фраза Сартра: «Желать стать любимым - значит желать принудить другого все вновь и вновь создавать меня как условие своей свободы».
Не помню, как объяснялась она у каких-то там философов и психологов, но я видел ее смысл в том, что желанием – возникшим так неоправданно и неправильно, непонятно – я лишь подтверждаю статус хозяина положения. И значит… могу контролировать себя.
Я даже улыбнулся. Мне стало легко. Отбросив, упавшую на глаза прядь, я всмотрелся в лицо мальчика.
- Все будет так, как и должно быть, - сообщил я спящему зверенышу шепотом, - Ни ты, ни я ничего не сможем сделать, когда это закончится.
Я встал и наклонился над Антоном. Осторожно отвел одну из прядок с его лба пальцем.
- Я приму все.
Мальчик не мог меня слышать и знать, что сейчас он ближе ко мне, чем раньше. Что в этот раз я честен не только с самим собой, но и с ним. До конца. До конца…
Я вышел из комнаты, так и не заперев ее, и направился в ванну. Умывшись, почистив зубы и причесавшись, я заглянул на кухню.
Илья уже был там и на столе стояли две тарелки с завтраком, а в кружках дымился кофе.
Рыжий сидел, прислонившись плечом к стене, и смотрел на меня. Он меня ждал.
- Убедился?
- В чем? – спросил я, присаживаясь за стол и отпивая горячий кофе.
- С ним все в порядке.
Я кивнул. Взявшись за прохладный металл вилки, я взглянул на Илью:
- Объясни одну вещь: зачем ты купил ему эти носки? Хочется разобраться в твоей логике: кружевное нижнее белье и детские носки с корабликами - кажется, я что-то упускаю.
Рыжий криво улыбнулся:
- Определенно упускаешь.
- Что?
- Он ребенок.
- Кружевное белье?
- Маленькая шлюшка, - Илья был на редкость односложен.
- А носки?
- Он_ребенок, - видимо, это было повторение очевидного факта, не требующего каких-либо дополнений.
Я покачал головой и принялся за свой завтрак. Молчание Ильи не продлилось долго: если ему было, что мне сказать, то он никогда не упускал этой возможности.
- На твоем месте, я бы задумался, почему этот мелкий гад одел именно эти носки. Выбор у него был.
- Если ты их покупал в своеобразной комплектации к кружевным трусам, то я его понимаю.
- Нет. Там были и нормальные мужские носки.
Я промолчал. Но, правда, почему тогда именно их выбрал звереныш?
- Не думай так громко, - Илья поставил пустую кружку на стол, - Я окажу тебе услугу и помогу с ответом: он вертит тобой, как хочет. Мальчишка прекрасно разобрался в твоих уязвимых местах и бьет, что называется, не в бровь, а в глаз. Он просчитал тебя.
Я отложил вилку – аппетит пропал полностью. Это слишком похоже на правду.
- Ты сам не знаешь, как смотришь на него… милый. Сам подсказываешь ему и роешь себе могилу.
После последнего слова я ощутимо вздрогнул, задев вилку рукой. К несчастью, она лежала слишком близко к краю стола. Дребезжащий звук неприятно ударил по барабанным перепонкам.
Илья, усмехнувшись, встал и вышел из кухни. К своему завтраку он так и не притронулся.

 Отправлено: 21.06.09 17:45. Заголовок: Суета дня полностью ..

Суета дня полностью поглотила меня: пришлось заехать на работу и пообщаться с Кириллом, Ольгой и еще несколькими менеджерами по поводу текущих дел.
Мой стол опять был завален разного рода бумагами. Я нашел там даже порножурнал, который удивительным образом исчез к концу моего разговора с Кириллом.
Разобравшись, наконец, с офисными делами и проблемами, захватив с собой необходимые документы по грядущему проекту с так называемой благотворительностью, я выбрался из офиса на улицу. Честно признаться, испытав при этом огромное облегчение.
В последние дни я мог думать только о звереныше, о том, что с ним связано - работа не входила в перечень первостепенных дел. Я и заехал-то в офис только ради того, чтобы удостовериться, что генеральный директор выполняет распоряжения своего начальства.
Кирилл Юрьевич был человеком довольно неглупым: он сразу понял, в чем состоит цель моего визита, явившись во всеоружии, протягивая мне, чуть ли не с порога, папку с необходимыми документами. Что ж, это делало ему честь и экономило мое время…
Оказавшись вне стен офиса, я позвонил детективу, назначив место встречи. О времени мы договорились заранее, и мне бы очень не хотелось что-либо переносить.
Казалось, что Аркадий ждал моего звонка, так как ответил практически сразу. Он одобрил мое предложение поужинать в ресторане и я, не вдаваясь в излишние подробности, прервал наш разговор. Все остальное мы можем обсудить уже при встрече.
Достав сигарету, я закурил. Никотин был мне необходим: он помогал успокоиться. Просто помогал…
Посмотрев на часы, я отметил, что времени вполне достаточно, чтобы заехать в банк и снять необходимую сумму со своего счета.
Докурив сигарету и отбросив окурок в сторону, я позвонил в ресторан и заказал там столик на свое имя на двух человек, попросив, чтобы моего «партнера» проводили к нему, если я задержусь. Приятный женский голос заверил меня, что проблем не возникнет. Я тоже на это надеялся.
Сев в машину я думал о том, что сейчас делает Антон.
Я не стал запирать его. Оставил спать в кровати, и даже не подозревать о том, что он остается на весь день с Ильей. Мне показалось привлекательной идеей устроить проверку не только зверенышу, но и рыжему.
Когда я, будучи еще дома, одевался в прихожей, в дверях моей комнаты появился Илья. Он стоял, скрестив руки на груди, покусывая нижнюю губу, и что самое удивительное – молчал. Впрочем, недолго.
- Будут какие-нибудь особые указания?
Я смерил рыжего взглядом и отрицательно покачал головой.
- Как, ты даже не попросишь меня покормить его? – Илья слегка приподнял левую бровь.
- Нет, я разрешил ему выходить из комнаты при необходимости: поест сам.
Рыжий хмыкнул:
- Ты так уверен, что я буду для него готовить?
- Да, - закончив одеваться, я поправил воротник пальто и, погасив в прихожей свет, вышел на лестничную площадку.
Илья не пошевелился, пока я не закрыл входную дверь.
И вот сейчас, выехав на трассу, смотря на мелькающие за окном машины огни города, я вспоминал его силуэт – черный на фоне льющегося из комнаты света. У него есть масса возможностей сделать что-либо во время моего отсутствия. Воспользуется ли он таким шансом? И если воспользуется, то… как?
Я посмотрел в зеркало заднего вида: вереница машин тянулась, образуя почти непрерывную светящуюся линию. С неба срывался снег. Тучи закрывали весь горизонт, из-за чего становилось так темно, словно уже наступил поздний вечер.
Снег белыми хлопьями слетал с неба, превращаясь в свете фар в черные точки. Скоро новый год…
Я не успел додумать эту мысль, как мой сотовый ожил, заставляя вздрогнуть от неожиданно громкого звука.
- Да.
- Егор, это Кирилл.
- Да, Кирилл, я тебя слушаю, - я вывернул одной рукой руль, сворачивая к высокому зданию банка.
За мной повернула белая машина с приклеенным под лобовым стеклом знаком такси. Ее немного занесло на повороте, что заставило меня чуть прибавить газу, чтобы эта консервная банка не «поцеловала» мой бампер.
- Кирилл, давай быстрее, я занят. Что-то случилось в офисе?
- Нет. Просто я забыл отдать тебе еще кое-какие бумаги. Сможешь заехать?
Похоже, я поторопился, когда подумал, что генеральный директор бережет мое время.
- Насколько там важные документы?
- Достаточно. Извини…
Я сжал зубы, пытаясь не выходить из себя, выискивая глазами место, куда можно было бы поставить машину.
- Егор?
- Дай подумать, - я должен освободиться не так поздно, учитывая, что моя встреча с детективом назначена на пять часов: пожалуй, я смогу после заскочить в офис, - Я заеду. Оставь все у меня на столе.
- Ключи у тебя есть?
- Кирилл Юрьевич, а как вы думаете, есть ли у меня ключи от собственного офиса? – я, наконец-то, увидел свободное место и направил туда машину, пока кто-нибудь меня не опередил.
Такси, которое плелось сзади, проехало мимо, сворачивая за угол здания.
- Извини, - протянул Кирилл, видимо, не зная, что еще мне сказать: он был виноват, - Приятного тебе вечера.
Я не стал отвечать: просто захлопнул крышку сотового телефона, и отбросил его в сторону.
Перед тем, как выйти из машины, я достал из бардачка упаковку с лекарством. Зачем-то включил радио, и салон машины утонул в меланхолических звуках блюза.
Мне нужно, чтобы все прошло хорошо. Кивнув сам себе, я вытащил две таблетки. Отыскал валяющуюся между сидениями бутылку с минералкой и запил их, откидываясь головой на подлокотник. В последнее время мне не по себе: лучше быть как можно осторожнее.
Блюз обволакивал, заставляя расслабиться. Мелодия одинокой души, музыка ночи… Я улыбнулся и прикрыл глаза. Мой мир качался и балансировал, отодвигался все дальше. Хотелось верить, что когда-нибудь он не сорвется в пропасть, темнота которой меня пугала.
Минут через пять пальцы рук онемели, и я наслаждался этим ощущением. Мне казалось, что я перестал существовать: таблетки действовали быстро и… с максимальным эффектом. Вытирая, впитывая в себя, поглощая, не оставляя мне ничего.
Открыв глаза, я отрешенно уставился в лобовое стекло, которое уже частично покрыло снегом. Если бы здание банка сейчас, вздрогнув, вдруг ушло в тартарары, я бы даже не моргнул.
Посидев так некоторое время, я открыл дверцу машины и шагнул в холод улицы.
…Через час, когда я вошел в зал ресторана, ко мне подскочила девушка в униформе. Блюз еще расстворялся в моей крови, тек по венам, смешиваясь с принятым лекарством. От этого хотелось улыбаться.
Я назвал себя и позволил девушке проводить меня до нужного столика.
Детектив был уже там. Он поднялся мне навстречу и протянул руку:
- Добрый вечер.
Я секунду колебался, но потом пожал его ладонь:
- Добрый, - под кожей взмахнули крылышками сотни бабочек.
Девушка, оставив нам меню, отошла в сторону. Словно растаяла в приглушенном свете ресторанного зала.
Есть совершенно не хотелось. Все мое внимание было приковано к черной пластиковой папке, которая лежала на углу стола. Однако, детектив, судя по тому, как он оживленно листал меню, был непротив поужинать. Меня это не раздражало.
Но заказать что-нибудь мне было все же необходимо. Как только я отложил свое меню, к нашему столику подошла официантка. Возникла из ниоткуда.
- Добрый вечер. Что будете заказывать?
Я замер на несколько секунд, рассматривая девушку. Потом, качнув головой, произнес:
- Зеленый чай. Без сахара, - этого было вполне достаточно, тем более что я не собирался тут задерживаться дольше, чем этого потребуют обстоятельства.
Детектив взглянул на меня, но ничего не сказал. Когда он сделал свой заказ, официантка удалилась.
Я проводил ее глазами.
- Итак? – словно очнувшись, произнес я, не видя смысла затягивать нашу встречу.
- Я сделал все, о чем вы меня просили: узнал, где работает интересующий вас человек, с кем живет. Кроме того, к документам приложены фотографии и копия медицинской карты, - Аркадий многозначительно положил руку на папку.
Под столом, я медленно погладил свое колено. Пальцы все еще приятно щекотало ощущение онемения.
Принесли заказ, и детектив замолчал, дожидаясь, пока официантка не уйдет. Я больше на нее не смотрел. Затем он спросил:
- Как вы предпочитаете расплачиваться?
- Я сначала предпочитаю просмотреть то, за что плачу, - если меня не удовлетворит результат, то это будут уже проблемы Аркадия.
Детектив покачал головой:
- Боюсь, что это невозможно: сначала мы договоримся об оплате.
Я, поддавшись искушению, все же улыбнулся, и сделал глоток из принесенной мне чашки. Он мне не доверяет или перестраховывается? Хотелось верить, что второе, хотя… совершенно нет дела до того, что думает обо мне этот человек.
- Ладно, - преувеличенно осторожно поставив чашку на стол, не отрывая взгляда от ее безупречно белого края, я продолжил, - Я буду платить наличными.
- Разве не удобнее было бы чеком или на расчетный счет? – Аркадий переставил поближе к себе тарелку с чем-то отдаленно напоминающим мясо.
- Нет, не удобнее, - мне не нравилась даже сама мысль, что детектив будет иметь при себе какое-либо доказательство моей просьбы.
- Вы не спрашиваете о сумме.
- Наверное, потому, что вы мне ее сейчас назовете.
Детектив кивнул, и вытащил из нагрудного кармана пиджака ручку. Затем он взял одну из салфеток, написал на ней сумму и подвинул белый прямоугольник в мою сторону. Почти такой же белый, как и кружка в моих руках.
Я посмотрел на обозначенную там сумму. Она была… значительной. Но приемлемой.
- Если в папке то, о чем вы говорили - я согласен, меня устраивает ваша цена. Теперь можно ознакомиться с документами? Платить вслепую я не буду.
Я моргнул, словно мне в глаз попала соринка. Мне хотелось поднять руку и потереть веко, избавившись от неприятного ощущения, но я устыдился этого детского порыва. Это было бы уступкой, шагом назад. Но… я же принял лекарство – все должно быть хорошо.
- Конечно.
Детектив протянул мне папку, и я взял ее, сделав перед этим еще один глоток чая.
Пока Аркадий ел, я внимательно просматривал ее содержимое. Сверху лежала копия медицинской карты. Мне было не очень понятно, что в ней говорилось. Совсем не понятно... Как мне не думать? Не думать о белой обезьяне… Я нервно улыбнулся.
Из всего, что было написано, я осознавал лишь то, что это очень серьезное заболевание сердца, и чудо, что женщина дожила до таких лет, родив при этом… двух детей. У него есть брат. Я столько следил за Антоном и не заметил, что у него есть старший брат. Это было неважно.
Мне показалось, что сквозь музыку в ресторанном зале я слышу, как на улице идет дождь. Конечно же этого не могло быть: там зима…
Отложив в сторону историю болезни, я взял в руки следующие листы. К ним были прикреплены фотографии: члены семьи. Трое. Женщина и молодой человек в очках с тонкой оправой.
Только один листочек был без фото. Я провел по нему пальцами, словно хотел погладить, прикоснуться в этот момент к тому, о ком там было написано.
Детектив, заметив, что я особенно тщательно рассматриваю лист, произнес:
- Второй – младший - сын женщины, пропал примерно месяц назад. Я не смог достать его фотографию. Это сыграет для вас какую-то роль?
Я молча покачал головой. У меня достаточно фотографий Антона, чтобы не переживать из-за такой мелочи.
Дальше в папке лежали еще какие-то документы, я пробежался по ним глазами: работа, друзья, любимые магазины, адреса больниц, где лечилась мать Антона. Более подробно я перечитывать не стал. Я еще успею.
Мне хотелось как можно быстрее покинуть это место. Желание было настолько острым, что я невольно дернул рукой, чуть не опрокинув чашку со своим чаем.
Руки неловко сжали фарфоровые края.
Аркадий бросил на меня внимательный взгляд:
- Нервничаете? – спросил он, отправляя в рот кусочек мяса, наколотый на вилку.
- Нет, - я с усилием заставил себя разжать пальцы.
- Это слишком поспешный ответ, чтобы поверить в его искренность, - детектив улыбнулся.
Возможно, это была всего лишь шутка.
Я не стал отвечать. Достав деньги, отсчитал нужное количество красных бумажек, и положил их на стол, прикрыв салфеткой, с написанной на ней суммой. Все это, я пододвинул к Аркадию.
Он отложил в сторону вилку. Сунул салфетку к себе в карман и пересчитал деньги.
- Тут больше, чем было указано.
- Это оплата за ужин, - я допил одним большим глотком свой чай и встал, аккуратно сложив документы в черный пластик папки.
- Понятно. Я не стану отказываться.
- Всего хорошего.
Слегка кивнув, сжимая папку в руке, я направился к выходу, не тратя время на ответ детектива. В конце концов, я не обязан быть любезным с человеком, которому заплатил т_а_к_и_е деньги.
Подойдя к своей машине, я прислонился лбом к холодному металлу. Слабо кружилась голова. Все-таки кружилась. А я же так старался... избежать…
Перед глазами то и дело всплывал образ женщины с фотографии. Я отказывался признавать в ней мать Антона. Я просто отказывался, потому что… если я признаю, то не смогу быть с ним, как и раньше. Он ее любит, он ею дорожит, сознательно жертвует собой, ради нее. Но разве она достойна этого? Чем она отличается от моей матери?! Почему же… почему же у них все не так?!
Я открыл дверцу и сел в остывший салон машины. Прогревая двигатель и включив печку практически на полную мощность, я смотрел, как дворники смахивают со стекла снежинки.
Кроме непонимания, какого-то отупения и оцепенения, я больше ничего не чувствовал.
Салон давно уже прогрелся, и было даже жарко, но я все равно не выключал печку, находя в каплях пота, стекающих по моим вискам, какое-то странное удовлетворение.
Я не виновен. Но что-то внутри меня растет – развивается. Не могу объяснить: оно раскручивается словно гигантская змея, оно высасывает меня – как коктейль – через трубочку. Чего мне это стоит?
Я чувствовал, как к спине прилипла мокрая рубашка. Мне не хотелось даже шевелиться, чтобы расстегнуть ворот пальто.
Ее фотография – в папке. Она такая же, она не может быть не_такой! Так почему же?! Я не находил приемлемого ответа: такого, который устроил бы меня.
Наверное, никто не думал, что ты заставишь меня покрываться испариной, мама, только при одном лишь воспоминании о тебе. Твое фото – это же твое фото там сейчас. Ты не задумывалась, что я могу сделать с тобой то же самое?
К жару, разливающемуся по телу от работающей печки, постепенно прибавлялся и еще один жар. И это было худшим, что я мог когда-либо испытать. Брюки стали тесны в области ширинки, и я с силой стиснул ноги, уперевшись сжатыми в кулаки руками в пах. Я не думал, что я буду хотеть тебя, и что мне будет так стыдно.
Было больно и… приятно. Я с упорством продолжал смотреть на работающие дворники. Руки болели от напряжения. И он любит тебя… или ее – это не важно, то, как я тебя назову. Что же ты делаешь? На какое-то время я решил, что все закончилось. Должен ли я защитить от тебя и его?
Я качнулся вперед, опираясь рукой о приборную доску. Моя голова склонилась к рулю. Дыхание вырывалось из моего рта, и оно было больше похоже на хрипы, нежели на вдохи и выдохи. Я обязательно решу, как мне с тобой поступить. Но если тебя не станет… во что превращусь я?
Пот щекотал кожу, тек по ногам под брюками, делал влажными запястья. Я прикусил губу и с коротким стоном откинулся на спинку сидения. Будь ты проклята. Ты избавилась от меня еще тогда, когда родила. Почему же я безумно – безумно – хорошо помню тебя, но почти не помню отца!?
Отличное чувство – мерзость и грязь. На коже, под ней. Мой поводок такой короткий. Ты тащишь меня за собой… вниз.
Я потянулся к упаковке с таблетками. Должно пройти минимум пять часов с момента предыдущего приема. Но мне все равно… я хочу не чувствовать какая я дрянь! Как я… не могу без тебя!
Приняв таблетки, я с отчаяньем швырнул лекарство в лобовое стекло. Оно упало, завалившись куда-то под сидение.
Я поставил рычажок печки на минимум и положил руки на руль. Дворники методично смахивали снег.
Через некоторое время я с облегчением вздохнул: напряжение постепенно отпускало мои внутренности, скрученные в скользкий змеиный хвост. Оно таяло, все еще стекая по телу – мое отвращение…
Из дверей ресторана вышел детектив. А я даже не смог определить, сколько времени провел тут, раз он успел завершить свой ужин. Больше мне тут нечего было делать. На соседнем кресле лежала черная папка. И мне еще предстояло заехать в офис. Поэтому я нажал педаль газа и вывернул руль по направлению к шоссе.
В зеркало заднего вида, я заметил, как Аркадий поправил воротник пальто, как от ряда машин перед зданием ресторана плавно отделилось белое такси и остановилось около детектива. Дверца открылась, и на тротуар шагнул человек. Его силуэт показался мне смутно знакомым, но прежде чем я смог его рассмотреть, меня ослепило фарами, едущей сзади машины.

…Квартира встретила меня тишиной. Странной тишиной и темнотой. Только на кухне горел свет.
Я повесил пальто на вешалку, забросил папку и документы из офиса в свою комнату, и прошел в ванную. Мне не терпелось снять с себя влажное белье. Если бы так же просто можно было поступить и со всем остальным: снять и положить в стирку…
Засунув одежду в корзину для грязного белья, я с облегчением вздохнул, перешагнул бортик ванны, и встал под душ.
Горячая вода стекала по коже, смывая с меня прошедший день. Теперь я мог позволить себе закрыть глаза и ни о чем не думать. Хотя бы эти несколько минут - не вспоминать.
Когда пар заполнил всю ванную комнату, я отключил воду, обернул полотенце вокруг бедер и вышел в коридор. Я не стал вытираться, и теперь воздух квартиры приятно холодил кожу.
На кухне по-прежнему горел свет. Когда я вошел туда, то увидел звереныша.
Мальчик сидел спиной к двери, сгорбившись и поджав под себя ноги. Он ел, подперев одной рукой голову.
Я подошел и остановился у него за спиной. Антон продолжал есть, а я смотрел на его русую макушку. Так продолжалось примерно минуту: потом мальчик вздрогнул и резко повернулся ко мне лицом.
- П-привет, - слегка заикаясь произнес он, опуская ноги на пол и вытирая ладонью крошки с губ, - Ты меня напугал.
- Правда? - я обошел стол и сел напротив звереныша.
Мальчик смотрел на меня, явно не зная, как надо себя вести и что мне ответить. А я просто ждал - мне было интересно.
- Я… - начал было Антон, но сбился, опуская взгляд на тарелку с едой, однако, справившись с этим коротким замешательством, продолжил свою фразу, - А я тут ем.
Я молчал.
Мальчик подцепил вилкой несколько кусочков мяса и отправил себе в рот. На меня он старался не смотреть.
Но через несколько минут, неожиданно тихо произнес:
- Ты же сам разрешил мне выходить из комнаты.
- Я помню.
- Мне захотелось есть и я… вот.
- Отлично.
Антон посмотрел мне в глаза:
- Я сейчас все уберу и уйду к себе в комнату.
Он встал из-за стола и застыл, не зная, что ему делать с едой, которая осталась в тарелке. Антон явно не доел, но я чем-то пугал его, раз он так торопился уйти.
- Сядь.
- Что?
- Сядь и доешь. Потом можешь идти в свою комнату.
Антон осторожно опустился на стул.
- Хорошо.
- Хочешь выпить?
Мальчик удивленно посмотрел на меня. Я только усмехнулся и поставил локти на стол, а потом оперся подбородком о подставленные ладони.
- Я всего лишь предлагаю тебе выпить.
- С тобой? – звереныш как-то странно шмыгнул носом и вытер его тыльной стороной кисти.
- Вообще. Ты когда-нибудь пил?
Антон неопределенно пожал плечами:
- Ну...
- Что именно?
- Пиво.
- Да, мог бы и не спрашивать, - я встал из-за стола и вышел из кухни, направившись в свою комнату.
- А как же выпить? – донеслось мне вслед.
- Я передумал, - прошептал я, запирая за собой дверь.
Через некоторое время звереныш прошлепал босыми ногами мимо комнаты. Впрочем, не совсем мимо: он остановился напротив нее, причем так близко, что стоя около самой двери, я слышал его дыхание. Что ему надо? Я не тронул его, не угрожал, так зачем же?..
Я приоткрыл дверь и посмотрел на Антона. Он действительно стоял около самого дверного косяка. Теперь мы были друг напротив друга, и я отгораживался от мальчика дверью, как щитом. И на мне по-прежнему было только банное полотенце.
Мне хотелось что-нибудь сказать ему, но язык словно прирос к небу: я не мог выдавить из себя ни звука.
Когда наше молчание стало перерастать в абсурд, щелкнул замок входной двери и в прихожую вошел Илья.
Он остановился в коридоре, не замечая нас и не зажигая свет. Неловко смахнул перчаткой с куртки почти растаявший снег и уставился на себя в зеркало.
Антон кашлянул. Я не знаю, сделал ли он это специально.
Илья вздрогнул и повернулся в нашу сторону. Я могу только догадываться, что он подумал, увидев мальчика около полуголого меня. Но, похоже, что это его волновало меньше всего.
- Где ты был?
Наверное, мой вопрос был очень неуместным, но молчание втроем было бы уже верхом идиотизма.
- Я должен отчитаться перед тобой или, может, перед ним?
- Нет.
- Вот и хорошо, - Илья стащил с себя куртку и, на секунду замерев, повесил ее на вешалку.
И я, и звереныш, не отрываясь, смотрели на него. Смотрели, пока я не решил, что это спектакль для одного зрителя.
- Антон.
- Да? – мальчик отвлекся от созерцания разувающегося Ильи, и посмотрел на меня.
- Иди в свою комнату. Только не ложись спать: чуть позже я зайду к тебе.
Звереныш хотел мне что-то ответить, но я не дал ему этого сделать. Даже если это было простое согласие.
- Антон, иди в свою комнату, - с нажимом произнес я, переводя взгляд с Ильи на него.
Мальчик отшатнулся от меня, и я закрепил свой успех, довольно тихо добавив:
- Я хочу поговорить с тобой о… кое-ком.
По побледневшему лицу Антона я понял, что он прекрасно осознал, о ком я. Более чем прекрасно… Что ж, теперь я могу немного потянуть время.
Мальчик, не произнеся больше ни слова, прошел в свою комнату. Только на ее пороге, перед тем, как закрыть дверь, он оглянулся на меня. О его взгляде можно было бы писать книги. Маленький невинный ублюдок… Почему я не могу поступить с ним так же как и с остальными?
Ответом мне послужила медленно закрывающаяся дверь.
- Отвратительно выглядишь, - бросил куда-то в сторону Илья, проходя мимо меня в комнату, по пути распахивая дверь и толкая меня плечом.
- Он ушел, теперь ты можешь ска…
- Прекрати играть в крутого парня! – внезапно заорал Илья, - Ты же знаешь, как я ненавижу все эти штучки!
- Нет, не знаю, милый! – я тоже повысил голос.
Возможно, мне просто необходимо было снять напряжение.
- Тогда отвали от меня! – Илья опустился в кресло перед телевизором и подцепил пальцами пульт, лежащий на тумбочке.
- А может быть это тебе отвалить? – немного спокойнее произнес я, - Ты в моем доме и…
- Слушай, Егор, - рыжий устало посмотрел на меня из кресла, - я тебя прошу, не доставай меня сегодня, ладно? Я выслушаю все, что ты хочешь, но завтра.
С некоторых пор мне стало казаться, что моя квартира уже мне не принадлежит. Ее напрочь оккупировали два дармоеда. И виноват в этом, безусловно, я сам.
Экран телевизора ожил. Рыжий нахохлился в кресле, подобрал под себя ноги и стал, как мне показалось, бездумно переключать каналы.
Я подобрал с кровати, принесенные мною документы, захватил пижамные брюки из шкафа и вышел из комнаты.
Мне нужно было прочитать внимательнее то, что принес мне детектив, прежде чем идти к Антону.
…Документы с легким шуршанием легли на мой рабочий стол. Я откинулся на спинку компьютерного кресла, помассировал переносицу. Это ужасно.
Тяжело вздохнув, я прикрыл рукой глаза. Мне же ясно, что если бы не ударная доза лекарств, то… я мог бы и не выдержать. Это слишком больно, слишком гадко и слишком много для меня.
Мать звереныша - женщина с редким врожденным заболеванием сердца, при котором бОльшая часть детей умирает, не дожив до пяти лет, если не сделать необходимую операцию. Дорогую и сложную. Ей, предсказуемо, не сделали. Но она еще жива. И боролась за свою жизнь каждый день, каждую минуту… Она родила мне Антона. Она пыталась выжить, когда я сидел запертый в кладовке и давился своим страхом. Когда моя мать, по счастливой случайности, оступилась и упала на кухонный нож. Она пыталась выжить, чтобы любить своих еще нерожденных детей… в то время как я… как мне…
Моя рука бессильно опустилась, скользнув по лицу. В некоторых людях живет свет, который можно увидеть, только если причинить им страдания. Интересно, тот, кто где-то там, на небе, задумывался, что он сделал?
Я смотрел на бумаги перед собой, на фотографии. Женщину, изображенную на одной из них, я прикрыл ладонью.
Она сделала нечто ужасное, помимо того, что выжила. Мне хотелось обхватить себя руками, сесть на пол, забиться в угол: надо мной в очередной раз посмеялись.
Она родила мальчика ценой своих страданий, сделав его тем самым светом, который… который так жег меня, до которого я не мог дотянуться, ослепляемый, словно солнцем. Который я иногда замечал в людях и который они упорно прятали от меня, словно я был недостойным и жалким, не заслуживающим хотя бы… смотреть. Пусть даже это и мучило меня.
Она родила свет, который не заставить быть моим, не причинив ему боли, не удержать не уничтожив…
Именно сейчас… сейчас!
Я смял фотографию под моей ладонью, сжал ее в пальцах, разрывая лист, к которому она была прикреплена.
- Ненавижу тебя, я тебя ненавижу, - прошептал я, наклоняясь над столом, упираясь лбом в сжатый кулак, с выпирающим из него острым краем фотографии, - Как же я тебя ненавижу.
Устало прикрывая глаза, я попытался сосредоточиться на чем-то ином, потому что моя ненависть – это яма без дна. И если я позволю себе подойти к самому ее краю…
Я не мог этого допустить.
В соседней комнате громко работал телефизор, слышалась музыка из какой-то рекламы. Она показалась мне смутно знакомой, что-то напоминающей, тянущей… почти такой же тянущей как зубная боль. Вспышки с обратной стороны век – красные точки, так похожие на лазерные лучи в каком-нибудь диско-клубе. Ассоциации, запах пота и алкоголя, звуки чужих голосов – теперь я мог не_думать…

 Отправлено: 21.06.09 17:46. Заголовок: Лицо юноши было прям..

Лицо юноши было прямо напротив моего лица, голова свешивалась с края сцены, раскачиваясь в такт толчкам. Вместе с оглушающей музыкой в зале, множеством людей, смотрящих, тянущих к нему и его партнеру свои руки, это производило довольно странное впечатление.
Я пил в тот вечер неимоверно много. Пил и смотрел, как его уже третий раз трахают на ярко освещенной сцене. Сначала это были женщины, вьющиеся, словно ночные бабочки вокруг лампы, позволяющие своим телам касаться юноши в самых откровенных местах. Засовывать в него пальцы, поливать вином, пригибать к полу сцены, запуская в его волосы руки, вытворять туфлями на высоких каблуках нечто… совсем не эстетичное.
Я не знал, что женщины могут быть настолько бесстыдны. И гадки. Впрочем, чему тут удивляться? Это же женщины…
Но он среди них был кем-то особенным. Еще немного и я мог бы увидеть свет, льющийся из его глаз.
И мне хотелось заглушить это наваждение, опровергнуть пустотой моего стакана. Доказать теорему наоборот. Взять юношу за влажную кисть и сдернуть со сцены, вымарывая свою одежду спермой и чем-то еще более… непотребным.
После женщин, его партнером стал мужчина. И то, что я думал нелицеприятного о слабом поле, начинало меркнуть, переключаясь совершенно в иные плоскости.
Я смотрел – в этом было все. Больше чем близость, меньше чем секс. Я опять чувствовал _это_. Оно шло горлом, выливаясь из меня прямо пропорционально количеству потребляемой жидкости. Оно цвело и любило меня, застилало мои глаза и говорило: «Да, крошка, мы уроним небо на землю».
«Любимое секретное место» Ильи не предполагало ничего большего, чем обыкновенный трах обыкновенных людей, однако… я был удивлен. Это было слишком грязно даже для него. Для всех. Кроме меня. И мне это _нравилось_.
Юноша казался мне трупом. Прекрасным живым трупом, лишенным эмоций, или человеком, накаченным какой-то дрянью до состояния полного отупения.
Он не улыбался, не подыгрывал своему развратному окружению – он не делал абсолютно ничего, что могло бы сделать его жертвой. Но им вертели, как заблагорассудится, пытаясь унизить, показать, насколько бывают прекрасны широко раздвинутые ноги шлюхи.
И тогда, стоя около края сцены, смотря в его глаза, я подумал, что хочу именно _его_ - неуловимое нечто, готовое поделиться со мной своей силой.
Да, мне хотелось получить эту игрушку и посмотреть, что она из себя представляет, когда становится человеком.
Ничего не выражающий взгляд медленно скользил по беснующимся людям, пока не остановился на моем лице. Возможно, потому что я был ближе всех к нему. Возможно.
Не знаю, что происходило в его странной голове, но до окончания этого отвратительного действа, он так и не отвел от меня глаз. Это подтолкнуло к краю, за которым я увидел лучи ослепительного солнца.
Юношу увели куда-то за сцену. И мне ничего не мешало пойти следом, смахнув с глаз слишком длинные пряди волос.
Никакой охраны, никого – было даже странно. Странно легко открыть дверь в полутемное помещение маленькой гримерной комнаты или места ее заменяющей, накинуть на парня какой-то старый плащ, висящий на покосившейся вешалке, и вывести на улицу.
Юноша не сказал ни слова, когда я вел его прочь от клуба, к своей машине. Он просто шел следом за мной, сжимая края плаща у себя на груди свободной рукой. Вторую – я крепко держал в своей ладони, впитывая ощущения.
В машине парень лег на заднее сидение, подтянув ноги к груди, и так замер. Медленно, очень медленно салон заполнялся кисловатым запахом пота и того, что называют «ароматом желания».
В зеркале заднего вида, опущенного так, чтобы в него попадал мой спутник, я видел, что парень так и не пошевелился до самого моего загородного дома.
Введя юношу в комнату с металлическим столом посередине, я закрыл дверь. Навсегда для нас обоих. Хотя, возможно, для меня на немного дольше…
Что бы я потом не делал, он почти никак не реагировал. А мне так хотелось посмотреть, как он злится, или как плачет, или… мне бы подошла любая его эмоция! Вырвать солнце из-под его полуопущенных век, заставить раскрыть грудную клетку, выпустив то, что жило внутри него наружу – стало моим навязчивым желанием. И я так старался!
Но юноша смотрел куда-то сквозь меня. Я даже решил, что он дебил или немой. Однако это было не так. Это было совсем не так до отчаяния! Он превосходил все, что я мог ожидать от… себя.
Я мучил его, бил, уподоблялся его бывшим партнерам, сношающихся с ним, хотя никогда в теле этого странного существа не было моего члена. Насиловать можно по-разному. Правда? Всегда можно придумать нечто поинтереснее. И я придумывал: я дарил ему себя. Но он отказывался, закрывая пустые глаза, обрывая все нити.
Я уходил, смывая перед этим в маленькую раковину кровь со своих рук, оставляя юношу в темноте комнаты одного. Он все равно не боялся ее. Мне даже стало казаться, что она живет внутри него. Но я же видел свет!
Когда я возвращался, парень сидел на одном и том же месте, в одной и той же позе, и перед ним в четком, одному лишь ему понятном порядке, были разложены немногочисленные вещи, валяющиеся в комнате.
Я не придавал этому значения, пока однажды – случайно – не разрушил его «идеальный» порядок, задев ногой ботинок, стоящий рядом со стаканом, наполненным белесой жидкостью (и, клянусь Богом, который был всегда занят, если дело касалось меня, - я не хотел знать _что_ там!).
Лицо юноши исказилось от злобы, и он кинулся на меня с кулаками.
Как дикое животное, он пытался ударить меня или укусить – наказать – за то, что я сделал. Но трех довольно сильных затрещин вполне хватило, чтобы он, как побитая собачонка, поджавшая свой хвост, вернулся к своим вещам, снова расставляя их на свои места.
Для меня было равносильно награде: я понял, как мне его мучить – как вырвать из него так необходимый мне свет.
Разбрасывая вещи по всей комнате, я привязывал юношу к спинке кровати за руки, бросался на его тело, приникая к высоко вздымающейся груди. Было приятно ощущать, как его сумасшедшее сердце колотится о грудную клетку, как глаза наполняются слезами. Да, именно так, я даже не понимал до чего же это легко – разрушить то, что являлось единственной преградой и сдерживало нас обоих на грани сумасшествия. И я не позволял своими действиями переставать ощущать эту боль: я не хотел, чтобы она притуплялась – я хотел, чтобы она цвела, наконец-то обретая сияющие очертания.
И он стал со мной разговаривать. Хотя это с натяжкой можно было бы назвать разговорами – это был какой-то бред, но он предназначался только мне.
Юноша раскачивался, когда я, взяв за подбородок, красил ему губы ярко красной помадой.
Она размазывалась по его лицу, но это ничего не портило. По крайней мере, было не менее отвратительно коротко остриженных под машинку волос. Подстригал, естественно, я: мне они не нравились. Они не шли ему так, как специально купленный мною парик. Длинные черные шелковистые волосы – разве они могли сравниться с тем невразумительным нечто с посеченными концами? Разве они могли оттенить свет, который я видел, стоило только поглубже заглянуть в широко раскрытый рот? Конечно, нет.
Я – делал безымянного юношу красивым. Я делал его и за это он пел мне тихим, слегка картавым голосом.
- Мое сердце – продается, мое тело – сдается. Твое тело – разрушено, мое – истощено. Мое сердце – продается, мое тело – сдается…
Парень замолкал, стоило мне оставить его в покое, собирал разбросанные вещи, снова раскладывая их перед кроватью. Как будто наше взаимное притяжение рушилось, нисходило на нет, сползало по темным стенам комнаты, когда я переставал касаться его кожи.
Невозможность получать дозу своего «опиума», приводила меня в отчаяние: неужели я должен был вырывать _мой_ свет силой, испытывая потребность всего лишь жить с ним?!
И я начинал тяготиться самим его существованием – существованием недочеловека, у которого было нечто, о чем я мог только мечтать.
Хотя он щедро улыбался, когда я решил вырезать свое имя на его руке. И эта улыбка пугала меня, потому что мне хотелось видеть ее как можно чаще.
А юноша как завороженный смотрел на лезвие ножа, которое чертило на коже кровавые полосы. Мне казалось, правда, казалось в этот момент, что в мире больше ничего не осталось, кроме него и меня.
Он странным образом это понимал, шепча разбитыми губами, со все еще сохранившимися следами помады:
- Только ты и я… я и тыыы… - длинные пальцы с грязными ногтями перебирали черные пряди парика...
Когда ничто не смогло больше оправдывать мое отношение к этому существу, я с ним расстался. Я добровольно расстался с тем, что он упорно прятал у себя внутри. Я не мог ничего больше сделать: свет отказывался от нежности и ласки, предпочитая лишь насилие и боль.
Мне было так жаль, но я… я знал, что всегда найдется тот, кого можно обидеть - кто согласится на все и добровольно останется в моем прошлом.
Оказывая милость уродливым существам вокруг, я делился с ними тем, что когда-то выпало на мою долю, тем, что я запирал внутри себя все эти годы. Они не понимали, как им повезло, ведь я потом оставался совершенно один: во времени и пространстве, в черной пустоте пропахшей чесноком и пылью. Ведь все, что мне принадлежало – несколько мгновений, проведенных с ними…
Юноша помогал мне заматывать свое горло до подбородка огромным махровым полотенцем. Оно очевидно – ужасно - не шло к его одежде: тонкой и шелковой, баснословно дорогой.
Когда я посмотрел в его глаза - просто так, не_для_того_чтобы_запомнить - он произнес то, что оставило его в моей памяти таким вот странным и почему-то очень… умным дураком:
- Я отдаю свою голову на тарелке. Это утешение… сильно… запоздавшее…
После чего парень закрыл глаза, практически зажмурился, и приподнял свой подбородок, чтобы мне было… удобнее.
Я перехватил в своей руке нож и погладил юношу по голове: мне больше ничего не осталось. Его свет умер, так и не родившись…
«Только ты и я».
Полотенце вымокло, впитывая в себя хлещущую кровь. Но нож выпал из перепачканных пальцев, только отделив от щеки юноши небольшой кусочек кожи.
Я поцеловал в яркие и влажные, чуть приоткрытые губы того, кто всего несколько минут назад был живым. Здесь, в этой комнате, не осталось никого.
Только я… он…
Я открыл глаза и долго смотрел на поверхность стола под моим лицом, пытаясь сообразить, почему я сплю здесь.
Левая рука, сжатая в кулак, болела от напряжения. Я приподнялся и посмотрел на нее – на зажатую в ладони фотографию. Очень хотелось пить.
С трудом разжав пальцы, я стряхнул испорченное фото на стол. Что-то было еще, что-то, что я забыл, задремав здесь...
Я заворожено смотрел на смятую фотографию, на черты лица, искаженные мятой бумагой. А потом понял, что забыл: меня ждет Антон. Я обещал зайти к нему, но… уснул.
Посмотрев на часы, я понял, что пробыл тут не меньше двух часов. Я устал. Но мне надо было завершить то, что я хотел. Избавиться от необходимости возвращаться к этому в будущем.
Я встал, собрал только те документы, которые касались матери мальчика, положил их в папку и, взяв ее с собой, вышел из кабинета.
Когда я вошел в темную комнату звереныша, мне показалось, что мальчика тут нет. Но такого просто не могло быть: я сказал ему ждать меня и он бы не посмел ослушаться при данных обстоятельствах.
Мне пришлось немного подождать, чтобы глаза привыкли к темноте, и я стал различать очертания предметов.
Антон сидел на подоконнике, обхватив руками колени, положив на них подбородок. Его взгляд был устремлен куда-то за окно, в снежную ночь.
Я подошел ближе. Некоторое время вместе с ним я наблюдал за медленным кружением снежинок за стеклом.
В комнате было очень тихо, хотя слабо слышались голоса и музыка из какой-то программы по телевизору, который все еще смотрел Илья.
А мой домашний зверек был около меня, так близко. Намного ближе, чем обычно. Намного беззащитнее, чем всегда, ведь я теперь знал о его тайне и о том, насколько она глубока и болезненна.
- Странно, что она дожила до таких лет.
Мальчик напрягся и оторвал подбородок от коленей, выпрямив спину, но на меня не посмотрел.
- Смогла родить тебя и твоего брата... Кажется, это называется чудом.
Папка аккуратно легла перед мальчиком на холодную поверхность подоконника. Антон вздрогнул, взглянув на нее, словно это был не прямоугольник тонкого пластика, а гремучая змея. Было видно, что зверенышу страшно. «Я хочу поговорить с тобой о… кое-ком», - верно, Антон?
- Что это?
- Прочти, - негромко ответил я и отошел от подоконника вглубь комнаты.
Мальчик осторожно дотронулся до папки и тут же отдернул руку.
- Я не могу, - прошептал он странно низким голосом.
- Почему? – я сел на диван и вытянул ноги, наблюдая за темным силуэтом звереныша на фоне окна.
- Мне не понравится то, что там.
Это было как-то слишком разумно для мальчика его лет.
- Неприятные вещи иногда случаются, - моя рука, скользнув по обивке дивана, нащупала какой-то коробок, который при ближнем рассмотрении оказался пачкой сигарет. Наверное, Илья забыл. Или… я?
Антон еще раз протянул руку к папке. Осторожно - словно она могла укусить или обжечь его - длинные пальцы легли на темный пластик, погладили его и замерли.
- Если ты будешь медлить, то это станет еще страшнее, - заметил я, проведя еще раз рукой по дивану в надежде обнаружить и зажигалку.
Мне повезло: она действительно была тут.
Звереныш как-то странно мотнул головой:
- Ты не понимаешь, - в его голосе слышались какие-то новые интонации, которых я раньше у него не слышал.
- Куда мне… - я постарался вложить в свои слова побольше сарказма, но в них слышалась только горечь.
- Там ведь… там ведь про маму, да?
- Верно, - я прикурил от зажигалки и, затянувшись, выпустил дым в сторону Антона, отчего на несколько секунд его силуэт стал расплывчатым.
- Ты можешь выйти? – Антон по-прежнему сидел на подоконнике, практически опираясь на папку одной рукой.
Не знаю почему, но я ему уступил. Мне просто захотелось.
- Хорошо, но минут через десять я вернусь.
- Спасибо, - скорее вздохнул, нежели ответил, Антон.
Я тихо усмехнулся и вышел из комнаты.
А потом я старался не вернуться раньше, чем обещал, и это было нелегко. Я пытался спокойно докурить сигарету в коридоре, прислонившись спиной к стене. У меня получилось. Хотя несколько раз я все же взялся за дверную ручку, останавливаясь в последний момент, не позволяя себе открыть дверь.
Когда я снова переступил порог комнаты мальчика, темноты больше не было: на столе слабо горел ночник. Видимо, Антон не стал зажигать верхний свет, удовольствовавшись и таким скудным освещением.
Папка с документами лежала на столе, и из нее торчало несколько неаккуратно вложенных листков. Он все прочел.
Звереныш сидел боком на диване, облокотившись о спинку руками и спрятав лицо в согнутых локтях.
Я сел рядом так, чтобы не касаться мальчика. Он прерывисто вздохнул и через некоторое время глухо произнес, не поднимая лица от своих рук:
- Она умрет. Что бы я ни сделал, на что бы ни пошел, мама все равно умрет. Да?
- Наверно, - мне совершенно не хотелось ее жалеть, даже из-за переживаний Антона. Я бы убил ее. Потому что она _мешает_.
- Она никогда со мной не говорила на счет своей болезни – она скрывала или врала. Просто просила, чтобы я не волновался.
Я молчал. Мне нечего было ему ответить: моя мать всегда говорила мне правду…
- Почему именно мама? – Антон приподнял голову и посмотрел куда-то на стену, на отбрасываемые нами тени, - Почему именно она?
Его глаза подозрительно блестели, он кусал свои губы, и все, что он хотел скрыть – я видел. Видел любовь, боль, готовность сделать здесь и сейчас любую глупость, только чтобы не было этой «несправедливости». Ради нее. Только ради нее он здесь. Даже если я думаю иначе и принуждаю его остаться рядом со мной – Антон идет на это только из-за…
Звереныш все-таки всхлипнул. Я отвернулся от него и посмотрел на свои руки.
- Я помогу ей, - мне хотелось произнести не это.
Антон резко повернулся на диване, так, что пружины скрипнули. Мне не нужно было смотреть на него, чтобы увидеть полный надежды взгляд. Сейчас он воспринимал меня равным Богу: я мог все, даже если это было невыполнимо. Мальчишке надо просто во что-то верить: в доброго деда мороза, в сказочную фею, в меня... Я улыбнулся этой мысли.
Звереныш истолковал мою улыбку по-своему:
- Ты врешь. Ты ничего не собираешься делать! – он опасно повысил голос на меня.
Я все-таки посмотрел на него. Он был так близко и его глаза, наполненные слезами, казались огромными. Я протянул руку и коснулся лица мальчика. Именно в этот момент его слезы потекли из глаз, и на мою руку упало несколько капель. Я медленно отвел ее от его лица. Пальцы блестели от слез мальчика, и я смотрел на них. И ничего не мог поделать.
- Я положу ее в больницу. Не уверен, что такие операции делают у нас: скорее всего, придется договариваться с иностранной клиникой.
Лицо Антона приобрело мучнисто-белый оттенок. Это было видно даже при таком скудном освещении.
- Завтра я дам распоряжение узнать, какие больницы проводят необходимое для нее лечение. Загранпаспорта у твоей… матери… естественно, нет. Надо…
- Егор… - мальчик легко коснулся моего плеча.
Я вздрогнул и отшатнулся от него, чуть ли не упав на подлокотник дивана. Антон стоял на коленях, протянув ко мне руку. Я не понимал, что он от меня хочет.
Мои ладони мгновенно вспотели, и в ушах стал отдаваться пульс. Илья в моей комнате выключил телевизор и включил какую-то зарубежную попсу. Лирическую зарубежную попсу.
- Егор, - Антон словно не замечал, что он… делает, - ты… правда? Да? Ты не врал?
- Нет, - это все, что я способен был сказать.
Хотя на самом деле… Я так и не попил, когда выходил. Внезапно жажда стала почти мучительной.
Мальчик придвинулся еще ближе ко мне. Его карие глаза были около моего лица.
- Спасибо.
Я попытался сглотнуть, но слюна стала вязкой, словно у меня во рту ком отвратительной слизи.
- Я делаю это не бесплатно, - мой шепот был жалок.
- У нас нет денег, - повторил свою давнюю фразу звереныш. Он все еще не отодвинулся от меня.
- Мне нужны не деньги.
Мне нужна твоя душа.
- А… что?
Я протянул руку и коснулся волос мальчика. Погладил его по виску. Не встречая никакого сопротивления, мои пальцы легли на затылок звереныша и… я закашлялся. Кашель был настолько сильным, что меня стало мутить. Я не мог сглотнуть: слюны стало так много, что она потекла изо рта.
Антон расширившимися от испуга глазами смотрел на меня. Кажется, в них я видел промелькнувшую жалость…
Я зажал рот руками, все еще давясь кашлем, и попытался встать. Нога неловко подвернулась, я упал на ковер. Мне пришлось опереться одной рукой об пол. По подбородку текло, от чего тошнота подкатывала к самому горлу, и я понял, что если сейчас же не уйду отсюда, то меня вывернет прямо на ковер.
- Егор! – мальчик потянулся ко мне, видимо, желая мне помочь.
Я отшатнулся, почти упал, но нашел в себе силы подняться.
- Егор!
Зажимая рот, я выбежал из комнаты звереныша. Мне хотелось только добраться до уборной, потому что я не мог больше терпеть.
Видимо, привлеченный моим кашлем, из комнаты вышел Илья. Я чуть не сбил его с ног.
- Что случилось? – успел спросить рыжий, хватаясь за дверной косяк, чтобы не упасть.
Что мне надо было ему ответить? Как объяснить, что со мной творится, что я испытываю? Он же не способен понять! Он никогда не жил так, как я… никогда не мучился так, как я. Никогда…
В туалете я упал на колени перед унитазом и меня стошнило. На лбу выступила испарина, мне стоило определенных усилий стоять, держась за сливной бачок.
- Что с тобой? – на мои плечи опустились руки Ильи.
Они были теплыми, он слегка поглаживал меня, словно успокаивая. Но я и так спокоен, мне просто плохо.
- Егор, что с тобой творится?
Я только мотнул головой. О чем тут же пожалел: желудок скрутило и меня снова вырвало. На этот раз спазмы не прошли так быстро.
Я наклонился и, наверное, упал бы, но Илья придержал меня.
- Хочешь я вызову скорую?
Я снова качнул головой. И чуть не потерял сознание: тошнота стала настолько сильна, что я был близок к обмороку.
Илья заметил это и сел на корточки рядом, прижался, чуть опустил мою голову рукой:
- Наклонись, дыши глубоко. Давай… Егор! Дыши!
Я стал дышать. Мне надо было только следовать тем советам, что давал рыжий. И все…
- Вот так. Умница, - Илья ласково погладил меня по спине, - Давай еще, глубже…
Мне постепенно становилось легче.
В коридоре послышались шаги, и я услышал голос Антона – он обратился к Илье:
- С ним все будет хорошо?
Я чуть не рассмеялся: какая трогательная забота. О себе! Его же не волнует, что мне плохо! Ему просто плевать на это и при других обстоятельствах – да, хоть бы и сдох! Но сейчас… сейчас на кон поставлена его мамочка, ее гребаная жизнь, которая стоит гораздо – гораздо! – больше моей.
Чуть было успокоившаяся тошнота снова подкатила к горлу. И я схватился за ободок унитаза, опять склоняясь над ним. Желудок скручивали спазмы, но рвать было уже нечем.
- Идиот! – заорал Илья, и я не сразу понял, что он обращается не ко мне. Мне правда было плохо. – Идиот! Видишь, что ты наделал?!
- Я… - голос звереныша звучал растерянно, - я ничего не сделал.
- Конечно, не сделал! Я говорил тебе убираться! Говорил же! А теперь ему плохо! Да, ему никогда так хреново не было!
- Я…
- Принеси воды, придурок! Живо!
Судя по удаляющимся шагам, звереныш решил внять «просьбе» Ильи.
Рыжий еще раз погладил меня по спине:
- Сейчас тебе станет легче. Давай я его выгоню?
Сквозь рвотные спазмы я сумел прохрипеть:
- Не смей… не смей… рас… распоряжаться… в моем… доме…
- Но ты же видишь, что он делает!
- Это… не он.
Подошел Антон и рыжий – судя по возгласу мальчика - буквально выдернул у него из рук стакан с водой, чудом не расплескав содержимое. Я с усилием разжал пальцы, отпуская унитаз, и привалился спиной к стене.
Илья поднес стакан к моим губам. Стекло неприятно ударилось о зубы. Я сделал несколько глотков и отвел руку рыжего дрожащими пальцами.
Сквозь выступившие от рвоты слезы, я посмотрел на Антона.
Он стоял в дверях и переминался с ноги на ногу.
- Это – я.
Илья удивленно взглянул на меня:
- Что - ты?
Я промолчал. В том, что сейчас случилось, нет вины Антона: виноват только я. Вернее причина во_мне, а не в звереныше. Он_потянулся_ко_мне, и я_не_смог.
- Егор? – Илья отвел с моего лба прядь волос.
Я устало прикрыл глаза. Уже поздно.
- Егор, что…
Я не дал договорить Илье, обратившись к мальчику:
- Антон, иди спать.
Мне не ответили, и я открыл глаза, пытаясь сосредоточиться на немного расплывающемся силуэте звереныша.
Мальчик все еще стоял в дверях, его голова была виновата опущена. Он молчал.
- Антон, иди спать, - повторил я. Потом, чуть подумав, добавил, - Пожалуйста.
От моих слов мальчик вздрогнул. Он повернулся, чтобы уйти, но остановился и тихо произнес:
- Прости, если я сделал что-то не так, - он вздохнул, словно переводя дыхание, - Ты… не откажешься от своих слов?
Это было лишним. Я не знаю, откуда у меня взялись силы, но я вскочил с пола, оттолкнув Илью так, что он отлетел, ударившись об унитаз.
Оказавшись около звереныша, я схватил его за ворот майки, резко дернув на себя. Мальчик не ожидал этого, его ноги неуклюже запутались и он чуть не упал на меня. Карие глаза смотрели мне в лицо с откровенным испугом.
Я хотел ответить Антону, я очень хотел, но вместо этого… ударил его. Так сильно, как только смог. Кулаком. По лицу.
Мальчик вскрикнул, закрываясь руками. Из его носа по губам и подбородку потекла кровь. Я замахнулся еще раз, но остановился, просто оттолкнув Антона от себя. Он не удержался на ногах и осел на пол. Сквозь прижатые к лицу пальцы на паркет падали красные капли.
- Я сказал: иди спать. Тебе что-нибудь не ясно, Антон? – мне даже хватило воздуха на такую длинную фразу, - Поднимайся!
Ко мне подошел Илья. Он молча оперся плечом о стену и посмотрел на мальчика. Он очень разумно не вмешивался в… мои методы воспитания. Даже если и не понимал мотивов меня побуждающих. Я внезапно хихикнул. Меня возбуждающих.
Илья и мальчик посмотрели на меня. И мне стало совсем смешно. Я не стану отчитываться ни перед кем из них. Не сдерживаясь, я рассмеялся. От того, что мой смех казался неуместным – мне становилось еще смешнее.
Но надо было вернуться к нашим баранам. Отсмеявшись, вытирая слезы с глаз, я поинтересовался у звереныша:
- Ты долго собираешься так сидеть? Может ты хочешь, чтобы я простоял над тобой всю ночь? Ты этого хочешь?
Я наклонился над испуганным мальчиком:
- Я не твоя гребаная мамочка, понял?!
Звереныш хотел что-то мне ответить, но неожиданно икнул. Его руки сильнее прижались к лицу. Словно это могло ему чем-то помочь или, наконец-то, остановить эту чертову кровь!
Теперь меня раздражало все!
- Встал!
Антон завозился, пытаясь подняться. Слишком долго. Я, психанув, ударил его в бок ногой. Мальчик, поднявшийся к этому времени на колени, упал на пол, ударившись спиной.
Я сделал шаг к нему, и на мое плечо легла чья-то рука. Я не сразу сообразил, что это может быть только Илья. Поворачиваясь к рыжему лицом, я видимо выглядел так, что он отшатнулся от меня и… промолчал, примирительно поднимая вверх руки.
- Отлично, Илья. Ты умный мальчик, - я снова повернулся к Антону, скорчившемуся на полу около стены, - Вставай, или я – клянусь – я так подниму тебя, что ты неделю ходить не сможешь. Более того…
Звереныш вскинул на меня испуганный глаза:
- Не надо! – его голос дрожал, - Не надо!!!
- Убирайся!
- Я могу открыть входную дверь, - произнес Илья.
Он даже шагнул по направлению к прихожей, но я толчком в грудь, отбросил его к стене.
- Убирайся в свою комнату! – и, поворачиваясь к рыжему, цедя сквозь зубы, - А ты – убирайся в мою комнату! Сейчас же! Оба! Пошли вон!
Со мной решили не спорить: Илья, пожав плечами, ушел сразу, а звереныш…
Я вздернул его вверх, взяв под локоть. Мальчик, стараясь не упасть и одновременно держаться подальше от меня, оперся о стену рукой, оставляя на обоях кровавый след.
Я наклонился к уху Антона, почти прошипев в него:
- Повторю: когда я что-то приказываю тебе, ты должен это выполнять. Даже если выпрыгнуть из окна – пойти и сделать. Иначе я не только тебе все кости переломаю, но и… Ты понимаешь, о чем я говорю?
Мальчик слабо кивнул. В его глазах стояли слезы. Мне это нравилось. Теперь все было правильно. Теперь все вещи находились на своих _вожделенных_ местах.
- Убирайся, - я оттолкнул Антона от себя, - А это за испорченные обои.
Я поднял ногу и пнул звереныша в живот.
Получилось забавно: мальчишка отлетел от меня прямо к двери своей комнаты, буквально ввалившись туда, умудрившись при этом споткнуться об порог.
Я несколько раз глубоко вздохнул. Оттер с подбородка остатки вязкой слюны и несколько прилипших крошек – наверное, оставшиеся после рвоты.
- Вы все меня достали! – громко произнес я, - Теперь каждый будет делать то, что я скажу!
Я посмотрел на мальчика, сумевшего встать на колени. Подошел к нему. Антон закрылся от меня руками, ожидая еще одного удара: одной он прикрывал голову, а второй – живот.
Парень быстро учится. Ему бы еще научиться вовремя убираться с моих глаз! Я не стал его бить еще раз: просто толкнул рукой, окончательно впихивая в комнату и захлопывая дверь.
Теперь Илья.
Илья был в моей комнате. Сидел на подлокотнике кресла и с интересом смотрел на меня. Все еще играла музыка, от плохого настроения, которое было у него накануне, не осталось и следа. Он забавлялся? Я не знал, и знать не хотел.
- Раздевайся.
Рыжий приподнял одну бровь:
- Совсем?
- Ты уловил суть.
Я подцепил пальцами края своих пижамных брюк, стащил их с себя, отшвыривая в сторону. На мне теперь не было абсолютно ничего.
Илья похабно улыбнулся и встал:
- Да, как прикажете, мамочка.
Последнее слово резануло мой слух, и я шагнул к рыжему:
- Ты пожалеешь о том, что только что сказал.
- Я надеюсь на это.
Я наклонился к его лицу и грубо поцеловал в ухмыляющийся рот. Илья ответил на поцелуй, впрочем, это не помешало ему через несколько секунд прокусить мою губу.
- Ублюдок, - прошептал я, отстраняясь.
- О да, - ответил рыжий, вскидывая руки на плечи, практически повисая на мне, - Если для того, чтобы ты любил меня, надо избить эту тварюшку – ты знаешь, кто всегда в твоем распоряжении.
Я снова поцеловал его, заставив заткнуться.
Сейчас мне не хотелось разговаривать.
Илья чуть откинул голову назад, разрывая поцелуй:
- Такой ты мне нравишься больше.
- Заткнись.
- Что мне за это будет?
Я положил свою руку на пах рыжего и сжал пальцы. Илья охнул и переступил с ноги на ногу:
- Понял, понял.
Я немного расслабил руку и рыжий потерся об нее той самой частью тела, в которой сосредотачивались сейчас все его мозги.
Свободной рукой я погладил Илью по голове, потянул за непослушную прядку, свешивающуюся на его лоб.
- Разделять и властвовать – это моя привилегия.
- Окей.
- Тогда раздевайся.
Илья отстранился от меня и отошел к кровати, на ходу стаскивая с себя одежду.
Ты думал, что не будешь плакать, что все просто? Ты, конечно, можешь убежать, но… никто еще не уходил от меня _сам_.
Передо мной стоял полностью обнаженный Илья. Он улыбался. И я тоже улыбнулся ему.
А теперь посиди и подумай, пока _я_ буду трахаться.

 Отправлено: 12.07.09 15:57. Заголовок: Следующие полторы не..

Следующие полторы недели стали для меня настоящим испытанием. Не раз, в течение этого времени, я хотел все бросить, и забрать данное зверенышу обещание на счет его матери. Потому что это уже было верхом наглости: я наивно полагал, что всей документацией займется мой генеральный директор. Однако Кирилл сослался на непонимание и занятость. В результате вся бюрократия легла на мои плечи: общение с агентами от различных благотворительных организаций, главными врачами клиник, посредниками (не общаться же мне самому с ошалевшей от неожиданного предложения сделать дорогостоящую операцию матерью Антона), паспортным столом, представителем немецкого кардиологического центра…
Я был готов выместить все свое раздражение на звереныше и Илье. Но добираясь домой, в лучшем случае к десяти вечера, был так измотан, что сил хватало лишь на ужин, заботливо поставленный передо мной Ильей. После я шел к себе в комнату, падал на кровать как был в одежде и сразу же засыпал. Впрочем, когда я просыпался утром, то был раздет и укрыт одеялом.
Забота рыжего трогала меня, и я старался не срываться на нем.
Звереныша на эти дни я выпустил из вида. Мне было некогда даже зайти в его комнату, посмотреть, чем он занимается.
Как оказалось, зря.
В мое вынужденное отсутствие дом превратился в арену боевых действий. И если я не слышал звуков перестрелки, то это ничего не меняло.
После того вечера, когда я ударил Антона, Илья подозрительно притих, перестав доставать меня своей внезапно взыгравшей ревностью и плохим настроением. Как выяснилось чуть позже, рыжий нашел объект попроще для своих издевательств – Антона. И учитывая характер мальчишки, тот не остался в долгу.
На меня же они почти не обращали никакого внимания, увлеченные своим противостоянием. Бесконечные перепалки по поводу дурно приготовленной еды, бардака в квартире, паразитического образа жизни, распределения домашних обязанностей, постепенно набирали обороты.
Я не вмешивался, предпочитая оставаться, в силу своей усталости, в стороне. И я не запрещал Антону не уважать Илью. Если честно, то мне было абсолютно все равно, уживутся ли эти двое или нет. Рыжего было уже не переделать, а Антон… он знал свое место. Знал, что если он посмеет сказать хоть слово, которое меня расстроит, то его дорогая – в прямом смысле этого слова - мамочка будет далеко и надолго послана вместе со своими проблемами, которые успели стать и моими.
Поэтому звереныш в моем присутствии замолкал, опуская голову, и старался исчезнуть в своей комнате.
Апогей «междоусобной распри» был достигнут сегодня, когда вернувшись домой с работы, я услышал громкую музыку выходя из дверей лифта. И мне сначала даже в голову не могло прийти, что этот шум доносится из моей квартиры.
Зайдя внутрь, даже не повесив свое пальто на вешалку, а просто бросив его на пол, я прошел в комнату звереныша, потому что именно оттуда и слышалась музыка.
Переступив через ее порог, я увидел Илью, который орал на мальчика, пытаясь перекричать слова какой-то идиотской песни, которая доносилась из включенного на полную мощность музыкального центра. Почему рыжий просто не выключил его, осталось для меня загадкой.
Антон, зажав уши руками и зажмурив глаза, прыгал на своей кровати. Он отталкивался от пружинящего матраса, как от батута, его губы шевелились и, наверное, он что-то говорил, или пел, но его голос я был просто не способен услышать в этом ужасном шуме.
Если честно, то я сначала растерялся, все мысли покинули мою голову, и оставалось только стоять и смотреть на все это безобразие.
Впрочем, собравшись с силами и оторвавшись от созерцания прыгающего зайцем создания – назвать его сейчас моим зверенышем я не смог - я пересек комнату и выключил звук музыкального центра.
Стало немного легче, но только немного. Потому что Илья продолжал орать на Антона уже по инерции, а тот в свою очередь продолжал прыгать, фальшиво подпевая выключенной песне.
- Что здесь происходит? – вкрадчиво поинтересовался я, рискуя быть неуслышанным.
Но Илья тут же обернулся и сердито посмотрел в мою сторону, прекратив, к моему вящему облегчению, вопить:
- А ты не видишь? – его голос был полон праведного возмущения.
- К сожалению, нет, - я пытался не торопиться с поспешными выводами, чтобы не дать себе повода для какого-либо необдуманного поступка, о котором могу впоследствии пожалеть, - Я только слышу… Антон!!! Твою мать!..
Звереныш вздрогнул, открыл глаза и, сделав еще несколько прыжков, остановился, замолкая.
Я снова перевел взгляд на Илью.
- Что здесь происходит… - рыжий повторил мои слова и тут же с жаром продолжил, - Он здесь происходит!
Слегка подрагивающий палец моего любовника указал на Антона, который с растерянным видом опустился на кровать, поджимая под себя ноги.
- Он здесь происходит давно, - я устало потер переносицу.
- Да, но обнаглел окончательно он только сейчас! – продолжал негодовать Илья.
- Я должен переспросить, что происходит?
- Я должен повторить…
- Илья, не испытывай мое терпение. Оно не так безгранично, как вам обоим кажется, - я действительно устал, раз пытался мирно договориться с Ильей.
- Не злись.
- Так не накручивай меня! И без вас был довольно напряженный день, – тут я повернулся к притихшему мальчику, - Твоими делами, между прочим, занимался.
Это было упреком: на большее я сейчас был не способен.
Антон опустил голову.
- Ты бы лучше занимался своими делами, - буркнул Илья.
- Что ты имеешь ввиду?
- То, что эта сволочь достала уже! Он выкинул то, что я приготовил в мусорное ведро, он налил в мою обувь клей…, - только сейчас я заметил, что в руках у рыжего были туфли, которыми он не преминул помахать у меня перед носом, - Он поцарапал меня, в конце концов!!!
Я вопросительно приподнял бровь и посмотрел на Антона. Мальчик молча разглядывал кончики своих носков.
- Теперь мне надо упрашивать и тебя, ответить, в чем дело?
- Нет, - тихо произнес звереныш.
- Тогда я жду.
- Я…
- Ты сволочь!
- Илья, прекрати! – я буду спокоен, им не вывести меня из себя, - Вообще, что ты тут делаешь? Я же тебя просил не заходить сюда!
- Но он!..
- Это не оправдание. Ты давно мог рассказать мне о том, что происходит - я бы все уладил.
- Я думал, что справлюсь!
- Думать вредно. Но теперь это уже не твоя проблема. Иди, я поговорю с Антоном.
- Это моя проблема, ведь именно мои туфли теперь можно выкинуть на помойку!
- Я тебе новые куплю, - тяжело вздохнув, я показал рыжему на дверь.
- Не разговаривай со мной как с ребенком!
- Илья… Я устал, я раздражен…
- Ты раздражен?
- Да, я раздражен, черт бы вас побрал! Так что займись своими делами!
- Он из тебя веревки вьет, - пробурчал Илья, видя, что я действительно начинаю сердиться, и вышел из комнаты.
Дай Бог терпения…
- Итак? – спросил я, едва за рыжим захлопнулась дверь.
- Он придирается ко мне.
- Ты действительно сделал то, о чем говорил Илья?
- Да, - голова звереныша опустилась еще ниже: он вообще предпочитал не смотреть на меня.
- Я хочу услышать объяснение, - мальчик резко поднял голову и я уточнил, - «он придирается ко мне» - это не объяснение.
Антон сник.
- Он все время издевается надо мной, толкается… Еду, которую он мне приносит – ее невозможно есть!
- Илья хорошо готовит, - заметил я.
- Видимо, для меня он делает исключение.
- Ясно.
- Ты не говорил мне, что я должен молчать, если он задирает меня!
Я решил не придираться сейчас к его словам, хотя мне очень хотелось поинтересоваться: что значит «если он меня задирает»? Намек на то, что и… я его задираю? Я?!
- Ладно, - я устало опустился на диван, и уткнулся лбом в подставленные руки.
Мальчик подошел ко мне и встал напротив. По его виду я понял, что он ждет продолжения. Но я слишком устал, чтобы ругать или ругаться.
- Расслабься. Я поговорю с ним, - произнес я, смотря сквозь пальцы на звереныша.
- Не будешь ругать меня?
- Нет.
- А бить?
- Антон, - я откинулся на спинку дивана, - не провоцируй меня, пожалуйста.
Мальчик сдержанно кивнул.
Я некоторое время внимательно смотрел на него. Заслуживает ли он того, чтобы узнать про свою мать или лучше еще немного подержать его в неведении?
- Я сегодня окончательно договорился с немецкой клиникой по поводу операции для твоей матери.
Антон вздрогнул и сделал несколько шагов назад, уперевшись спиной в стол, стоящий около окна:
- Операции? Немецкой?
- Да, - ответил я сразу на оба вопроса, - Насколько я знаю, она уже поставлена в известность и завтра подпишет все необходимые документы.
Звереныш медленно опустился на краешек стола. На его лице ясно читалось выражение растерянности и… чего-то еще. Возможно, это был страх.
- Когда она уедет? – его вопрос был очень осторожен, как-будто я мог не ответить ему на него.
Я действительно мог так сделать. Только, с недавнего времени, меня совсем это не радовало. Я вообще не понимал, почему поступаю так или иначе, потом мучительно сожалея о содеянном. Мучительно. Сожалея. Мучительно. Желая. Иного.
- Скорее всего, на следующей неделе, - я немного помолчал и добавил, - Но она не хотела уезжать из города: она все еще надеется, что ты вернешься.
В глазах Антона заблестели слезы:
- Можно мне передать ей записку? – его пальцы стиснули край стола.
- Ты уже спрашивал об этом – нет, - я никогда не позволю тебе обрести подобный козырь: ты станешь сильнее, а что останется мне, кроме твоего стремления отказаться ото всего, ради нее?
- А увидеть? Хотя бы увидеть! Ну, хоть издали!.. Пожалуйста, Егор, ну, пожалуйста!!!
Я не спешил с ответом. Антон в возбуждении соскочил со стола, порывисто подбежал, опускаясь на колени передо мной, и заглянул мне в глаза. Маленький и невинный. Такой умный и глупый. Дрожащий от своих желаний, не подразумевающих страсть или любовь. Любящий не меня.
Он не плакал, но по его щекам текли слезы. Он не плакал: мой Антон не мог плакать, никогда, только не он, только не по такому поводу. Это было просто… что? Я не знал, и сердце болезненно замирало. Нам так и не удасться договориться?
Я провел пальцами по обивке дивана.
Антон не заметил этого. Что это могло значить для него, чтобы он замечал такие обыкновенные жесты? Сколько еще времени должно пройти, чтобы он научился – научился пользоваться тем, что я готов ему предоставить. Добровольно. Да. Пожалуй, так.
- Егор… - мое имя прозвучало, как стон и в другое время это мне бы понравилось.
Но не сейчас: его приоткрытые губы все еще просили за _нее_.
- Не заставляй меня повторяться, - ткань дивана неприятно грела мои руки, делая влажными ладони.
- Но…
- Нет, - я не знал, как еще мне поставить точку. Потому что сопротивляться ему становилось все сложнее.
- А если она умрет?! – в отчаянии воскликнул мальчик.
Это было бы замечательно. Но произнес совершенно другое:
- Что ты от меня хочешь? Я не Бог!
- Я понимаю, понимаю, - Антон на коленях приблизился ко мне, - Но я так боюсь…
Он неожиданно громко всхлипнул и поднес руку к своему лицу, вытирая мокрые щеки и удивленно смотря на свою ладонь.
- …боюсь, что больше не увижу ее живой, - добавил он тихо.
- Все возможно, - мне хотелось сказать что-то гадкое. Что я и делал: я говорил то, чего он так боялся. В моем доме никто никого не станет жалеть. Никогда.
Антон осел на пятки, бессильно опуская руки:
- Почему ты такой жестокий? Что я… что мы тебе сделали?
В какой-то момент мне показалось, что звереныш имеет в виду себя и тех, кто был в моей жизни, кто появлялся на короткий промежуток времени, чтобы потом пропасть навсегда. Откуда он узнал?
Но потом я понял, о чем говорит мальчик. Вернее, о ком.
И его лицо исказилось в гримасе невыносимой горечи – невозможности что-либо изменить и достучаться до меня. Я не мог на это смотреть. Не мог это выслушивать.
Резко встав, я прошел за спину сидящего мальчика. Опираясь на холодный подоконник, такой приятный после обжигающего бархата дивана, я посмотрел на черное небо. Там все так же не было звезд. Так давно – когда-то – я их видел.
- Я жестокий? Тот, кто потратил на твою чертову мать столько времени, нервов и денег?! – мне захотелось побиться головой об стену, - Или ты думаешь, что мне это обошлось бесплатно? Во всех смыслах, бесплатно?!
Развернувшись, я уставился на мальчика. Я был вправе требовать от него ответ.
- Я не просил тебя! – выкрикнул Антон, напряженно смотря на диван, туда, где недавно я сидел, - Ты сам все решил! Я не понимаю, зачем ты вообще это затеял!
Я знал, что он имел в виду, но рассердился:
- Мне все отменить? Вернуть тебя в мой дом и обращаться с тобой как с вшивой собакой?! Я могу! Только дай мне повод!
На самом деле мне было очень горько и обидно. Возможно, не больше, чем зверенышу, но кто сейчас говорил о его чувствах?
- Не надо, - тихо произнес Антон, опуская голову.
- Я тоже думаю, что не надо! Ты все-таки довел меня: я хотел порадовать тебя, дать надежду, но ты, видимо, ничего не заслуживаешь!
Я видел, как звереныш спрятал свое лицо в ладонях. А после его пальцы скользнули на затылок, путаясь в волосах.
- Она же моя мама… Как ты не понимаешь… - он, как-то боком, опустился с пяток на пол, - Если бы это была твоя мама, разве ты бы не волновался?
Я медленно подошел к Антону:
- Что ты сказал? – хотелось взять его за плечи и как следует встряхнуть. Или закричать.
Мальчик испуганно повернулся ко мне:
- Что?
- Что ты только сказал про мою мать? Я бы волновался? За нее?!
Тут я неожиданно расхохотался. И не смог остановиться. Я бы волновался за ту, которая издевалась надо мной?! Била меня головой об стены, душила, связывала, насиловала… Я должен был волноваться за нее?! За то, как она взяла кухонный нож и хотела искалечить меня?!
- Егор…
- Ты ни хрена не понимаешь, - только и смог сквозь смех проговорить я.
На лице мальчика отразилось непонимание:
- Что такого я сказал?
- Я ненавидел свою мать! – отворачиваясь к окну, произнес я, - Я ненавидел и боялся ее… Ее рук, ее голоса… Ты не представляешь, что я испытывал к ней!
Антон молчал. Ему нечего было добавить к моей ненависти. Некому было добавить…
Я запустил пальцы в свои волосы и с силой потянул за них.
Моей спины коснулась теплая ладошка. Она несколько раз прошлась вдоль позвоночника, между лопаток. Я замер, не зная, как реагировать. Но замешательство было недолгим: он жалел меня.
Я повернулся к зверенышу, и мальчик отдернул от меня руку.
- Не смей больше делать так. Или я убью тебя, - тихо сказал я.
Звереныш прижал руки к своей груди.
- Прости… я не знал…
В его глазах было мучительное для меня понимание. Хотя… что он мог понять? Его никогда не выворачивали наизнанку, не убивали. Он никогда не задумывался, будучи еще ребенком, об изнасиловании, как о чем-то гуманном: потому что, когда насилуют – это не так больно, как когда твою руку прижимают к раскаленной камфорке. Он не понимает, как это признаться маме, что у тебя болит зуб. Я с силой сжал кулаки. Когда тебе в рот лезут руками и пытаются подцепить этот зуб пальцами, раскачивают его и больно так, что ты готов на все, лишь бы это прекратилось. Это прекращается, но совсем ненадолго, потому что твой палач – да, именно так! - потом вспоминает, что где-то у отца была дрель… Такого ужаса я не испытывал никогда… никогда больше…
- Ты ничего не знаешь, - я обессилено прикрыл глаза. Прогнать свои воспоминания… Если бы мне это удалось, стал бы я немного счастливее?
- То, что я делаю для тебя… для нее… ты хоть представляешь, каково мне при этом?!
Это был риторический вопрос, и я не ждал на него ответа.
Да, звереныш и так молчал. А я чувствовал себя разбитым и больным. Старым.
- Я не дам тебе увидеться со своей матерью. Потому что я ее ненавижу. Я их всех ненавижу.
С этими словами я вышел из комнаты. Почему каждый разговор с мальчишкой превращается для меня в пытку китайскую?!
Ужасно хотелось пить, и я прошел в кухню. На ее пороге мне встретился Илья.
Он внимательно посмотрел на меня и покачал головой:
- Вот об этом я и говорил: он вьет из тебя веревки и вообще творит все, что хочет.
- Отстань.
- Да, счаз! Когда у тебя такое выражение лица?
- Именно когда у меня такое выражение лица! – я налил в стакан воды и залпом выпил, чуть не подавившись.
Илья не сводил с меня глаз, следя за каждым движением. Он не упускал ничего. Он умел анализировать и играть на том, что могло бы принести для него выгоду. Хотел бы я знать, что он предпримет на этот раз.
- Тебе надо отвлечься.
- Естественно, с тобой, - я поставил стакан на стол.
- Ты сам это сказал, - рыжий подошел и коснулся его края, провел по ободку, а после облизал свои пальцы.
Кажется, это называется «не прямой поцелуй». Зачем?
- Уже жалею, - произнес я, наблюдая за тем, как Илья с интересом разглядывает стеклянные бока стакана с той стороны, где остался отпечаток моих губ.
- Хорошо. Тогда я предлагаю нам втроем сходить в какой-нибудь отвязный клуб.
Это было неожиданно и как-то… угрожающе.
- Из твоих уст это звучит страшно.
- Надо сменить обстановку: ты же изводишь себя. Думаешь, я не вижу, как ты мучаешься? – оставив в покое стакан, Илья скрестил руки на своей груди и посмотрел на меня.
- А ты видишь? - почему ты видишь, а он – нет?
- Да. И пытаюсь заботиться о тебе.
- Против моей воли…
- Это уже издержки нашего с тобой общения.
- Ну конечно… - я покачал головой, устало прикрывая глаза.
- Егор, я буду тебя доставать, пока ты со мной не согласишься.
Я потер веки и мотнул головой, пытаясь прогнать внезапно навалившуюся сонливость.
- Ты еще и его хочешь потащить? – как-то обреченно произнес я. На самом деле, я понимал, что Илья прав: мне надо сменить обстановку, иначе… я еще больше сойду с ума. Некоторые вещи – и дальше – было глупо отрицать.
- Ага. Ты же без него только и будешь, что заниматься самокопанием. А так… - Илья махнул рукой. Иногда его жесты притягивали мое внимание.
- А так не буду.
- Точно. И я готов тебя угова…
Если я сейчас не соглашусь с ним, то разговор затянется. Рыжий будет нудеть даже в постели…
- Я согласен.
- … - Илья удивленно посмотрел на меня, заправляя за уши рыжие пряди и обхватывая руками свою шею.
- Что?
- Ты согласен?! Я не ослышался?
Я вздохнул и коснулся пустого стакана, все еще стоящего на столе:
- Нет, Илья, у тебя на редкость хороший слух.
Илья только покачал головой:
- Я поражен. Тогда… завтра? – на его лице читалась сложная гамма чувств.
И – да – он не мог поверить, что так быстро уговорил меня.
- Хорошо, - просто ответил я, в последний раз проведя пальцами по стеклянному боку стакана, и вышел из кухни.
В коридоре я встретил звереныша с чуть припухшими глазами. Антон плакал. Из-за нее. Он опустил голову и собирался прошмыгнуть мимо меня, но я поймал его за рукав майки:
- Ты куда? – мальчик вздрогнул.
- В ванну. Можно? – он явно робел передо мной, и мне стало почти стыдно.
В конце концов, он не виноват, что у него такая мать.
- Можно, - ответил я, отпуская его рукав.
Из кухни вышел Илья. Он чему-то улыбался, прижимая пальцы к губам, но как только его взгляд упал на мальчика, рыжий помрачнел.
- Чувствует себя, как дома, - пробурчал он, - В ванну?
Илья смотрел на звереныша почти с ненавистью, потом перевел взгляд на меня:
- Он не просил еще потереть ему спину? Нет? Это будет знаменательный день! И ты – ты! – не откажешься!
Звереныш тут же ощетинился:
- Вот! Он ко мне постоянно лезет! Я его даже не трогал!
- Да уж, слава Богу! Если бы еще и трогал… - рыжий красноречиво провел ребром ладони по своему горлу.
- Прекратите! Илья, не лезь к нему. Очень тебя прошу, - последние слова я произнес с особым нажимом.
- Почему я должен уступать?!
- Потому что ты хочешь пойти завтра в клуб! – где мне взять сил, чтобы переспорить этого…
- Клуб? – звереныш удивленно посмотрел на меня.
- Да, - я помассировал висок, - Илья считает, что смена обстановки будет всем на пользу.
- Будет на пользу тебе, - поправил меня рыжий, - но если мы пойдем, то мне все равно, как ты это назовешь.
- Я тоже? – глаза мальчика удивленно расширились.
- Да.
- Но ты ведь… я…
- Все будет хорошо, - многозначительно произнес я, понимая, что он хочет сказать. Но не при Илье же!
- Я не хочу!
- А тебя никто и не спрашивает! – взвился рыжий, - Если из-за тебя Егор не пойдет… урою!
- Я не обязан! Не хочу!
- Плевать - пойдешь!
- Нет!
- Да!!!
- Заткнитесь! – я больше не мог этого выносить и, растолкав в стороны рыжего и звереныша, прошел мимо них.
- Так мы завтра?.. – начал было Илья, но я его не дослушал, оборачиваясь на пороге своей комнаты.
- Да!
- Можно мне не идти? – робко спросил звереныш.
- Нет! Я больше не желаю разговаривать до завтра ни с кем из вас! Оставьте меня в покое!
С этими словами я захлопнул дверь комнаты, оставляя Илью и Антона в коридоре. Что, впрочем, не помешало им продолжить перепалку: я слышал, как они препираются даже после того, как разделся и, наконец-то, лег в вожделенную постель.
И я думал, что совершенно не знаю, кого из них мне бы хотелось избить сильнее.

 Отправлено: 13.07.09 17:29. Заголовок: это мой 2-ой ориджин..

это мой 2-ой ориджинал, но очень понравилось. хотя местами было жестоко. Больше мне Егора жалко, его так мучили.....хорошо хоть рыжии его не пускает, он на него как успокоительное действует. Антон молодец!!! жду проды и тихо надеюсь все же на хаппи-енд, хотя в него вериться сс трудом. но как говориться надежда умирает последней..........................

 Отправлено: 03.08.09 04:38. Заголовок: автор ну где вы?????..

автор ну где вы?????на таком месте и пропасть ................. вернитесь..

 Отправлено: 16.09.09 10:12. Заголовок: …Свою ошибку я понял..

…Свою ошибку я понял слишком поздно: мне нужно было еще дома поинтересоваться, куда мы поедем. Но, положившись на Илью, я поступил неразумно.
Не сел за руль машины, не проконтролировал маршрут: мои мысли были заняты иным. Рассматривая сжавшегося около окна звереныша, я на какое-то время выпал из реальности. Которую, в последнее время, стал потрясающе часто терять, падая в свое прошлое.
Мне не нужно даже принижать свои умственные способности: я понимаю все, что происходит. И задаюсь вопросом: сколько у меня еще времени? Сколько осталось дней, часов, минут до того момента, как своеобразный обратный отсчет поставит жирную точку на моем существовании?
Они же не зря стали выползать из темноты, словно крысы, почуяв запах свежего мяса, пугая, заставляя меня кривиться от отвращения.
Сначала мать, потом две моих… игрушки. Их правильнее называть именно так, ибо они – не жертвы. Уже нет…
И, я уверен, за ними подтянутся остальные. Что же будет, когда они _все_ посетят меня?
Илья припарковал машину в одном из темных переулков на окраине города. Я оторвал свой взгляд от мальчика и увидел, что рыжий привез нас именно в тот клуб, где я встретил свой Номер Три. И совпадение с недавними воспоминаниями о нем, уже не показалось мне удивительным. Оно только подтверждало мою догадку.
Я мог бы настоять на другом месте, удивив тем самым ничего не подозревающего Илью, но возить Антона по городу было рискованным делом.
В этом же клубе собирался такой контингент, что вряд ли кто-нибудь обратил бы на мальчика внимание, даже если б его фотографии были расклеены на каждой стене. Политика невмешательства, свободы и безответственности.
И я принял решение остаться здесь.
Когда мы вошли в полуподвальное помещение клуба, Илья светился от счастья: вис на моей руке и говорил, не замолкая, все время отквлекаясь, чтобы поздороваться с кем-нибудь. Мне казалось, что он знал здесь каждую блядь. Начиная с полуголых официанток бара и заканчивая довольно экзотично одетыми молодыми людьми, стоящими вокруг стрип-сцены.
Я сразу направился в сторону, еще в предыдущий раз облюбованного дивана, стоящего в самом углу зала. Здесь было не так много народа и можно было спокойно посидеть и расслабиться. Что собственно мне и хотелось сделать.
Антон поспешил за мной, перебирая своими, ставшими враз неуклюжими, ногами. Он фактически прятался у меня за спиной, спотыкаясь и натыкаясь на меня.
Еще не хватало, чтобы мальчишка повиснул на второй моей руке. От этой мысли меня бросило в дрожь, вызвав ассоциации с курицей наседкой, которая вывела своих цыплят погулять.
Илья заметил, что я напрягся и немного отстранился, заглядывая мне в лицо:
- Что такое? – проорал он, пытаясь перекричать музыку.
Я отрицательно покачал головой, опускаясь на полупустой диван, и освобождаясь от цепляющегося за меня рыжего.
Илья удивленно посмотрел на свою руку, которой я коснулся, разжимая его пальцы, потом небрежно дернул плечом и прокричал:
- Выпить принести?
- Да! – почти выкрикнул я, боясь, что иначе он меня не услышит.
- Сейчас, - рыжий сделал шаг в сторону, но потом обернулся к Антону, - Только боюсь, что молоко тут не продают.
Мальчик сердито нахмурился и опустился рядом со мной на диван, скрещивая руки на груди, и, всем видом давая понять, что он не собирается отвечать на подначивание Ильи.
Я строго взглянул на своего любовника:
- Прекрати! Еще тут ваших ссор не хватало. Ты меня за этим сюда притащил?
Антон бросил на меня быстрый взгляд, а потом торжествующе посмотрел на рыжего. Держу пари, он подумал, что, таким образом, я защищаю его. Хотя я всего лишь сказал то, что имел ввиду: мне хотелось нормально провести время.
Илья, естественно, заметил этот взгляд, но промолчал. Он только внимательно посмотрел на меня. А потом просто повернулся и ушел в сторону бара. C неимоверно прямой спиной и судорожно сжатыми кулаками.
И мне все не удавалось понять: это я его так раздражаю с недавнего времени своим поведением, или мальчик?
На диван опустилась какая-то ожесточенно целующаяся парочка, и Антон заерзал на месте, придвигаясь ко мне поближе.
В конце концов, бок звереныша оказался прижат к моему.
Я чувствовал тепло его худого, угловатого тела: в месте нашего соприкосновения оно вливалось внутрь меня, распространяясь с пугающей быстротой, сосредотачиваясь где-то в районе груди, мучительно пульсируя и мешая думать. Оно старалось вытеснить меня из меня самого. Хуже всего было то, что я понимал: однажды так и произойдет. Но на что жаловаться? Не я ли сам хотел, чтобы это существо стало мной?
Да, конечно, но… я не хотел становиться _им_.
Я посмотрел на мальчика: сегодня он был на удивление красив.
И мне с досадой приходилось признавать, что своим внешним видом Антон обязан Илье. Рыжий хорошо потрудился, создавая антураж мальчишке: полупрозрачная черная рубашка с атласными воротником и манжетами, узкие брюки с серебряными молниями, аккуратные кожаные туфли.
Звереныш казался сейчас не мальчиком пятнадцати лет, а вполне зрелым юношей.
Впечатление от внешнего вида портили только проступающие сквозь прозрачную ткань одежды синяки, которые еще не полностью сошли с его тела.
Винить за это следовало только себя: если я начинал, то не мог остановиться. Большинство людей меня бы не поняло: мне не доставляло удовольствия бить его – я не мог прекратить делать больно себе.
Волосы звереныша были аккуратно причесаны и собраны на затылке в небольшой хвостик. И мне совершенно по-детски хотелось дернуть за него или взъерошить, нарушив идеальный порядок. Естественно я сдерживался.
Как и много раз ранее, я не мог позволить себе настолько откровенных жестов. Бить, наказывать разными способами, было намного привычнее и проще, чем… поддаться такому постыдному искушению, как радоваться близости этого существа.
Я просто наблюдал за Антоном. Мальчик жался ко мне, стараясь не смотреть на сцену, где выступали полуголые девушки и юноши.
Их мимика, жесты, движения отнюдь не были невинными: они раздевали друг друга, ласкали, целовали, имитировали животный секс. А иногда даже и _не_ имитировали, развратно раздвигая ноги перед своими партнерами или партнершами. Влажные спины выгибались дугами, колыхались полные груди, капли пота текли по внутренней стороне бедер – это было почти отвратительно.
Антон мужественно пытался отворачиваться ото всего этого, но звуки, издаваемые выступающими, играли в его попытках не лучшую роль: мальчик то и дело с интересом смотрел на залитую светом сцену. Его щеки приобрели очаровательный цвет: Антон стеснялся, стыдился, не знал, как себя вести, предпочитая просто прятаться за полуприкрытыми веками. Он пытался отвлечься.
Естественно, это не получалось.
Напротив нас остановилась полуголая девушка. Она положила одну руку на свое бедро, соблазнительно изогнувшись всем телом. Ее оценивающий взгляд, направленный на звереныша, мне совершенно не понравился.
Мальчик, почувствовав, что на него смотрят, ощутимо вздрогнул, отодвигаясь вглубь дивана. Наверное, если б он мог, то пожелал бы провалиться сквозь землю или просто подтянуть колени к груди, уткнувшись в них лицом. Пожелал бы сбежать любыми способами… Но рядом сидел я – это меняло все. Всегда.
Девушка, видимо решив, что Антон подходит ей в качестве партнера на вечер, поправила сползшую лямку бюстгалтера, и подошла к нему вплотную:
- Привет. Не хочешь выпить? - она не замечала или не хотела замечать его смятение и нежелание общаться.
Запах ее приторных духов пробивался даже сквозь многочисленные «ароматы» клуба.
Антон испуганно посмотрел на меня.
Я, словно не понимая его молчаливой просьбы, вопросительно приподнял бровь.
- Ну, что скажешь? – девица продолжала добиваться ответа, игнорируя растерянный вид мальчика.
Она присела на подлокотник дивана и наклонилась к мальчику, протянула руку, чтобы коснуться его щеки.
Антон судорожно вцепился пальцами в мое запястье и сдавленно произнес:
- Егор…
И я сжалился над ним. Потому что мальчик все делал правильно: он – мой. И он не должен позволять никому – никогда – касаться его, желать его, быть рядом с ним. Отравлять запахом своих духов, заставляя сомневаться в своем выборе самопожертвования.
Отцепив пальцы Антона от себя, я приобнял его рукой, притягивая к себе как можно ближе:
- Он не пьет, - я надеялся на сообразительность девушки.
И на то, что мне не придется выпроваживать ее с… моей территории. Зачем злить меня? Я сейчас спокоен и рассудителен, но все может измениться.
Девушка презрительно посмотрела на меня, словно только что заметила мое присутствие, потом на Антона.
- Он что, на работе? – довольно хорошенькое лицо скривилось от отвращения, и она встала с дивана, брезгливо отряхиваясь.
Словно мальчик одним только своим присутствием мог испачкать ее.
Антон дернулся под моей рукой, и я крепче сжал его плечо, предостерегая: я все сделаю сам. Но почти неприкрытое оскорбление задело мальчика. Его сравнили со шлюхой. Нет, пожалуй, еще хуже – смешали с грязью.
- А ты? – мой ответ прозвучал жестко, - Если судить по макияжу и одежде – вернее ее отсутствию - то да.
- Придурки! – выкрикнула девушка, нервно дернув плечом, и отходя прочь, - Одни пидоры вокруг!
Антон повернулся ко мне, намереваясь что-то сказать или оправдаться, но именно в этот момент в кармане моих брюк завибрировал сотовый. Я сделал мальчику знак молчать, положив палец на его губы.
Номер, определившийся на дисплее сотового телефона, настороживал – это звонил человек, который занимался оформлением загранпаспорта для матери Антона.
Разговаривать с ним, находясь в клубе, было бесполезно – слишком шумно. Мне ничего не оставалось, как сбросить звонок.
Я медленно провел подушечкой пальца по губам звереныша:
- Мне надо ненадолго выйти. Сиди тут.
Взгляд звереныша снова стал перепуганным:
- Нет! Ты оставишь меня тут?! – мальчик с ужасом посмотрел в зал - на сцену - покраснев при этом еще больше.
Я встал:
- Ненадолго. Сейчас вернется Илья. Просто посиди и подожди его.
С этими словами, больше не слушая криков звереныша мне в спину, я направился к выходу.
Разговор с посредником занял довольно продолжительное время – часа полтора. Мне пришлось перезванивать не только ему, но и еще нескольким «полезным» людям. Ругаясь, упрашивая, требуя, злясь…
Однако все удалось уладить.
Я понимал, что пора возвращаться, понимал, что надолго оставил Антона одного, что Илья – довольно плохая нянька. Слишком плохая. Но я не мог отказать себе в том, чтобы еще несколько минут постоять на свежем воздухе, не заходя в душное помещение клуба.
Я хотел курить. И я курил, размышляя о том, во что постепенно превращается мой разум. И не только он…
Мир вокруг тоже изменялся. Он кружился, прямо как снег над моей головой, и летел сквозь оглушающую своей тишиной тьму. Я никак не мог найти точку опоры в этой темноте.
А еще в последнее время мне перестали сниться сны. Было ли это следствием усталости, в связи с заботами о матери мальчишки, или еще что-нибудь – я не знал. Но мне казалось, что ночи бесконечны и холодны. Даже если рядом был Илья, даже если мы трахались как кролики, даже если я не думал, что в моем доме теперь живет тот, кто сводит меня с ума.
Я чувствовал духоту. Такую же, как бывает летом: все затихает и нечем дышать. А потом приходит дождь – ливень с грозой и молниями. Я боялся этого дождя. Что он разрушит все, что удалось создать. Весь мой хрупкий мир с не менее хрупким равновесием, рухнет под тяжелыми каплями. Каждая из которых будет пощечиной – издевательством. Будет голосом, смеющимся надо мной.
Кто убежит от ужаса — тот свалится в яму, а кто выберется из ямы — угодит в силки.*
Я выкинул сигарету, пригладил волосы, пытаясь избавиться от пугающих мыслей, и решительно вошел в клуб.

* Егор цитирует Ветхий Завет. А именно Иеремию, стих 48:44.

 Отправлено: 16.09.09 11:31. Заголовок: Неприятный холодок п..

Неприятный холодок прошел по моей спине, когда я взглянул туда, где оставил мальчика: диван был пуст.
Я оглянулся, в панике шаря взглядом по танцующей толпе, официантам, стриптизерам, скучающим охранникам.
Музыка била по нервам… Звереныша нигде не было видно.
Я вертелся, отыскивая Антона, но все безрезультатно.
Где, где он? Здесь, на улице?
Люди вокруг… Внезапно мне показалось, что это не людская толпа, а какое-то чудовищное море, где каждая волна – человеческое лицо.
И, быть может, это море уже поглотило звереныша. А меня не было рядом: я решал _ее_ проблемы. И пусть потом мне не говорят, что в этом некого винить!
Надо найти Антона… пока еще не поздно.
Пробираясь к выходу, надеясь найти мальчишку там, я почувствовал, как кто-то схватил меня за руку, останавливая.
Я развернулся и увидел Илью. Рыжий покачал головой, осматривая меня, и чуть ли не силой оттащил обратно к дивану.
- Сядь!
- Где он? – спросил я, опускаясь на диван.
- Не волнуйся, - Илья упал рядом, всем телом прижимаясь ко мне.
- Илья, сейчас не…
- Да расслабься ты, - с раздражением произнес рыжий, - Вон он.
Я проследил взглядом направление, которое указал мне Илья – там был танцпол.
Пришлось напрячь зрение, но, действительно, через несколько секунд среди танцующих людей я заметил мелькающий хвостик звереныша.
От стыдливости и страха, которые мальчишка испытывал перед моим уходом, не осталось и следа. Антону было явно весело: он пытался копировать чьи-то движения, дергаясь под музыку, размахивая руками, и смеясь.
Его непосредственность убивала. Не знаю, что было бы хуже – наигранное притворство или вот это.
Я вопросительно посмотрел на Илью. Тот только пожал плечами:
- Мы хотели сменить обстановку, развлечься, а не просидеть целый вечер со скучающими или испуганными мордами.
- И ты вытащил его танцевать, - я даже не спрашивал: я утверждал.
Потому что Антон сам бы ни в жизнь … Я, во всяком случае, на это надеялся.
- Ага. Когда я принес выпить, - Илья указал рукой на столик перед диваном, на котором стояли три бокала, - он сидел с таким выражением лица, как будто его сейчас начнут насиловать. Разве ты против, если он немного порезвится?
Я молчал, не зная, что ответить. Мною давно уже было отмечено, что бескорыстие рыжего очень… корыстно.
Илья истолковал мое молчание несколько иначе:
- Ты ревнуешь, - он отстранился от меня и откинулся на спинку дивана, прикрывая глаза.
- Нет, - неуверенно произнес я.
Илья приоткрыл один глаз и покосился на меня:
- Неужели?
Я посмотрел на танцпол, где скакал Антон, окруженный девушками и молодыми людьми. По-своему совершенно счастливый, обо всем забывший. Словно ребенок…
Это сравнение было неожиданно неприятно. Ведь он и есть ребенок. Которого я украл, которого мне приходится шантажировать.
- Я не ревную, - сдержанно произнес я, беря в руки один из стоящих на столе бокалов и отпивая из него половину.
Алкоголь приятно обжег горло, разливаясь внутри меня жидким теплом.
- Дай и мне, - попросил Илья, осторожно погладив мое бедро.
Я потянулся было за вторым бокалом - в том, что он предназначался для рыжего, не было сомнений: третий был с соком - но Илья остановил меня:
- Нет, я хочу попробовать из твоего.
Мне было все равно.
Рыжий сделал пару глотков и блаженно улыбнулся:
- Иди ко мне, - он поставил бокал на стол.
Я еще раз взглянул на Антона, и откинулся на спинку дивана. Илья развернулся ко мне, закидываю свою ногу на мое колено, проводя рукой по моей груди, перебирая пальцами пуговицы рубашки. Я улыбнулся.
Все хорошо. Тревоги пропадали, уходили вникуда. Теперь я мог позволить себе отвлечься. Тесное «общение», алкоголь, немного музыки – все, что мне было нужно в данный момент.
Я повернулся к Илье, кладя руку ему на затылок и притягивая к себе для поцелуя. Рыжий, блаженно улыбнувшись, и сам потянулся ко мне.
Целовался Илья просто шикарно. Все мысли исчезали из моей головы, таяли под его напором. Рыжий постанывал, легко покусывая мои губы. Его руки гладили меня, не переставая: плечи, живот, шею – все, до чего только могли дотянуться. И мне было совершенно наплевать на тех, кто нас может увидеть.
Я больше не пытался контролировать ситуацию: не выпускать Антона из своего поля зрения. Движения Ильи становились более нетерпеливыми, порывистыми. И мне было удобно и легко подчиняться заданному им ритму.
Мои глаза закрывались от наслаждения, реальность отодвигалась на второй план.
Поэтому я вздрогнул, когда кто-то врезался в наш столик. Бокалы жалобно зазвенели, соприкоснувшись друг с другом стеклянными боками.
Мне с трудом удалось оторваться от Ильи, которому, судя по всему, было все равно, что происходит вокруг.
Я тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться.
Опираясь руками о столик, тяжело дыша, напротив нас стоял растрепанный Антон.
Я медленно отодвинулся от Ильи:
- Ты… - начал было я, но мальчик меня перебил, выдав неожиданную фразу.
- Тут так классно! – его глаза блестели от возбуждения, - Мне еще никогда не было так весело.
С этими словами Антон схватил со стола один из бокалов. Это не был бокал с соком. И сделал два больших неаккуратных глотка из него.
С края губ мальчика потекли крупные капли: по подбородку, падая на влажную от пота рубашку.
Илья, до этого вальяжно развалившийся на диване, резко дернулся вперед. Это был его бокал. Рыжий даже вытянул вперед руку, пытаясь ухватить Антона за кисть, но мальчик увернулся от прикосновения, вытирая ладошкой рот и морщась:
- Гадость! – прокричал он, со стуком ставя бокал на стол.
Илья приоткрыл рот, словно хотел что-то сказать, но вместо этого немного нервно взъерошив свои волосы, снова откинулся на спинку дивана, внимательно смотря на мальчика. И чем дольше рыжий на него смотрел, тем шире становилась его улыбка.
Антон, все еще морщась, потер кулаками глаза и тряхнул головой. Он хотел сказать еще что-то, но из танцующей толпы раздалось несколько нестройных голосов, зовущих его обратно.
Антон махнул кричащим рукой, и развернулся ко мне, пытаясь улыбаться. Его улыбка выходила кривой и неестественной.
- Я… можно же? – при этом он сделал несколько шагов назад и пожал плечами, наклонив голову набок.
Мне совершенно не хотелось сейчас с ним возиться, на что я был бы обречен, если б не позволил ему уйти.
Поэтому я просто кивнул.
- Спасибо! – с этими словами Антон убежал к своим новым «друзьям», которые встретили его громкими воплями.
- В чем дело? – я развернулся к Илье, который задумчиво похлопывал пальцем по своим губам, не отрывая глаз от Антона.
- М? – рыжий рассеянно повернулся ко мне, - Что ты сказал?
Я нахмурился:
- В чем дело, - вкрадчиво повторил я, и это прозвучало уже не как вопрос.
На лице Ильи было выражение, которое решительно мне не нравилось.
- Ни в чем, мой хороший, - рыжий внезапно масляно улыбнулся, подхватил со столика мой бокал, со все еще недопитым коктейлем, и впихнул его мне в руку.
Я сделал глоток, и Илья снова полез целоваться. Он делал это с таким пылом, что меня начинало удивлять поведение рыжего.
- Илья… - я попытался было возразить, но рыжий не дал мне сказать ни слова, затыкая рот поцелуем.
Он забрался ко мне на колени, сжимая ногами мои бедра, и жарко шепча в ухо:
- Я хочу, Егор, - Илья куснул меня в шею и простонал, когда я поднял руку и погладил его по спине, опускаясь ладонью на ягодицы, - Егор… давай… прямо сейчас.
Он потерся ширинкой о мой пах. И мне расхотелось с ним спорить.
Илья расстегнул молнию на моих брюках и нырнул туда рукой, заставляя уже меня застонать и выгнуться навстречу его чутким пальцам. Даже если рыжий и не понимает меня: он прекрасно знает мое тело.
Я понимал, что трахаться здесь, глупо, но… Господи, как же мне этого вдруг захотелось!
Мне не надо было сдерживаться, алкоголь уже давно подогрел мою кровь до уверенного «да». Сегодня можно делать все, что придет в голову. Даже если завтра я буду об этом сожалеть.
Я отвечал на ласки Ильи, распаляясь и теряя голову. Музыка постепенно становилась глуше: мне было слышно только громкое дыхание Ильи, ласкающего мой член.
Сквозь полуприкрытые веки я видел искаженное лицо рыжего. И так захотелось, чтобы приятно было не только мне: я расстегнул Илье джинсы, освобождая его возбужденную плоть и соединяя наши руки в одном ритмичном движении.
Илья часто задышал и, уже не сдерживаясь, стонал в голос, ожесточенно помогая мне бедрами.
Сквозь пелену наслаждения до меня доносились крики и свист людей.
Я закусил губу, пытаясь продлить свои ощущения, и откинул голову назад, выгибаясь всем телом навстречу Илье.
- Еще!!!
Рыжий снова укусил меня, уткнувшись куда-то в изгиб плеча.
- Еще-о-о-о!!!
Я выдохнул, обхватывая своего любовника за плечи.
- Да-а-а! Давай еще!
Чувствуя близость оргазма, мои пальцы сжали движущуюся руку Ильи. Мой взгляд расфокусированно скользнул по танцующим людям, ярким бликующим шарам под потолком, по сцене…
- Ваууу! Давай брюки! И брюки!
Я вздрогнул и замер. Дурман наслаждения осыпался, словно осколки разбившегося стекла.
Илья почувствовал перемену в моем настроении и жарко зашептал мне в шею, перемежая слова с легкими покусываниями:
- Что? Что случилось?
То, чего я себе даже представить не мог.
Мое желание сменилось раздражением, что, естественно, отрицательно сказалось на эрекции.
- Слезь, - негромко сказал я в ухо рыжего.
Илья чуть отстранился, все еще пытаясь тереться об меня бедрами:
- Егор… что ты?.. – он толкнулся опять, но я жестко спихнул его на диван, застегивая ширинку и одергивая рубашку.
- Егор! – возмутился рыжий, но проследив мой взгляд, сначала громко охнул, а потом рассмеялся.
С Ильей я мог разобраться потом. Его паясничество сейчас было тем, что интересовало меня меньше всего.
Мой взгляд был прикован к стрип-сцене, на которой, между двумя полуголыми девушками, извивался звереныш.
Это не укладывалось в моей голове: он стеснялся, зажимался, льнул ко мне, а потом… потом вышел на сцену?!
Вокруг сцены собрались чуть ли не все посетители клуба, подбадривая Антона криками.
Мальчик, высоко подняв руки, улыбаясь, танцевал между девушками. Они гладили его по плечам, груди, спине и даже по ягодицам. Он смеялся, запрокидывая голову, совсем по-детски подпрыгивая, и что-то выкрикивая при этом.
- Ну, что, пригрел змею? – раздался шепот около моего уха, заставивший меня вздрогнуть, - А я тебя предупреждал.
Я сжал руки в кулаки.
- Я говорил тебе, что он всего лишь развратный мальчишка, который…
- Замолчи.
- … который поимеет тебя…
- Замолчи!
- … во всех отношениях и бросит! – проорал Илья.
Я развернулся к нему:
- Я не верю.
Рыжий рассмеялся:
- А это что?! – он рукой указал на сцену, где одна из девушек размахивала над своей головой рубашкой Антона.
Я стиснул зубы, чтобы не зарычать… не застонать в голос. Тварь! Он предал меня! Мое доверие! После того, что я сделал для его матери, он отплатил мне этим! Почувствовал, что теперь я не могу повернуть обратно? Какая же дрянь!
Алкоголь, принесший мне временное облегчение и возможность расслабиться, выветрился. Чувство легкости и забвения сменилось тихой яростью. Я прилагал неимоверные усилия, чтобы ее сдерживать.
Мне ничего не оставалось, как начать пробираться к сцене, бесцеремонно расталкивая плотно стоящих людей.
Движения девушек становились все откровеннее, и я видел, как Антон уже с трудом переводит дыхание от чувств, которые переполняли его в данный момент. Особенно в области паха.
Хотя мальчик все же делал вялые попытки отстраниться от девушек, но они, смеясь, прижимались еще ближе, оглаживая его.
Когда руки одной из них скользнули Антону между ног, я пробился, наконец, к сцене, и крепко сжал ее край.
- Антон!
Мой крик утонул в воплях:
- Снимай брюки!
Я лично толкнул одного из орущих и когда он возмущенно повернулся ко мне, прорычал:
- Заткнись! – тот отшатнулся от меня.
- С ума сошел?
Но мое внимание снова было приковано к сцене:
- Заткнись… - повторил я тихо и как-то беспомощно.
Девушка на сцене ловко подцепила тонкими пальцами язычок молнии на брюках мальчика. Антон подался чуть назад, и его обняла за плечи вторая девушка, не давая отойти дальше.
Я внимательно присмотрелся к зверенышу. Он моргал, глупо улыбался и все время оступался: его ноги то и дело разъезжались в стороны, словно у пьяного. Как бы ни был я зол, мне все же пришлось признать: что-то не так.
Какой бы дрянью – испорченной и похотливой – ни был мальчишка, что-то в его поведении было не естественно. Я оставил его испуганным сидеть на диване, а полтора часа спустя застал танцующим в зале. Что произошло, пока меня не было? Он – пил? Нет… он не показался мне пьяным или не в себе, когда подходил к нашему столику. Значит позже, когда мы с Ильей целовались на диване?
Я не мог найти ответа.
- Антон! – позвал я еще раз.
Мальчишка сделал вид, что не слышит меня. Хотя сложно было не услышать мой окрик на таком расстоянии.
Одна из девушек держала звереныша за плечи, стоя у него за спиной, пока вторая пробовала стащить его брюки с бедер. Они были слишком узки, и дело продвигалось с трудом.
Антон, наконец, перестал дергаться и скакать: теперь он стоял, смотря куда-то вверх, подаваясь бедрами вперед, широко расставив ноги.
Блаженно щурясь и не обращая ни на кого внимание, мальчик рассмеялся, задрав руки к блестящим переливающимся под потолком шарам.
Я протянул руку, пытаясь ухватить его за ногу. Но как специально, Антон шагнул чуть в сторону, становясь недосягаемым для меня.
Мне ничего не оставалось, кроме как вылезти на сцену. Если я не хотел увидеть стриптиз в его исполнении. А я не хотел… Не так.
Я оперся руками о сцену, подтягиваясь вверх. На меня возмущенно зашумели и попытались стащить обратно, но получив пару раз ногой или кулаком, отстали.
Краем глаза я увидел Илью, стоящего на расстоянии. Он серьезно смотрел на сцену – на звереныша – скрестив руки на груди. Ему было просто наплевать. На мальчишку, на меня… Он говорил, что любит, но разве любящий человек бросил бы меня в такой ситуации?! Нет…
Я вылез на сцену и сделал шаг к мальчику:
- Антон!
Звереныш обернулся на мой голос, пытаясь сфокусироваться на моем лице. Из-за невероятно расширенных зрачков его глаза казались черными.
Он словно не понимал кто перед ним стоит, замерев между извивающимися женскими телами, не сводя с меня своего темного тяжелого взгляда.
- Антон, - повторил я мягче, медленно и осторожно подходя ближе, словно мальчик был диким пугливым зверьком.
Он криво и неестественно улыбнулся мне.
Сейчас Антон был похож на дебила.
- Иди ко мне.
Мальчик протянул в мою сторону руку. Пальчики растопырились, когда он слегка пошевелил ими.
С ним точно было не все в порядке. И, похоже, чем дальше, тем ему становилось хуже.
Я не понимал. Такой эффект могли вызвать только…
Я резко остановился: догадка обожгла меня своей ясностью и неотвратимостью – наркотики.
Но когда он успел?! Он почти все время был у меня на виду! Я сомневался, что Антон согласился бы просто так что-то принять, а это значит, что его угостили чем-то, что не вызвало у мальчика никаких подозрений.
Я нахмурился: если бы мне стало известно, кто устроил все это, то убил бы этого ублюдка, не раздумывая! Но мальчишка… придурок!
Антон, заметив мою заминку, опустил руку. Одна из девушек дернула его на себя, скользя руками под ткань брюк и стягивая их еще ниже, чем ей удалось до этого. Мальчик удивленно посмотрел на нее, словно уже успел забыть о ее существовании.
Я решительно подошел к Антону и под свист толпы схватил его за руку, потянув на себя.
Он, запутавшись в полуопущенных брюках, фактически упал на меня. Теперь Антон прижимался ко мне обнаженной грудью, хватаясь за мои плечи руками, чтобы удержать равновесие.
Я почувствовал, как сильно колотится его сердце. Звереныш сжал пальцы на моих руках и засмеялся. Он уткнулся в меня лбом, и его худое тело ощутимо содрогалось от неестественно громкого, захлебывающегося смеха. Со стороны можно было подумать, что у Антона истерика.
Я искренне надеялся, что это не так.
- Пойдем отсюда, - я одной рукой, как мог, поправил на мальчике брюки, и увлек за собой.
Запинаясь и спотыкаясь, все так же заливисто смеясь, звереныш последовал за мной.
К нему тянули руки, дергали за одежду и волосы. Но он даже не уворачивался.
Илья, словно чертик из табакерки, возник около меня:
- Веселью пришел конец, так, Егор?
- А ты не видишь? – огрызнулся я.
- Вижу, - Илья достал пачку сигарет, вызвав у меня острое желание закурить.
Рыжий вытащил сигарету и с ненавистью посмотрел на вздрагивающего от смеха мальчика.
- Ты сам предложил его взять.
- Веришь-нет, жалею, - процедил Илья, закуривая.
- Верю, - подталкивая мальчика в спину, ответил я.
Мой взгляд упал на наш столик со стоящими на нем бокалами. Меня неожиданно озарила догадка, и я резко развернулся к Илье:
- Что ты себе заказывал?
Рыжий прищурился:
- Коктейль с текилой.
- И это все.
- Ты же видишь.
- Нет, я не вижу! Что еще было в твоем бокале?
- Я не понимаю о чем ты! – жестко ответил Илья.
Я повернулся к зверенышу и встряхнул его за плечо, заставляя сосредоточиться на мне.
- Ты кроме напитка, который принес Илья, что-нибудь ел или пил?
Постанывающий от смеха мальчик, посмотрел на меня слезящимися глазами.
- А? А-а?.. – он не мог остановиться, и я слегка ударил его по щеке.
- Отвечай!
Он замотал головой так, что волосы упали на его лицо, закрывая глаза и раскрасневшиеся щеки. Я отвел руками их назад, сжимая пряди в пальцах, чуть оттягивая их вниз.
- Ты что-нибудь еще ел или пил?
- Нет… - с трудом произнес мальчик.
- Точно?
Звереныш засмеялся еще громче, дергаясь в моих руках. Я отпустил его и яростно обернулся к курившему Илье.
- Дома поговорим.
Убить его прямо сейчас было слишком сильным искушением.
- Да как пожелаешь, - Илья казался спокойнее некуда, и это еще больше раздражало меня.
Он планировал это или просто так получилось?
Я вспомнил, как Илья дернулся, когда звереныш взял его бокал. Значит, он не планировал, но тогда…
Я еще раз повернулся к Илье. Тогда это предназначалось для меня? Или Илья сам хотел… обострить свои ощущения?
Любой из вариантов вызывал у меня отвращение.
Подумать только: я хотел расслабиться. Или именно так я должен был получить удовольствие? Илья знает, что я принимаю лекарства – эффект был бы непредсказуем…
Мне вспомнился фильм, где мужчине в выпивку подмешали наркотики. И как он потом корчился на полу с белой пеной на губах…
Меня передернуло, и я сжал запястье Антона, таща мальчишку за собой к выходу.
Мое пальто осталось в клубе, как и верхняя одежда Антона, но сейчас это волновало меня меньше всего.
На улице пробирающий холодом ветер немного умерил мою злость - стало легче. С Антоном все обстояло иначе.
Мальчик тихо постанывал, все еще не в силах остановиться и не хихикать: на полноценный смех у него уже не хватало ни сил, ни голоса.
Я толкнул его к машине, с брелка отключая сигнализацию. Антон оперся ладонями о капот.
Я открыл дверцу и затолкнул совершенно не сопротивляющегося звереныша в салон.
В дверях клуба показался Илья с нашей одеждой. Было видно, что он торопился.
- Егор…
- Сам доберешься, - зло произнес я, подходя к нему и отбирая свое пальто и куртку Антона.
Илья ничего не ответил, но сигарета дрогнула в уголке его губ.
Я сел в машину, завел мотор, и резко тронулся с места, оставляя рыжего и клуб позади.
Антон, лежа на заднем сидении, упирался обеими руками в спинку моего кресла и ритмично бил ногой по соседнему.
Теперь он издавал звуки, которые были больше похожи на всхлипы. В зеркало заднего вида я видел, как кривится лицо мальчика в какой-то пародии на улыбку. Если бы я только знал, что делать в подобных случаях.
Я сжал руль в руках.
Всхлипы Антона постепенно перешли в икоту. И, похоже, что это только еще больше «развеселило» его.
…Добравшись до своей квартиры, пережив несколько неприятных моментов в холле первого этажа и в лифте, я заволок звереныша в ванну.
На него было страшно смотреть: покрасневшие глаза, припухшие губы, растрепанные волосы…
Понимая, что уже поздно, но искренне надеясь, что это хоть немного поможет, я включил холодную воду, перегнул мальчика над бортиком ванны и, придерживая его голову одной рукой, засунул два пальца другой руки Антону в рот.
Звереныш задергался, но я лишь глубже протолкнул пальцы, кладя их на самое основание языка.
Я хотел, чтобы его вырвало. Если его желудок будет пуст, то, может быть, он прекратит, наконец, смеяться?
- Не сопротивляйся, - почти нежно произнес я, - Это же для твоего блага.
Мальчик что-то нечленораздельно промычал. Я пошевелил пальцами. Тело Антона напряглось, и он закашлялся. По моей кисти потекла слюна. Я еще раз шевельнул пальцами… И еле успел убрать руку: Антона стошнило.
Я зачерпнул воды, умыл его и снова засунул руку ему в рот. На этот раз мальчика стошнило быстрее. Я проделывал это до тех пор, пока из звереныша не стала выходить лишь желчь и слюна.
Умыв еще раз, переставшего издавать странные звуки мальчика, я усадил его на бортик ванны, придерживая за плечи.
- Не надо больше, - хриплым, севшим голосом попросил меня Антон.
- Больше не буду, - я осторожно убрал мокрые пряди с его лица.
- Я не виноват, - звереныш с каким-то отчаянием посмотрел на меня.
- Я знаю, - я все еще не отрывал своих рук от его лица, поглаживая пальцами влажные щеки.
- Мне было так хорошо, а потом… все закружилось… и стало смешно.
- Знаю… знаю… - повторил я, приподнимая подбородок Антона.
- Я почти ничего не помню, - проскулил жалобно он.
Я нагнулся и прижался губами к влажным волосам мальчика, успевшим впитать в себя почти все запахи клуба. Но в данный момент ничто не могло испортить Антона.
И, тем не менее, я потянулся к крану и открыл горячую воду:
- Прими душ, - с неохотой отстранился я от звереныша.
Мальчик тупо смотрел прямо перед собой.
Мне пришлось потрясти его за плечо:
- Антон.
- А? – сонно откликнулся он.
- Душ, - я указал рукой на бегущую воду.
Мальчик вяло посмотрел туда, куда я указал. Его недавнее возбуждение сменилось полной апатией.
- Тебе помочь? – осторожно спросил я, трогая Антона за руку: похоже, что сейчас он воспринимал мои слова, только после тактильного контакта.
- Нет, - с этими словами мальчик стал стягивать с себя брюки.
Только сейчас до меня дошло, что они все это время были расстегнуты.
Я кивнул и вышел из ванны, прикрывая за собой дверь.
Мне нужно подумать – это переходит уже все границы. Я прошел на кухню. В кофеварке было немного кофе. Я, не подогревая его, налил себе в кружку.
Кофе был очень крепким и горьким. Но это было тем, что необходимо.
Я выпил кофе, посидел на кухне, вертя кружку в руках, пытаясь найти хоть какое-то оправдание для Ильи. Потом всполоснул ее и пошел посмотреть, как там звереныш.
Я столкнулся с ним в дверях ванной. Мальчик был замотан в мое полотенце. Его взгляд не стал более живым, зато теперь от него не пахло сигаретами и алкоголем.
Я молча отошел в сторону. Антон прошел мимо меня в свою комнату. Когда он закрыл за собой дверь, из коридора послышался звук открывающегося замка.
Пришел Илья.
Я направился в спальню и тяжело опустился на кровать.
Минут через пять в комнату вошел Илья. Я хмуро посмотрел на него.
- Я должен начинать оправдываться? – спросил он.
- Это было бы разумно.
- Ты хотел сказать «логично»?
- Нет. Разумно.
- Потому что ты заебаться как зол, - Илья опустился в кресло.
- Ты совершенно прав.
- Можно узнать почему? Разве это я должен извиняться: это ты бросил меня в клубе!
- Ты не слишком спешил вернуться.
- Я хотел лишь немного расслабиться.
- Предполагалось, что это буду делать я.
- Я просил обращать внимание на малолетнего идиота и спасать его из этого притона разврата? Я предлагал тебе себя. Этого было мало?
- Ты подмешал наркотики в коктейль.
- Ты можешь это доказать?
- Достаточно посмотреть на Антона: он такой после того, как выпил. Больше он ни к чему не притрагивался.
- Ага, только к сиськам тех стриптизерш.
Я опустил голову, стараясь не реагировать.
- Зачем ты принес наркотики?
- Ты не можешь…
- Я все могу, - я вскинул голову и в упор посмотрел на Илью, - Зачем?
Илья пожевал нижнюю губу и пожал плечами:
- Хотелось усилить ощущения.
- Свои?
- А чьи еще?! – неожиданно зло ответил Илья, - Бокал был мой!
- Но пил ты все время из моего!
- Так вышло!
- Почему ты мне не сказал?
- А почему я должен был перед тобой отчитываться? Ты был бы против!
- Естественно! – я мотнул головой и потер виски руками, - Тогда почему ты не предупредил меня об эффекте? Ты же видел как Антон пил…
- Я не знал, что с ним это будет так.
- А как с ним это должно было быть?!
- Да никак! – Илья порывисто встал, - Он просто должен был расслабиться…
- Он и расслабился.
- Не так! – Илья подергал себя за волосы, - Он… Я не знаю. Я просто долго не трезвею после, и все мои чувства обостряются.
Илья встал из кресла и стоял теперь посередине комнаты, опустив руки.
- Почему же ты не пил то, что приготовил?
- Потому что… - он слегка замялся, - Мне было хорошо и без этого. С тобой… всегда хорошо без всей этой дряни.
Я встал:
- Врешь. Ладно, на этот раз я ничего не буду предпринимать, хотя мне очень хочется удавить тебя прямо сейчас. Но если ты еще раз устроишь что-нибудь подобное, я не буду сдерживаться. Я – не добрый, Илья. Просто запомни.
Я смерил взглядом его застывшую фигуру:
- Лягу в кабинете, хотя логичнее было бы выгнать тебе ко всем чертям. Но я обещал, - я переступил порог комнаты, - До нового года, Илья, я терплю тебя только до нового года.
Выйдя из комнаты, прежде чем идти в кабинет, я решил проведать Антона.
В его комнате горел ночник. Мальчик, как был завернутый в полотенце, лежал на диване.
Я сдернул покрывало с его кровати, откинул одеяло. Потом взял Антона на руки и перенес в постель.
Немного подумав, я выпутал тощее тело мальчика из полотенца.
Он лежал передо мной обнаженный, и скудное освещение не скрывало жестоких отметин на его теле, оставленных мной в разное время.
Я нагнулся и медленно провел пальцем по выступающим, мерно вздымающимся ребрам, талии, тазовым косточкам. Когда моя рука коснулась мягких паховых волос, я замер. Я мог сделать с ним все, что угодно. Мог убить, уничтожить этого мальчика прямо сейчас: достаточно было знать, где проходят основные артерии. Я знал. Но в очередной раз приходилось признавать, что мне совершенно не хочется мучить его.
Я, вздохнув, отстранился от звереныша. Он был слишком большим искушением для меня. Я хочу им обладать, сделать наши тела одним целым, но… моего желания слишком мало: мне нужно и желание этого существа. Хочу, чтобы он продал мне свою душу.
Я прикрыл Антона одеялом, и погасил ночник.
Когда я развернулся, то увидел в светлом дверном проеме фигуру Ильи.
Я вытолкнул его в коридор, прикрывая вход в комнату.
- Тебе тут нечего делать.
- Кто он для тебя?
- Это тебя не касается.
- Мне так не кажется.
- Достаточно того, что это кажется мне.
- Ненавижу тебя.
- А мне все равно. До. Нового. Года.
Я прошел в кабинет, но Илья окликнул меня:
- Тебе необязательно спать тут.
- Я не хочу тебя видеть.
- По крайней мере, честно сказал.
- Илья, - я опустился на диван, - выйди.
Рыжий, не обратив никакого внимания на мои слова, подошел ко мне.
- Илья…
- Тссс, - он прижал палец к моим губам, - Помолчи немного.
Я выжидающе посмотрел на Илью.
- Я понимаю, что виноват. В последнее время я делаю все не так. Не потому что специально хочу тебе досадить, а потому что… ревную.
Я приподнял одну бровь, показывая, что отношусь к его словам скептически.
- Ты можешь мне не верить, - продолжил Илья, - я, наверное, заслужил это. Но я не могу перебороть себя: я понял насколько ты мне дорог только когда появился этот мальчишка.
Я молчал. Как он и хотел.
- На самом деле, я не хочу знать кто он для тебя. Я боюсь узнать правду. Но и не понимать, что происходит тоже мучительно для меня.
Илья отстранился, убирая палец от моих губ:
- Для меня все связанное с тобой мучительно.
- Что ты хочешь? – у меня не было сил в очередной раз выяснять отношения.
- Я не знаю, - Илья медленно отвернулся и сделал несколько шагов к двери, - Тебя?
- Ты меня, - я усмехнулся, - имеешь.
Рыжий обернулся:
- Мне этого мало.
Я вздрогнул, а он продолжил:
- Я хочу тебя всего. Я готов убить его. Он мне противен. Он не тот, кем хочет казаться, и только ты не замечаешь этого.
- Все?
- Все.
Илья, переступив порог кабинета, вышел. Я лег на диван и вздохнул: благодаря крепкому кофе, совсем не хотелось спать.
Илья не виноват… не_виноват. Он всего лишь хотел…
Я резко сел на диване, и сжимая руками виски, посмотрел на дверь.
- Что мне делать? – спросил я пустоту комнаты, - Что же мне делать?
Моего отчаяния хватило бы на двоих. Моей боли хватило бы на двоих. Моей жизни хватило бы…
Да. Все верно. Только у меня никогда не было этих «двоих».
- Только я один, - произнес я, падая на диван, и зарываясь лицом в подушку.